Книга: Оружейная машина
Назад: Двадцать шесть
Дальше: Двадцать восемь

Двадцать семь

Тэллоу вырулил из Эрикссон-плейс и понял, что до смерти устал. Еще его терзало смутное разочарование, да и в успехе он был совсем не так уверен — хотя перед лейтенантом держался молодцом. Доказательств по-прежнему не имелось. Только теория, которая с каждым днем и новым фактом расползалась и становилась все более диковатой и — что греха таить! — безумной. Он попытался сосредоточиться на чем-то, кроме вождения, и принялся перебирать в памяти моменты встречи с человеком из квартиры 3А. Надо сосредоточиться, вспомнить каждую секунду, каждую деталь. Цвет его волос и щетины. Его запах. Язык его тела. Как он двигался, как взял у Тэллоу сигарерту. Как отломил фильтр и положил его в карман.
— Вот ублюдок, — пробормотал он.
Может, он его отломил просто потому, что ему сигареты с фильтром не нравились. С другой стороны, как было бы замечательно вернуться туда и найти фильтр с прекрасным отчетливым отпечатком на тонкой бумаге.
Тэллоу вывернул руль, заехал одним колесом на тротуар и ударил по тормозам. Он чудом не собрал за собой «паровоз» из столкнувшихся автомобилей. Его маневр приветствовали яростным разноголосым хором гудков и бибиканья, но он этого даже не слышал.
Значит, фильтр он отломил. Но сигарету-то он докурил! Значит, от нее остался окурок! Он, конечно, аккуратненько так фильтр в карманчик положил, но окурок-то — совсем другое дело, тут не отломишь просто так горящий кончик и в карман бычок не сунешь! Или сунешь? Нет. От него не воняло. А окурок — тот бы обязательно завонялся в кармане, а это не такой человек, чтобы обнаруживать себя по запаху, он явно любит подкрадываться незаметно. Значит, он должен был бросить окурок и притоптать его. Или просто выкинуть, чтобы тот сам прогорел.
Глупо, конечно, на это надеяться, но…
Тэллоу съехал с тротуара и помчался — насколько позволяли пробки — на Перл-стрит.
Запарковался он на противоположной стороне улицы. Вытащил из бардачка перчатки, застегивающийся пакет для улик и пинцет. Встал на то место, где увидел убийцу. Огляделся, лихорадочно прикидывая: так, он ведь ушел до того, как тот докурил. Тэллоу встал так, как стоял убийца. Сунул в руку в карман — вот так он клал туда фильтр. Поднес к губам пинцет на манер сигареты. Выдохнул воображаемый дым.
А теперь представим, что вот — сигарета докурена. Кончик уже обжигает пальцы. В тот день Тэллоу тоже выкурил и выбросил свою сигарету. Что ж, посмотрим в водостоке. Три бычка, опавшие листья, разбитый стеклянный стаканчик, пенни и пустой пакетик из-под чипсов. Все бычки раздавлены и помяты — по ним либо проехались, либо потоптались. И все с фильтрами. Тэллоу наклонился и присмотрелся к мусору. Да, один из бычков его, он курил сигарету этой марки.
Тэллоу осмотрелся: и где же он мог затушить сигарету и не обжечь пальцы?
Нигде.
Тэллоу опять склонился над водостоком. И поднял пакетик из-под чипсов.
Он посмотрел на небо. Сделал глубокий вдох. Унял дрожь в пальцах усилием воли.
В течение нескольких отвратительно долгих секунд разочарование подстерегало его, свернувшись холодным змеиным кольцом под сердцем, а он разворачивал, раскрывал и рассматривал пакетик. Его кто-то вытащил из водостока, свернул, завязал узлом, наступил, чтобы тот выглядел естественно раздавленным, и выбросил обратно — чтобы на него никто не обратил внимания, растоптал и переехал.
В пакете обнаружился окурок.
Тэллоу расхохотался.
Он вытащил окурок, опустил его в спецпакет и застегнул. Потом вернулся к машине с добычей и положил пакетик из-под чипсов в другой пакет.
«Я просто хочу доказать, что ты — не невидимка», — сказал про себя Тэллоу.
Шагая через холл здания на ПП, 1, Тэллоу почувствовал — что-то не то. Он все еще находился в сверхсобранном состоянии и потому так чутко отреагировал. Просто люди впервые с тех пор, как он получил это дело, стали смотреть на него. Тэллоу прибавил шагу, бодро помахивая сумкой с ноутбуком, и отбежал к самому дальнему лифту.
Через экспертный отдел он просто промчался. Бэта он нашел в их со Скарли захламленной берлоге: тот лежал, распростертый на верстаке. Говорить он начал, даже не подняв головы и не взглянув на Тэллоу:
— Бай Га, — сказал Бэт. — Двадцать четыре года, родом из Инчхона, Южная Корея. Убит в Адской Кухне полтора года назад. Математик. Оружие убийства — «Дэу ДП-51». Это пистолет южнокорейского производства.
Тэллоу очень аккуратно поставил на верстак сумку:
— Математик, значит. Он здесь учился?
— Работал. В какой-то финансовой компании, называлась «Стратеджилекс». Взаимные фонды или что-то в этом роде. Я в финансовых делах не особо разбираюсь.
— Мне нужно имя кого-то из этой компании. Желательно босса. И телефонный номер. А где Скарли?
— За твоей спиной.
— Иисусе! Ладно. У меня кое-что для тебя есть. Бэт, никуда не уходи.
— Джон, это как-то не укладывается в общую схему. Какой-то выбивающийся из модели результат. Он застрелил корейского чудо-математика из специально подобранного оружия, обставив это как ограбление, но жертва никак не связана с тем, что мы уже знаем.
— Не согласен, — ответил Тэллоу, открывая сумку. — Скарли, смотри. Вот.
— Это что еще за хрень?
— Помнишь, я говорил, что, похоже, видел нашего парня? И он стрельнул у меня сигарету. Оторвал фильтр и положил в карман. Выкурил сигарету. Но окурок в карман класть не стал, потому что тот заводился бы. Поэтому он засунул его в пустой пакетик из-под чипсов, валявшийся на мостовой. Ведь вряд ли нашелся бы псих, что вернулся бы и перебрал весь мусор в водостоке в поисках одного-единственного окурка, который бы так или иначе снесло бы ветром или смыло вниз по водостоку?
Скарли одарила его мрачным взглядом:
— Это будет псих, который реально считает, что мы сможем выцепить что-нибудь с окурка, который явно был еще горячим, когда его клали в пакет, и потому тот пакет расплавился и залил окурок пластиком?
— Это я, да. Но окурок-то длинный. А как же иначе? Фильтра-то нет. И потом, ему вкус табака все равно не нравился.
Скарли так же мрачно оглядела вещдок.
— Ну, блин. Ладно. У нас две попытки. Бэт, выгони всех на хрен из лаборатории и смотри, чтобы пластиковые контейнеры простерилизовали.
Бэт сидел за ноутом и корябал что-то на старой распрямленной картонной ручке от стаканчика из-под кофе. Картонку он сунул Тэллоу:
— Ну, что тут у нас?
Скарли уже вытаскивала резиновые перчатки из кармана штанов:
— Сигаретная бумага — попытаемся снять с нее отпечатки, и я хочу отрезать конец, который во рту был, — давай его быстро посмотрим на белок ЕА1.
— Быстро? — переспросил Бэт.
Как скоро он переключился в профессиональный режим…
— Ну да. На все остальное времени нет.
— Отрезать, говоришь… проблемка тут может быть. Нам для быстрого анализа нужен квадратный сантиметр бумаги — залезем на место, где отпечатки пальцев.
— Нет, если мы отрежем весь кончик, как раз сантиметр и выйдет по окружности. Табак прибережем на случай, если нам дадут больше времени.
— Так, одну минутку, — встрял Тэллоу. — Больше времени? Быстро посмотрим?
Скарли вздохнула:
— Босс моего босса сказала моему боссу, что это дело отжирает слишком много ресурсов. Нас с него снимут, причем скорее рано, чем поздно.
— И кого мне дадут вместо вас?
— Никого, Джон. Я не очень понимаю, что происходит, но за последние два дня мир изменился. Все наши грехи отпустили, и дело пойдет ко дну, как только какой-нибудь говнюк найдет якорь поувесистей. Возможно, прямо твоего размера.
Тэллоу прислонился к верстаку.
Лицо Скарли окаменело:
— Значит, так. Мы сидим и ждем, когда нас погонят. Но пока время есть, сделаем, что должны. Поэтому мы используем быстрый метод, и выгоняем людей из лаборатории, и вообще стараемся по максимуму все отработать. Хорошо?
— Хорошо. Идите.
— А мы и шли!
Бэт растопырил руки и выпихнул Скарли из комнаты:
— Слушай, он всего лишь свою работу пытается делать, что ты на человека бросаешься!
— Я не бросалась!
— Еще как бросалась!
— Я не виновата, я, блин, аутист!
Тэллоу прочитал накорябанное Бэтом и набрал номер. Пререкания с разного рода секретарями и ресепшенистами заняли примерно девяносто секунд, зато в конце он был вознагражден тем, что услышал в трубке голос топ-менеджера по фамилии Бенсон.
— Миссис Бенсон, благодарю, что согласились уделить мне время. Я буду краток: в данный момент я расследую одно убийство, и сейчас выяснилось, что оно связано со смертью вашего сотрудника Бай Га. Вопрос, который я хочу задать, очень простой. Мне нужно знать, чем конкретно он у вас занимался.
— Бай? О, Бай был фантастически хорош… Он писал для нас алгоритмы.
У нее был голос Лорен Бэколл — с характерной хрипотцой, когда в жизни женщины слишком много сигарет и бренди, женщины умудренной, но все еще молодой и способной к разочарованиям.
— Новое поколение, они такие. Прекрасный английский — он ведь из портового, совершенно космополитичного города, — и он был просто великопен, такой талант. Работать с ним было так приятно! Раньше для написания алгоритмов нам приходилось нанимать русских физиков, а они же психи через одного. Бай вывел бы нас на следующий уровень…
— Речь идет об алгоритмической торговле?
— Да.
— У вас его хотели переманить? Кто-нибудь конкретный?
Она рассмеялась:
— Да все хотели! «Голдман Сакс», «Вивиси», «Блэкрок» — да все. Но он отказывался. Он был так молод — и верил в лояльность, милый хороший мальчик.
— Вам он нравился.
Снова этот смех:
— Я за ним присматривала. И я все думаю: а что бы случилось, если бы я не открыла перед ним дверь того шкафа?.. В тот вечер он отправился на вечеринку в одно из этих жутких новых зданий в Клинтоне, ну, знаете, у него там было назначено свидание с новым бойфрендом. Тот был тоже очень милый молодой человек, студент, изучал архитектуру. Да, я настаивала, чтобы Бай время от времени выбирался из своей пещеры одинокого мага-отшельника… И я сказала: «Вот, ты отыскал милого молодого человека, который хочет вывести своего потрясающего бойфренда в свет, — ну так иди, чего ты ждешь!»
Тут она замолкла. А когда заговорила снова, голос ее звучал глухо и жестко:
— А потом. Потом его застрелили. Как собаку.
— Последний вопрос. Я задаю его чисто из любопытства, но мне бы очень хотелось получить на него ответ. Как смерть мистера Га повлияла на ваш бизнес?
Миссис Бенсон рассмеялась:
— Если бы Бай продолжил у нас работать, Энди Мейчен бы мне туфли чистил. Детектив, этот мальчик был незаменим. Он по-прежнему незаменим. Такие таланты рождаются раз в поколение.
— Благодарю за то, что уделили мне время, миссис Бенсон.
— Если вы что-то узнаете…
— Если мы узнаем что-либо, я обязательно вам позвоню.
— Благодарю вас. Дело ведь не в бизнесе. Мы прорвемся, что уж там. Но я… я тоскую по нему. И он не заслужил такой смерти. Совсем не заслужил.
— Благодарю вас, миссис Бенсон.
Тэллоу отключился и положил кусок картона в сумку. А потом пошел к лифтам, а от них — к модели квартиры убийцы в подвале здания.

 

А там уже стоял начальник округа Аллен Теркель.
Тэллоу приложил все усилия, чтобы не сбиться с шага при виде этого человека.
— Сэр, — приветственно кивнул он и проследовал к столу рядом с моделью.
— Детектив Джон Тэллоу. Что ж, выглядит впечатляюще.
— Благодарю вас, сэр. Чем могу помочь?
— Я пока не знаю, детектив. Я просто хотел посмотреть, что вы тут уже сделали — ведь эту комнату вы, как ни крути, украли у меня. В конце концов, это мое здание.
Теркель улыбался, изо всех сил изображая, что это просто безобидная подначка. Но Тэллоу было уже не провести. Он видел, что обручальное кольцо у Теркеля — весьма потертое. Значит, он часто его снимает. И не только когда в душ идет. Он его часто снимает и потихоньку опускает в карман. Теркель также весьма часто посещал очень недешевого парикмахера, и зубы его пребывали в безупречном порядке — человек явно готовился к работе, при которой нужно часто позировать камерам и общаться с публикой. И туфли у него были непростые — из мягкой зернистой кожи, с серебряными цепочками…
— Я позаимствовал эту комнату, сэр. Я не смог бы жить в той квартире, увы. Это бы еще больше замедлило процесс выемки улик.
— Эти ваши улики отнимают как бы не половину всех ресурсов департамента, детектив. Скажите, вы никогда не думали о том, чтобы пойти на повышение?
Тэллоу молча поднял на него глаза.
— Это просто вопрос, детектив. Или вы планировали работать на этой должности всю оставшуюся жизнь?
— По правде говоря, сэр, я никогда не планирую так далеко. Но если вы спросили: нет, я не думал над тем, чтобы пойти на повышение.
— Я знаю полицейских вроде вас, — проговорил Теркель, задирая подбородок с ласковой улыбкой человека, уверенного, что держит все в кулаке. — Я всегда считал, что есть три вида полицейских. Полицейские вроде вас считают, что рождены для своей работы, и останутся на ней, пока их не убьют или они сами не уволятся. Полицейские вроде вашего лейтенанта, которая хочет, чтобы ее повысили, потому что всех повышают, и она думает, что идти вверх по карьерной лестнице — это и есть работа. Такие полицейские мне не нужны. Да, ваш лейтенант — прекрасный менеджер, тут от нее есть польза, но, по правде говоря, офицер полиции она не слишком хороший. У нее мысли только о карьере.
Теркель примолк, и Тэллоу с фальшивой любезностью «уловил» намек:
— А третий вид полицейских? Что вы думаете о них, сэр?
— Третий вид — это полицейские вроде меня. Полицейские, которых нужно повысить, потому что они знают, что такое настоящая полицейская работа. Рядовому полицейскому подчас трудно принять, детектив, что такие, как я, — настоящие идеалисты. Мы — те, кто реально представляет себе, как департамент мог бы измениться к лучшему и приносить больше пользы городу. Вот почему я хотел, чтобы меня повысили. И я до сих пор этого хочу. Потому что я хочу изменить к лучшему вашу жизнь.
— Мою жизнь.
— Жизни полицейских, которыми мне доверено руководить. В том числе и вашу. Но я также несу ответственность перед жителями этого города. Именно они в конечном счете платят нам жалованье — пусть эти деньги доходят до нас кружным путем. А однажды они, возможно, станут платить нам напрямую. Поэтому мне нужно бережно относиться к имеющимся в нашем распоряжении ресурсам. Вот, например, это. Какова цель всего этого?
— Вокруг этого строится все дело, сэр, — ответил Тэллоу.
— А я думал, оно строится вокруг кучи нераскрытых убийств, которые вы зачем-то вытащили из архива.
— Вы действительно хотите поговорить об этом, сэр? В смысле, прямо об этом взять и поговорить?
Теркель смерил Тэллоу спокойным взглядом.
— Да, — ответил он после некоторой паузы.
— Что ж, хорошо. Конечно, дело в нераскрытых убийствах. Для нас — да. А вот для него все дело в той комнате. Все убийства совершались ради этого.
— Я не понимаю, — сказал Теркель. — Убийства и есть его цель. Просто ему нужно было припрятать оружие, он не хотел, чтобы его нашли.
— Нет, сэр. Он делал все ради этой комнаты. Позвольте мне…
Тэллоу прошел в макет и посмотрел, где стоит Теркель.
— Нет. Встаньте там. Лицом к той стене. И сядьте.
Теркель нахмурился:
— Я постою.
— Ну хорошо. — И Тэллоу вышел за очерченный стендами прямоугольник. — Внимательно посмотрите на середину той стены.
— Тут какой-то узор. Фигура.
— Да, сэр. А теперь поворачивайтесь влево вокруг своей оси.
Тэллоу пошел кругом, чувствуя себя зверем, бродящим вокруг лагеря в темноте, там, куда не достигает свет костров.
— Мне сделать полный круг?
— Да. Вы увидите, где нужно остановиться.
— Иисусе… Здесь явно прослеживается какой-то рисунок. Словно пистолеты завиваются линиями… Тут есть пустоты, но…
— Именно, сэр. Пустые места. И каждое из этих пустых мест — будущее убийство.
— Ох. О Боже. Боже правый. И это все стекает на пол.
— И там много пустых мест, сэр. Этот огромный механизм распространяется и на другие комнаты, и там тоже прослеживается этот узор.
Теркель очень тихим и ровным голосом спросил:
— Что это, Тэллоу?
— Это информация, сэр. Работа очень методичного, высокофункционального безумца, который пишет книгу машинами для убийства людей. Это поток информации, код, пиктограммы, математические формулы, исполненные смысла, но лишь для него одного. Это работа серийного убийцы, который постоянно пребывает в тотемной фазе, постоянно полон энергии, постоянно начеку и постоянно в работе. Он хочет завершить свое послание будущим поколениям. И вот это существо последние двадцать лет разгуливало по всему Манхэттену, сэр.
Теркель выглядел так, словно его сейчас вырвет.
— Как долго вы знакомы с Эндрю Мейченом, сэр? — спросил Тэллоу.
— Уже больше двадцати лет, — с отсутствующим видом пробормотал Теркель, не отрывая взгляда от опоясывающего комнату металлического пистолетного потока. — Но… почему вы спрашиваете?
— Скажите, а Джейсона Вестовера вы примерно столько же лет знаете?
— Что? — Теркель уже пришел в себя и заоглядывался в поисках Тэллоу: тот описывал круги вокруг макета, и от взгляда Теркеля его то и дело заслоняли стенды.
— Почему Эндрю Мейчен купил это здание, как вы считаете, сэр?
— Что? Вы о чем? Зачем ему покупать это здание?
— Для своих маленьких волшебников, сэр. Для того чтобы его алгоритмические трейдеры продолжили вычерчивать невидимые карты по всему Первому участку и делали деньги на том, что никто их не замечает.
— Это какая-то чушь. И прекратите кружить вокруг меня, черт вас подери. Зачем Мейчену покупать…
— Видите ли, я вот об этом как раз и думал, сэр. Но буквально пять минут назад я понял: вы все настолько заняты вычерчиванием своих собственных невидимых карт, что… в общем, никто из вас не видит, какие карты чертят другие.
— Да что вы, черт побери, несете, Тэллоу? — А ведь Теркель, похоже, немного растерян. Что ж, неуверенность в голосе начальства помогала приглушить гадкий шепоток собственного страха.
— Эндрю Мейчен не увидел, какие карты чертит убийца. Он купил здание на Перл, потому что оно ему понадобилось для его собственных планов. Он даже не подозревал, что нанятый им убийца использовал помещение для хранения орудий убийства. Мне очень хотелось бы думать, что он был весьма изумлен и расстроен, когда узнал об этом.
Тэллоу переступил границу макета и зашел Теркелю за спину:
— Все это — карты, сэр. Вот это — карта. Карта комнаты.
Теркель развернулся к Тэллоу, оба глаза его подергивались. Видно было, что начальник округа лихорадочно что-то обдумывает:
— Вы действительно хотите сказать, что Энди Мейчен нанял этого человека, чтобы убить всех этих людей? Вы это серьезно? Какие у вас доказательства? Есть у вас хоть что-нибудь на него?
— Мы все еще можем говорить откровенно, сэр?
Теркель сделал глубокий вдох, выпрямился и явно осмелел:
— Да.
— И никто нас не услышит.
— Именно так, Тэллоу.
— Значит, вы все-таки хотите узнать мою версию того, что произошло.
— Да пошел ты, Тэллоу. Тебя скоро с дела снимут, какая разница, какая у тебя там версия.
— Ну хорошо же, — проговорил Тэллоу, медленно обходя начальника округа. — Двадцать лет назад вы, наверное, были простым патрульным. А Джейсон Вестовер только-только из армии демобилизовался, а Эндрю Мейчен, не знаю, к примеру впаривал старушкам золотые коронки. И вы все друг друга знали. Может, выпивали вместе. А может, с детства дружили. Я разузнаю, уж будьте спокойны. И вы были молоды и не небезосновательно высокомерны, амбициозны, голодны и чуточку алчны, а еще вас немного подбешивало, как медленно все происходит — даже в мегаполисе. И как-то однажды один из вас сказал: ребят, а чего мы телимся? Давайте возьмем и поубиваем засранцев, которые стоят между нами и успехом! И все поржали, а потом взяли еще по пиву. Но слово-то вылетело, его не поймаешь, правда? Идея запала вам в душу. И вы — полицейский, солдат и банкир — стали вести разговоры на предмет, а как бы, и в самом деле, провернуть такую штуку. Что же было дальше… Может, кто-то из вас, так вышло, знал подходящего человечка? Кого-то, кому можно было абсолютно доверять. Кого-то, кто был так предан своей работе, что оставался бы — ах, опять я употребляю это слово! — невидим столько, сколько потребовалось бы. И каждый раз это занимало немножко больше времени, чем вы думали, правда? И всегда находился человек, которого нужно было убрать с дороги. А вы, сэр, вы же прекрасно знали статистику, правда? И знали, сколько нераскрытых убийств не привлекут внимания — они просто потеряются в числе других висяков. А знаете, сэр, почему вы сейчас попали в такое положение? Потому что вы кое-чего не знали. Вы не знали, что ваш человек хранит все пистолеты. И прячет их в квартире на Перл-стрит. Джейсон Вестовер не знал, что все эти запоры и системы безопасности, на исчезновение которых он смотрел сквозь пальцы, предназначаются для двери той квартиры. И Эндрю Мейчен даже представить себе не мог, что, покупая здание, он на самом деле заплатил за то, что все это выплывет наружу.
Теркеля скрючило и вырвало.
Он стоял на четвереньках и блевал, а Тэллоу смотрел и еле сдерживался — так хотелось наподдать ногой под дых. Но он отступил на шаг — уж больно воняло.
Конечно, он подпустил немного выдумки в свой рассказ — три раза он точно сказанул наугад, в том числе про то, что Вестовер знал про дверь для квартиры 3А. Однако интуиция подсказывала: эти трое регулярно общаются, и скормить им немного дезинформации — полезно в долгосрочной перспективе. Если у него эта долгосрочная перспектива, конечно, имеется.
— Какого хрена здесь творится?
Теркель так энергично блевал, что за феерией звуков Тэллоу не расслышал шум раскрывающихся дверей лифта. Голос ему был знаком — как и прилагавшееся к голосу лицо. Лицо женщины, которые всегда выглядела так, словно только что приняла стаканчик виски.
— Первый заместитель комиссара, — приветствовал ее Тэллоу.
С флангов ее прикрывали две дамы в штатском. Заместитель комиссара бодро протопала по комнате мимо Тэллоу:
— Я не с тобой разговариваю. Эл, ну-ка, на хрен, быстро встал на ноги.
— Я тут отравился немного, — прохрипел Теркель, садясь.
Он пытался нащупать в карманах носовые платки.
— Ну и хорошо. Помрешь от отравления — мне тебя убивать не придется. Какого хрена, Эл? Ты что творишь?
— Ванда…
— А я тебе скажу, что ты творишь. Ты пытаешься меня подсидеть. Я тебя насквозь вижу, Эл Теркель. Да я тебе глаза выцарапаю и морду о колени расшибу! Хочешь мои четыре звездочки — будь мужиком и забери их под дулом пистолета!
— Боже ты мой, — пробормотал начальник округа. — Какие у нас события разворачиваются…
— Тут такие события разворачиваются, что ты пытаешься закрыть дело Перл-стрит в ту же неделю, когда его открыли. Вот такие события. Ты хочешь положить его под сукно и сделать вид, что ты тут ни при чем. Потому что, если комиссара вызовет за это дело на ковер мэр или бог его знает какая еще шишка, он не комиссара мордой об стол станет возить. А меня! Потому что на то существует первый заместитель. Девочка для битья!
— Да ты рехнулась, Ванда.
— Знаешь, кто у нас рехнулся? Капитан Первого участка. Чувак тихарился до последнего, все хотел спокойно и со всеми почестями и страховками уйти на пенсию на пару лет пораньше — и что? Взял и плюнул на все ради этого парня, — и она ткнула в Тэллоу, не глядя, но безошибочно пригвоздив его ногтем, — после того как на его стол лег твой меморандум насчет того, чтобы прикрыть это сраное дело.
Тэллоу пошатнулся.
— Давай ты не будешь рассказывать мне, как надо управлять округом, Ванда, — сказал Теркель, не слишком уверенно подымаясь на ноги.
— Округ твой. А город — мой. Ты чем тут занимаешься, а?
— Это дело — мертвый висяк. Пустая трата ресурсов. Мы собрали все вещдоки, и экспертиза будет ими заниматься не в приоритетном порядке, пока не нащупает что-то существенное.
— Эл, ты все-таки уникальный придурок. Кто-то убил полицейского из пистолета не кого-нибудь, а сраного Сына Сэма! И этот пистолет — украли из хранилища. Про это сто процентов пронюхают, и знаешь, что случится? Ты думаешь, кому будут вопросы задавать? Тебе? Нет. Какой-нибудь репортеришка наведет свою сраную камеру на комиссара сразу после того, как тот в течение часа поублажает мэра, пихая тому в жопу пригоршни долларов — или как-нибудь еще, хрен его знает, что он там делает с мэром, чтобы еще неделю продержаться на своей должности, — так вот, наведет на него свою камеру и оптимистичненько так спросит: «Здрасьте, я тут слышал, ваш департамент немножко похоронил дело серийного массового убийцы, который украл пистолет другого серийного убийцы из вашего хранилища и убил из него полицейского, причем это всего лишь одно из двухсот с лишним убийств, связь между которыми вы малешко проглядели. Как вы это можете прокомментировать?»
— Ванда, — усталым голосом проговорил Теркель, — я понимаю, у тебя критические дни, но наверняка же есть какие-нибудь таблетки?
— Пошел ты в жопу, дорогой. Я отменила твой приказ.
— Ты не имеешь права этого делать.
— Имею и делаю. Я знаю, что ты метишь на мое место, Эл. Я знаю, что ты и на место комиссара заглядываешься. И что ты у нас молодец. Ошибок, почитай, не делаешь и очень быстро шагаешь по служебной лестнице. Но позволь мне дать тебе бесплатный совет. Ты думаешь как менеджер. Ты думаешь, что на твоей должности все сводится к манипулированию данными и к тому, чтобы подделывать помаленьку неудобную статистику. Все это хорошо для «КомпСтата» и начальственных ревизий на предмет повышения по службе. Но когда ты окажешься на моем уровне, Эл Теркель, тебе откроется совсем другая картина. Тебе придется принять на себя удар за статистику, иначе тебя заживо сожрут журналисты и политики. А в этом случае еще и все полицейские департамента. Потому что у них зародится справедливый вопрос: а что, если это их вдруг возьмет да и подстрелит из пистолета убийца, который свободно разгуливает по городу при твоем попустительстве?
И она в буквальном смысле плюнула под ноги Теркелю. Теперь Тэллоу понимал, почему первый зам всегда передвигается под серьезной охраной.
— Так что давай кончай херней заниматься, — сказала она Теркелю. — Будь полицейским, уродец.
Она развернулась на каблуках и так же бодро потопала к выходу мимо Тэллоу. Проходя мимо, она спросила:
— Ты Джон Тэллоу?
— Да, мэм.
— Ты говнюк, понял? — сказала она, чеканя шаг к лифтам.
— Да, мэм.
Тэллоу не сводил с Теркеля глаз до тех пор, пока за первым замом не закрылись двери лифта. Потом отсчитал еще минуту — Теркель тем временем утирался и пытался собратся с мыслями после взбучки. Потом Тэллоу сам пошел к лифту.
Пока Тэллоу ждал, начальник округа хранил молчание. Через две минуты лифт приехал, и двери с лязгом разошлись в стороны.
Тэллоу шагнул в лифт. Теркель, не глядя в его сторону, медленно и очень отчетливо проговорил:
— Помни. Я мог все это предотвратить. — В голосе его звенело битое стекло. — Помни об этом, когда вернешься домой сегодня вечером. Я мог предотвратить то, что случится. Но теперь — не стану.
Двери с грохотом и металлической дрожью съехались, и на мгновение электронику лифта перемкнуло. На несколько секунд в кабине воцарилась совершенная, полная, чернота.

 

Тэллоу в течение пятнадцати минут запугивал уборщика, чтобы тот согласился убрать наблеванное. Тот наконец снизошел к его просьбе, но Тэллоу пришлось дать ему взятку в десять долларов.
— Поверить не могу! Мне приходится идти на подкуп, чтобы ты выполнил свою работу! — воскликнул Тэллоу.
— И тем не менее вот он ты, стоишь передо мной и платишь за работу, за которую мне уже заплатили, — заявил уборщик, выхватывая банкноту у него из пальцев. — Мир коммерции — место тайны, и ужас гнездится в нем, и не таким, как мы, счесть его число, хоть оно и число человеческое.
— Да я мог тебе просто приказать! — рассердился Тэллоу.
— Может быть, — улыбнулся уборщик, пихая в карман десятку. — Уверен, наверняка ты сумел бы отдать такой приказ, и в результате десятка была бы все еще у тебя в кармане. Но мы никогда об этом не узнаем, правда?
Тэллоу вспомнил слова Теркеля и глубоко задумался.
— Вот же ж засранец, — сказал он и пошел к себе в офис.

 

Зазвонил мобильный. Это была лейтенант.
— Приведение приговора в действие отсрочено, — сообщил Тэллоу.
— В смысле?
— Приказ начальника округа отозвали. Но это значит, что завтра он спустит еще один приказ, иначе сформулированный, возможно, по другому каналу. И нам крышка. Возможно, он уже сейчас придумывает, как бы половчее это провернуть.
— Тэллоу, какого черта там у вас творится?
— Богом клянусь, только что на моих глазах первый заместитель комиссара отмудохала начальника округа Теркеля.
Лейтенант расхохоталась — и в смехе ее звучало радостное изумление:
— Ох ты господи! А на ней были эти чудовищные туристские ботинки?
— Ага. И она топала в них, как будто муравьев давила.
— Она такая классная, — сказала лейтенант. — Я очень хочу, чтобы она стала комиссаром.
— Теркель знаком с Мейченом, — сказал Тэллоу. — С тем самым Мейченом, чья компания покупает здание на Перл-стрит. С тем самым Мейченом, который так дружен со стариной Вестовером, что свел Вестовера с его будущей женой. Тем самым Мейченом, который пытался переманить из другой компании корейского гениального математика — но не смог, и вскоре после этого гениального корейца застрелили. Из пистолета корейского производства.
— Господи Иисусе, Джон, — проговорила лейтенант. — Мне нужны доказательства! Улики! А не очередные гипотетические предположения!
— Вы полагаете, я ошибаюсь?
Она сделала глубокий вдох.
— Думаю, во всем этом есть доля правды. Но твоя версия разрастается на глазах, в нее вовлекается все больше людей, причем с бешеной скоростью, плюс все это выглядит хаотично и безумно, потому что ты во всем находишь совершенно неочевидные взаимосвязи. Мне нужно что-то, что можно узреть невооруженным глазом. Потому что если ты прав, Джон, то начальник округа действительно отыщет способ положить дело под сукно. И это случится, потому что ты позволишь ему это сделать. Если ты не предоставишь нам никакой конкретики, он вцепится в первую попавшуюся деталь, с которой можно разобраться…
— Ч-черт, — пробормотал Тэллоу. — А ведь первый зам подала ему эту деталь на блюдечке с голубой каемочкой. Она, когда на него орала, припомнила «Бульдог».44…
— Конкретика, Джон. И как можно быстрее. Потому что капитан уже собирает в коробку свои вещи со стола. Ему конец, и он просто ждет официального подтверждения. Он прикрыл нас от одной пули. Не позволь Теркелю выстрелить снова. Потому что я тебя грудью прикрывать не стану.
— Я понял. Но вы осознаете, насколько это серьезно, лейтенант? Какие люди тут замешаны? И как все связано одно с другим?
— Не смей разговаривать со мной в таком тоне, Джон. А то я сделаю вывод, что ты рехнулся и тебе пора в увольнительную.
— Хорошо, хорошо. Я вам завтра все расскажу, — сказал Тэллоу и отбил звонок.
А ведь это ложь. Никакого завтра может и не быть. Он кожей чувствовал, что над ним сгущаются тучи и что все, чему надлежит произойти, произойдет этой ночью. Не выпуская из руки телефон, Тэллоу провел быструю ревизию своего состояния. Бояться он боялся, но без паники. В груди поселилась пустота, мысли неслись как бешеные. Однако он оставался в здравом уме, и руки не дрожали. Что ж, это полезный страх.
И тут его, как янтарная смола муху, поглотило воспоминание. Ему было пять или шесть лет, и он возвращался домой из школы. Мать ждала его на другой стороне улицы. Он ее видел. Т-образный перекресток, и он собирался перейти верхнюю полоску этой «Т». Дело было весной, вечера становились все длиннее, и они несли обещание долгих часов, исполненных радости и счастья, когда не надо рано ложиться спать, все залито теплым золотым светом и можно подольше посидеть с родителями. Обещания чаще всего не сбывались, но весной даже такие надежды грели сердце. Мать посмотрела, нет ли машин. И подняла руки: мол, иди ко мне. Можно переходить. Этим утром она сказала, что идет в магазин и на ужин его ждет мороженое. Он побежал к ней. Впереди его ждал долгий вечер, и было еще светло — и казалось, что ты выкрал у мира еще один целый день жизни…
И тут он споткнулся. Тэллоу прекрасно помнил, как это произошло. Он споткнулся на середине дороги и упал на грудь. Если бы он так не тянул шею от радости, что вот мама ждет и вечер в самом начале, он бы разодрал подброродок или выбил зубы. А так — упал на грудь, ладонями и коленями проехавшись по асфальту. Он взглянул на мать. А мать смотрела на поворачивающий прямо на него трейлер. «Фольксваген». Белый с голубым. Он мог бы показать точный оттенок голубого, если бы перед ним развернули палитру. Он даже различал ржавчину на фирменном значке «Фольксваген» на радиаторе машины. За рулем сидела грузная седоватая женщина со стрижкой бобриком. На ней был толстый зеленый свитер.
А в груди рос страх, пустотелый ужас предчувствия. Легкие исчезли вместе с дыханием. Тело сообщало, что дышать бесполезно — легких-то нет. Мысли мелькали, как тени и образы в праксиноскопе, чередуясь с простейшими вычислениями и обрывками сведений.
Трейлер резко затормозил. Мать Тэллоу с подавленным воплем кинулась на дорогу подхватить своего мальчика. Тэллоу вполне мог идти, но мать взяла его на руки и выбежала с ним на тротуар, выкрикивая слова благодарности улыбающейся женщине за рулем трейлера. Тэллоу посмотрел на нее: та, похоже, обрадовалась даже больше матери. Она ласково поглаживала руль, судорожно выдыхая. С облегчением: она не переехала маленького мальчика по дороге домой. Тэллоу думал об этом, засыпая, каждую неделю. Женщина благодарила свою машину за то, что та была хорошей девочкой и остановилась, когда было надо.
Тэллоу думал об этом в свои пять или шесть лет, думал и смотрел в потолок, на который отец наклеил звезды из какого-то светящегося в темноте пластика. Звезды собирались в созвездия. Еще он думал, что на самом деле он точно знал — несмотря на ужас или благодаря ему, непонятно, — что смог бы вовремя отскочить и не попасть под машину. И засыпал, улыбаясь, в полной уверенности: да, он совершенно спокойно мог бы подняться на ноги и перебежать на тротуар.
А ведь с тех пор он не испытывал подлинного, настоящего, страха. А вот теперь — да, теперь страх, живой и холодный, шевелился и живо напоминал о том дне, когда он, Джон Тэллоу, был совсем маленьким.
Тэллоу дошел до логова Скарли и Бэта. Там сидел Бэт и что-то набирал на ноутбуке.
— А где Скарли?
— С сигаретной бумагой занимается, — ответил Бэт, не отрываясь от компьютера. — Она не любит, когда я с этим помогаю. Просто я от этого всего кашляю, и однажды… в общем, жрали мы пиццу, и какая-то хрень мне к зубам прилипла. Короче, мы снимали отпечатки, я раскашлялся, она пошла на меня орать, я еще сильней раскашлялся, и кусок анчоуса выскочил у меня изо рта и влетел к ней. Прямо в рот.
— И с тех пор она тебя в помощники не берет.
— Не особо, да. А я тут пытаюсь ДНК с обрезка снять.
— Быстрым методом.
— Да не особо быстрым, — сказал Бэт. — Но я отсюда по компьютеру могу это сделать. В общем, если судьба будет благосклонна и удача нас не покинет, еще минимум час ждать. А у меня с удачей хреновато, и вообще я в полиции работаю, так что вот…
— Понял, — кивнул Тэллоу. — Слушай, а можно я тогда тебя к кое-какому делу на часик подверстаю?
— А чего нужно?
— Ты мне нужен. Ну и кое-какие твои штуки.
— Джон, ты говоришь как человек, у которого есть план.
— Какой план, время планов давно прошло. Мы тут давно в последней траншее отстреливаемся. Ну или лежим поперек дороги, а на нас грузовик едет.
— Так, хорошо. А можно я сначала со Скарли переговорю?
— А зачем это? — спросила Скарли, возникнув за спиной у Тэллоу.
Глаза у нее блестели, и дышала она часто и поверхностно.
— Ты чего такая? — спросил Бэт и пояснил Тэллоу: — Знаю я этот вид. Что-то она такое узнала. Меня не проведешь.
— Ты, блин, прав, — сказала Скарли. — Я отпечаток получила.
— Йоперный театр, — протянул Бэт.
— Отпечаток не фонтан, — быстро добавила Скарли, — но вполне себе отпечаток. И я думаю, есть хороший шанс, что парень уже светился в нашей картотеке, так что вполне возможно, у нас будет файл на него. Джон, ты только подумай: у нас, мать твою, отпечаток есть! Ты как, блин, додумался до этого?!
— А я вот думаю: а не пригласить ли нам дактилоскописта, чтобы подтверждение совпадения получить?
— Без сопливых скользко, Бэт. Я сняла отпечаток с сигареты, которую в пакетик из-под чипсов запихали. Ты передо мной в реверансах должен приседать и шлюх сюда подгонять пачками.
— Нет, дактилоскописта звать пока не надо, — быстро сказал Тэллоу. — Давайте личико получим. Мы поймем, он ли это, как только увидим фото. Я в этом абсолютно уверен. И мне нужен Бэт, где-то на час. Мы вернемся. Завтра у нас отберут дело, Скарли, если сегодня вечером мы не разработаем что-нибудь похожее на теорию, подкрепленную доказательствами. Ну как, готова?
— Джон, у меня вообще жена есть. Я не могу каждую ночь на работе торчать.
— Так, Скарли. Ты пять секунд назад сияла, так чего случилось-то? — встрял Бэт.
Скарли поникла, смешно нахмурилась и смерила Джона преувеличенно свирепым взглядом.
— Ну ладно. Ваша взяла. Мы слишком далеко зашли, чтобы сейчас отступить. Но нам нужно будет поесть, а еще мне надо позвонить, иначе мою башку отрежут и в туалет спустят.
— Звони, — разрешил Тэллоу, — поиск с отпечатком уже запустили?
— Ага.
— Отлично. Бэт, возьми свой хлам, я покажу какой.

 

В машине Бэт заявил:
— Да ты просто псих, если думаешь, что из этого что-нибудь выйдет.
— Знаешь, я немного подустал от того, что мне каждый первый заявляет, что я псих.
— А чего, привыкай. В смысле, мое дело сторона, но ты всегда такой был? Или после смерти напарника таким стал?
— А я-то думал, что это Скарли — аутист, лишенный социальных навыков.
— Нет, нет, я понимаю, что это такой непростой вопрос. И я понимаю, что тебе до сих пор больно, но… он же напрашивается. Вопрос, в смысле. Ты сам-то как чувствуешь: изменилось твое поведение? Вел бы ты себя так же, если б и дальше работал вместе с напарником? А может, все-таки… ну, я не хотел сказать, что у тебя травма или там тебе нужно выговориться, короче, я не об этой хрени речь веду…
Тэллоу вздохнул:
— Ты хочешь спросить: не рехнулся ли я после того, как напарник погиб на моих глазах?
— Ну типа того, — кивнул Бэт. — Только я это вежливей хотел сформулировать.
Полицейский в форме вышел на проезжую часть и поднял руку, останавливая поток машин. За его спиной на тротуаре стояла скорая. А на углу горел человек. Он стоял на коленях, охваченный ярким пламенем, совершенно мертвый. И медленно оседал на асфальт.
За спиной полицейского ветер протащил по дороге засиженный птицами котелок с заткнутыми за ленту на тулье индюшачьими перьями.
Память услужливо подсунула Тэллоу воспоминание: «Я всего лишь попросил у нее огоньку».
— Ну и кто из нас псих, а? — тихо пробормотал Тэллоу.
— Ну да, я псих, — согласился Бэт. — Потому что этот план только псих мог придумать.
— А ты все равно со мной поехал.
— Ну да, поехал. Я, кстати, не сказал, что планы психов мне не по душе. Я просто хочу сказать, что у нас ничего не получится.
— Так, — рассердился Тэллоу. — Ты можешь сделать то, о чем я прошу, или нет?
— Могу. Причем с удовольствием. Просто я думаю… да ладно, хрен с ним. Индейский ниндзя, цепочки доказательств нет, его кунг-фу, в смысле, история-фу круче, чем твоя, дело гиблое, ну и так далее и тому подобное. Мы тебе это двадцать раз уже говорили.
— История-фу, — медленно проговорил Тэллоу.
— Ну ты понимаешь, о чем я. Хотя вот я себя спрашиваю: почему на «истории-фу» ты залип, а «индейский ниндзя» пропустил мимо ушей.
Тэллоу сделал глубокий вдох.
— Ну ладно, — и длинно выдохнул. — Значит, смотри. В доме, где я квартиру снимаю, три выхода. Главный, задний и пожарный.

 

Процесс в результате занял чуть меньше часа. Бэт с огромным энтузиазмом в него включился, да так, что его не оторвать было. Глядя на него и особенно на его безумную улыбочку, Тэллоу задумался, кто из этих двоих на самом деле аутист. На пути обратно Бэт все еще злобно радовался и потирал руки.
— А я смотрю, мой план тебе понравился, — заметил Тэллоу.
— Еще бы! Именно из-за этого я в криминалисты и пошел! Вот из-за этой всей фигни!
— Ты что же, пошел в полицейские, потому что тебе здание понравилось или там форма?
Бэт снова рассмеялся и заерзал на пассажирском сиденье.
— He-а. А ты правда хочешь знать, почему я в полицейские пошел?
— Нуда.
— Я смотрел сериалы про полицейских.
— Серьезно?! — ужаснулся Тэллоу.
Ему и прежде такое говорили, но все как-то не верилось. Если человек настолько глуп, что считает: в сериалах показывают, как оно на самом деле в полиции все делается, то в полицию он ни за что не попадет. В конце концов, туда совсем тупых не берут, надо хотя бы уметь самостоятельно одеваться, что ли…
— Да нет, я не об этом. В этих сериалах… в них есть дао. Я вырос на сериалах, которые в двухтысячных показывали, и в них знаешь какая мысль всегда повторялась? Если ты умный и в естественных науках, ну, таких, науках с большой буквы «Н» сечешь и если ты не идешь на попятный, упираешься и применяешь научные знания, то проблема обязательно разрешится. А проблема тоже всегда одна и та же: жизнь утратила смысл, а полицейским нужно обратиться к Науке, чтобы вернуть жизни смысл. Это главная мысль любого полицейского сериала. Вот посмотри любой полицейский сериал в течение часа — что ты увидишь? Нарушение этического договора, процесс, который привел к этому нарушению, и то, как это нарушение устраняют, причем так, чтобы ничего подобного в дальнейшем не случилось. Вот почему все без ума от них. Они рассказывают нам очень здравую историю: сначала все плохо, потом нам показывают, как доискиваются до причины, почему все плохо, так хаос устраняют, и картина мира упрощается, и наконец проблему решают. Потому что все знают, что… слушай, ты девушке своей когда-нибудь изменял?
— Один раз, — сказал Тэллоу, просто чтобы сказать. На самом-то деле он никому не изменял — исключительно из-за того, что случая удобного не представлялось.
— Тогда ты понимаешь, о чем я. Ты нарушаешь этический договор, базовое правило из серии «Так делать нельзя», и нарушить его тяжело лишь в первый раз. Но вот оказывается, что ты совершил проступок, а солнце не погасло. И что же? В следующий раз тебе легче преступить нравственный закон. И становится все легче с каждым разом. Так что все, кто смотрит полицейские сериалы, в курсе: плохой парень сделает что-то дурное не единожды, а много-много раз. И его нужно найти и нейтрализовать. И я очень хотел быть тем, кто это делает. Мне нравилась сама мысль: вот я тот человек, что нейтрализовал плохого парня и задействовал для этого мозги и руки. И больше ничего. И я доверю тебе один секрет. — Тут Бэт улыбнулся. — Я никогда не говорю людям, что я полицейский. Говорю, что я — эксперт-криминалист.
— Это одно и то же.
— Знаешь, ты извини, пожалуйста, но нет. Меня это не устраивает. Я — эксперт-криминалист. Я отыскиваю разгадки для загадок. Я охочусь, думаю и нахожу разгадку благодаря знаниям. Научным знаниям. А знаешь, чем нью-йоркский полицейский занимается? Манифестантов бьет и женщин насилует.
— Одну минуточку!..
— Джон, а что тут спорить? Помнишь тот случай, когда детектив изнасиловал женщину на пороге многоквартирного дома в Бронксе? Помнишь, что он ей сказал? «Я не такой, как те плохие копы, которые ту другую девушку изнасиловали, я не такой плохой». Помнишь, как разгоняли «Захвати Уолл-стрит»? Хватали женщин за руки и за ноги и брызгали в лицо из перцовых баллончиков. Избивали журналистов дубинками. Проломили череп члену городского совета. Выволакивали женщин из инвалидных колясок. Вот что такое нью-йоркский полицейский. Мы, блин, не герои. Совсем не герои. И да, поэтому я не говорю людям, что я полицейский. И я не люблю на место преступления выезжать. Мне нравится сидеть у себя в офисе, где мы занимаемся научными всякими делами и чисто разгадки ищем, и не нужно выезжать, чтобы набить морду людям только за то, что они оказались в неподходящем месте в неподходящее время и сказали очень неприятную правду…
— Бэт? Может, дух переведешь?
Бэт даже не подумал улыбнуться.
— Знаешь, почему мы, эксперты-криминалисты, терпеть не можем участковых и детективов? Потому что вы напоминаете нам, где на самом деле мы работаем.
— Угу, — кивнул Тэллоу. — Например, охотимся за индейцем-ниндзя.
На это Бэт ответил коротким смешком. И отвернулся к окну:
— Эй! — вдруг всполошился он. — А куда это мы заехали?
— Я тут немного свернул по дороге. Хочу кое на что поглядеть.
Бэт завертел головой, словно пытался проследить за кружащейся мухой:
— А это, случаем, не парк Коллект-Понд? Я-то думал, в нем реально пруд есть…
— Да они все никак не закончат строительные работы, — сказал Тэллоу. — Они вроде выкопали небольшой пруд несколько лет назад, но потом осушили, а теперь опять что-то там роют.
Парк оказался жутко унылого вида площадью, вымощенной серой страшной плиткой. Настолько серой и унылой, что желтая металлическая ограда вокруг стройки даже несколько оживляла пейзаж.
— Это, — продолжил Тэллоу, — Вапуз. На месте, которое теперь назвается Спринг-стрит, Родниковая улица, действительно бил родник. Его русло позже углубили для канала, в честь которого потом назвали Канал-стрит, и впадало это все в пруд Коллект-Понд, Пресный пруд. Но к 1800 году пруд превратился в реальный токсичный отстойник, так что они выкопали канал и осушили его. Потом снова наполнили, а затем засыпали канал, и получилась Канал-стрит. А все это раньше было Вапузом, главным индейским поселением в Нижнем Манхэттене, и стояло оно на берегу пруда. А что мы видим — это то, что он него осталось. Дно пруда и купольные дома Вапуза, любые другие археологические свидетельства прежних культур — все под землей. Вот под этим вот парком и здесь.
Тэллоу ткнул пальцем в другую сторону, и Бэт посмотрел туда:
— Тюрьма Томбс, — проговорил он.
— Ага. Манхэттенский пенитенциарный комплекс построен над Вапузом и Коллект-Пондом. Так же как и здание уголовного суда. Изначальное здание Томбс не сохранилось — его подтопили остаточные воды. Осушительные работы были проведены настолько небрежно, что, когда заново наполнили пруд, здесь все превратилось в болото, и сырость проникла в Томбс. И вот я думаю…
— …с чего бы это твой мозг переключился на нереально скучную историческую программу Национального общественного радио?
— Я думаю, с чего бы это жена Джейсона Вестовера посоветовала мне держаться подальше от Вапуза. А еще, Бэт, я тебе припомню все это, когда ты в очередной раз скажешь мне, что моя история-фу слабей, чем его. Потому что я это все не просто так читал. У меня есть серьезное подозрение, что наш парень любит приходить к Вапузу. Но посмотри вокруг. Томбс, суд, парк, в котором толстая чихуахуа не спрячется, офисные здания… Где приткнуться парню, который хранил свои сокровища в дрянной квартирке в доме без лифта на Перл?
— Тут еще полицейских полно, — заметил Бэт.
— Ты так говоришь, словно мы не полицейские, — невозмутимо проговорил Тэллоу и поехал дальше.

 

Скарли сидела в их с Бэтом логове перед ярко горевшим компьютерным монитором.
— Я его вычислила, — сказала она, не поднимая глаз.
Лицо у нее оставалось до удивления бесстрастным, и у Тэллоу сердце сжало невольное смутное предчувствие неминуемого ужаса.
Бэт влетел в комнату, хлопая руками и мелко кивая:
— Вычислила его? Вычислила кого? Кто вычислен-то?
— Наш парень, — ровным голосом ответила Скарли.
— Поверить не могу, — отозвался Бэт.
— Наш друг попал в картотеку Департамента почти сразу, как начали вести базу данных с ДНК. В общем, в базе он есть. У меня есть файл. Я его вычислила.
Бэт посмотрел ей через плечо на экран и сказал что-то вроде:
— Чо-о-о-орт…
— Джон, — тихо сказала Скарли. — Тебе нужно на это взглянуть.
Ее речь прозвучала как угроза.
Смотреть Тэллоу не хотел.
Тэллоу хотел плюнуть на это, сказать: а, делайте дальше, что хотите, — сесть в машину, уехать к себе в участок, налить кофе и… и пусть все идет своим чередом. Он даже на это смотреть не будет, больно надо. Вот были же времена, когда мир представлял собой просто движущийся задник сцены, на которой выступал только он сам. Садился в любое удобное кресло и знай себе прокручивал в голове мысль, мелодию или абзац — все, что понравилось и могло занять голову на время, пока длилась смена. Словно двадцать лет прошло… А он знал — не двадцать лет, это на прошлой неделе было, но прошлую неделю он как-то не мог вспомнить — в памяти все смазалось. Прямо как летние детские воспоминания или вот, так точнее сказать, фотография прошлой недели, над которой поработали в фотошопе, накладывая дымку, применяя фильтры и затемняя картинку — словом, создавая видимость патины времени.
Тэллоу подошел к компьютеру и взглянул на экран.
С экрана на него глядел человек, с которым он разговаривал у здания на Перл-стрит.
Но лет на двадцать моложе. Не такой спокойный. Худой, но не настолько. На лице — следы крови. Не его.
А еще на экране читалось имя. Но оно как-то не произвело особого впечатления.
Тэллоу понял, что в ушах громко стучит кровь. Он сглотнул и прикрыл глаза, и голос Скарли приглушил гулкое бухание крови:
—.. бывший солдат. Доктор, который его осмотрел, оставил в досье запись, что он, возможно, шизофреник. Тут еще от руки что-то на скане бумаги написано. ТНВГ — это что?
Тэллоу наконец-то сумел улыбнуться:
— Сразу видно, в приемном покое скорой ты нечасто бывала.
— Так что это значит?
— Это медицинский сленг. ТНВГ значит Трюхнутый На Всю Голову.
— Отлично.
Тэллоу наклонился поближе. Его парня привлекли по обвинению в разбойном нападении, но жертва каким-то образом дематериализовалась. Так что в результате они получили больного на голову и слоняющегося по камере ветерана с чьей-то кровью на лице. Поскольку тюрьма была, как всегда, переполнена, а в мире имелась масса более важных вещей, чем какой-то псих, к делу приложили еще одну бумажку, гласившую: так и так, арестовавшие подозреваемого офицеры ошиблись, вполне возможно, что на лице у этого ненормального его собственная кровь, а поскольку жертва отсутствует, а состав преступления как-то не просматривается, с гражданина нужно снять пальчики и прочее и вышвырнуть обратно на улицу.
— Тут записано только это: «бывший солдат», — сказала Скарли. — И непонятно, ветеран он, или его в запас отправили, или вовсе из рядов исключили… Короче, халтурно сработали. Сдается мне, кто-то на чистом энтузиазме решил его в картотеку как положено занести просто потому, что на чуваке крупными буквами написано — «рецидивист». Возможно, это сделал тот самый криминалист, которого заставили с него кровь соскребать. Я бы очень хотела заглянуть в его армейское досье.
— Мы с этого компьютера можем его посмотреть? — спросил Тэллоу.
— Вполне, — сказала Скарли. — Но не сейчас. У нас и так достаточно над чем подумать, а эту информацию так просто не добудешь, понадобится несколько часов. А нам еще нужно кое-куда поехать. — И она вся встряхнулась, словно пытаясь очнуться от леденящего кошмара или стрясти капли холодного дождя с кожи. — Давайте поехали.
— Куда это? — удивился Бэт.
— В машину, Бэт. Джон за нами. Мы едем ко мне. Там моя жена накормит нас ужином.
Тэллоу тут же понял, что его тошнит от одной идеи похода в гости.
— Я бы не хотел навязываться.
— Джон. Это приказ. Ты приедешь к нам и будешь с нами есть.
— Я мог бы привезти что-нибудь…
— Джон, — сказала Скарли. — Мне дали четкие инструкции. Если я приеду без тебя, меня накажут. А ты же не хочешь, чтобы меня наказали, правда?
Тэллоу уже хотел ответить, но Бэт за спиной у Скарли несколько раз энергично и коротко встряхнул головой, транслируя вполне очевидный смысл: «Нет, Джон, нет, не надо говорить про то, что я сказал тебе в баре, ну, это, „но я же знаю, что тебе нравится, когда тебя наказывают, Скарли“, так вот, не делай так, последствия будут ужасными!»
— Я просто думаю, что это не такая уж хорошая идея, — пробормотал Тэллоу, пятясь к двери.
— Джон. Мы заработались допоздна, но нам все равно нужно многое обговорить. Поэтому Талия предложила приготовить ужин. И потом, мы же тебя не в секту заманиваем!
— И, — добавил Бэт, — кое-какие делишки еще нужно обделать, правда, Джон?
Скарли посмотрела на Бэта как на преступника:
— Делишки? Какие еще делишки?
— У Джона есть план, — радостно сообщил Бэт, весь светясь от радостной мысли, что он знает что-то, чего не знает Скарли.
Скарли шагнула к Джону и уткнула ему в грудь на удивление твердый палец:
— Значит, договорились. Бэт едет со мной. Ты едешь за нами. Талия кормит тебя. А ты рассказываешь мне, что вы там от меня скрываете.
— Я ничего не скрываю.
— То, что Бэт знает что-то, чего не знаю я, неприемлемо. По крайней мере дайте мне возможность сохранить лицо и сказать, что мне это уже говорили, а я забыла, потому что я его начальница и у меня дел больше. — И уже более спокойно она добавила: — А еще он, похоже, спер мой «Твайн», а еще тут банка с… впрочем, не важно. Потом расскажешь. А сейчас — поехали.
— Но…
— Никаких «но». Поехали, я сказала.
Тэллоу очень хотелось заползти в какую-нибудь щель и там тихонечко издохнуть. Ужин в гостях абсолютно не вписывался в привычный образ жизни. Ужин! Мерзость! Как паук по голой коже прополз! Да просто он не желает…
Тэллоу ухватил эту мысль за хвост и замер. Итак… Ну что ж, вот она, мысль: «Я просто не желаю участвовать в жизни других людей».
«Да ты же полный псих», — живо припомнил он слова Бэта. Но Тэллоу точно знал, что он-то не псих! Он мог подвергнуть это высказывание бесстрастному анализу и вынести вердикт: нет, он не псих, и не участвовать в жизни других людей — это хорошо и правильно. Совершенно не нужно ему видеть, как они живут, а им совершенно не нужно, чтобы он рядом ошивался. А ведь, пожалуй, тут он понимания ни у кого не встретит… Они станут возражать — но на каждое возражение у него есть весьма логический контрдовод.
Прошла еще одна долгая секунда, прежде чем он понял: а ведь именно так полные психи и поступают…
— Ну хорошо, — сказал Тэллоу. — Я с удовольствием познакомлюсь с твоей женой. Куда мы едем?
А мысленно тихонько себя поздравил: ха, а ведь он оставил лазейку! Может, удастся просто заехать, поздороваться — и свалить. Ведь он же не обещал, что прямо сядет и будет общаться.

 

Пробка на Бруклинском мосту уже рассосалась, и они сумели достаточно быстро выехать с острова.
Тэллоу был настолько обеспокоен жуткой перспективой встречи с незнакомыми людьми и мыслями о своем психическом состоянии, что он лишь через пять минут понял, что машинально включил полицейское радио.
Массовые беспорядки в Бронксе после того, как директор католической школы, уволенный из-за того, что у него нашли терабайтный внешний диск с детской порнографией, сумел избежать тюрьмы.
Забитый насмерть клерк в секс-шопе в Сансет-парке, убийца нарисовал кресты кровью убитого на стойке и на окнах, из магазина украдена жесткая немецкая порнография на сумму более четырех сотен долларов. Предполагаемое орудие убийства — резиновый член весом в пятнадцать фунтов.
В Вильямсбурге на улице найден истекающий кровью обнаженный семнадцатилетний юноша, на теле жертвы насчитали более трехсот ножевых ранений.
Квинс: хозяин квартиры забил насмерть квартиранта мачете, затем попытался покончить с собой. Он был еще в сознании, когда прибыла скорая. Один остряк пошутил, что парень нарубил себя в мелкую щепу.
Пятеро бандитов, все не достигшие возраста восемнадцати лет, найдены на углу Уоткинс-стрит в Браунсвилле: их убили, кастрировали и сложили стопочкой. Никто ничего не видел.
Там же, в Браунсвилле, шестнадцатилетка перерезала горло девочке тринадцати лет, и та за несколько минут истекла кровью. Убийца пыталась покончить с собой и заявила, что хотела всего лишь изуродовать покойную, чтобы их совместный сутенер не смог предлагать ее состоятельным (то есть способным заплатить двадцать и больше долларов) клиентам.
В Проспект-Парке мужчину застали за мастурбированием — он использовал для этого дуло девятимиллиметрового пистолета. Когда его прервали, он застрелил охранника парка, совершавшего пробежку гражданина, другого гражданина, выгуливавшего собаку, и няню, а потом направил дуло пистолета в открытый рот и застрелился.
Сквозь эфирные шумы пробился веселый смех: в Адской Кухне горело здание, в котором обделывал свои делишки мелкий торговец оружием по прозвищу Кутха, известный более как Антон Аносов. С Аносовым так или иначе сталкивался каждый детектив города, все относились к нему с легким презрением, но в целом неплохо. Он был одним из самых эксцентричных криминальных авторитетов, но в целом — хотя никто, положим, ему в любви бы не признался — к нему относились с уважением. Поэтому в эфире и звучали хиханьки и хаханьки: мол, как же это так получилось, что его штаб-квартира взяла и загорелась?
А через несколько минут пошли сообщения о найденных на месте пожара телах. Тел оказалось очень много. Шуточки мгновенно развеялись серым пеплом и сплыли по радиоволнам прочь. Как дымы сигнальных костров.
Назад: Двадцать шесть
Дальше: Двадцать восемь