Книга: Свекровь дальнего действия
Назад: Глава 21
Дальше: Глава 23

Глава 22

Ева Ивановна привезла в Некрасовку деньги, чтобы вместе с братом и хозяином дома пойти к нотариусу и оформить покупку недвижимости.
Неожиданно ей позвонили на мобильник. Пенсионерка удивилась: номер был незнакомый.
— Слушаю, — ответила она. — Да, Сергей Чижов мой сын, а что такое?
Вдруг она спала с лица:
— Господи!
Когда Ева Ивановна закончила разговор, на нее было страшно смотреть.
— Что случилось? — спросил Рудольф Сергеевич. — Кто звонил?
Сестра ничего не могла сказать, только тряслась мелкой дрожью. Наконец она выдохнула:
— Сережа умирает, ему нужна пересадка печени!
С помощью наводящих вопросов брат вытянул из нее всю информацию. Выяснилось, что звонил хирург из больницы. Он сказал, что Сергей попал в страшное ДТП: маршрутка упала с моста, несколько пассажиров погибли, у остальных серьезные повреждения внутренних органов. У Сергея разорвана печень, сутки его будут держать на аппарате искусственной печени, потом аппарат отключат. Если за это время не найдется донорская печень, он умрет. Но очередь на донорские органы расписана на месяцы вперед, так что надежды мало…
— Откуда хирург узнал твой номер телефона? — удивился Рудольф Сергеевич.
Ева Ивановна пожала плечами:
— Наверное, в мобильнике Сережи посмотрел.
— Ева, это обман, — уверенно сказал брат. — Позвони Сергею, наверняка он живой и здоровый сидит дома.
Пенсионерка позвонила, телефон был выключен.
— Я поеду к нему, — встрепенулась она и тут же в отчаянии заломила руки: — О, нет, я же не знаю, в какую больницу его отвезли!
Мобильник зазвонил опять, это был тот же врач. Он сообщил, что один из пострадавших в аварии, молодой и здоровый студент, умер, поэтому появилась возможность получить его печень. Это будет стоить полмиллиона рублей. Деньги необходимо привезти к Первой градской больнице в течение часа, если мать опоздает, печень поступит в базу донорских органов и ее отдадут другому больному.
— Я успею! — закричала Ева Ивановна. — Я обязательно успею, дождитесь меня!
— Ева, не отдавай им деньги, — увещевал Рудольф Сергеевич, — пойми, это мошенничество, я точно знаю. Позвони в полицию. А еще лучше — никуда не звони, отключи телефон и пошли к нотариусу. Сделка ведь срывается!
Но сестра не слушала:
— Не отговаривай меня, я поеду в больницу, я должна спасти своего мальчика!
Брат вздохнул:
— Сколько помню, ты всегда была упрямая, как ослица! Ну, давай хотя бы я вместе с тобой поеду.
Ева Ивановна замотала головой:
— Нет, они велели, чтобы я приезжала одна. Они знают, что с этими донорскими органами нарушают закон, они сами всего боятся. Как отсюда такси вызвать?
Сестра уехала, а Рудольф Сергеевич отправился к хозяину дома, чтобы сообщить, что покупка откладывается на неопределенное время. Он надеялся, что у сестры хватит ума не отдавать жуликам деньги и когда-нибудь у него все-таки будет крыша над головой.
Вечером он позвонил Еве, сестра ответила убитым голосом. Брат сразу понял, что случилось худшее.
— Ну что, я был прав? Тебя обманули?
— Я не хочу об этом говорить, — пробормотала пенсионерка и повесила трубку.
Рудольфу Сергеевичу оставалось только утешаться тем, что бандиты не убили сестру за эти полмиллиона, ведь сейчас убивают и за гораздо меньшие деньги…
Закончив рассказ, старик вздохнул:
— Эх, видать, не будет у меня никогда своего дома, так и помру на улице, в компании бродячих псов!
Вот не люблю я нытиков! Как начнут плакать и жалеть себя — тушите свет! А ведь в большинстве случаев их проблема выеденного яйца не стоит. Особенно по сравнению с тем фактом, что Солнце потихоньку остывает и через несколько миллиардов лет погаснет окончательно и одновременно с этим погибнет всё живое на Земле. Я уже не говорю о том, что наша Вселенная медленно, но неотвратимо расширяется, а потом, как считают некоторые физики, она начнет стремительно сжиматься, и чем всё это закончится, никто не знает, но подозревают, что наступит капец всему. Вот когда у человечества начнутся настоящие проблемы! А наши сегодняшние неприятности — это так, ерунда на палочке.
— Что вы жалуетесь, как бедный родственник? — возмутилась я. — Есть у вас дом!
— Это какой же? — удивился Рудольф Сергеевич. — Неужели Ева мне наследство отписала?
— При чем тут наследство? У вас есть главное — ваша семья. Сестра умерла, но остались брат с матерью. На них вы можете опереться в трудную минуту, их дом — это ваш дом.
Рудольф Сергеевич недоверчиво хмыкнул. Его унылая физиономия окончательно меня разозлила.
— Буду с вами откровенна. Вряд ли мы еще когда-нибудь увидимся, поэтому скажу, что я о вас думаю. Вы очень жестокий человек!
У старика отвисла челюсть.
— Да, жестокий! — продолжала я. — Уже много лет семья считает вас пропавшим без вести, ваша мать с ума сходит, ночами не спит, ждет своего сыночка, а вы отсиживаетесь в этом собачьем приюте, как нашкодивший кот под диваном. Это бесчеловечная жестокость! Подумайте о своей матери, дайте знать, что вы живы. Неужели вам ее не жалко?
У Рудольфа Сергеевича был такой вид, словно он сейчас развернется и уйдет. Но он не ушел. Тщательно подбирая слова, он тихо проговорил:
— Мне очень жаль мою мать, прямо до слез жаль. Все ее дети — откровенные неудачники, как сейчас выражается молодежь, полные лузеры.
— При чем тут это? — возразила я. — Лузеры — не лузеры… Матери любят детей не за успех и не за деньги, а просто потому, что они есть. И если уж на то пошло, то не такие уж вы все лузеры. Ваш брат Альберт Михайлович так вообще умница — бизнесмен, энергичный человек, у него столько идей…
— Точно, — кивнул собеседник, — идей у Альбертика много, вот только все они провальные. Каждый раз после очередного банкротства мать оплачивает его долги. Еву она тоже всю жизнь на своем горбу тащила. Сначала одну Еву, потом еще и Сергей на бабушкину шею уселся. Ну, а про меня и говорить нечего: я полное говно!
Я аж поперхнулась.
— Зачем же так сурово…
— Да потому что это правда! — рявкнул старик. — Матери лучше считать, что я умер, чем узнать, во что я превратился! Она носилась со мной, как с писаной торбой: «Рудик у нас гений, у него тонкая ранимая душа, его надо оберегать от житейских проблем…» Знали бы вы, сколько сил и денег она в меня вложила! А я принес ей одни разочарования.
Я в сомнении смотрела на неопрятного старика.
— Вы действительно гений?
Рудольф Сергеевич вздохнул:
— Я вундеркинд.
О, вундеркинды — это отдельная песня! Вернее, даже не вундеркинды, потому что на самом деле гениальных детей не так уж много, а их больные на голову родители, которые всеми силами стараются сделать из обыкновенного ребенка гения. Как правило, это мамаши, втайне недовольные тем, как сложилась их собственная жизнь. И вот вместо того, чтобы менять что-то в себе, они отыгрываются на отпрыске, навязывая ему свои нереализованные амбиции.
Размахивая флагом «Ребенка надо развивать!», мамаша прямо с пеленок начинает таскать чадо на всевозможные кружки, секции и индивидуальные занятия — ищет талант. Бедный ребенок элементарно не высыпается, не говоря уже о том, что не наигрывается, а ведь именно в игре, как доказали советские детские психологи, происходит развитие и социальная адаптация.
Не дай бог малышу обнаружить какие-то маломальские способности, мамаша тут же вцепляется в него мертвой хваткой и начинает долбить в одну точку, как шахтер. Все остальные дела остаются побоку, ребенок целыми днями занимается только рисованием (шахматами, музыкой, фигурным катанием… — нужное подчеркнуть). Чтобы угодить мамочке, дитя выворачивается наизнанку и, возможно, достигает определенных успехов. Мамаша окончательно впадает в раж, она уже видит картины своего ребенка выставленными в Лувре и Эрмитаже, никак не меньше. Одна моя знакомая умудрилась разглядеть в пятилетнем сыне будущего Нобелевского лауреата по химии!
— Почему именно по химии? — изумилась я, когда услышала такое пророчество. — Твой Коленька даже таблицу Менделеева еще не знает.
— Потому что за химией будущее, через десять лет абсолютно всё будут производить из нефти, — отозвалась она и важно добавила: — И вообще, только мать может знать, на что способен ее ребенок.
По мне, так ее Коля был способен только ковырять в носу и складывать из бумаги самолетики. Однако мать купила ему десять наборов «Юный химик» и заставила делать опыты, в результате чего у сына развилась аллергия практически на все химические препараты. Но сумасшедшую мамашку это не остановило, она разыскала единственную в Москве школу с углубленным изучением химии прямо с первого класса и добилась, чтобы ребенка зачислили туда в шесть лет.
— Школу я закончил в пятнадцать лет, — тем временем рассказывал Рудольф Сергеевич, — программу Университета прошел за четыре года, в девятнадцать я уже был аспирантом.
— Какого факультета? — полюбопытствовала я.
— Высшей математики и кибернетики.
Я восхищенно присвистнула. В ответ собеседник грустно улыбнулся.
— Мне прочили блестящее будущее. Мать не могла нарадоваться, она верила, что я стану самым молодым доктором наук в истории университета. Я бы им и стал, если бы не попал в психиатрическую больницу имени Кащенко перед самой защитой докторской диссертации. Заведующий кафедрой начал вставлять мне палки в колеса, придрался к формальному пустяку и не допустил к защите. Это был конец света! Мне тогда и в голову не могло прийти, что он элементарно вымогает взятку. Я ведь совсем не разбирался в жизни, в людях, в отношениях! Вокруг меня плелись интриги, а я, наивный дурачок, ничего не замечал и ни в чем не участвовал. За что и поплатился нервным срывом.
Я кивнула: всё как по учебнику. Вундеркинды часто оказываются не готовы к реальной жизни, первая же трудность выбивает их из колеи. Как же, они привыкли быть первыми, привыкли к всеобщему восхищению и обожанию, а когда надо поработать зубами и локтями, смириться со вторым местом или проглотить поражение, вот тут юные гении ломаются. Они, как тепличные растения, не переносят сурового обращения, у них нет навыков борьбы за существование и опыта взаимодействия с неприятными людьми.
Вообще у вундеркиндов самое слабое место — это общение. В детстве они редко играют со сверстниками, поскольку всё свободное время развивают талант. В школе они учатся по ускоренной программе, перескакивают через класс и не успевают завести друзей. Поступив в пятнадцать лет в институт, они оказываются в компании двадцатилеток, которые смотрят на них, как на диковинных заморских зверушек, и уж конечно не приглашают на студенческие попойки.
У гениев нет друзей, первой влюбленности и всего остального, что так важно для любого человека. Часто подростковый кризис догоняет их к тридцати годам, он плавно перетекает в кризис среднего возраста, и бывших вундеркиндов накрывает лавиной эмоциональных переживаний. Многие впадают в глубочайшую депрессию, уходят из социума, спиваются…
— Когда я вышел из психушки, мое место на кафедре уже заняли, — вспоминал Рудольф Сергеевич. — Формально закон был на моей стороне, я мог бы обратиться в суд и добиться восстановления на работе, но я предпочел гордо уйти. Устроился кочегаром в котельную, тогда это было даже модно, многие диссиденты так делали. Вот только диссиденты писали стихи или рисовали картины, а я полностью забросил науку. Нет, сначала я еще ходил в Ленинку, читал научные журналы, но вскоре мне стало скучно. Я обрел смысл в простых вещах: еде, выпивке, дружеских посиделках. Сам не заметил, как моя котельная превратилась в притон для местных «синяков». С работы меня погнали, я целыми днями квасил на кухне с друзьями-алкоголиками, квартиру разменял на комнату, потом и комнату продал, куда дел деньги — не помню, наверное, пропил… Выяснилось, что жить на улице не так страшно, как это кажется на первый взгляд. Ко всему привыкаешь — к нищете, голоду, презрению окружающих. Только к холоду я привыкнуть так и не смог, но спасало метро, там всегда тепло. А вот тюрьма — это действительно страшно, меня посадили за грабеж, сказали, что я украл сумку у женщины, но я этого не помню. Может, и не крал, просто ментам надо было найти крайнего и закрыть дело…
Я грустно кивала в такт его словам. «От тюрьмы да от сумы не зарекайся» — в нашей стране эта поговорка актуальна во все времена. И если при социализме пойти с «сумой» по миру было довольно проблематично, потому что государство насильно устраивало граждан на работу и давало место в общежитии, то при демократии оказаться на улице — раз плюнуть.
— Но ваша мама… — начала я.
— Моя мама, — перебил собеседник, — своей жизнью задала нам, детям, необычайно высокую планку. Мы все: Ева, я и Альберт, — понимали, что никогда не дотянем до ее уровня. Она ведь родилась в глухой провинции, в маленьком белорусском селе. На всю школу был один учитель, а мать, когда приехала в Москву, поступила в Университет без всяких репетиторов и подготовительных курсов, представляете? Она безумно талантливый человек. И очень удачливый. Всё, за что она берется, обречено на успех. Где это видано, чтобы стихами можно было зарабатывать на жизнь, да еще содержать кучу родственников? А ей это легко удается. Конечно, у матери много врагов, ей завидуют, ее даже ненавидят. Ненависть началась еще в детстве. Односельчане видели, что она другая, что она лучше, выше их, и от бессилия, что им никогда не стать такими же, они решили ее наказать. Знаете, Танечка, ведь ваша свекровь родилась от изнасилования. Может, поэтому ей выпала такая тяжелая судьба?
— Подождите, — проговорила я в полнейшем изумлении, — Ева Ивановна родилась от изнасилования? А я слышала, что там случилась какая-то романтическая история в духе «Ромео и Джульетты».
— Да, такова была легенда, но когда я ребенком гостил у бабушки в селе, случайно узнал правду. Мать изнасиловали в шестнадцать лет, мне больно об этом говорить. Милиция почему-то не завела уголовное дело, а бабушка почему-то не настаивала. В этой истории много загадок…
Да уж какие тут загадки! Любому человеку ясно: чем дальше от Москвы, тем безнадежнее искать у местных властей защиту и справедливость. Дело не завели, потому что не захотели утруждать себя лишней работой. А бабушка не настаивала, потому что тогда колхозное руководство просто не выписало бы ей зимой дрова и она с детьми замерзла бы насмерть в своей хате.
— Все-таки я считаю, что вам надо показаться маме на глаза, — сказала я.
Рудольф Сергеевич покачал головой.
— Никогда!
Как я ни уговаривала, он был непреклонен. Устав убеждать упрямого старика, я решила, что это, в конце концов, не мое дело. В каждой избушке свои погремушки. Попрощавшись со сторожем и собачками, я поспешила в обратный путь в Москву.
Назад: Глава 21
Дальше: Глава 23