Коррупция, некомпетентность и демонстрация снобистской исключительности видных сенаторов были важнейшими темами широких политических дебатов на протяжении последнего века Республики. Это было и основной темой сочинения Саллюстия «Югуртинская война», где он провел обескураживающий анализ долгих неудач римлян в войне с североафриканским царем. Начиная со 118 г. до н. э. династические убийства, интриги и беспорядочная резня позволили Югурте распространить свое влияние на Средиземноморское побережье Северной Африки. Работа Саллюстия представляет собой язвительное тенденциозное сочинение, написанное примерно через 70 лет после окончания войны, автор много морализирует, сильно драматизирует события и, говоря современным языком, частично беллетризует исторический сюжет. И эти нападки на привилегии сенаторов, уличенных в продажности и надменности, принадлежат перу «нового человека» в сенате.

Римские территории в Северной Африке в конце II в. до н. э. распределялись между провинцией Африка – областью, окружавшей бывший Карфаген, напрямую управляемой римским правителем в новом стиле, – и остальными регионами, среди которых было и царство Нумидия. Эти последние были еще частью «империи послушания» старого стиля. После смерти в 118 г. до н. э. одного уступчивого нумидийского царя началась долгая борьба за власть между его племянником Югуртой и другими претендентами на престол. Междувластие закончилось в 112 г. до н. э., когда Югурта убил своего соперника и заодно множество римских и италийских торговцев, которые имели несчастье оказаться в том же городе в то же самое время. Обычно предполагалось, что они были невинными жертвами, хотя в тексте Саллюстия есть намек на то, что они больше походили на вооруженное ополчение. Этот эпизод выявил всю нестабильность и уязвимость старого стиля управления, при котором всегда можно было ожидать неповиновения от тех, кого считали покорными. Кроме того, союзники могли воспользоваться знаниями, приобретенными в длительном контакте с Римом. Югурта ранее воевал в армии Сципиона Эмилиана в Испании в должности командира подразделения нумидийских лучников. Он получил, таким образом, представление о военной тактике римлян и заручился нужными связями на римской стороне.

Долгое время отношение римлян к действиям Югурты колебалось от пассивной настороженности до беспомощности. Сенат отправлял в Африку делегации, которые, правда, довольно бессистемно, пытались стать посредниками между Югуртой и его соперником. И только после массового убийства торговцев в 111 г. до н. э. Рим объявил войну. Командир отправленной туда армии быстро подписал мирный договор. Югурта был вызван в Рим, но его тут же отправили обратно, когда выяснилось, что он подстроил убийство своего двоюродного брата в Италии, боясь, что тот тоже станет ему соперником. Римские войска снова попытались преследовать его в Африке с переменным успехом. К 107 г. до н. э. Югурту обложили со всех сторон, но он все еще оставался на свободе.

Эта прискорбная североафриканская история вызвала множество вопросов. В состоянии ли сенат управлять империей и охранять интересы Рима за морем? Если нет, то какие особые люди тут требовались и где их можно было найти? Как отмечали некоторые наблюдатели, склонность сенаторов принимать взятки была одной из основных причин неудач: «Продажный город, обреченный на скорую гибель, – если только найдет себе покупателя!», как якобы с усмешкой бросил Югурта, покидая Рим. Другой причиной была общая некомпетентность правящего класса. По Саллюстию, эта некомпетентность произрастала из узкой элитарности сенаторов и нежелания признавать наличие способных людей вне их малочисленной группы. Исключение плебеев из политической жизни давно осталось в прошлом, но 200 лет спустя (именно столько длился спор) новая смешанная аристократия из патрициев и плебеев на практике оказалась столь же закрытой и элитарной. Одни и те же семейства из поколения в поколение монополизировали высшие должности и самые престижные армейские посты и совершенно не собирались впускать в свою среду компетентных «новых людей». Сенат был устроен по античному эквиваленту известного принципа окружать себя однокашниками из привилегированной школы.

Саллюстий выдвигает на первый план рассказ о Гае Марии, «новом человеке» и опытном воине, который служил в Африке в войне против Югурты в качестве заместителя главнокомандующего, одного из пресловутых аристократов, Квинта Цецилия Метелла. Марий достиг должности претора, и в 108 г. до н. э. решил вернуться в Рим, чтобы баллотироваться на пост консула, с прицелом на высший военный пост. Он попросил Метелла поддержать его. Ответ Метелла, по крайней мере, в передаче Саллюстия, был в духе классического высокомерного снобизма: достичь уровня претора – предел мечтаний для человека с такой родословной, заявил он и предостерег Мария «от стремления, не соответствующего его положению». Саллюстий более резко сформулировал ту же мысль в «Заговоре Катилины»: «Большая часть знати горела ненавистью, и считалось как бы осквернением консульской должности, если бы ее достиг новый человек, каким бы выдающимся он ни был». Марий расстроился, но не смутился. Он вернулся в город, чтобы баллотироваться в консулы. Как только Марий был выбран на пост, который он получал впоследствии беспрецедентное количество (семь) раз, народное собрание проголосовало за передачу ему командования в Югуртинской войне.

Записи Саллюстия не следует воспринимать буквально. Югурта мог быть, конечно, мастером давать взятки, ведь известно, что обвинение во взяточничестве во время посольства в Африку вынудило убийцу Гая Гракха, Опимия, удалиться в изгнание. Но римляне имели обыкновение ссылаться на взятки, если война, выборы или судебное решение принимали нежелательный оборот. Откровенная коррупция такого рода, возможно, имела место реже, чем это преподносилось. Да и при всем снобизме в рядах правящего класса на практике в их кругу оказывалось гораздо больше новых или почти новых толковых людей, чем Саллюстий яростно утверждал. Судя по сохранившимся спискам магистратам, довольно точным за этот период, около 20 % консулов в конце II в. до н. э. происходили из семей, которые во всех своих ответвлениях за полвека или долее не породили ни одного консула.

Карьера Мария оказала огромное влияние на всю последующую историю Республики, причем совершенно непредсказуемым образом. Во-первых, когда он вернулся в Африку принимать командование для борьбы с Югуртой, он набрал в свое войско всех граждан, которые хотели воевать. До него, за исключением экстренных ситуаций, римских солдат рекрутировали только из семей, владевших каким-либо имуществом. По этой причине уже какое-то время ощущались проблемы с комплектованием армии, которые могли, в числе прочего, объяснять озабоченность Тиберия Гракха по поводу обезземеливания бедняков: ведь те, кто не имел земли, не могли служить в армии.

Записывая в ряды армии всех добровольцев, Марий перерубал старый узел, но при этом создавал полупрофессиональную, зависимую от полководца армию. Эти новоиспеченные легионеры все больше полагались на своих командиров, от которых получали не только долю в добыче, но и вознаграждение после окончания службы в виде земельного надела, который давал некоторую гарантию выживания в будущем. Последствия этого ощущались по-разному. Конфликты маленького городка Помпеи, которому Сулла навязал своих отставных воинов в 80 г. до н. э., – лишь один из множества примеров разногласий, эксплуатации и негодования на местном уровне. Вечной проблемой стал вопрос: где найти землю, чтобы выдать солдатам, и за чей счет? Во-вторых, отношения конкретных полководцев с их войсками имели самые серьезные последствия. По сути, солдаты демонстрировали абсолютную лояльность своему военачальнику в обмен на обещанный пенсионный пакет. Это решение в лучшем случае позволяло обходить интересы государства, в худшем – превращало легионы в частную «милицию» нового образца, заточенную целиком под интересы полководца. Когда солдаты Суллы или позже Юлия Цезаря следовали за своими лидерами и брали с ними Рим, это отчасти повторяло образец отношений между легионерами и командующими, заданный Марием.

Не менее судьбоносной стала роль народа в решении передать Марию командование армией. Собрание проголосовало за предложение трибуна поручить Марию войну с Югуртой и тем самым отменило назначение сената. К такой процедуре прибегали всего однажды или дважды в чрезвычайных ситуациях. Но в 108 г. до н. э. это стало мощным символом права народа, а не сената, решать, кому управлять римскими войсками. Сразу после того, как Марий добился победы в Африке и вернулся в Рим, приведя Югурту в цепях, другой полководец был отправлен народом в отставку после ужасного поражения от германцев, переваливших через Альпы. В обстановке паники, когда вновь совершались необычные и чудовищные обряды человеческих жертвоприношений, командование германской операцией было поручено вновь Марию, который, продолжая оправдывать народные надежды, разбил захватчиков.

Марий кончил плохо. Ему уже было почти 70 лет, когда очередной трибун призвал народ голосовать за передачу ему командования еще одной, ставшей последней, операцией. И на этот раз безуспешной. Это был уже 88 г. до н. э.: война шла против царя Митридата, и соперником Мария был Сулла, который вступил с армией в Рим, чтобы перехватить у Мария командование на Востоке (см. с. 279). Пока Сулла действовал на Востоке, Марий умер (через несколько недель после седьмого избрания консулом): его выбрали как антисулланского кандидата. Некоторые утверждали, что на смертном одре ему мерещилось, будто он выиграл право вести армию против Митридата, и он отдавал приказы ухаживавшим за ним слугам, словно отправляя их в бой. Печальна история о старике в предсмертном бреду, однако к принципу народного контроля за назначениями полководцев, который он отстаивал, прибегали вновь и вновь на протяжении последующих десятилетий. Народные собрания голосовали за поручение огромных ресурсов тем, кто, по их убеждению, лучше всего справится с обороной или расширением Римской империи. В результате они голосовали за автократов, как показал пример Помпея: Помпея Великого, как он сам себя называл, а для других – «палача».