Глава седьмая

Вдох.

Выдох.

Подумаешь, что на нас сейчас смотрят три с половиной сотни гостей.

А под ногами вместо дорожки – болото.

А на беременном животе подружки невесты – отпечатки грязных шин.

Это всего лишь церемония, которая скоро завершится. Зато там, у алтаря, стоит любовь всей твоей жизни.

Отец взял меня под руку.

– Готова, доченька?

Нервно сглотнув, я кивнула:

– Нет.

– Неужто одумалась и разлюбила того парня?

Я заглянула в его смеющиеся глаза.

– Нет, не одумалась. Просто… учитывая два последних дня, я боюсь, что по дороге к алтарю случится цунами, или землетрясение, или…

– Ну, если и случится, от тебя уже ничего не зависит. Может, лучше закончим тут побыстрее и укроемся в бункере?

Вцепившись ему в локоть, я шагнула с твердого бетона на мягкий газон. Туфелька тут же утонула в траве, и я с громким хлюпаньем вытащила ногу из этого болота. Отец чуть не потерял равновесие.

– Представь, что ты перышко, – шепнул он, и мы оба тихо фыркнули. – Легче воздуха.

Мы свернули за угол, и я увидела все это.

Гостей.

Украшенную лужайку.

Мужчину, который вот-вот станет моим мужем.

Он смотрел прямо на меня, и на его губах играла самая восхитительная улыбка на свете. Я застыла, не в силах ни сделать шаг, ни вздохнуть. Могла лишь стоять на месте и пожирать взглядом Беннетта, ждущего меня у алтаря. Смокинг сидел на нем идеально, а улыбка разила наповал. Казалось, он чувствует то же, что и я: ликование вперемешку с ужасом на грани обморока.

Одними губами он прошептал: «Иди ко мне».

Меня вдруг охватило желание как можно скорее очутиться рядом – и я ринулась вперед, потащив за собой отца. Ноги скользили по хлюпающей грязи, я шла куда быстрее, чем на репетиции, так что музыка за мной не поспевала. Плевать! Я хотела добраться до Беннетта, взять его наконец за руки, произнести обеты и выпалить «я согласна».

Наклонившись, я под смех и аплодисменты гостей сбросила с ног перемазанные туфли. Они с громким всплеском упали в лужу, а я подобрала юбки до колен, вцепилась в отца и поволокла его к алтарю. Однако на полпути, там, где трава переходила в песок, отец остановился.

– Я довел тебя до середины дороги, дальше сама. Это будет очень символично, – тихо сказал он, чмокая меня в кончик носа.

Оставшийся путь я преодолела почти бегом и упала в объятия Беннетта.

Защелкали вспышки фотоаппаратов, и гости одобрительно завопили, а Беннетт, подхватив меня на руки, крутанулся на месте, зарывшись лицом мне в шею.

Представляю, как мы выглядели со стороны: еще не поженились, а уже обнимаемся так, будто не можем друг без друга жить, и я сверкаю черными от грязи пятками на фоне белоснежного платья.

Бережно, очень бережно он поставил меня на ноги.

– Привет.

Я проглотила не то вздох, не то крик, и прошептала:

– И тебе привет.

Мы не видели друг друга с тех самых пор, как меня похитили из номера, где мы собирались предаться разврату. Я по глазам Беннетта видела, как он умирает от желания меня поцеловать. Он смотрел так жадно, что оба мы дрожали от страсти, невольно облизывая губы.

«Чуть-чуть осталось», – безмолвно обещала я.

Беннетт едва заметно кивнул, и мы повернулись к сбитому с толку священнику.

– Мы что, уже закончили церемонию?

Рассеянно моргая выцветшими глазами, он листал книжечку с обетами и недоуменно поглядывал на нас.

Вопрос прозвучал так ожидаемо, что я закусила губу, лишь бы не рассмеяться. Скользнув по мне удивленным взглядом, Беннетт обернулся к священнику.

– Нет, преподобный. Простите. Мы с невестой несколько… увлеклись. Причем уже не в первый раз, – вполголоса добавил он.

– Что ж, мы хотя бы помним, зачем сюда пришли, – ляпнула я, и Сара захихикала.

Я протянула ей букет, повернулась к Беннетту, и мы взялись за руки.

Теперь, рядом с ним, мне хотелось насладиться каждой секундой. Священник произносил банальные фразы о любви и браке, а я впитывала каждое слово, утопая в бездонном взгляде Беннетта.

Произнося свой брачный обет, я почувствовала, как Беннетт шагнул ближе, окутывая теплом своего тела.

А потом, когда настала его очередь, я следила за губами, выговаривающими древнюю клятву:

Глаза у него при этом сверкнули, подушечкой большого пальца он пощекотал мне ладонь и медленно облизал губы.

Вот подонок.

Голос стал ниже: клянусь хранить тебе верность и ставить твои желания выше своих. Клянусь тебе, Хлоя, любимая моя, что всегда и во всем мы будем равны.

Платье вдруг стало слишком тесным, а ветер с пляжа утих.

Священник повернулся ко мне.

– Хлоя, берешь ли ты этого мужчину в законные мужья? Клянешься ли почитать его и любить, всегда быть вместе в радости и горе, в бедности и богатстве, в болезни и здравии, отныне и во веки веков?

Я пыталась заговорить, но слова застревали в горле. Наконец мне удалось выдавить:

– Да.

Преподобный спросил о том же Беннетта, и тот без малейших колебаний легко произнес слово, навсегда изменившее наши жизни:

– Да.

Мы повернулись к Генри и Саре, чтобы взять кольца. Священник объяснил их смысл, и я медленно нацепила платиновый ободок Беннетту на палец.

Черт, а кольцо смотрится очень даже ничего! Теперь этот мужчина официально мой. Раз уж нельзя набить свой портрет у него на руке, придется довольствоваться хотя бы этим. Я погладила кольцо пальцами, но Беннетт вдруг отдернул руку. Впрочем, я успела нащупать огромную царапину.

Я ухватилась за его ладонь, чтобы взглянуть на обручальное кольцо поближе. Это что еще за хрень?! Откуда на нем здоровенная вмятина?

– Все нормально, – покачал Беннетт головой.

– Что это, черт возьми? – прошипела я сквозь зубы.

– Потом объясню, – шепнул он в ответ.

Я молча полыхнула глазами, а он сдавленно рассмеялся. Священник провозгласил:

– Пусть те, кто против этого брака, говорят сейчас или молчат вечно.

Гости затаили дыхание, я свирепо глядела на Беннетта, как вдруг тишину разорвал оглушительный гудок теплохода. Я зажала руками уши, гости испуганно вскрикнули. Звук эхом заметался в стенах громадного отеля.

– Да уж, – рассмеялся Беннетт. – Кажется, вселенная решила нас предупредить.

Все разразились смехом и аплодисментами, и священник, довольно улыбаясь, провозгласил:

– Хорошо. Тогда властью, дарованной мне штатом Калифорния, объявляю вас мужем и женой. Хлоя, можете поцеловать жениха.

Я чуть было не пустилась в пляс от этой маленькой победы. Беннетт разочарованно зарычал, но все-таки наклонился ко мне, потому что без туфель даже на цыпочках я была гораздо ниже мужа… подумать только, мужа!

Мне было плевать, что все на нас смотрят.

Плевать, что все ждут коротенького формального поцелуя.

Этот мужчина стал моим мужем, и я должна убедиться, что все остальные тоже это поняли.

Мне нравилось, как его руки обнимают меня. Как губы раздвигаются под моим нежным напором, и наши языки сплетаются – один раз, другой, третий, все глубже и глубже, так что я чувствую вкус его страсти. Задыхаясь, Беннетт пробормотал: «Черт, Хлоя, мы же не одни» – и заставил-таки себя отступить прежде, чем я начала срывать с него смокинг прямо у алтаря.

Ухмыляясь как два идиота, мы повернулись к гостям – а те замерли истуканами, потрясенно на нас глядя.

Кажется, мы слегка увлеклись нашим первым поцелуем.

– Давай, детка, не останавливайся! – завопил Джордж, а Джудит подхватила:

– Вот как надо целовать женщин!

Чары пали, и гости взорвались аплодисментами и свистом.

– Леди и джентльмены! – попытался перекричать этот балаган священник. – Позвольте представить вам Беннетта и Хлою Райан!

Хлоя Райан?

Я бросила на Беннетта гневный взгляд, он довольно подмигнул, а вокруг воцарился полный хаос. Меня обняла Сара, потом Джулия, Джордж и Мина… Затем был отец – он нежно погладил меня по лицу. Потом Эллиот и Сьюзен – оба сразу. Генри и Макс по очереди подняли меня в воздух, Уилл расцеловал в обе щеки. А затем я почувствовала, как вокруг моей талии смыкаются крепкие надежные руки Беннетта и он увлекает меня прочь от алтаря, подальше от обезумевших гостей.

Мы бежали, скользя по грязи и оставляя мокрые следы на бетонной плитке дворика. Беннетт затащил меня на кухню (где все сразу же замерли, и звон кастрюль затих), толкнул к стене и стал покрывать поцелуями щеки, губы, шею и плечи. Сквозь платье он тискал мне грудь, и я животом чувствовала, как твердеет член.

– Сегодня, – рычал Беннетт мне в шею, – сегодня мы закрепим наш брак, и я трахну тебя так, что ты неделю сидеть не сможешь.

Я расхохоталась, обнимая его за плечи. Он несколько сбавил обороты, скользя губами все медленнее, пока наконец не замер, уткнувшись носом в шею.

– Обещаешь?

Вздохнув, он снова поцеловал меня в губы.

– Обещаю. Итак, сколько еще времени мне придется разыгрывать из себя паиньку на глазах у гостей, прежде чем мы сможем уехать?

Я взглянула поверх его плеча, пытаясь найти часы, но увидела лишь два десятка изумленных лиц. Одного из официантов так сильно потрясло выступление Беннетта, что он выпустил из рук стопку тарелок.

Под звон бьющейся посуды кухня вновь пришла в движение: уборщики бросились собирать осколки, шеф-повар стал сыпать приказами. Мы с Беннеттом, извинившись, выскользнули с кухни обратно на веранду. На многострадальной лужайке гости уже вовсю дегустировали закуски.

Поднявшись на цыпочки, я шепнула Беннетту в ухо:

– Мы только что поженились. Это значит, что ты теперь мой раб.

Щекотно скользнув пальцами по моему боку, он подхватил с подноса пробегавшего мимо официанта бокал шампанского и протянул мне. Потом взял другой для себя, и мы тихонько чокнулись.

– За нас, жена моя.

– За нас.

Гости неторопливо выстраивались для общей фотографии, и Макс наконец махнул нам. В этот момент, смеясь над какой-то шуткой Джорджа, повернулась Сара, и я впервые увидела ее платье целиком.

Беннетт, должно быть, тоже ее заметил, потому что шумно выдохнул и торопливо потащил меня к фотографу.

– Беннетт… – начала я.

– Да? – угрюмо отозвался он.

– Миллс, это еще что за хрень?!

Недовольно прищурившись, он сказал:

– Когда мы везли одежду из химчистки, случайно открылась дверь фургона.

С улыбкой кивнув кому-то из незнакомой мне родни, Беннетт повел меня к фотографу по краю лужайки, чтобы не отвлекаться на гостей через каждые три шага.

– И прежде чем ты спросила: Уилл показывал нам отполированные кольца, споткнулся и уронил мое кольцо на асфальт. А еще учти, я готов сорваться, оттащить тебя в ближайший туалет и там хорошенько отодрать. Так что если собираешься выносить мне мозг из-за платья, кольца или затопленной лужайки, подумай хорошенько, а то я и впрямь решу заткнуть тебе рот своим членом. И тогда дальнейшие планы на вечер: все эти фотографии, танцы, торт, – пойдут насмарку. Осторожнее, Райан.

Когда мы присоединились к празднику, из высоких колонок на веранде уже лилась ритмичная музыка, а у меня шла кругом голова. Я словно захмелела. Беннетт ни на секунду не отпускал мою руку (а если бы попытался, я бы не позволила). Мне нравилось, как мятое кольцо впивается в кожу и как Беннетт то и дело целует мне пальцы.

Несколько часов мы только и делали, что бродили по кругу, принимая поздравления и комплименты. Гости поглощали закуски и понемногу пьянели. Когда подали ужин, толпа словно взбесилась, и ножи стучали по бокалам каждые десять секунд, бесстыдно призывая Беннетта опять меня поцеловать.

И всякий раз он вел себя развязнее – я даже обеспокоилась, не закончится ли очередной поцелуй тем, что Беннетт смахнет груду тарелок на землю и разложит меня на обеденном столе. К счастью, Кристин вскоре предупредила, что вот-вот настанет время свадебного танца, но когда после ее слов опять зазвенел хрусталь, Беннетт наклонился ко мне и сказал:

– Если вы, миссис Райан, еще раз засунете язык в мой рот, я пошлю всех к черту и потащу вас в постель.

– Хорошо, мистер Миллс, буду осмотрительнее. Я все-таки хочу попробовать торт.

Он закрыл глаза и едва уловимо коснулся моих губ поцелуем. Как ему удается быть таким нежным и одновременно властным?

В полной тишине мы вышли на танцпол. Раздались первые аккорды, и Беннетт, дьявольски усмехнувшись, облапил мои ягодицы, рывком притягивая ближе. Зал взорвался хриплым улюлюканьем, а я укоризненно посмотрела на Беннета, словно меня возмущало подобное поведение.

Вот только на самом деле мне было плевать.

Без туфелек я была гораздо ниже него и потому злилась, что не могу во время свадебного танца видеть его глаза. Пришлось встать на цыпочки, а через минуту Беннетт и сам сообразил и поднял меня за талию, чтобы лица оказались на одном уровне.

– Так лучше? – хрипло спросил он.

– Гораздо.

Зарывшись пальцами ему в волосы, я его поцеловала.

Опять защелкали вспышки, сотни вспышек. Думаю, каждый, кто увидит эти фотографии, на которых Беннетт держит меня, а я болтаю в воздухе грязными ногами, поймет, что наша свадьба получилась идеальной.

Песня давно подошла к концу, но Беннетт не торопился ставить меня на землю.

– Люблю тебя. – Он жадно смотрел мне в лицо, особенно на губы.

– И я тебя.

– Охренеть… ты моя жена!

Рассмеявшись, я добавила:

– Да уж, мы женаты. Полное безумие. Как это вообще допустили?

Он не улыбнулся – только глаза у него вдруг потемнели, а голос стал грубее.

– Не жди от меня ночью нежности. Я собираюсь зверски тебя отыметь.

По спине побежали мурашки предвкушения.

Он наконец опустил меня, тихо застонав, когда я бедрами прижалась к почти отвердевшему члену.

– Вообще-то я готов забыть о нежности прямо сейчас. Но моя жена хочет торт…

Мы ненадолго расстались, когда началась новая песня, и отец повел меня в танце, а Беннетт предложил руку матери. Впрочем, даже вальсируя с родителями, мы то и дело переглядывались и дарили друг другу пьянящие улыбки. Так и тянуло закрыть глаза и довольно вздохнуть.

– Мама была бы сегодня счастлива, – сказал отец, целуя меня в щеку.

Я кивнула – мне остро ее не хватало. Она была не из тех гламурных модных мамочек, что красуются на обложках журналов; она была ласковой и очень заботливой. Беннетта она невзлюбила бы с первого взгляда: решила бы, что он моральный урод и я могла найти кого получше. А потом случайно увидела бы, как он смотрит на меня, задумчиво водит пальцами по щеке или украдкой целует ладонь – и поняла бы, что я нашла того самого, единственного, мужчину, который любит меня больше жизни.

Отец в конце концов принял Беннетта именно потому, что поймал его на такой вот нежности. После кошмарного Рождества в Бисмарке (когда отец сперва устроил Беннетту допрос, а потом застукал нас двоих в моей детской постели), он приехал на неделю к нам в Нью-Йорк. Беннетт, естественно, пропадал целыми днями на работе, и папа то и дело ворчал, что мужчине надлежит содержать семью не только в материальном плане, но и духовном.

А потом однажды, когда Беннетт вернулся заполночь, папа решил зайти на кухню, чтобы выпить воды, – и увидел нас двоих на диване. Я положила голову Беннетту на колени, рассказывая о всяких глупостях, случившихся за день, а он ласково перебирал мне волосы. Беннетт дико устал, но, как всегда, потребовал, чтобы мы провели вместе хоть немного времени, невзирая на поздний час. Папа утром признался, что как загипнотизированный простоял под дверью минут пять, прежде чем вспомнил про воду.

Я перехватила его взгляд, нацеленный на Беннетта, – и мой муж ответил хриплым (и крайне счастливым) смехом.

– Ну-ка, о чем это вы двое секретничаете? – пытливо уставилась я на отца.

– Просто даю своему сыну кое-какие советы.

Я нахмурилась, а отец насмешливо сверкнул глазами.

– Лучше спроси у мужа.

Он обнял меня, поцеловал в щеку и вручил Беннетту. Тот прошептал мне на ухо:

– Твой отец намекнул, что хочет пятерых внуков.

Мой испуганный возглас потонул в реве колонок, ознаменовавшем начало вечеринки. Люди заспешили на танцпол, а мы воспользовались моментом, чтобы перевести дух. По дороге нас поймал Уилл в окружении моих тетушек.

Они беззлобно тискали его, а тот с хохотом вырывался:

– Ханна, любовь моя, где же ты?!

Та, потягивая фруктовый коктейль на другом конце зала, подняла руку, украшенную обручальным кольцом, и крикнула:

– Так вот зачем мне эта штука? Чтобы я тебя спасала?

– Конечно! – пылко закивал он.

В конце концов, налюбовавшись мучениями несчастного парня, Ханна подошла и забрала его из любящих рук моих тетушек. Я с улыбкой подмигнула Беннетту.

– Может, пойдем уже? – спросил он, глядя мне на губы.

Гости не торопились расходиться, вечеринка наверняка продлится до утра, но мне хотелось лишь одного – подняться в номер и сорвать смокинг с моего мужа.

– Еще часок, – сказала я, задирая ему рукав, чтобы посмотреть на часы. Была половина девятого. – Еще часок – и я твоя.

Один час растянулся на целых три – потому что мы танцевали, пили, затем Макс с Уиллом повели Беннетта в бар «пропустить напоследок»… Закончилось все тем, что Беннетт подошел ко мне сзади, когда я разговаривала с Генри и Миной, и обнял за талию.

– Пора, – шепнул он, целуя ухо.

Я прижалась к нему спиной.

– А я думала, это моя реплика.

Нас не стали осыпать лепестками роз или горстями риса – только Уилл и Генри пьяно закидали на прощание мятыми салфетками.

– Спокойной ночи! Спасибо, что пришли! – пыталась я перекричать свист и улюлюканье.

Беннетт нетерпеливо потянул меня за собой, через плечо помахав друзьям.

– Идем уже.

– Была рада вас видеть! – крикнула я снова в толпу.

Ему пришлось вытаскивать меня из бара – в прямом смысле, взяв на руки и перекинув через плечо. Гости отозвались на это ревом аплодисментов и новым шквалом салфеток.

Он отволок меня до вестибюля, поставил на ноги и принялся целовать губы, шею и плечи.

– Готова?

– Более чем.

Я направилась к лифту, но Беннетт вдруг поймал меня за руку и вытащил из кармана повязку.

– Это еще что такое? – насторожилась я. – Зачем она?

– Я собираюсь тебя похитить.

– Наверху нас ждет номер! – жалобно протянула я. – С огромной кроватью, галстуками для связывания и… – я заговорила тише, – бутылочкой смазки в тумбочке.

Рассмеявшись, он прижался ко мне лбом.

– А в лимузине тоже лежит сумка с галстуками, бутылочкой смазки и еще кое-какими штучками.

– Это какими?

– Доверься мне.

– Куда мы идем? – спросила я.

– Доверься мне.

– Мы куда-нибудь полетим?

Сердито зарычав, он хлопнул меня по ягодице.

– Черт возьми, женщина, сказал же: доверься мне.

– Мне хоть понравится?

– Еще как. А теперь заткнись.