Глава 17

Несколько секунд я ошарашенно пялилась на пенсионера, потом спросила:

– Вы шутите?

Старичок обиделся:

– Внученька, в моем возрасте такими вещами не шутят.

– Женщина, – встрял квартирный прохиндей, – если вы не собираетесь снимать комнату, освободите помещение.

Я даже не удостоила его взглядом. В этот момент зазвонил домофон, очевидно, это пришли настоящие арендаторы, и мужик поплелся открывать дверь.

– А ты зачем Анюту ищешь? – полюбопытствовал пенсионер.

Я сориентировалась быстро:

– Мы учились в одном классе, у нас в школе будет вечер встречи выпускников, я хотела ее пригласить.

По паспорту Анна Корягина была моложе меня на восемь лет, но я надеялась, что старичок с высоты своего возраста не заметит разницы. Так оно и вышло. Пенсионер грустно закивал головой:

– Ну да, ну да… без нее, значит, будете праздновать…

– А что Аня с собой сделала?

– Из окна выбросилась.

– Когда это случилось?

– В прошлый вторник как раз сорок дней было, я поминал ее.

Выходит, Анна Корягина не могла убить Махнач и Прудникову. Я вздохнула: количество подозреваемых сокращается буквально с каждым часом. Ох, боюсь, в конечном итоге расследование приведет меня к Ленке Алябьевой!

– Что же толкнуло ее на этот шаг?

– Горе, – отозвался старик. – Органы опеки забрали у нее дочь, вот она и не выдержала.

– Почему же Аня не боролась за ребенка? Ведь девочку можно было вернуть! Ну, не знаю, собрать справки, обратиться в суд, нанять адвоката! Надо было бороться!

Собеседник махнул рукой:

– Никудышный из Анютки был борец. Она же с трудом ходила, какая-то страшная болезнь с суставами, постоянно нужно покупать дорогие импортные лекарства, да и те толком не лечат, только дают временное облегчение. С дочкой-то она еще хоть как-то передвигалась, в сад ее водила, гуляла, а уж когда ребенка у нее забрали, на нервной почве совсем слегла. Только до туалета доползала. Да и вот до окна дотянулась.

– Ей и тридцати не было, – воскликнула я, – откуда взяться болезни?

– А что, в больницах только старики да старухи лежат? – усмехнулся пенсионер. – Болезни – они никого не щадят, ни старого, ни малого. На работу ее из-за ног не брали, а инвалидность государство ей не давало. Сейчас распоряжение вышло: сократить количество инвалидов в стране. В бюджете нет денег, всем на пенсии не хватает, вот и приказали: новых инвалидов не назначать, а старым понизить группу, чтобы совсем копеечную пенсию платить, может, они заодно побыстрей все передохнут.

Я безмерно удивилась:

– Что еще за приказ? Какой номер закона?

Старичок смерил меня долгим взглядом и проскрипел:

– Нет никакого номера. Ты, внучка, вон какая дылда вымахала, а прямо как маленькая. Конечно, это было устное распоряжение, передали по своим каналам, от начальника к подчиненным. Ежели в каком регионе много инвалидов набирается и он много денег из бюджета выкачивает, то президент того губернатора увольняет и нового назначает. Программу «Время» смотришь? Там как раз такое показывают.

Очевидно, в голове у пенсионера образовалась мешанина из телевизионных новостей, слухов и собственных мрачных домыслов.

– Я уж жду не дождусь, когда помру, чтобы этого безобразия не видеть, – продолжал старик. – Зачем с фашистами воевали, зачем БАМ строили, зачем целину поднимали? Чтобы кругом процветало воровство и беззаконие? Быстрей бы уж помереть. Может, на том свете Антонину встречу, жену мою покойную. Она мне часто снится, стоит, улыбается и молчит, а иногда ветку сирени протягивает, уж больно любила она сирень-то. Раньше ведь как считалось: что бога нет. А теперь по телевизору говорят, что есть жизнь после смерти. Ты-то как думаешь, врут или нет?

– Понятия не имею, – пожала я плечами. – В любом случае дай вам бог узнать это как можно позже. Здоровья вам!

– Мне-то оно зачем, – сварливо проскрипел пенсионер, – вот Анюте здоровье бы пригодилось. Одна ребенка поднимала, святая женщина, никто ей не помогал! Бывший муж даже алименты не платил. Он индивидуальный предприниматель, оформил справку, что никакого дохода не имеет и взять с него нечего.

Я навострила уши: бывший муж? В личном деле Анны Корягиной не фигурирует никакой муж. Ленка Алябьева поступила прямо: в свидетельстве о рождении ее сына в графе «отец» стоит прочерк. А в свидетельстве о рождении Светочки Корягиной указаны имя и отчество отца – Корягин Александр Андреевич, но я отчего-то решила, что они записаны со слов самой Анны. Многие матери-одиночки так делают – выдумывают папашу, чтобы документ выглядел прилично, «как у всех». Но, оказывается, Анна действительно когда-то была замужем.

– Ей следовало обратиться в суд с просьбой назначить алименты в фиксированной сумме, – заметила я.

– Чего теперь-то рассуждать, – досадливо отмахнулся старик, – задним умом все крепки. Да и не могла Анютка по судам таскаться, говорю же – ноги едва слушались. И денег на адвокатов не было. И что суд, разве суд ей деньги даст? Деньги с должников выбивают судебные приставы. А судебных приставов тоже надо тормошить. Ходить туда, глаза им мозолить, жалобы писать, тогда они, может, и почешутся. В этой битве последнее здоровье потеряешь.

Полностью прав пенсионер, полностью! В отношении алиментов российское законодательство абсолютно не продумано. Такое впечатление, что законы писали алиментщики и цель их была – максимально облегчить собственную участь.

Сейчас ведь как? На бумаге все красиво: алиментами облагается любой доход человека по трудовым и гражданско-правовым договорам. Но на практике бывшая жена должна сама узнавать о доходах мужа, обращаться в службу судебных приставов и требовать, чтобы с этих конкретных сумм были отчислены алименты.

Но вот как, как обыкновенная женщина может узнать, что бывший супруг устроился на вторую работу? Или что он продал квартиру? Или что выиграл в лотерею миллион долларов? Третьим глазом она это увидит, что ли? Так ведь далеко не у всех есть дар ясновидения.

Отсюда и злоупотребления. Мужики не спешат докладывать бывшим половинам о своем выросшем материальном благосостоянии, искренне полагая, что те на их копеечные алименты успевают и на Кипре отдохнуть, и норковую шубку к сезону обновить, и ребенка на учебу в Англию отправить.

Я убеждена, что женщина не должна, как ищейка, следить за бывшим супругом и вынюхивать, где он работает и какая у него зарплата. Ее дело – воспитывать ребенка, и кстати, тоже работать, потому что алименты идут исключительно на отпрысков.

Я, Люся Лютикова, предлагаю простой до гениальности способ, как сделать так, чтобы отцы платили своим детям алименты до копейки.

В цепочку «бывшая жена – бывший муж», где женщина заведомо находится в бесправном положении, следует включить государство, у которого есть реальная власть.

Значит так, механизм такой. После развода женщина получает на руки решение суда: «25 % дохода гражданина Пупкина, ИНН такой-то, отдавать гражданке Пупкиной, ИНН такой-то, до совершеннолетия их совместного ребенка». С этой бумагой она идет в налоговую инспекцию, где оставляет свои банковские реквизиты для перевода денег. Всё! Дальше начинает работать государственная машина.

Налоговая инспекция автоматом перечисляет на ее счет 25 % от всех доходов бывшего супруга. Немаловажная деталь – отчисления должны идти из бюджета. А задача мужа – вернуть государству эти деньги. Не вернул вовремя – начисляются пени. Просрочил три месяца – не выпустят за границу. Не платишь полгода – добро пожаловать в тюрьму. При этом уголовную ответственность за невыплату алиментов предлагаю ужесточить.

Понимаете, в чем суть? Одно дело – скрываться от слабой женщины с ребенком, и совсем другое – попасть в долговую яму к государству, которому пустить человека по миру – раз плюнуть. Вот увидите: они будут платить алименты с опережением графика!

Идея моя замечательная, мне за нее надо дать Государственную премию, вот только есть одно «но»: никогда такой закон Дума не примет. А знаете почему? Потому что 99 % депутатов, которые в ней заседают, – это мужики, которые либо уже платят алименты, либо рискуют в любой момент начать их платить. Вы когда-нибудь видели, чтобы волки голосовали за отмену дармовой зайчатины? То-то же.

Впрочем, вернемся к реальности.

– За что органы опеки забрали у Ани дочку? – спросила я.

– А шут их знает. Я за Анютой никакой провинности не замечал, мать она была образцовая. Денег у нее было в обрез, это правда, сама она дешевыми макаронами питалась, но для ребенка и курицу варила, и сыр покупала, и творог. И обязательно фрукты! Раз в день давала то яблоко, то грушу, то апельсин. А как же, ребенку нужны витамины. Девчонка у нее ласковая была, воспитанная, слова грубого не скажет. И одевалась всегда чисто. У Анюты стиральной машины не было, стирала она руками, тяжело ей было стоять, так она приспособилась: брала две табуретки, на одну ставила тазик, а на другую сама садилась и стирала потихонечку. Хорошая она была мать, ничего плохого про нее сказать не могу.

– Неужели инспектор отдела опеки и попечительства с вами не побеседовала? Ведь вы, как никто другой, знали Анну! Почему не учли ваше мнение, когда забирали ребенка?

Старик горько усмехнулся:

– Мое мнение уже давно никто не учитывает. Мы, пенсионеры, к этому привычные. Не отстреливают нас в собесе – и на том спасибо.

Я вспомнила характеристику, которую Анне Корягиной выдала заведующая детским садом, и вздохнула:

– Столько всего на Аню навалилось, не удивлюсь, если с горя она начала выпивать…

– Ни капли! – воскликнул дедок. – Почернела вся, исхудала, выла в своей комнате, как раненый зверь, а ни капли спиртного не выпила. Я уж ей говорил: «Выпей водочки, внучка, может, полегчает, глядишь – поплачешь, сердце-то и растопится», – а она ни в какую. Не могу, говорит, пить, душа спиртного не принимает. И когда из окна падала, тоже трезвая была как стеклышко, это экспертиза подтвердила.

Мимо кухни прошествовал квартирный махинатор в сопровождении девушки в светлой дубленке.

– А это что за гусь?

Собеседник нахмурился.

– Анютин то ли троюродный племянник, то ли четвероюродный дядька. Короче, седьмая вода на киселе. Как узнал, что Анютка померла и комната освободилась, примчался сюда из Орловской области квадратные метры сдавать. А где он был, когда ей с дочкой нужна была помощь, когда они от голода пухли?

Я ухватилась за последнюю фразу:

– Так все-таки получается, что девочка голодала? Значит, правильно опека ее забрала?

– Ничего не правильно! – разгорячился старичок. – Если женщине с ребенком трудно, то государство должно ей помочь, а не отбирать самое дорогое! Почему Анютке инвалидность не давали? Или, если уж ее признали здоровой, почему не помогли на работу устроиться? Что чиновники сделали, чтобы облегчить ей жизнь? Только набросились, как шакалы!

Пенсионер разволновался не на шутку, я чувствовала – еще минута разговора о бывшей соседке, и его хватит удар. Чтобы не доводить дело до «скорой», я поспешно попрощалась.

В коридоре троюродный племянник заливал девушке о «шоколадных условиях». Я улыбнулась ей и сказала:

– В комнате разлита ртуть, если будете там жить, заработаете рак.

Девушка изменилась в лице.

– Это наглая ложь! – завопил племянничек. – Да эта женщина вообще никакого отношения к квартире не имеет!

– Он, кстати, тоже, – парировала я, – проверьте у него документы на жилплощадь.

И с чувством выполненного долга я вышла на лестничную площадку. Пустячок, а приятно!