Грег Киз
Каменная обезьяна
Не так давно Сунь пришел к мысли, что ничто так не разочаровывает, как попытка полакомиться пампушками, когда в тебя стреляют. Это озарение посетило его при звуках натягиваемой тетивы арбалета, после чего он был вынужден покинуть свое удобное местечко на тростниковой крыше пекарни Лая и скрыться в зарослях мушмулы. Поскольку вкусную выпечку он держал руками, ему пришлось цепляться за ветви ногами, повиснув вниз головой. Не успел он откусить еще кусочек, как Лай снова выстрелил в него, поэтому Сунь перехватил пампушку пальцами ноги, чтобы было удобнее перелетать с ветки на ветку, отталкиваясь от них худыми длинными руками. Но от этого было труднее наслаждаться лакомством, из которого уже выпало немного начинки из семян лотоса.
– Пекарь Лай! Что это ты затеял? – крикнул он.
– Сегодня ты в последний раз похитил у меня выпечку, – сердито откликнулся шимпанзе, натягивая тетиву. – Я уже сыт по горло твоими воровскими проделками.
Он выстрелил в Суня в третий раз, но тот, проворно запихав в рот остатки пампушки, оттолкнулся от ствола мушмулы и перелетел на крону вечнозеленого дуба.
– Прояви благоразумие, – воззвал к пекарю Сунь, после того как ему удалось проглотить лакомство. – Посуди сам. Разве я посмел бы что-то красть у тебя, знай я, что у тебя есть арбалет.
Но эти рассуждения, по всей видимости, нисколько не смягчили сердце Лая, который послал в воздух очередную стрелу. Она пролетела сквозь листву в нескольких сантиметрах от лица Суня.
– Сжалься, Лай! – крикнул Сунь. – Твоя жертва обещает исправиться.
– Заткнись, грязная ты мартышка! – взревел Лай.
Сунь скрылся за стволом дерева, где смог проглотить еще несколько кусков. Жаль, что приходится справляться с едой так быстро. Пироги, булки и пампушки Лая славились по всей округе, и Сунь предпочел бы растянуть удовольствие.
Не будь у него занят рот, он бы обязательно поправил Лая, заблуждавшегося по поводу его происхождения. Сунь вовсе не был мартышкой. Он был самой что ни на есть настоящей разумной обезьяной, если точнее – сиамангом, с симпатичной круглой головой и блестящей черной шерстью. Руки у него были длиннее ног, но все конечности могли похвастаться выступающим цепким пальцем.
Лай затих – по всей видимости, подкрадывался, чтобы занять более удобное положение для стрельбы. Сунь быстро пронесся по ветвям и выпрыгнул из листвы, чтобы опуститься на покрытую красной черепицей крышу дома старосты Куна. Арбалетная стрела сшибла одну черепичную пластинку, но Сунь уже успел скрыться за коньком. Староста выскочил во двор и принялся кричать на Лая грубым, почти человеческим голосом, а Суня уже и след простыл. Он растворился в рощице позади дома.
Взобравшись на верхушку ивы, стоявшей на холме за пределами поселка, Сунь наконец-то смог передохнуть и как следует облизать руки и ноги. Отсюда открывался прекрасный вид на долину с ее аккуратными маленькими полями и живописной деревней. Сиаманг в очередной раз задумался, не затянул ли он с пребыванием здесь, злоупотребляя терпением местных жителей.
Растянувшись на ветке и разнежившись на солнышке, Сунь едва не задремал, как вдруг услышал звуки охотничьих рогов. Сонно потянувшись, он приподнялся, чтобы выяснить, в чем дело.
С юга по главной дороге к деревне приближался отряд всадников. Большинство из них выглядели как шимпанзе, только массивнее и с более крупными черепами. Сунь видел таких обезьян в молодости, но не мог вспомнить, как они называются.
В рога дули несколько больших черных обезьян, ехавших вокруг той, которую Сунь принял за предводителя. Как и остальные, предводитель был облачен в легкую броню из кожи, ткани и покрытого лаком дерева, но кроме того на его голове красовался странный зеленый шлем с обмотанным вокруг его основания красным тюрбаном.
Большинство всадников были вооружены мечами, палицами или перезаряжаемыми арбалетами, как у Лая, но к седлу предводителя был привязан какой-то чехол, в котором, как понял Сунь, скрывалось более грозное оружие.
Всадники – всего их было около двадцати – направлялись прямо к дому старосты. Со своего удобного наблюдательного пункта Суню было хорошо видно, как, суетясь, пытаются построиться местные ополченцы, по всей видимости, напуганные до смерти. Чуть позже к ним присоединился сам староста. Предводитель всадников оставался в седле, возвышаясь над седой головой Куна. Вокруг них уже собиралась толпа. Суня это зрелище заинтересовало – не настолько, чтобы срываться со своего места, но достаточно, чтобы продолжать смотреть. В деревне Четыре Удачи редко случается что-то новенькое и любопытное.
Лай вышел к всадникам с подносом пирожных в руках, за ним следовал винодел Чэнь с бутылками; вскоре за ними выстроились и остальные мастера и ремесленники со своими дарами.
Сунь вдруг вспомнил, что те обезьяны, которых он не признал сразу, когда-то назывались «да синсин», что означало «большой син-син». Древнее человеческое слово «син-син» буквально означало «обезьяна-обезьяна», но им обозначали орангутанов. А это были «большие орангутаны», или «большие обезьяны-обезьяны».
После непродолжительной церемонии встречи Кун пожал руку предводителю всадников, и тот со своими приспешниками вошел в дом старосты. Толпа постепенно разошлась. Солнце передвинулось, и теперь Сунь находился в тени. Он перепрыгнул на другое дерево выше по холму, чтобы отдохнуть на нем до ужина.
Ближе к вечеру Сунь проснулся и вернулся обратно в деревню. Он подумал о пельменях, и направился к сарайчику, в котором Мэй обычно разогревала свой котел для варки. Путь проходил мимо лавки Лая, но, скорее всего, пекарь оставался настороже. Дверь в лавку была открыта, но Сунь представил, как Лай спрятался за мешком с мукой с арбалетом в руках.
Однако оказалось, что Лай на самом деле находится в хижине Мэй и болтает с ней о чем-то.
Поэтому Сунь вернулся в пекарню, мысли о пельменях померкли при воспоминаниях о сладких пирожных с миндальными печеньями.
Забравшись внутрь, Сунь едва не задохнулся при виде разложенных на прилавке прекрасных пирожных. Он решил, что стоит поискать корзину или пустой мешок, чтобы унести их с собой побольше, но в самый разгар поисков косые лучи солнца, проникающие через дверной проем, погасли, и на пороге выросли три огромных черноволосых фигуры.
– Это он, – промолвила одна фигура.
– Хотите печений? – спросил Сунь заискивающим тоном. – Пекарь Лай оставил меня главным в своей лавке, и я не думаю, что он станет возражать…
Не дожидаясь, пока он закончит, один из великанов швырнул в него нечто, что, развернувшись, оказалось похожим на большую паутину. Сунь ухнул и отскочил в сторону, но сеть ударила его по ноге и обвилась вокруг нее змеей. Сунь подпрыгнул и ухватился за балку. Тряхнув ногой, он сбросил с нее сеть, и она угодила в лицо одного из его преследователей. В то же мгновение мимо его головы со свистом промчался конец длинного шеста. Издав громкий вопль, Сунь ухватился за него и пролетел мимо большой кучи горячих булочек; схватив несколько булочек свободными рукой и ногой, он швырнул их в больших обезьян-обезьян, которые, как он сейчас вспомнил, также назывались «гориллами».
– А ну стоять! – крикнула одна из них. – Тебе не пробежать мимо нас!
Державшая шест обезьяна повернула его так, чтобы ударить Суня об стену, но тот ловко съехал по шесту, пробежал по руке и плечу гориллы, и, оттолкнувшись от ее головы, выпрыгнул из лавки. Увернувшись от четвертой гориллы, которую он только что заметил, он неожиданно столкнулся лицом к лицу с самим пекарем. Согнувшись, он прошмыгнул между его ног, и, оказавшись позади, не удержался от того, чтобы дать Лаю пинка. После этого сиаманг вскочил на дерево за лавкой и запрыгал по веткам прочь, победно хохоча. Крики ярости и стенания Лая постепенно затихали вдали.
Покинув деревню, Сунь снова задумался над тем, что тут делают гориллы. Очевидно, что заманить его в ловушку предложил сам Лай, но зачем большим обезьянам оказывать ему такую услугу? Он попытался вспомнить, не натворил ли каких-то пакостей гориллам в прошлом, чтобы они стремились поквитаться с ним. Возможно, и было что-то в молодости. Раньше он был не дурак выпить, и этим объяснялись некоторые провалы в его памяти. Но в этих краях гориллы встречались редко, потому-то он и забыл, как они называются.
Похоже, настроены они весьма воинственно. Возможно, это всего лишь наемники, нанятые кем-то, кто хочет поймать его. Но ему не приходило в голову, кому мог бы понадобиться самый обычный сиаманг.
Тем больше причин уйти из Четырех Удач и найти себе местечко поспокойнее. Но лучше всего подумать об этом завтра, на свежую голову. С этими мыслями он и заснул.
Утром Сунь проголодался и решил в последний раз наведаться в деревню. По дороге на опушке возле ручья он увидел одну из горилл. Она восседала на красной подушке, а перед ней был установлен низкий столик со сладостями. Никого больше поблизости не было. Сунь осторожно приблизился, озираясь в поисках спрятавшихся наемников, но, по всей видимости, предводитель – а теперь Суню стало совершенно ясно, что перед ним предводитель – действительно сидел один.
Сунь некоторое время посидел на ветке, не столько из-за сомнения, сколько из любопытства. Пока он наблюдал, горилла взяла булочку с блюда и закинула ее в рот.
Сунь приблизился к краю поляны. Горилла перевела на него свои темные глаза. Если не считать двигающихся челюстей, то в остальном она сидела не шелохнувшись.
– Я допустил ошибку, попытавшись тебя поймать, – сказала горилла, наконец-то проглотив булочку. – Теперь я это признаю. Как истинный воин, я привык брать то, что мне нужно, силой.
– Осмелюсь предположить, что вы приняли мою недостойную персону за кого-то другого, – вкрадчиво начал Сунь. – Я долго размышлял по этому поводу, но не мог даже представить себе, какой вред я мог нанести вам в прошлом, или чем я мог бы оказаться вам полезен.
– Меня зовут Шор Телаг, – сказала горилла. – Военачальник. Возможно, ты слышал обо мне.
– Разумеется, – соврал Сунь. – Ваше громкое имя сотрясает ветви персиковых деревьев за тысячу миль.
Шору, по всей видимости, понравилась такая лесть.
– А ты гораздо более осведомлен, чем эти неотесанные деревенщины.
– Возможно, это потому, что я много странствовал, – сказал Сунь. – Так чем же ничтожный сиаманг может послужить вашему светлейшеству?
– Я покорил множество городов и деревень, сиаманг, – торжественно произнес Шор. – Я установил порядок там, где его не бывало с начала времен. Я даровал закон погрязшим в беззаконии. Я доставил со всех краев художников, архитекторов и философов, и построил великолепный город, ставший моей столицей.
– Поистине великие достижения, – смиренно согласился Сунь.
– И все же в глубине души я сомневаюсь в том, что все это было не напрасно. Мои сыновья, мягко говоря, глупцы, и не сумеют воспользоваться наследством. Мои приближенные после моей кончины передерутся между собой. Мне невыносима эта мысль, но я не могу выкинуть ее из головы. Я посоветовался с мудрецами и прорицателями, и понял, что есть только один выход из создавшегося положения.
– Вы хотите, чтобы после вас правил я? – предположил Сунь. – Весьма польщен, но у меня нет природной склонности к управлению.
– Нет, – нетерпеливо прервала его горилла. – Подойди поближе, чтобы мы могли поговорить, как следует. Отведай сладостей.
Сунь сделал несколько шагов, но остановился, не дойдя до столика.
– Я не виню тебя за твое сомнение, – сказал Шор Телаг. – Приношу свои извинения за то, что мои неотесанные помощники попытались поймать тебя таким грубым образом.
– Я не обиделся, – сказал Сунь. – Но скажите, пожалуйста, как же вы собираетесь решить ваш вопрос?
– Ах, ну это просто, – махнул рукой Шор. – Мне нужно жить вечно. Тогда мое наследие не пропадет.
Горилла немного прищурилась. Казалось, она ожидает какой-то реакции от Суня.
– Ну да, – согласился Сунь, немного помедлив. – И в самом деле просто.
Шор обнажил зубы в подобии улыбки.
– Теперь ты понимаешь, почему я искал тебя.
– Боюсь, я потерял нить ваших мыслей, – сказал Сунь.
Горилла пожала плечами.
– Отведай угощение вместе со мной.
Сунь и в самом деле проголодался, и ему было трудно заставлять себя не думать о яствах. Он осторожно подкрался к столу, но так, чтобы Шор, в случае чего, не смог дотянуться до него рукой, и выбрал пирожок с начинкой из бобов, от которого горилла уже откусила.
– Ты собираешься доедать за мной? – спросил Шор.
– Там, откуда я родом, это знак доверия, – сказал Сунь.
– Ты, вероятно, думаешь, что я отравил еду, – сказал Шор, пренебрежительно махнув рукой.
– Сейчас я об этом как раз и подумал, – сказал Сунь, разглядывая булочку.
– Конечно же нет, – возразил Шор. – Я только хочу услышать от тебя все, что ты знаешь о Каменной обезьяне.
– О Каменной обезьяне? – переспросил Сунь.
– Понимаю твое нежелание говорить о ней, – сказал Шор. – Так что позволь начать мне. Существует одна древняя легенда, восходящая еще к тем временам, когда города людей пали от вызванного ими же проклятия и появились места Порчи. Легенда о Каменной обезьяне.
– Никогда не слышал о ней, – сказал Сунь.
Прежде чем продолжить, горилла слегка нахмурилась:
– Говорят, что с небес спустился луч, коснувшийся камня, и из этого камня родился Царь обезьян. Он правил полчищами обезьян, обитавшими в тайной пещере в далеких горах. Он обладал волшебными способностями – летал над облаками, повелевал стихиями и многое другое. И еще у него было разнообразное поразительное оружие. Говорят, что однажды он отправился в Подземный мир и вычеркнул свое имя из Книги жизни и смерти, после чего обрел бессмертие.
– Какая восхитительная волшебная сказка, – сказал Сунь.
Шор нахмурился еще сильнее.
– Да, сказки часто говорят о волшебстве, – согласился Шор. – Но многие сказки основаны на какой-то истине. В древние времена действительно можно было летать над облаками. И существовало мощное оружие, способное разрушать целые города и сжигать дотла целые районы. Это было не волшебство, это называлось наукой. И если наука объясняет одни подробности легенды, то она может объяснить и другие. Вряд ли стоит сомневаться, что в те времена существовал какой-то эликсир или какое-то снадобье, намного продлевающее обычный срок жизни. Этот секрет, как и многие другие, вероятно, пропал в эпоху Грома и Огня. Был позабыт всеми, кроме так называемой Каменной обезьяны, или Царя обезьян, похитившего эликсир из Подземного мира. По всей видимости, под Подземным миром подразумевается рабство, в котором люди держали обезьян, или разрушение, которое люди наслали на мир своим оружием.
Шор откинулся и скрестил руки на груди.
– Видишь, как все сходится?
– Ваша логика неопровержима, – сказал Сунь. – Но многое в этой истории ускользает от моего понимания.
– Я уже давно ищу куски разрозненного знания и различные доказательства истинности этой легенды, – продолжил Шор. – Они и привели меня сюда. Потому что не все истории древние. Некоторые из них свидетельствуют о том, что Царь обезьян продолжает жить и по сию пору. Недавно я встречался с одним старым орангутаном, который сказал мне, что в деревне Четыре Удачи я найду сиаманга, верного слугу Каменной обезьяны. И вот я здесь, а ты тут единственный сиаманг. Тут нет никаких больше мартышек и макак.
– Возможно, орангутан – старый пьяница, – сказал Сунь. – Или он просто хотел от тебя отделаться.
– Возможно, – сказал Шор. – Но мне так не кажется.
– Кроме того, я хотел бы заметить, что я настоящая разумная обезьяна, отличающаяся от мартышек и макак.
– Не задавайся, – прервал его Шор. – Нас всех учили, что существуют только три вида настоящих разумных обезьян – гориллы, шимпанзе и орангутаны. Ты не принадлежишь к ним, и ты не человек. Значит, ты родственник мартышек.
– У меня нет хвоста, – заметил Сунь.
– У некоторых бабуинов его тоже нет, – сказал Шор и постучал себя по груди кулаком. – Но не волнуйся и не принимай это за обиду. Я не такой, как эти деревенские тупицы. В моей империи найдется место даже мартышкам. Так ты отведешь меня к своему хозяину?
– Почему все вокруг стало таким размытым? – спросил Сунь, пытаясь подняться на ноги, но ощущая непреодолимую тяжесть в руках и ногах.
– Ты был прав. Пища действительно отравлена, – сказал Шаор.
– Но мы ели вместе… – едва шевелил языком Сунь.
Ему казалось, что вместо языка у него во рту головастик, готовый вот-вот выпрыгнуть и нырнуть в ручей.
– Глупая мартышка, – сказал Шор. – Я раз в десять крупнее тебя. У меня лишь пару часов слегка покружится голова. Ты же…
– Да-да, я понял, – произнес Сунь, наклоняясь вперед и падая лицом на столик.
Он почувствовал глухой удар, а потом его сознание перенеслось в далекие края, залитые странным светом и заполненные голосами, которых он не понимал.
Придя в себя, он увидел над собой сердитую физиономию пекаря Лая.
– Ну теперь-то ты расплатишься за все, – сказал Лай.
Сунь тряхнул головой, будто стараясь прочистить ее. Его руки и ноги были прикованы цепью к деревянному столбу.
– Где они? – спросил он.
– Тебя это не касается, – сказал Лай. – Мне поручили следить за тобой и предупредить, когда ты очнешься.
– Пекарь Лай, – убедительным тоном обратился к нему Сунь. – Ты должен выслушать меня…
– Нет, – отрезал Лай. – Это ты послушай. Когда я был ребенком, мне казалось, что ты веселый и забавный. Всегда шутишь и разыгрываешь взрослых, оставляя их в дураках. А потом винодел Ло нашел тебя спящим в погребе среди бутылок с самым восхитительным вином, и запер тебя в бамбуковой клетке. Помнишь?
– Что-то не совсем припоминаю…
– А вот я хорошо это помню, – продолжил Лай. – Мне тогда было три года. Ты сказал, что эта клетка – волшебная повозка, которая доставит тебя на гору Небесных удовольствий, где все целые дни напролет делают только то, что хотят, и где вместо дождя на землю падают конфеты. Я попросил тебя взять меня с собой, а ты сказал, что туда можно попасть только одному. Но если я хочу занять твое место, то должен найти волшебный ключ.
– Послушай, – постарался перебить его Сунь.
– И вот они нашли в клетке меня, с глупой улыбкой на лице. Знаешь, чего мне стоило пережить все упреки и насмешки?
– Пекарь Лай! Все это в прошлом. Я прошу извинить меня за мои проделки. Сейчас мы должны позаботиться о будущем. Отпусти меня. А потом убегай как можно быстрее. Даже не заходи домой, чтобы взять ценные вещи. Предупреди остальных, пусть тоже убегают.
– Нет, меня так просто больше не проведешь! – воскликнул Лай. – Довольно с меня твоих глупостей.
– Это не глупость, – сказал Сунь. – Ты же не знаешь, на что способны эти обезьяны. А я знаю.
– Мне доводилось встречать горилл в поездке на юг.
– Я имею в виду не горилл – я говорю о любых обезьянах с такими мыслями. Они думают, что я обладаю каким-то таинственным секретом, и готовы пойти на что угодно, лишь бы узнать его.
– Ага, а если я отпущу тебя, то они заберут вместо тебя меня, – усмехнулся Лай. – Мне уже давно не три года.
– Нет никакого секрета, – сказал Сунь. – Но они верят, что он есть. Всем жителям этой деревни грозит опасность.
– Почему? Они же поймали того, кого искали.
– Вот именно, – сказал Сунь и вздохнул. – Можешь не отпускать меня, но убегай как можно дальше. Чем быстрее, тем лучше.
Гневное выражение лица Лая сменилось недоумением.
– Не знаю, что ты затеял, но я скажу им, что ты очнулся.
– Не говори! – умоляюще сказал Сунь.
Немногим более часа спустя пришли гориллы и перекинули его, все еще закованного в цепи, через лошадь перед одним из всадников. Когда они поднимались по склону холма, Сунь бросил последний взгляд на охваченную языками пламени деревню, над которой в небо поднимались столбы дыма. Раздавались крики, но довольно немногочисленные.
Если гориллы пришли так поздно, то, возможно, Лай и воспользовался его советом. Возможно, он предупредил других жителей.
Возможно.
Чуть позже гориллы разбили лагерь, установив широкую палатку яркой расцветки, а вокруг нее палатки повыше. Суня доставили в палатку, все еще скованного, и бросили перед Шором, восседавшим на куче подушек.
– Ну что ж, поговорим еще раз, – сказал военачальник. – Если ход нашей беседы мне не понравится, я прикажу отрубать тебе по одному пальцы на руках и ногах. Раны будут прижигать, чтобы ты не истек кровью и не умер. Тебе все понятно?
– Понятнее некуда, – сказал Сунь. – Я уже вчера собирался поговорить с вами начистоту. Вы бы узнали об этом, не лишись я сознания.
– Прошу извинить меня за то, что усомнился в тебе, – сказал Шор, но глаза его загорелись каким-то подозрительным светом. – А теперь расскажи все, что знаешь.
– Ну, все так и есть, как вы говорили. О Царе обезьян.
– Ты знаешь его. Ты встречался с ним.
Сунь сделал вид, что медлит с ответом, а потом кивнул.
– И ты покажешь мне дорогу к нему.
– В этом-то и проблема, – сказал Сунь. – Понимаете ли, я… меня сейчас там не очень-то и ждут… Небольшое недоразумение, о котором даже не стоит упоминать.
– Не сомневаюсь, – сказал Шор. – А иначе зачем тебе торчать в какой-то захудалой деревне? Но теперь ты под моей защитой. Тебе не стоит бояться его.
Он повернулся к одному из своих помощников и махнул рукой.
– Принеси.
Мгновение спустя горилла протянула Шору чехол, висевший ранее на его лошади. Военачальник вынул из него содержимое.
– Знаешь, что это? – спросил Шор.
– Нет, – ответил Сунь, хотя на самом деле он знал.
– Это называется «винтовка». Мощное оружие, созданное на основе науки, о которой я говорил раньше.
– Да, но… – начал было Сунь.
– Что еще? – требовательно спросил Шор.
– Ну, как вы и говорили, Царь обезьян бессмертен. Каким бы грозным ни было ваше оружие, оно его не убьет.
Брови Шора опасно нависли над его глазами.
– Я же сказал тебе, что не верю в волшебство. Судя по слухам, он не стареет, но это не значит, что его нельзя убить. Пусть он прожил невероятное количество лет, но пуля не отскочит от его кожи. Ты сам увидишь, – тут он склонил голову набок и спросил: – Так с какого же пальца начинать?
Сунь замотал головой.
– Ну хорошо, я отведу вас к нему.
– Конечно, отведешь, – кивнул Шор.
* * *
Когда они дошли до границы Порчи, солдаты о чем-то беспокойно зашептались между собой, и даже военачальник показался заметно взволнованным.
– Должен быть какой-то другой путь, – сказал он, разглядывая пустошь, тянувшуюся до самого горизонта.
– Нет никакого другого пути, – сказал Сунь. – По крайней мере, мне о нем ничего не известно.
– Если это какая-то твоя хитрость, мартышка…
– Я пришел именно этой дорогой. Но я понимаю, что вы боитесь идти по ней…
– Ты что, намекаешь на то, что какая-то мартышка храбрее Военачальника Шора? – сердито проревела горилла.
Шор пришпорил коня и поскакал в пустыню первым.
На территории Порчи все же была кое-какая жизнь. Тот тут, то там посреди пучков сухой травы виднелись грубые колючки, между камней по песку сновали какие-то существа, наверняка ядовитые. Более смело вели себя животные, предками которых, скорее всего, были дикие собаки. На второй день вокруг путников кружила уже целая стая.
– Они нападут ночью, когда стемнеет, – сказал Сунь Шору.
– Так уж и нападут?
Он вынул из прикрепленного к седлу чехла ружье с тусклым серым стволом и поцарапанным деревянным прикладом. Подняв его, Шор тщательно прицелился, после чего раздался громовой выстрел. Сунь вскрикнул и зажал руками уши. Одна из похожих на диких собак тварей упала и задергалась всем телом. Другие остановились и настороженно посмотрели на нее. Шор снова прицелился.
Всего он выстрелил четыре раза, и на песок упали четыре собаки. Другие наконец-то поняли намеки и скрылись за ближайшим гребнем.
– Как видишь, я ничего не боюсь, – сказал Шор.
– Да, я уже понял, – ответил Сунь, слегка содрогаясь.
Ночью они развели костер из сухих веток, которых удалось набрать не так уж много. Когда в темноте засветились желтые огоньки глаз, Шор снова выстрелил в них. После этого путники больше не видели диких собак кроме той дохлой, что валялась у лагеря.
Через четыре дня они добрались до реки, которая показалась настоящим райским садом посреди пустыни. По ее берегам росли ивы, а среди тростника квакали лягушки и плавали рыбы. В воде плескались крупные выдры, с вершин деревьев ныряли бирюзовые зимородки. Но чуть поодаль снова начиналась пустыня.
– Мы должны пересечь реку? – спросил Шор.
Сунь помолчал.
– Я связан вот уже несколько дней, – сказал он наконец. – Почему бы нам не сделать тут привал? Я бы искупался в реке…
– Не сомневаюсь, – сказал Шор. – Думаешь, я тебя недооцениваю? Если я не развязал тебя в пустыне, то зачем мне развязывать тебя здесь, где у тебя больше возможностей сбежать и выжить?
– Военачальник, я помогаю вам, как могу.
– И все же с каждым днем в твоих словах все меньше уверенности. Это заставляет меня сделать два возможных вывода: либо ты не знаешь, где находится Царь обезьян, и просто водишь меня за нос в надежде сбежать, либо ты хранишь ему верность и пытаешься завести нас в ловушку.
– Я бы предложил третье объяснение – у меня плохо развито умение ориентироваться на местности, – сказал Сунь.
Шор задумчиво кивнул.
– Тогда попробуем улучшить твое умение.
Взмахом руки он подозвал к себе одну из горилл.
– Отрезать ему один палец.
– Нет-нет, погодите, – запротестовал Сунь, когда солдат прижал к земле его правую руку. – Мне кажется, я начинаю вспоминать…
– Мне тоже так кажется, – согласился Шор.
– Да, я понимаю, что ваши угрозы серьезны, – повысил голос Сунь. – Вам больше не надо ничего доказывать…
Горилла вынула нож и приставила его ко второму суставу самого длинного пальца Суня.
– Нет, я просто покажу вам…
Сунь удивился тому, насколько это оказалось больно. Сначала он завопил от неожиданности, а потом и от боли. Отрезанный палец откатился в сторону и замер, похожий на черную гусеницу.
Когда ему прижигали рану, Сунь завопил еще громче. После этого он некоторое время скулил.
– Ну, – сказал Шор. – Повторить?
– Нет, – тихо ответил Сунь. – Он на северо-востоке, в двух днях пути отсюда, за рекой. Я покажу вам дорогу.
– Видите, – обратился Шор к своим солдатам. – Даже глупую мартышку можно убедить прислушиваться к голосу разума.
На следующий день резкая боль в обрубке пальца сменилась ноющей, отзывающейся во всем теле. Сунь пытался отвлечься, вспоминая вкус пирожных Лая или то, как загорал на солнышке, раскачиваясь на ветвях.
Ничего не помогало.
На второй день после того, как они пересекли реку, впереди показались низкие холмы.
– Идите на восток, к самому большому, – сказал Сунь Шору.
Когда они подъехали чуть ближе, Шор натянул поводья, останавливая лошадь.
– Это не холмы, – сказал он.
– Нет, – сказал Сунь.
Когда-то тут стоял довольно большой город, от которого, в основном, остались лишь груды обломков и куски ржавого металла. Но то тут, то там виднелась какая-нибудь высокая стена или каркас высотного здания. Гориллы-солдаты, уже привыкшие к тому, что им приходится странствовать по Порче, снова зашептались и принялись осенять себя религиозным знаком, по их поверьям, охраняющим от зла.
Сунь показывал дорогу, пока не увидел длинную расщелину между обломками.
– Вон туда, вниз, – сказал он.
– Спешиться! – приказал Шор, хватаясь за винтовку.
Снимать цепи с Суня не стали, но привязали его к длинному поводку.
– Иди первым, – приказал ему Шор.
– Буду только рад, – устало ответил Сунь.
Насыпь мусора спускалась к длинному подземному проходу, сотворенному явно руками человека. Гориллы двигались с опаской, крайне неохотно, пока Шор не прикрикнул на них, но и потом они медлили с каждым шагом. Свет факелов мерцал, откидывая пляшущие тени на древние стены и пол.
– Предупредишь меня, когда мы будем близко, – сказал Шор.
– Конечно, – отозвался Сунь. – Но, мне кажется, вы и сами узнаете.
– Что это за сооружение? – спросил военачальник.
– Похоже, какая-то транспортная система, – ответил Сунь. – Видите эти длинные металлические бруски?
– А, ну да. Вроде тех, по которым возят вагонетки в шахтах.
Сунь замолчал. Ему было трудно передвигаться, не опираясь на руки, но когда он опирался на них, его пронзала боль.
Чуть позже послышалось журчание воды.
– Впереди свет, – сказал один из солдат.
И в самом деле показался свет – странный и мерцающий. Подойдя поближе, они поняли почему. Путь преграждал водопад, падающий прямо перед ними. Его источник и водоем, в который он падал, были скрыты на другой стороне. На этой стороне находились ржавые останки огромного вентиля, приваренные к круглой металлической двери.
– Сюда, – сказал Сунь.
Шор некоторое время смотрел на водопад.
– Могу пойти первым, если хотите, – предложил Сунь.
– Нет, – сказал Шор и жестом подозвал одного из солдат. – Чог, ты пойдешь первым. Посмотри, что там, вернись и доложи.
Он повернулся к Суню:
– Он же вернется, не так ли? Потому что, если не вернется…
– Никакой опасности нет, – сказал Сунь.
Чог неохотно подошел к водопаду боком и остановился, коснувшись потока.
– Чог! – прорычал Шор.
Большая обезьяна расправила плечи и шагнула сквозь поток.
Прошло несколько секунд. Сунь насчитал двадцать ударов сердца. Лицо Шора принимало все более сердитое выражение.
Наконец показался Чог, промокший с головы до ног.
– Ну? – требовательно спросил Шор.
– Поразительно, – выдохнул Чог.
– Ну что ж, идем все, – сказал Шор и шагнул через водопад, прижав винтовку к груди под подбородком.
Чог дернул за поводок и повел Суня за собой на другую сторону.
Мокрый Шор стоял, поражаясь открывшемуся перед ним зрелищу.
– Значит, все это правда, – сказал он. – Все, что говорили.
Над ними ввысь уходил просторный купол, мерцающий светом, похожим на свет солнца, но явно искусственного происхождения. Фальшивое небо нависало над джунглями, среди которых росли многочисленные яблони и груши, бананы, манго и дурианы, мушмула и персики, грецкие орехи и пеканы. К краям купола поднимались виноградные лозы, а посреди всего этого великолепия протекала река, начинавшаяся с водопада, через который они прошли.
– Видишь? – сказал Шор. – В легенде говорится о пещере внутри горы Плодов и цветов. И все же это не природная пещера. Она создана человеком. Но для каких целей?
– Я полагаю, что люди надеялись здесь выжить, – сказал Сунь. – Пережить все ужасные бедствия, обрушившиеся на землю и подвергшие ее Порче.
– Но где Царь обезьян?
Сунь вздохнул.
– Вокруг вас. Лучше вам всем опустить свое оружие.
При этих словах зашевелились все окружавшие их деревья, и из-за их ветвей и стволов показались маленькие обезьяны – макаки и бабуины, мартышки и ринопитеки, кази, тонкотелы, белорукие и черные хохлатые гиббоны. Каждая была вооружена пистолетом, винтовкой или дробовиком.
– Вы сделали нас изгоями, – сказал Сунь. – Поэтому мы нашли себе укрытие. Не стоило вам приходить сюда.
Шор нацелил свое ружье на Суня.
– Ты обманул меня!
– Я сделал то, что от меня требовали, – сказал Сунь. – Какой же это обман?
– Не умничай, – грозно одернул его Шор. – Где эликсир бессмертия?
– Нет никакого эликсира, – ответил Сунь. – А ты глупец.
Лицо Шора исказила гримаса ярости.
– Ты лжешь!
Его палец нажал на спусковой крючок.
Звуки выстрелов отразились от купола тысячекратным эхом. Шор с выражением удивления и недоверия шагнул назад. Другие гориллы развернулись и помчались прочь. Две из них пробежали через водопад. Но наружу не выбрался никто.
И только потом Сунь почувствовал острую боль под ребром, посмотрел вниз и увидел кровь.
– Как некстати, – промолвил он и упал лицом в воду.
Месяц спустя Сунь взбирался на гору, то и дело останавливаясь по пути, чтобы полакомиться украденными в деревне Пять Лебедей печеньями. Перескакивая с ветки на ветку в облачном лесу, он испустил восторженный клич – просто так, чтобы насладиться звуками собственного голоса. Наконец он добрался до древнего полуразрушенного храма, в котором обитал мудрец Шаланг.
Плоское лицо Шаланга пересекали многочисленные морщины, наросты на щеках разрослись до невероятных размеров. Оранжевая шерсть потускнела и свалялась, но несмотря на это он сохранял величественный вид.
– А, это ты, – сказал орангутан. – Я ожидал тебя месяц назад.
– Да, я знаю, – сказал Сунь. – Меня ранили из винтовки, поэтому я пришел не сразу.
– Понятно, – пробормотал Шаланг, закрывая глаза. – Чувствую, ты хочешь задать мне вопрос.
– Это ты в точку попал, – сказал Сунь.
– Почему я сказал военачальнику, где ты находишься?
– Вот уж поистине твое всеведение не знает границ.
– Я знал, что ты поступишь правильно, – уверенно сказал Шаланг.
– Мне отрубили палец!
– Да, но, как я вижу, он уже почти отрос, – заметил орангутан.
Сунь посмотрел на свою ладонь и на торчащий из нее розовый палец вдвое короче обычного.
– Больно, – пожаловался он.
– Ты бы мог избежать этой боли, оставаясь со своими последователями в той пещере, – сказал Шаланг. – И все же ты предпочел странствовать снаружи.
– Я стар, и мне скучно. Кроме того, всегда полезно знать, что происходит в мире. Что если Шор обнаружил бы нас сам и застал нас врасплох? Пришел бы к нам с целой армией и с многочисленными винтовками?
– О том и речь, – кивнул Шаланг. – Я поведал ему легенду, чтобы он нашел тебя, а ты понял бы, что он задумал.
– Можно было просто предупредить, – сказал Сунь. – А что до легенды…
– Тебе рассказать ее? Не как понимал ее Шор, а как понимаю ее я?
– Ну ладно, давай, рассказывай, – вздохнул Сунь.
– Когда-то давным-давно, еще до разрушения городов, когда обезьяны были рабами, жил-был один сиаманг. Он жил в том месте, где люди занимались своей наукой. Они сделали с ним нечто, что превратило его не то чтобы в бессмертного, но позволило жить очень долго. А потом начались войны между обезьянами и людьми. Сиаманг изменился, как и все обезьяны. Потому в легенде и говорится о луче с небес, коснувшемся камня, из которого родилась Каменная обезьяна.
После войн, когда землю разъела Порча, сиаманг обнаружил, что всех похожих на него существ, вроде гиббонов, преследуют и унижают как люди, так и большие обезьяны. Поэтому он собрал под своим началом всех гиббонов и маленьких обезьян и отвел их в безопасное место. В место, где они могли жить в мире и спокойствии.
Сунь немного помолчал. Потом рассмеялся.
– Шор думал, что существует какая-то сыворотка, которую я пью или которую я ввожу себе в кровь. Почему-то они все так думают.
– А ты знаешь, что с тобой сделали на самом деле?
– Нет. Как ты сказал, мой ум тогда был другим. Не таким… развитым. Я помню только боль в лаборатории. Разного рода боль. А потом пришли шимпанзе и всех выпустили. Я постарался убежать от людей как можно дальше. Но потом обнаружилось, что я исцеляюсь гораздо быстрее других. А еще чуть позже выяснилось, что я не становлюсь старше. Как будто кто-то действительно спустился в Подземный мир и вычеркнул мое имя из Книги жизни и смерти.
– Сколько тебе лет? – спросил Шаланг.
– Более сотни. Я давно сбился со счета. Некоторое время назад я постарался скрыться из виду и не распространять легенду о себе. Она основана на древней человеческой легенде. Меня и без того преследуют неприятности. А ты только подлил масла в огонь.
– Мир будет лучше без таких, как Шор, – сказал Шаланг. – Те, у кого появляется желание найти тебя, рано или поздно должны встретить единственную вечность, на которую обречены. Как ты и сказал, лучше узнать, что они затеяли до того, как они найдут тебя сами.
– Думаю, ты прав, – сказал Сунь, поглядывая на свой отрастающий палец. – Но все равно это больно. А тебя, насколько я могу судить, немало позабавила эта история.
– Ну что ж. Пусть я и не такой древний, как ты, но я тоже стар, и мне тоже бывает скучно.
– Пожалуй, тебе стоит заняться каллиграфией, – предложил Сунь.
