Тринадцать
Тэллоу потребовалось немалое усилие воли, чтобы убрать руку с пистолета. Он поднимался по лестнице и уговаривал себя: угрозы нет. С каждым шагом повторял: все чисто. Но каждый шаг пробуждал воспоминания.
Он поднялся на площадку, где умерли Джим Розато и Бобби Тагг, и только там, стоя на том же самом месте, на которое память отозвалась запахами крови и дыма, Тэллоу понял: а ведь он тупил. Целый день тупил.
Он убил человека. Его должны были убрать с улиц, и точка. Отправить в оплачиваемый отпуск, и плевать на нераскрытые дела. У него должны были забрать личное оружие. Показать специалистам. Его сейчас должны были допрашивать в Управлении Внутренних дел, а еще им бы занимались люди окружного прокурора. Не то чтобы его кто-то в чем-то обвинил, в конце концов, он застрелил убийцу полицейского и в этом случае был бы избавлен от традиционной волокиты и проблем. В обычных случаях, да, могли возникнуть сложности, Тэллоу приходилось слышать о затянувшихся на годы разбирательствах. Однако в случае Тэллоу его объявили бы правым быстро, от силы за пару дней. Однако, что бы там ни было, его не должны были выпускать на улицы.
Если только… если только он не перешел кому-то дорогу. И этот кто-то очень хотел прикрыть дело.
Тэллоу привалился к стене, прямо рядом с тем местом, где на штукатурке еще виднелись следы крови и мозга Джима Розато. И рассмеялся.
А ведь лейтенант, похоже, решила минимизировать риски. Она ведь приказала: дело раскроешь ИЛИ… Однако у нее всегда за пазухой лежал козырь: «Чего вы от меня хотите, у меня людей в обрез, я могла отдать дело только этому бесполезному придурку, к тому же у него только что партнера убили, у него травма, психолог с ним не работал, так что…» Или даже вот так: «Ну что вы хотите, мы же так и так не могли работать над делом! Тэллоу находился в административном отпуске и вообще не мог им заниматься…»
И тот и другой вариант сулил ему надпись поперек лба: «Попрощайся с этой работой, Джон Тэллоу».
Все-таки интересно, чем и когда он так разочаровал лейтенанта, что та без зазрения совести решила повесить ему на шею дело о квартире 3А и спихнуть их обоих в Гудзон с глаз долой… По крайней мере с глаз долой до следующего года, который бы открылся чистым и безо всяких безнадежных висяков типа пары сотен нераскрытых убийств.
А он-то хорош! Целый день с трудолюбивым жужжанием сновал по Манхэттену, как полицейский робот, а подумать не подумал! Чем черт не шутит, может, у него и в самом деле травма? И он ее не осознает и даже не замечает?..
— Какой же я идиот… — пробормотал он.
На реплику никто не ответил. Видимо, мироздание решило не спорить с очевидными вещами.
Тэллоу ступил на лестничную площадку и подошел к месту, где погиб Бобби Тагг. Тэллоу даже не знал, как его зовут, пока Кармен, хозяин дома, не сказал. Тэллоу вообще о нем ничего не знал. Ну, кроме того, что однажды мир этого парня рухнул и он решил, что смысл жизни можно вернуть одним способом: взять обрез, выйти голым на лестницу и заорать. Чтобы довести человека, нужно не так уж и много. В этот раз хватило письма, подсунутого под дверь.
В глазах у Тэллоу помутилось. В голове свивался туман, но он почувствовал, как сжались челюсти и в груди стало пусто.
Так, следовало переключить внимание. Вот квартира 3А, вот дырка в стене. Ее расширили до размеров двери. Вот, собственно, дверь в квартиру. Похоже, с ее системой запоров так и не смогли справиться. Кто-то криво натянул поперек дыры полицейские ленты. Тэллоу присел, и нутро комнаты открылось ему в обрамлении двух желтых полос. Правда, сначала он прикрыл глаза и сильно потянул носом. Надо освежить в памяти ощущения до того, как криминалисты разберут квартиру по кирпичику. Представить себе, что он, Тэллоу, и есть убийца. Закрыть глаза и вдохнуть запахи его, убийцы, храма.
Охотник осторожно оторвал кончик пакетика с сахаром — пакетик он незаметно утащил со столика какой-то кофейни, чьи хозяева неразумно оставляли такие вещи снаружи. Высыпал содержимое пакетика в рот и проглотил сладкие кристаллы.
Охотник положил пустой бумажный пакетик обратно в рукав и замер в ожидании. Сейчас сахар усвоится и мышцы разогреются. И на улице станет потише. Хотя бы чуть-чуть потише.
Тэллоу, все еще согнувшись в спине, просто дышал и слушал. Пытался вернуться в тот миг, когда он впервые вошел в комнату. Как его окутали эти запахи. Сейчас они развеялись, рассосались, выветрились, растворились в запахах чужих людей — но оставался слабый след, способный пробудить память ощущений.
Если бы он мог их назвать, все до единого. Но приходилось лишь догадываться, искать поддержки у эрудиции: да, это травы. Тэллоу же вырос в городе. И только в подростковом возрасте обнаружил, что травы — они не в пузырьках со всякими научными названиями зарождаются. Вот этот запах… похоже, шалфей. Трава. А так рутбир пахнет… И еще что-то, неуловимо знакомое, шебуршится где-то на окоеме сознания, словно зверь скользит в тенях густого леса…
Уж не табак ли?
Охотник перекинул сумку на правое плечо и опустил в нее руку. Рукоять ножа тут же легла в ладонь. Охотник попробовал, как ходит клинок в ножнах — легко. В нужный момент он вытянет нож правой рукой, пальцем сдвигая ножны. Левой возьмется за них и высвободит клинок, который уйдет вверх. И полоснет по лицу, если добыча развернется к нему лицом. Или вонзится в основание черепа, если не развернется. Современный человек внутри него уже рассчитывал, куда лучше ударить. Если клинок войдет между позвонками С2 и СЗ, кончик покажется между зубами добычи. Бывало, что добыча умирала на месте просто от шока. А если добыча развернется, то порез снизу вверх, добыча схватится за лицо, охотник сможет беспрепятственно ударить между ребрами, острие ножа пробьет мышцы и устремится к противоположному плечу — прямо в сердце.
Не то чтобы он предпочитал в таких делах нож. Просто… возможно, эта добыча заслуживала лишь смерти животного.
Он смог бы спасти хотя бы что-то из самых ценных своих инструментов. Воспрепятствовать ворам растащить остальное. Наконец, он мог бы потом снова вернуться и спасти еще что-нибудь. Чтобы выиграть для Мейчена время…
Сахар подействовал. Улица опустела — насколько она могла опустеть. Охотник перешел улицу, держа руку в сумке, на рукояти ножа.
Табак. Ну или что-то очень похожее. Какой-то близкий родственник, если не брат по крови, сигаретному табаку. Тэллоу чуть не улыбнулся: наверное, тот бездомный псих был прав насчет добавок…
Он поднял веки и обвел глазами наполненную светом раннего вечера гостиную, стараясь не упустить ни единой детали. Подозреваемый здесь никогда не жил. Это очевидно. Тогда, в первый раз, он подумал о церкви. Да, правильное впечатление… Сюда убийца приходил, как в храм. Кстати, а вот этот запах… уж не ладан ли? Тэллоу снова принюхался: кедр? Или, скорее, можжевельник?..
Убийца здесь никогда не жил. Но Тэллоу мог голову прозакладывать: ответ на все вопросы здесь, в этой квартире. Точнее, квартира и есть ответ.
Охотник пересек проезжую часть. Снова поглядел по сторонам: нет ли пешеходов? Нет, никто не увидит, как он входит в здание. Пара машин проехала, но водители не обратят внимания. И не смогут дать показания. Так что машины можно смело исключить. К тому же он их почти не видел. Они то появлялись, то исчезали, как олени в чаще. Он позволил им вовсе пропасть, и их шум вскоре растворился в топоте копыт, пении птиц и шуме непогоды над головой. Охотник сделал глубокий вдох, задержал дыхание, а затем осторожно-осторожно растворил дверь, словно это была тяжелая кожаная занавеска на входе в жилище. Внутри его ждало очищение. Вот оно, будущее.
Тэллоу оценил свои перемещения в течение дня: да, носился бездумно, как тот робот запрограммированный, однако в целом делал нужные вещи. Если эксперты увеличили снимки и разложили их, как он просил, тогда уже завтра он сможет все как следует обдумать и разобраться.
А вот лейтенанту он позвонить забыл. Настроение у нее с утра было паршивое, так что доложиться надо. Иначе хуже будет. И Тэллоу стал загонять несущиеся мысли в тесный, длинный и извилистый коридор. Пусть бегут друг за другом. Нужно рассказать все так, чтобы отчет произвел благоприятное впечатление!
Тэллоу поднялся — и сморщился от боли. Да, прощай, молодая гибкость тела, на корточках так долго уже не посидишь… И он потряс одной затекшей ногой, потом другой. И, развернувшись спиной к лестнице, вытащил сотовый.
Охотник медленно крался по холлу первого этажа — так осторожно, словно под ногами могла хрустнуть тоненькая веточка. Каждый шаг выверен. Осмотрелся — шаг, осмотрелся — шаг.
В голосе лейтенанта звучала бесконечная усталость. Такое чувство бессилия наваливается, если целый день тебя трясет от гнева. Но пламя ярости угасло, и сейчас в голосе ее слышалось потрескивание остывающих угольков, и там, где бушевал пожар, клубился горький дым. Она потребовала отчета, однако по голосу он понял: сердце ее уже покинуло кабинет и направилось домой, а он сейчас разговаривает с пустой оболочкой, призванной изображать трудовой энтузиазм.
— Я сейчас на Перл-стрит, — сообщил Тэллоу. — Побеседовал с хозяином, поговорил с парнем, компания которого покупает здание. Хозяину за квартиру платили налом, без указания имени-фамилии жильца, и началось это, еще когда всем заправлял его отец. А парень, у которого компания, покупающая здание, в общем, он собирается снести там все, и поскорее. Так что я с ним переговорил, сказал, чтоб там пальцем ничего не трогали, ну и с хозяином я еще одну воспитательную беседу потом проведу. Еще я доехал до Полис-Плаза, 1, делом там занимаются два эксперта, и я с ними, в общем, сегодня вечером как раз встречаюсь, чтобы все обсудить.
— Скажи мне, — пробормотала в трубку лейтенант, — что нового ты узнал? Что нового ты знаешь, что не знал этим утром?
Тэллоу задумался. Судя по голосу, начальство чувствовало себя как выжатый лимон. Так что, пожалуй, сейчас не время делиться последними выводами.
— Я знаю, что наш парень — он все заранее продумывает. Досконально. И я думаю, что он продолжит убивать. Причем в ближайшее время. А когда это произойдет, мы поймем, что это он.
— Каким образом?
— Я об этом как раз думал, пока ехал сюда из ПП, 1. Такое впечатление, что наш парень очень серьезно подходит к выбору оружия. По крайней мере в случае некоторых жертв. Криминалисты сегодня мне, к примеру, кремневый пистолет показали.
— Что показали?.. — Женщина очнулась и пошла на голос, разгоняя руками дым.
— Пистолет с кремневым замком. Я не шучу. А криминалисты хором говорят, что его специально восстановили, чтобы выстрелить, а потом просто повесили на стенку ржаветь. Да я могу через Интернет револьвер купить за тридцать баксов — это если мне просто нужно кого-то убить. А это… это совсем другое. И у меня есть впечатление, перерастающее в уверенность, что, по крайней мере, для части дел он выбирает оружие, руководствуясь определенными принципами.
— Это какими же?
— Пока еще думаю. В общем, завтра я засяду у криминалистов. Они как раз подыскивают мне место, чтобы разложиться и поработать с материалами. Да. Прямо подыскивают. Что будет, если их начальница позвонит завтра и орать начнет? Было бы здорово, если бы вы пригрозили: типа, нет места, нет услуги, которую обещали…
— Господи ты Боже мой, Тэллоу! Это все?
— На сегодня — да, лейтенант. В общем, как я уже говорил, у меня встреча с криминалистами, прямо совсем скоро, посмотрим, может, они еще чего полезного скажут. А еще, — добавил он, пока в голове, словно подгоняемая тихим ветром, проплыла еще одна мысль, — мне нужно сегодня вечером кое-что почитать.
Заслышав голос, охотник застыл без движения. Не меняя положения тела, прислушался — с кем он там разговаривает? Но собеседника не было слышно. Охотник стиснул зубы, напряг мышцы живота — надо вернуться в настоящее. В настоящее! Он поднимается не по заросшему лесом склону холма. Он идет вверх по лестнице. А его добыча разговаривает по сотовому.
Придется подождать, иначе собеседник на том конце провода услышит, как умрет жертва. Временами это было даже на руку. Но сейчас охотник не нуждался в подобных эффектах — это лишь сократит время, которое ему понадобится после убийства.
Охотник перебрался на следующую лестничную площадку. Настанет подходящий момент, и он ударит.
Вот теперь лейтенант точно очнулась:
— Почитать?! Джон, я же говорила: в себя не уходи, это меньше всего мне сейчас нужно!
— Послушайте! — возразил Тэллоу. — Завтра я посижу над нераскрытыми делами, для которых мы уже определили орудие убийства. Но сегодня я хочу просто посидеть и подумать. Мне дух перевести было некогда. Я беспрерывно ношусь по городу. К тому же я вообще это дело не должен вести.
В трубке повисло молчание. Тэллоу скривился: ну да, сколько раз он говорил себе — помалкивай насчет этого. Но вот — вырвалось. Что ж, интересно, что ему ответят.
— Джон, — наконец послышался в телефоне голос лейтенанта. — Ты же знаешь — людей не хватает. И я тут позвонила разным людям… В общем, Управление внутренних дел и окружной прокурор не против, чтобы ты продолжил работу. И мне пообещали, что под письмом, где всем заинтересованным сторонам будет объяснено, почему во благо дела нужно было отдать его тебе, появятся абсолютно все правильные подписи.
— Лейтенант, я не очень уверен, что это законно.
— Если правильные полицейские инстанции говорят, что законно, значит, законно, Джон. А связанные с этим документы и данные быстро исчезнут из базы, и никто не станет задавать лишних вопросов. Я знаю, что у тебя выдалась худшая неделя за все время службы, но ты мне нужен именно здесь и сейчас. Ты меня понял?
В течение двадцати секунд Тэллоу концентрировался на том, чтобы выровнять дыхание. Даже по сотовому телефону умеющий слушать человек может понять, когда его собеседник начинает сопеть от ярости.
— Да, лейтенант. Я позвоню завтра, когда с криминалистами пообщаюсь.
Лейтенант сдержанно проговорила:
— Хорошо, Джон.
А потом:
— Что-нибудь еще?
— Нет, — отозвался Тэллоу.
Охотник услышал, как пикнул сотовый — разговор закончился. Он двинулся дальше. Осторожно заглянув за поворот, рассмотрел плечо добычи. Та стояла спиной к лестнице. У добычи преимущество в росте. Ударить в низ спины, чтобы парализовать жертву? Это выиграет время для смертельного удара. Можно выбрать такой, чтобы хотя бы кровью плеснуло…
Охотник вытащил нож. Надавил большим пальцем на край ножен. Левая рука начала осторожно стягивать ножны с клинка. Охотник улыбнулся: все происходило совершенно бесшумно. Прекрасное мгновенье…
И тут раздался жуткий грохот, и Тэллоу мгновенно обернулся на звук.
Охотник замер: снизу послышались топот и громыхание — люди вламывались в двери, тащили по лестнице какое-то оборудование. Очень быстро, выбирая ступени, которые издавали меньше звуков, чем остальные, он легкими шагами, на цыпочках слетел вниз, завернул за угол и добежал до середины следующей лестницы. И только тогда остановился, чтобы посмотреть.
Двое в комбинезонах с оглушительным звоном и скрежетом проталкивали в двери тележки и пластиковые ящики.
— А ты, мать твою налево, дверь эту сраную не подержишь, а? Легче кабана через игольное ушко, мать его, протащить!
— Как же, держи карман шире…
— Вот ты че хочешь? Достать меня, да? Тут квартира, полная, мать ее, пистолетов, нам грузить их! А ты, значит, докапываешься до меня, да? Хочешь, значит, довести меня? Чтоб я в тебя пару сраных стволов этих разрядил, да? Баллистическую, мать ее, экспертизу провести хочешь, да?
— Да ты сраную дверь не можешь открыть, не то что из пистолета пальнуть! Давай хватай любую пушку, я постою посмотрю, как ты башку себе отстрелишь!
— Эй! Мужик! Мужик, слышь, не поможешь?
Охотник уже давно убрал нож и теперь спускался по лестнице как ни в чем не бывало — ни дать ни взять здешний жилец. Он прошел по коридору и открыл одну из створок двери настежь. Криминалисты затащили внутрь свою поклажу. Что они криминалисты, охотник понял по надписям на комбинезонах — увидел значки и буквы еще сверху, зрение пока его не подводило.
— Эй, — окликнул его один из них. — Ты не в курсе, лифты работают, нет? В смысле, тут же должны быть лифты, да? А то ж это прямо бесчеловечно, без лифтов-то!
— Прошу прощения, — отозвался охотник. — Я просто к другу в гости заходил, я обычно по лестнице поднимаюсь.
— Ну ладно… Спасибо, кстати, что дверь подержал!
— Пожалуйста, — вежливо ответил охотник и проскользнул мимо комбинезона на улицу.
* * *
Тэллоу сбежал вниз по лестнице и увидел двоих парней, что с руганью тащили по ступеням две тачки, доверху нагруженные контейнерами.
— Криминалисты?
— Ага! Смена «пошли в жопу, останетесь без ужина», самая лучшая. А ты, небось, Тэллоу?
— Ага.
— Тоже в жопу сходи, мужик.
— Спасибо, ребята.
Снаружи, стоя рядом с полицейским фургоном, приближение которого он не заметил, охотник с силой ударил себя кулаками по голове. Потом ударил еще и еще раз. Все шло не так, как нужно. Вокруг него ранящим глаза калейдоскопом кружились и менялись друг с другом местами Старый и Новый Манхэттен. Деревья вздрагивали, и на них распускались уличные огни. Почтовый ящик на другой стороне улицы превратился в частично обтянутый мускулами скелет, жестянка под ним отрастила легкие и пронзительно завизжала. Дорога сворачивалась и шла трещинами там, где проступала почва и прорастали травы доколониальных времен, колышась в сумеречном неверном свете. Дыхание стало отрывистым и трудным, как у загнанного животного. Он снова сдавил кулаками голову и зажмурился, да так крепко, что лоб и обе стороны шеи пронзило болью.
А когда охотник открыл глаза, то увидел машину, в которой приехал тот полицейский в черном костюме. Дрожа и пошатываясь, он перешел улицу и добрел до нее: удерживать автомобиль в поле зрения оказалось куда как непросто… Не отрывая взгляд от машины, он зашарил в сумке: нужны были огрызок карандаша и обрывок салфетки из кофейни. Он приказал руке — не дрожать. И очень тщательно — а как иначе, в голове нарастала боль, а перед глазами мелькали какие-то неприятные белесые огни — записал номер машины, марку и модель.