Книга: Зыбучие пески
Назад: 16
Дальше: 18

Себастиан и я

17

Мы с Себастианом начали встречаться год назад. Стояло знойное лето. Спустя три недели жары люди даже перестали ее обсуждать. Они жаловались на сломанный кондиционер, на мороженое со вкусом старого носка из магазина за углом, но не на жару, потому что смирились с тем, что ничего с ней нельзя поделать, и перестали ждать чуда.
В то лето я работала на ресепшен в отеле на Стуреплане. Это был мой последний рабочий день, когда в отеле появился Себастиан. С десяти вечера до семи утра я отвечала на телефон, бронировала номера, отменяла брони, вызывала дополнительный персонал для уборки и готовки, выслушивала жалобы пьяных финнов (where are the nice girls?), и требования, чтобы я принесла им в номер спиртное (be a nice girl, will you, hehe). Под стойкой была кнопка тревоги, но я ни разу ею не воспользовалась. Постояльцы блевали в номерах, но не только. Слава богу, мне не нужно было это убирать. Однажды постоялец пытался перерезать себе вены. Но он написал об этом в твиттер-аккаунте полиции перед тем, как приступить.
По дороге на работу я встречала усталых туристов, направлявшихся в дешевые рестораны, заспанных родителей с детьми в колясках, медлительных немцев в сандалиях с мятыми картами. Работа была непыльная. Не слишком сложная, не слишком стрессовая, платили неплохо, и это был неплохой опыт (слова папы). Папа хотел, чтобы я работала летом, он считал, что это сделает из меня второго Ингвара Кампрада. Мама хотела, чтобы я ездила с работы на такси, но папа это не разрешил, и она не настаивала.
Себастиан тусил в одном из клубов неподалеку и зашел в туалет. Я была за стойкой ресепшен одна, коллега ушла домой раньше по случаю дня рождения сына.
Нам не разрешали пускать в туалет никого, кроме постояльцев отеля, но я никогда бы не смогла сказать «нет» Себастиану. Откуда он знал, что я работаю в этом отеле, он так и не сказал. Я и не догадывалась, что он меня помнит. Столько лет прошло с тех пор, как мы посещали один детский сад. Себастиан был на год старше меня. И если бы он не остался на второй год, уже был бы в университете. Но теперь нам предстояло учиться в одном классе. Все знали, что Себастиан остался на второй год, и вот он стоит перед стойкой ресепшен отеля, где я работаю.
– Майя, – уверенно приветствовал он меня, словно ожидал увидеть там именно меня. Сердце екнуло в груди, как когда-то в детском саду. Потом он не ушел, а остался ждать окончания моей смены. Мы шли по пустому городу. Было прохладнее, чем в предыдущий день. Мы шли через Хумлегорден, вдоль улицы Энгельбректсгатан в сторону Эстрасташун. Там мы сели на поезд в Эсбю. Себастиан сел рядом со мной. А когда мы подъезжали к университету, он положил голову мне на колени и заснул без всяких преамбул. Когда поезд подъезжал к нашей станции, я погладила его по лбу, чтобы разбудить, и он посмотрел мне в глаза. Потом поднял руку и провел большим пальцем по моей нижней губе.
В тот же день я уезжала в отпуск с мамой, папой и Линой. Мама решила устроить автомобильный тур по Европе. Нам предстояло прилететь в Женеву и там взять напрокат машину, которая будет доставлять нас от одного бутик-отеля до другого. Отели мама выбрала на сайте с «секретными» и «уникальными» предложениями.
Машину вел папа. Папа всегда вел, когда был с мамой (кроме дороги назад с вечеринки). Миля за милей, мы переключали радиостанции, когда в динамике начинало трещать. Страна за страной мы слушали одну и ту же музыку. Радиоведущие все говорили на один манер – позитивно и зажигательно, злоупотребляя словами со звуком «ш» (шлабаблаша Рианна, шушушу Ариана Гранде). Разумеется, они говорили на разных языках, и в Италии добавляли в программу песни на итальянском, во Франции – на французском, но в целом музыка звучала одинаково, а я продолжала пребывать в состоянии шока.
Встреча с Себастианом произвела взрыв в моем сознании. Я была не в том месте, не с теми людьми, сидела рядом с Линой с пакетом на случай, если малышку начнет тошнить, и искала его в интернете. Мне было плевать на стоимость роуминга. Я гуглила Себастиана везде, как безумная, но не могла найти информацию о том, где он, и не отваживалась спрашивать о нем знакомых, и не отваживалась добавляться к нему в друзья в социальных сетях. Сидела в машине и погружалась в депрессию от того, что упустила такую возможность. Себастиан лежал у меня на коленях, смотрел на меня, как я могла в такой момент поехать в отпуск! Какая же я идиотка!
На девятый день, когда мы были в Вильфранш-сюр-Мер под Ниццей, он позвонил. Мобильный выскальзывал из потной руки, номер был скрыт, Себастиан приехал к нам на «Веспе». Папа удивился его появлению, а мама была в шоке. Себастиан встретил нас в лобби отеля и пригласил маму, папу и «разумеется» Лину (откуда он знал, как зовут мою сестру?), на ужин на «лодку». «Лодка» его отца была пришвартована в гавани в Ницце. Мама от радости чуть не прыгала. Все, что ее заботило, это как успеть купить новое платье, а папа весь аж раздулся от гордости, потому что отец Себастиана был не просто «потенциальным новым клиентом», он был «потенциально новой жизнью».
Себастиан сделал вид, что ничего не заметил. Он смотрел только на меня. Аманда рассказала ему, где мы, и он решил в тот же день лететь в Ниццу. Это было невероятно. Просто фантастика. Я тоже сразу поехала с ним, на «Веспе», обнимая его руками за талию. Мы ехали узкими крутыми дорогами вдоль берега моря. Было тепло. Я два раза занималась с ним любовью в овальной двуспальной кровати на лодке (под белым балдахином) до прихода мамы и папы. Мы ужинали вместе с отцом Себастиана прямо на палубе под звездами.
Яхта была длиной около шестидесяти метров. Палуба цвета карамельного сиропа, отполированная до блеска. Повсюду латунные и серебряные детали, золото и белый мрамор. Закуски подали после захода солнца. Мы сидели наверху на подсвеченной палубе, окруженные бархатной ночью. Нас обслуживало бесчисленное множество официантов. Мама с папой бросали на меня удивленные взгляды. Лина хотела сидеть у меня на коленях.
– Я уже и не надеялся увидеть Себастиана здесь, – улыбнулся родителям отец Себастиана. – Видимо, это заслуга Майи, что он решил удостоить нас визитом.
В тот вечер я не могла отвести от Клаеса глаз. Он был прекрасным рассказчиком, фантастическим собеседником и излучал тепло. Мама хихикала, как попугайчик. Она была в новом платье. На голове у нее было что-то вроде диадемы, похожей на дешевую бижутерию. Но я знала, что золото настоящее: мама бы никогда не надела что-то фальшивое, особенно в такой вечер.
Себастиан обнял меня за плечи, а Клаес Фагерман рассказывал истории о людях, которые были мне незнакомы. Папа заливался смехом. Отец Себастиана умел рассмешить людей. Он прекрасно общался даже с незнакомыми людьми, неловкое молчание и скучные темы для разговоров не вызывали у него ни малейшего страха. В такие моменты он только улыбался и продолжал шутить, заставляя собеседников расслабиться. В тот первый вечер я тоже попала под его обаяние. Тогда я не знала, какой он на самом деле. Мама так напилась, что незаметно для себя слопала весь десерт. Лина заснула на диване, и кто-то из обслуги укрыл ее покрывалом, несмотря на жаркую ночь.

 

Однажды Клаес сказал мне:
– Я богат, понимаешь?
Он сказал это не для того, чтобы похвастаться, а чтобы объяснить свое происхождение. Его богатство было его национальностью. Он жил в своем собственном государстве, не имеющем отношения к географии. Потому что у шведских миллионеров больше общего с итальянскими, японскими или арабскими богачами, чем с ординарными шведами. И папу это приводило в восторг, потому что Клаес Фагерман сам добился этого статуса, а не унаследовал его от отца. У его семьи не было угодий в Сёрмланде и лесов в Норрланде, не было верфей в Гётеборге, и его родственники не охотились с королями. Папа ненавидел «идиотов из комиссии ФИДЕ» и «их бессмысленные инвестиции». Он мог прийти домой с работы и часами критиковать их проекты. «Если ты хочешь использовать рискованные инвестиции для разработки приложения, которое будет сообщать цену на литр молока, то сотни двадцатилеток с титулами, пришедшими в упадок поместьями и основанными вчера стартапами готовы взяться за это, потому что никогда сами не покупали продукты и не знают, что цены пишут на полках.
Этих идиотов даже богатыми нельзя было называть. Они только делали вид, что у них водятся деньги. «Как это печально», – обычно отвечала мама (используя его собственные слова, как она обычно делала в разговоре с отцом). Печально.
А мама, в свою очередь, рассказывала, что ее коллега или подруга ушла с работы. «Муж купит ей магазин товаров для интерьера», – добавляла она, поскольку мама точно так же, как папа ненавидела потомственных аристократов, мама ненавидела женщин ее возраста, которым удалось сделать то, что не удалось ей, бросить работу на чужого дядю.
Мама работает юристом в крупной компании, котирующейся на бирже, и зарабатывает в два раза меньше, чем папа. Она сократила часы работы с рождением Лины, чтобы «иметь время на ребенка», но совсем бросать работу она не хочет. Она притворяется, что очень занята и что дела на работе идут хорошо. Но никто ей не верит, включая папу.
«Я бы на их месте тратил деньги на лотерею», – говорил папа, – больше шансов заработать». Папа продолжает говорить о своем, даже если мама уже сменила тему, так и выглядят их повседневные разговоры.

 

Мама с папой сразу стали фанатами Клаеса Фагермана. Они смотрели на него влюбленными глазами. Месяцы после того, как мы стали парой, папа говорил о Клаесе Фагермане каждый раз, когда мы общались наедине. Он рассказывал, как Клаес Фагерман превратил компанию на грани банкротства в один из «трех самых выгодных бизнесов в Швеции». И это ему удалось, потому что вместо того, чтобы пилить лес или мыть золото в северных ручьях, он начал инвестировать в высокие технологии (кабель и микрочипы, я не особенно интересовалась подробностями). Клаес для папы был идолом. Он ему даже не завидовал, только восхищался. Единственная банальность в жизни Клаеса Фагермана, говорил папа, это что он женился на девушке, занявшей третье место в конкурсе красоты «Мисс Швеция». «Фагерман настоящая легенда. Он войдет в историю».

 

И в тот первый вечер на лодке я пришла к тому же мнению. Отец Себастиана заставил меня почувствовать себя особенной. Когда он шутил, я смеялась, и мне действительно было весело. Когда он рассказывал о брате Себастиана Лукасе и о его успехах в Гарварде, я думала, что это очень мило, что он так гордится своим сыном. Он сказал, что «нет никаких сомнений» в том, что «Лукас пойдет далеко», и я чувствовала себя причастной семейным тайнам, которые Клаес рассказывает только избранным. Я считала, что если отец так хвастается своим старшим сыном, то и к младшему он испытывает нежные чувства. Тогда я не заметила, что его отцовская любовь была не безусловной, что ее нужно было заслужить. И что нет ничего хуже, чем его презрение.
В полночь мы с Себастианом попрощались с остальными.
– Мы хотим прогуляться по пляжу и искупаться.
Мама взяла меня за щеки двумя руками, как невинную невесту в первую брачную ночь, и папа посмотрел на меня с гордостью.
– Моя девочка, – сказала мама.
– Веди себя хорошо, – пошутил папа и с ухмылкой добавил уже обращаясь к Себастиану: – Без глупостей. Не делай ничего, что бы я сам не стал делать.
Папе нравится говорить банальности.
– И что ты только в нем нашла? – сказал Клаес Фагерман. – Он весь в мать.
И мы рассмеялись. Я тоже, потому что тогда не поняла, что это не шутка. Клаесу нравилось говорить гадости Себастиану.
Кроме того случая, мы никогда не говорили о матери Себастиана, о третьем месте в конкурсе «Мисс Швеция». Ее заменили новой моделью, и она исчезла из их жизни. Потеряла всякое значение. Бросила ли она Клаеса или он вышвырнул ее? Это так и осталось для меня тайной. Она не играла никакой роли в их жизни, и даже это странное обстоятельство не вызвало у меня никакого интереса.

 

До Себастиана у меня было четыре бойфренда. Первого звали Нильс. Нам было двенадцать-тринадцать лет, и мы начали встречаться на вечеринке, на которую меня пригласила его сестра-близнец. Из динамиков доносилась Кристина Агилера, он прижался к моим губам в жестком поцелуе, мы упали на диван и целовались, пока у меня не распухли губы и не промокли трусы. Он ласкал мою грудь, и это дарило восхитительные ощущения, но любовью мы не занимались. Мы были слишком юны. Через три недели все закончилось, но прошло еще два месяца, прежде чем до меня дошло, что все кончено, поскольку были летние каникулы, и в течение девяти недель я любовалась его фото и писала открытки (я в деревне с бабушкой и дедушкой, идет дождь, я смотрела «Зловещих мертвецов»). Он не отвечал. И открыток не слал. Когда началась школа, он только поздоровался со мной, и все.
Через полгода у меня появился новый бойфренд. Он был на год старше меня (четырнадцать с половиной). И он написал на автобусном расписании на остановке, что я красивая. Разумеется, информация об этом достигла моих ушей через шесть минут. И я, дурочка, считала, что это успех. У пятнадцатилетнего Антона были пухлые губы и светлые курчавые волосы. Мы были вместе семь недель. В том возрасте это равноценно браку. Но одним пятничным вечером на школьной дискотеке он напился допьяна (намешал разного алкоголя в бутылку из-под шампуня) и заявил: «Ты слишком молода для меня, Майя» и «нам нужно расстаться» (его собственные слова). Мне было стыдно за его поведение, но сам разрыв меня не расстроил. Ничто из этого меня не прикалывало: ни Антон, ни его мокрые слюнявые поцелуи, ни наши «встречания». После этого я влюблялась только в парней постарше. Они понятия не имели о том, кто я, потому что либо мы были незнакомы, либо сталкивались только в автобусе. Я не помню их имен. А в пятнадцать лет я познакомилась с Маркусом.
Маркусу было шестнадцать, он покуривал травку, играл на бас-гитаре, писал стихи, его мать была моделью фотографа Ричарда Аведона. Он учился в Эстра Реал, и все, абсолютно все знали, кто он. Когда мы с Амандой вошли в дверь его двухэтажной квартиры в районе площади Карлаплан, мы услышали, как он с его группой играют гитарные каверы на втором этаже. Вечеринка была в самом разгаре. Парень со шрамами после кори и лиловым лаком на ногтях выдал нам по куску шоколадного торта и ванильному молочному коктейлю. Я танцевала до упаду в гостиной без мебели, не задумываясь о том, как глупо я выгляжу, тряся волосами и взмахивая руками. Потом вырубилось электричество. Прибыли пожарные и объяснили, что электричества нет во всем районе и что на организацию концертов требуется разрешение. После пожарных появилась полиция. Я поняла, что все серьезно. Тогда же я поняла, что в напитке или в торте были наркотики. Мы с Амандой заперлись в ванной и старались не хихикать. Мы сидели там, пока Маркус не постучал в дверь. Он был полностью обнажен, и в руках у него был канделябр с пятью зажженными свечами. Он налил ванну и пригласил меня разделить ее. Я разделась и забралась внутрь. Аманда заснула на полотенце на полу.
У Маркуса была длинная челка, падающая на глаза. В ту же неделю он лишил меня невинности на кровати своих родителей. Это было неплохо, мне было не больно, и я радовалась, что он не заметил, что это был мой первый раз. Когда я позвонила Маркусу домой (он никогда не брал мобильный, и я верила ему, когда он сказал, что не любит пользоваться сотовым), он притворился, что его нет. Трубку взяла мама, и я поняла по ее голосу, как она недовольна его поведением, но я продолжала звонить на домашний и на мобильный, отказывалась поверить, что он не любит меня, я не могла взять себя в руки. Мы с ним спали вместе еще четыре раза на разных вечеринках (обычно это начиналось с его любимого занятия – совместного купания в ванной). Я убеждала себя в том, что раз он говорит, что любит мою грудь, то любит и меня тоже. В последний раз мы лежали поверх покрывала на чьей-то кровати (мы так никогда и не провели ночь в нормальной постели), на часах не было и десяти вечера, и, пока я вытирала живот собственной футболкой, он сообщил, что встречается с Терезой, которую все зовут Тесси. И потому мы не можем «продолжать делать это».

 

Через два с половиной месяца на вечеринке я встретила девушку с именем, похожим на собачью кличку, и Маркуса, выходящими из ванной. Тесси даже внешне была похожа на коккер-спаниеля. Она была в банном халате, а Маркус по обыкновению голым. Следующего парня я бросила сама. Его звали Оливер. Он сказал, что любит меня (не только мою грудь) уже на четвертый день, я ответила, что он мне нравится, что он чудесный парень, но что мы «не подходим друг другу» (этому я научилась у парней и к тому моменту уже знала, что надо говорить). Он начал названивать мне каждый день, даже трезвым, и каждый вечер присылал смс с пожеланиями доброй ночи.
Мы еще пару месяцев спали, но когда Себастиан появился в отеле, где я работала, все мое прошлое потеряло значение. С ним все было по-другому. Он был началом новой жизни.

 

Не помню, спрашивала ли я разрешения у родителей остаться с Себастианом в Ницце, но, видимо, да, потому что они принесли с собой новый чемодан (самый дорогой, который мама могла найти) со всеми моими вещами.
На следующее утро я проснулась раньше Себастиана. Я плохо сплю на новом месте. Себастиан спал сном младенца, и я решила его не будить. Поднявшись на палубу, я нашла там Клаеса. Он завтракал, читая шведскую газету.
– Присаживайся, – пригласил он. – Что ты хочешь на завтрак? – спросил он, не отрывая глаз от газеты.
Выпив кофе с круассаном (традиционный завтрак на яхте в Средиземном море), Клаес отложил газету и посмотрел на меня. Не помню, что он спрашивал и спрашивал ли он вообще о чем-то. Мы болтали, и постепенно я расслабилась. Мы так сидели, пока не пришел Себастиан, непричесанный, в одних трусах и белоснежной футболке. Клаес тут же поднялся, взял газету и ушел. Они даже не сказали друг другу «доброе утро». Оставалось семнадцать дней до начала учебного года. Нам с Себастианом предстояло стать одноклассниками. Мы провели на яхте пятнадцать дней и столько же ночей. Мы поплыли на Капри. Море было бирюзового цвета, дул приятный бриз, вечера стояли теплые. Иногда мы бросали якорь прямо в море, спускали моторку и отправлялись плавать с маской, нырять или кататься на водных лыжах. Однажды вертолет отвез нас на гонки «Формула-1» в Монако. Мы стояли прямо рядом с финишной и улыбались друг другу. Я так и не узнала, как называется яхта, хотя помню, что я спрашивала. Капитан Сандро терпеливо отвечал на мои вопросы о местах, которые мы проплывали, а повар Луиджи выучил, что я люблю лимонад, греческий йогурт, круассан и дыню на завтрак, салат с курицей или сыром фета на ланч, и черный кофе без молока и сахара. В спа-отделении рядом со спортзалом и кинозалом играла расслабляющая музыка, и Зое делала мне педикюр и маникюр, массировала меня маслом с запахом зубной пасты и ванили. Она ходила босиком, и я никогда не видела ее нигде, кроме как в спа.
Я обожала эту яхту, обожала всю команду, они радовались встрече со мной, и я поражалась тому, как быстро я привыкла к новой жизни и как естественно было наслаждаться этой роскошью. По вечерам мы ужинали с Клаесом. Это было для него важно, хотя он всегда съедал только одно блюдо и говорил только со мной, задавая много вопросов, а потом уходил в свою каюту. Но все равно отец Себастиана уделял нам внимание, слушал наши разговоры, кивал, когда был в хорошем настроении, рассказывал нам о чем-нибудь.
На пятый или шестой день он пригласил нас в ресторан. Ему предстоял ужин с деловым партнером, и он позвал нас с собой. Мы не стали спрашивать о мотивах, решив, что он хочет сделать встречу менее формальной.
Ресторан находился на скале в горной деревушке неподалеку от Бонифачио. Туда нужно было подниматься пешком. Было уже темно. В гавани стоял фургон, крытый брезентом. Брезент колыхался на ветру. Было тепло, несмотря на то что солнце зашло, и пахло мусором. Деловой партнер, итальянец, говорил с таким сильным акцентом, что его можно было резать ножом. И он был изрядно навеселе.
– Помоги мне, – сказал он, протянув руку с короткими пальцами. Себастиан выпустил мою руку и взял под руку итальянца. Мы медленно поднимались вверх по каменистой дороге. Мне тоже было сложно идти из-за туфель. Тучный итальянец потел и матерился, опирался на Себастиана и через каждые двадцать метров останавливался перевести дыхание. Когда мы, наконец, добрались до ресторана, он поцеловал Себастиана в щеку, прямо рядом со ртом. Себастиан вздрогнул. Клаес открыл дверь в ресторан и повернулся к итальянцу, приглашая его проходить первым.
– Я сюда вскарабкался только ради тебя, Себастиан, – выдохнул итальянец и наконец выпустил Себастиана.
– Рад, что он хоть чем-то полезен, – сказал Клаес. – Это для меня новость.
Я не поняла, что его так разозлило, но Клаес был зол. Чертовски зол. Его словно подменили. С тех пор как мы сошли с яхты, он угрюмо молчал, делал вид, что не слушает меня, смотрел в сторону, шел впереди, не отзывался на зов. У меня внутри все свело от страха, Себастиан старался не смотреть мне в глаза. Итальянец ничего не заметил.
Нам дали столик у окна. Ресторан располагался прямо на скале над морем. Казалось, что он парит в небе. Внизу светились огоньки лодок, вдали у входа в бухту, где стояли на якоре суда покрупнее, мигал маяк. Отец Себастиана заказал еду, не спрашивая, что мы хотим. Итальянец смеялся так громко, что другие посетители оборачивались. Он потребовал, чтобы заказ поменяли. Ему не нравилась выбранная Клаесом закуска, и главное блюдо тоже, он твердил что-то про корсиканцев и осьминога, и отец Себастиана ничего не сказал, только незаметно кивнул официанту, и когда принесли карту вин, дал ее итальянцу, чтобы тот сделал выбор. Но сам не притронулся ни к закуске, ни к вину.
В перерыве между закусками и главным блюдом я пошла в туалет. Вернувшись, я увидела на своем месте итальянца. Он кивнул мне занять его место. Себастиан не протестовал, но пару раз пытался привстать, словно желая придвинуться ко мне ближе.
– Сиди спокойно, ради всего святого, – процедил по-шведски Клаес. – Неужели я много прошу? Сидеть тихо и держать рот на замке?
Себастиан замер и изобразил фальшивую улыбку, стараясь не глядеть на меня.
Когда итальянец не пытался заставить Себастиана петь «шведские песни», он обсуждал дела. Как я поняла, он хочет продать свою компанию. И чем больше он болтал, тем молчаливее мы сидели. Я боялась, что итальянец ужрется в хлам, но тут отец Себастиана позвонил кому-то и протянул телефон своему партнеру. Закончив разговор, Клаес чокнулся с итальянцем. Меня подташнивало от нервозности. Мы пережили четыре блюда, сырную тарелку, два десерта, кофе с подносом, полным пралине, мини-меренг и мармеладок. Наконец, пришло время возвращаться на яхту. Откуда-то взялось инвалидное кресло, и отец Себастиана усадил туда сонного итальянца. Один из команды яхты покатил гостя обратно в гавань. У яхты он проснулся и заявил, что идет на прогулку. Мы с Себастианом пошли в свою каюту. В четыре утра нас разбудили голоса на палубе. Я присела на кровати, но Себастиан потянул меня назад.
– Лежи, – попросил он. – Нас это не касается.
Завтракали мы одни.
– Твой отец уехал, – сообщил нам один из матросов, чье имя я не помнила. Себастиан кивнул, не выразив удивления. – Он разрешил вам занять его каюту, мы как раз заканчиваем уборку.
Мы загорали, когда на палубу поднялся итальянец. Все лицо у него было в синяках, а правая рука в гипсе. Он к нам не приближался, остановившись в трех метрах.
– Боже мой, – вырвалось у меня. – Что произошло?
Итальянец покачал головой.
– Опасно гулять по пляжу поздно ночью, – криво улыбнулся он.
– Твой отец здесь? – спросил он, поворачиваясь к Себастиану. Себастиан снова потянул меня обратно на шезлонг.
– Нет, – ответил он.
– Ты не мог бы… – продолжил итальянец.
– Нет.
Итальянец уехал, и мы переселились в каюту отца Себастиана. Теперь у нас было две ванные комнаты и отличный вид из окон – тот же самый, что и из рубки капитана. В одной из ванных комнат над джакузи был световой люк. Можно было принимать ванну прямо под звездами.
– Это твой папа избил итальянца? – спросила я, когда мы лежали в джакузи на палубе, – за то, что он с тобой флиртовал?
– Нет, – ответил Себастиан. – Это не он.
Я рассмеялась, решив, что он пошутил, но Себастиан не смеялся. Он обнял меня и зажмурился.
– Однажды я спросил папу, почему мама исчезла, что он с ней сделал… почему она уехала…
Он замолчал.
– И что он ответил?
– Папа сказал, что в нашей семье никому не нужно выносить мусор, для этого есть прислуга.
Я хотела спросить, что он имел в виду. Что он приказал слугам вышвырнуть мать Себастиана и избить итальянца? Но я не осмелилась. Себастиан плакал. Не всхлипывал, не сморкался, просто тихо рыдал. Я не знала, что мне делать. Я взяла его лицо в свои ладони и поцеловала. Я целовала его долго и страстно, дольше, чем когда-либо до этого, и он целовал меня в ответ, пока нас не охватило желание. Я помню, что больше всего на свете мне хотелось, чтобы он вошел в меня. И когда он это сделал, я тут же кончила. Я всегда кончала быстрее, чем он, чаще, чем он, интенсивнее.
Девятью днями позже мы вылетели домой из Неаполя. В самолете были мы одни. Накануне отлета Себастиан позвонил отцу. Клаес сказал, что считает, что это лишнее, что мы летим самолетом компании, что можно купить обычные билеты, но все равно прислал за нами самолет. Машина подвезла нас прямо к трапу. И нам не нужно было проходить контроль.
Яхта продолжила путь уже без нас. Она плавала круглый год при полной команде. Через неделю им предстояло покинуть Средиземное море. Помню, что, только вернувшись домой, я поразилась тому, какой невероятной была моя жизнь на лодке со всеми этими потрясающими – словно с открытки с видами – роскошью и маникюром, и каким заурядным было мое повседневное существование.

 

Мы приземлились в аэропорту в Бромме. Там нас ждал автомобиль. Прислуга отнесла наши сумки в машину. У Себастиана был усталый вид. Я тогда подумала, что на этом все и закончится, я не могла представить, что мы сможем встречаться в повседневной жизни, если, конечно, жизнь Себастиана можно было назвать такой. Я думала, у нас был летний роман. Приключение для него, лучшие недели в жизни для меня. Машина высадила меня перед домом. Я не знала, как попрощаться, как поблагодарить за эти каникулы, но Себастиан пошел за мной в дом, пожал папе руку. У папы было то выражение лица, какое бывает у взрослых, когда они притворяются, что им все равно, но на самом деле обосраться готовы от волнения. Потом он поцеловал меня в щеку со словами «Увидимся завтра» и исчез.
На следующее утро был первый день школы. Себастиан прислал мне смс в половине восьмого утра (первое за ночь) и попросил ждать его на перекрестке перед моим домом. Я решила, что он хочет подвезти меня до школы, чтобы порвать со мной до начала школы. На полпути я начала рыдать, наверно, от того, что ожидание сводило меня с ума, и я знала, что, когда он меня бросит, я разрыдаюсь, так что можно было начинать заранее. Увидев мои слезы, он свернул на обочину, заглушил мотор, откинул назад мое сиденье и сел на меня верхом.
Он сунул руки мне под кофту, погладил по спине, прижался к моим губам в поцелуе, страстном поцелуе, притянул меня к себе ближе и снова поцеловал, я почувствовала его возбуждение и испытала облегчение от того, что он все еще хочет меня. Я поняла, как сильно боялась, что он меня бросит.

 

Держась за руки, мы шли от парковки к школе. Это было как в кино, когда самый популярный парень в школе вдруг появляется с дурнушкой в очках со странной прической, или она вдруг резко меняет внешность и стиль и становится ослепительной красавицей. Не то чтобы я была ботаничкой или Себастиан лучшим футболистом школы с ослепительной улыбкой, но все равно наше прибытие в школу было феноменальным.
Разумеется, Аманда уже была в курсе. Она встретила нас у курилки, обняла меня, а потом Себастиана. Какое-то время она висела у него на шее, как игрушка на елке, пока Себастиан не вырвался из ее объятий.
Себастиану нужно было куда-то зайти перед уроками, и мы расстались у шкафчиков. Он поцеловал меня в щеку на прощание, и это тоже было как в кино. Аманда закатила глаза, как полагалось девушке в ее роли (жаль, что у нее не было одежды чирлидерши, это было бы идеально). Она чуть не лопалась от счастья, потому что стала частью жизни Себастиана. Те, с кем он общался год назад, разъехались кто куда: кто-то устроился на практику в компанию отца, кто-то поступил в университет, кто-то уехал учить язык в США. Теперь была наша очередь дружить с ним. Аманда была в восторге. Но, естественно, ни в чем таком она не призналась, только пошутила, что такими вещами нам с Себастианом заниматься надо не в школе, склонила голову и картинно рассмеялась, как было прописано в сценарии.
От нашего средиземноморского вояжа осталось много фоток. Я на них выгляжу счастливой, абсолютно счастливой. На них я девушка, которая визжит от восторга, когда ее парень брызжет на нее водой. Я улыбаюсь, мои глаза светятся от счастья. Глядя на них, мне трудно поверить, что такое счастье было возможно. Может, к счастью нужно привыкать постепенно. Осознание, что ты счастлив, приходит не сразу. Сначала ты ничего не чувствуешь, чувство приходит позже, когда счастье уже закончилось.
Только сейчас я понимаю, что Себастиан никогда не выглядел счастливым. Даже в начале наших отношений. Даже на первых совместных фотографиях.
Назад: 16
Дальше: 18