Глава 19
Я оделась ровно за минуту, как в армии, и бросилась к выходу. Но перед тем как выбежать из квартиры, я все-таки нашла под столом мобильник и перезвонила Руслану. Капитан, кажется, уже научился читать мои мысли на расстоянии.
– Очередная просьба из разряда невыполнимых? – спросил он.
– Надеюсь, выполнимая. Сможешь узнать адреса, по которым зарегистрированы несколько человек?
– Постараюсь. Диктуй фамилии.
– Махнач Ольга Валентиновна, ныне покойная. Прудникова Юлия Макаровна, убитая. И Корягин Александр Андреевич.
– Тоже умер?
– Живет, мерзавец, – хмуро отозвалась я, – довел бывшую жену до самоубийства, и даже не икнется ему.
Капитан, поняв, что я не в настроении, поспешно попрощался. А я поехала домой к Ленке Алябьевой, чтобы поговорить с соседом, который якобы слышал, как она истязает своего сына.
Когда я подошла к дому, сразу почувствовала: что-то не так. Внимательно оглядела двор: на первый взгляд с прошлого раза ничего не изменилось – та же ржавая детская карусель, сломанные качели и вонючие мусорные баки у подъезда. Завернула за угол, подняла глаза и обомлела: окно в Ленкиной квартире разбито! Сразу и не разглядишь за ветками акации, что в одной створке – прямоугольная дыра, очевидно, стекло аккуратно вырезали, просунули в дыру руку и открыли окно.
Ну что за город, что за люди! Как только прослышали, что хозяйка арестована, тут же ограбили квартиру. Господи, да у Алябьевой взять нечего, нет ни дорогой техники, ни антиквариата, комнаты стоят пустые! И все равно кто-то позарился на ее нищее барахло.
На двери подъезда висел кодовый замок. Я принялась ждать, пока кто-нибудь из жильцов не откроет дверь. Пять минут притоптываний на морозе – и из подъезда вышел подросток с собакой на поводке. Я ринулась в теплое нутро.
Сначала я решила поговорить с соседом, которого от Ленкиной квартиры отделяла лишь стена. Сверившись с ксерокопией заявления, я выяснила, что зовут его Геннадий Иванович Тутов.
Позвонила в дверь, но никто не открыл. Я еще несколько раз нажала на кнопку звонка с тем же результатом. Тогда я позвонила в третью квартиру на лестничной площадке.
– Кто там? – спросила за дверью женщина.
Я догадывалась, что в дверном глазке мое лицо выглядит перекошенным и весьма подозрительным, поэтому постаралась, чтобы хотя бы голос внушал доверие.
– Извините, мне нужен ваш сосед Геннадий Иванович. Звоню ему, никто не открывает. Должно быть, его нет дома. Не подскажете, когда он обычно бывает?
Дверь приоткрылась, в образовавшуюся щель выглянула дама средних лет в розовом халате.
– Геннадий Иванович? Да он пенсионер, куда ему ходить, особенно в такой холод. Звоните громче, он, наверное, не слышит.
– Да я и так уже трезвоню как иерихонская труба.
– Звоните громче, – повторила женщина, намереваясь закрыть дверь, но я успела встрять:
– Простите еще раз за беспокойство, не подскажете телефон плотника?
– Плотника?
– Ну да, в местном домоуправлении ведь есть плотник?
Оправившись от изумления, дама сказала:
– Подождите минуту, попробую найти номер диспетчерской. – Вскоре она снова высунулась из двери и продиктовала цифры. – Только имейте в виду, ДЭЗ работает до пяти.
Я взглянула на часы: было без десяти пять. Авось успею!
По телефону диспетчерской ответил прокуренный мужской голос. Очевидно, отвечать на звонки посадили кого-то из слесарей.
– Мне нужен плотник, – сказала я, – заменить стекло в окне.
– Никого нет, все ушли, звоните завтра, – прохрипел мужик.
– Плачу по тройному тарифу! – в отчаянии выкрикнула я.
В трубке послышался возбужденный шепот, потом тот же голос, внезапно ставший обходительным, сказал:
– Специалист будет через четверть часа, диктуйте адрес.
В ожидании плотника я стояла у окна между первым и вторым этажами и смотрела, как на улице медленно падает снег. Похоже, единственное, что я могу сегодня сделать для Ленки Алябьевой, – это заменить разбитое стекло в ее квартире.
За спиной послышался шум. Я обернулась и увидела, как какая-то молодая женщина настойчиво звонит в Ленкину квартиру. Рядом с ней стояла девочка лет трех. Сразу бросилось в глаза, что одета женщина не по погоде: курточка на «рыбьем меху» слишком коротка для суровых морозов, едва прикрывает попу, да и сапожки осенние, на тонкой подошве. Зато девочка, как матрешка, укутана в теплый комбинезон с капюшоном, одни глазенки торчат.
– Вы к Лене? – спросила я.
– Да, – ответила женщина, – у нее второй день не отвечает телефон, я беспокоюсь, не случилось ли чего.
– Правильно беспокоитесь, случилось – Лену арестовали.
Собеседница распахнула глаза:
– Арестовали?!
– Она подозревается в убийстве двух человек.
– Господи боже! – ахнула женщина и поспешно спросила: – А как же Костик? С кем он остался?
– Костика днем раньше забрала опека, сейчас он в детском доме. Очевидно, со дня на день Елену лишат родительских прав.
Меня поразила реакция: женщину охватила паника. Она испугалась, как будто речь шла не об Алябьевой, а о ней самой.
– Мама, мне жарко, – сказала девочка.
Женщина наклонилась к ней и принялась дрожащими руками расстегивать комбинезон.
– А вы кто? – осторожно поинтересовалась она, не поднимая головы.
– Я Люся Лютикова, бывшая одноклассница Лены. Пытаюсь доказать, что она никого не убивала и хорошая мать.
– Она хорошая мать! – с горячностью воскликнула собеседница, выпрямляясь. – Очень, очень хорошая!
– Вас как зовут?
– Вера, я живу в соседнем доме.
– Вы подруга Лены?
– Больше чем подруга. Мы с ней обе – матери-одиночки и объединились, чтобы помогать друг другу. Когда одной нужно уйти на работу, другая берет ребенка к себе.
– Насколько я знаю, Лена не работала, – заметила я, – и если честно, меня это удивляет. Вот я лично не могу позволить себе не работать, хотя у меня нет детей. А ведь ей надо кормить сына!
Собеседница вдруг обозлилась:
– Она не работает всего несколько месяцев, и не от лени вовсе, а потому, что не может никуда устроиться! Вы вообще представляете себе, каково приходится в нашей стране матери-одиночке?!
Оторопев от ее напора, я покачала головой. А женщина продолжала:
– Ладно, в детский сад для матерей-одиночек льготная очередь, место дадут, спасибо государству. Но сады у нас теоретически работают до семи вечера, а на практике – ребенка надо забрать в пять часов, иначе воспитатели обозлятся и обязательно на нем отыграются. То есть, чтобы успеть в сад, уже в начале пятого я должна уйти с работы. Где, покажите мне, водятся такие работы, а? Хорошо, если помогает бабушка, а как быть, когда ее нет? Когда ты абсолютно одна – и за маму, и за папу, и за бабушку с дедушкой?! А еще дети имеют обыкновение болеть, а работодателей трясет от слова «больничный», поэтому мамашу с маленьким ребенком возьмут на работу только по знакомству. Или на такую паршивую должность, куда другие не идут.
– А вы где работаете? – успела вставить я.
– В поликлинике, в регистратуре. Есть утренние и вечерние смены, но я договорилась со сменщицей, что выхожу только с утра, чтобы успевать забрать ребенка из садика. Она любит поспать, поэтому согласилась. Зарплата, если вам интересно, – пять тысяч рублей. Минус подоходный налог, – отчеканила Вера.
– Как же вы живете на эти гроши? – ахнула я. – Да еще с ребенком!
– Плохо живу, – резко отозвалась Вера, – едва свожу концы с концами! Бывают дни, да что там дни – недели, когда я сижу на одном хлебе и кефире. И не потому, что фигуру берегу, а потому, что в холодильнике еда только для дочки, и то в единственном экземпляре: один банан, одно яблоко, один йогурт и один куриный окорочок, чтобы сварить суп-лапшу.
Меня поразило, что девочка во время нашей беседы стояла спокойно, не дергала маму за руку и не капризничала, хотя тема явно была ей не интересна. А мама между тем изливала душу:
– Думаете, государство доплачивает мне хотя бы копейку за то, что я одна с ребенком бьюсь, словно рыба об лёд? Ни фига подобного! Зато не забывает обдирать на каждом шагу. За детский сад – плати, бесплатных кружков для детей не осталось, детская одежда стоит дороже взрослой, за квартиру – плати по полной, никаких льгот. У пенсионеров, например, льгота – коммунальные платежи только пятьдесят процентов, а почему за трехлетнего ребенка надо платить по полной стоимости? Он что, зарплату получает? Кто придумал этот бред?!
Я согласно кивнула. Тоже считаю, что дети до совершеннолетия не должны платить за квартиру. А то хитрожопо государство устроилось: паспорт человеку не выдали, прав у него никаких нет, зато обязанностей с самого дня рождения – полный вагон!
– Хорошо, что у меня хотя бы квартира маленькая, так называемая «малосемейка», – продолжала Вера. – А у Ленки метраж – почти сто метров, в месяц квартплата тянет на восемь тысяч рублей. Для матери-одиночки это огромные, абсолютно неподъемные деньги!
Я ухватилась за тему:
– Вы знаете, Вера, меня вот что удивляет. Лена жаловалась, что квартира не удобна для проживания: первый этаж, холодно, дует. Я посоветовала обменять ее на более маленькую с доплатой, но Ленка лишь отмахнулась. А по-моему, это был бы отличный выход из положения!
Вера покачала головой:
– Вы не понимаете. Она не может ни продать квартиру, ни обменять ее до тех пор, пока Костику не исполнится восемнадцать лет.
– Почему?
– Потому что по документам собственник квартиры – он.
– Ну и что? Какая разница?
– Огромная. Думаете, только вам пришла в голову идея с обменом? Лена уже пыталась разменять эту огромную квартиру на две поменьше, но у нее ничего не вышло. Если собственник квартиры – несовершеннолетний, то по закону при операциях с недвижимостью он должен получить аналогичное по характеристикам и метражу жилье. А у нее квартира дурацкая: площадь большая, почти сто метров, но разменять ее на две квартиры по пятьдесят метров невозможно, только с доплатой. Либо придется переехать в барак с туалетом на улице, но это считается ухудшением жилищных условий, такую сделку не пропустит отдел опеки и попечительства.
– А при чем тут опека?
– Ну как же, опека стоит на страже интересов несовершеннолетних. А вдруг родители пропьют квартиру и оставят ребенка на улице? Так Ленке объяснила юрист соцзащиты, куда она обратилась за помощью.
Я навострила уши.
– Как фамилия юриста? Случайно не Прудникова?
– Без понятия. Знаю только, что перед самым Новым годом Лена ходила в соцзащиту, чтобы проконсультироваться с тамошним юристом. Объяснила ситуацию: так, мол, и так, квартира большая, платить за нее не могу, уже накопилась задолженность по коммунальным платежам за полгода. Нельзя ли сделать для нее исключение и разрешить поменять квартиру с потерей площади, зато с доплатой? Ведь для ребенка так будет только лучше! Сколько новых возможностей у него сразу появится: и кружки интересные, и дорогие игрушки, и поездки за границу…
– И что ответила юрист?
– Юрист сказала, что прекрасно ее понимает, но помочь не может, потому что закон не знает исключений. Эта мера специально придумана для того, чтобы защитить детей от недобросовестных родителей, которые профукают недвижимость и оставят ребенка ни с чем.
– И что же, юрист совсем ничего Ленке не посоветовала?
– Почему же, посоветовала. Сказала: терпите до совершеннолетия ребенка, крутитесь как-то.
Да уж, совет поистине гениальный! Впрочем, российские законы – это тоже нечто поразительное. Такое впечатление, что их специально придумывают для того, чтобы усложнить людям жизнь. Остается только утешаться мыслью, что дети растут быстро, особенно чужие.