Часть вторая

1

Нож, который Лиам вытащил у одного из трупов, был сделан из качественной стали, остро заточен и в целом выглядел как предмет, с которым на Земле расставаться крайне нежелательно. Уцелевшую, но ненужную теперь косичку он срезал легко, в одно движение. Мне не пришлось отпиливать ее часами, пытаясь подобрать для среза удобный угол, и легкость, с которой удалось это проделать, подействовала на меня воодушевляюще.

Теперь волосы даже не доставали до плеч. Вздохнув, я стянула с кончика отрезанной косы резинку и сделала себе короткий хвост. Несколько прядей тотчас же выбились и полезли в лицо. Неудобно. Жаль, у меня не было никаких заколок – придется ждать, пока волосы отрастут.

Волосы, шрам – непривычно много перемен во внешности за последнее время. Даром что я их не планировала. Фирзен бы оценила, вот только узнать, так это или я брежу, было невозможно, – я не знала, увижу ли вообще Фирзен снова. Увижу ли отца, Айроуз, Сириуса…

Я прикусила внутреннюю сторону щеки в надежде, что вспышка боли помешает мне скатиться в истерику. Вроде бы помогло.

Лиам сказал, что все идет по плану. И попросил подождать, пока он затащит трупы маргиналов в топь. У меня не возникло желания предложить ему помощь. Я была разве что немного удивлена тому, как спокойно в итоге отреагировала на то, что он их убил. На то, что Лиам нашел в себе силы лишить кого-то жизни, даже не поморщившись и не скатившись в яму экзистенциальных размышлений после.

Маргиналов же не просто так называют маргиналами. Пора бы усвоить.

Наконец он управился. Выпрямил спину, потянулся. Прищурился, глядя куда-то далеко, за множество раз перечеркнутый лесом по вертикали горизонт, где заходило солнце. Солнце, которое я еще недавно считала «своим», сейчас казалось чуждым и враждебным.

Удивительно, как плотно точка зрения завязана на твоем положении.

Я не выдержала.

– Ты сказал, у нас все идет по плану. Объясни!

Лиам обернулся, лениво глядя на меня из-под ресниц. Как будто его забавляло мое неведение.

– Мы здесь по приказу твоего отца, – сказал он. – Если вкратце, капитан Вэль сделал меня рейнджером лишь затем, чтобы я мог сопровождать тебя на Земле в этой миссии. Моя задача – провести тебя кое-куда целой и невредимой.

После этих слов с моих плеч словно свалилась целая груда строительных блоков. Облегчение длилось не более нескольких секунд. А после…

– Какая еще, к черту, миссия? – спросила я.

– Секретная, – лаконично ответил Лиам, поднимая с земли свой рюкзак и закидывая на плечи.

Глупое уточнение. Стали бы они менять статус зоны и сокращать время рейда для всех, кроме двух рейнджеров, если бы информация о данном предприятии была общим достоянием.

– Отец меня об этом не предупреждал. – Я непонимающе уставилась перед собой, пытаясь осознать происходящее.

Двумя часами ранее, возможно, это привело бы меня в бешенство. Сейчас же я была слишком эмоционально измотана, чтобы испытывать сильные чувства, поэтому все, что мне осталось, – глухое разочарование.

«Айроуз подобрала для тебя подходящую кандидатуру».

«Только как его зовут, подзабыл».

Отлично сыграно, папа. О чем ты еще мне солгал?

И, что куда важнее, ради чего?

– Вероятно, он хотел, чтобы все прошло гладко, – пожал плечами Лиам, словно прочитав мои мысли. – Ты бы наверняка принялась задавать ему неудобные вопросы, на которые он не мог ответить.

– Не мог ответить на вопросы, не мог предупредить о каком-то важном секретном задании на Земле, – процедила я. – На Земле, черт возьми, кишащей всякой отравленной ящерами дрянью… мне казалось, родители так не поступают.

– Ну-у, – протянул Лиам, и в этот момент я почему-то вспомнила, что у него родителей нет вообще. – Чтобы компенсировать все опасности, он отправил с тобой меня.

– Зная, как я тебя ненавижу? – фыркнула я.

Лиам усмехнулся – его реакция на эту правду оставалась неизменной.

– Можно сказать, это тоже было частью плана… думаю, тебе надо снять все эти блестящие штуки.

– Что?

– Наплечники и прочую страховочную ерунду.

Я только заметила, что от своей «страховочной ерунды» Лиам уже избавился.

– Они прямо кричат о том, что ты со станции, – объяснил он, – а на Земле таких, как ты могла заметить, недолюбливают. Мягко говоря.

– А что с крыльями? – Я принялась отцеплять наголенные щитки, не найдя аргументов «против».

– Благодаря таланту твоего приятеля оснащать костюмы сырыми прототипами, их мы можем оставить. Думаю, крылья нам в любом случае пригодятся.

– Может, ты не в курсе, но в их создании использовалась суперматерия. В незапрограммированном виде она может себя как угодно повести.

– Тогда нам стоит быть осторожнее и не использовать крылья без повода.

Я вновь углубилась в освобождение своего костюма от элементов панциря. Несомненный плюс нашей формы заключался в том, что без защитных укреплений она выглядела как обычная практичная одежда, которую можно было бы надевать в долгий и тяжелый путь.

В то, что я представляла, как долгий и тяжелый путь.

Штаны, в бедрах облегающие ноги достаточно плотно, чтобы не мешать, но свободные в коленях, чтобы не стеснять движений. Хорошие ботинки с крепкими бортиками и не слишком высокими голенищами. Тонкая, но адаптирующаяся под температуру тела и окружения водолазка. Короткая куртка с множеством карманов, внешних и внутренних. Никогда еще не рассматривала рейнджерский костюм с настолько практичной точки зрения. Только теперь довелось оценить дальновидность того, кто его разрабатывал.

– А в чем… в чем вообще смысл этого приказа? Почему отец отправил нас на Землю?.. – Я запнулась, потому что меня вдруг осенило. – Стой, это для того, чтобы спрятать меня на время стыковки с Седьмой?.. Это как-то связано с тем, что меня должны были перевести на Седьмую?

– Я ничего не знаю насчет Седьмой, – мотнул головой Лиам. – У меня есть только приказ, в его первопричины и мало относящиеся к делу подробности меня не посвящали.

– И тебе даже не стало интересно? – не поверила я.

– Ты забываешь, принцесса, что мое любопытство и твое любопытство – разные вещи. Там, где дочери капитана все сходит с рук, бывший маргинал вылетает со станции прежде, чем успевает сказать «Четвертая».

Справедливо.

Мы замолчали. Я заправила одну из выбившихся прядей за ухо, но она тут же вернулась в исходное положение. Я уже ненавидела эту новую прическу.

– Как давно у тебя этот приказ? Когда ты впервые узнал об этой нашей миссии?

– Четыре месяца назад, когда меня утвердили в рейнджеры.

Но ведь с того дня, как Айроуз сообщила мне о требовании капитана Седьмой, прошло от силы три недели…

Я совершенно запуталась в происходящем, и Лиам, похоже, обладал немногим большим объемом информации. Я решила вернуться к тому, с чего все началось. Началось для меня.

– Что ты делал в моей комнате?

– Изучал тебя.

– Звучит несколько омерзительно, – скривилась я, отцепляя последнюю деталь панциря и зашвыривая ее в белую топь. – Впрочем, это и есть омерзительно – рыться в чьих-то вещах по настолько надуманным причинам. Тебя отец впустил?

– Нет, – скромно сказал Лиам. – Сам разобрался.

Мое лицо удивленно вытянулось.

– Но ты ведь…

– Глупый варвар?

Я сникла. На Земле в сравнении с Лиамом глупым варваром была однозначно я.

– Как бы там ни было, это действительно мерзко – вламываться в чужие комнаты.

– У меня был приказ узнать тебя получше, – не особо стараясь оправдываться, сказал Лиам. – Сомневаюсь, что ты отреагировала бы нормально, если бы я просто подошел и спросил тебя о твоих сильных и слабых сторонах.

– Поэтому ты решил, что будет лучше, если ты начнешь следить за мной? Действовать мне на нервы? Копаться в моих чертовых вещах?

– В целом, да. Так я тогда и решил.

– Ты слишком серьезно относишься к приказам.

– На моем месте ты бы и не так беспокоилась.

– Ох, да хватит уже ныть, – не выдержала я. – А что насчет Фирзен? Она же в курсе этой миссии?

– Фирзен? – Он явно пытался вспомнить, где уже слышал это имя. Как будто оно ему мало о чем говорило. – Сестра Кассиуса Штайля…

– Я не спрашивала, чья она сестра. – Резко перебив Лиама, я сочла необходимым уточнить: – Я спрашивала, какие у нее мотивы, чтобы покрывать тебя, удаляя видеозапись с тем, как ты взламываешь дверь моей каюты из коридора.

– О, хм… там были видеозаписи… – как-то смутился Лиам. – О вовлеченности Фирзен Штайль знаю не больше твоего. Никогда не общался с ней лично. Может, она тоже работает на капитана? Мне кажется, у твоего отца чуть ли не для каждого человека на Четвертой уготована какая-то роль.

– Роль? – Метафора показалась мне непонятной.

– На политической арене мира летающих станций, – вдруг широко улыбнулся Лиам. – А ведь знаешь, мне действительно когда-то казалось, что станции – это утопия, лучшее, что может быть у человека, застрявшего на этой планете.

– А сейчас что тебе кажется? – мрачно спросила я.

– На Земле всегда было понятно, кто враг. Каннибалы, пришельцы, стаи одичавших псов, всевозможные природные катаклизмы… Всегда было понятно, с чем нужно бороться, потому что враг – вот он, перед тобой, и он не скрывает своих намерений. – Лиам нахмурился, задумавшись о чем-то своем на мгновение, потер переносицу и вновь уставился на меня. – На станции же ты просто постоянно чувствуешь себя… обманутым. И не знаешь, действительно ли тебе что-то угрожает или это всего лишь порождение твоего разыгравшегося от сытости и благополучия воображения.

Я оставила эти пространные заявления без комментариев и принялась готовиться в путь, однако… я все-таки понимала, что Лиам имел в виду. И, возможно, даже лучше, чем мне бы того хотелось.

– Когда падает звезда, нужно загадать желание, – сказал Касс, протягивая мне флягу с лимонадом. До отбытия станции оставалось еще четыре часа; мы успели обойти старый научный центр и вытащить оттуда несколько сохранившихся носителей с исследованиями по евгенике. – Попробуй.

Я посмотрела на звездное небо со смутным чувством, что сейчас произойдет что-то необыкновенное. Даже более необыкновенное, чем мой напарник, постоянно говорящий о чем-то настолько странном, что это могло либо очаровывать, либо раздражать.

И со своим отношением я уже определилась.

– Когда ты смотришь в бездну, бездна всматривается в тебя, – вдумчиво произнес Касс, не спуская глаз с ночных небес.

– Что? – Я вскинула брови, подумав, что мы опять столкнулись с трудностями перевода.

– Это цитата. Фридрих Ницше, немецкий философ.

Ночное небо и правда напоминало бездну, но с такой ассоциацией находиться здесь было бы слишком неуютно. Мне не хотелось, чтобы в меня всматривались.

– Это вообще профессия – философ? – хмыкнула я.

– Пока твою планету не захватили космические ящеры, почему бы и нет.

Наконец падающая звезда расчеркнула ночное небо длинной белой линией, сияющей ярко, но недолго. Спустя какую-то долю секунды небо выглядело так, словно не понесло никаких потерь. Как будто кто-то решился бы их пересчитать, чтобы в этом убедиться.

– Чтобы все ящерицы передохли? – с небольшой паузой предположила я, отхлебывая немного из фляги. Касс лимонад обожал, а я не понимала. Лимон неприятно ощущался на зубной эмали, сахара, для того чтобы понизить ощутимость кислоты, туда добавляли от души… получалось не очень. Но, в отличие от более практичного и сообразительного напарника, я не удосужилась позаботиться о термосе с какао для себя. Не говоря уже о том, чтобы убедить доктора Вилсона позволить мне взять на Землю что-то несанкционированное. Касс же, казалось, мог уговорить кого угодно на что угодно.

– Чтобы все ящерицы передохли? – усмехнулся Касс. – Сионна, я же совсем забыл сказать: сработает лишь то желание, что не будет озвучено. Ты только что разрушила всю магию.

– О, нет. – Я решила поддержать игру. Касс нравился мне, даже несмотря на то, что был таким странненьким. На самом деле, возможно, скорее его необычную манеру поведения, его открытый взгляд на мир я и находила столь привлекательными.

– Ну теперь ящерицы никуда не денутся как минимум до следующего звездопада, – сокрушенно покачал головой Касс; его брови при этом трагически (и чертовски потешно) взметнулись вверх.

– А ведь мы могли бы уже положить этому конец, – тяжело вздохнула я сквозь рвущийся наружу смешок.

В глазах Касса плясали веселые искорки – или отражались звезды.

– Я расстроен до глубины души твоей неспособностью загадывать желания, Сионна Вэль. Отдай мне мой лимонад.

– Ты ужасно несправедлив, Кассиус Штайль. Возможно, в следующий раз у меня получится лучше, а ты уже демонстрируешь, что совсем в меня не веришь, – с наигранной обидой я вернула Кассу флягу. Он не стал пить, просто поставил ее рядом с собой.

Воздух был пронизан пением ночных насекомых, чье название я уже успела позабыть.

– Ладно, поступим вот как, – смилостивился Касс. – Я сейчас наглядно продемонстрирую, как правильно распоряжаться своими желаниями. Думаю, это будет справедливо.

Я перестала улавливать, что происходит.

– Но ведь… придется ждать следующей падающей звезды?

– В том и загвоздка, Сионна Вэль. – Улыбка Касса стала почти незаметной, когда он приблизился ко мне настолько, что я могла видеть свое перепуганное отражение в его сияющих карих глазах.

– Нужно просто разучиться каждый раз ждать следующей падающей звезды…

2

Мы вышли из леса с другой стороны, обойдя распространившиеся участки белой топи и еще несколько средоточий руин мертвой цивилизации. За лесом оказалась дорога, давно разбитая и запущенная; сорняки густо проросли через асфальт и покореженные капоты брошенных здесь десятилетия назад автомобилей. Неподалеку от нас над основной трассой возвышалась двухуровневая дорожная развязка, но она вся была обломана, словно после бури, и прутья металлического каркаса торчали из бетона точно кости из мертвой плоти. Удручающее зрелище.

– Почему ящерицы не привели здесь все в порядок? – невольно вырвалось у меня. – Им что, не нужна трасса? Они ничего не перевозят?

– Ирриданцы не пользуются наземным транспортом, – сказал Лиам, щурясь на свет заходящего солнца.

– Что? – Эта улыбка превосходства действовала мне на нервы все сильнее.

– У них есть летающие машины, работающие на восприимчивости систем к магнитному полю Земли. Этот вид транспорта считается самым безопасным…

– Нет, я не об этом, хотя и странно, что ты столько знаешь… Ты сказал… ирриданцы?

– А, это. Я могу называть их ящерами, если тебе так проще.

– В смысле, «проще»? Мы же всегда называли их ящерицами.

– Их родная планета называлась Иррид, – пожал плечами Лиам, показывая, что говорить он сейчас не очень-то и настроен. – Делай с этой информацией что хочешь, принцесса.

Я не понимала, что смущало меня сильнее – собственная безграмотность в этом вопросе или то, что я никогда прежде не слышала этого названия. Ни в школе, ни в центре подготовки рейнджеров. В детстве мама рассказывала мне сказки о Земле, захваченной злобными ящерицами из космоса, когда я выросла, все вокруг говорили о постоянной угрозе со стороны ящериц… Иррид. Ирриданцы. Неужели на Четвертой об этом могли не знать?

Медленно, но неумолимо солнце ползло в сторону горизонта, бросая свет на облака таким образом, что только верхушки их сияли теплым оранжевым, а основная масса оставалась зловеще темной. Контраст был красивым, но я не могла его оценить. Меня пугало скорое наступление ночи.

Чем сильнее мы отдалялись от леса, тем больше хотелось бежать обратно. Необъятное пространство со всех сторон заставляло меня ощущать… не страх, не панику, но определенный дискомфорт. Жителю станции, привыкшему к вечным надежным стенам в поле зрения, сложно воспринимать бескрайние пустоши как что-то естественное. Может быть, мы все скрытые агорафобы.

Во время рейдов это все было иначе. Потому что зона рейда была просканирована на предмет опасностей, потому что в наушнике орала Айроуз, одергивая и подгоняя, потому что местность была преимущественно закрытая…

Теперь же от количества свободного пространства у меня кружилась голова. Воздух был неочищенным, тяжелым из-за высокой влажности и, возможно, ядовитым для человеческих легких. Яда я пока не ощущала, но и надышаться никак не могла.

– Куда мы идем? – спросила я Лиама еще спустя несколько часов, когда поняла, что устали ноги. Мышцы голеней ныли так, словно я весь день не слезала с бегового тренажера, хотя на самом деле мы прошли совсем немного. Мне казалось, я более вынослива.

– Где-то в десятке километров к северу от точки высадки есть город. Для начала нам туда.

Судя по положению солнца, мы шли на север. Судя по влажности воздуха, с каждым вдохом все больше походившего на щедро разбавленную кислородом воду, мы находились в субтропиках. Судя по степени моего контроля над ситуацией, это была катастрофа.

– Почему в город? – тщательно скрывая отчаяние, спросила я. Потрогала тыльной стороной ладони лоб – он был весь мокрый. Внезапно я осознала, что вся покрыта потом, с кончиков пальцев до корней волос.

– Нам необходимо найти источник питания… – По лицу Лиама тоже стекали капли, но выглядел парень гораздо бодрее. – Возможно, генератор, чтобы открыть капсулу и расшифровать точный маршрут, детали миссии и сроки.

– То есть миссия настолько секретна, что у нас вообще никакой информации… – Я прикусила язык и подозрительно прищурилась: – Капсулу?

– Ну, ту самую, что ты отковыряла из остатков своего сборщика… Чего ты так смотришь?

– Вы и до моего сборщика добрались, – простонала я.

– Если что, это был не я, – улыбнулся Лиам, и на этом разговор прервался: в этой духоте было сложно находиться, не то что говорить.

Ближе к ночи мы добрались к подножию какого-то горного хребта; тропинка, начинающаяся внизу, уводила вверх, петляя между многими его уровнями.

Небо сверху стало совсем темным – почти как тот небольшой его клочок, что обычно просматривался через прозрачный купол в Саду Памяти. Темные тучи медленно ползли своим путем, то открывая, то вновь скрывая от взора обе луны, и естественную, и искусственную, запущенную Кризисным Советом Земли в 2054-м году для контроля приливов. Удивительно, что ящерицы (ирриданцы?) сохранили этот вспомогательный спутник, а не заменили его своим или не уничтожили ко всем чертям.

Лиам остановился, окидывая взглядом преграду. Я с некоторым облегчением уперлась руками в колени, чтобы уменьшить нагрузку на спину. Сколько мы прошли? Вроде бы только выбрались из леса и пересекли пустырь, а по ощущениям словно прочесали экватор. Но, судя по виду Лиама, который, казалось, почти не устал, мне стоило говорить только за себя.

И черта с два я сказала бы об этом вслух.

– Думаю, нам стоит подняться, найти в этой скале что-то вроде пещеры и остановиться там на ночлег, – сказал Лиам.

– Разве там не водится никакая опасная живность?

– У нас терраполис под боком. Ну, практически, – произнес он с таким видом, словно я могла понять, о чем он говорит. – Они выводят всю фауну в радиусе полусотни километров. Вернее, фауна сама выводится.

– Тер-чего? – уязвленно переспросила я.

– Терраполис. Изолированное поселение ирриданцев. Их культура, судя по всему, была близка нашей античности.

– Ты про города-анклавы?

– На станциях все очень альтернативно, – заметил Лиам с усмешкой.

– Но ты ведь так хочешь вернуться, – не удержалась от шпильки я.

– Очень хочу. – Он посмотрел на горную насыпь со знакомым выражением лица – азарт и вызов – как смотрел каждый раз на виртуального врага на наших парных симуляциях. – И вернусь.

Сказав это, он уверенно полез вверх, на каждом шагу вгрызаясь подошвами в размолотые камни, составляющие тропу. Мне оставалось только собрать волю в кулак и последовать за ним.

* * *

Подходящая для ночлега пещера обнаружилась уже глубокой ночью, когда воздух стал суше и прохладнее, а небо превратилось в россыпь ослепительно белых диодов на безграничной черной плате.

Это была даже не пещера, скорее, просто углубление в скале. Здесь можно было спрятаться разве что от ветра, дующего перпендикулярно прорези входа. Лиам тем не менее счел место достаточно пригодным для остановки. А мне, после крутого подъема уже мало что соображавшей, было совершенно все равно, где спать. Поэтому я безропотно упала в эту небольшую нишу, прислонившись спиной к неровной сырой поверхности и с облегчением вытянув перед собой ноги.

По ощущениям ступни превратились в две открытые раны. Я совершила еще одно усилие, стянув оба ботинка, и затем запрокинула голову к небу. Звезд было так много, и они оказались так близко, что это вызвало у меня невольный вздох. Лиам истолковал это по-своему.

– Неудобно? – усмехнулся он, не отрываясь от инвентаризации содержимого своей сумки.

– Неудобно, – подтвердила я.

– Надо поужинать, – заметил Лиам, выкладывая в ряд несколько протеиновых батончиков из своих запасов.

Удивительно. Только сейчас я вспомнила, что последние часов восемь мы с Лиамом ничего не ели и не пили. Мой организм, видимо, был слишком шокирован происходящим, чтобы вспоминать о необходимых ему питательных веществах. Даже теперь я не чувствовала голода.

– Я буду только воду.

– Слушаюсь и повинуюсь, – Лиам с улыбкой засыпал содержимое одного из квадратных пакетиков в силиконовую флягу, плотно закрутил крышку и зажал кнопку, запускающую реакцию. Водородный порошок вступил в реакцию с встроенным одноразовым преобразователем, и мгновение спустя мне в руки прилетела прохладная, покрывшаяся каплями фляга с приятно бултыхающейся свежесинтезированной водой.

– Спасибо, – сказала я и за один подход осушила ее почти наполовину.

– У нас есть еще три одноразовые фляги, считая твои, – сказал Лиам. – Плюс около двух десятков очищающих таблеток для воды. С едой похуже – шесть протеиновых батончиков. Нужно постараться найти другой источник пищи уже завтра, иначе будет… нехорошо.

Как бы еще не отравиться пищей из этого потенциального источника.

– Мне вот интересно, неужели отец не мог нас хотя бы припасами обеспечить?

– Секретная миссия, Сионна, – ласково подсказал Лиам. – Никто не должен был ничего заподозрить. Нас и без того медикаментами снабдили от души.

– То есть… – До меня вдруг дошло, что это значит. Я напряглась, несмотря на то, что очень устала и мне только-только удалось удобно устроиться в этой нише. – Ты хочешь сказать, что на Четвертой мы считаемся погибшими? Что никто, кроме отца, не в курсе…

– Возможно, некоторые из приближенных знают, – пожал плечами Лиам, разворачивая один из батончиков.

Я только покачала головой. Сириус наверняка остался среди тех, кто «не в курсе». Черт… Он считал меня погибшей, в то время как я сидела на Земле, дышала неочищенным воздухом и пыталась привыкнуть к так кардинально повернувшимся обстоятельствам.

Это безумие.

Я не понимала, как папа мог так со мной поступить. Даже если никакой секретной миссии не было, и он просто хотел спрятать меня на Земле на время стыковки с Седьмой. А когда опасность минует – подобрать в неизвестной пока конечной точке нашего с Лиамом маршрута… Он сделал все максимально, даже в самых мелочах похожим на случайность. Возможно, именно этот подход делал его тем, кем он был. Хорошим лидером, за которым готовы были идти многие. Но я не была уверена, что когда-либо еще смогу смотреть на него с восхищением.

– Завтра к полудню, если не сбавим темп при спуске с хребта, будем уже в городе, – сказал Лиам, прикончив свой батончик. Вероятно, ему эта протеиновая, практически безвкусная гадость пришлась по душе. – Если присмотреться, на горизонте видны высотки.

Без всякого энтузиазма я посмотрела туда, куда он указывал, но не разглядела ничего. А чуть выше, там, где слабо перемигивались в окружившей планету тьме звезды, я по-прежнему видела намного больше, чем мне хотелось.

3

За этой семьей я наблюдала издалека уже третий день. Конечно, не специально; но каждый раз, когда появлялась вероятность встретить этих людей, блуждающих, как и я, между бесконечными железобетонными высотками, она почему-то срабатывала. Мужчина, женщина и ребенок лет четырех, вся троица смуглая и черноволосая. В нашу вторую маловероятную встречу я увидела, что женщина беременна.

Мне казалось это очень смелым и очень глупым – рожать детей, находясь на Земле. Даже на станциях люди долго решались на этот шаг – привести в опасный, непригодный для полноценной жизни мир еще одного человека. Что это за жизнь, когда ты постоянно находишься взаперти? Что это за жизнь, полная страха быть уничтоженным вместе со всей станцией? Что это за жизнь – без неба?

Но на Земле ведь все было еще хуже. У меня появилось время избавиться от романтического налета под названием «наше утерянное прошлое». Теперь я замечала лишь удручающую разруху вокруг, тяжелый воздух, заставляющий легкие работать вдвойне интенсивней, и отвратительный ландшафт, из-за которого вместо ног я чувствовала лишь тупую боль, обмотанную почти всем запасом пластырей, обнаруженных в моей аптечке. Но я – избалованный ребенок станций, привыкший к совершенно другим условиям. А такие люди, как эта семья, перебирающаяся через обломанный мост, другой жизни и не видели.

Мужчина подал руку женщине, помогая взобраться на груду камней, затем подсадил ребенка и устало потер спину. Даже с расстояния было видно, как блестит от пота его рано покрывшееся глубокими морщинами лицо. Что могло привести их в такое мрачное место, как это? Когда все трое наконец скрылись из виду и путь оказался расчищен, я слезла по пожарной лестнице на раскаленный солнцем асфальт и продолжила путь. Еще неизвестно, как долго Лиам провозится с генератором, поэтому лучше не искать проблем там, где их можно пережидать на пожарных лестницах. Они меня не видели – ни разу за эти три дня.

Мы с Лиамом обосновались в медицинском центре, занимающем первые десять этажей одной из высоток. В подвале обнаружилось несколько генераторов, и один из них оказался исправным. Теперь Лиам пытался привести его в действие, а я отправилась в городской сад неподалеку, где манговые деревья были щедро усыпаны спелыми плодами, несмотря на окружающую их разруху. Я снова оказалась в привычной для себя роли – рейнджера, которому необходимо совершить вылазку и принести еды, не нарвавшись на неприятности. Мне не хотелось повторить ситуацию возле руин за белой топью.

Дома в этом городе прилегали друг к другу тесно и выглядели совершенно одинаково; перед тем как отправиться на поиски еды, мне пришлось провести определенное время выбирая и запоминая ориентиры, чтобы потом беспроблемно вернуться обратно.

Я прошла два квартала, засматриваясь на разбитые витрины бывших магазинчиков и немного удивляясь полному отсутствию у себя желания зайти внутрь и поискать что-то интересное.

Между высоток гулял ветер, разгоняя духоту. У перекрестка я взобралась по уже знакомой каменной лестнице, пострадавшей за все эти годы разве что от сорняков, на платформу под сенью городского сада. Я нашла его здесь в самый первый день, и Лиам признал плоды с местных деревьев съедобными, что определило основу нашего рациона на ближайшие дни.

В центре сада возвышалось старинное многоуровневое деревянное здание с изящными резными окнами и фигурными карнизами, разделяющими этажи. Покопавшись в своих остаточных знаниях со школы, я вспомнила, что такие конструкции назывались пагодами и использовались в основном для ритуальных целей. В общем-то, для каких-либо других целей эта пагода выглядела слишком непрактичной. Она явно пострадала от пожара – об этом свидетельствовали черные следы и прогоревшие насквозь участки стены на верхних уровнях. Наверняка ее облюбовали бы дикие животные или птицы, если бы соседство терраполиса не означало их полное в этом городе отсутствие.

Остановившись возле дерева с самыми спелыми и вкусными плодами (это было определено эмпирически), я сняла обувь, подпрыгнула, ухватившись за толстую ветку, и подтянула себя наверх. Меня окружили сладковатый аромат манго и свежий – влажных от утренней росы листьев. Я быстро собрала добычу в рюкзак, нацепила его за шлейку на торчащий сучок и свесила ноги вниз, наслаждаясь минуткой покоя.

Лиам говорил, что лучше не задерживаться надолго даже в безлюдных местах. Пусть в городе и отсутствовала агрессивная фауна, никто не отменял бродячие стаи бешеных собак (за многие годы они превратились для оставшихся на Земле в ощутимую проблему), патрули ящериц и группы маргиналов. Подумав немного и еще раз вспомнив события у белой топи, я со вздохом соскользнула с дерева, приземляясь в перемешанную с сорняками траву. Нацепила ботинки на одеревеневшие ноги и пошла обратно.

Локации изменились, а смысл остался тем же.

Безопасность превыше всего.

Больше всего, помимо основных проблем, меня занимала транспортная. В первый же день, ощущая, что натоптанные мозоли еще какое-то время будут превращать мои передвижения в ад, я присмотрела себе мотоцикл среди брошенных прямо посреди дороги, неподалеку от нашей базы. Когда я сказала Лиаму, что хотела бы попытаться починить один из них, он долго смеялся и пожелал удачи, особенно с поиском топлива. В разграбленном городе с этим действительно была проблема: все заправки оказались опустошены подчистую, а тех жалких остатков на дне баков, что я находила во время первых вылазок, едва хватало на то, чтобы поддерживать генератор.

С расстановкой приоритетов у меня проблем не было, поэтому о такой роскоши как транспорт следовало забыть. Проходя мимо, я бросила очередной печальный взгляд на облюбованный мотоцикл, завернула за следующий угол… и столкнулась с мужчиной.

Он был один, без женщины и ребенка, отягощенный разве что небольшой плетеной корзиной, болтавшейся у него за спиной. На его худом, изможденном лишениями и жарой лице был написан тот же испуг, что испытала я.

Несколько секунд мы молчали, но было очевидно – мы одинаково растеряны и не знаем, что делать с этой нежелательной встречей. Это ставило нас на один уровень.

– Все в порядке, – осторожно сказала я, решившись. Немного подняла руки, чтобы показать: в них нет оружия. Оружие было заткнуто за пояс, но доставать нож я не собиралась. Пока мне не дали повода изменить свое мнение.

Мужчина, явно немного успокоившись, сказал что-то на незнакомом языке. Интонация показалась мне вопросительной, поэтому я сделала то, что показалось в тот момент наиболее уместным: пожала плечами и робко улыбнулась. Не представляю, как он мог это истолковать, с учетом, что значение получившегося жеста для меня самой осталось загадкой.

Может, он спросил, собираюсь ли я съесть его ребенка. Может, по его мнению, я только что ответила: «Не знаю, подумаю».

Но, судя по тому, как расслабилось лицо мужчины, так мой жест он точно не истолковал. Его сухие губы тоже растянулись в несмелой улыбке. Он сказал что-то еще; его язык звучал для моих ушей настолько чужеродно, что я даже не улавливала пауз между словами. Если, конечно, в этом языке между словами делались паузы.

– Я вас не понимаю… – Я картинно развела руками, пытаясь донести мысль хотя бы так. Затем подняла вверх указательный палец. – Но у меня есть кое-что… – я потянулась к лямке забитого плодами манго рюкзака, отчего мужчина опять напрягся, – еда…

Его брови поползли вверх, словно он меня понял; видимо, слово «еда» на любом языке звучит знакомо, если ты живешь на Земле.

Он затравленно смотрел, как я осторожно, словно боясь спугнуть дикого зверька, снимаю рюкзак и достаю через разошедшуюся молнию манго. Так же медленно я опустила четыре крупных плода на асфальт перед собой. Подняла взгляд на мужчину – он выглядел так, словно в любой момент был готов сорваться и убежать.

– Это для вашего ребенка, – сказала я и повела по воздуху рукой, обозначая рост четырехлетки. – Я уже ухожу…

Чтобы больше не терзать несчастного человека, я отошла обратно за угол здания, давая возможность спокойно взять манго и убраться восвояси. Для верности я просидела на сиденье мотоцикла около двадцати минут и лишь потом вернулась в проулок, где повстречалась с тощим маргиналом.

Манго он забрал. Но оставил кое-что и для меня.

На небольшой тряпочке, аккуратно расстеленной на асфальте, лежала небольшая горсть круглых темно-синих ягод голубики.

Я не ожидала ничего подобного. Тронутая этим дружественным жестом, подошла и забрала ягоды вместе с тряпочкой. Крупные, сочные, обтянутые тонкой кожицей, они просто просились быть съеденными. Я подцепила одну из ягодок и поднесла к глазам, чтобы получше рассмотреть. Перестаралась с хваткой – голубика тут же лопнула у меня в руках, растекаясь по пальцам, и я быстро слизала красноватый сок.

Кисленько, но съедобно. Найти бы еще, где она здесь растет…

Чертовски довольная собой и своими дипломатическими успехами в частности, я поспешила к Лиаму, чтобы порадовать его неожиданному разнообразию нашего рациона.

Признаться, на третий день вынужденной монодиеты кого угодно от манго затошнит.

* * *

Лиам сидел на подоконнике и вслепую, карманным лезвием соскребал с подбородка отросшую за последние дни щетину. Рядом с ним стояло небольшое ведерко с водой, лежали полотенце и огрызок мыла, обнаруженные им, видимо, в одной из подсобок. А еще на парне не было рейнджерской водолазки. Дневной свет резко пробивался, обрамляя его обнаженный торс, в полумрак комнаты, из-за чего перед глазами плясали яркие пятна. Я попыталась сморгнуть их, но тщетно.

– Нерациональное использование воды, – заметила я, скидывая рюкзак у двери.

– Да брось, – даже не посмотрев на меня, пробормотал Лиам. – Сезон дождей, как-никак. Того, что мы собрали вчера, должно хватить еще минимум на два дня.

На балконе хранились наши скромные запасы воды – все обнаруженные в медицинском центре ведра и миски мы первым делом сунули под дождь. Приходилось использовать драгоценные очищающие таблетки, чтобы пить эту сомнительную жидкость, но в целом она вроде бы была не особо ядовитой. По крайней мере, Лиам так сказал.

– При рациональном использовании, – усмехнулась я, устало прислонившись к закрытой двери спиной и на секунду прикрыв глаза. – Кто знает, когда будет следующий дождь. И как долго он продлится. У нас же нет времени прихорашиваться.

– Ну, это нечестно. – Лиам стер полотенцем остатки мыльной пены. – Если вдруг я встречу любовь всей своей жизни, я не хочу, чтобы первое впечатление обо мне было как о заросшем неряхе.

– Странные у тебя планы. – Я открыла глаза; цветные пятна наконец исчезли.

– Угу. А еще я планирую не сидеть здесь дальше в ожидании дождей, – как-то хитро прищурился парень. До меня начало доходить.

– Тебе что, удалось открыть капсулу?..

– Да, – улыбнулся Лиам и, перекинув ноги через подоконник, развернулся ко мне. – Готова посмотреть, что внутри?

Я неожиданно рассмеялась – кажется, впервые за эти дни. Даже кружившаяся от жары голова не омрачила внезапной радости. Информация, хранящаяся в капсуле, должна была расставить все по своим местам, – и это было именно то, чего мне хотелось от жизни в тот момент.

– Мягко сказано, – выдохнула я, нетерпеливо глядя в центр комнаты, где на самодельной установке располагалась капсула. Каждый ее разъем был занят отрезком провода, местами со стертым диэлектрическим покрытием. Все эти провода собирались в кучу у старенького генератора, готовые из последних сил переправлять энергию в закрытый носитель. Лиам удивлял меня все больше.

Не говоря больше ни слова, он слез с подоконника и закрыл окно. Затем плотно занавесил его шторами – комната погрузилась во мрак, почти не нарушаемый внешними источниками света. Когда Лиам запустил генератор, я сначала испугалась, что он вот-вот сломается; но, казалось, жуткий потрескивающий шум был просто неотъемлемой частью работы этой рухляди. Комната постепенно заполнилась тяжелым запахом выхлопа. Я потерла болезненно пульсирующие виски, пытаясь хоть как-то облегчить неприятные ощущения.

Наконец через бесконечные несколько секунд по оголенным частям провода пробежали тонкие голубые молнии разрядов. Они скрылись внутри капсулы, и повисла тишина, позволяющая расслышать сосредоточенное сопение Лиама и хруст в суставах моих пальцев, непроизвольно стискивающихся в кулаки.

Ну же, капсула… Давай, открой нам свое содержимое.

Голографическая проекция распахнулась над нашими головами, в один миг заполнив собой всю комнату и ослепив нас ярким белым светом. Проморгавшись, как следует, мы с Лиамом задрали головы, пытаясь понять, что мы видим.

– Карта, – растерянно сказал парень. – Это карта.

– Просто карта? – Я могла сколько угодно всматриваться в бесплотную рельефную модель с городами, водоемами и прочими важными пунктами, но более осмысленным зрелище не становилось.

– Хотя… – прищурился Лиам. – Смотри, пульсирущая точка над вот тем городом – мы находимся здесь. А вторая точка, – он указал севернее от предыдущей, – находится вон в той долине…

– Это наша конечная? Северо-восток? – Я подалась вперед. – И это все, что здесь есть?

Впрочем, к этому я отчасти была готова.

– Подай, пожалуйста, карту, – тихо попросил Лиам; видимо, он тоже был разочарован. – Я отмечу координаты.

Я взяла со столешницы подробную бумажную карту, обнаруженную в заброшенном туристическом магазинчике, и швырнула Лиаму. Он поймал ее, развернул на нужной странице и принялся делать пометки карандашом, тщательно сверяясь с проекцией. Не зная, чем еще ему помочь, я решила не мешать и присела у дверного косяка рядом с пропахшим манго рюкзаком.

Сообщение от капитана, объясняющее, что происходит. Детали миссии, если это, конечно, настоящая миссия, а не отвод глаз для Ридуса Лэра. Что угодно, придающее смысла моему присутствию на Земле в компании назначенного отцом телохранителя. Но кроме уточненных координат в этой чертовой капсуле не было ничего. Я горько усмехнулась.

Спасибо за заботу, папа.

– Записал, – сказал Лиам.

Вовремя. Потому что равномерно гудящий генератор тут же забарахлил, точно внутри него вскипели остатки, и через мгновение вспыхнул. Голографическая карта растворилась в душном воздухе комнаты, а загоревшийся генератор Лиам тут же залил оставшейся после бритья мыльной водой из ведерка.

Просто прекрасно.

– Разочарована? – спросил он, открывая окна и вновь впуская дневной свет в темнейшие уголки комнаты. Вместе с кислородом.

– Да, – кивнула я, обхватив руками колени.

– Никто не говорил, что будет просто.

– Вынуждена напомнить, – процедила я, – что мне вообще никто ничего не говорил.

– И это меня ты называешь нытиком, – хмыкнул Лиам, внимательно осматривая капсулу; неожиданно она раскрылась с характерным щелчком, и в руках у него оказался небольшой предмет. Сначала я подумала, что это суперкомпьютер, – и опять загорелась глупой надеждой.

– Это…

– Не компьютер, – покачал головой Лиам. – Наручный таймер.

– Дай-ка сюда. – Я поймала устройство с регулируемым ремешком. Повернула к себе экранчик и увидела, что обратный отсчет уже запущен. – Семьсот одиннадцать часов…

– О, еще и точные временные рамки. Удобно.

– Мы успеем? – Увидев карту, я уже не была в этом уверена.

– Семьсот одиннадцать часов. – Он сосредоточенно нахмурился, производя в уме подсчеты. – У нас чуть меньше месяца. Около семисот километров пути. Думаю, времени с лихвой хватит.

– Нам придется преодолевать более двадцати километров в день, – посчитала я.

– Разве это большая проблема?

– Не… проблема, – мрачно отмахнулась я, думая о своих ноющих мышцах ног.

– В любом случае будет лучше, если мы начнем этот путь уже сегодня, – продолжал Лиам, не ведая о моей печали. – Давай только сначала поедим.

Я обреченно вздохнула, таким образом выражая свое согласие. Истолковав это правильно, Лиам подал мне руку, я рассеянно протянула ему свою. Он дернул меня на себя, помогая подняться, но с непривычки я сама оттолкнулась слишком сильно и в результате оказалась к нему… чуть ближе, чем было бы, соблюдай мы границы своих зон комфорта. Лиам до сих пор не оделся, и от его обнаженного торса шел вполне ощутимый жар. Я заставила себя не смотреть на рельефные мышцы, скорчив комичную рожицу и глядя ему в глаза – ни дюймом ниже.

– Ты побледнела, – прищурившись, сказал Лиам. Он озорно улыбался. – Обычно в таких ситуациях краснеют.

– Обычно в таких ситуациях не анализируют, – фыркнула я, выдергивая руку из его ладони. Неловкость ситуации смазалась из-за усилившейся боли в висках. Мне захотелось немедленно упасть обратно на пол.

– Я встретила человека в городе, – доставая из сумки тряпицу с голубикой и два манго, рассказала я. – И мы произвели… типа бартер.

– Ничего себе. Что за человек? – Лиам нахмурился, явно беспокоясь о нашей безопасности.

– Просто… человек. С ним беременная женщина и ребенок. Он сам испугался, когда столкнулся со мной. Ну и, конечно, я на всякий случай позаботилась о том, чтобы вернуться сюда окольными путями, так что даже при желании он не мог бы за мной проследить. Зато теперь у нас есть голубика. – Я протянула ему пропитавшуюся ягодным соком тряпицу.

Лиам развернул ее, посмотрел на ягоды несколько секунд, затем рассмеялся.

– Сионна, тебе просто невероятно повезло, что у тебя есть я.

– В смысле? – насторожилась я, все еще стараясь не смотреть на его пресс.

– Тебе попался сообразительный любитель бартера. Явно понял, что перед ним – невежественная обитательница станций.

– С чего ты это взял? – не поняла я. Новая вспышка боли заставила меня прижать к виску запястье.

– Потому что никакая это не голубика, принцесса, – он вручил мне тряпицу с ягодами обратно, чтобы я хорошо их рассмотрела. – Это дьявольские бусины, как их называли у меня дома. Одной такой ягодки достаточно, чтобы лишить человека жизни.

При виде моего перекосившегося лица улыбка Лиама стала еще шире.

– Но… зачем ему было это делать? – растерянно спросила я.

– На всякий случай, – пожал плечами Лиам и вдруг тоже посерьезнел. – Слушай, у тебя вид правда нездоровый. Ты же… ты же не додумалась попробовать первым делом незнакомую ягоду на вкус?

– Конечно, нет! – Я раздраженно нахмурилась.

И…

И вспомнила кисловатый алый сок, стекавший по пальцам.

Ягоды рассыпались, отскакивая от бетонной плитки; время словно специально замедлило ход, чтобы я могла рассмотреть их отливающие перламутром бока. Я совсем не хотела, чтобы это выглядело так драматично.

В эту же секунду у меня из носа полилась кровь. Даже на симуляциях, когда мне в лицо прилетало что-то тяжелое, крови было меньше. Я подставила руки, чтобы не испачкать пол, хотя меня не должна была беспокоить чистота пола, не так ли?

Кровь потекла и из ушей, оставляя теплые полоски на шее. Вслед за этим непривычно защипало глаза – по щекам побежала горячая жидкость, и это определенно были не слезы. Кровь. Словно во мне ее было бесконечно много.

Стоило мне вспомнить о боли – и миллионы иголок впились в мозг, заставляя раскрыть рот в беззвучном крике. Беззвучном, потому что меня тут же скрутило пополам, и кровь густым потоком хлынула из моего разодранного горла на плитку, растекаясь вокруг, заполняя собой ямки и трещины, заполняя собой все.

Я почти не чувствовала, как меня положили на спину, как сунули какую-то сумку под голову, чтобы я не захлебнулась, как вкололи что-то в вену. Укол получился болезненным, эта боль показалась совершенно ничтожной в сравнении с тем, что происходило в моей голове.

Прямо перед тем, как реальность меня отвергла, словно в глупой попытке схватить безучастно разверзшееся надо мной небо, скрытое от взора десятками этажей, я вытянула руку вверх.

Рука была красной от крови.

СИРИУС

Не в правилах Сириуса было подслушивать разговоры.

– Я думаю, на самом деле Лиам с Сионной просто сбежали вместе, – склонившись над подставкой с реагентами, поделилась юная лаборантка со своим напарником. – Запретная любовь, вот они и…

– Эта выскочка же всегда западала на парней с какими-то странностями, – тихо фыркнул собеседник, не замечая, как под локтями примялся лист с его рабочими записями. – Бывшего маргинала папа, естественно, не одобрил.

– Это так романтично! – вздохнула девушка.

– Это так ущербно… – саркастически парировал парень.

– Это так непрофессионально, – встрял Сириус, оказавшись у них за спинами.

Парочка подскочила, точно на них выплеснули по мензурке кислоты, и в другой ситуации Сириус бы даже испытал определенное злорадство. Сейчас же чувствовал лишь злость и раздражение. И, возможно, смутное сожаление, что в руках у него нет двух мензурок с кислотой.

– Если вы продолжите относиться к работе с той же степенью серьезности, – твердо сказал он, – в моей лаборатории вам делать явно нечего.

Ребята предсказуемо понурились и забормотали извинения, параллельно демонстрируя огромную заинтересованность в установке на их столе. Сириус с отвращением отвернулся от них.

Он с удовольствием прогнал бы их и без всех этих предупреждений, если бы не регламентированное количество лаборантов, которых надо было подготовить к определенному сроку. Если бы не это – вылетели бы отсюда быстрее, чем…

…чем ты примчался в радиорубку, когда услышал, что лифт Сионны вернулся на Четвертую пустым?

Через полчаса лаборанты убрали рабочие места и наконец покинули помещение. Сириус посвятил следующий час подробным записям о проделанной работе, заполняя все необходимые бланки для высшего руководства. Обычно на такие дела отводили неделю, но Сириус не любил оставлять их на потом. Отправив документацию, он без тени эмоций посмотрел на часы. Полдень. Обычно в это время Сионна приходила к нему в лабораторию с парочкой бутербродов, жаловалась на Айроуз или Лиама и рассказывала что-то интересное о Земле. Но Сионны больше не было, а голод, скрутивший желудок, никуда не делся, поэтому Сириус направился в кафетерий.

Первую неделю он почти ничего не ел, а спал урывками, путая порою сон и реальность. Это закончилось обмороком и угрозами от Айроуз запереть его в медблоке, если он не возьмет себя в руки и не вернется к нормальному образу жизни. Но Сириус также видел распухшие от слез веки лейтенанта и темные мешки под ее глазами – это делало рассуждения Айроуз о нормальном образе жизни сомнительными. Она ведь сама еще не оправилась.

На третий день в большом зале в честь Сионны и Лиама была произнесена длинная проникновенная речь, слово могли взять все желающие. Лица и имена смешались для Сириуса в один поток, и он ничего не понимал до тех пор, пока не вызвали на трибуну его… а он спешно покинул зал, сдерживая приступы рвоты, – из-за нервного истощения пустой желудок пытался вывернуться наизнанку.

Это все казалось дурным сном, искривленной реальностью, ужасной, нескончаемой галлюцинацией, в которой имя Сионны было выгравировано на камне в Зале Памяти. Как они все могли думать, что Сионна – такая храбрая, такая находчивая и упрямая – умерла? Это не могло быть правдой. Сириус отказывался принимать такую правду.

Уже в кафетерии он увидел, что выбрал плохое время для перекуса. В обед здесь было полно рабочих с технического уровня. Не решившись развернуться и уйти, Сириус обошел зал, выискивая свободное место и стараясь не приближаться к особо шумным группам. Даже иллюзия замкнутого пространства, заполненного людьми, казалась ему пугающей. Пустых столиков не было, зато за одним из занятых он заметил маленькую компанию двенадцатилеток из центра подготовки рейнджеров. Среди них была Галатея.

– Заткнитесь, идиотки, – услышал Сириус звонкий голосок сестры издалека. Девочка была в гневе и не стеснялась в выражениях. – Она бы не сбежала с Четвертой из-за такой тупой причины.

– Но Лиам же такой красивый, – улыбнулась темноволосая девочка. Непонятно откуда Сириус знал, что ее звали Ким. – Венди из медблока из-за него основательно рассорилась с сестрой. Многие старшие девочки хотели с ним встречаться.

Эти разговоры, казалось, занимали абсолютно всех на Четвертой. Людей беспокоило не исчезновение двух рейнджеров, но их взаимоотношения.

– Вы ни черта не знаете о Сионне, – презрительно фыркнула Галатея, неприязненно оглядывая девочек. – А я знаю. Никакой красавчик не заставил бы ее сбежать с Четвертой. Она бы не повелась на тупого качка вроде Лиама.

– Да, конечно, – захихикала соседка Ким слева, чьего имени Сириус не знал. – Ей же нравится другой тип парней.

– Действительно! – хитро усмехнулась Ким. – Сионне явно по душе тщедушные близорукие блондины из лабораторий.

Галатея молча запустила в нее полной ложкой рагу.

– Чокнутая! – завопила Ким, безуспешно пытаясь вытряхнуть запутавшиеся в волосах овощи.

– Валите отсюда, дуры, – процедила Галатея, угрожающе приподнимая тарелку. Напоследок метнув в нее убийственный взгляд, Ким ретировалась; двое других девочек поспешили за ней, возмущенно переглядываясь.

Сириус выждал несколько секунд и затем занял одно из освободившихся мест.

– Ты все слышал? – мрачно уточнила Галатея.

– Да. Галатея…

– Тея!

– Я хотел… узнать, как у тебя дела.

– Мне казалось, что ты пришел сюда не ради этого.

Сириус неуверенно опустил взгляд на ее тарелку. Признаться, он уже почти забыл о еде, но изумительно пахнущее овощное рагу заставило его желудок недовольно заурчать. Сестра уверенно придвинула к нему свою порцию.

– Угощайся, на раздаче его уже нет, – сказала Галатея. – Рагу действительно вкусное. Было ужасно жалко даже ложечку тратить на то, чтобы швырнуть в лицо этой стерве…

Сириус едва не поперхнулся слюной.

– Галатея, – строго сказал он, хотя даже самому себе показался неубедительным. – Ты не могла бы не выражаться?

– Тея, – спокойнее, чем в прошлый раз, поправила девочка. – Каждый борется со стрессом своими способами, знаешь ли. Не всем же падать в обмороки из-за истощения.

Сестра была младше него почти на десять лет, но каким-то образом порой казалась Сириусу гораздо взрослее и уравновешеннее. Он только сейчас заметил, как Галатея выросла за последние месяцы. Она со всей старательностью подходила к своим занятиям, к подготовке, гордилась своим значком претендента, гордо перевешивая его со свитера на свитер каждый день, и стойко реагировала на все нападки окружающих, участившиеся в последние две недели. Она все сильнее напоминала ему…

– Скучаешь по ней? – спросила девочка.

– Да, – кивнул Сириус.

– Она жива, – уверенно произнесла Галатея, поджав губы. – То, что они похоронили ее на словах, то, что они нацарапали ее имя в Саду Памяти… Это ничего не значит, они ошибаются. Они ничего не знают о Сионне.

Сириус невольно улыбнулся сестре: Галатея говорила так убежденно, что ему хотелось верить в ее слова. На самом деле, у Сириуса было одно умозаключение, маловероятное, но достойное существования. И, что самое обнадеживающее, его можно было проверить.

В этот момент Сириус решил, что он сделает после обеда. И принялся за рагу.

– Я давно хотел тебя спросить, – сказал он, разделавшись с порцией за считаные минуты. Сестра заинтересованно подняла светлые брови. – Почему тебе так не нравится твое полное имя? Оно же довольно красивое…

– Проблема не в том, что оно мне не нравится… – помедлив, ответила девочка.

Пододвинувшись к брату поближе, она серьезно посмотрела на него; из глаз Галатеи, казалось, напрочь исчез их обычный блеск. Сириус вновь нашел там бездушную пустоту – ту, которую надеялся больше никогда не увидеть.

– Женщина с длинной черной косой, помнишь? – прошептала сестра, не отрывая от брата этого полумертвого взгляда. – У нее еще были такие дурацкие круглые очки… левое стеклышко разбилось, пока ее вели. Она была первой на том полигоне. Я узнала позже, что она была его подругой детства. Очень хорошей подругой, раз уж он назвал меня в ее честь.

Что не помешало ему распорядиться, чтобы ее разнесло на молекулы моими гранатами на основе сжатого света.

Сириус побледнел, тошнота опять подкатила к самому горлу.

– Я понял, Тея, – тихо сказал он, судорожно сглотнув. – Больше мы к этому не возвращаемся.

Девочка благодарно кивнула, отодвигаясь с доверительной дистанции, и в ее глазах опять появился озорной блеск.

Сириус пообещал себе сделать все, чтобы он там и оставался.

* * *

Пройти к капитану Вэлю ему так просто не дали.

Эта незнакомая Сириусу девушка была почти столь же высокой, как Сионна, с острым подбородком, выраженными скулами и цепким взглядом. Синие волосы с чуть отросшими светло-русыми корнями были собраны в хвост, обнажая выбритый висок и ухо с не менее чем десятком маленьких серебряных колечек.

– Ты Сириус? – спросила девушка, глядя на него с тонкой насмешливой улыбкой. В сочетании с тем, как лихо она преградила дорогу на капитанский мостик, упершись рукой в стену прямо перед его носом, все это выглядело, мягко говоря, неуместно.

Сириус кивнул, не понимая, что ей нужно. Взгляд зацепился за блестящий значок в виде числа двадцать три, закрепленный на ее форме сотрудника службы безопасности. Двадцать Третья? Ящерицы уничтожили ее за полтора года до того, как Сириус перевелся на Четвертую. Судя по всему, эта девушка – одна из тех, кому посчастливилось оказаться на другой станции во время атаки. В тот же миг Сириус осознал, что не отрывает взгляд от значка на ее груди достаточно долго, и, испугавшись, что это может быть превратно расценено, залился краской и быстро отвел глаза.

– Будь добр, удели мне минуту, – хмыкнув, попросила девушка и кивнула на небольшой пролет неподалеку от лифта, с двумя лавками для ожидающих. Она сказала это тоном, не терпящим возражений, и Сириусу это не понравилось.

– У службы безопасности есть ко мне какие-то вопросы? – холодно уточнил он. – Разве это не делается официально, с ведением протокола?

– Да, у тебя крайне подозрительный вид, – серьезно сказала девушка. – У меня есть все основания полагать, что ты – ящерица в гриме, и я намереваюсь немедленно отвести тебя в изолятор до выяснения истины.

Повисла пауза, в течение которой Сириус пытался понять, что вообще происходит и чего от него добивается эта сумасшедшая.

– Это, вообще-то, шутка, – вздохнула девушка, не дождавшись никакой реакции. – Я по… частному вопросу.

– Сейчас не лучшее время для шуток, – тихо сказал Сириус и направился к пролету с лавками, куда она указала.

– Меня зовут Фирзен. – Девушка опустилась на лавку рядом с ним и тряхнула головой, убирая формирующие челку короткие пряди с лица; колечки в ее ухе едва слышно звякнули. – Я хотела спросить тебя о Сионне. Вы же… вы же, типа, были близки.

– Она была моим другом, – выпалил Сириус. Лишь секундой позже он осознал, что говорит о Сионне в прошедшем времени. Видимо, что-то отразилось на его лице, так как выражение синих глаз Фирзен стало мягче.

– Все эти глупые слухи, расплодившиеся по Четвертой в последнее время… про то, что Сионна сбежала с Лиамом, – девушка замялась. – Я хотела уточнить, насколько они могут быть правдивы. Какие у них были отношения?

– Она его ненавидела, – честно сказал Сириус. Фирзен посмотрела на него с недоверием, но, поняв, что он говорит правду, слегка улыбнулась.

– Я так и думала.

– Это мало похоже на допрос службы безопасности, – заметил Сириус.

– Я же говорила, что это шутка, – понизив голос и опустив голову, сказала Фирзен. – Воспринимай этот процесс как… просто обмен информацией с человеком, которому судьба Сионны так же небезразлична.

И Сириус наконец увидел это. Неаккуратная прическа, потому что нет сил и желания укладывать волосы или обновлять выцветший в них синий; круги под глазами от плохого сна; нервно искусанные тонкие губы, кривящиеся в вымученной, словно приклеенной улыбке. Кем бы ни была эта Фирзен, она определенно знала Сионну. И определенно Сионна значила для нее так же много, как для него.

Это не растопило лед недоверия к незнакомой девушке из службы безопасности, но по крайней мере Сириус больше не испытывал к ней легкой неприязни, по умолчанию возникающей к человеку, который вот так подлавливает тебя в коридоре. Но когда твое горе оказывается не только твоим – разве это не то, что сближает людей? Ведь после Всплеска и Пришествия человечество забыло о своих внутренних раздорах и объединилось ради выживания.

– Ты направлялся к капитану. – Фирзен слегка прищурилась. – Зачем?

– Я просто подумал… – неуверенно сказал Сириус вместо запланированного «Личные причины». – Возможно, мне удастся узнать какие-то подробности. О Сионне. О ситуации. Если хочешь, я потом…

Фирзен с готовностью кивнула, поняв, о чем он, раньше, чем фраза была закончена.

– Хочу. Одиннадцатый уровень, каюта 11-3, справа от аварийного выхода.

– Что?

– Я там живу.

– Хорошо, но я не совсем понимаю, зачем…

Увидев его растерянность, девушка пояснила:

– Думаю, будет лучше, если наши обсуждения этой темы останутся конфиденциальными. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то посторонний случайно что-то услышал… на фоне всей этой грязи, в которую Сионну с Лиамом сейчас макают в каждом втором разговоре на станции.

В этом было рациональное зерно, поэтому он согласно кивнул.

– И… Сириус. – Фирзен улыбнулась еще раз, мягко и искренне. С такой улыбкой она даже показалась Сириусу милой. – Спасибо.

* * *

На капитанском мостике Четвертой Сириус не был со дня последней стыковки с Седьмой. Здесь мало что изменилось; никаких новых технологий за все это время не внедряли. Разве что прозрачную панель, отделявшую пункт управления от холодного неба термосферы, сменили.

В последнюю их встречу, проходившую здесь, отец вспылил и швырнул в эту панель креслом, оставив на ней внушительную вмятину и чудом избежав пролома и разгерметизации помещения. Это был день, когда Сириус в присутствии капитана Вэля объявил отцу, что они с Теей остаются на Четвертой даже несмотря на то, что срок его стажировки здесь истек. Ридус Лэр был в ярости, и, наверное, он придушил бы Сириуса на месте, если бы не капитан Вэль, приложивший все мыслимые и немыслимые дипломатические усилия для того, чтобы успокоить его и уладить эту ситуацию.

Капитан Седьмой так жаждал возвращения Сириуса не из любви и тоски по сыну; просто без него производство нового вооружения станции ощутимо замедлялось. О Тее он тогда даже не вспомнил – десятилетняя девочка, разрыдавшаяся на казни сверженного правительства, не представляла для него такой ценности, как старший сын-гений.

Сириус вздохнул, прогоняя мысли об отце. Ему следовало сосредоточиться на том, что было важно теперь.

Капитан Вэль стоял к нему спиной, упершись руками в край установки управления. Он глядел сквозь прозрачную панель куда-то вверх, так сосредоточенно и напряженно, словно пытался разглядеть там линию Кармана, за которую станциям еще много лет не подняться.

– Капитан? – позвал Сириус, чувствуя себя немного неловко.

Капитан Вэль повернулся с таким видом, словно не слышал, как кто-то посторонний появился на мостике.

Сириус заметил, что и Вильгельм Вэль в последние дни стал выглядеть хуже. Бесконечная усталость затронула, казалось, весь образ всеми любимого капитана Четвертой: безжизненные голубые глаза, грива рыжих волос, спутавшихся и немытых, какой-то надлом в безукоризненной раньше воинской выправке. Метаморфозы, произошедшие со всеми, для кого прошлый рейд обернулся горем, работали в одном направлении.

– Капитан, я хотел поговорить, – выпалил Сириус, шагнув вперед. – О Сионне.

– Да, конечно. Присаживайся. – По привычке приосанившись, как подобает капитану, Вэль рассеянно махнул рукой на одно из кресел за большим столом в центре помещения. Сириус повиновался. На самом деле он только сейчас понял, что не представляет, как начать этот разговор. Поэтому пошел кратчайшим путем и заговорил прямо.

– Я знаю, что за какое-то время до рейда Сионне сообщили, что мой отец настаивает на ее переселении на Седьмую, – сказал он.

– Она… сама сообщила тебе об этом? – удивленно поднял брови мужчина.

– Да… – Сириус помедлил, озадаченно прочитав эмоцию непонимания на лице Вильгельма Вэля. – Простите, в этом есть что-то настолько странное?

– Нет, нет, – спохватившись, покачал головой капитан. – Просто… Ты, наверное, заметил, что моя дочь – не самый общительный человек. И не самый доверчивый. Наверное, ты был для нее хорошим другом.

– Им я и остался, – твердо сказал Сириус, мрачно отметив, что сам капитан говорит о дочери в прошедшем времени. – Но это неважно. Скажите, произошедшее в последнем рейде как-то связано с этим фактом? Сионна осталась на Земле, чтобы мой отец не мог ее достать?

Несколько секунд понадобилось Вильгельму Вэлю, чтобы переварить услышанное. Его лицо вытянулось, словно это противоречило всему, что капитан знал и во что верил.

– Но, Сириус, это же… безумие, – выдохнул он. – Отправлять мою единственную дочь на захваченную Землю, чтобы «спасти» ее от переселения на другую станцию, комфортную и безопасную?

Теперь уж Сириус не мог поверить своим ушам. Услышанное перечеркивало его слабую надежду на то, что он еще когда-либо увидит Сионну. Перед глазами поплыло.

– Погодите… – Сириус издал нервный смешок; мозг вцепился в доводы, а не конечный факт, предоставленный ему капитаном. – «Комфортную и безопасную»? Мы все еще о Седьмой говорим? Вы же в курсе, что за человек мой отец, – он замолчал, красноречиво глядя на стеклянную панель за спиной Вильгельма Вэля. Но капитан лишь вздохнул, покачав головой.

– Твой отец – непростой человек, – сказал он, переплетая на столе пальцы. – И да, его идеи насчет возвращения Земли несколько сумасбродны. Но это не делает его монстром.

Скажите это моей сестре.

– Никакого ультиматума Ридус Четвертой не выдвигал, – продолжал Вэль, не замечая того, как разочарованно вытянулось лицо Сириуса. – Ему просто нужен был хороший специалист для подготовки новых поколений рейнджеров, вот он и обратился к нам с просьбой предоставить для этого Сионну… В конце концов, он же согласился, чтобы ты, его ведущий изобретатель, перебрался к нам?

– Вы серьезно? – прищурился Сириус. Красноречивого взгляда на замененную панель явно оказалось недостаточно. – Забыли, как он выразил свое согласие?

– Не забыл. – Капитан примирительно поднял руки. – Послушай. У нас с твоим отцом много разногласий, но это никогда не отражалось и не отразится на тебе и Галатее…

– Тее, – машинально поправил Сириус сквозь стиснутые зубы. – Так, ладно. Если Седьмая и мой отец не имеют к ситуации никакого отношения, возможно… Возможно, мы могли бы как-то… подобрать Сионну и Лиама? Существует хоть малейшая вероятность, что?..

– Считаешь, я об этом не думал? – перебил его Вильгельм Вэль с горькой усмешкой. – Я бы отдал многое, чтобы вернуть их. Чтобы вернуть Тамину Тэрренс, оставшуюся на Земле под завалом. Но даже для своей дочери я не вправе делать исключение и задерживать отправку Четвертой по маршруту. Ящеры следят за нами, только и ждут, чтобы мы совершили ошибку, отвлеклись от нашей главной миссии – выживания, – чтобы они могли нанести по нам удар. – В глазах Вильгельма Вэля отражалась беспомощность, присущая лишь тем, в чьих руках сосредоточена огромная власть. – Четвертая – это тысячи жизней, и я за них отвечаю. К сожалению, станция не располагает технологиями, необходимыми для спасательных миссий. Остается надеяться, что для последующих рейнджеров случившееся станет уроком.

Сириус не понимал, как Сионна, никогда не сдающаяся и упрямо ищущая выход даже из очевидно безвыходных ситуаций, могла быть дочерью этого человека. Нет, конечно, сказанное капитаном не было лишено логики. Просто пока, спустя всего лишь одну неделю, Сириус не был готов смириться с этой логикой и жить дальше, отталкиваясь от нее.

– Лучше бы это стало для Четвертой стимулом, – процедил сквозь зубы он, едва ли не дрожа от переполнявшей его ярости, – чтобы исправить прискорбную оплошность и заняться этими технологиями. Пора бы перестать оставлять людей на Земле из-за собственной тупости.

Он вскочил на ноги и, не оборачиваясь, покинул мостик.

Капитан Вэль его не окликнул.

* * *

Из-за гнева, никак не утихавшего после короткого общения с капитаном, Сириус чуть не забыл, что обещал Фирзен зайти к ней после. Вспомнил только в лифте, по дороге с верхнего уровня на исследовательский. Пришлось останавливать кабину и перенаправлять ее по горизонтальной шахте – в один из жилых блоков Четвертой.

Каюту 11-3 он нашел почти сразу. Провел своей картой над ридером; устройство обнаружило, что его имя внесено в список гостей, и заставило дверь отвориться. Внутри царил полумрак, и Сириус шагнул в него с надеждой, что это не затянется надолго. Ему нужно было хорошо обдумать полученную информацию и решить, что он будет с ней делать.

Потому что не делать ничего он не мог.

Фирзен сидела на диване с электронной сигаретой в зубах, запрокинув голову и изучая металлические швы на потолке. Куртка работника безопасности валялась рядом на полу. А в руке у девушки была откупоренная бутылка. Зрелище настолько поразило Сириуса, что он так и стал, не зная, куда ему себя девать. В воздухе висел легкий дым, слабо пахнущий химическими цветами.

– Не стесняйся, можешь присесть, где тебе больше нравится, – гостеприимно сказала Фирзен и, когда Сириус наконец облюбовал обшитый тканью куб, служивший здесь и сиденьем, и тумбой, потрясла бутылкой в его сторону: – Смотри, что у меня есть.

– Алкоголь?

– Отборный десятилетний бренди, – фыркнула Фирзен, не впечатленная его скудными познаниями. Отключив сигарету, она швырнула ее на ближайший столик. – Со стыковки с Двадцать Девятой держу, уже год. Мой счет после этой покупки потерял пару ноликов в конце, так что можешь представить, для какого особого случая я эту бутылку берегла. Кто бы мог подумать… что придется открывать ее вот так?

Девушка вздохнула, посмотрела на отборный десятилетний бренди как-то обреченно и отхлебнула немного из узкого горлышка.

– Ну, то есть… я же примерно представляю, какие вести ты принес, – грустно сказала она, отнимая бутылку от губ.

– Четвертая не может себе позволить рисковать тысячами жизней ради двух, – тихо произнес Сириус.

– Безопасность превыше всего, – горько отозвалась Фирзен. – Ожидаемо.

Он кивнул.

На несколько минут каюта погрузилась в тишину. Скорбь и цветочный дым заполняли ее в равных пропорциях.

– Раньше я была рейнджером. Мы с Сионной тогда дружили, – вновь заговорила Фирзен, подтягивая к себе ноги. – Она встречалась с моим братом, и мы втроем были неразлучны, пока Касс не погиб. На одном из заданий случайно наступил на старую мину. От него мало что осталось… – Голос подвел ее, вынуждая сделать паузу.

– Мне жаль, – сказал Сириус, глядя на свои руки.

– Мы с Сионной после этого отдалились, – девушка вытерла нос тыльной стороной ладони. Сириус поднял глаза и с изумлением обнаружил, что по щекам Фирзен катятся слезы. – Вернее, это я от нее отдалилась. А потом, когда я пришла в себя, ей уже никто не был нужен…

– Почему?

– Потому что она решила не наступать дважды на одни и те же грабли… Я не знаю, что такое «грабли», – Фирзен вытерла слезы и измученно улыбнулась. – За Сионну! – провозгласила она и вновь пригубила бутылку. Сделав несколько глотков, она протянула ее Сириусу.

– Спасибо, я не пью, – машинально сказал он.

– Даже за Сионну?

– Это ей никак не поможет.

– Сионна бы сказала, что ты зануда, – принялась подначивать Фирзен. Неожиданно для себя Сириус принял этот аргумент, а вместе с ним и протянутую бутылку. Там уже не хватало около четверти содержимого.

Он сделал небольшой глоток. Алкоголь обжег его горло, и с непривычки Сириус закашлялся. В какой-то момент он побоялся, что Фирзен отреагирует на это своей едкой улыбкой, но девушка была слишком поглощена собственными мыслями. Ее взгляд остекленел.

– Если бы я могла извиниться перед ней за то, какой отвратительной подругой оказалась, – прошептала она. Губы едва заметно дрожали, кривясь от переполняющей ее горечи. – Если бы все это можно было отмотать назад…

План в голове Сириуса возник сам по себе. Возможно, помог алкоголь, возможно, сочувствие к этой малознакомой девушке из службы безопасности. Как бы там ни было, он вдруг осознал все с предельной четкостью.

Пусть капитан Вэль мог смириться с тем, что Сионна останется на Земле, но Сириус – нет. И он готов был сделать все возможное, чтобы вернуть ее. И невозможное – тоже.

Отчаянные времена – отчаянные действия.

– Фирзен.

Девушка подняла на него мутные глаза.

– Ты сможешь достать координаты последней остановки Четвертой?

– Наверное, смогу, – сказала она, чуть нахмурившись. – Зачем?

– Хочешь помочь Сионне?

Фирзен без колебаний кивнула.

– Тогда не спрашивай. Просто достань эти координаты. Хорошо?

– Хорошо, Сириус, – теперь в ее взгляде ясно читалась решимость. – Достану.

Она вновь поднесла бутылку ко рту, но в последний момент передумала пить и опустила бренди на пол. Сириус обратил внимание на то, что горлышко осталось не закупоренным. В иное время он мог бы быстро посчитать, сколько алкоголя выветрится, если оставить бутылку в таком виде до утра, но сейчас голова оказалась слишком тяжелой для подобных манипуляций.

– Сионне чертовски повезло, что у нее есть ты, – глухо сказала Фирзен.

Поживем – увидим.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал Сириус, вставая с кресла и направляясь к двери, обклеенной старыми плакатами с цветущими равнинами. Из-за выпитого немного кружилась голова.

В пару прыжков Фирзен преградила ему путь. Она оказалась так близко, что Сириус ощутил запах дорогого бренди, смешавшегося с ее дыханием.

Она не стала ничего объяснять. Посмотрев ему в глаза совершенно трезво, Фирзен стянула с себя майку. Швырнув ставшую ненужной тряпку в сторону, она хрипло прошептала:

– Останься.

Ее обнаженная кожа источала едва различимый цветочный аромат, ее синие глаза влажно блестели в полумраке каюты, ее голос не терпел возражений.

И Сириус не посмел возразить.

* * *

В полдень следующего дня Сириус открутил панель под своей койкой. Там был спрятан маленький сейф, надежно защищенный несколькими глушителями импульсов, закрепленными вдоль стороны с замком. Сейф был стареньким, с кодовым замком. И Сионна страшно гордилась, притащив его Сириусу в качестве подарка на день рождения с Земли.

В сейфе хранились восемь перфокарт с тайными протоколами связи с Седьмой.

Это было безумием, и Сириус в полной мере это осознавал.

Но если Четвертая не могла ничем помочь Сионне, то он намеревался просить помощи у того, кто мог.

4

Сознание стало моей тюрьмой.

Боль теперь была частью меня; свыкнувшись с этим, я научилась различать несколько ее типов – так, для развлечения. Казалось, это был единственный для меня способ отвлечься от созерцания бесконечной тьмы того места, где я оказалась заключена в наказание за свою оплошность.

Острая боль в ушах – в барабанные перепонки словно воткнули две острые иглы, да так и оставили.

Жжение в глазах – словно от мыльных брызг или попавшего антисептика.

Пульсирующая боль, захватившая всю слизистую оболочку носа и горла, устремившаяся вниз и наполнившая ядовитым цветением мою грудь.

И тупая, ноющая боль в затылке – самая прозаичная из набора.

Все мое существование вращалось в этом калейдоскопе ощущений. На задворках сознания почти сразу поселился смутный страх, что в себя я приду уже бесповоротно сумасшедшей.

Но иногда я приходила в сознание, и боль отступала. Я не чувствовала ее. По правде говоря, я не чувствовала совершенно ничего – ни ветра, ни жары, ни желания зажмуриться при виде солнца, ни голода, ни жажды. Ни затекших конечностей от того, как Лиам нес меня, перевалив через плечо, пока перед глазами мелькала сухая, потрескавшаяся земля. Ни удивления: куда он меня тащит? Как давно мы покинули город? Почему я все еще жива?

Ничего. Это пугало еще сильнее, поэтому я возвращалась в свою наполненную ощущениями темноту. Отключаться по желанию у меня получалось отлично, словно эта часть процесса была единственным, что я еще могла контролировать.

Из всех моих пробуждений память сохранила для меня совсем немного.

* * *

Я очнулась посреди небольшой пещеры, спрятавшейся в горной насыпи по дороге в неизвестность. Глаза с трудом распахнулись – перед ними стоял туман, к которому я уже привыкла. Моргнув пару раз, чтобы сфокусировать зрение, я вдохнула носом воздух – непривычно прохладный, пахнущий чем-то еще, аппетитным и сочным. Я повертела головой, и туман наконец рассеялся.

Лиам сидел рядом с небольшим костром и жарил нанизанную на палку тушку какой-то пещерной крысы. Капля за каплей жир падал в огонь, с шипением испаряясь.

– Добро пожаловать! – сказал он с кислой миной, совершенно противоречащей его бодрому приветствию.

– Добро… пожаловать куда? – Мое горло было таким же, как земля, о которой я еще помнила.

– На вторую стадию отравления дьявольской бусиной, конечно! – зло ухмыльнулся Лиам. – Теперь ты в сознании, но яд уже попал в твой организм и сейчас будет медленно, мучительно отключать все твои системы… – Саркастическая маска сползла с него, обнажая уставшее, осунувшееся лицо человека, столкнувшегося с непосильной проблемой. – Сионна, как… как можно было?

– Это конец? – Я почувствовала в себе достаточно смелости для того, чтобы спросить это напрямую. Или не почувствовала сил на то, чтобы ходить вокруг да около. Эти версии были равновероятны.

Лиам ответил, и, судя по выражению его лица, он не мог сказать однозначно. Только я ничего не услышала, потому как дьявольская бусина в этот момент лишила меня слуха – уши заполнило шипение, как от очищающей таблетки, помещенной в стакан с мутной дождевой водой. Лишь во сто крат громче.

А потом и пораженное отравой зрение отключилось, повергая меня во тьму.

В следующий раз меня разбудил дождь – он бил по навесу непонятного сооружения, насквозь пропахшего бензином. Мы находились рядом с дорогой посреди бескрайней степи. Я сидела, прислонившись спиной к какой-то стенке. Лиам, опустившись на одно колено, вкалывал что-то мне в руку. Конечностей я по-прежнему не ощущала, поэтому и о болезненности укола могла только догадываться.

Мозг работал медленно, слишком медленно, игнорируя все, что я могла бы испытывать, зная о плачевности своего положения. Возможно, это было и к лучшему.

– Глюкоза? – тихо спросила я, глядя на Лиама. Вернее, на то пятно, в которое мое севшее зрение его превращало. Пятно немного изменилось – видимо, Лиам повернулся ко мне.

– Сообразительная какая. – Я не видела выражения его лица, но сарказм в голосе узнала сразу. – Где, позволь спросить, была твоя сообразительность, когда ты решила сожрать дьявольскую бусину?

– Это получилось случайно. – Я пошевелила головой и, словно антенна, работающая лишь в ограниченном количестве положений, внезапно вернула себе зрение. – Я ее не сожрала. Это был только сок, я случайно раздавила ягодку пальцами…

Лиам поднес к моему рту пластиковую бутылку, и я покорно сделала глоток. Для моего организма это оказалось слишком; закашлялась – каждый всполох кашля отдавал в груди взрывом тупой боли, о которой я знала, но которую не ощущала. Эта ягода сожгла мне нервную систему?

– Если ты – лучшее, что могут предложить станции, то дела действительно плохи, – сказал Лиам.

– В чем твоя проблема? – Я повторила вопрос, заданный ему при первой нашей встрече. Сто лет назад.

– Моя проблема в том, – зло прошипел он, – что для сохранности жизни одной такой, как ты, одного такого, как я, без сожалений превращают в… оружие. Обезличивают, обесценивают как человека, манипулируют, как хотят… и ради чего? Чтобы в один момент ты превратила все мои усилия в ничто? Чтобы мне приходилось выдумывать мыслимые и немыслимые способы избавить тебя от последствий?

– Ты не за мою жизнь испугался, – запоздало поняла я. – А за то, что без меня живьем ты не выполнишь свой приказ.

– Осуждаешь меня? – ровно спросил он, отнимая иглу от моей руки. Я увидела, что там уже несколько следов от уколов.

– Судя по моему положению, – заметила я, – мне это сейчас невыгодно…

От этой шутки лицо Лиама немного просветлело. Его губы дрогнули, начав растягиваться в улыбке, но я не смогла проследить за этим процессом до конца. Следующий раскат грома потонул во всепоглощающей тишине, и следом за этим в ней растворилось мое сознание.

* * *

Я не знала, сколько времени прошло с тех пор, как я перестала быть Сионной Вэль и превратилась в безвольный овощ со сбоями по всем рецепторам. Возможно, достаточно, чтобы смириться. Чтобы пожелать умереть, вместо того чтобы продолжать существовать на грани реальности, то окунаясь в боль и темноту, то возвращаясь в сознание, где меня не ожидало ничего, кроме беспомощности.

Один раз мне показалось, что я готова попросить Лиама пристрелить меня – так же хладнокровно, как он сделал с теми маргиналами у белой топи. А потом мне показалось, что я вижу в ореоле света Касса, тянущего ко мне руку. А потом мне послышался голос Айроуз, просивший меня не быть дурой хотя бы в этот раз.

А потом…

А потом я проснулась.

Ослепительно белые стены, такой же потолок, сияющий стерильной чистотой. Запах антисептика – чистый и свежий. Идеальная температура воздуха, которой можно добиться от лучших климатизаторов. Я закрыла глаза, пытаясь убедить себя, что это невозможно. Что это сон.

Напрасная затея. Развенчивание иллюзии – это, прежде всего, эмпирический процесс.

Я открыла глаза снова, поморгала, тестируя зрение. Все было в порядке. Сделала вдох, ощущая, как легкие заполняются прохладным очищенным воздухом. Произнесла вслух свое имя, – глупо, но мне почему-то было важно убедиться, что я помню, как оно звучит. Подняла руку, оплетенную трубочками с лекарствами, впивающимися мне в вены; пошевелила пальцами, безукоризненно откликнувшимися на мое желание. Ущипнула вторую руку – довольно болезненно, но расплывшаяся по небольшому участку кожи боль была чуть ли не самым приятным ощущением за последнее время.

Сердце забилось быстрее от охватившей меня радости. Происходящее не было сном.

Я в безопасности. Я спасена. Я…

…дома?

Дьявольская бусина больше не разрушала мое тело. Я наконец чувствовала его. Чувствовала все.

Надо мной склонились двое врачей в медицинских масках, закрывающих нижнюю половину лица. Глаза, глядевшие на меня поверх этих масок, принадлежали не людям.

5

Нет, я не потеряла сознание. Это было бы слишком, учитывая, сколько времени я уже провела в балансировке где-то за гранью реальности.

Но то, что я увидела поверх медицинских масок, привело меня в ужас… Из миндалевидных разрезов век выпирали совершенно черные глазные яблоки с перламутровой, виднеющейся только при определенном освещении радужкой. Высокие надбровные дуги с небольшими темно-красными наростами вместо бровей. Обтягивающая череп тугая кожа, толстая, как панцирь, сшитый из бледных зеленых чешуек… Все, о чем я, парализованная страхом, могла подумать в тот момент: эти ирриданцы так не похожи на их представление в наших симуляциях. Никаких длинных морд и вытянутых затылков, никакой упрощенно равномерной зеленой шкуры и огромных волочащихся хвостов.

Эти… врачи были больше похожи на людей, чем на ящериц. На уродливых, в корне неправильных людей, один вид которых даже в масках и закрытой форме заставлял меня цепенеть.

Но они… вылечили меня?

А, конечно. Им же постоянно нужны новые рабы.

Кажется, я вздрогнула, когда один из ирриданцев, отведя от меня изучающий взгляд, сказал что-то коллеге. Их язык был странной смесью из множества ранее не слышанных мной согласных, сухого пощелкивания и удивительно мягких, почти певучих звуков, завершающих каждое слово. Я насторожилась, переводя взгляд с одного пришельца на другого. Мое тело напряглось, готовое в любую секунду вскочить с больничной койки, рывком выдрать капельницы из вен и принять бой, изначально проигрышный. Но сражаться со мной никто не собирался.

Второй ящер повернулся ко мне и проникновенно произнес что-то на языке, которого я не знала, но который совершенно точно был земным. Я не отреагировала, напряженно пытаясь разглядеть жуткие радужки в черноте его глаз.

Тогда говоривший вновь обратился к своему товарищу. Тот покачал головой, процокал несколько коротких фраз, после чего они оба вышли из палаты, оставляя меня одну. Не то чтобы я возражала. Дверные панели-полукруги за ними беззвучно сомкнулись.

Я судорожно вдохнула; оказывается, на протяжении всей этой короткой сценки я почти не задействовала органов дыхания. Прислушалась к своему телу. Даже ноги, которые, я думала, отвалятся, не болели. Мысли больше не путались, сводя меня с ума. Органы восприятия работали нормально. Да и в целом чувствовала я себя намного лучше, чем человек, которому следует лежать на больничной койке. Намного лучше – пусть только физически.

Какого черта я забыла в какой-то больнице с ящерицами вместо врачей? Где Лиам? Вернувший полную работоспособность мозг предложил мне сразу несколько вариантов.

Лиам мог бросить меня. Оставить где-то на дороге умирать, пожалев одного удара ножа на то, чтобы окончательно изгнать жизнь из моего зараженного тела. Значит, меня подобрали ящерицы и притащили к себе. Я слышала, им всегда нужны были физически здоровые рабы для анклавов-терраполисов, а кроме эффекта от дьявольской бусины, последствия которой они явно смогли без усилий победить, я была абсолютно здорова. Не считая панических атак, но вряд ли ирриданцев беспокоила человеческая психология.

Вторая версия – все то же самое, только Лиам не бросал меня. Не собирался. Они попросту его убили.

Третья версия казалась самой бредовой. По ней Лиам сам притащил меня сюда. Специально. И все, о чем он говорил мне раньше, о тайной миссии, полученной от капитана, о приказе провести меня в определенную точку на карте, – было какой-то глупой, бессмысленной ложью.

Я так и не выбрала, какой из версий верить. На самом деле, не хотелось верить ни одной. Единственное, что мне удалось принять в эти несколько отчаянных минут, – я теперь сама по себе. Это решение было страшным.

С самого начала этого пути на Земле я так цеплялась за надежду вернуться домой, вернуться к прежней жизни, что даже сейчас было больно ее отпускать. Вот только времени на дальнейшую рефлексию у меня не было.

Сама по себе. К счастью, теперь я хотя бы владела собственным телом. В таком состоянии быть самой по себе – проще.

Аккуратно, одну за другой, я вытащила из правой руки все иглы с трубочками, и они безвольно повисли над моей постелью. На коже еще остались следы от неумелых уколов Лиама: восемь точечных ранок, закупорившихся высохшей корочкой. Сколько времени на это понадобилось? Как долго я могла здесь находиться?

Стараясь не шуметь, я отбросила край одеяла и свесила ноги с кровати. На мне была светло-серая форма из эластичной ткани, сидящей плотно, но не стесняющей движений. Ноги почему-то тоже были обуты – в подходящие к форме ботинки, очень тонкие, на гибкой подошве. На самом деле они больше напоминали плотные прорезиненные носки, чем обувь.

Мышцы затекли, но это меня не остановило; встав на ноги, я потянулась, с удовлетворением услышав хруст становящихся на место позвонков. Затем наклонилась, вытянув руки так, чтобы ладони легли на стерильно чистый пол. Тело постепенно вспоминало, каково это – снова принимать активное участие в жизни своего владельца. Покончив с короткой разминкой, я почувствовала легкое головокружение – все-таки я давно уже полноценно не шевелилась, не говоря уже о физических нагрузках.

Теперь следовало найти то, что проложит мне дорогу отсюда…

Я внимательно осмотрела палату на предмет чего-либо полезного. Моих вещей, вместе с крыльями и наручным таймером, здесь не было. На влитой в стену тумбочке с лекарствами я тоже не нашла ничего полезного… или понятного. Прозрачные контейнеры с капсулами для капельниц были подписаны на языке ящериц, состоящем из прямоугольников разных размеров и завитушек, напоминающих детские каракули. Гибкие безопасные иголки, сделанные из модифицированного пластика, аккуратно разложенные мотки прозрачных трубочек для капельниц, еще какая-то бесполезная медицинская утварь… я с разочарованием отметила, что они не оставили со мной ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия. Скальпель, который я так надеялась здесь обнаружить, присоединился к другим моим несбыточным надеждам.

Перевернув палату вверх дном, в порыве злости я дернула одеяло, намереваясь сбросить его с кровати. Таким бессмысленным действием я рассчитывала хоть немного остудить свой пыл, но вместо этого обнаружила, что одеяло с кровати стаскиваться отказывалось. От неожиданности паника отступила.

Пришито за край? Я нервно усмехнулась: неужели ящерицы так дорожат несчастными лоскутками ткани, что пришивают их к матрасам, стараясь обезопасить от посягательств нечистых на руку пациентов? Я внимательно осмотрела одеяло – оно действительно крепилось к матрасу за небольшой пятачок одного из углов, но самым странным стало даже не это, а полное отсутствие на месте крепления какого-нибудь шва. Одеяло оказалось прямым продолжением матраса, а тот, как обнаружилось после недолгого поиска места склейки, сливался с каркасом кровати. Чьи ножки, в свою очередь, утопали в полу.

Что за…

Нахмурившись, я сосредоточенно потыкала материал одеяла, потерла в пальцах место его слития с матрасом. Переход между мягкой тканью и плотным матрасом был почти незаметным. Я невольно охнула и пораженно оглядела всю палату, сияющую стерильной чистотой.

Не может быть.

Только сейчас я заметила, что в палате не было ни одного источника света – ни окон, ни ламп, – стены и потолок сияли словно изнутри. У меня нашлось только одно объяснение этому. Вот только даже самой себе я пока была не готова его озвучить.

Я огляделась. На стене у круглой двери располагалась небольшая панель. Заметив ее, я поднялась и решительно приблизилась. Маленькая дверца автоматически отворилась от одного касания, и за ней я увидела терминал с бегущей лентой на синем экранчике – почти такие же терминалы запирали стратегически важные помещения на Четвертой. Опять причудливый алфавит, складывающийся в одним ящерицам понятные слова, и несколько кнопок.

Эм… режимы проветривания?

Несмотря на явный недостаток информации, нужно было что-то делать. Поэтому я перевела переключатель в другое положение, надеясь, что это не вызовет охрану и не подорвет меня на месте к чертовой матери.

Сначала мне показалось, что ничего не произошло. Но пространство вокруг заполнилось едва слышным бурлящим шумом, напоминавшим кипение. Мгновением спустя комната начала меняться.

С нее крупными густыми каплями сползли стерильно белые стены и потолок, растворяясь в формировании новых – каменных и ощутимо холодных. Кровать и тумбочка полупрозрачной жидкостью плеснулись на пол, мгновенно растворяясь в нем, чтобы затем обрести новые формы. Это происходило не больше нескольких секунд, по истечении которых я оказалась в каменном мешке без окон и дверей, с небольшим столом в центре и двумя креслами по обе стороны от него. О больничной палате напоминали только лежавшие на полу капельницы и коробки с рассыпавшимися лекарствами.

– Твою мать, – четко проговорила я.

Глаза заслезились – из-за всех этих метаморфоз пространства я позабыла, как моргать. Вытерев выступившие слезы краем рукава, я перевела взгляд на терминал управления, врезанный теперь аккуратно в каменную кладку.

– Твою мать, – повторила я еще раз, поражаясь масштабу своего открытия.

Вся комната состояла из суперматерии.

В это верилось с трудом. В смысле, я, конечно, предполагала, что технологии ящериц шагали далеко впереди наших. Их прогресс не был ограничен дефицитом ресурсов и прочими неблагоприятными для развития условиями. Но чтобы так…

Я провела рукой по стене. Поверхность реалистичных с виду камней на поверку оказалась такой же реалистично неровной и шероховатой. Приложи я больше сил, на коже наверняка остались бы царапины. А еще эти камни были влажными – по-настоящему, и, когда я отняла руку, на ладони осталось несколько капелек. Судя по всему, код ящериц мог описывать текстуры и свойства материалов. На станциях же в целях добавления симуляциям реалистичности использовали голограммы.

Восхитившись – и ужаснувшись, – я приблизила к камням нос и втянула в себя их запах, ожидая чего-то прохладного и сырого, помеси мокрой земли и гранитной крошки… но почувствовала только нейтральный антисептик. Значит, запах – единственное, чего суперматерия пока сымитировать не может. На симуляциях этот аспект для тренирующихся рейнджеров решала погружающая сыворотка, вызывающаяся иллюзию запахов по памяти.

Несложно было догадаться, что таинственная суперматерия, единственное в природе вещество, неподвластное физической обработке, попало на станции после успешных военных вылазок на базы ящериц. Компьютерный код, с помощью которого специалисты общались с ней, требовал невероятных усилий, так как разрабатывался эмпирически; чувствительная к нему суперматерия четко выполняла, чего от нее пытались добиться, но, если в коде обнаруживалась логическая нестыковка или ошибка, она могла повести себя непредсказуемо. Вплоть до летальных исходов. Именно ошибка в коде вызвала погрешность в построении модели на моей последней симуляции, именно из-за этого я получила по лбу внезапно выросшим у меня на пути деревом и теперь ношу шрам, как у матерого участника боев без правил.

Но то, как управлялись с суперматерией ящерицы, было просто за гранью человеческих возможностей. В то время как мы пытались использовать крупицы знаний об этом инопланетном веществе для совершенствования подготовки и крыльев, ящеры просто… программировали свои помещения на несколько интерьеров для удобства. Это заставляло задумываться о том, какое же у них тогда оружие.

Больничная палата, комната для допросов… на терминале остался последний неопробованный режим, и, ведомая любопытством, не совсем уместным в моей плачевной ситуации, я выбрала его.

Опять пространство заполнил кипящий звук, с которым частицы суперматерии расщеплялись, чтобы тут же принять новые свойства. Выступающие камни вошли в стену, теряя свою неровную форму, становясь одной плоскостью. Стол и оба кресла водяным столпом упали, мгновенно всасываясь в пол, что стремительно приобретал вид изящной мраморной плитки. А потом одна из стен, составляющих коробку этого помещения, начала сползать…

…обнажая плоскую стеклянную основу, за которой жил поглощенный собой и ничего не подозревавший обо мне город.

Анклав. Терраполис. Как бы он ни назывался сейчас, когда-то у него было настоящее имя. Я оставила терминал и медленно подошла к стеклу, завороженная открывающимся с каждым шагом зрелищем.

Внизу раскинулось плато, окруженное лесистой горной насыпью, густо застроенное небоскребами и рассеченное надвое широким заливом. Солнце плескалось в мелких волнах, крупные бурые птицы кружили низко над водой. Силуэты высоток другого берега казались призрачным маревом, густо залитым утренним светом.

Отчасти этот город был похож на тот, где останавливались мы с Лиамом; только в отличие от того трупа, медленно догнивающего на жаре, терраполис был жив. Здесь об этом говорило все: цветущие сады, раскинувшиеся на ровных срезах крыш зданий пониже, яркие цветные щиты с рекламой чего-то ирриданского, летающие машины, в детерминированном хаосе движущиеся в узких пролетах между небоскребами и паркующиеся у внешних на специальных каркасах. А внизу, под вибрирующим от жары, насквозь прогретым воздухом, были улицы – никаких автомобилей, как в старых городах. Эти улицы полностью принадлежали пешеходам.

Я опустила взгляд ниже. Судя по тому, какими крошечными были наводнившие улицу внизу фигурки, я находилась на доброй сотне этажей над землей.

Людей было много. Узкие улицы едва вмещали всех желающих по ним идти. Может, сегодня был какой-то праздник? Им же есть что праздновать время от времени? Подумав об этом, я очень кстати вспомнила, что все эти люди, на первый взгляд так беззаботно снующие внизу, находятся в рабстве у ящериц, а не у себя дома.

Услышав приближающиеся шаги за стеной, я отпрянула от созерцания мирной жизни внизу и бросилась обратно к терминалу. Еще несколько секунд – и комната вернулась в исходное положение: сверкающая стерильной чистотой палата.

А потом двери распахнулись, впуская ящера внутрь. Он меня не заметил – его взгляд предсказуемо зацепился за первое, что бросалось в глаза: капельницы и лекарства с тумбы теперь лежали на полу. Подняв голову, он обнаружил, что пациента на койке больше нет. Его лицо под медицинской маской удивленно вытянулось. И только затем он начал поворачиваться в мою сторону.

У меня не было времени соображать, но тело сообразило за меня.

Один – я стукнула ладонью по кнопкам терминала еще раз, заставляя текстуру с холодными камнями вновь залить вход, тем самым блокируя противнику путь к отступлению.

Два – прежде чем взгляд черных глаз ящера зафиксировал меня, я оказалась рядом, со скрученным корпусом и отведенной рукой.

Три – папа, поставивший мне в детстве этот боковой правый, мог бы мной гордиться в этот момент.

Поймав удар челюстью, ящер тяжело рухнул на пол, его медицинская маска отлетела в сторону, а моя собранная в кулак ладонь характерно загудела. Я неверяще уставилась на тело, обмякшее у моих ног, пробежалась взглядом по чуждым, иномирным чертам, что мне открылись. Промакнула рукавом выступивший на лбу пот.

Подумать только, я вырубила пришельца.

Меня немного трясло.

Ну, по крайней мере, вырубаются они, как обычные люди.

От этой мысли жизнь становилась немного лучше.

– Кто-нибудь, позовите доктора, – нервно сострила я, убедившись, что ящер в глубоком нокауте.

Небольшой рейд по его карманам сделал меня счастливой обладательницей крошечной магнитной карты; она была запрятана в потайной кармашек на уровне запястья. В моем новом костюме такой тоже обнаружился. Вероятно, эти карты были здесь в широком ходу, раз уж одежду к ним адаптировали. Второй находкой оказался – о, удача, – пистолет. Крошечный, совершенно безумной, на первый взгляд, конструкции, украшенный странным цветочным декором, но все-таки пистолет. Сунув оружие за пояс, я почувствовала себя гораздо увереннее. Словно потеряно было еще не все, а то, что сейчас находилось под угрозой, – спорный вопрос, который еще можно решить в мою пользу.

Следующие несколько минут я потратила на то, чтобы вернуть комнату в состояние больничной палаты, трубками от капельниц привязать бесчувственного ящера к ножке кровати и запихать часть одеяла из суперматерии ему в рот. Совершая последнее действие, я старалась не рассматривать его лицо слишком уж пристально. Чтобы оно не преследовало меня в кошмарах.

Я махнула запястьем со спрятанной в рукаве картой над закрепленным у двери ридером, и полукруглые панели спрятались в специальные ниши в стенах, выпуская меня на прогулку. Высунувшись из проема, я убедилась, что коридор чист, и наконец покинула комнату.

Здесь тоже поселился этот едва ощутимый запах антисептика. Казалось, им было пропитано все, от гладкого пола и зеркальных потолков до каких-то табличек с ирриданскими каракулями, висевших вдоль стены у каждой круглой двери на пути. Если по этому запаху действительно можно было судить о начиненности помещения суперматерией, – спасибо, ящерицы, за такую подсказку.

Из коридора я вышла на лестничный пролет. Вспоминая высоту здания, где я находилась, относительно высоток по соседству, я заключила, что путь вниз будет долгим. По очевидным причинам лифт искать не стала.

На пролете антисептиком и не пахло. Здесь было пыльно и очень душно, стены и ведущие вниз сотни ступеней представляли собой голый бетон, перила – старый, местами тронутый коррозией металл. Видимо, обычной лестницей здесь пользовались настолько редко, что с оснащением пролета суперматерией решили не заморачиваться. Полустершейся краской на стене было нарисовано число 71. Семьдесят первый этаж? Лестница уходила и наверх, но у меня не возникло желания подняться, чтобы утолить глупое любопытство и посчитать, сколько всего этажей в этой высотке.

Я старалась не думать о том, что ждало внизу, и пока мне это удавалось. Куда удивительнее было то, насколько хладнокровно я воспринимала все происходящее со мной. С самого начала моего пути на Земле панические атаки не беспокоили меня, хотя поводов для паники здесь было ощутимо больше, чем на станции. Отчасти, это было забавно. В безопасности Четвертой эмоционально я порой чувствовала себя загнанной в разгерметизированный отсек, а в городе врага, где каждая ошибка могла повлечь ужасные последствия, по какой-то причине я была… просто человеком, решающим свои проблемы по мере поступления. Без желания опустить руки. Без сомнений.

Через десяток этажей спуска я уперлась в бетонную стену, перекрывавшую остальную часть лестничного пролета. Грязно (но очень тихо) выругавшись, я уставилась на дверь, ведущую к помещениям этого этажа. Там должен быть путь на еще одну лестницу. У ящериц же ломаются лифты? Им же надо в таком случае как-то спускаться? Или… я похолодела, вспомнив вертикальные парковки на внешних стенах зданий. Может, в случаях поломки лифтов ящерицы пользуются летающими машинами вместо лестниц? А что – автономно от систем здания, быстро, да и все машины разом никогда не ломаются.

Опечаленная предположением, что второй лестницы в здании может не обнаружиться, я все-таки решила рискнуть.

Надеюсь, этот этаж окажется таким же пустынным.

Я приоткрыла дверь наполовину и почти полностью высунулась из-за нее сама, когда в коридоре появились ящеры. Сердце ухнуло вниз, и я, особо не подумав, шмыгнула обратно за дверь, чиркнув мягким ботинком по полу. К счастью, они были позарез заняты, чтобы обращать внимание на этот приглушенный звук, да и приоткрытая дверь на лестничный пролет их не обеспокоила.

Они вели пленного.

Я услышала это, уже спрятавшись за дверью, как за щитом, – тихое переругивание охранников, шаркающие, тяжелые шаги физически вымотанного человека, звук жестокого пинка и следующий за этим слабый стон.

Лиам?

Я нервно прикусила ноготь, пытаясь сообразить, что же мне делать, если это действительно окажется он. К счастью, пленный в этот момент что-то сказал, и от сердца у меня отлегло. Это не был голос Лиама, да и вряд ли Лиам так владел ирриданским. Ящеры тащили одного из своих.

Я замерла, прислушиваясь к происходящему. Услышала легкий звук раскрывающихся панелей круглой двери и точно такой же, сопутствующий смыканию автоматических створок за вошедшими. Услышала приглушенные стеной голоса стражей – агрессивные и злые.

Прошло еще несколько минут, прежде чем я решилась высунуться и продолжать путь. Выбора у меня не было.

Часть стены отсутствовала, отделенная от коридора толстым слоем стекла. За ним располагалась длинная узкая комната, практически пустая, не считая стола и пары стульев в центре. За этим столом сидел, ссутулившись, ящер – вероятно, тот самый, которого только что приволокли охранники. Его руки были вмурованы в поверхность столешницы – очередное практичное решение в использовании суперматерии.

Ящер выглядел неважно – впрочем, на мой вкус все ящерицы были омерзительны и по умолчанию. Выгнутая, почти плоская переносица была рассечена; под одной из ноздрей застыла черная кровь. Один его глаз был закрыт, кожа вокруг напухла и сменила цвет с обычного бледно-зеленого на ядовитый, насыщенный бирюзовый; видимо, так у ящериц выглядели кровоподтеки. А второй его глаз… смотрел на меня.

Прежде чем я успела среагировать и спрятаться, ящер кивнул на какую-то дверь позади себя, а затем, не отрывая от меня взгляда, медленно покачал головой. Это выглядело как… предупреждение. Странно, но даже с учетом всего того, что связывало ящериц и людей на Земле, в этот момент я не представляла, как иначе можно истолковать этот жест.

Он пытается сказать, что его конвоиры сейчас там, за этой дверью.

Видимо, понимание ясно отразилось у меня на лице. Губы пленника – черные, с узорной пигментацией, выступающей с нижней губы на подбородок и шею, – дрогнули в отдаленном подобии улыбки.

А затем он кивнул. Ободряюще. И, по-видимому, я на секунду сошла с ума, потому как тут же ободряюще кивнула ему в ответ.

Дальше я пошла в странном смущении, молчаливо недоумевая, что же это было.

По какому-то невероятному стечению обстоятельств я не встретила больше ни одного ящера на своем пути. В конце коридора обнаружился еще один выход к лестнице, на этот раз без спонтанных преград в виде бетонных стен. Я спускалась и спускалась, посматривая на обозначавшие текущий этаж числа, пока не перестала чувствовать собственные ноги. Между пятым и третьим этажом не оказалось четвертого; и это не было моей галлюцинацией, несмотря на то, что я не нашла в себе сил это перепроверить. Покинув здание через черный выход, я обогнула его по периметру и наконец оказалась на улице.

Десятки людей, одетых в такие же светло-серые костюмы, как у меня, куда-то брели. Разгоряченный солнцем зернистый асфальт отчетливо ощущался под тонкими подошвами ботинок. Воздух здесь, как ни странно, был достаточно свежим; поискав глазами причину, я обнаружила, что вдоль улицы с определенным интервалом выстраивались наружные климатизаторы.

Никто на меня даже не посмотрел. Человеком больше, человеком меньше, – толпа этого не заметит. Значит, мне повезло. Я шагнула в эту бесконечную процессию, присоединяясь к идущим неизвестно куда жителям терраполиса.

У меня не было карты. Не было моего устройства с обратным отсчетом. Не было крыльев. Не было Лиама. А в этой толпе у меня появлялось хотя бы направление.

Гораздо лучше, чем ничего.

– Как прошел финальный инструктаж? – Я оторвала глаза от учебника орнитологии, чудесные иллюстрации которого изучала уже второй день кряду, и посмотрела на вошедшего.

Касс помедлил у двери каюты, в темноте подождав, пока она закроется, а затем сделал шаг на свет и неожиданно пустым взглядом оглядел мой привычный беспорядок. Я нахмурилась, пытаясь понять, почему он не отвечает. Наконец он оказался рядом с кроватью, где на груде подушек с книгой и вытянутой перебинтованной ногой лежала я, и опустился на ее край.

– Все в порядке? – Я загнула краешек недочитанной страницы. Касс медленно повернулся, заглядывая мне в глаза.

Мгновение спустя учебник полетел в сторону, я оказалась вжатой в кровать, а Касс целовал меня, неистово и горячо. Голова закружилась, и комната растворилась вокруг нас, превратившись в пляшущие цветные пятна, видимые лишь из-под опущенных ресниц. И я без раздумий растворилась бы следом… если бы была бесчувственной дурой, не желающей признавать очевидное.

Что-то было не так.

Нехотя увернувшись от губ нависшего надо мной Касса, я заставила его опять посмотреть на меня.

– Все в порядке? – мягко, но настойчиво повторила я. Касс моргнул несколько раз, непонимающе уставившись на меня. А секунду спустя в нем словно что-то сдулось, и он отпустил мои запястья.

Светлые волосы немного растрепались, глаза блестели, чуть покрасневшие от поцелуев губы были приоткрыты, а грудь тяжело вздымалась под свободным свитером. В слабом освещении каюты он был невероятно красив – такой свет подчеркивал резкий срез его скул, топил в тени впалые щеки, обострял прямой нос и надбровные дуги, превращая Касса почти что в произведение искусства. Но его потерянный вид, его молчаливая решимость не имели ничего общего с искусством.

– Прости, что заявился так нежданно, – быстро проговорил Касс, усаживаясь ровно и снова пряча взгляд. – Все в порядке.

– Я тебя сейчас выгоню, – сурово пригрозила я. Нельзя просто заявиться ко мне в комнату мрачнее тучи, без разговоров заткнуть мне рот поцелуями и потом заявить, что с тобой все в порядке. Касс вздохнул.

– Будешь смеяться, если расскажу, – покачал головой он. А затем, словно вспомнив о таком явлении, как улыбка, он продемонстрировал мне ее жалкую, слабую версию. Я недоверчиво прищурилась.

– Что?

– Я… немного волнуюсь. – Теперь Касс выглядел смущенным. Следовало признать, ему удалось меня удивить. Повода для смеха я еще не видела.

– Из-за чего?

– Из-за завтрашнего рейда.

– А, ну, думаю, это объяснимо, – с облегчением улыбнулась я. – Ты будешь без меня и без Фирзен в этот раз. Непривычно, некомфортно, можно каких угодно дурных предчувствий себе выдумать. Я так жалею, что не могу пойти с тобой… Чертова травма. А что Фирзен? Как она после симуляции?

Взбунтовавшаяся суперматерия на нашей прошлой тренировке едва не выбила Фирзен глаз. Я же отделалась синяками на ребрах и потянутыми связками, из-за чего последнюю неделю отчаянно прихрамывала, когда вздумывала нарушать назначенный доктором Вилсоном постельный режим.

– Постепенно приходит в себя, жалуется на врачей, рвется в бой, – пожал плечами Касс и тихо фыркнул: – Типичная Фирзен.

Мы немного помолчали, чему-то заулыбавшись. Затем Касс опять заговорил.

– Просто на всякий случай… Если вдруг что-то случится. Сионна, я хочу, чтобы ты знала – я буду всегда тебя любить. – Его карие глаза смотрели на меня серьезно, и слова, подкрепленные этим взглядом, звучали, как клятва. Я затаила дыхание. – Что бы с нами ни случилось. Сколько бы времени ни прошло. Всегда.

От этого «всегда» у меня по коже пробежали мурашки. Касс не скупился на слова любви. В его обожаемых викторианских романах, например, у героев просто не существовало других тем для разговоров – вот я и ворчала порой, мол, набрался. Но все-таки из уст Касса множественные признания никогда не звучали искусственно или напыщенно. Они были пропитаны таким искренним чувством, что по спине у меня каждый раз пробегали мурашки.

Я не понимала, что он во мне нашел. Как именно я оказалась человеком, которому суждено слышать все эти чудесные слова. Это терзало мое сердце и заставляло смущаться. И как-то слабо, не совсем по-настоящему, но злиться: вероятно, для того, чтобы баланс эмоций во мне был уравновешен, и я внезапно не умерла от несовместимого с жизнью прилива крови к лицу.

– Все будет хорошо, Касс, – ворчливо сказала я, надеясь, что румянец в полумраке комнаты незаметен. – Это всего лишь рейд. Код 29, если не ошибаюсь. Никаких ящериц, никакой их уродливой флоры. Ты просто быстренько прошвырнешься по старому зданию, выполнишь свое задание, еще и охапку новых фотографий мне притащишь. Зануда.

Касс заулыбался, теперь совершенно искренне. Это послужило для меня сигналом.

– И вообще… – Не предупреждая, я подобралась, чтобы одним быстрым рывком сменить позиции. Не ожидавший этого Касс оказался подо мной. – Хватит ныть.

Он охнул от неожиданности, оказавшись утопленным в мягкую ортопедическую поверхность кровати, где только что лежала я, обездвиженная под его весом. А затем тихо рассмеялся.

– Когда ты так говоришь, я начинаю думать, что ною беспрестанно.

– Угу. И с этим надо что-то делать.

– Что ж, я просто жажду нестандартных решений… – Касс чуть прикрыл глаза, обрамленные длинными ресницами. Его лицо расслабилось.

В этот момент он выглядел таким трогательным и беззащитным, что мое сердце невольно пропустило пару ударов. Я замерла на несколько секунд, пытаясь запечатлеть это мгновение в своей памяти. А затем он снова открыл глаза – теперь хитрые, наполненные присущим только им хулиганским блеском.

– Сионна Вэль, вам что, все мои намеки необходимо расшифровать?

– Кассиус Штайль, – я склонилась над ним с самой глупой и в то же время самой счастливой улыбкой, – заткнись.

Следующим утром он отправился на Землю. А еще через пять часов его лифт вернулся на станцию пустым.

6

Происходящее казалось сном. Бредовым сном.

Я сидела в кинотеатре – обычном земном кинотеатре посреди анклава ирриданцев, и все ряды большого прямоугольного зала были плотно забиты людьми в таких же странных серых одеждах, как моя. По привычке я заняла место с краю в одном из центральных рядов. Прямо как на собраниях, проводимых на Четвертой, – чтобы свинтить, если станет скучно, хотя возможность заскучать в ближайшее время мне явно не светила.

Сеанс еще не начался, и я терпеливо смотрела в пустой экран, отчасти прислушиваясь к разговорам соседей (бесполезно, я не знала их языка), отчасти – пытаясь сообразить, что мне следует делать с ложкой и пластиковой упаковкой шоколадного пудинга, которые я держала в руках.

Очень. Бредовый. Сон.

По дороге к кинотеатру автоматы с едой встречались несколько раз. Пудинги и пирожные со всевозможными вкусами, разноцветные напитки в прозрачных баночках, сэндвичи из неизвестных мне ингредиентов. Чтобы автомат выдал пищу, нужно было провести над специальным сканером карточкой в запястье, – это я подглядела у своих невольных попутчиков. С одной стороны, я боялась, что по сигналам с этой карты ящерицы смогут меня вычислить. С другой – меня согревала мысль, что, судя по охраняемости здания, где я проснулась, ящерицы не особо интересовались сбежавшими оттуда людьми. А еще была третья сторона. Невероятный голод.

Желудок сообразил гораздо раньше, чем мой заторможенный от непривычности окружения мозг. В животе призывно заурчало, и я покорно взялась за металлизированную пленочку, отделявшую пудинг от меня. Принцип крепления защитных пленок на продуктах здесь отличался от того, к чему я привыкла на Четвертой. А вот сам пудинг оказался гораздо вкуснее – сначала я даже не поверила собственным рецепторам (после того, что с ними творилось не так давно, – неудивительно). Брови невольно поползли на лоб, и я ткнула ложкой в пудинг второй раз, быстро и неаккуратно, и чуть не выронила драгоценный продукт себе на штаны.

Сосед слева, взъерошенный темноволосый парень, услышал шорох и повернулся. Поймав его любопытный взгляд, я улыбнулась. Не потому что мне хотелось улыбаться, – я просто видела, что в толпе люди не скупились на улыбки. Закономерно, что мне следовало мимикрировать. Ради выживания.

– Забыла позавтракать, – как можно более непринужденно я пожала плечами, не снимая улыбки с лица.

– Позавтракать! – одухотворенно закивал сосед, указывая на мой пудинг. Мне сразу же подумалось, что он умственно отсталый, на деле же парень просто узнал знакомое слово из чужого языка и совершенно искренне этому обрадовался.

К счастью, продолжать разговор не пришлось; приятный женский голос из динамиков спокойно и вежливо объявил что-то на языке пришельцев. После этого в зале погас свет.

Милая женщина, появившаяся на экране, произнесла небольшую речь на ирриданском. Затем, продолжая восторженно смотреть в камеру, повторила то же на другом языке – только сейчас я поняла, что это был какой-то современный вариант китайского. И по третьему кругу, слыша уже родную речь, я наконец смогла понять, что мне пытаются поведать с большого экрана.

Мне рассказали о том, как Земля, третья от солнца планета в этой системе, стала непригодной для жизни. Что люди, не знавшие, как вести себя с ней, уничтожали планету медленно, но настойчиво, ради своих недальновидных прихотей.

Я внимательно смотрела на экран, а самый вкусный шоколадный пудинг, что я когда-либо пробовала, ложка за ложкой растворялся у меня во рту.

Из-за глобального потепления растаяли большие ледники, и это подняло уровень мирового океана. Он вышел из берегов, откусывая большие участки почвы с густонаселенными городами. Скопившиеся отходы от производств в атмосфере породили кислотные ливни, выжегшие плодородные земли. Смещения пород из-за добычи ресурсов обернулись разрушительными землетрясениями. Появился горячий ветер, обращавший в прах все, что не было защищено от него фреоновым барьером. И, как довершение всего, – Всплеск, страшное явление, ознаменовавшееся падением неопознанного метеорита. На территориях, приближенных к эпицентру Всплеска, люди массово сошли с ума и принялись убивать друг друга с остервенелой жестокостью. И даже ядерные войны, прокатившиеся по участкам планеты незадолго до этого, показались детскими играми в сравнении с тем, что сделал Всплеск.

Это был закат человеческой цивилизации, готовившейся погибнуть вместе со своей истерзанной планетой.

Видеоряд из исторической хроники… я смотрела нечто подобное на Четвертой, в рамках подготовки к одному из тестов. Но тогда это было отстраненно и воспринималось как что-то далекое, ненастоящее, больше меня не касающееся. А теперь… словно пелена спала с глаз, позволяя разглядеть, насколько кошмарным было прошлое моей родной планеты. Обезумевшие из-за Всплеска люди, спасающиеся от ответных ударов природы; чудовищных масштабов катаклизмы, повергающие целые страны в руины; изоляционные лагеря для зараженных после неудачных испытаний биологического оружия.

Горечь подкатывала к горлу, умело контролируемая поставленным голосом рассказчицы и драматичной, грамотной сменой кадров. Я сжалась в своем кресле от ужасов того, что наделали мои предшественники. Гнев и боль и десятки других эмоций, на которые я никогда не была способна, переполнили меня до предела. Рука, державшая практически пустую упаковку от пудинга, непроизвольно сжалась в кулак, сминая пластик. Когда я, спохватившись, расслабила ее, поперек ладони обнаружился тонкий неглубокий порез. Но это не имело значения.

Тут видеоряд сменился. Я услышала, как по задним рядам прокатилось одобрительное радостное перешептывание. Оно отозвалось доселе незнакомым чувством у меня в груди.

Восторг? Предвкушение?

Я уже поняла, что большинство собравшихся видели этот фильм. И определенно он очень им нравился.

Теперь кадры просто сочились надеждой и какой-то особой, возвышенной радостью. Потому что в переломный момент на Землю обратили внимание благородные ирриданцы с далекой планеты Иррид. Видя, что земляне не в состоянии справиться с ужасающими последствиями собственной деятельности, они протянули им руку помощи. И это преобразовало медленно умирающую Землю в Новый Иррид. Планету, где люди живут в безопасности плечом к плечу с ирриданцами, организовавшими для них комфортные города и достойные условия жизни в обмен на сотрудничество. Под предводительством ирриданцев у человечества появился шанс выжить.

О, я пыталась воспринимать информацию критично.

Я всегда воспринимала всю информацию критично.

Под конец сеанса у меня на щеках были слезы.

Я рыдала от того, что мои предки сделали с Землей, не в силах выразить переполнявшие меня горечь, сожаление, вину, которую невозможно было искупить. Эта боль наполняла меня, раздирала мне ребра, стремясь вырваться наружу и утопить в себе весь мир, который я все двадцать лет своей жизни понимала неправильно.

Я рыдала, слыша свои громкие судорожные всхлипы и даже не пытаясь их сдерживать, а в душе поднималась смутная, невыраженная благодарность. Ирриданцам. За все то, что они делают для людей. За то, какие колоссальные усилия они уже предприняли ради спасения моих непутевых сородичей…

Ты там совсем спятила?

Меня словно окатило ледяной водой. Я почувствовала, как кожа покрылась мурашками. Между лопатками скользнула капля холодного пота. Еще одна капля медленно стекала по виску на подбородок. Царапина на ладони едва ощутимо, но неприятно засаднила.

Какая, к черту, благодарность? По отношению к кому? К ящерицам? Которые загнали нас на летающие станции, заставив десятилетиями безнадежно болтаться между небом и землей? Которые уничтожили Двадцать Третью и другие станции с тысячами резидентов на борту? Которые убили моего Касса?

Я медленно опустила глаза на полупустую пластиковую упаковку, которую все еще сжимала. Догадка вспышкой озарила всю беспросветную муть, что происходила в моей голове.

Что… что было в этом пудинге?

Улыбки людей вокруг, обращенные к полотну экрана. Их глаза, наполненные восторгом и благоговением, но совершенно пустые. Запущенный по второму кругу фильм, на этот раз на китайском. Я поняла, что, если сейчас же не унесу отсюда ноги – потеряю контроль. Сойду с ума. И пусть безумие было неплохим вариантом в моем положении, пока я не была готова принять его. Не медля больше ни секунды, я вскочила и быстрым шагом вышла из зала, вытирая на ходу слезы. Никто меня не окликнул.

Я выбежала из кинотеатра, миновав пустынное фойе, и оказалась на улице. Словно во сне, пошатываясь, я завернула за угол здания и оказалась зажатой между двумя домами. Климатизатор, закрепленный этом узком проходе, работал на полную, и первый же вдох охлажденного воздуха вблизи от него обморозил мои легкие, заставив закашляться.

Слезы с новой силой хлынули из глаз, – но теперь мне было плевать на великий вклад ирриданцев в жизнь непутевого человечества. Кашель не прекращался, постепенно переходя в рвотные спазмы, и мне пришлось опереться на стену, чтобы попросту не упасть. И тогда меня вывернуло – желудок пожелал немедленно расстаться с самым вкусным шоколадным пудингом, состав которого чуть было не превратил меня в одного из ирриданских рабов.

За полчаса пустоты, заполнявшей все мое существо, я добрела до общественного туалета на пустынной набережной. Внутри было безлюдно и очень, очень чисто. Ряд зеркал тянулся вдоль стены над сплошной длинной раковиной. Я подняла взгляд, не до конца уверенная, что готова видеть свое отражение сейчас.

Привет, Сионна. Здорово тебя жизнь помотала, не так ли?

Я выглядела… непривычно.

Краснота на щеках и уже облупившейся переносице – следы непривычного для моей бледной кожи солнца. Шрам, пересекающий правую бровь, окончательно зарубцевался, маленький и уродливый, в память о тех временах, когда реальный мир мне заменяли симуляции. Волосы, пропахшие лекарствами и не стесненные ничем, некрасиво топорщились во все стороны и из-за влажности вились гораздо сильнее, чем обычно. Но больше всего меня испугали мои глаза. То ли освещение тому виной, то ли наркотик, вмешанный в шоколадный пудинг, до сих пор действовал, но мои глаза были неестественно светлыми, потухшими, словно оттуда намеренно вытянули весь блеск. Теперь я напоминала себе Айроуз. Такая же измученная, с обозначившимися острыми скулами, с таким же блеклым острым взглядом. Только шрам поменьше.

Я поднесла руки к носику ближайшего крана, и он автоматически включился, охлаждая мои ладони потоком прохладной воды. Я умылась, старательно прополоскала рот, уничтожая оставшийся привкус смешанного с горькой желчью шоколада.

Царапина через ладонь немного ныла. Тупо глядя на расползающиеся от вспоротого слоя кожи ниточки крови, я размышляла над тем, что мне теперь делать. И не придумала ничего. Ни – че – го. Скрипнув зубами от беспомощной злости, я выдрала из кармашка в рукаве карту, позволяющую получать отравленную еду из уличных автоматов, швырнула ее в раковину и с удовлетворением посмотрела, как ее заливает вода. Мгновением позже пришла мысль, что, вообще-то, эта же карточка открывала здесь двери, но я не почувствовала и тени досады.

Голод становился все навязчивее, толкая на глупости. Но я не могла позволить себе сдаться так легко. Мне не хотелось присоединяться к безропотным толпам, улыбаться пустой улыбкой и смотреть ничего не выражающим взглядом. Мне не хотелось превращаться в благоговеющего перед ящерицами идиота.

Я вспомнила о вытащенном у врача пистолете, до сих пор заткнутом за пояс. Может, пока не стало слишком поздно, мне следовало бы разобраться, как он работает, и просто прожечь себе голову насквозь? Это решило бы часть проблем. У меня вырвался нервный смешок.

Нет, это явно не тот подход, что сделал Сионну Вэль лучшим рейнджером на Четвертой. Надо подумать еще.

Итак, ирриданцы вырвали меня из когтей смерти. После пробуждения я оказалась в полупустом здании, а, выйдя на улицу, первым же делом попала в толпу фанатов кино, вследствие чего едва не лишилась самого главного – адекватного восприятия. Теперь, когда эта последовательность восстановилась у меня в голове, многое прояснилось.

Неудивительно, что за мной, так дерзко выбравшейся из небоскреба, тут же не отправили отряд боевых ящеров. Неудивительно, что на улицах города я так и не встретила ни одного из них. Здесь, внизу, ящерицы были попросту не нужны. Зачем, если есть эти чудесные автоматы с едой, начиненной какими-то наркотиками, к которым человека рано или поздно приводит голод? Зачем, если есть кинотеатры с берущими за душу фильмами, способными запросто промыть расслабленный наркотиками мозг?

Черт… Даже если человечество напортачило, едва не уничтожив планету, то, что делал Новый Иррид на остывающем трупе старой Земли – это было за пределами всякой этики.

Почему-то в этот момент я вспомнила ящера с руками, утопленными в суперматерии. Он вроде бы помог мне. Но помог ли? Зная, – а он наверняка знал, – что ожидает человека в этом городе? Возможно ли, что среди этих ирриданцев есть и те, в ком теплятся остатки… человечности?

Неожиданно для себя я опять фыркнула. Только тот, кто уже шагнул на пограничную стадию отчаяния, может искать человечность у ящериц. Эта нелепость показалась мне забавной, и губы сами растянулись в горькой улыбке. Еще раз столкнувшись взглядами с отражением, я поспешила убрать ее с лица. Она делала девушку в зеркале похожей на сумасшедшую.

Поспешно отведя глаза, я вытерла мокрые руки о штанины и вышла обратно на набережную.

Залив, разделяющий два берега этого проклятого города, больше не сверкал на солнце, как виделось мне с сотни этажей над землей. Погода заметно поменялась – затянутое тучами небо грозило вот-вот разлиться дождем. В разом остывшем воздухе ощутимо запахло озоном.

Вспышка молнии озарила раздраженную синеву небес за медленно движущимся колесом обозрения у причалов. Я приготовилась к грозе, уже представляя, как первые холодные капли польются на меня, стуча по лицу, впитываясь в волосы и одежду…

Наконец напряженный воздух зазвенел от наполняющего его дождя. Вот только дождя за этим звуком не последовало. Я медленно подняла голову вверх.

Выше потока беззвучных летающих машин, выше самого высокого здания, по поверхности накрывавшего город энергетического купола шла почти незаметная фиолетовая рябь. Дождь просто испарялся, едва касаясь её, и поднимающийся с внешней стороны купола пар закрывал хмурые небеса.

Я судорожно вздохнула.

Терраполис был накрыт бесплотным колпаком, генерирующимся двумя мощными лучами энергии. Один выходил из крыши небоскреба через залив. Другой – из его близнеца по эту сторону, и, присмотревшись, я поняла, что это было то самое здание, где я пришла в чувство. Пульсирующими импульсами, точно кругами по воде, по куполу расходилась формирующая его энергия.

Я почувствовала, что дрожу, и обхватила руками плечи в невнятном порыве успокоить себя. Но это было невозможно.

Этот город – ловушка. Мне не выбраться из-под купола. А голод и жажда рано или поздно заставят меня прийти к одному из проклятых автоматов. Колесо обозрения, в каком-то километре от меня продолжало свой мерный ход, и мне показалось, что сейчас я закружусь вместе с ним. Чуть покачивающиеся кабинки были пусты.

Когда мир в очередной раз дернулся, пытаясь сбить меня с ног, и я пошатнулась в противоположную сторону, стараясь удержать равновесие, мне вдруг помогли. Кто-то подхватил меня под локоть, ненавязчиво, но надежно.

Я резко обернулась.

– Ты в порядке?

Смуглое лицо девушки, чьи пальцы все еще слабо сжимали мой локоть, выражало неподдельное участие. Когда наши взгляды встретились, оно удивленно вытянулось, а в миндалевидных карих глазах искрой проскочило узнавание.

И я тоже ее узнала.

Назад: Часть первая

Дальше: Часть третья