К концу 43 г. до н. э., через полтора года после прибытия Октавиана в Италию, римская политическая жизнь перевернулась с ног на голову. Брут и Кассий получили провинции на Востоке и покинули Италию. Октавиан и Антоний несколько раз померялись силами в боях в Северной Италии, а затем помирились, сформировав вместе с Лепидом «триумвират для устройства государственных дел». Это было формальное соглашение сроком на пять лет, дававшее каждому из троих деятелей (триумвиров) полномочия, эквивалентные власти консула, а также возможность выбрать себе провинции и руководить выборами. Рим оказался в руках хунты.

А Цицерона уже не было в живых. Он совершил ошибку, слишком громко выступая против Антония, и во время очередной волны массовых убийств, которые были главным достижением триумвирата, имя Цицерона появилось среди сотен других сенаторов и воинов в устрашающих проскрипционных списках. В декабре 43 г. до н. э. за ним послали отряд особого назначения, и ему отрубили голову, поймав в паланкине на дороге, в тщетной попытке скрыться (безнадежной отчасти потому, что о его местонахождении донес один из бывших рабов семьи). Его смерть стала еще одним символическим концом Римской республики и много раз обсуждалась в последующие века. Более того, последние минуты его жизни бесконечно «проигрывались» в ораторских школах Рима, где вопрос о том, стоило ли ему умолять Антония о пощаде и, что еще сложнее, предложить уничтожить все свои сочинения в обмен на дарование жизни, был любимым пунктом учебной программы. В действительности развязка оказалась гораздо более низкой и подлой. Его голову и правую руку послали в Рим и прибили к одной из ростр на Форуме. Взглянуть на трофей пришла жена Антония Фульвия, которая ранее была замужем за другим заклятым врагом Цицерона, Клодием. Рассказывали, что, злорадствуя, она сняла голову, плюнула на нее, а также вытащила язык и многократно протыкала его булавками из своей прически.

Хрупкое перемирие длилось недолго. В октябре 42 г. до н. э. объединенные силы триумвирата разбили Брута и Кассия у города Филиппы на самом севере Греции (это один из ключевых эпизодов «Юлия Цезаря» Шекспира), и победившие союзники начали еще активнее бороться друг с другом. Более того, когда Октавиан вернулся из Филипп в Италию, чтобы наблюдать за масштабной программой конфискации земли, имевшей целью обеспечить землей тысячи недовольных и представляющих опасность отставных солдат, он встретился с вооруженной оппозицией в лице Фульвии и брата Марка Антония Луция Антония. Они приняли сторону владельцев изымаемой земли и даже сумели, хоть и ненадолго, захватить власть над городом Римом. Вскоре Октавиан загнал их в Перузию (современная Перуджа) и осадил там. В 40 г. до н. э. голод вынудил осажденных сдаться, но перемежаемая краткими перемириями война между разными группировками, каждая из которых заявляла, что продолжает дело Цезаря, не прекращалась на протяжении более чем десяти лет.

Нам часто нелегко найти какую-либо логику в калейдоскопе коалиций при постоянной смене ставок и игроков на разных этапах данного конфликта. Остается только гадать, что за смесь нерешительности, политических интриг и эгоизма заставила Долабеллу, который когда-то был зятем Цицерона, два раза в течение нескольких месяцев перейти с одной стороны на другую – еще до того, как он возглавил сражающихся против «освободителей» на Востоке, попутно обхитрив, подвергнув пыткам и казнив незадачливого губернатора Азии. Чуть позже, в 43 г. до н. э. он встретил собственную смерть, когда безуспешно пытался выбить Кассия из Сирии. «Достанет ли у кого-нибудь уменья, чтобы описать все происходящее так, чтобы оно казалось реальностью, а не вымыслом?» – спросит позднее римский писатель, явно подразумевая отрицательный ответ. Но, сколь бы неясными ни были роли многих действующих лиц, нет в римской истории другого конфликта, о котором бы сохранилось больше свидетельств того, как гражданская война отражалась на всем населении, и военном, и мирном. Мы даже слышим реальные или сочиненные писателями голоса невинных жертв.

Бедные крестьяне, потерявшие земли во время конфискаций триумвирата, становятся одними из героев первого крупного произведения поэта Вергилия «Буколики». Хотя позже он сделался одним из увенчанных лаврами поэтов – «поэтом-лауреатом» при дворе Августа, на рубеже 40-х и 30-х гг. до н. э. Вергилий оплакивал последствия гражданской войны для когда-то идиллической и невинной жизни пастухов сельской Италии, изобразив Октавиана могущественной и порой зловещей фигурой на заднем плане. Пусть его деревенские герои в своем пасторальном мире воспевают жизнь и любовь, но некоторые из них оказываются несчастными жертвами земельных конфискаций. «Полем, возделанным мной, завладеет вояка безбожный, – жалуется один из них. – Вот до чего злополучных сограждан распри их довели».

Другие авторы сосредоточили свое внимание на человеческом измерении проскрипций, повествуя о хитроумных убежищах, прискорбных самоубийствах, храбрости и верности или жестоком предательстве друзей, родственников и рабов. Одна находчивая жена спасла своего мужа, засунув его в мешок с грязным бельем, другая – запихнув мужа в канализацию, где убийц остановил отвратительный запах. Два брата, по всей видимости, спрятались в большой печи, где их обнаружили слуги, и одного сразу же убили (в отместку за его былую жестокость, намекает автор), а другой бежал только для того, чтобы свести счеты с жизнью прыжком в Тибр, которому помешал какой-то добрый рыбак, решивший, что тот упал в воду случайно, и выловивший самоубийцу. Почти наверняка героизм и приключения в этих историях приукрашены, и все же эти поступки не сильно отличаются от поведения преданной жены, достоверно изложенного в ее эпитафии: добрая супруга лично пошла к Лепиду просить пощады для своего мужа и вернулась оттуда со следами жестокого обращения, «в черных синяках, как будто рабыня», как написано в тексте, – что служит указанием не только на храбрость этой женщины, но и на почти автоматическую связь между рабским положением и телесными наказаниями.

Кое-что мы знаем и о настроениях рядовых солдат. В современном городе Перуджа и его окрестностях было обнаружено много маленьких боеприпасов для пращи – несущих смерть свинцовых снарядов.

57. Фрагмент эпитафии верной жене. К сожалению, имена супругов не сохранились, но ясно, что речь идет о важном сенаторе. XORIS в первой строчке – то, что осталось от слова UXORIS – жена. В этом отрывке рассказывается о помощи жены по время бегства мужа: например, во второй строчке упоминается AURUM MARGARITA QUE («золото и жемчуг»), которые она послала, чтобы помочь ему материально

58. Маленькие свинцовые снаряды длиной в несколько сантиметров, которые и убивали, и служили «посланиями» врагу. Esureis et те celas («Ты изголодался, но не признаешься») вдохновило исследователей на разные варианты перевода, включая несколько откровенно эротических («Ты меня вожделеешь…»). Справа – первый известный образец написания landica, здесь вверх ногами

«Ты изголодался, но не признаешься», – таково содержание сообщения, заброшенного в город, который в конце концов взяли измором. Несколько других содержат жестокие и неприличные послания, нацеленные на известные части тела своих жертв мужского и женского пола: «Луций Антоний, лысый, и ты тоже, Фульвия, раскрой свою задницу», «Я лечу в задницу мадам Октавия», или «Лечу в клитор Фульвии» (landica, первое зафиксированное упоминание этого слова на латыни). Наверное, такую смесь военного и сексуального насилия плюс стандартные римские нападки на редеющие волосы можно назвать типичной грубостью легионерской передовой: и бравада, и агрессия, и мизогиния, и плохо скрываемый страх.

Луций Антоний и Фульвия признали поражение в начале 40 г. до н. э. Сомнительно, чтобы участие последней в командовании войсками было активным; разумеется, противоположной стороне было проще всего уязвить Луция, а позже его брата, утверждая, что они делили обязанности военачальника с женщиной. В любом случае Фульвия вернулась к Марку Антонию в Грецию и почти сразу же умерла. На некоторое время триумвират был восстановлен, и в качестве залога мирного будущего овдовевший Антоний женился на сестре Октавиана. Однако залог не обеспечил мира, поскольку к этому времени Антоний уже вступил в союз, который станет решающим для его судьбы; он жил, по сути дела, в браке с египетской царицей Клеопатрой, и она только что родила ему близнецов. В любом случае коалиция троих скоро свелась к союзу двоих, когда в 36 г. до н. э. из нее был вытеснен Лепид, который всегда пребывал на вторых ролях. Когда в 31 г. до н. э. пришло время для решительного столкновения, ни у кого не оставалось сомнения, что стоит на кону: кто будет править римским миром? Октавиан или Антоний – с Клеопатрой на его стороне?

В момент убийства Цезаря Клеопатра была в Риме, где она проживала на одной из вилл диктатора на окраине города. Это лучшее, что можно было купить за римские деньги, хотя, наверное, не настолько великолепно, как ее дворец в Александрии. После мартовских ид 44 г. до н. э. царица быстро собралась и вернулась домой. Но Клеопатра не убирала руки с пульса римской политической жизни по понятным причинам: она все еще нуждалась во внешней поддержке в своей борьбе за власть над Египтом, и у нее было немало финансовых и других ресурсов для всякого, кто предложит такую помощь. Сначала она обратилась к Долабелле, бывшему зятю Цицерона, но после его смерти переметнулась к Марку Антонию. Их взаимоотношения всегда понимались главным образом эротически: то ли безнадежная влюбленность Антония, то ли одна из самых великих историй взаимной любви. Скорее всего, страсть играла свою роль, но их партнерство имело в своей основе кое-что более прозаическое: военные, политические и финансовые интересы.

В 40 г. до н. э. Октавиан и Антоний по сути поделили Средиземноморье между собой, оставив за Лепидом лишь малую его часть. Поэтому большую часть 30-х гг. до н. э. Октавиан ведет дела на Западе, расправляясь с теми из своих римских врагов, которые еще остались на горизонте, включая сына Помпея Великого, последнее связующее звено с гражданскими войнами начала 40-х гг. до н. э., и покоряя новые территории на другой стороне Адриатического моря. Тем временем на Востоке Антоний организует несколько более масштабные кампании (против Парфии и Армении), но с переменным успехом, несмотря на богатства Клеопатры.

До Рима доходили известия о роскоши, окружавшей эту пару в Александрии. Распространялись фантастические слухи об их шикарных пирах и о скандально известном споре, кто устроит самый дорогой праздничный ужин. Из одного крайне неодобрительного рассказа мы узнаем, что выиграла Клеопатра, потратив 100 млн сестерциев (что почти равняется стоимости самого дорогого дома Цицерона), включая цену потрясающей жемчужины, которую – в акте заносчивого и совершенно бессмысленного потребительства – она растворила в уксусе и проглотила. Не менее беспокоило приверженцев римских традиций чувство, что Антоний начал относиться к Александрии так, будто бы это был Рим, до такой степени, что даже устроил там после небольшой победы в Армении исключительно римскую церемонию триумфа. «В угоду Клеопатре он отдал египтянам прекрасное и высокое торжество, по праву принадлежавшее отечеству», озвучивает возражения один из древних авторов, Плутарх.

Этими страхами воспользовался в 32 г. до н. э. Октавиан для внезапного вторжения. В начале того года Антоний развелся с Октавией, в качестве ответного шага Октавиан завладел завещанием Антония и зачитал в сенате отрывки, выставляющие автора в дурном свете. Из них выяснилось, что Антоний признает юного Цезариона сыном Юлия Цезаря, планирует оставить огромные суммы общим с Клеопатрой детям и хочет быть похоронен в Александрии рядом с Клеопатрой, даже если умрет в Риме. Римские улицы полнились слухами о том, что в будущем Антоний планировал перенести столицу в Египет, а город Ромула превратить в захудалую провинцию.

Вот в какой атмосфере разразилась война. В начале конфликта в 31 г. до н. э., пожалуй, следовало ставить на победу Антония: его армия была многочисленней, а казна – полнее. Но Антоний и Клеопатра проиграли первую морскую битву при Акции (это слово означает попросту «мыс») в Северной Греции, и так больше и не вернули себе инициативу. Для одного из самых решающих в мировой истории сражений, поставившего последнюю точку в истории Римской республики, битва при Акции в сентябре 31 г. до н. э. была довольно мелкой и незначительной схваткой, хотя, возможно, решающие сражения на деле оказываются мелкими и незначительными схватками чаще, чем мы себе привыкли представлять. Легкой победой Октавиан был обязан своему военачальнику Марку Агриппе, который сумел отрезать противнику снабжение, а также группе хорошо информированных перебежчиков, раскрывших планы врага, и самим Антонию и Клеопатре, которые попросту дезертировали. При первом намеке на преобладание Октавиана они немедленно отступили из Греции в Египет с малой флотилией, бросив на произвол судьбы солдат и матросов, которые, разумеется, не посчитали нужным затягивать бой.

В следующем году Октавиан отправился по морю в Александрию, чтобы завершить начатое дело. Антоний заколол себя (эту сцену часто изображали в драме как трагический фарс), когда решил, что Клеопатра мертва, но после этого прожил ровно столько, чтобы успеть узнать, что она жива. Где-то через неделю она вроде бы тоже покончила с собой с помощью змеи, тайком пронесенной в ее покои в корзине с фруктами. По официальной версии ее мотивом было желание лишить Октавиана удовольствия провести в триумфальной процессии царицу Египта: говорят, что она повторяла снова и снова: «Они не будут праздновать триумф надо мной». Но, возможно, все было не так просто (или не так по-шекспировски). Самоубийство с помощью укуса змеи не так уж легко осуществить, да и большинство змей со смертоносным ядом слишком велики, чтобы спрятать их даже в царской корзине фруктов. Хотя Октавиан демонстрировал сожаление по поводу потери главного «трофея» для своего триумфа, вполне может быть, что на самом деле он полагал: царица принесет меньше проблем мертвой, чем живой. Вполне возможно – такие подозрения есть у нескольких современных историков, – что он по меньшей мере помог ей умереть. И, безусловно, он не стал полагаться на авось в вопросе с Цезарионом, зная, кто считается его отцом. Шестнадцатилетний юноша был убит.

Итак, в триумфе Октавиана летом 29 г. до н. э. был выставлен манекен царицы в момент ее смерти в натуральную величину, и даже в такой форме она привлекла к себе самое живое внимание толпы. По словам одного из позднейших историков, казалось, что Клеопатра присутствует среди других пленных. Тщательно срежиссированная процессия продолжалась три дня, официально праздновались победы Октавиана на другом берегу Адриатики в Иллирии и над Клеопатрой при Акции и в Египте: Антоний или какой-либо другой участник гражданских войн открыто не упоминался, и не было неприятных картин гибели римлян, которые столь опрометчиво выставлял на всеобщее обозрение во время празднований пятнадцатилетней давности Юлий Цезарь. И в то же время ни у кого не было сомнения по поводу того, над кем справлялось торжество и каковы будут последствия. Речь шла не только о параде победы, но и о коронационном ритуале.