Глава 31
Услышав про прокуратуру, я обрадовалась:
– Так, значит, уголовное дело заведено?
Получается, у следователя Унганцева достаточно информации, чтобы свести все убийства воедино: инспектор Махнач, юрист Прудникова, заведующая садом Бизенкова, хирург Фархадини. По этой цепочке действовали преступники, когда изымали у детей органы для трансплантации. Унганцев должен понять: причину убийств следует искать в событиях, которые случились за несколько месяцев до того, как опека отняла сына у Елены Алябьевой! К тому же, когда убили Бизенкову и Фархадини, Алябьева сидела в следственном изоляторе, значит, подозрения с нее должны снять!
Аксинья покачала головой:
– Не было уголовного дела, меня вынудили забрать заявление.
– Как же так?! – воскликнула я. – Ведь Светочка умерла на ваших глазах! Как же так?!
– Человек слаб, – тихо отозвалась собеседница. – Я не выдержала давления, на кону была жизнь моего сына…
Утром Ксения обратилась в прокуратуру по факту смерти девочки, а вечером того же дня к ней домой явился военный комиссар в сопровождении участкового и забрал ее сына.
– Куда вы уводите мальчика?! – кричала Ксения, безуспешно пытаясь отодрать руки участкового от Глеба.
– В армию, мамаша, в армию, – отвечал военком. – Идет осенний призыв, а ваш сынок уклоняется от службы.
Мать бросилась к серванту и вернулась, потрясая военным билетом.
– Это какая-то ошибка! Глеб не годен к службе, у него бронхиальная астма тяжелой степени! Вы же сами выдали ему военный билет с категорией «Д» – «не годен»!
Военком невозмутимо ответил:
– Билет фальшивый. На вашем месте, мамаша, я бы поостерегся показывать его людям в погонах. Ваш сынок и так уклоняется от армии, зачем ему еще обвинение в подделке документов? Это уголовная статья.
– Да не волнуйтесь вы так, – встрял участковый. – Срок службы недавно сократили. Через год ваш сын вернется настоящим мужчиной.
Но Ксения была уверена: из армии Глеб вернется в гробу. Практически ежедневно у него случаются приступы удушья, которые необходимо купировать бронхорасширяющими препаратами. Ему нужна специальная диета и влажная уборка помещения два раза в сутки. Кто этим будет заниматься – полковая медсестра? К обострению астмы ведут физическая нагрузка, холодный воздух, инфекция, стресс, и всего этого в армии предостаточно. Мать с ужасом понимала, что в казарме ее сын не протянет и недели.
Покидая квартиру, участковый наклонился к Ксении и со значением произнес:
– Соображать надо, кому дорогу переходите. Сбавьте обороты, иначе ваш сын попадет в такое место, по сравнению с которым армия покажется ему раем.
Ночью она ни на секунду не сомкнула глаз, в голове крутилось одно и то же: «Как там Глебушка? Дышит ли еще? Господи, дай ему сил вынести это! Господи, дай сил!» Мобильник у сына был выключен. Под утро она лишь молила: «Богородица, спаси сына! Если останется живой, клянусь, забуду о мирской суете! Умоляю, спаси сына!»
Женщина не сомневалась: участковый говорил правду, у Фархадини и людей, которые за ним стоят, огромная власть в городе. Но она все-таки решила бороться. К началу рабочего дня Ксения уже стояла у прокуратуры.
– Вы? – удивился следователь, которому поручили работать по ее заявлению, совсем мальчишка, и тридцати нет. – Так скоро?
– Я хочу заявить о похищении человека.
– Кого похитили?
– Моего сына. На меня оказывают давление.
И она рассказала, что вчера произошло.
– Вот медицинская карта Глеба, ему диагностировали астму в восемь лет. Вот его военный билет, присвоена категория «Д», видите? Его не имели права забирать в армию! Это сделали специально, чтобы заткнуть мне рот.
– Возможно, в произошедшем нет злого умысла, – скучным голосом отозвался следователь. – Может, секретарь что-то напутала и ошибочно занесла вашего сына в списки призывников. Я пошлю запрос в военкомат, они дадут официальный ответ, потом будем разбираться. Если это ошибка, то ваш сын конечно же вернется домой, а виновные понесут наказание.
– Сколько ждать?
– Недели две-три, максимум – месяц.
– Поймите, Глеб не продержится столько, он умрет!
Парень развел руками:
– Ничего не могу сделать, таков порядок.
Ксения видела, что бюрократической машине совершенно наплевать и на умершую девочку, и на ее сына, который не сегодня-завтра задохнется в казарме.
Ноги сами собой привели ее в церковь. Она истово молилась за упокой души рабы Божьей Светланы и за здравие раба Божьего Глеба. За временем она не следила и когда вышла из церкви, уже смеркалось.
В этот момент раздался звонок мобильного телефона. Звонил анестезиолог Леонид Евгеньевич.
– Ксюш, считаю своим долгом тебя предупредить, – без предисловий начал он, – поскольку сегодня ты пропустила дежурство, Фархадини собирается уволить тебя за прогул.
Ксения ничуть не удивилась: этого следовало ожидать. Да она и сама бы не вернулась в медсанчасть.
– Это еще не все, – продолжал Леонид Евгеньевич. – Фархадини сказал, что скоро следователь вызовет меня на допрос… В общем, руководящая линия партии такая: никакой девочки не было, а ты просто любовница Фархадини, он тебя бросил, вот ты в отместку на него и клевещешь. И я, и он, и все сотрудники хирургии будут придерживаться этой версии. Если будешь упорствовать, встанет вопрос о твоей психической вменяемости. Вот такие у нас новости…
– Понятно, – протянула Ксения. – Ты-то сам как? Спишь спокойно? Кошмары не мучают?
Анестезиолог вздохнул:
– У меня три дочери, ты в курсе, поэтому сплю я всегда неспокойно. Каждой надо квартиру купить, одеть прилично и замуж выдать. Женихи сейчас привередливые пошли, им подавай невест без материальных и жилищных проблем. Мне моя работа дорога, я против Фархадини не пойду, как он велит, так и сделаю. Извини, подруга, но как говорится, дружба дружбой, а денежки врозь.
Не то чтобы Ксения сильно рассчитывала на поддержку коллег, но, оказавшись в полнейшем одиночестве, убедилась в справедливости поговорки «Один в поле не воин». Как она докажет свою правоту? Все улики давно уничтожены, а тело девочки наверняка уже кремировали вместе с бомжами. Ее слова против показаний остальных врачей. Уже сейчас ясно, что она проиграет эту битву. Вот только какой ценой? Пока она лишь разрушила свою карьеру хирурга, но если будет упорствовать, убьет и своего сына.
Мать постоянно набирала номер мобильника Глеба, но безрезультатно. Ночью он вдруг сам позвонил на домашний телефон.
– Мам, привет! Мне разрешили позвонить.
Услышав его голос, Ксения разрыдалась.
– Сыночек, как ты? Ты хорошо кушаешь? Как здоровье?
– Не плачь, мам, все нормально. Тут кормят. Правда, немного холодно, но мне разрешили передать теплые вещи – свитер, носки. Завтра зайди в военкомат и оставь для меня. Да, и еще белье, а то у меня все грязное.
Глеб держался мужественно, но дыхание у него было тяжелое, с присвистом. Кения чувствовала, что на подходе приступ бронхиальной астмы.
– Тебе дают лекарства от астмы?
– Тут есть врач, – обтекаемо ответил сын, щадя ее нервы.
Он берег мать, а она его подвела. Допустила, чтобы единственному дорогому сыночку причиняли боль и страдания. Она мучилась угрызениями совести и не знала, как поступить. Память убитой девочки требовала, чтобы виновные были наказаны, но суровая реальность такова, что наказан будет ее сын.
Она выдержала только сутки. Потом поехала в прокуратуру и забрала заявление. Сказала, что от обиды и ревности оговорила своего невиновного начальника. Через два часа домой вернулся Глеб – грязный, оголодавший, испуганный. Месяц ушел на то, чтобы вернуть его здоровье на прежний уровень…
Закончив рассказ, Аксинья зябко поежилась под пушистой песцовой шубой. А я уже не удивлялась, почему Анну Корягину не лишили родительских прав. Я-то полагала, что опека просто не успела этого сделать: мать покончила с собой. На самом деле бедняжка пережила своего ребенка на два месяца и даже не подозревала о том, что Светочки больше нет в живых. Хотя нет, она наверняка чувствовала, ведь материнское сердце – вещун.
Теперь я знала, почему убили Махнач, Прудникову, Бизенкову и Фархадини. Эта преступная группировка поплатилась за то, что отнимала детей у родителей и потрошила на донорские органы. Но что толку? Судя по всему, у преступников было мощное прикрытие в городе. Как я смогу доказать их причастность, если каждый, кто что-либо знает, боится раскрыть рот?
– Я так понимаю, что от своих слов вы откажетесь? – на всякий случай уточнила я.
– В смысле? – не поняла певчая.
– Вы ведь не сможете повторить их в компетентных органах? В прокуратуре, например?
– Смогу.
– А как же сын? Не боитесь, что его опять заберут?
Она помолчала, потом прошелестела:
– Некого больше забирать. Глеб умер.
Я ахнула:
– Приступ астмы? Все-таки доконал его этот визит в военкомат?
Аксинья покачала головой:
– Нет, не астма. Несчастный случай. Первого января пошел к другу в гости, поднимался на лифте, лифт сорвался с шестнадцатого этажа и упал. Глеб погиб на месте. Не знаю, совпадение ли это, но как раз сорок дней было, как Светочка умерла. Как думаете, это ведь не случайно?
Я пожала плечами.
– Знаете, – задумчиво продолжала женщина, – я всегда боялась высоты и лифтов, специально купила квартиру на втором этаже, чтобы лифтом не пользоваться. Мне кажется, я всю жизнь предчувствовала эту смерть…
Я поблагодарила певчую и уже собиралась уходить, как она сказала:
– Недели две назад один мужчина тоже интересовался Светой. Разыскал меня в церкви, я ему все рассказала, как вам.
– Какой мужчина? – насторожилась я. – Следователь?
– На следователя не похож, думаю, родственник девочки.
– Да не было у Светы родственников, мать одна всё на себе тянула.
И вдруг меня озарило: Александр Корягин! Неужели блудный папаша наконец-то вспомнил о своем ребенке? Скорей всего, он решил лично убедиться в том, что обременительная обязанность по уплате алиментов его больше не касается и можно вздохнуть свободно. Впрочем, он и раньше не особо материально страдал.
– Как он воспринял новость, что Света умерла?
– Спокойно. Это дико звучит, но временами он даже улыбался. Кривой такой усмешкой.
Вот-вот, я же говорю – с планеты монстров!
