Книга седьмая
Полигимния

1. По получении известия о марафонском сражении царь Дарий, сын Гистаспа, уже и прежде раздраженный на афинян за вторжение в Сарды, теперь еще больше воспылал гневом и с усиленной ревностью стал готовиться к походу на Элладу. Немедленно разослал он гонцов по городам с приказанием снаряжать войско, причем каждому городу велено было поставить больше, нежели прежде, военных кораблей, лошадей, съестных припасов и перевозочных лодок. Известия гонцов волновали целую Азию в продолжение трех лет, пока набирались и вооружались к походу в Элладу самые лучшие люди. На четвертом году египтяне, которые порабощены были Камбисом, восстали против персов; тогда Дарий ускорил приготовления к войне уже с обоими народами.

2. Во время приготовлений к походу на Египет и Афины между сыновьями Дария возникли сильные распри из-за управления государством. Дело в том, что по персидским законам Дарию необходимо было до выступления в поход назначить царя. У Дария еще до его воцарения от дочери Гобрия, первой жены его, было три сына, а после воцарения родились еще четыре сына от дочери Кира Атоссы. Старшим из прежних сыновей был Артобазан, а из последующих – Ксеркс. Происходя от разных матерей, сыновья спорили между собой, причем Артобазан присваивал старшинство себе на том основании, что он самый старший из всех сыновей и что по законам всех народов власть получает самый старший, а Ксеркс указывал на то, что он – сын Атоссы, дочери Кира, и что Кир был освободителем Персии.

3. Дарий не обнаруживал еще своего решения, как вдруг к тому же самому времени явился в Сузы сын Аристона Демарат, лишенный царской власти в Спарте и добровольно обрекший себя на изгнание из Лакедемона. Услышав о споре сыновей Дария, Демарат, как гласит молва, пришел к Ксерксу и посоветовал ему в дополнение к доводам в свою пользу заметить, что он родился в то время, когда Дарий был уже царем и владычествовал над персами, между тем как Артобазан родился тогда, когда Дарий был еще частным лицом; следовательно, не подобает и несправедливо, должен был заключить Ксеркс, чтобы кто-нибудь другой, а не он получил царское достоинство. Ведь и в Спарте, прибавил Демарат, существует закон, по которому если у царя сверх сыновей, родившихся до воцарения его, есть сын, родившийся впоследствии, уже во время царствования отца, то царская власть наследуется тем сыном, который родился позже. Ксеркс воспользовался советом Демарата; Дарий признал справедливость доводов Ксеркса и его назначил царем. Мне, однако, кажется, что и помимо этого совета царскую власть получил бы Ксеркс, так как Атосса была всемогуща.

4. Назначив Ксеркса царем персов, Дарий готов был выступить в поход; но случилось иначе: на втором году после рассказанного события и восстания Египта, во время приготовлений к войне, Дарий скончался, процарствовав всего тридцать шесть лет, и не довелось ему наказать ни возмутившихся египтян, ни афинян.

5. По смерти Дария царская власть перешла к сыну его Ксерксу. Вначале Ксеркс вовсе не имел охоты воевать с Элладой и собирал войско только против Египта. Но при нем находился и пользовался наибольшим влиянием сын Гобрия Мардоний, двоюродный брат Ксеркса, сын Дариевой сестры. Не раз он так говорил Ксерксу: «Владыка! Не подобает, чтобы афиняне, причинившие столько бед персам, не понесли наказания за содеянное. Теперь следует тебе исполнить твой план. Но, укротив строптивый Египет, ступай войной на Афины; пускай среди народов идет о тебе добрая слава, и пускай в будущем и другие народы воздерживаются от походов в твои земли». Эта речь Мардония взывала к отмщению; но он прервал ее напоминанием, что Европа – прекраснейшая страна, что в ней растут плодовые деревья, что она отличается плодородием и что только один царь достоин обладать ею.

6. Вот что говорил Мардоний из страсти к переменам и из желания самому быть наместником Эллады. С течением времени он сломил упорство Ксеркса и убедил его действовать именно таким образом. Впрочем, помогли этому и некоторые другие обстоятельства. Во-первых, из Фессалии от Алевадов явились к царю послы с предложением идти на Элладу и с изъявлением полной готовности помогать ему. Что касается Алевадов, то это были цари Фессалии. Во-вторых, такие же точно речи вели и бежавшие в Сузы Писистратиды, которые сверх этого старались внушить царю большие надежды. Дело в том, что они привели с собою афинянина Ономакрита-гадателя, приведшего в порядок и обнародовавшего изречение Мусея. Перед этим Писистратиды примирились с Ономакритом. Ведь сын Писистрата Гиппарх изгнал было Ономакрита из Афин после того, как Лас из Гермионы уличил его в ложном присвоении изречения оракула из сборника Мусея. Изречение было о том, что острова подле Лемноса исчезнут в морской пучине. За это Гиппарх изгнал Ономакрита, хотя до того был очень дружен с ним. Теперь Ономакрит прибыл в Сузы вместе с Писистратидами, которые сообщили о нем чудесные рассказы; поэтому, являясь к царю, он каждый раз произносил какие-нибудь пророческие изречения, причем все те изречения, которые угрожали бедами варварам, он старательно скрывал, выбирая для произнесения только такие, которые сулили варварам величайшие удачи: о том, что Геллеспонту суждено быть соединенным мостом неким персом, и о походе на Элладу. Итак, Ономакрит склонил царя к походу такого рода изречениями, а Писистратиды и Алевады – советами.

7. Хотя Ксеркс и решился воевать с Элладой, однако на втором году после смерти Дария он сначала пошел войной на мятежников, покорил их и весь Египет подчинил гораздо более тяжкому игу, нежели то, под каким страна находилась в царствование Дария; управление его он поручил брату своему, также сыну Дария, Ахемену. Впоследствии Ахемен во время управления Египтом убит был ливийцем Инаром, сыном Псамметиха.

8. После покорения Египта Ксеркс вознамерился предпринять поход на Афины и с этой целью созвал чрезвычайное собрание достойнейших персов, чтобы выслушать их мнения и в присутствии всех их высказать собственные желания. Когда персы собрались, Ксеркс сказал им следующее: «Не я первый ввожу в вашу среду эти нравы, я унаследовал их от предков и останусь верен им. Как рассказывают старшие, мы никогда еще не предавались праздности со времени уничижения Астиага Киром и отнятия господства у мидян. Такова воля божества, и во исполнение ее мы счастливо совершаем многие предприятия. Вам хорошо известно, и нет нужды напоминать, какие народы были завоеваны и приобретены Киром, Камбисом и отцом моим Дарием. Что касается меня, то, наследовав царский престол, я был озабочен тем, как бы не умалить царского достоинства, которым облечены были мои предки, и не меньше их приумножить могущество персов. Среди этих забот я убеждаюсь, что мы можем стяжать себе славу и приобрести страну не меньше и не хуже и даже прекраснее и благодатнее нашей державы, но и покарать врагов. Я созвал вас теперь для того, чтобы открыть вам мои замыслы. Я намерен перекинуть мост через Геллеспонт и повести войско через Европу на Элладу, чтобы наказать афинян за все то, что они учинили персам и отцу моему. Вы знаете, что уже отец мой Дарий готовился к походу на этот народ; но он умер и потому не мог наказать виновных. В борьбе за него и за всех персов я не сложу оружия до тех пор, пока не возьму и не сожгу Афины, жители которых обидели и меня, и отца моего. Ведь они вместе с Аристагором, рабом моим, вторглись в Сарды и предали пламени рощи святыни. Что они сделали с нами потом, когда под предводительством Датиса и Артафрена мы вступили в их земли, это, я полагаю, известно всем вам. Именно за это я и решил идти на них войной; сверх того рассчитываю извлечь из похода следующие выгоды: если мы завоюем афинян и соседний с ними народ, занимающий землю фригийца Пелопса, то пределы Персидской земли раздвинем до эфирного царства Зевса. Солнце не будет взирать больше ни на какую страну за пределами нашей: я вместе с вами пройду всю Европу и все земли превращу в одну. Если мы покорим названные здесь народы, то, как говорят, не останется больше ни одного города, ни одного народа, которые дерзнули бы на бой с нами. Итак, мы наложим иго рабства как на виновных перед нами, так и на невинных. Я буду признателен, если вы исполните следующее: каждый из вас должен явиться со всей поспешностью к тому времени, которое я для этого назначу, и тот, кто явится с лучше всего вооруженным войском, получит от меня такие подарки, какие считаются у нас наиболее почетными. Так вы должны поступить, а чтобы настоящее предприятие не казалось моим личным делом, я предлагаю его на общее обсуждение, и пускай каждый желающий из вас выскажет свое мнение». Так закончил он свою речь.

9. После Ксеркса говорил Мардоний: «Ты, владыка, превосходишь всех персов не только прежде живших, но и будущих. Все, тобой сказанное, прекрасно и истинно, и то особенно, что ты не позволишь ионянам, живущим в Европе, жалкому народу, издеваться над нами. Страшно сказать, что мы, покорив и поработив саков, индийцев, эфиопов, ассирийцев и многие другие могущественные народы, не потому что они причинили персам какую-нибудь обиду, но из желания приумножить наше могущество, – что мы не покараем эллинов за причиненные нам обиды. Чего нам страшиться? Неужели огромного войска или громадного богатства? Но ведь мы знаем их боевую силу, знаем и убожество их, ведь мы покорили сынов их, тех, которые живут в нашей земле и именуются ионянами, эолийцами и дорийцами. Я сам испытал уже этот народ, когда по приказанию твоего отца ходил на них войной: я дошел было до Македонии, немного оставалось уже до самых Афин, и никто не вступил с нами в бой. Впрочем, как мне рассказывают, эллины ведут войны по невежеству и глупости бессмысленнейшим способом. Объявив друг другу войну, они выбирают прекраснейшую, совершенно ровную местность, там сходятся и ведут бой; вследствие этого даже победитель удаляется с поля битвы с большими потерями; о побежденных я не говорю вовсе: они гибнут поголовно. Им, как людям одного языка, следовало бы прибегать к глашатаям и посольству и при их посредстве или каким-либо другим способом, а не битвами улаживать споры. Если же воевать друг с другом решительно необходимо, то каждая сторона должна изыскать для сражения такое место, где она наименее одолима, и только в таком месте испытывать противника. Однако при всем безрассудстве в военном деле эллины не решались сражаться со мной, хотя я дошел с войском до Македонии. Кто же, царь, дерзнет выступить войной против тебя, когда ты ведешь с собой все народы и весь флот Азии? Я уверен, эллины не отважатся на это. Если же я ошибаюсь, и безрассудство вселит в них дерзость выступить против нас, то пускай узнают, что мы в военном деле сильнейший из народов. Однако будь что будет, но следует попытать счастья. Ничего не делается само по себе; напротив, опытом человек достигает всего». Мардоний кончил, подкрепив своей речью мнение Ксеркса.

Схватка греческого и персидского воинов. V в. до н. э.

10. При всеобщем молчании персов, не осмеливавшихся высказать что-либо против предложения, только Артабан, сын Гистаспа, как дядя Ксеркса, стал говорить смело: «Если не высказаны мнения, одно другому противоречащие, то нельзя и выбрать лучшего из суждений и необходимо довольствоваться одним; напротив, выбор становится возможным, если высказаны противоречивые мнения: подобно этому чистое золото познается нами не само по себе; только через трение о камень одного золота подле другого мы отличаем лучшее из них. Уже твоему отцу и брату моему Дарию я советовал не ходить войной на скифов, так как народ этот вовсе не имеет городов. Но он не внял моему совету, рассчитывая покорить скифов-кочевников, но вернулся из похода, потеряв много доблестных воинов. Ты же, царь, собираешься идти войной на народ, превосходящий скифов и почитающийся храбрейшим на море и на суше. Предприятие это опасно, должен сказать тебе правду. Так, ты утверждаешь, что перекинешь мост через Геллеспонт и поведешь войско через Европу в Элладу. Но допустим, что ты потерпишь поражение на суше или на море, или же здесь и там; ведь народ этот почитается храбрым и храбрость его засвидетельствована тем, что афиняне одни истребили столь многочисленное войско, вторгшееся в Аттику с Датисом и Артафреном. Однако предположим, что им не удастся победить на суше; в таком случае я страшусь того, что они ударят на наши корабли и, одержав победу в морской битве, поплывут к Геллеспонту и там снимут мост. Я не строю этих предположений сам, из собственной головы, но припоминаю, как велико было бедствие, чуть было не постигшее нас в то время, когда отец твой соединил берега Боспора Фракийского, положил мост на Истре и перешел к скифам! Тогда скифы всячески старались убедить ионян, которым была поручена охрана переправы через Истр, снять этот мост. И если бы в то время тиран милетский Гистией согласился с мнением прочих тиранов и не восстал бы против этого, то персидское могущество было бы сокрушено. Страшно даже сказать, что судьба царя всецело находилась в руках одного человека! Поэтому без крайней нужды не подвергай себя такой опасности и послушай меня. Нынешнее собрание распусти; обдумай дело наедине и после того объяви им, если тебе будет угодно, такое решение, какое найдешь наилучшим. Благоразумное решение, по моему мнению, величайшее благо, ибо, если бы даже случилось что-либо вопреки такому решению, это последнее сохраняет свою силу и не осуществляется только случайно. Напротив, лицо, принявшее нелепое решение, даже в случае удачи, нападает только на счастливую находку; решение его все же остается нелепым. Ты видишь, как божество молнией поражает животных, выдающихся над другими, не дозволяя им возноситься. Напротив, животные мелкие не раздражают его. Ты видишь также, что оно всегда мечет свои перуны в наибольшие здания и в самые высокие деревья: божеству приятно калечить все выдающееся. Подобно этому и по следующей причине громадное войско может быть сокрушено малочисленным: если из зависти божество наведет на него страх или ударит в него молнией, то неизбежно войско погибнет постыдной смертью. Божество не терпит, чтобы кто-нибудь другой, кроме его самого, мнил высоко о себе. Торопливость в каком бы то ни было деле ведет к неудачам, обыкновенным последствием которых бывают тяжелые потери; выжидание, напротив, приносит выгоды, которые обнаруживаются, если не тотчас, то со временем. Вот, царь, мой совет тебе. А ты, Мардоний, сын Гобрия, перестань говорить пренебрежительно об эллинах, так как они не заслуживают осуждения. Клеветой на эллинов ты подстрекаешь царя к походу на них; к этому направлены, я вижу, все твои усилия. Но этого не должно быть: клевета – величайшее зло. В клевете двое виновных и один обиженный: клеветник виновен в том, что возводит напраслину на отсутствующего; виновен в этом и тот, кто доверяется клеветнику прежде, чем точно узнает дело. Отсутствующий терпит при этом дважды: от одного потому, что оклеветан им, от другого потому, что он считает его дурным человеком. Впрочем, если война с этим народом должна быть во что бы то ни стало, пускай так; но сам царь должен оставаться в Персии, мы оставим здесь же в качестве заложников и детей наших. В поход выступай ты один, возьми с собой людей по собственному выбору, собери себе войско, какое хочешь. Если предприятие кончится для царя так, как ты говоришь, пускай дети мои будут казнены, а вместе с детьми и я; если же дело кончится так, как я предвещаю, пускай та же участь постигнет твоих детей и тебя вместе с ними, если ты возвратишься домой. Наконец, если не пожелаешь принять этого условия и, невзирая ни на что, поведешь войско против Эллады, предсказываю следующее: когда остающиеся здесь персы получат весть о том, что Мардоний навлек на персов тяжкое бедствие, а сам погиб где-нибудь в Афинской или Спартанской земле, если еще не раньше, в дороге, и растерзан птицами и собаками, тогда ты узнаешь тот народ, против которого советуешь царю идти войной». Так говорил Артабан.

11. Ксеркс в гневе возразил ему: «Артабан, ты брат моего отца, и это сохранит тебя от достойного наказания за оскорбительную речь. Все-таки как малодушного и труса я опозорю тебя тем, что ты не пойдешь со мной в Элладу и останешься здесь вместе с женщинами; я и без тебя сделаю то, что сказал. Я не был бы сын Дария, внук Гистаспа, правнук Арсама, праправнук Ариарамна, потомок Теиспа, Кира, Камбиса, Ахемена, если бы не наказал афинян. Ибо я убежден, что если мы и оставим их в покое, то они не оставят нас; напротив, они снова нападут на нашу землю, как можно заключить из поведения тех афинян, которые вторглись в Азию и сожгли Сарды. Таким образом, ни одной стороне нельзя отступать назад; необходимо или действовать, или терпеть; или мы всецело должны быть подчинены эллинам, или они в такой же мере персам: среднего выхода из этой вражды нет. Итак, справедливость требует, чтобы мы отомстили уже за то, что претерпели раньше; кроме того, должен же я испытать угрожающие мне ужасы в случае войны с тем самым народом, который покорен рабом предков моих, фригийцем Пелопсом; вследствие этого и народ, и земля его называются до настоящего времени по имени завоевателя».

12. На этом беседы кончились. Но к вечеру мнение Артабана стало тревожить Ксеркса, а ночью он обдумал дело снова и сознавал, что поход в Элладу совершенно ему не нужен. Переменив решение, он заснул и, как рассказывают персы, увидал ночью следующий сон: ему казалось, будто подле него стоит здоровый красивый мужчина и говорит так: «Неужели, перс, ты изменяешь свое решение и не думаешь идти войной на Элладу, раньше приказав персам собирать войско? Неблагоразумно поступаешь, и я не могу одобрить тебя. На чем решил днем, того и держись». Призрак сказал это и исчез.

13. С рассветом Ксеркс перестал и думать о сновидении, созвал тех же самых персов, что и прежде, и сказал им следующее: «Простите, персы, что я так быстро меняю свое решение. Я не достиг еще зрелой мудрости, а лица, подстрекающие к походу, не оставляют меня ни на минуту. Когда я услышал мнение Артабана, то по молодости мгновенно вспылил, и против лица, старшего возрастом, сорвались у меня неприличные выражения; но я сознал свою ошибку и теперь разделяю мнение Артабана. Итак, я переменил решение: похода в Элладу не будет, будьте покойны».

14. Персы выслушали это с радостью и благоговейно преклонились пред царем. Ночью во время сна тот же самый призрак снова явился Ксерксу и сказал: «Сын Дария, неужели ты перед персами окончательно отменил поход, вовсе не обратив внимания на мои слова, как будто ты и не слышал их? Знай же: если ты немедленно не выступишь в поход, то из этого произойдет следующее: как быстро ты вознесся и усилился, так же быстро будешь унижен».

15. Ксеркс пришел в ужас от призрака, вскочил с постели и послал гонца за Артабаном. Когда тот явился, Ксеркс сказал ему: «Артабан, тогда я сгоряча поступил неблагоразумно, за благой совет напал на тебя с бранью; но вскоре я переменил свое мнение и решил, что должен последовать твоему совету. Однако при всем желании не могу этого сделать. После того как я переменил решение и принял твое мнение, неоднократно мне являлся во сне призрак и решительно не одобрял этого образа действий. Последний раз он удалился с угрозами. Если призрак этот посылается божеством и если божеству угоден поход на Элладу, то тот же самый призрак с такими же внушениями должен явиться и тебе. Я полагаю, это может случиться тогда, когда ты наденешь на себя всю мою одежду, в таком виде сядешь на мой престол и потом уснешь на моей постели». Вот что Ксеркс сказал Артабану.

16. Артабан не сразу повиновался царскому приказанию, так как садиться на престол считал для себя непозволительным; он исполнил приказание лишь по настоянию царя и при этом сказал следующее: «По-моему, царь, одинаково важно: быть благоразумным и следовать благим советам другого. Хотя в тебе есть то и другое, но общение с дурными людьми вводит тебя в заблуждение: подобно этому море для людей полезнее всего другого; но, как говорят, порывы ветров препятствуют ему проявлять природные свойства. Меня огорчили не столько твои обидные речи, сколько то обстоятельство, что из двух высказанных перед персами решений ты предпочел худшее как для тебя самого, так и для персов. Одно мнение способно усиливать высокомерие, а другое смирять его, предостерегать наши души от постоянного недовольства настоящим и постоянного искания большего. Но ты говоришь, что теперь, после обращения к более здравому решению, когда ты отменил уже поход на Элладу, тебя посещает сновидение, воспрещающее распустить войско. Но это, дитя мое, не дело богов. Я гораздо старше тебя и могу объяснить природу витающих среди людей сновидений. Обыкновенно в виде призраков во сне встают перед нами заботы дня, а в последние дни мы заняты были больше всего этим военным походом. Если же свойство сновидений не таково, как я определяю, и им присуще нечто божественное, то относительно этого тобой сказано все: пускай призрак предстанет предо мною и повелит мне то же, что и тебе. Призрак должен явиться мне в любом случае, буду ли я в твоем одеянии или в моем, буду ли я спать в твоей постели или в своей, если только он вообще пожелает явиться ко мне. Ведь призрак, являвшийся тебе во сне, что бы такое он ни был, не до такой же степени наивен, чтобы, глядя на меня, признать меня за тебя из-за твоего одеяния. Впрочем, быть может, призрак не обратит на меня никакого внимания и не удостоит явиться ко мне вообще, буду ли я в моем одеянии или в твоем, но будет все-таки являться тебе; нужно будет и это испытать. Действительно, если призрак не перестанет являться, то и я признаю его делом божества. Если тебе так угодно и решение твое неизменно, если я должен уснуть в твоей постели, пускай так: я исполню твое требование, лишь бы призрак явился и мне». Артабан на этом остановился.

17. В надежде доказать полную неосновательность догадок Ксеркса, Артабан поступил по его совету. Он оделся в платье Ксеркса, сел на царский престол и потом заснул; ему явился во сне тот самый призрак, что и Ксерксу, и, став у его изголовья, проговорил: «Ты ли это отговариваешь Ксеркса, как бы из заботливости о нем, от военного похода на Элладу? Ни в будущем, ни в настоящем не останешься не наказанным за то, что отвращаешь определение рока, а что в случае неповиновения неизбежно претерпит Ксеркс, это объявлено ему самому».

18. С такими угрозами представился призрак Артабану, причем намеревался выжечь ему глаза раскаленным железом. Артабан с громким криком вскочил с постели, потом сел подле Ксеркса, рассказал ему все сновидение и затем прибавил: «Царь, я, как человек часто видевший уничижение сильных слабыми, хотел было удержать тебя от увлечений молодости; я знал, как пагубна страсть к большим приобретениям, потому что мне памятен конец похода Кира на массагетов, памятен и поход Камбиса на эфиопов, наконец, я участвовал в походе Дария на скифов. Все это я знал и потому был убежден, что все люди будут считать тебя счастливейшим человеком, если ты останешься в покое. Но так как здесь есть божеское внушение и эллины, как кажется, богами обречены на гибель, то и я сам оставляю прежнее мнение и принимаю другое, а ты объяви персам то, что возвещено тебе божеством, прикажи им готовиться к походу согласно первоначальному твоему распоряжению и вообще позаботься о том, чтобы с твоей стороны ни в чем не было недостатка для совершения похода, допущенного божеством». Так он говорил. Призрак воодушевил обоих, и с рассветом Ксеркс немедленно передал все персам, а Артабан, который прежде один открыто отговаривал от предприятия, теперь так же открыто старался споспешествовать походу.

19. После того как Ксеркс решил выступать в поход, ему явился во сне призрак в третий раз. Маги истолковали сновидение в том смысле, что господство Ксеркса распространится на всю землю и на все народы. Самое сновидение состояло в следующем: Ксерксу снилось, что он увенчан оливковыми листьями, а ветви того же дерева покрывают всю землю; потом венчавший голову венок исчез. Так было истолковано магами сновидение. Все созванные царем персы возвратились немедленно каждый в свою область и с ревностью приводили в исполнение царское приказание, потому что каждый желал получить обещанные царем дары. Вообще Ксеркс производил набор войска таким образом, что не была пощажена ни одна часть азиатского материка.

К. Лорен. Троянки, поджигающие свои корабли. 1643 г.

20. Действительно, Ксеркс снаряжал войско и заготовлял все нужное для него в продолжение полных четырех лет после вторичного покорения Египта. Лишь на пятом году после этого он начал выступать в поход с громадным полчищем. Это было многочисленнейшее из всех известных нам войск, так что в сравнении с ним ничтожными оказываются войско Дария, ходившее на скифов, то скифское войско, которое в погоне за киммерийцами вторглось в Мидийскую землю, покорило и заняло почти всю Переднюю Азию – за это-то впоследствии и хотел Дарий наказать скифов, – далее, известное по рассказам войско Атридов, ходившее на Трою, наконец, войско мисийцев и тевкров еще перед Троянской войной, то самое, которое переправилось в Европу через Боспор, покорило всех фракийцев, спустилось до Ионийского моря, а на юге дошло до реки Пеней.

21. Все эти и другие, каковые были военные походы, не могут быть сравниваемы с этим одним. Ведь где тот азиатский народ, который не был бы выведен в поход Ксерксом? Где та река, за исключением больших рек, воды́ в которой достало бы для войска Ксерксова? Одни народы поставляли корабли, другие образовали из себя пехоту, третьи обязаны были доставить конницу, четвертые, кроме воинов, должны были доставить суда для перевозки лошадей, пятые – длинные корабли для сооружения мостов, шестые – продовольствие и корабли.

22. Так как в первый раз при объезде Афона корабли потерпели крушение, то прежде всего персы в продолжение трех лет занимались рытьем Афонского перешейка. Триремы стояли на якоре подле Элеунта, что на Херсонесе; оттуда отправились воины различных народностей к Афону и там под ударами бича копали ров, на их место явились другие; перекапывали гору и жители Афона. Работами этими руководили персы: Бубар, сын Мегабаза, и Артахей, сын Артея. Афон – высокая и замечательная гора, заселенная, спускающаяся к морю. В том месте, где гора обрывается к материку, она представляет подобие полуострова, причем перешеек имеет около двенадцати стадиев. Это – равнина с небольшими холмами, простирающаяся от моря у Аканфа до противоположного моря у Тороны. На том перешейке, которым кончается Афон, лежит эллинский город Сана. По ту сторону Саны, но по эту сторону горы, находятся другие города, которые по замыслам персидского царя должны были превратиться в островные города из материковых. Это – Дион, Олофикс, Акрофоон, Фисс и Клеоны. Таковы города на Афоне.

23. Перекапывание горы варвары производили следующим образом: пространство по прямой линии, проведенной подле города Сана, разделено было варварами на части по народностям; потом вырыт был глубокий ров. Одни, помещавшиеся ниже всех, копали землю, другие передавали непрерывно вынимаемую землю другим рабочим, стоявшим выше на уступах стен, а эти принятую землю передавали третьим, пока таким образом не доходили до самых верхних рабочих; эти последние относили и выбрасывали землю. Края канавы обрушивались, и потому все народности, кроме финикиян, несли двойной труд; это было неизбежно, потому что верхнюю и нижнюю части канавы они делали одинакового объема; напротив, финикияне обнаружили сообразительность и здесь, как и во всех других работах. Ту часть канавы, которая досталась на их долю, финикияне копали так, что верхнее отверстие канавы сделали вдвое шире против назначенного объема, а по мере углубления суживали канаву, и когда дошли до дна, то ширина ее была такая же, как и у прочих рабочих. На лугу, прилегавшем к этому месту, финикияне устроили рынок и сбыт товаров; молотое зерно доставлялось им из Азии в изобилии.

24. По моим соображениям, Ксеркс велел перекапывать гору из высокомерия, из желания выставить на вид свое могущество и оставить по себе памятник. Хотя можно было бы без малейшего труда перетащить корабли через перешеек, однако он велел выкопать до уровня моря такой ширины канал, чтобы по нему могли плыть две триремы рядом под ударами весел. Тем же самым народам, которые копали канал, приказано было положить мост на реке Стримон. Вот что делал Ксеркс.

25. Тем временем он велел финикиянам и египтянам заготовлять для мостов корабельные снасти из папируса и «белого льна» и сделать склады съестных припасов для войска, чтобы ни воины, ни скот не терпели голода во время похода на Элладу. Он приказал делать склады лишь по исследовании местностей, для того чтобы поместить их в наиболее соответствующих пунктах, причем различные народы со всех концов Азии должны были доставлять съестные припасы в разные места на ластовых судах и плотах. Так, обязаны были одни доставлять хлеб к Белому мысу во Фракии, другие – в Тиродизу у Перинфа, третьи – в Дориск, четвертые – в Эион на Стримоне, пятые – в Македонию.

26. Пока эти люди заняты были возложенной на них работой, собралась вся пехота и, отправляясь из Криталл в Каппадокии, выступила в Сарды. В Криталлах велено было собираться всему войску с материка, которое должно было выходить вместе с Ксерксом. Однако я не могу сказать, какой из наместников привел с собою наилучше вооруженное войско и получил от царя обещанные дары; вообще, я не знаю, доходило ли дело до состязания. После переправы через реку Галис войска вступили во Фригию, прошли ее и прибыли в Келены, где показываются ключи реки Меандр и другой, не уступающей Меандру по величине и носящей имя Катарракт; река эта начинается на рынке в Келенах и изливается в Меандр. Подле этого рынка висит мех из кожи Силенова сына Марсия, относительно которого фригийцы рассказывают, что Аполлон содрал с него кожу и там повесил ее.

27. В Келенах лидиец Пифий, сын Атиса, поджидал Ксеркса с войском и по прибытии царя роскошно угостил персидское войско и самого Ксеркса и предложил ему денег на войну. В ответ на предложение царь спросил приближенных к нему персов, кто такой Пифий и сколько он имеет денег, если может предлагать это. Те отвечали: «Это – тот самый человек, царь, который подарил отцу твоему Дарию золотой платан и таковую же виноградную лозу; и теперь, насколько мы знаем, он после тебя первый человек по богатству».

28. Эти последние слова изумили Ксеркса, и он сам потом спросил Пифия, сколько у него денег. «Царь, – отвечал тот, – я не стану скрывать от тебя своих богатств, не стану отговариваться незнанием; я знаю их и точно определю тебе. Лишь только я узнал, что ты идешь к Эллинскому морю, я решил тотчас дать тебе денег на войну и сосчитал; при исчислении я нашел у себя две тысячи талантов серебра, а золота четыре миллиона Дариевых статеров без семи тысяч. Все это я дарю тебе. Для себя я имею достаточно с полей и рабов». Так говорил Пифий.

29. Ксеркс остался доволен речью и заметил: «С того времени, любезный лидиец, как я покинул Персию, и до сих пор я не встретил, кроме тебя, ни одного человека, который бы добровольно предложил угощение моему войску, или такого, который, явившись ко мне, сам предложил бы мне денег на войну. Ты же и роскошно угостил войско, и предлагаешь мне большие суммы денег. За это я желаю наградить тебя следующими почетными дарами: я жалую тебя званием моего гостеприимца и пополняю твои четыре миллиона статеров семью тысячами из моих собственных денег; пускай твои четыре миллиона не будут без семи тысяч, я округлю и пополню их. Сам владей тем, что приобрел, и умей навсегда остаться таким, ибо ни в настоящем, ни в будущем тебе не придется каяться в твоем поведении».

30. Так сказал Ксеркс и, исполнив обещание, продолжал путь. Миновав фригийский город по имени Анава и озеро, из которого добывается соль, он вступил в большой фригийский город Колоссы. Там река Лик ниспадает в пропасть и теряется под землей, потом стадиев через пять показывается снова на поверхности земли и также изливается в Меандр. Выступив из Колосс, войско прибыло в город Кидрары, что на границе Фригии и Лидии; здесь находится вбитая в землю доска, положенная Крезом; надпись на ней гласит об этой границе.

31. Из Фригии Ксеркс вступил в Лидию. Здесь дорога разделилась на две, причем одна, налево, вела в Карию, а другая, направо, – в Сарды; на этом последнем пути неизбежно было переправляться через реку Меандр и проходить мимо города Каллатеба, в котором особый класс людей приготовляет мед из тамариска и пшеницы. Ксеркс пошел этой дорогой и здесь нашел платановое дерево, которое за красоту одарил золотым украшением и поручил попечению стража из числа «бессмертных». На другой день царь прибыл в столицу Лидии.

32. По прибытии в Сарды он прежде всего отправил в Элладу глашатаев с требованием земли и с приказанием готовить для царя пиршества. С этим требованием он послал глашатаев во все города Эллады, за исключением только Афин и Лакедемона. За землей и водой царь посылал вторично по следующему соображению: все те, которые отказали в этом глашатаям Дария, теперь, думал он, дадут землю и воду непременно; следовательно, он послал глашатаев с целью испытать это окончательно.

33. После этого царь собирался идти к Абидосу. Тем временем другие воины соорудили мост на Геллеспонте, ведущий из Азии в Европу. Геллеспонтский Херсонес между городами Сестом и Мадитом имеет широкий мыс, спускающийся к морю напротив Абидоса. Здесь немного времени спустя афиняне под предводительством Ксантиппа, сына Арифрона, захватили в плен перса Артаикта, правителя Сеста, распяли и пригвоздили к деревянной доске, – того самого Артаикта, который приводил женщин в святилище Протесилая, что в Элеунте, и там совершал нечестие.

34. К этому-то мысу от Абидоса положено было два моста теми, кому было приказано: один соорудили финикияне из канатов «белого льна», другой египтяне из канатов папирусных. От Абидоса до противоположного берега семь стадиев. Когда мосты уже были положены, поднялась сильная буря, все это разорвавшая и изломавшая.

35. При известии об этом Ксеркс пришел в ярость и велел дать Геллеспонту в наказание триста ударов кнутом, а в открытое море опустить пару оков. Я слышал даже, что он послал вместе с тем и палачей, накладывающих клеймо, для наложения клейма на Геллеспонт. Он приказал также произносить при бичевании следующие жестокие и нечестивые слова: «Тебя, горькая вода, казнит так владыка за то, что ты причинила ему обиду, не будучи обиженной им. Царь Ксеркс переступит через тебя, желаешь ли ты этого или нет. Видно, по справедливости никто из людей не чтит тебя жертвами, как грязный и соленый поток». Одним и тем же лицам приказано было наказать это море и отрубить головы людям, которые руководили сооружением мостов через Геллеспонт.

36. Приказание было исполнено теми лицами, на которых возложена была эта тягостная обязанность. Мосты положены были другими мастерами по следующему способу. Пятидесятивесельные суда и триремы поставлены были близко друг к другу, в ряд, причем под один мост, со стороны Евксинского Понта, пошло триста шестьдесят судов, а под другой триста четырнадцать; этот последний мост положен был в направлении косвенном относительно Понта и в сторону течения Геллеспонта, чтобы поддерживать натянутые канаты. Установив суда, опустили с них длиннейшие якоря: с первого моста, обращенного к Понту, – против ветров, дующих со стороны Понта и Пропонтиды, а с другого моста, западного, обращенного к Эгейскому морю, – против западного и южного ветров. Между пятидесятивесельными судами и триремами оставлено было для прохода отверстие, через которое желающий мог бы проплыть в Понт и обратно из Понта. После этого натянуты были канаты с суши посредством наворачивания их на деревянные во́роты, причем два сорта канатов не употреблялись более отдельно, как прежде, но на каждый мост положили по два каната из «белого льна» и по четыре из папируса. Толщина и наружная отделка канатов обоих сортов были одинаковы, только «льняные» относительно тяжелее: каждый локоть такого каната весил талант. Когда мосты для переправы были кончены, нарезали толстых досок из брусьев такой длины, какова была ширина каждого моста, правильно расположили их в ряд сверху натянутых канатов и потом связали перекладинами. На эти доски наложили, тоже в порядке, разного дерева, которое покрыли землей, а землю утрамбовали; наконец по обеим сторонам мостов возведены были стены для того, чтобы вьючный скот и лошади не глядели сверху в море и не пугались.

37. По сооружении мостов и по окончании работ на Афоне – когда сделаны были земляные насыпи у устьев канала для того, чтобы оградить их от заносов во время морского прилива, – по получении известия, что и сам канал окончательно готов, войско, снарядившись с окончанием зимы и с наступлением весны, решило двинуться в поход к Абидосу. Когда войско выступало из лагеря, солнце покинуло обычное место на небе и исчезло, при безоблачности неба и в совершенно ясную погоду; день сменился ночью. При виде этого Ксеркс встревожился и спросил магов, что предзнаменует это чудо. Маги отвечали, что божество предсказывает эллинам исчезновение городов их, потому-де что солнце служит предвестником будущего у эллинов, а луна у персов. При этих словах Ксеркс возликовал и начал выступление в поход.

38. Царь с войском был уже в пути, когда лидиец Пифий, перепуганный небесным знамением и возгордившийся получением даров, подошел к Ксерксу со следующими словами: «Я хотел бы, царь, кое о чем допросить тебя; тебе это сделать легко, а для меня оно было бы очень важно». Ксеркс менее всего догадывался, о чем хотел просить его Пифий, поэтому обещал исполнить просьбу и сказать, чего он хочет. Тогда Пифий смело сказал: «У меня, владыка, есть пять сыновей и всем им выпал жребий идти с тобой в поход на Элладу. Ты, царь, сжалься надо мной во внимание к моим преклонным летам и освободи от военной службы одного из сыновей, самого старшего: пускай он примет на себя заботы обо мне и моих богатствах. Четырех сыновей возьми с собой; замыслы твои да исполнятся, и ты возвратишься домой».

39. Ксеркс в сильном гневе отвечал: «Как дерзнул ты, подлый человек, упоминать о твоем сыне, когда я сам иду на войну в Элладу с моими сыновьями, братьями, родственниками и друзьями, ты, раб мой, которому следовало бы идти за мной всем своим домом, вместе с женой? Знай же следующее: дух человека живет в его ушах; если он слышит доброе, то преисполняет тело наслаждением, а слышит злое – закипает гневом. Хотя ты сделал доброе дело и изъявлял готовность сделать другое подобное, но не тебе хвалиться тем, что в великодушии ты превзошел царя; когда же, переменившись, ты проявляешь наглость, то подвергнешься наказанию, не такому, какое заслужил ты, а меньшему. Узы гостеприимства спасают тебя и четырех сыновей твоих; ты будешь наказан смертью одного из сыновей, наиболее тобою любимого». Тотчас после этого царь велел тем лицам, на которых лежала эта обязанность, отыскать самого старшего сына Пифия и рассечь его пополам, потом половины трупа положить по обеим сторонам пути, одну половину направо от дороги, другую налево, а войско должно было проходить между ними. Приказание было исполнено, и войско прошло дальше.

40. Впереди шли носильщики и вьючный скот; за ними следовало составленное из всевозможных народностей войско, смешанное, без разделения по народностям. Когда прошло больше половины войска, образовался промежуток, и воины не шли вместе с царем. Впереди царя шла тысяча отборных персидских всадников. За ними следовала тысяча воинов, вооруженных копьями, также выбранных из всех персов; они шли с копьями, опущенными к земле; дальше шли десять священных лошадей, так называемых нисейских, в прекраснейшей сбруе. Нисейскими называются лошади вот почему. Есть в Мидии обширная равнина по имени Нисей; на этой-то равнине и водятся величественные лошади. За десятью лошадьми следовала священная Зевсова колесница, которую везла восьмерка белых лошадей; позади этих лошадей шел пешком возница с уздой в руках, ибо никто из людей не достоин всходить на колесницу. За священной колесницей следовал сам Ксеркс в боевой колеснице, заряженной нисейскими лошадьми; подле него шел возница по имени Патирамф, сын перса Отана.

41. Так выступил Ксеркс из Сард. Из боевой колесницы он, когда хотел, переходил в колесницу более удобную для дороги. Позади его шли копьеносцы, храбрейшие и знатнейшие из персов, числом тысяча, с поднятыми копьями. Далее следовала другая тысяча всадников из отборных персов; наконец, за этой конницей шло десять тысяч пехоты, выбранной из числа прочих персов. Тысяча человек пехоты имели на своих копьях вместо нижних острых концов золотые гранатовые яблоки. Эти воины кольцом окружали остальных воинов. Девять тысяч человек шли в середине и имели на копьях серебряные гранатовые яблоки. Впрочем, золотые гранатовые яблоки имели и те воины, которые шли с опущенными к земле копьями, тогда как те, что были ближе к царю, имели на копьях золотые яблоки (вместо гранатов). За этими десятью тысячами следовало десять тысяч персидской конницы. За конницей оставалось свободное пространство в целых два стадия, и наконец, шло смешанной толпой остальное войско.

42. Путь свой из Лидии войско направило к реке Каик и в Мисийскую землю. Отправившись от Каика, войско оставило с левой стороны гору Кану и через Атарней прибыло в Карену. Отсюда оно прошло через фиванскую равнину и миновало города Атрамиттий и пеласгийский Антандр; затем, оставив влево гору Иду, войско вступило в Троянскую землю. Во время ночной остановки под Идой над войском в первый раз разразилась гроза с молнией, погубившая очень много народу.

43. По прибытии войска к реке Скамандр – это была первая река со времени выступления войска из Сард, вода в которой иссякла и была недостаточна для утоления жажды и войска и скота, – Ксеркс пожелал взглянуть на замок Приама и поднялся к нему. Осмотрев замок и подробно расспросив тамошних жителей, Ксеркс принес в жертву Афине Троянской тысячу быков, а маги совершили возлияние героям Троянской войны. После этого ночью военный лагерь был объят ужасом. С рассветом войско выступило оттуда, причем на пути его остались влево города Ретий, Офриней и Дардан, пограничный с Абидосом, а вправо тевкрские Гергифы.

44. Находясь в Абидосе, Ксеркс пожелал сделать смотр всему войску. Действительно, уже заранее устроен был в этом городе на холме высокий трон из белого мрамора собственно для царя; устроили его жители Абидоса по заблаговременному распоряжению Ксеркса. Он сел здесь и, глядя сверху по направлению к берегу, смотрел на сухопутное и морское войско; при этом возымел желание посмотреть и морское сражение. Когда такое сражение произошло и победу одержали сидонские финикияне, царь остался доволен и сражением, и войсками.

45. При виде того, как весь Геллеспонт покрыт кораблями, как все побережье и вся абидосская равнина полны народом, Ксеркс назвал себя блаженным, а потом заплакал.

46. Слезы заметил дядя его Артабан, который вначале свободно высказал свое мнение Ксерксу и отговаривал его от похода на Элладу. Заметив слезы Ксеркса, он спросил его: «Как различно, царь, твое теперешнее поведение от того, что сделано тобой немного раньше: тогда ты объявил себя блаженным, а теперь плачешь». «Скорбь овладела мной, – отвечал Ксеркс, – когда я подумал, как вообще коротка человеческая жизнь, если из такого множества людей ни один не доживет до ста лет». «В жизни нашей мы терпим и другое, более печальное, – возразил Артабан. – При всей краткости жизни нет ни одного такого счастливца ни из этих, ни из прочих людей, который бы не один, а много раз не пожелал скорее умереть, нежели жить. Постигающие нас несчастья и мучающие нас болезни делают то, что и краткая жизнь кажется нам долгой. Поэтому смерть становится для человека желаннейшим убежищем от тягостей жизни; божество, позволив вкусить нам сладость существования, оказывается завистливым к нему».

47. Ксеркс отвечал на это так: «Перестанем, Артабан, говорить о человеческой жизни, хотя она действительно такова, какой ты определяешь ее, и, обладая счастьем, не будем вспоминать о несчастьях. Скажи мне лучше вот что: если бы призрак сновидения не предстал тебе с такой ясностью, оставался ли бы ты при прежнем мнении, отговаривал ли бы меня идти на Элладу или же переменил бы твое мнение? Отвечай мне решительно». Артабан отвечал: «Да исполнится, царь, явившееся сновидение так, как мы оба того желаем; однако и до сих пор я преисполнен страха и не владею собой, когда вспоминаю многое и вижу, что у тебя есть два опаснейших врага».

48. «Странный ты человек, – возразил на это Ксеркс. – О каких двух опаснейших врагах говоришь ты? Не достаточно ли наше сухопутное войско? Или тебе кажется, что войско эллинское далеко превосходит наше численностью? Или же флот наш уступает эллинскому, или то и другое вместе? Ведь если ты находишь, что силы наши недостаточны вследствие этого, то в самом скором времени может быть набрано другое войско».

49. «Нет, царь, – отвечал Артабан. – Ни один благоразумный человек не может считать недостаточными ни сухопутное наше войско, ни морское, и если бы ты собрал большие полчища, то два врага, о которых я говорю, стали бы еще опаснее. Эти два врага – суша и море. Во-первых, мне кажется, нигде море не имеет такой обширной гавани, которая на случай бури могла бы вместить этот твой флот и сохранить в целости твои корабли. Не говорю уже о том, что одной гавани недостаточно, что они должны бы быть на всем побережье, вдоль которого ты идешь. Тогда как нет у тебя достаточно вместительных гаваней, вспомни, что случайности управляют людьми, а не люди случайностями. Назвав одного из двух врагов твоих, я назову и другого. Суша – враг твой по следующей причине: если тебе на пути не встретится никакого препятствия, то земля будет тем большим врагом твоим, чем больше вперед ты пройдешь, пробираясь все дальше и дальше; полноты благополучия никогда не существует для людей. Поэтому, если ты не встретишь на пути никакого препятствия, я утверждаю, что земля тем вернее принесет тебе голод, чем дальше будешь идти и чем больше будет пройденная земля. Истинно мужественный человек должен обнаруживать робость в то время, когда на что-либо решается, должен взвесить все случайности, но при исполнении необходимо быть отважным».

50. «Действительно, Артабан, – отвечал Ксеркс, – ты правильно обсуждаешь все это. Но не следует бояться всего, все одинаково принимать во внимание; ибо если бы при каждом предстоящем деле ты захотел одинаково взвешивать всевозможные случайности, то ты бы никогда ничего не сделал. Лучше смело приниматься за все и испытать половину бед, нежели заранее страшиться всякой случайности и никогда ничего не потерпеть. Далее, если ты станешь оспаривать все, что бы ни говорилось, то рискуешь ошибаться в такой же мере, как и твой противник. То и другое сводится к одному. Да может ли человек знать достоверно? Думаю, что не может. Людям, решающимся действовать, обыкновенно бывают удачи; напротив, редко удается людям все взвешивающим и медлительным. Ты видишь, какого могущества достигло Персидское государство. Между тем, если бы предшествовавшие мне владыки Персии были такого образа мыслей, как ты, или если бы они не были таковыми сами, но имели подобных советников, то ты бы никогда не увидел такой мощи государства. Они шли навстречу опасностям и тем усилили государство до такой степени. Большие успехи достигаются большими опасностями. Соревнуясь с предками, мы выступили в путь в прекраснейшую пору года, покорим всю Европу и возвратимся домой, нигде не испытав ни голода, ни какого-либо другого бедствия. Во-первых, мы сами снабжены в пути съестными припасами в изобилии; во-вторых, будем иметь хлеб от всех народов, в земли которых придем; ведь мы идем воевать с земледельцами, а не с кочевниками».

Монеты древнегреческих полисов

51. После этого Артабан сказал: «Хотя ты, царь, велишь нам ничего не бояться, но прими мой совет: необходимо говорить много, когда дело идет о многом. Сын Камбиса Кир покорил и обложил данью всю Ионию, кроме афинян. Я советую тебе ни в каком случае не водить ионян на предков их, потому что и без них мы сможем одолеть врага. Если ионяне последуют за тобой, то непременно случится одно из двух: или они совершат величайшую несправедливость и станут порабощать свою метрополию, или же поступят вполне справедливо и будут содействовать ее освобождению. Совершая несправедливость, они тем не принесут нам большой пользы, а поступая справедливо, могут причинить твоему войску большой вред. Вспомни, наконец, и древнее разумное изречение: конец виден не вместе с началом».

52. «Артабан, – отвечал на это Ксеркс, – из всех мнений, тобой высказанных, наиболее ошибочно это последнее, внушаемое опасением, как бы ионяне не изменили нам. У нас есть важнейшее свидетельство их верности, которое можешь подтвердить и ты, и другие, ходившие с Дарием в поход на скифов, когда во власти ионян было погубить или спасти все персидское войско: они доказали свою честность и верность и не сделали ничего дурного. Помимо этого, если ионяне покинули в наших владениях детей, жен и имущество, то нам и думать нечего об их измене. Поэтому не бойся, будь спокоен, блюди мой дом и власть. Из всех персов тебе одному я доверяю мое царство».

53. После этого Ксеркс отослал Артабана в Сузы и вторично созвал знатнейших персов. Когда те явились, он сказал: «Я созвал вас, персы, для того, чтобы внушить вам быть мужественными и не посрамить прежних подвигов персов, великих и славных; каждый из нас отдельно и все вместе приложим к тому старания, ибо мы добиваемся общего для всех блага. Убеждаю вас, напрягите ваши силы в этой войне, потому что мы идем на народ мужественный, и если одолеем его, то больше не будет войска, которое бы вышло против нас. Итак, помолимся богам, хранителям персов, и будем переправляться».

Монеты древнегреческих полисов

54. В тот день персы заняты были приготовлениями к переправе, а на следующий, в ожидании восхода солнца, который желали видеть, сжигали на мостах всевозможные благовония и миртовыми ветками усыпали путь. При восходе солнца Ксеркс делал возлияние в море из золотой чаши и молился солнцу о том, чтобы не случилось с ним какого-либо несчастья, которое могло бы остановить покорение Европы прежде, чем он дойдет до ее пределов. После молитвы царь бросил в Геллеспонт чашу, золотой кувшин и персидский меч, называемый у персов акинака. Не могу сказать достоверно, солнцу ли посвящал он эти предметы, когда погружал их в море, или же он раскаивался в том, что бичевал Геллеспонт, и потому поднес эти дары морю.

55. По совершении этого персы стали переправляться, причем по одному из мостов, обращенному к морю, переходила пехота и вся конница, а по другому, обращенному к Эгейскому морю, – вьючный скот и обоз. Впереди всех шли десять тысяч персов с венками на головах, а за ними – смешанное войско из разных народностей. Эти воины переправились в первый день. На другой день первыми переходили всадники и воины с опущенными вниз копьями; эти также были украшены венками. Затем следовали священные лошади и священная колесница, дальше сам Ксеркс, копьеносцы, тысяча всадников, наконец все остальное войско. Вместе с этим переправлялись к противоположному берегу и корабли. Я слышал также, что царь переправился последним.

56. Перейдя в Европу, Ксеркс смотрел, как переправлялось войско под ударами кнутов. Войско его переходило в течение семи дней и семи ночей без малейшего перерыва. Говорят, уже после переправы Ксеркса один из жителей Геллеспонта сказал: «Зачем, Зевс, ты принял на себя образ перса и назвался Ксерксом вместо Зевса? Зачем, желая сокрушить Элладу, ты ведешь с собой всех людей? Ты мог бы это сделать и без них!»

57. После переправы всего войска и перед самым выступлением в дальнейший путь случилось чудо; Ксеркс не обратил на него никакого внимания, хотя и легко было объяснить его, а именно: лошадь родила зайца. Это ясное чудо означало, что Ксеркс ведет войско на Элладу со всей роскошью и великолепием, а на обратном пути к тому же самому месту бегством будет спасать собственную жизнь. Ему было в Сардах и другое чудо: мулица родила муленка с двойными половыми органами – женскими и мужскими; сверху были мужские органы. Ксеркс не обратил внимания ни на одно из знамений и продолжал путь; вместе с ним шло сухопутное войско.

58. Флот вышел из Геллеспонта и следовал вдоль берега в направлении, противоположном сухопутному войску, а именно: флот плыл к западу, направляя путь свой к Сарпедонскому мысу; здесь ему велено было остановиться. Сухопутное войско шло по направлению к востоку через Херсонес, с правой стороны имея могилу дочери Афаманта Геллы, а с левой – город Кардию, и прошло посередине города под названием Агора. Оттуда оно обогнуло так называемый Черный залив и Черную речку; воды́ в этой реке оказалось для войска недостаточно. Переправившись через реку, от которой и залив получил свое название, войско направилось на запад, мимо эолийского города Эноса и гавани Стенторийского озера, наконец достигло Дориска.

59. Дориск представляет побережье Фракии и обширную равнину, по которой протекает большая река Гебр. На этой равнине сооружен царский замок, также именуемый Дориском, а в нем помещался Дарием персидский гарнизон со времени похода на скифов. Местность эту Ксеркс нашел удобной для того, чтобы выстроить в порядок свои войска и сосчитать их, что он и сделал. По прибытии кораблей в Дориск Ксеркс приказал всем начальникам причалить к берегу подле Дориска. На этом берегу находится самофракийский город Сала и другой, Зона, а оканчивается он прославленным мысом Серрий. В древности эта полоса земли принадлежала киконам. Причалив к этому берегу, воины вытащили корабли на сушу и здесь отдыхали. Тем временем Ксеркс в Дориске производил счет войскам.

60. Я не могу в точности определить, сколько войска доставила каждая народность, так как об этом не сообщает никто; всего же сухопутного войска оказалось миллион семьсот тысяч человек. Сосчитано было войско следующим образом. Собрали в одно место десять тысяч человек, поставили как можно теснее друг к другу и кругом снаружи очертили их линией. После этого десять тысяч воинов отпустили и по кругу возвели стену такой высоты, что она доходила человеку до пупа; затем вводили в огороженное пространство других воинов, пока таким образом не были сосчитаны все. По окончании счета воины распределены были по народностям.

61. В походе участвовали следующие народы: прежде всего, персы, имевшие такое вооружение: на голове шапки из плохо сбитого войлока, называемые тиарами, на теле пестрые хитоны с рукавами, панцирь из железных чешуек наподобие рыбьей чешуи, на ногах штаны; вместо щита они имели плетенку, под которой висел колчан; копья короткие, луки большие, стрелы тростниковые, наконец, короткие мечи на правом боку, висящие на поясе. Во главе их был отец Аместриды, супруги Ксеркса. У эллинов в древности персы назывались кефенами; сами же себя называли они артеями, равно как и соседи их. Дело в том, что сын Данаи и Зевса Персей прибыл некогда к сыну Бела Кефею, женился на дочери его Андромеде и имел от нее сына Перса, которого здесь и оставил. Случилось так, что у Кефея не было детей мужского пола, вследствие чего жители и названы были по имени Перса.

Персей, преследующий горгону. Чернофигурный пиаф. Ок. 510–490 гг. до н. э.

62. Точно в таком же вооружении выступили в поход и мидяне, потому что это собственно мидийское, а не персидское вооружение. Предводителем мидян был Тигран из рода Ахеменидов. В древности все называли их ариями; только после того, как из Афин к ариям прибыла колхидянка Медея, они стали называться иначе. Так повествуют о себе сами мидяне. Что касается участвовавших в походе киссиев, то вообще они вооружены были так же, как и персы, только вместо шапки носили митру. Во главе киссиев был сын Отана Анаф. Гирканы по вооружению ничем не отличались от персов, а предводительствовал ими Мегапан, впоследствии правитель Вавилона.

63. Ассирийцы имели на голове медные шлемы, сплетенные из проволоки по некоему варварскому способу, трудно объяснимому; их щиты, копья и мечи походили на египетские; вооружены они были еще дубинками, обитыми железными гвоздями, и носили льняные панцири. Ассирийцы называются у эллинов сирийцами; ассирийцами назвали их варвары. Начальником их был Отасп, сын Артахея.

Дж. Тьеполо. Юпитер и Даная. 1736 г.

64. Головной убор бактрийцев был очень похож на мидийский; но луки у них тростниковые, бактрийские, и копья короткие. Саки, скифское племя, имели на голове остроконечные шапки из плотного войлока, стоявшие прямо; одеты были в штаны, имели туземные луки, короткие мечи, наконец, боевые секиры – сагарисы. Саками называли, собственно, амиргийских скифов. Бактрийцев и саков вел Гистасп, сын Дария и Кировой дочери Атоссы.

65. Индийцы одеты были в платье из хлопчатой бумаги, луки и стрелы имели тростниковые, последние с железными наконечниками. Так были вооружены индийцы, а находились они под начальством Фарназафра, сына Артабата.

Медея и дочери Пелия. Барельеф. 420–410 гг. до н. э.

66. Арии имели луки мидийские, а остальное вооружение бактрийское. Предводительствовал ими Сисамн, сын Гидарна. Парфяне, хорасмии, согдийцы, гандарии и дадики имели во время похода такое же вооружение, как и бактрийцы. Предводителями их были: у парфян и хорасмиев – Артабаз, сын Фарнака; у согдийцев – Азан, сын Артея, у гандариев и дадиков – Артифий, сын Артабана.

67. Каспии одеты были в хитоны из шерсти, имели туземные луки из тростника и акинаки. Вождем их был Ариомард, брат Артифия. Саранги щеголяли в раскрашенных одеждах; обувь их доходила до колен; луки и копья у них мидийские. Вождем сарангов был сын Мегабаза Ферендат. Пактии также носили платье из шерсти, вооружены были туземными луками и мечами. Начальником пактиев был Артаинт, сын Ифамитры.

68. Утии, мики и парикании вооружены были так же, как и пактии, начальниками их были: у утиев и миков – сын Дария Арсамен, а у париканиев – сын Эобаза Сиромитра.

69. Арабы носили подпоясанные плащи, луки имели длинные, висевшие на правом плече и натягивавшиеся в обратную сторону. Эфиопы покрыты были барсовыми и львиными шкурами, луки имели из пластинок пальмового дерева, длинные, не меньше как в четыре локтя, и короткие тростниковые стрелы; наконечником стрелы служил вместо железа заостренный камень, такой самый, каким режутся печати. Кроме того, они имели копья с заостренным рогом антилопы наподобие железного наконечника и обитые гвоздями дубинки; перед сражением они окрашивали себе половину тела гипсом, а другую половину суриком. Во главе арабов и живущих над Египтом эфиопов шел сын Дария и Кировой дочери Артистоны Арсам; Дарий любил ее больше всех жен своих и велел вычеканить изображение ее из золота. Итак, над живущими выше Египта эфиопами и над арабами начальником был Арсам.

70. Восточные эфиопы – на войну шли те и другие – поставлены были рядом с индийцами; по виду народы эти нисколько не отличались друг от друга, разве только по языку и волосам. Действительно, восточные эфиопы имеют прямые волосы; между тем у ливийских эфиопов волосы так курчавы, как ни у какого другого народа. Азиатские эфиопы были вооружены почти так же, как индийцы, только на голове имели кожу со лба лошади, которая снимается вместе с ушами и с гривой. Грива служит султаном на шлеме, а лошадиные уши стоят крепко и прямо. Вместо щитов они употребляют для прикрытия тела журавлиные кожи.

71. Ливийцы имели кожаную одежду и вооружены были кольями, на конце обожженными. Начальником их был Массагес, сын Оариза.

72. Пафлагонцы во время похода имели на головах плетеные шлемы, вооружены были малыми щитами и короткими копьями, сверх того имели дротики и мечи, а на ногах туземные башмаки, доходившие до середины икры. Лигии, матиены, мариандины и сирийцы имели такое же вооружение, как пафлагонцы; эти сирийцы называются у персов каппадокийцами. Во главе пафлагонцев и матиенов шел сын Мегасидра Дот, а предводителем мариандинов, лигиев и сирийцев был сын Дария и Артистоны Гобрий.

73. Вооружение фригийцев было очень похоже на пафлагонское, мало от него отличаясь. По словам македонян, фригийцы назывались бригами до тех пор, пока жили в Европе по соседству с македонянами, а после переселения в Азию переменили вместе со страной и имя бригов на фригийцев. Армении, потомки фригийцев, были вооружены так же, как и эти последние. Во главе обоих народов шел Артохм, зять Дария.

74. Вооружение лидийцев очень походило на эллинское. Первоначально лидийцы назывались меонами, потом переменили свое название в царствование сына Атиса Лида и назвались по его имени. Мисийцы имели на головах туземные шлемы, вооружены были малыми щитами и обожженными на конце дротиками. Это – потомки лидийцев и от горы Олимп носящие название олимпиенов. Лидийцами и мисийцами предводительствовал Артафрен, сын того Артафрена, который вместе с Датисом напал на Марафон.

75. Фракийцы имели на головах лисьи шкурки, на теле хитоны, а сверху длинные пестрые плащи, на ногах и кругом икр обувь из козьей кожи; вооружены были дротиками, легкими щитами и короткими мечами. После переселения в Азию фракийцы названы были вифинцами; раньше того они назывались, как сами говорят, стримониями, потому что жили на Стримоне. По их словам, они вытеснены были из своего местожительства тевкрами и мисийцами. Во главе азиатских фракийцев шел сын Артабана Бассак.

76. […Халибы] вооружены были небольшими щитами из сырой бычьей кожи, и каждый имел по две рогатины ликийской работы, на головах они носили медные шлемы, на шлемах торчали бычачьи уши и рога из меди, а также султаны; икры были заворочены в лоскутья пурпурного цвета. У этого народа есть прорицалище Ареса.

77. Кабалии, или, собственно, меоны, именуемые ласониями, имели одинаковое вооружение с киликийцами; я опишу его, когда буду говорить в этом перечислении о киликийцах. Милии вооружены были короткими копьями и ходили в плащах, застегнутых пряжками. Некоторые из них вооружены были ликийскими луками, а на головах носили кожаные шлемы. Всеми ими предводительствовал сын Гистана Бадр.

78. Мосхи имели на голове деревянные шлемы, вооружены были щитами и короткими копьями с длинными наконечниками. Тибарены, макроны и моссиники вооружены были подобно мосхам. Мосхи и тибарены находились под начальством и предводительством Ариомарда, сына Дария и Пармисы, дочери Смердиса и внучки Кира; макронов и моссиников вел Артаикт, сын Херасмия, который был правителем Сеста, что на Геллеспонте.

79. Мары имели на голове туземные плетеные шлемы и вооружены были небольшими кожаными щитами и дротиками. Колхи покрывали себе головы деревянными шлемами, имели небольшие щиты из сырой бычьей кожи, короткие копья и ножи. Маров и колхов вел Фарандат, сын Теаспия. Алародии и саспиры были вооружены так же, как и колхи; предводителем их был Масистий, сын Сиромитры.

80. Выступившее в поход население островов Эрифрейского моря, тех, на которых царь поселяет так называемых ссыльных, было одето и вооружено почти так же, как и мидяне. Во главе островитян шел сын Багея Мардонт, который на втором году после этого погиб в сражении при Микале, где он был военачальником.

81. Таковы были народы, шедшие на войну по суше и составлявшие пехоту. Во главе этого войска стояли поименованные мной вожди. Они выстроили воинов в порядок, сосчитали их, назначили начальников тысяч, десятков тысяч, а начальники десятков тысяч назначили сотников и десятников. Кроме того, каждая часть войска и каждая народность имели своих вождей.

82. Итак, начальниками были поименованные выше личности. Начальниками над этими личностями и вообще главнокомандующими всей пехоты были Мардоний, сын Гобрия; Тритантехм, сын того Артабана, который высказывался против похода на Элладу; Смердомен, сын Отана (оба они – племянники Дария, двоюродные братья Ксеркса); Масист, сын Дария и Атоссы; Гергис, сын Ариаза, и Мегабиз, сын Зопира. Таковы были главнокомандующие всего сухопутного войска, кроме десяти тысяч персов.

83. Во главе десяти тысяч отборных персов стоял сын Гидарна Гидарн. Эти воины назывались у персов «бессмертными» по следующей причине: если кто-нибудь из них выбывал по случаю смерти или болезни, то преемник его был уже выбран, так что «бессмертных» никогда не бывало ни больше ни меньше. По убранству персы превосходили все народности; они же были и храбрее всех. Вооружение их я уже описал; кроме того, они щеголяли золотом в большом количестве. За ними ехали дорожные колесницы с наложницами и прислугой, многочисленной и хорошо одетой. Съестные припасы их отдельно от продовольствия остальных воинов везли верблюды и вьючный скот.

84. Следующие народности составляли конницу, – не все народы доставляли всадников, но только поименованные ниже: прежде всего персы, вооруженные так же, как и персы пешие, но только некоторые всадники имели на голове медные или железные уборы чеканной работы.

85. Среди них были некие кочевники по имени сагартии, персидское племя, между прочим, по языку; вооружение их занимает середину между персидским и пактийским. Сагартии доставляли восемь тысяч всадников; оружия они не употребляют обыкновенно ни медного, ни железного, за исключением коротких мечей; для войны пользуются сплетенными из ремней веревками; с ними-то они и идут на войну. Способ сражения у этого народа таков: сойдясь с неприятелем, сагартий забрасывает свою веревку с петлей на конце и, кого бы ни поймал, лошадь ли или человека, тащит добычу к себе; затянутый в петлю погибает. Таков у них способ сражения; они поставлены были подле персов.

86. Мидяне, равно как и киссии, вооружены были так же, как и пешие. Подобно пешим индийцам вооружены были индийцы конные; они имели верховых лошадей и боевые колесницы, запряженные лошадьми и дикими ослами. Конные бактрийцы и каспии имели такое же вооружение, как и пешие; точно так же ливийцы, все имевшие боевые колесницы. Подобно каспиям парикании в коннице вооружены были так же, как и в пехоте; то же самое относится к арабам, но все они ехали на верблюдах, по быстроте не уступавших лошадям. Только эти народности сражаются верхом.

87. Число конницы, не считая верблюдов и колесниц, было восемьдесят тысяч. Все всадники распределены были по отрядам; но арабы занимали последнее место: так как лошади не могут выносить верблюдов, то верблюды и поставлены были позади для того, чтобы лошади не пугались.

88. Начальниками конницы были сыновья Датиса, Гармамифрас и Тифей; третий товарищ их по командованию, Фарнух, остался позади в Сардах по причине болезни. При выступлении из Сард он подвергся несчастной случайности: во время пути под ноги коня его подбежала собака; конь не заметил перед собой собаки, испугался и, став на дыбы, сбросил Фарнуха. Со времени падения он начал харкать кровью, и болезнь перешла в чахотку. Слуги Фарнуха тогда же немедленно поступили с лошадью его так, как приказал господин: они вывели ее на то место, где она сбросила с себя господина, и по колени отсекли ей ноги. По такой-то причине Фарнух не участвовал в командовании конницей.

89. Число трирем было тысяча двести семь. Доставили их следующие народы: финикияне вместе с палестинскими сирийцами – триста трирем. Воины на них вооружены были так: шлемы на головах были почти такие же, как у эллинов; имели на себе льняные панцири; вооружены они были щитами, не имевшими железа по краям, и дротиками. По словам самих финикиян, первоначально они жили у Эрифрейского моря, а потом переселились оттуда и заняли прибрежную полосу Сирии. Эта местность Сирии, равно как и вся та, что простирается до Египта, носит название Палестины. Египтяне доставили двести кораблей. Головы их покрыты были плетеными шлемами; щиты их были вогнутые, с широкими железными краями; имели также копья, пригодные для сражения на кораблях, и большие топоры. Большинство их имели на себе только панцири и вооружены были большими ножами. Таково было вооружение этих народов.

90. Киприоты доставили полтораста кораблей и вооружены были так: цари их обворачивали голову чалмой; прочие воины носили хитоны, вообще же одеты были по-эллински. Киприоты состоят из нескольких народностей: одни из них происходят из Саламина и Афин, другие из Аркадии, третьи из Кифна, четвертые из Финикии, пятые из Эфиопии. Так говорят об этом сами киприоты.

91. Киликийцы доставили сто кораблей. Они имели на головах туземные шлемы, вместо щитов имели тарчи из сырой бычьей кожи и одеты были в шерстяные хитоны. Каждый из них вооружен был двумя дротиками и мечом, очень похожим на египетский нож. Первоначально киликийцы назывались гипахеями, а настоящее название они получили в царствование финикиянина Килика, сына Агенора. Памфилы доставили тридцать кораблей и вооружены были по-эллински. Эти памфилы принадлежат к числу тех, которые рассеялись на пути из-под Трои и были там под предводительством Амфилоха и Калханта.

92. Ликийцы, доставившие пятьдесят кораблей, носили панцири и поножи, имели луки из дерева, стрелы тростниковые без перьев и дротики; на плечах свободно висела козья шкурка, а головы были покрыты шапками с перьями кругом; имели также короткие мечи и косы. Ликийцы происходят из Крита и назывались прежде термилами; ликийцами названы по имени Лика, сына афинянина Пандиона.

93. Азиатские дорийцы доставили тридцать кораблей; происходят эти дорийцы из Пелопоннеса и вооружены были по-эллински. Карийцы доставили семьдесят кораблей; вооружение их вообще было эллинское, но они имели также косы и мечи. Как они назывались в древности, сказано уже в первых наших повествованиях.

Древнегреческая бирема. Рисунок на античной вазе. V в. дo н. э.

94. Ионяне доставили сто кораблей и вооружены были по-эллински. Пока жили в Пелопоннесе, в так называемой ныне Ахее, еще до прибытия в Пелопоннес Даная и Ксуфа, ионяне назывались, как рассказывают эллины, эгиалейскими пеласгами; ионянами названы они по имени Иона, сына Ксуфа.

95. Жители островов вооружены были по-эллински и доставили семнадцать кораблей. Первоначально это также пеласгийское племя; ионийским оно названо впоследствии на том же основании, что и ионяне двенадцатиградия, выселившиеся из Афин. Эолийцы доставили шестьдесят кораблей, вооружены были по-эллински и в древности, как говорят эллины, тоже назывались пеласгами. Жители Геллеспонта, за исключением абидосцев, которые по приказанию царя оставались дома и сторожили мост, – все тамошние жители, принимавшие участие в походе от Понта, доставили сто кораблей и вооружены были по-эллински. Это – колонисты ионян и дорийцев.

Строительство лодок. Рельеф из гробницы в Саккаре. Египет

96. Воинами на всех этих кораблях были персы, мидяне и саки. Наилучшим ходом отличались корабли, поставленные финикиянами, а из финикиян сидонянами. Как эти отряды, так и те, что входили в состав пехоты, имели каждый своих туземных вождей; о них я не упоминаю при перечислении народов потому, что ход рассказа не вынуждает меня к тому. Действительно, вожди отдельных народностей и не заслуживали упоминания; каждая народность имела такое же число вождей, как и городов; наконец, вожди эти следовали в войске не как военачальники, но как рабы, наравне с прочими воинами. Я назвал уже тех военачальников, в руках которых была вся власть и которые были вождями отдельных народностей.

97. Во главе флота были: сын Дария Ариабигн, сын Аспафина Прексасп, сын Мегабата Мегабаз и Ахемен, сын Дария и Гобриевой дочери. Во главе египетского флота стоял Ахемен, родной брат Ксеркса; остальной флот имел двух начальников. Тридцати– и пятидесятивесельных кораблей, керкур и длинных судов для переправы лошадей было около трех тысяч.

98. Из лиц, находившихся на кораблях, наиболее значительными после начальников флота были следующие: сидонянин Тетрамнест, сын Аниса; тириец Маттен, сын Сирома; Мербал, сын Агбала, из Арада; киликиец Сиеннесий, сын Оромедонта; ликиец Киберниск, сын Сика; киприоты Горг, сын Херсия, и Тимонакт, сын Тимагора; карийцы Гистией, сын Тимна, Пигрет, сын Гисселдома, и Дамасифим, сын Кандавла.

99. Поименование прочих начальников отрядов я считаю излишним; но называю Артемисию, которая возбуждает во мне величайшее изумление тем, что, будучи женщиной, отправилась в поход против Эллады. По смерти мужа она сама управляла государством и, имея сына в юношеском возрасте, пошла на войну, никем к тому не вынуждаемая, лишь благодаря смелости и мужественности характера. Имя ее Артемисия; она – дочь Лигдамида, по отцу происходила из Галикарнасса, а по матери из Крита. Она вела с собой жителей Галикарнасса, Коса, Нисира и Калидны на пяти кораблях; корабли ее после сидонских были наилучшими в целом флоте; она же подавала царю наиболее благоразумные советы. Все население городов, которыми управляла Артемисия, я отношу к дорийскому племени, причем галикарнассцев вывожу из Трезена, а прочих из Эпидавра. До сих пор я говорил о флоте.

100. Когда войско было сосчитано и построено в ряды, Ксеркс пожелал объехать его и осмотреть. Так он и сделал. На боевой колеснице царь объезжал свои войска, причем к каждому народу обращался с вопросом о его наименовании, а писцы записывали их ответы, пока так не объехал царь всей конницы и пехоты от одного конца до другого. Когда корабли спущены были на море, Ксеркс по окончании смотра сошел с колесницы, сел на сидонский корабль под золотым шатром и велел плыть вдоль кораблей, обращенных к нему носами; при этом так же, как и во время смотра пехоты, он спрашивал воинов каждого корабля о наименовании народа и велел записывать. Начальники флота приказали кораблям отчалить от берега футов на четыреста и стать на якоря, выстроившись в прямую линию носами к суше; все воины флота были в полном боевом вооружении. Ксеркс плыл между корабельными носами и берегом и производил смотр.

101. Окончив смотр флота и сойдя с корабля на сушу, Ксеркс позвал Демарата, сына Аристона, участвовавшего в походе его на Элладу, и сказал ему следующее: «Теперь, Демарат, мне приятно предложить тебе вопрос, занимающий меня. Ты – эллин, и город, из которого ты происходишь, не наименьший и не слабейший в числе эллинских городов; так говоришь ты и прочие эллины, беседующие со мной. Поэтому скажи: устоят ли против меня эллины и дерзнут ли поднять на меня руку? Ведь я думаю, если бы собраны были вместе все эллины и прочие живущие на западе народы, то и тогда не в силах были бы устоять против моего натиска; но они к тому же живут в несогласии между собой. Однако я желал бы знать и твое мнение об этом». На вопрос царя Демарат быстро отвечал: «Говорить ли тебе, царь, правду или угодное тебе?» Царь приказал говорить правду, прибавив, что и после ответа он будет ему столь же любезен, как и до того.

102. Выслушав это, Демарат сказал: «Если, царь, велишь говорить тебе сущую правду, так чтобы ты и впоследствии не мог уличить меня во лжи, то скажу тебе, что в Элладе бедность существует искони, потом прибавилась доблесть – плод благоразумия и твердого закона; доблестью Эллада спасает себя и от бедности, и от порабощения. Я воздаю хвалу всем эллинам, занимающим известные дорийские земли, хотя буду говорить тебе не обо всех них, а только о лакедемонянах. Во-первых, невозможно, чтобы когда-либо они приняли твое предложение, клонящееся к порабощению Эллады. Далее, они выйдут на бой с тобой, хотя бы все прочие эллины перешли на твою сторону. Что касается количества лакедемонян, то не спрашивай, при каком числе они способны на это, ибо, если бы их выступило в поход всего тысяча человек, и тогда они будут сражаться с тобой точно так же, как если их будет меньше или больше этого числа».

103. Ксеркс со смехом заметил на это: «Что ты сказал, Демарат? Тысяча человек будет сражаться со столь многочисленным войском? Ну, отвечай мне, ведь ты говоришь, что был царем этого народа: решишься ли ты тотчас вступить в бой с десятком людей? Если действительно государство ваше таково, каким ты его описываешь, то по вашим же законам тебе подобает, как царю их, выдержать бой с двойным числом противников. Поэтому если каждый из лакедемонян способен устоять против десятка людей из моего войска, то от тебя я требую равняться по силе моим двадцати воинам. Тогда, разумеется, мнение твое окажется справедливым. Если же они так сильны и велики, как ты и другие посещающие меня эллины, и если вы только кичитесь, то смотри, как бы слова твои не были пустым хвастовством. Рассудим со всей основательностью: возможное ли дело, чтобы тысяча, десять, даже пятьдесят тысяч человек могли устоять против столь многочисленного войска, потому-де что все они одинаково свободны и не подвластны одному человеку? Ведь если лакедемонян пять тысяч, то с нашей стороны на каждого приходится больше тысячи человек. Потом, будучи подвластны одному человеку (как это у нас, персов), они из страха перед ним могли бы обнаружить сверхчеловеческую храбрость и из-под кнута пошли бы на неприятеля, превосходящего их численностью; напротив, будучи предоставлены самим себе, они не способны сделать ничего подобного. Я думаю, что даже при равной численности эллинам трудно было бы устоять в бою с одними только персами. То, о чем ты говоришь, встречается у нас, не часто, правда, но изредка: в числе моих копьеносцев-персов есть такие, которые с готовностью пойдут в бой на трех эллинов каждый. Ты не знаешь этого и потому болтаешь пустое».

104. «Царь, – отвечал на это Демарат, – с самого начала я знал, что правда моей речи не понравится тебе. Но я сообщил тебе о свойствах спартанцев потому, что ты велел мне говорить лишь сущую правду. Ты сам прекрасно знаешь, как я доволен теперешним моим положением, как я теперь люблю тех, кто отнял у меня царское достоинство и прирожденные права, лишил меня государства и превратил в изгнанника, тогда как отец твой принял меня и дал мне средства к жизни и жилище. Для человека здравомыслящего неестественно отталкивать явное благожелательство и не ценить его высоко. Я не говорю, что способен выдержать битву с десятью людьми, ни даже с двумя, нет у меня охоты вступать и в единоборство. Однако если бы настояла нужда или что-либо важное побуждало выйти на состязание, то с великой охотой я сражался бы с одним из тех людей, каждый из которых считает себя равным трем эллинам. Подобно этому лакедемоняне в единоборстве не уступают в храбрости никакому другому народу, но если они сражаются соединенными силами, то храбростью превосходят все другие народы. Дело в том, что, будучи свободны, они свободны, однако, не во всех отношениях: над ними есть владыка – закон; они боятся его гораздо больше, нежели твои подданные боятся тебя. Поэтому они исполняют все, чего закон ни потребовал бы от них; а он требует всегда одного и того же – не покидать сражения в виду какого бы то ни было количества врагов и, оставаясь в строю, или одержать победу, или пасть мертвым. Если ты находишь, что я болтаю пустяки, я готов впредь молчать обо всем; теперь я был вынужден говорить. На все, царь, пускай будет твоя воля». Так отвечал Демарат.

105. Ксеркс обратил разговор в шутку, нисколько не рассердился и милостиво отпустил Демарата. По окончании беседы Ксеркс повел войско через Фракию на Элладу, заранее назначив наместником в Дориске Маскама, сына Мегадоста, и отрешив от должности того, который поставлен был Дарием.

106. Поставленный наместником, Маскам был единственным лицом, которому Ксеркс ежегодно посылал подарки как наместнику, превосходившему своими доблестями всех прочих товарищей, назначенных самим Ксерксом или Дарием; равным образом сын Ксеркса Артаксеркс посылал подарки потомкам Маскама. Еще раньше этого похода наместники были назначены во Фракии и во всех городах Геллеспонта. По окончании похода эллины изгнали всех этих наместников из Фракии и Геллеспонта, за исключением того, что был в Дориске. Наместника Дориска Маскама никто не мог вытеснить до нашего времени, хотя пытались многие. Вот почему каждый персидский царь непременно посылает ему дары.

107. Ни одного из наместников, которые изгнаны были эллинами, царь Ксеркс не считал человеком доблестным, за исключением одного только Бога из Эиона. Этим он был доволен, всегда и высоко ценил сыновей его, оставшихся после отца в Персии. Бог действительно был достоин большой похвалы: когда он был осаждаем афинянами с сыном Мильтиада Кимоном во главе, хотя ему можно было по заключении договора с неприятелем выйти из города и возвратиться в Азию, он не захотел этого, так как царю могло показаться, что он спас жизнь из трусости; потому он держался до последней крайности. Наконец, когда съестных припасов в крепости больше не было, он велел соорудить большой костер, умертвил детей, жену, наложниц, слуг и бросил их тела в огонь; потом все золото и серебро, что было в городе, сбросил с крепости в Стримон и наконец сам кинулся в огонь. Таким образом, персы справедливо прославляют Бога до нашего времени.

108. Из Дориска Ксеркс продолжал поход на Элладу, причем заставлял все народы, встречавшиеся ему на пути, принимать участие в походе. Действительно, вся страна до Фессалии была уже покорена, как сказано мною выше, и платила царю дань, а покорена была Мегабазом и впоследствии Мардонием. На пути из Дориска Ксеркс миновал прежде всего самофракийские укрепленные местности, крайней из которых на западе был город по имени Месамбрия; за ним непосредственно следует город фасосцев Стрима. Между этими двумя городами протекает река Лис, воды в которой оказалось недостаточно для Ксерксова войска. В древности область эта называлась Галлаикой, а теперешнее название ее Бриантика. С наибольшим основанием и эту область следует приписывать киконам.

109. После переправы через осушенное русло реки Лиса Ксеркс прошел мимо следующих эллинских городов: Маронеи, Дикеи и Абдер, а также мимо следующих известных озер: Исмариды, между Маронеей и Стримой; Бистониды, подле Дикеи, куда несут свои воды две реки – Травос и Компсатос. Подле Абдер Ксеркс не обходил никакого известного озера, но переправился через реку Нест, текущую в море. По выходе из этих стран войско миновало некоторые города на материке; подле одного из них есть озеро, имеющее тридцать стадиев в окружности, изобилующее рыбой и солью; вода из него выпита была досуха только вьючным скотом. Название города Пистир.

110. Таковы были эллинские приморские города, оставленные войском с левой стороны. Оно продолжало путь через страны следующих фракийских племен: петов, киконов, бистонов, сапеев, дерсеев, сатров. Одни из них, жившие у моря, следовали за Ксерксом на кораблях; все прочие из перечисленных мной, жившие внутри материка, обязаны были следовать за ним сухим путем, кроме сатров.

111. Сатры, сколько нам известно, не были покорены никем еще; они одни из фракийцев всегда и по настоящее время остаются свободными. Действительно, они занимают высокие горы, покрытые разнородным лесом и снегами, и отличаются замечательной военной храбростью. Они владеют известным прорицалищем Диониса. Прорицалище находится в высочайших горах, а прорицателями при храме служат бессы из племени сатров; ответы оракула, так же как и в Дельфах, даются прорицательницей; ничего особенного сравнительно с Дельфами здесь нет.

112. Миновав эту область, Ксеркс прошел дальше мимо укрепленных мест пиерийцев, из которых одно носит название Фагрет, а другое Пергам. Путь Ксеркса лежал здесь, мимо этих укреплений, причем с правой стороны оставалась гора Пангей, большая и высокая, с золотыми и серебряными приисками, принадлежащими пиерийцам, одомантам и главным образом сатрам.

113. Миновав пеонов, доберов и пеоплов, живущих к северу от Пангея, Ксеркс пошел дальше на запад, пока не достиг реки Стримон и города Эиона. Правителем этого города был живший еще тогда Бог, о котором я упомянул немного выше. Область, лежащая вокруг горы Пангея, называется Филлидой; на северо-западе она простирается до реки Ангита, впадающей в Стримон, а на юго-западе до самого Стримона; этой реке маги принесли жертву, умертвив над ней белых лошадей.

114. Совершив над рекой эти и многие другие жертвенные священнодействия, персы прошли подле «Девяти путей», что в земле эдонян, через мосты, которые уже были положены на Стримоне. Узнав, что местность эта называется «Девятью путями», персы закопали здесь в землю девять юношей и столько же девушек из местного населения. Живых закапывать в землю в обычае у персов. Так, я слышал, что и жена Ксеркса Аместрида велела закопать дважды семь персидских юношей знатного происхождения в честь божества, которое помещают под землей, в благодарность за достижение глубокой старости.

115. Удалившись от реки Стримон, войско направилось на запад к морскому берегу, где миновало эллинский город Аргил; область, над этим городом лежащая, называется Бисалтией. Отсюда войско прошло по равнине Силея, оставив по левой стороне залив, что подле Посидея, миновало эллинский город Стагир и достигло Аканфа. Все эти народности, как те, что жили в окрестностях горы Пангея, так и поименованные раньше, следовали за персами, причем жители морского побережья шли в поход на кораблях, а жившие вдали от моря следовали сухим путем. Того пути, по которому Ксеркс вел свое войско, фракийцы не разрушают и не засевают до нашего времени, относясь к нему с большим уважением.

116. По прибытии в Аканф Ксеркс объявил его жителей своими гостеприимцами, подарил им мидийское платье и вообще хвалил их за ревность, с какой они шли на войну, и за прорытие канала, о чем ему сообщили.

117. Во время пребывания Ксеркса в Аканфе умер от болезни заведовавший строительством канала Артахей, человек, пользовавшийся у Ксеркса большим уважением и принадлежавший к роду Ахеменидов. Это был самый высокий перс, потому что имел пять царских локтей без четырех пальцев, и обладал самым громким голосом; поэтому смерть Артахея сильно огорчила Ксеркса, и он приказал похоронить его со всей пышностью; могилу над ним насыпало все войско. Жители Аканфа по повелению оракула чтут его жертвами как героя, с упоминанием его имени.

118. Итак, смерть Артахея огорчила царя Ксеркса. Те из эллинов, которые принимали у себя персидское войско и угощали Ксеркса, пришли в крайнюю нужду, так что покидали свои жилища. Так, жителям Фасоса, принимавшим и угощавшим Ксерксово войско от имени своих материковых городов, Антипатр, сын Оргея, выбранный распорядителем, один из наиболее уважаемых граждан, показал, что на угощение израсходовано четыреста талантов серебра.

119. Подобные счеты расходов представлялись и в остальных городах распорядителями угощения. Угощения эти, заказывавшиеся задолго и приготовлявшиеся с большими стараниями, бывали обыкновенно таковы: во-первых, лишь только раздавался голос глашатаев, возвещавших о приближении войска, граждане делили между собой имевшиеся в городах запасы хлеба и все заняты были приготовлением пшеничной и ячменной муки на многие месяцы; потом для угощения войска откармливали самый лучший и самый дорогой скот, а также птиц, болотных и живущих на сухой земле, для чего содержали их в клетках и прудах. Далее, из золота и серебра изготовлялись чаши, кувшины и всякая другая посуда, какая ставится на стол, – это, впрочем, только для царя и его застольных товарищей, для прочего войска заготовлялась только пища. Куда бы ни являлось войско, везде стояла готовая палатка, в которой располагался сам Ксеркс, а все войско оставалось под открытым небом. Когда наступало время угощения, жителям, принимавшим войско, было много хлопот; насытившись, войско тут же проводило ночь, а на следующий день воины срывали палатку, всю движимость забирали с собой и так выступали; все уносили с собой, не покидая ничего.

120. В это время жителем Абдер Мегакреоном сказано было меткое замечание: он посоветовал абдеритам, всем вместе, мужчинам и женщинам, идти в свои храмы и там в положении молящих просить богов защищать их впредь от половины возможных несчастий, а за минование несчастий вознести великую благодарность богам, именно за то, что царь Ксеркс не имеет обыкновения употреблять пищу каждый день по два раза. Действительно, говорил он, если бы абдеритам приказано было приготовить и завтрак такой же, как обед, то им оставалось бы выбирать одно из двух: или не дожидаться прибытия Ксеркса, или, оставшись на месте, быть истребленными самым жестоким образом. Эллины, несмотря на всю тягость этих угощений, исполняли волю царя.

121. Между тем Ксеркс отпустил от себя корабли и отдал приказание начальникам флота дожидаться его с кораблями в Ферме – в той Ферме, которая расположена в Фермейском заливе и дала ему название; это, как он слышал, кратчайший путь. От Дориска до Аканфа войско двигалось в следующем порядке: все сухопутное войско Ксеркс разделил на три части; одна из них должна была следовать вдоль побережья рядом с флотом и находилась под начальством Мардония и Масиста; другая часть войска шла в глубине материка и состояла под начальством Тритантехма и Гергиса. Третья часть, с которой шел сам Ксеркс, двигалась между двумя другими; начальниками ее были Смердомен и Мегабиз.