Плюс-минус 50 млн обитателей Римской империи нельзя отнести к одной имущественной категории. Римское общество делилось не просто на малую группу очень богатых и всех остальных – примерно одинаковую бедную массу, силящуюся хоть как-то прокормиться. Те, кого нельзя причислить к элите, находились на разных уровнях по положению, достатку и привилегиям, и среди них помимо очень бедных было множество «обычных» или «средних» людей. Оказывается, что жизнь некоторых социальных слоев нам представить значительно легче, а о других у нас есть лишь весьма скудные сведения.

Львиная доля этих 50 млн были крестьянами – не плодом фантазии римских писателей, а мелкими землевладельцами во всех уголках империи, в иные годы с трудом собирающими достаточно урожая, чтобы прокормиться, а иногда получающими даже небольшое количество излишков на продажу. Для этих семей с приходом римлян мало что менялось – лишь налоги платились в другую казну, а также увеличивались масштабы рынка, что позволяло расширить круг покупателей и ассортимент безделушек, которые можно было купить, если появлялся лишний сестерций. В Британии, например, насколько мы можем судить по археологическим находкам, жизнь крестьян существенно не менялась на протяжении более чем тысячи лет – с конца железного века накануне успешного римского завоевания в 43 г., в течение всего римского владычества и до Средних веков. Но до нас не дошло никаких свидетельств о мнениях, устремлениях, надеждах или страхах этих крестьян и членов их семей. Единственные простые люди римского мира, с которыми мы можем в этом смысле познакомиться или чей образ жизни мы можем начать реконструировать, – это городские жители.

Совершенно ясно, что в городе встречалась и крайняя бедность. Римские законы специально устанавливали запрет на заселение гробниц: «Всякий, кто пожелает, может преследовать судом человека, живущего в гробнице или обустраивающего там свое пребывание», – гласит римский закон. Это значит, что бездомные (как местные, так и приезжие) граждане, иммигранты, беглые рабы делали именно это: находили прибежище в величественных усыпальницах аристократии, которые тянулись вдоль дорог к главным городам империи. Иные предпочитали строить времянки, прислоненные к любой подходящей стене: арки, акведука и т. д. По этому поводу тоже имелся закон, предписывавший сносить хлипкие постройки, если они будут сочтены пожароопасными, а в противном случае – брать с обитателей арендную плату. Пригороды многих римских городов, вероятно, мало отличались обликом от современных столиц третьего мира: это сквоты, трущобы, целые трущобные города, где обитает полуголодное население, не столько зарабатывающее, сколько выпрашивающее себе на пропитание. Римские моралисты постоянно упоминали нищих, чаще всего советуя их игнорировать. Цепочка живописных изображений в Помпеях, передающая жизнь местного форума, включает и сцену с нищим горбуном, который ведет собаку и как раз получает несколько мелких монет от знатной госпожи и ее служанки: очевидно, эти женщины не прислушались к советам моралистов.

77. Комикс передает одну из точек зрения на то, как римская власть сказывалась на провинциальных крестьянах: те по-прежнему живут в традиционных круглых домиках, но могут, когда требуется, изобразить любовь к римской культуре

78. Сильно выцветший рисунок из дома Юлии Феликс в Помпеях (I в.) передает сцены жизни на местном форуме. Это редкий пример общения богатых и бедных в римском мире. Бородатый попрошайка явно опустился на самое дно, его нагота едва прикрыта лохмотьями, компанию ему составляет пес

На самом деле мы располагаем меньшим количеством свидетельств о крайней бедности, чем могли бы ожидать, но это объяснимо: во-первых, люди, ничего не имевшие, не оставили следов ни в исторических хрониках, ни в археологии. Трущобные города-однодневки не превращаются в долговечные руины; покойники, схороненные в безымянных могилах, без погребальных даров, рассказывают нам о себе гораздо меньше, чем те, на чьих гробницах высекали красноречивые эпитафии. А во-вторых, и это даже важнее, крайняя бедность в Римской империи была проблемой, которая в самой себе содержала решение: жертвы умирали. Без каких-либо механизмов поддержки неимущие не могли выжить. Даже раздача зерна, постепенно развивавшаяся из законодательной инициативы Гая Гракха, предложенной в 120-е гг. до н. э., не могла полностью их обеспечить. Этот закон, безусловно, устанавливал ответственность государства за минимальное пропитание граждан, но пользу из него в I и II вв. извлекала хотя и крупная, однако все же ограниченная, даже привилегированная группа в 250 000 граждан мужского пола: каждый получал достаточно хлеба, чтобы прокормить двух человек. Зерновая раздача не была спасением для всех пришельцев в Риме.

Гораздо больше, чем совсем неимущих, было тех, кто находился ступенькой выше, и эти люди оставили намного более четкие следы своей жизни. Тут тоже наблюдается достаточно широкий разброс, у кого больше привилегий и радостей, у кого меньше. На одном конце спектра – люди с устойчивым доходом, получаемым от производства и продажи самых разных товаров: и основных продуктов питания, и, например, модной одежды. Такие семьи занимали несколько помещений, обычно они жили над своим магазином или мастерской, могли владеть одним-двумя рабами, даже если сами (это не редкость) были вольноотпущенниками или детьми рабов. Особенно подробно мы можем узнать жизнь на этом уровне благосостояния, заглянув в выгребную яму, которую удалось раскопать под небольшим кварталом жилых квартир и розничных магазинов в Геркулануме, поблизости от Помпей: этот город был уничтожен извержением Везувия вместе с Помпеями в 79 г. Содержимое выгребной ямы все еще анализируют специалисты: оно попадало сюда из примитивных уборных тех квартир, которые располагались прямо над этой ямой, предварительно пройдя по пищеварительному тракту приблизительно 150 жильцов. Диета скромная и разнообразная: эти люди ели рыбу, морских ежей (сохранились фрагменты иголок), кур, яйца, грецкие орехи и фиги (косточки проходили по кишечнику насквозь и выходили непереваренными). Живущие на верхнем этаже пользовались уборными и как мусоропроводом, бросали туда осколки стекла и разбитую посуду, а иногда роняли и украшения. У этих людей водились кое-какие деньги, они могли купить новую посуду, у них даже имелись украшения – было что терять.

На другом конце спектра – люди, оказавшиеся не в столь благоприятной ситуации, не имеющие постоянной работы или навыков какого-то ремесла, кому приходилось искать временное место в барах и ресторанах или же в секс-индустрии; они нанимались грузчиками в порту, землекопами на стройку. На такой труд тоже имелся немалый спрос. По очень приблизительным оценкам, учитывая количество провианта (оливкового масла, вина и зерна), который приходилось ввозить для пропитания миллиона жителей Рима, требовалось не менее 9 млн «ходок грузчика», чтобы ежегодно доставлять этот груз в мешках или амфорах с кораблей на берег. Даже эта задача обеспечила бы 3000 мужчин работой на 100 дней, но это была сезонная работа, поэтому на нее и брали чаще вольнонаемных, а не использовали рабов, а для вольнонаемных это означало отсутствие устойчивого заработка в течение года. Эти люди часто голодали, различные повреждения откопанных скелетов, особенно зубов, указывают на многочисленные формы недоедания, которые поражали не только самых бедных горожан. Этот слой работников жил в античном эквиваленте хостела, платя по часам или за ночь или же деля одну комнату и койку на несколько человек, чтобы спать посменно. Едва ли им удавалось насладиться даже многочисленными развлечениями, которые, как считается, так любила римская чернь. Сколь ни вместителен Колизей, там едва ли могло усесться более 50 000 зрителей, что для города с миллионом жителей означает: даже гладиаторские бои и травля животных потешали более зажиточных горожан, а не тех, кто, если удары судьбы вынудили бы их опуститься всего на ступеньку в социальной иерархии, вынужден был ютиться в гробнице или в сквоте.

Огромные многоэтажные здания (insulae, т. е. «острова»), обычные для Рима и римского порта Остия, наглядно представляют иерархию, сложившуюся среди простых римлян, весь спектр от более-менее обеспеченных до с трудом цепляющихся за жизнь. Инсулы предоставляли собой съемное помещение с большой плотностью расселения, чем, вероятно, объясняется, каким образом на сравнительно небольшой площади города умещался миллион жителей. Для владельцев это была весьма прибыльная инвестиция, заодно обеспечивавшая работой и беспощадных коллекторов. Эпитафия одного из жильцов, Анкарена Нота, вольноотпущенника, умершего в 43 года (его прах похоронен в общей гробнице за стенами Рима), напоминает о горестной доле арендаторов, на которую он смотрит как бы уже с другой стороны: «Я больше не страшусь умереть от голода, я избавился от боли в ногах и поисков залога за жилье, я получил бесплатный дом и стол навеки». Но хотя владелец дома представлял угрозу для всех, жизнь одних арендаторов могла показаться завидной в глазах других.

79. Хорошо сохранившийся дом с наемными квартирами поблизости от роскошного жилья Капитолийского холма. Теперь он оказался в тени огромного монумента Виктора Эммануила, и большинство прохожих его не замечает

Основной принцип во всех подобных домах един: на первых этажах помещения просторнее и сдаются дороже, а чем выше, тем дешевле, скуднее и опаснее, там нет возможности готовить и стирать, а при пожаре (возгорания случались часто) не успеешь убежать. Ювенал горько шутил: человек, живущий на самом верху, где ничто не защищает от дождя, кроме черепицы, имеет привилегию погибнуть последним, если внизу вспыхнет пожар. Интересно, что в современных небоскребах логика обратная: самым роскошным считается верхний этаж с пентхаусом. Как был устроен римский доходный дом, можно видеть на примере хорошо сохранившейся инсулы, которая все еще виднеется у подножья Капитолийского холма в нескольких метрах от блистательных храмов, что некогда там стояли (буквально «блистательные»: в конце I в. храм Юпитера покрыли золоченой черепицей). В этом доме на уровне улицы располагались магазины с жильем в мезонине. Первый этаж состоял из нескольких просторных квартир, но к четвертому этажу, который тоже уцелел, квартиры превращаются в крошечные однокомнатные «студии», хотя с большой вероятностью там размещались вовсе не одиночки, а целые семьи, а еще выше – и того хуже. Поскольку город не делился на благополучные и бедные кварталы, получалось, что грандиозные публичные церемонии на Капитолийском холме совершались на глазах у обитателей трущобных верхних этажей. Мы хотим посвятить оставшиеся страницы этой главы людям, жившим в подобных домах, и другим, чье положение немногим от этого отличалось. Правда, в основном удается реконструировать жизнь обитателей нижних этажей, а не верхних: чем выше доход, тем больше следов сохраняется до нашего времени. Мы будем всматриваться в мир труда и досуга, культуры и страха, мы постараемся разобраться не только в том, где и как жила не-элита, но и как эти люди осознавали существующее неравенство, чем скрашивали свою жизнь, какими ресурсами располагали против всевозможных напастей, от преступности до недугов и боли.