Часть третья
НОВАЯ ЗЕМЛЯ
Глава 25
ВЕНЕРА ПРИНИМАЕТ ГОСТЕЙ
Лежа в амортизационном ящике, Цандер чувствовал, как повышается температура.
«Этак можно свариться, — подумал он. — Толчков больше нет, пора выходить».
Цандер осторожно вылез из ящика и сбросил скафандр. Горячий воздух, как из раскаленной печи, обдал лицо. Пот заливал лоб, щеки, глаза… Пришлось вновь надвинуть на голову шлем скафандра.
«Моя непредусмотрительность. Надо было перед посадкой усилить работу холодильников…»
Он пустил их на полную мощность. Температура понизилась, но было еще очень жарко. Термометр показывал сорок три градуса.
«Представляю, как чувствуют себя наши пассажиры…» Цандер снова сбросил водолазный костюм.
Вошел Ганс, вытирая пот с красного лица.
— Фу, шведская парильня! — воскликнул он. — Я уж вынул из ящиков наших пассажиров. Раскисли. Леди совсем в кисель превратилась. Даже голос потеряла — шипит, как сифон. Барон хрипит. Стормер пыхтит, с лица Делькро всю парфюмерию смыло.
Через несколько минут все пассажиры собрались в ка-ют-компании — красные, мокрые, расслабленные. Делькро вынула зеркальце, с которым никогда не расставалась, глянула в него и вскрикнула. От бровей и ресниц шли по щекам черные потеки, кармин губ окрасил подбородок. Ганс не удержался, расхохотался.
— Зачем выбрали такую горячую планету? — послышался зловещий шепот леди Хинтон. За время своего межпланетного путешествия даже она сделала некоторые успехи в астрономии; научилась отличать планеты от комет по единственному признаку — «с хвостом или без хвоста». — Я же предупреждала вас, что мне необходим климат Ривьеры. На этой же планете климат Алжира.
— Вы ошибаетесь, мадам, — сказал Цандер. — Весьма вероятно, что внешний воздух за стенами звездолета очень холоден.
— Тогда, значит, это вы решили сварить нас, как раков? — сердито спросил Стормер. Сине-красный, с выпученными глазами, он и в самом деле походил на вареного рака.
Цандер улыбался.
— Нет, просто оболочка ракеты сильно нагрелась трением об атмосферу.
— Н-но ведь при отлете с Земли мы также т-терлись об ат… атмосферу?
— Вы правы, барон. И тогда температура так не повышалась. Атмосфера же Венеры плотнее земной. Не забывайте, что это наш первый полет. В следующий раз буду знать, как…
— В следующий раз! — прервала Цандера леди Хинтон. — Еще раз перенести эту пытку? Подумать страшно!
— Тридцать два градуса, — сказал Винклер, глянув на термометр. — Температура быстро понижается.
Цандер озабоченно покачал головой. Уж очень быстро понижается. За стеной, должно быть, большой холод.
— Так надо скорее открыть дверь и проветрить наш «ковчег»! — сказал епископ, поглаживая лысину.
— Да, разумеется, — задумчиво ответил Цандер. — Ганс, Винклер, идем.
— Позвольте и мне с вами. Быть может, и я окажусь полезен, — заюлил Пинч.
— Я позову вас, если ваша помощь потребуется, — ответил Цандер таким тоном, что Пинч остался на месте. Со времени своего неудачного опыта управления ракетой Пинч побаивался Цандера.
Винклер, Ганс и Цандер прошли коридорами в отсек-камеру, где находилась наружная дверь. Цандер тщательно прикрыл и запер на ключ дверь в коридор, затем сказал своим помощникам:
— Положение серьезное. Судя по внутренней температуре, поверхность оболочки оплавилась. При этом дверные пазы, вероятно, спаялись. Если нам не удастся открыть двери, мы погибнем от удушья. У нас осталось совсем немного кислорода…
— Откроем, — спокойно и уверенно ответил Винклер. — Если не удастся открыть дверь или иллюминатор, пустим в ход сверла, автоген, проделаем отверстие в стене…
— Причиним этим смертельную рану нашей ракете, — добавил Цандер. — У нас едва ли хватит материалов и инструментов заделать пробоину так, чтобы можно было рискнуть на обратный полет.
— Лучше оказаться пленниками Венеры, чем погибнуть в ракете от удушья, — сказал Ганс.
— Необходимо устранить ближайшую опасность.
— Правильно, Винклер, верно, Ганс. Я согласен с вами. Но, устраняя ближайшую опасность, не идем ли мы навстречу другой? Что ожидает нас за этой стеной? — Цандер хлопнул рукой по вогнутой стенке ракеты. — Быть может, правы те ученые, которые утверждают, что на Венере нет кислорода.
— Здесь — верная гибель, а за стеной — проблематичная. Если есть хоть один шанс против ста…
— О чем тут говорить? — прервал Винклера Ганс. — Эта камера закрывается наглухо. Мы первыми должны испытать на себе воздух Венеры. И если он окажется смертельным, предоставим нашим пассажирам пережить нас на несколько минут… Мне, признаться, вообще не по душе погребальные разговоры. Обо всем этом каждый из нас должен был передумать еще на Земле, прежде чем переступить порог ракеты. Я предлагаю немедленно приняться за работу. — Ганс решительно открыл дверь и направился в кладовую.
Там было темно. Ганс зажег лампочку и… увидел перед собою Стормера, согнувшегося под тяжестью тяжелого баллона с кислородом.
Ганс понял: Стормер пытался утащить баллон в свою каюту.
— Оставьте баллон! — крикнул Ганс, загораживая дверь.
Мгновенно смущение сменилось на лице Стормера гневом.
— Не ваше дело! — грубо ответил он.
— Я приказываю вам, поставьте баллон на место!
— Щенок! — заревел Стормер. — Здесь я хозяин, а не ты. Прочь с дороги!
Сняв баллон с плеча, Стормер взял его наперевес и с этим тараном двинулся на Ганса. Ганс оставался неподвижным, но в последнее мгновение отскочил в сторону. Стормер, не встретив точки опоры, упал вместе с баллоном, зарычал, выругался и начал подниматься. Ганс налетел на него и повалил на спину. Стормер с неожиданной быстротой повернулся на грудь, вскочил на ноги и бросился к Гансу, расставив толстые, тупые пальцы, с явным намерением задушить Ганса. Не подпуская его к себе, Ганс снова прыгнул в сторону и схватил с полки тяжелый молот, который мог бы размозжить череп Стормера.
— Змееныш! — прохрипел Стормер, шевеля пальцами, но не двигаясь с места.
— Вы здесь, господин Фингер? Как дела? Что вы здесь делаете? — У дверей стоял Пинч, вертя своей острой мордочкой, словно собака, нюхающая воздух.
— Я пришел за инструментами, а что тут делал мистер Стормер, спросите у него, — ответил Ганс.
Стормер метнул на Ганса гневный взгляд и, тяжело ступая, оставил поле сражения, грубо толкнув по пути непрошеного свидетеля.
Ганс усмехнулся, собрал инструменты и вышел в коридор, закрыв кладовую на ключ. Пинч потирал плечо и с недоумением смотрел вслед удалявшемуся Стормеру.
— Мистер Пинч, вы, кажется, хотели помочь нам открывать дверь?
— С удовольствием.
— Только предупреждаю: мы закроемся наглухо. Воздух Венеры может быть смертоносным.
— Это пустяки. Но вот что меня беспокоит: внешний воздух, наверно, очень холодный, а я пропотел и могу схватить насморк… — Вихляясь и кланяясь, Пинч задом удалился от Ганса.
— Почему ты так долго не возвращался? — спросил Винклер.
Ганс коротко рассказал о случае в кладовой и взялся за дверные запоры.
— Подождите, — остановил Цандер. — Я предлагаю надеть кислородные маски и привести сюда козленка. Пусть козленок первый испытает на себе действие здешнего воздуха.
— Излишняя предосторожность, — возразил Ганс. — Допустим, что козленок подохнет, глотнув смертоносных газов. Это не изменит положения. — Он попытался повернуть колесо винтового запора — одного, другого, третьего. Не поворачивается. Винклер сжал кольцо своими руками-клещами.
— Не идет. Очевидно, оплавлена… Попробуем вторую дверь, в другом конце ракеты.
Ганс вышел в коридор и вновь столкнулся с Пинчем. Он ежился, лицо его посинело.
— Я стучал вам, — затараторил Пинч, — а вы не слыхали. Леди Хинтон волнуется. Она уже мерзнет. Неужели вы не чувствуете, как понизилась температура? Всего семь градусов. Это после адской жары. Грипп, насморк, воспаление легких… Все сидят в шубах и шапках…
— А вы и не догадались закрыть холодильники и включить электрические печи!
— Да, но… — замялся Пинч. — Мне запрещено касаться аппаратов…
Холодильники были выключены, электрические печи включены. Температура медленно поднялась до двенадцати градусов.
Вторая дверь не поддавалась, как и первая.
— Придется попробовать иллюминаторы.
Цандер, Ганс и Винклер ходили из каюты в каюту, пробовали отвинтить винты, гайки, но все было напрасно. Пинч бродил следом и подавал всяческие советы, пока Ганс не прогнал его. Но через минуту Пинч появился снова — в шубе, меховой шапке, рукавицах и меховых сапогах.
— Температура ниже нуля. Неужели вы не чувствуете? Мы все окоченели от холода. Вероятно, печи неисправны. И воздуха как будто меньше становится. Что же это такое, мистер Цандер? Уж лучше замерзнуть, чем задохнуться. Смерь от замерзания, говорят, легче… Осмотрите, пожалуйста, печи, господин Цандер.
Явился и Блоттон, в дохе и шапке.
— Как дела? — спросил он. — Странное дело! Венера ближе к Солнцу, чем Земля, и тем не менее мы мерзнем. Говорили, что тела на Венере весят несколько меньше, чем на Земле, а я чувствую тяжесть и усталость во всем теле…
— Это потому, что ваше тело избаловано в пути невесомостью. Мышцы ослабели. Ничего, окрепнут! Усталость же, вероятно, от недостатка кислорода. Ганс, пойдите осмотрите печи и прибавьте кислорода… но будьте экономны! — тихо прибавил Цандер.
Пинч преувеличил: температура больше не понижалась, но и не повысилась, хотя печи были исправны. Ганс приоткрыл кран нового кислородного баллона, затем надел шубу и шапку. «От смертоносных газов, если удастся открыть иллюминатор, спастись невозможно, но от холода — можно и должно». И вернулся к Цандеру и Винклеру.
— Запаса кислорода осталось на пять-шесть часов, — сказал он. — За это время нам необходимо выйти во что бы то ни стало.
Работа была трудная. Час проходил за часом, но ни одна оконная рама не поддавалась.
Постепенно пассажиры начали понимать всю серьезность положения. Этому немало способствовал и Пинч. Он сеял панику, рисуя ужасы предстоящего удушья и замерзания. Винклер, случайно проходивший мимо кают-компании и слышавший эти паникерские речи, вызвал Пинча в коридор, ни слова не говоря, сгреб за шиворот, отвел в каюту и запер. Но семя было брошено и давало плоды. Делькро и Эллен истерически плакали, мужчины беспорядочно кричали, обвиняя во всем Цандера и большевиков. Текер бросался от пациентки к пациентке со спиртом, валерьянкой, бромом.
— Вы мужчины! Вы должны что-то предпринять, — шипела леди Хинтон, лишившаяся голоса.
Начались беспорядочные споры. Наконец решили. Барон, епископ и Блоттон, предводительствуемые Сторме-ром, двинулись к каюте, где в это время работали Цандер, Винклер и Ганс.
Лица депутатов не предвещали ничего хорошего. В такие минуты самые крепкие головы теряют рассудок и способны на безумные поступки. У каждого из депутатов мог быть припрятан револьвер. Эгоизм этих людей не остановился бы перед уничтожением других, чтобы за их счет прожить самим хотя бы несколько лишних часов.
Ганс в одну минуту понял все это и вдруг пронзительно свистнул.
Из коридора послышались торопливые шаги. Депутаты повернулись и увидали позади себя двух человек, о которых почти позабыли: китайца и Мэри. Жак и Мэри переглянулись с Гансом и стояли молча, как бы ожидая только сигнала. Участники полета разделились на две враждующие партии, два лагеря. Пять против пяти! Но армия Стормера была зажата в тиски и в случае столкновения принуждена была бы действовать на два фронта. Хуже всего было то, что Стормеру не удалось захватить «врага» врасплох. Ганс спокойно улыбался и мерно помахивал уже знакомым Стормеру тяжелым молотом.
— Что вам угодно, господа? — резко спросил Цандер — Будьте кратки. Имейте в виду, что каждая минута задержки нашей работы может стоить вам жизни.
— В таком случае отложим этот разговор до другого раза, когда вы будете менее заняты, — напыщенно произнес Стормер и повернул свое войско.
— Подождите. Я предлагаю всем разойтись по своим каютам. Мы сейчас будем работать в кают-компании, и ее необходимо очистить, — сказал Ганс. — Мэри, Жак, проводите пассажиров.
Спутники Стормера переглянулись. После их капитуляции победители диктуют условия: роспуск армии. Приходилось подчиниться и этому. Стормер повернулся и с преувеличенной любезностью поклонился Гансу. Но глаза Стормера красноречиво говорили: «Мы еще посчитаемся».
Когда все ушли, Винклер рассмеялся и, хлопнув Ганса по плечу, сказал:
— А со свистом — это неплохо организовал. Предусмотрительно.
— И насчет кают-компании тоже хорошо придумано, — прибавил Цандер. — Изоляция пассажиров сейчас необходима. Они плохо действуют друг на друга, находясь вместе.
— Одного я уже изолировал — Пинча, — сказал Винклер.
— То-то я удивился, что Стормер явился без своего оруженосца! — заметил Ганс.
— Однако жаль, что Стормер не произнес своей речи. Интересно все-таки, какой ультиматум они хотели предложить нам. Идем в кают-компанию.
Она уже была очищена. Пассажиры расползлись по своим норам.
— У меня есть одно предложение, — сказал Ганс. — Если бы нам даже удалось отвинтить раму иллюминатора, мы встретились бы с другим препятствием: внешние защитные ставни над стеклами уж, наверно, оплавились в пазах, и их не отодвинуть. Толщина щитов невелика. У нас есть запасные щиты и стекла. И я предлагаю разбить стекло иллюминатора и просверлить отверстие в ставне. Таким путем мы не причиним больших повреждений ракете и выйдем наружу.
План был принят, и все принялись за работу. Не без труда разбили изнутри толстое, прочное стекло.
Со щитом пришлось повозиться еще больше. Нужно было по всей окружности иллюминатора просверлить множество дыр.
По примеру Ганса Цандер и Винклер оделись потеплее, закрыли герметическую дверь в коридор и начали сверлить.
С момента посадки на Венеру прошло уже несколько часов. Быть может, из-за недостатка кислорода о еде никто не думал. Но усталость чувствовалась все сильнее. Кружилась голова, шумело в ушах, беспорядочно работала мысль.
У пассажиров после недавнего возбуждения наступила реакция. Все сидели сонные, как осенние мухи. Головы склонялись на плечо, руки поднимались и опускались вяло и безжизненно. Всеми овладела апатия… Лучше других чувствовали себя в своей каюте жена доктора Текера с ребенком: Ганс успел поставить в ее комнате баллон из «неприкосновенных запасов». Здесь дышалось легче. Текер возился с пациентами.
А в кают-компании скрежетало сверло, приводимое в движение электричеством. Внезапно сверло провалилось. Первая дыра. Ганс вынул сверло, приложил к отверстию нос, потянул воздух. Цандер и Винклер, затаив дыхание, наблюдали.
— Ну что? — не вытерпел Цандер.
— Не чувствую. Более плотный и теплый воздух кают-компании выходит наружу. Для вентиляции надо сделать по крайней мере две дыры. Пока чувствуется, что внешний воздух холодный и как будто серой попахивает, — доложил Ганс.
Когда просверлили вторую дыру, все почувствовали, как потянула ледяная воздушная струя, насыщенная серными парами. Ганс, Винклер и Цандер вдыхали этот воздух, с волнением поглядывая друг на друга. Воздух был неприятный, но никто не почувствовал себя плохо.
Ганс вдруг подошел и закрыл кран кислородного баллона.
— Зачем ты это делаешь? — спросил Винклер.
— Затем, что мы дышим смешанным воздухом. Надо получить чистую венерианскую атмосферу.
С каждой новой дырой в каюте становилось холоднее и все больше пахло серой.
Дыхание становилось все более учащенным, голова кружилась.
— Кислород, безусловно, есть, но его маловато, — сказал Цандер. — Однако из этого еще не следует делать заключения, что таков весь состав атмосферы. Возможно, что мы опустились на горную вершину.
Тревожно зазвонил электрический звонок. Винклер поспешил открыть дверь. Вошла взволнованная Мэри.
— Стормер бушует, — сказала она. — Ходит по каютам и кричит, что вы заперлись, чтобы открыть форточку только для себя, а пассажиров удушить.
— Вот идиот! — воскликнул Ганс — Ведь с ними были ты, Мэри, и Жак. Не хотели же мы и вас удушить. Кто его выпустил?
— Доктор настоял, чтобы открыли каюту. Он хотел осмотреть Стормера, а тот вышел. Почему у вас так серой пахнет?
— Венера душится такими духами, — отвечал Ганс.
Вбежал Текер:
— Кислороду! Дайте скорее кислороду! Пассажиры задыхаются. Леди… — он вдруг сильно закашлялся — Что это за газ?
— Распорядитесь, доктор, чтобы все скорее надели противогазы, — сказал Цандер. — Вы, Мэри и Жак, займитесь этим делом. Принесите и нам противогазы, Мэри.
Винклер просверлил последние дыры. Ганс вооружился тяжелым молотом.
— Попробую выломать, — сказал он, отстранив Винклера. По ракете раздались гулкие удары молота. Леди Хинтон казалось, что это забивают гвозди в крышку гроба.
Текер топтался возле нее, убеждая надеть маску. Старуха капризничала:
— Не хочу я надевать свиное рыло… И как же я буду есть?
Блоттон и Эллен, уже в противогазах, жестами старались убедить ее. Лишь после того как от серного запаха леди Хинтон стала задыхаться, она покорилась и позволила натянуть на свою голову маску.
Глава 26
ЗИМНИЕ НЕВЗГОДЫ
Стальной щит с глухим грохотом упал. Из круглого окна подуло свирепым холодом, который проникал сквозь теплые одежды. Сухим снежным водопадом ворвалась метель и в минуту покрыла пол, стол, стулья белым покровом. Возле иллюминатора на глазах вырастал снежный бугор. Черная непроглядная ночь глядела в окно. Ганс погасил лампочку в каюте. Когда глаза пригляделись к темноте, то различили, что черный круг окрашен с правой стороны багровым отсветом. Он то совсем сливался с чернотой, то усиливался, как зарево пожара. Такие же вспышки от времени до времени появлялись и в нижнем левом углу.
Ганс, Винклер и Цандер снарядились для вылазки: взяли лестницы, веревки, кирки, электрические фонари, портативные радиотелефоны. Ганс на всякий случай захватил револьвер и охотничий нож.
Спустили лестницу, поставив ее в сугроб. Ганс полез первым. Ветер повалил лестницу. Ганс упал на пушистый снег, с трудом выбрался, поставил лестницу на место. Вслед за ним спустились Винклер и Цандер. Осмотрелись.
Они находились в стране действующих вулканов. Всюду зловеще вспыхивали огни, отбрасывая багровые отсветы на густые облака и на покрытые снегом утесы. Огни вулканов светились среди необозримых пространств, как степные костры полчищ Тамерлана. Горные пики уходили высоко за облака, но и на этих заоблачных высотах были действующие вулканы. Облака, окружавшие конусы кратеров, рдели раскаленными багровыми шапками. Огненные столбы взлетали к облакам. Густой удушливый черный дым смешивался с облаками.
Глухой гул и отдаленные удары не прекращались. Иногда эти удары напоминали грозовые разряды. Но неужели гроза могла быть при такой низкой температуре? Ганс вдруг увидел над одним кратером молнию. Да, это молния и гром. Там, вероятно, снежная метель превращается в ливень.
— Ученые не ошиблись, предполагая, что на Венере могут быть горы в двадцать-тридцать километров высотой, — сказал Цандер. — Ракета лежит на высоком горном плато, а эти горы, стоящие на высоком подножье плато, вдвое-втрое выше наших земных Эверестов. Теперь понятна и ошибка ученых, которых обманул спектральный анализ, не обнаруживший на Венере кислорода. Этот густой слой облаков, дым от бесчисленных вулканов, представляет собою слишком плотный панцирь, прикрывающий тайну атмосферы Венеры.
— Не совсем удачное время года и место для посадки, — сказал Винклер. — Здесь так много вулканов, что мы рисковали упасть в один из кратеров. Не легко было бы выбраться оттуда. Зато многометровый снежный покров оказался великолепной амортизационной подушкой.
По лесенке поднялись на ракету. Неожиданно подуло теплым ветром. Ганс даже не поверил, — быть может, ему стало жарко от движения. Снял рукавицы. Нет, воздух теплый, влажный. Откуда?.. Не пламя ли вулканов нагрело его?
На оболочке ракеты уже успел нарасти толстый слой слежавшегося в лед снега. Пришлось приняться за кирки. Снежный буран сменился градом, град — проливным дождем. И вдруг вновь заморозило. Костюмы обледенели, они хрустели при каждом движении рук, ног. Работать было трудно. Сказывалась кислородная голодовка. Приходилось часто отдыхать.
В один из таких перерывов подул сильный ветер, и облака вдруг унесло в сторону. На минуту выглянуло звездное небо.
— Луна. Смотрите, маленькая луна! — воскликнул Ганс, показывая рукавицей. Да, это был маленький спутник Венеры, который казался не более вишни. Малый размер и густая атмосфера Венеры, ярко излучающая свет, скрывали ее спутник от глаз земных астрономов.
— А где же настоящая, наша, земная Луна и сама Земля?.. — Все небо было усеяно крупными, сильно мерцающими звездами. Ганс не мог найти. — Господин Цандер… Где же они?
Цандера не было.
— Пошел за аппаратами, — ответил Винклер. — Вот, кажется, Земля.
Эта голубая, трепетная росинка — Земля?
Ганс впервые осознал ту простую мысль, что Земля лишь «звезда меж звезд» и люди Земли — «небожители». Осознал условность большого и малого. Земля — ничтожная звездочка, затерянная в безднах неба, песчинка, которую не отличишь от мириада других звезд.
Вернулся Цандер с астрономическими инструментами.
Он спешил сделать наблюдения, и едва успел закончить их, как тучи вновь заволокли небо.
Скололи лед с оболочки. Печальное зрелище! Что сталось с блестящею, полированной поверхностью! Она словно покрылась проказой, стала бугристой и пятнистой — ожоги и оледенение оставили свои следы. К счастью, больших повреждений не было. К концу работы Цандер, Винклер и Ганс шатались от усталости и головокружения.
Однако отдыхать не время. Надо выбросить снег из ка-ют-компании, сделать временную раму, в дверь поставить вентилятор, фильтр для очистки воздуха от серных паров, компрессор. Работы много. Объявлен аврал.
На этот раз пассажиры не протестовали против трудовой повинности.
И, только покончив с работой, наладив воздушное питание, побежали и легли отдохнуть.
За чаем Цандер сделал доклад. Астрономическим наблюдением, вычислением он установил, что ракета спустилась на экваториальной части Венеры.
Слушатели были поражены.
— Мороз, метели, круглосуточная ночь на экваторе?..
— И долго будет продолжаться эта экваториальная зимняя ночь?
— Выбрали планету, нечего сказать!
— Зима здесь на исходе. Всего несколько дней отделяют нас от начала весны, — успокоил Цандер.
— Зима на экваторе?
— Почему такая разница по сравнению с климатическими зонами Земли?
— Все дело в наклоне оси к плоскости орбиты, — пояснил Цандер. — Венерианская ось наклонена к плоскости орбиты еще более, чем земная. Венера лежит почти совсем на боку.
Для пассажиров наступили невеселые, томительные часы. От тоски ли или от возвращения в мир тяготения к беглецам вернулись их болезни. У барона возобновились боли в желудке, Стормер жаловался на сердце и общую усталость, у леди Хинтон «заговорила» печень. Блоттон пил коньяк в компании с Пинчем. Текер ревностно исполнял обязанности врача, но больные брюзжали и плохо поправлялись: сказывался и урезанный паек, и низкая температура в ракете.
Лишь Ганс, Винклер, Цандер, Мэри и Жак не страдали от скуки.
Удары при посадке причинили немало мелких повреждений точным и сложным механизмам. Приходилось чинить их. Много хлопот доставляла и радиостанция, приемник которой никак не удавалось оживить Цандеру. Повреждения были исправлены, приемник, казалось, находился в полном порядке, но связь с Землей установить не удавалось.
В свободное время Ганс занимался. Он ни на минуту не сомневался в том, что вернется на Землю, и готовился стать капитаном межпланетного плавания. Винклер и Цандер помогали ему.
— Когда полетим обратно, ракету поведете вы, — говорил Цандер.
Ганс мечтал об этом и даже летал в своих сновидениях.
Две недели упорного труда ушло на то, чтобы открыть наружные двери ракеты и щиты над иллюминаторами. Но от этого в ракете не стало веселей. В окна по-прежнему смотрела темная ночь с багровыми отсветами.
Прижимая пальцы к вискам, Делькро ходила по кают-компании, ставшей опять местом сборища пассажиров. Леди Хинтон мрачно молчала, сидя в своем троноподобном кресле.
— Это ужасно! — как драматическая актриса, говорила Делькро. — Этот холод, этот вечный мрак… Можно с ума сойти…
— Скучно, как на курорте… — беззвучно отозвалась со своего места возле тетки Эллен.
— На курорте? О, сколько бы я сейчас дала, чтобы быть на курорте! — трагически воскликнула Делькро. — Ницца, Ментона, Биарриц, Лидо… Рай! Волшебный сон…
— Потерянный ррай… — меланхолически вставил барон.
— Машины рай съели! — крикнул Шнирер.
— Смотрите! Розовое пятно! — воскликнула Амели, показывая на потолок.
— Отблеск вулканического огня…
— Нет, нет. Это солнце. Луч солнца…
Все бросились к окнам. Между темными горными вершинами сквозь узкий просвет в тучах прорвался красноватый луч солнца. Совсем такой, как на Земле. Пассажиров охватила истерическая радость. Делькро протянула руки к окну и кричала:
— Солнце, солнце!
Луч внезапно угас, а Делькро так и стояла несколько минут, окаменев, с протянутыми руками.
— Возблагодарим создателя! — послышался голос епископа. — Зиме и нашим мучениям приходит конец.
— Неизвестно еще, какие мучения готовит нам создатель летом, — ответил Стормер.
Глава 27
«ПЕРВЫЕ ДНИ ТВОРЕНИЯ»
— Такой, наверно, была Земля в первые дни творения, — сказал епископ, стоя у иллюминатора.
— Когда Господь Бог еще не отделил сушу от воды, — прибавила Хинтон.
Весна шла с необычайной быстротой. День прибывал, но солнца не было видно. Плотный, белый, как вата, туман закрывал дали. Не видно было даже ближайших гор. Невидимые тучи ежечасно низвергали целые океаны воды. Молнии синей огненной сеткой сплетали небо и «землю». Даже сквозь толстые стенки ракеты слышались глухие удары грома. Ракета вздрагивала от горных обвалов и землетрясений. На короткое мгновение светлело, и тогда было видно, с какой быстротой таял снег, обнажались черные склоны гор.
Бурная горная река текла возле самой ракеты, ворочая и унося обломки льдин и огромные камни. Река быстро вздувалась. Ее темно-бурые волны уже омывали нижние края иллюминаторов.
Цандер распорядился закрыть предохранительные щиты: течение шло под косым углом к ракете. Стекла окна могли быть разбиты камнями. Но не в этом была главная опасность.
— Если вода покроет иллюминаторы доверху, доступ внешнего воздуха будет прекращен, — сказал он Винклеру и Гансу.
Покинуть ракету? Но об этом сейчас нечего было думать!
— Нам надо попытаться сделать трубу и поставить ее повыше.
— Сделать нетрудно, материал есть. Но легко сказать — поставить, — покачав головой, заметил Винклер. — Как только мы выйдем наружу, нас смоет, как мух… И все-таки мы должны попытаться.
— Но выдержит ли труба этот бешеный напор? — спросил Ганс. — Поставить трубу можно и не выходя наружу. Да мы и не успеем выйти: только один иллюминатор на корме еще не залит водой. Пока мы будем изготовлять трубу, зальет и его.
— Что же вы предлагаете? — спросил Цандер.
— Отсиживаться.
— Но ведь нас зальет.
— Пусть заливает. Превратим наш звездолет в «Наутилус» и отсидимся под водой.
— Задохнемся!
— Не задохнулись же мы в пути.
— Да, но у нас был запас кислорода.
— А кто вам сказал, что у нас нет его сейчас? — спросил Ганс и рассмеялся. — Плохой бы вышел из меня капитан звездоплавания, если бы я не был предусмотрительным. Я уже сделал запас кислорода из венерианской атмосферы. Кислородные баллоны полны. Можно хоть сейчас лететь в обратный путь.
Цандер покачал головой:
— Однако, Ганс, вы дали и мне хороший урок предусмотрительности. Но кто же мог предполагать, что весна здесь протекает так бурно и что нас зальет водой вышедших из берегов сезонных горных рек!
— И я этого не ожидал, — откровенно признался Ганс. — Запасы же сделал только потому, что на меня произвел сильное впечатление случай со Стормером, когда он пытался похитить баллон. Я думаю, мы должны вывести наружу только тонкую водомерную трубку, чтобы знать, когда прекратится этот потоп и можно будет открыть иллюминатор. Сейчас я принесу трубку.
Ганс ушел.
Пассажиры так и не узнали, какой новой опасности они подверглись.
Ганс, Винклер и Цандер дежурили возле трубки всю ночь.
К двум часам утра из трубки полилась вода. Это значило, что уровень реки поднялся по крайней мере на метр над потолком ракеты.
— В этот час, если бы не новые запасы кислорода, началась бы смертельная паника. Ракета напомнила бы безнадежно затонувшую подводную лодку. Но, к счастью, все обошлось благополучно, и пассажиры мирно спят, — сказал Винклер.
— Что это? Пол как будто колышется? — спросил Ганс.
— Вероятно, снова землетрясение, — сказал Цандер. — Почва Венеры еще дышит.
— Нет, это не землетрясение. Мы испытываем не только толчки, но и плавное покачивание. Не всплыла ли ракета?
Медленные колебания перешли в настоящую качку, сопровождаемую толчками. Ракета поворачивалась. Пол то уходил из-под ног, то приподнимался.
— Стихия взбесилась, — нервно сказал Ганс. — Какие титанические силы увлекают ракету?
— И куда? Быть может, в бездну…
— Хорошо еще, если в морскую. Неприятно свалиться на камни со стратосферных высот…
Пассажиры проснулись. Полуодетые, выбегали они в коридор.
— В чем дело?
— Летим.
— Куда летим? На Землю?
Сильнейший удар свалил всех с ног. Послышались стоны, вопли.
— Немедленно ложиться в амортизационные ящики! — распорядился Цандер.
На этот раз все беспрекословно повиновались.
Проходили томительные минуты. Но толчки не повторялись. Утихла и качка. Быть может, ракета застряла в расщелине или ее выбросило на берег…
Ганс первый выбрался из ящика к водомерной трубке. Вода не текла. Ракета была совершенно неподвижна. Ганс рискнул отодвинуть ставень в кают-компании.
Ослепительно яркий луч солнца загорелся на стене, на лице и руках Ганса.
— Черт возьми! Это солнце слепит, как прожектор! — радостно воскликнул Ганс, прищуривая глаза. — А небо! Голубее земного, но немного тусклое, — наверно, от вулканической пыли. Не она ли окрашивает солнце и весь ландшафт в красновато-желтый цвет?..
Ганс вдруг громко запел, разнося радостную весть:
— Вставайте! Воскресайте, лежащие во гробах! Солнце Венеры приветствует вас… земные подонки! — прибавил он тише.
Температура в ракете быстро поднималась.
Это был день большого ликования даже у Стормера, и даже для Ганса у него нашлась ласковая улыбка.
Все столпились у окна. Перед ними среди гор расстилалась каменистая равнина. Многочисленные ручьи перерезали ее во всех направлениях. Всего несколько часов назад эта равнина была ложем грозного и могучего потока, который увлекал тяжелую ракету, как щепку. Равнина замыкалась цепью гор со снежными, конусообразными вершинами. Ни растений, ни птиц, ни зверей… Камень и вода…
Ганс попросил пассажиров выйти из кают-компании и открыл окно, держа наготове противогазовую маску. Пахнуло теплым, влажным воздухом.
— Дышать можно, — сказал он, обращаясь к Цандеру и Винклеру. — И серой меньше пахнет. Воздух очень плотный. А кислорода, пожалуй, даже слишком много. Смеяться хочется, словно от вина. Вероятно, весенним потоком нас снесло ниже и подальше от вулканов.
Ганс взобрался на раму открытого иллюминатора и спустил ноги.
— Под окном лежит большой камень, — сообщил он. — Почти правильной эллипсоидальной формы. Словно большая шлюпка, перевернутая вверх дном. Поверхность его покрыта наложенными друг на друга слоями шестигранной формы, как соты.
Винклер влез на стул, чтобы посмотреть.
— Выход какого-нибудь венерианского базальта, — продолжал Ганс и спрыгнул на камень.
Камень вдруг приподнялся и медленно пополз вверх.
Ганс испугался:
— Ползающий камень! Венерианская черепаха! А я принял ее за камень.
Из-под выпуклого панциря вдруг показалась плоская голова, в мелких серых чешуйках, величиною с голову быка, и шея толщиною со слоновью ногу. «Черепаха» уползла прочь.
— Шутки в сторону! — воскликнул Ганс и соскочил на каменистую почву. Оглянувшись назад, он изумленно вскрикнул.
— Что там, новое чудовище? — спросил Винклер.
Ганс покачал головой и ответил:
— Мы на волосок от гибели. Наша ракета у края обрыва. Вся носовая часть висит над бездной. От нас, да и от ракеты, мало осталось бы, если бы она грохнулась с высоты десятка километров. Зато какое идеальное место для старта! Впереди нет горных вершин. Путь свободен, семафор открыт. Лети хоть сейчас. Да вы сойдите сюда, не бойтесь, «черепаха» уползла.
— Одна уползла, появились другие. Смотри, сколько «камней» ожило! — сказал Винклер.
По равнине медленно двигались неуклюжие существа, быть может, только что пробудившиеся от зимней спячки.
— Интересно, чем они питаются. У них должен быть слоновый аппетит. А кругом только голые камни. Человечины они, во всяком случае, не пробовали. Думаю, что они для нас безопасны.
И Ганс побежал к «черепахе», которая что-то искала меж камней, ворочая толстой длинной шеей.
— Вот она и нашла, чем позавтракать.
Перед «черепахой» лежало нечто бугристое, пористое, как губка ржавого цвета, величиной с одеяло и толщиной в полметра, с неровными, рваными краями. «Черепаха» начала рвать края этого «одеяла» и жадно есть. Ганс вспрыгнул на «одеяло», его подбросило вверх, как на тугих пружинах матраца. «Черепаха» испугалась и, пятясь назад, уползла.
Блоттон, Амели, Делькро и Пинч через несколько минут присоединились к Гансу. Мхи повсюду залегли меж камней. Одни были совсем маленькие, величиною с подушку, другие — как огромный ковер, иные покрывали почву сплошными островками. Да, пищи для «черепах» было достаточно.
Забыв недавние треволнения, пассажиры ракеты радовались солнцу, воздуху, теплу, простору, свободе.
А неугомонный Ганс уже заинтересовался иным. Он увидал в узкой расщелине слежавшийся снег и в нем множество ходов.
— Что вы тут так внимательно разглядываете? — спросил Текер. Солнце и его вытянуло на воздух.
— Тут должны жить какие-то «ледяные кроты», — ответил Ганс. — Видите во льду ходы, лазы, туннели? Они не могут быть естественного происхождения. Посмотрим, не покажется ли какой-нибудь траншейных дел мастер.
Ожидать пришлось недолго. Совершенно черное существо, похожее на утюг, вдруг появилось из-подо льда, пробежало по граниту и со всего разбега вонзилось своей острой мордочкой в ледяную стену, вошло в нее, словно это был не лед, а туман. Из нового туннеля вытекла вода, образовавшая большую лужу.
— Надо поймать этого зверька, — сказал Ганс.
Новое животное появилось из-подо льда, мокрое, блестящее, покрытое паром. Ганс схватил его, но тотчас вскрикнул и бросил. Животное быстро скрылось.
— Укусила? — спросил Текер.
Ганс молча показал ладони. На них и на пальцах вздулись большие пузыри.
— Гм… похоже на ожог, — сказал Текер.
— Ожог и есть, — ответил Ганс. — Оно горячее, как раскаленный утюг.
— Интересно. Очень интересно! — оживленно сказал Текер.
— Совсем неинтересно, — возразил Ганс, глядя на покрасневшие, опухшие ладони. — Теперь придется дня два возиться с руками.
— Идемте, я дам вам мазь от ожога и забинтую… Но все-таки это очень интересно… Я не о руках, — продолжал Текер. — Я думаю… почему бы и нет? Ведь сумела же на Земле часть животных превратиться из холоднокровных в теплокровных, сохранив постоянную температуру около тридцати семи градусов по Цельсию. Многие породы птиц имеют температуру даже в сорок градусов. На Венере температурные колебания много больше, чем на Земле. И здесь некоторые животные в процессе эволюции, очевидно, выработали в себе способность повышать температуру, быть может, градусов до семидесяти…
— В этом «утюге», наверно, было сто!
Текер улыбался.
— Если только белок здесь обладает большой теплостойкостью. Но достаточно и шестидесяти-семидесяти градусов, чтобы превратить этих «кротов» в живой горячий утюг. Это, вероятно, зимующие животные, которые находят под снегом пищу — мох, лишайники. При такой высокой температуре тела им не страшны даже неимоверные венерианские морозы. Притом же лед должен предохранять их от внешней стужи.
— А чем же они подо льдом дышат?
— Чем дышит крот? «Ледяные кроты» могут устраивать вентиляцию, как и наши землеройки. — Текер остановился и посмотрел на небо. — Однако пора возвращаться. Смотрите, какие черные тучи надвигаются из-за гор… И как быстро! Вот одна покрыла солнце… Странно! Вы слышите шум, словно от приближающегося ливня, хотя дождя не видно. Странный шум! Быть может, это градовая туча?
Облако приближалось; глухой шум, гул, свист увеличивались. Шум превратился в треск, напоминающий пощелкивание кастаньет, послышались отрывистые взвизгивания и урчащие звуки, словно кваканье гигантских лягушек.
— Это птицы. Перелетные птицы! — воскликнул Ганс, всматриваясь в надвигающуюся плотную массу.
— Или драконы, летучие мыши… птеродактили…
— Да, я вижу перепончатые крылья… А хвост с оперением…
— Смотрите, они несут в когтях своих детенышей!
— А может быть, добычу… Мистер Пинч! Блоттон! Шнирер!.. Сюда!..
Курлыканье, клохтанье, урчанье, визг, треск заглушили голоса людей. Птицы опускались все ниже. Ганс чувствовал на лице волны воздуха от взмахов гигантских крыльев.
Блоттон, Пинч, Амели и Делькро поспешили к ракете.
В это время, подбирая полы своей рясы, из окна спускался епископ. За его торжественным спуском наблюдали через иллюминаторы леди Хинтон, Стормер, Эллен. Епископ решил, подобно Ною, возблагодарить господа и «освятить новую Землю». Где-то за горами шел дождь. Двойная радуга невиданной на Земле яркости перекинулась от края до края далеких горных вершин. Епископ принял это за особое знамение, которое бог положил между небом и землей… А птицы все летели и летели.
Блоттон, Пинч, Амели и Делькро уже приближались к «ковчегу».
Гансу показалось, что черный тюк упал с неба на эту группу людей. Тюк неожиданно развернулся многометровыми крыльями. Длинные когти схватили Блоттона. Лорд взмахнул руками, заболтал в воздухе ногами и полетел вместе с птицей, набиравшей высоту. Все это произошло в одно мгновение. Из-за свиста и шума, издаваемых птичьей тучей, почти никто не слыхал ни причитаний епископа, ни крика Эллен, видевшей похищение Блоттона. Эллен взмахнула руками вслед удалявшемуся жениху и упала в обморок. Уэллер стоял с раскрытым ртом, прекратив свое богослужение. Радуга померкла. Небо потемнело от дождевых туч. По ущельям прокатился оглушительный удар грома. Птичья черная лента поднялась выше облаков и скрылась. Над долиной неслась только одна птица, отяжелевшая от добычи. В когтях у птицы барахтался человек. Ганс выхватил револьвер, но стрелять не решался, боясь попасть в Блоттона.
Торжественный молебен был безнадежно испорчен. Закрыв голову руками от крупных градин, позабыв о благолепии, путаясь в длинных полах и спотыкаясь, Уэллер побежал к иллюминатору. Все вернулись в кают-компанию, подавленные трагическим происшествием. Прекрасной богине Венере была принесена первая человеческая жертва.
«Хорошо, если эта жертва искупительная… — думал епископ. — Но какая жертва! Если бы это был хоть безбожник Ганс!»
— Упокой, господи, душу новопреставленного раба твоего! — произнес он вслух.
Эллен заплакала. Леди Хинтон высморкалась в кружевной платок.
— Не отпевайте живых людей! — разозлился Ганс. — Лорд Блоттон молодой, здоровый, спортсмен, охотник. С ним не так-то легко справиться этой летучей венерианской жабе. С таким грузом она не могла улететь далеко. Я предлагаю организовать спасательную экспедицию. Кто со мною?
Вызвались Цандер, Амели, Пинч и Текер.
— Слишком много для одной птицы! Я думаю, мне будет достаточно и одного доктора. Кстати, его помощь может понадобиться Блоттону, — сказал Ганс.
— А как же ваши руки? — спросил Текер. — Необходимо сделать хоть перевязку.
— Успеем! Берите вашу походную аптечку, доктор, и идемте. Не забудьте захватить револьверы и сухарей на завтрак.
Глава 28
В ПОИСКАХ БЛОТТОНА
Дорога шла ущельем по высохшему руслу «сезонной» реки. Кое-где в расщелинах еще лежал снег, от него, пересекая путь, протекали небольшие ручьи.
— Скверное место! — ворчал Ганс. — Если здесь из пещеры выползет какой-нибудь гад, то не убежишь… И ливень, проклятый, не прекращается. А туман!..
— Ветер совсем теплый. К дождям же и туманам нам придется привыкнуть. Здесь, по-видимому, дня не проходит без дождя, — заметил доктор.
Обогнули скалы. Ветер валил с ног. Туман редел. Яркий цветной луч, как бы пропущенный сквозь призму, ударил в глаза. Ганс в недоумении осмотрелся.
В просвете сизых туч проглянуло солнце. Но не оно ослепило разноцветными брызгами света. Синими, красными, желтыми лучами горела и искрилась подошва горы.
— Радуга на почве? Странный феномен! — воскликнул Ганс.
Путники подошли ближе. Перед ними сверкали в лучах солнца драгоценные камни: изумруды, топазы, аметисты, алмазы, рубины…
У Текера даже дух перехватило.
— Груды, тонны ценностей! — воскликнул он, потрясенный.
Самоцветы гроздьями покрывали гранитные утесы, блестели то кровавой росой, то яркой зеленью, то голубой синевой. Повыше, на скалах, виднелись большие полосы молочно-опалового цвета, ниже виднелся выход черной, блестящей горной породы, еще ниже — красная, желтая, зеленая полосы. На гранях и остриях скал сверкали огромные кристаллы.
Ганс громко рассмеялся.
— Вы что? — тревожно спросил Текер, опасаясь, не помутился ли у молодого человека рассудок при виде такого сказочного богатства.
— Я вспомнил смешную историю, — ответил Ганс. — Однажды я застал леди Хинтон, когда она перебирала свои алмазы. Она со страхом посмотрела на меня и прикрыла руками свои сокровища, как курица прикрывает крыльями птенцов, завидя коршуна. С самой Земли Хинтон таскает свои мешочки и дрожит над ними. Мне, право, хочется подшутить над старухой.
Ганс отобрал несколько крупных самородков и положил в карман.
— Идем дальше!
Солнце зашло. Туман снова сгустился.
— Блоттон, Бло-отто-он! — кричал Ганс.
«Отгон!..» — отзывалось горное эхо.
Ганс споткнулся о камень и упал.
— Что за дьявольщина! — воскликнул он, лежа. — Здесь на каждом шагу сокровища! — Он поднялся, подошел к Текеру и показал огромный самородок золота.
— В нем килограмма три. Тяжело таскать, а все же захвачу с собой. — Ганс положил самородок в сумку. — Какие мы с вами богатые, доктор! Целое состояние в кармане. Блоттон! Блот-то-он!
— Нетрудно и заблудиться в таком тумане, — озабоченно сказал Текер.
— Не заблудимся. Я иду по компасу.
Стены раздвигались; наконец ущелье кончилось. Путники вышли на открытую горную поляну, полого спускавшуюся. Как далеко она простиралась, не было видно за пеленой дождя и испарений, поднимавшихся снизу.
Подул сильный горячий ветер. Ганс оглянулся. Высоко вверху, над отвесной скалой, был виден нос ракеты. Еще выше — снежные горы, уходящие вершинами за облака, — гнездо дымящихся вулканов. Пелена дождя и тумана уходила в сторону. Внизу синела полоска моря. Лес на берегу казался почти черным.
Когда воздух стал почти прозрачным, Ганс увидел у подошвы горы большой залив, в который вдавался полуостров. На склоне горы росли высочайшие деревья, безлистные, сухие, похожие на хвощи. Коленчатые, постепенно суживающиеся к вершине стволы. У каждого колена топорщились вверх совершенно ровные сучья. Сучья на концах разветвлялись тонкими прямыми прутьями, похожими на острия громоотвода. На концах прутьев — пучки длинных игл. Путников заинтересовали плоды, висевшие возле иглистых пучков. Эти плоды, по определению Ганса, были похожи на шары-зонды, такие же круглые и примерно такого же размера. Несколько плодов лежало на земле…
— Подойдем ближе, — продолжал Ганс. — Блоттон! Блоттон! — громко крикнул он.
Произошло необычайное: несколько лежавших на земле плодов-шаров, словно испугавшись крика, поднялись выше дерева и были унесены ветром в сторону. Сорвалась и часть плодов, висевших на ветвях.
— Занятно. Летающие арбузы!
Они подошли к самому дереву. Еще несколько шаров оторвалось от ветвей и полетело по ветру.
— Эти пузыри определенно боятся нас, — заметил Текер. — Надо полагать, что это не плоды, а живые существа.
— Попробуем подстрелить один из них.
Ганс прицелился и выстрелил. «Арбуз» вдруг сморщился, проткнутый, как детский воздушный шар, и упал на почву.
Возле сморщенной оболочки извивалась тонкая, «гусиная», не очень длинная шея, оканчивающаяся круглой головой с тончайшим клювом, острым, как игла шприца. Текер вынул нож и произвел вскрытие. Внутри шара он нашел подобие сердца, пищевод, желудок, в котором были обнаружены шишки, хвоя; далее был кишечник.
— Почек, печени, селезенки не видно, — говорил Текер, роясь во внутренностях шара-зонда. — Любопытная птица, — засмеялся он. — Конечно, это птица, если она летает. Но какой странный способ передвижения по воздуху изобрела она! Очевидно, ее организм вырабатывает какой-то газ легче воздуха. Это птицы-аэронавты. Интересно, могут ли они управлять своим полетом?
Ганс вспугнул еще несколько шаров и проследил за их полетом. Птицы-шары летели по ветру. Они то поднимались почти до облаков, то опускались совсем низко. Наконец, видимо, нашли такое воздушное течение, которое начало относить их к роще гигантских «хвощей», стоявшей вдали от неизвестных двуногих посетителей.
— Несомненно, птицы-аэронавты могут регулировать высоту полета. На Венере очень много воздушных течений, и шары-птицы легко находят нужное направление. Поэтому им вполне достаточно обладать одним органом управления полетом по вертикали. Они, вероятно, то выпускают часть газа и снижаются, то вырабатывают его вновь при помощи какого-нибудь специального органа.
А какой газ выделяют они? Текер раскрыл складки пузыря и понюхал. Тотчас же он отчаянно закашлялся, завертелся, завыл, сделал несколько прыжков и упал как подкошенный.
Ганс поспешил к нему на помощь.
Лицо доктора было сиреневого цвета. Губы обметаны сиреневой пеной, глаза открыты, зрачки сильно расширены.
Неужели отравлен?.. Ганс вынул из докторской походной аптечки спирт и начал тереть сиреневые виски доктора. Проходили минуты, Текер лежал без движения. Только сиреневый цвет начал сменяться желтым, и Ганс не знал, лучше это или хуже. Через полчаса, когда Ганс уже терял надежду вернуть Текера к жизни, тот внезапно очнулся и вскочил на ноги. Легкая желтизна переходила в нормальный цвет лица.
— Что с вами произошло? — спросил Ганс.
Руки и ноги доктора дрожали. Он щелкал зубами и кричал:
— Надо взять себя в руки!..
Наконец ему удалось подавить приступ судорожной дрожи.
— Не спрашивайте меня! Это такая гадость… такая гадость, которой на Земле нет названия.
Молча пошли дальше. Текер начал чихать и чихал без конца. Пришлось остановиться. При каждом чихании тело доктора спазматически искривлялось. Наконец из носа пошла кровь. И лишь после этого Текер окончательно пришел в себя.
На большой каменистой площадке росли бурые растения. Их листья, шириною в тридцать сантиметров, постепенно суживались к концу, имели длину в пятнадцать метров и шли от корня во все стороны правильной розеткой. Из середины «звезды» поднимался высокий ствол, увенчанный четырехрогими «бра». На конце каждого рога росли продолговатые темно-красные шишки. Поверхность листьев была покрыта пупырышками.
— Словно присоски на щупальцах спрута, — сказал Ганс, входя между листьев. Он прикоснулся спиною к листку. Конец листа обвил его туловище сзади и начал скручиваться вместе с захваченной добычей. Вращаясь, крича, болтая ногами и руками, Ганс докатился до центра растения. Соседние растения, затронутые руками и ногами Ганса, также свернулись в трубку. Медленно свернулись и все остальные листья. «Звезда» превратилась в клубок.
— Скорее нож… режьте! — кричал, задыхаясь, Ганс. Растение сжимало его тело, как гигантский удав.
Текер выхватил охотничий нож, подбежал к растению и начал резать лист.
— Осторожно… смотрите, чтобы вас самого не прихватило! — кричал Ганс. Лицо его багровело от прилива крови.
Поверхностный слой листа поддавался ножу туго. Текер кряхтел, топтался возле Ганса.
— У вас руки дрожат… Дайте мне! — прохрипел Ганс.
Текер передал нож. Ганс полоснул, лист хрустнул.
Красная, как кровь, жидкость облила Ганса и Текера. Ужасное щупальце было отрезано.
Ганс упал вместе с листом. Текер откатил Ганса, как бочонок, подальше от растения. Попробовал раскрутить, но лист не раскрывался. Лишь по мере того, как вытекал красный сок, упругость листа уменьшалась, и Ганс наконец был освобожден.
Возле него стояла огромная лужа сока, черневшая и быстро затвердевавшая.
Ганс вздохнул всей грудью:
— Спасибо, доктор! Я думал, что этот растительный спрут сломает мне грудную клетку. Венера, кажется, каждому из нас приготовила по подарку. Здесь надо быть очень осторожным. Опасности подстерегают нас на каждом шагу.
Ганс ударил ногой почерневший лист:
— Плотоядное растение вроде наших мухоловок. Но пора домой. Скоро стемнеет. Только бы добраться до ущелья, там не собьемся с дороги. Блоттон! Блоттон!..
Блоттон не отзывался.
— Неужели он погиб? — воскликнул Ганс.
И, словно в подтверждение этого, на обратном пути Текер нашел несколько перьев, обрывков черной кожи — быть может, от крыла «птеродактиля», — следы крови в каменной ложбинке.
— Не здесь ли летучий гад расправился с Блоттоном?
— Но где же кости? — спросил Текер.
— Такой гиппопотам на крыльях способен сожрать и с костями…
Глава 29
ПЕЩЕРНЫЕ ЖИТЕЛИ
Ганс и Текер вернулись к ужину — к скудному ужину из галет.
— Увы, мы не нашли следов лорда Блоттона, — грустно сказал Текер. О перьях и следах крови он не упоминал, чтобы не растравлять сердце невесты. Глаза Эллен без того были красны от слез.
В конце ужина Цандер произнес речь. Он говорил о том, что их пищевые запасы приближаются к концу. Нельзя терять ни одного дня. Необходимо спуститься в долину, развести огород, засеять поле, сделать запасы на зиму.
— А ппока чем мы пи-питаться будем?
— Придется промышлять охотой, рыбной ловлей…
— У меня пропадает всякий аппетит, когда я подумаю о здешних летучих гадах, — сказал Стормер.
— Не может быть, чтобы на планете не нашлось годных для еды животных, рыб и растений. Как вы полагаете, доктор? — спросил Цандер.
— Я полагаю, что растения и животные, в общем, везде сделаны из одного теста. Белки, жиры, углеводы… Но могут быть и какие-либо неизвестные нам вредные примеси. Ведь и на Земле есть ядовитые растения. Здесь надо быть очень, очень осторожным. — И, несмотря на то что он запретил Гансу упоминать о птицах-шарах, сам Текер не мог удержаться, чтобы не рассказать об их приключениях. На лицах слушателей были ужас, испуг, отвращение.
— Каким же об-образом мы уззнаем, что мможно есть и чего нельзя ддаже нюхать? — спросил барон.
Текер пожал плечами:
— А каким образом первобытные люди научились отличать съедобные растения от ядовитых? Опытом. Только опытом.
— Расплачиваясь за опыт жизнью?
— Разумеется, многие гибли. Если бы в моем распоряжении была оборудованная химическая лаборатория…
— Недурная пперспектива! Заахочешь сорвать лук, а он скрутит тебя; ппонюхаешь мясо — свежее ли оно? — и подохнешь от одного только запаха.
— Я не переступлю порога ракеты! — решительно заявила леди Хинтон.
— Охотой и рыбной ловлей можно заниматься, живя в ракете. Зачем нам переселяться в долину? Не правда ли, барон? — И Стормер хлопнул по плечу Маршаля.
Тот брезгливо поежился от такой фамильярности.
— Разумеется. Наше дело стариковское. Леди Хинтон, мистер Стормер, я, профессор, епископ, во всяком случае… кх… кх…
Цандер воспользовался паузой.
— Это невозможно, — прервал он речевые потуги барона. — Все работоспособные будут работать в приморской долине на поле, и носить вам сюда продовольствие никто не будет.
— Но у меня есть прислуга Мэри.
— А у меня Жак.
— Здесь, на Венере, нет личной прислуги. Нам предстоит тягчайшая борьба с суровой, незнакомой природой. И мы должны напрячь все наши силы, создать крепкий трудовой коллектив.
— Ком… ком… коммуну?
— Дело не в словах, барон.
— От… отказываюсь.
— Не отпущу от себя Мэри!
— А я иду! — воскликнул профессор Шнирер. — И мы все должны идти. Работать на земле, а жить на лоне природы. Среди мирных животных и растений…
— Хороши мирные животные и рас… рас…
— …Обрабатывать землю. Собирать урожай. Пасти стада. Питаться плодами земли. И никаких машин, никаких рабочих вопросов, никаких революций.
— Нне пойду.
— Отказываюсь, — вторила леди Хинтон.
— Что за тупоумная публика! — тихо сказал Винклер Гансу.
— Погоди, они сами побегут. «Кто не работает, тот не ест». Кроме того, у меня есть верное средство выгнать их на работу, — так же тихо ответил Ганс.
Под шум спорящих он вынул большой бриллиант и, будто нечаянно, начал катать его по столу перед глазами леди Хинтон.
— Откуда это у вас? — подозрительно спросила она, мигом переменив тон.
— Нашел на дороге, леди Хинтон.
— Бриллианты на дороге не валяются.
— Венерианка обронила, может быть? — с насмешкой спросил барон.
— Возможно, — ответил Ганс. — И венерианки, очевидно, очень рассеянные женщины. Такие камушки мы встречали на всем пути. Вот, не угодно ли полюбоваться? — Ганс засунул руку в карман и высыпал горсть крупных самоцветов. Затем вынул из походной сумки большой слиток золота и небрежно бросил на стол. — Они здесь валяются, как булыжники.
— Золото! Алмазы! Бриллианты! Изумруд! — воскликнула леди Хинтон, наваливаясь на стол и протягивая руки к груде самоцветов.
Стормер покраснел, барон стал бледен. Глаза епископа блеснули алчностью. К драгоценностям потянулись дрожащие руки: толстые, поросшие рыжими волосами — Стормера; бледно-синие, с вздувшимися венами — барона; пухлые — епископа; тонкие, с длинными пальцами и розовыми ногтями — Делькро… Толстые, худые, красные, белые пальцы сбились в шевелящийся клубок. Пассажиры тяжело дышали, разгребали кучу, отталкивали чужие жадные руки.
— Бриллиант! Шестьдесят каратов!
— Восемьдесят!
— Дайте мне!
— Да не отнимайте же!..
— Я только посмотрю!
— А вот этот! Какая прелесть!
— На пятьдесят тысяч фунтов!
— Миллион!
Леди Хинтон зажимала в левой руке бриллиант чистейшей воды. Даже Эллен забыла о своей печали и смотрела на это неожиданное богатство как зачарованная.
Камни быстро разошлись по рукам. Из-за самородка золота разгорелась горячая ссора.
Ганс рассмеялся.
— Не жадничайте, господа, — сказал он. — Уверяю, что каждый из вас может набрать этих камней и золота целый мешок. Сомневаюсь только, что эти стекляшки обогатят вас.
— Это не стекляшки, молодой человек! — наставительно произнесла леди Хинтон, не понявшая Ганса. Она все еще жила в мире земных ценностей.
— Где вы это нашли? — спросил Стормер, прижимая под полою пиджака к животу слиток золота.
— Я уже говорил вам: на дороге. По пути к заливу. И если мы переселимся туда…
— Разумеется!
— И возможно скорее! Что вы скажете, леди Хинтон? Вот так Венера! Вот так планета! Недаром ее назвали именем богини красоты. Нет, ради этого стоило полететь в звездолете. Черт возьми, мы будем богаты как крезы! Да что крезы! Крезы будут нищими по сравнению с нами…
— А завтра нам нечего есть, мистер крез, — вернул Цандер разгоряченные головы к печальной действительности.
— Долой золото! Долой драгоценности! — вдруг закричал Шнирер. — Это валюта! Мать спекуляции! Это борьба! Это кровь!.. — И он снова заговорил о своей пасторальной идиллии. — Но я против коммуны, против централизации населения.
— У нас будут Англия, Франция, Германия, — сказал Стормер. — Что ж, это неплохо! — И начал подсчитывать в уме народонаселение будущих государств. Англия: он, Стормер, Хинтон, Эллен, Уэллер, Пинч, Мэри… Жаль, что погиб Блоттон, он олицетворял бы английскую армию. Военный министр. Итого: Англия — шесть человек… Германия: трое Текеров, Шнирер с дочерью, Цандер, Винклер, Фингер. Восемь, больше, чем в Англии. Но им что! Германию будет ослаблять классовый антагонизм. Франция: Маршаль, Делькро, ну и Жак в качестве колониальной части империи. Франция нисходит на роль второстепенной державы. — «Золотые россыпи достанутся Англии, то есть мне. Что может сделать одна женщина и дохлый барон!» — Да, это неплохая мысль, — продолжал Стормер уже вслух. — «Правь, Британия!», «Боже, храни короля!». Я думаю, толковый король…
— Может найтись и толковая королева, — величественно возразила леди Хинтон со своего троноподобного кресла. — «Тоже подбирается к золотым россыпям!» — подумала она.
— Это решит выбор! — ответил Стормер. И он начал подсчитывать шансы: «За меня: я сам, конечно, голос Пинча, — припугну щенка, обещая в крайнем случае должность министра… гм… и только… А за Хинтон: Уэллер, конечно, Эллен, Мэри обработают… Хорошо, что нет Блоттона… Как бы не прошла королевой! Нет, лучше без голосования, напролом, по-наполеоновски».
— Эти дела «государственной важности», — с иронией сказал Цандер, — мы пока оставим. Собирайтесь в дорогу. Не берите с собою ничего лишнего. Помните, что личных слуг на Венере не существует. Завтра выступаем на рассвете.
— А вы?
— Я остаюсь в ракете для ее охраны. Притом я не теряю надежды, что мне удастся наладить связь с Землей.
Начались новые сборы, новый отбор вещей. Леди Хинтон и на этот раз не рассталась со своим замшевым мешочком, пополнив свои сокровища двумя крупными бриллиантами. На заре прозвонил колокол. Началось «переселение народов».
Горячий дождь больно стегал по лицу. Кругом пар, дым, туман. Грохочут громом облака, грохочут вулканы. Дрожит, гудит почва от скрытых вулканических сил. Жутко… Леди Хинтон шествует, опираясь на руку епископа. Скользит под ногами мокрая, каменистая почва. Длинная ряса епископа и подол широкого платья леди Хинтон путаются в ногах, цепляются за острые камни. Струйки горячей воды текут по лицу, спине, груди. У леди — лицо жертвы, ведомой на заклание.
— Боже мой! Никогда я не думала, что…
— Прошу вас, остановитесь, — сказал епископ, отдуваясь.
Он положил в лужу узлы — свой и леди Хинтон, поднял полы рясы до пояса и связал их узлом. Леди Хинтон отворачивается. Она шокирована. Епископ с открытыми ногами! Мало того что неприлично, это почти противоестественно.
— Советую и вам, мадам, сделать то же.
— То же? — с негодованием восклицает леди.
— Да, то же. Здесь не до этикета. Мы и так отстали и рискуем заблудиться. Нас никто не видит.
— Нет, нет. Идем, — решительно отвечает леди Хинтон.
Епископ кряхтит, поднимает узлы. Плетутся дальше.
— Эй, эй, епископ! Хинтон!
Что за непочтительность! Это голос, кажется, мясника Стормера. Леди наступает на подол, падает. Уэллеру с трудом удается поддержать ее грузное тело. Он измучен, зол. Говорит грубо, повелительно:
— Я же говорил вам. Из-за вас мы отстаем.
— И это лорд епископ! Что делает с людьми Венера!
От обиды, усталости, оскорбления, досады леди Хинтон готова заплакать. Где ее выезды, вымуштрованные лакеи, понимающие ее с одного взгляда?..
— Да ползите же, черт возьми, иначе мы не будем ждать вас! — кричит Стормер.
Леди Хинтон вздыхает. Поистине скорбный путь.
Ганс идет впереди, осматривает почву. Вот здесь были найдены перья и лужа крови. Их теперь нет, смыли дожди.
А вот и выход самоцветов. Ну, здесь уж, наверно, будет остановка.
— Ппомогите мне фвстать. Я уппал и лежу, кажется, на пбриллиан-тах… колются… — раздается в тумане голос барона.
— Ого! Вот они, россыпи! Ффу! Даже в жар бросает! — рычал Стормер.
Леди Хинтон почувствовала неожиданный прилив сил. Уже не думая о приличиях, она высоко подоткнула платье и потянула за собой епископа.
— Скорей! Скорей! — задыхаясь, говорила она. — Иначе нам ничего не останется.
Барон, Стормер, Уэллер, Пинч, Делькро развязали мешки и начали наполнять их драгоценными камнями, выбрасывая одежду и белье. Никогда еще они не богатели с такой быстротой. Одно лишь движение руки приносило сотни тысяч — так им казалось. В мешки сыпалось многомиллионное состояние.
Ганс смотрел на эту сцену с улыбкой, отдыхая под откосом скалы. Встав, он свистнул: пора отправляться в путь.
«Миллионеры» взвалили на спины мешки. Тяжелый груз! Пошли. Камни невыносимо давили на плечи. Кряхтели, тяжело дышали, но несли.
Внизу, когда редел туман, виднелось темное пятно залива.
Вдруг почва заколебалась под ногами. Все упали, содержимое мешков рассыпалось. Глухой подземный гул нарастал, переходил в громовые раскаты и разразился ударом чудовищной силы. Со скал полетели камни. С правой стороны туман налился багровым светом, ослепительно вспыхнуло пламя. Клубы черного дыма заволокли все кругом. Молнии бороздили этот первобытный хаос стихий. На голову сыпался пепел, мелкие камни. Укрыться под скалой? Скала дрожала как в лихорадке и могла обрушиться. Всеми овладела паника. Ганс пытался установить порядок, но его голоса не было слышно. Побросав окончательно свои мешки, пассажиры, как обезумевшее стадо, бросились вниз по отлогому склону. Справа, через утесы, стремительно текла огненная река, ярко освещая окрестности. С Гансом остались только Винклер, Мэри и Жак. Они намотали свои мешки на головы и побежали.
Подземные силы, прорвавшись наружу, успокоились. Почва еще дрожала, но сильные толчки больше не повторялись. Тяжело было только дышать от паров серы. К счастью, ущелье кончилось и за ним начиналась открытая долина — пологий спуск к подошве горы. Здесь всегда был сильный ветер. Он относил туман, серные пары и пепел в сторону. Стало легче дышать.
Вскоре собрались остальные. Все были налицо и целы, если не считать ссадин.
Узкий полуостров, вдававшийся в залив, был уже хорошо виден. Полуостров начинался у отвесной скалы красного песчаника. От дождей и выветривания в этой скале должны образоваться пещеры. Туда и направил Ганс своих измученных спутников.
Птицы и животные попрятались, спасаясь от бушующих сил. Не видно было даже птиц-шаров на «хвощах».
Вот и залив. С левой стороны на полуостров набегают валы прибоя высотою с многоэтажный дом. На Земле не бывает таких высоких волн. Только необычайные бури здешних мест способны так раскачивать воды океана. Каждые двадцать секунд на полуостров низвергается водопад в несколько километров длины. Неистовый шум, от которого дрожат почва и скалы, ритмически наполняет воздух.
Поток, черный поток преграждает дорогу. Пахнет чем-то знакомым. Ну конечно, это нефть! Сколько горючего, сколько энергии сконденсировано на Венере! Эти горные водопады, прибои, ветер, нефть… Есть, вероятно, и уголь. Венерианские богатства ждут своей очереди, когда земные запасы истощатся…
С левой стороны полуострова — бешеный прибой, с правой — тихая заводь, поросшая деревьями. Они несколько напоминают мангровые деревья Индии и Южной Америки, растущие на залитых водой площадях. Но здесь воздушные корни достигают гигантских размеров, сам же ствол и ветви по сравнению с корнями — карликовые. Так приспосабливаются растения к сильнейшим ветрам, дующим над этой долиной. Как когти, запускает дерево в воду и илистое дно свои далеко разветвляющиеся корни.
На карликовой, корнеобразной кроне дерева кривые, изогнутые ветви оканчиваются кисточками. Ганс подумал, что по этим переплетающимся воздушным корням очень легко перебраться на другую сторону через Тихую заводь, как он мысленно назвал эту часть залива.
Меж корнями и у самого берега из воды поднимаются болотные растения в три-четыре метра вышиной. Каждый стебель имеет вид вопросительного знака. Много таких вопросительных знаков для пытливого ума расставлено на Венере…
На полуострове, покрытом буро-зеленой травой, достаточная площадь для посева и огорода. Но почва неодинаковая: есть заболоченные места, есть песчаные дюны, выход гранита. Однако есть и жирный чернозем.
Закатное солнце выглянуло сквозь тучи, осветив группу людей на фоне красноватых скал.
Какой жалкий вид имеют эти миллионеры, мечтающие стать королями на новой Земле!
По-королевски величественная на Земле, леди Хинтон, с подоткнутым мокрым платьем, грязными, распухшими красными ногами, осевшая, с взлохмаченными седыми волосами, похожа на базарную торговку. Лорд епископ словно прилетел на Венеру прямым сообщением из лондонских трущоб. Ему под пару барон.
— Надо подумать о ночлеге, граждане, и выбрать пещеру, — сказал Ганс.
— Пппе… по… пещерные люди!.. Дцошли!..
Заглянули в одну пещеру. Сыро, мокро, журчит вода.
Мимо! В другой посуше, но она мала. Третья — того и гляди обвалится, над ней нависла целая глыба мокрого, источенного подпочвенными водами песчаника. Четвертая хороша. Большая, прочная, удобная. От нее отходит несколько боковых пещер, ниш, ходов.
— Надо исследовать эти ходы: не живут ли в них какие-либо обитатели, — говорит Ганс. — Винклер, зажги фонарь, идем.
Едва свет фонаря проник в пещеру, как оттуда с сухим шуршанием выбежало нечто отдаленно напоминающее земную сороконожку. Она была почти белая и немногим тоньше телеграфного столба. С необычайным проворством гигантская сколопендра промчалась через большую пещеру и исчезла в боковом проходе. Следом за нею проследовал десяток пятиметровых «малышей». Женщины вскрикнули и отбежали подальше от пещеры. Свет фонаря упал на «таракана» с двухметровыми мохнатыми коричневыми лапами. «Таракан» шевелил полуметровыми усами, уставившись на Ганса черными, величиною с яблоко, глазами. При этом он тихо свистел. Винклер тронул Ганса:
— Не лучше ли нам уйти? Видно, на Венере ни одна пещера и ни одна нора не пустует.
Во мраке во всех углах пещеры что-то шевелилось, шуршало.
Сыпались мелкие камни. Из боковых пещер слышались звуки, напоминавшие лошадиный кашель и коровьи тяжкие вздохи.
— Да, — согласился Ганс. — Первую ночь нам придется провести под дождем. Это хотя и тяжело, но зато безопасно. А завтра примемся за выселение всех многоногих жильцов.
К счастью, ночь выдалась на редкость тихая. Только вдали шумел неумолчный прибой. Томительно душно, жарко. Воздух густой и такой плотный, что трудно дышать. Голову кружит. Полыхают зарева вулканов. Горячая, багровая ночь…
Ганс спит чутко. Прислушивается к малейшим шорохам и звукам. В мозгу пробуждаются древние инстинкты первобытного человека, которого ночь подстерегала тысячею опасностей… Сквозь полузакрытые глаза Ганс видит свет. Приоткрывает веки… В воздухе носятся ослепительно яркие шары. Все новые и новые шары величиною с яблоко, с арбуз рождаются из ночной темноты. Беззвучно парят, опускаются, поднимаются.
И вдруг один шар разрывается с оглушительным треском. Все просыпаются, вскрикивают. Игра сверкающих шаров продолжается. Словно кто-то невидимый перебрасывается ими.
— Что это?..
— По-видимому, шаровидные молнии, — говорит Текер. — Воздух здесь слишком насыщен электричеством.
Песчинки сухо трещат, будто пересыпаются, хотя лежат неподвижно. Со стволов ружей срываются с тихим треском синие искры. Как в охлажденном, перенасыщенном влагой воздухе выделяются водяные пары, так в этой перенасыщенной электричеством атмосфере рождаются искры, шаровидные молнии. Ганс поднял вверх руку, расставил пальцы, и на их концах заструились огоньки. Красиво, но жутко! Волосы на голове топорщатся и потрескивают, словно их расчесывают невидимым каучуковым гребнем. В горах текут потоки раскаленной лавы. Она постепенно застывает, горит тусклым багровым пламенем.
В воздухе бесшумно летают рои больших насекомых. Над ними так же бесшумно реют, словно черные покрывала в воздушном вихре, ночные хищники, — быть может, здешние «летучие мыши». Все незнакомо, необычно, пугает новизной…
Крик в горах. Похож на человеческий. Ему отзывается звериный рев в лесах, по ту сторону залива…
Исчезли шаровидные молнии. Улетели насекомые, птицы. Светает…
Вздыхает барон, леди Хинтон вторит ему, шумно зевает Стормер. Сон бежит от глаз. Никому не спится… Ганс и Винклер тихо беседуют, составляя план выселения «нечистых».
С рассветом взялись за работу.
Входы в малые пещеры, трещины, лазы заделали — замуровали гадов. А из больших боковых пещер начали выкуривать обитателей. Посреди главной пещеры вырыли яму, наполнили ее нефтью, подожгли. Пассажиров предупредили — повыше на скалы взобраться: сейчас изо всех щелей поползут «выселяемые».
И точно — поползли. Тараканы с добрую овцу. Многоножки со сплющенными, как у змей, головами и с клешнями, горбатые пауки, четырехногие прыгуны, желтые, как янтарь, прозрачные, с глазами, как у рыб-телескопов, змеи…
Вылезли крупные гады, расползлись по соседним пещерам, потом поползла мелочь: сизые мокрицы ростом с кролика, красные черви, катившиеся колесом; мордастые «рыбы» на ластах, вихляющиеся, как морские львы… Казалось, не будет конца этому шествию, будто рожденному кошмарами ночи. Какая силища творческих замыслов природы! Сколько проб, экспериментов! Какая неистощимая фантазия в поисках лучших форм, наиболее приспособленных к существованию!..
Люди сидели на камнях, не двигаясь, затаив дыхание. Что это? Сон или бред расстроенного воображения?
Отгремела гроза. День давно настал. Воздух разрядился от электричества.
Только к полудню прекратилось шествие гадов. Догорела и нефть. Яма едва курилась. Винклер, Ганс, Текер и Пинч осторожно вошли в пещеру. Всюду трупы гадов и насекомых. Некоторые еще извивались, корчились, шевелили усами, дрыгали ножками, а «ножка» иного паука подлиннее ноги человеческой.
Неприятная работа, но кое-как вычистили пещеру, сволокли трупы подальше, нефтяную яму засыпали. Теперь можно жить в пещере.
Но женщины не соглашаются.
— Лучше под открытым небом, под дождем ночевать, чем в пещере. Там уснешь, а ночью новые гады вползут.
— Не вползут, — успокаивал Ганс. — Мы вокруг пещеры ям накопаем, нефтью наполним и по ночам зажигать будем. Все гады огня боятся, близко не подползут.
Женщины продолжали отказываться. Однако когда ночью пошел неистовый ливень, они также вошли в пещеру.
Покончив с жильем, стали думать о пище. Есть больше нечего. Надо идти промышлять на берег.
— Сильный прибой, — говорил Текер, — должен выбрасывать на берег много рыбы, моллюсков. Нам, полагаю, удастся найти съедобных. Пинч смастерил удочки.
На промысел пошли Пинч, Ганс, Винклер и Текер. Женщинам поручили изготовить постели из мягких мхов и лишайников. Их много росло на склонах гор. Эластичные, мягкие, теплые, не хуже перин. От почвы легко отрываются. Только края неровные; обрезать, придать форму — и готова постель. Стормера и Уэллера оставили в помощь женщинам и для охраны, вооружив ружьями и ножами.
Ловить рыбу удочкой Пинчу не пришлось. На берегу рыб, ракообразных, мягкотелых улиток было бесконечное множество. Оставалось одно — выбирать все, что не успело испортиться. Гниение здесь происходило очень быстро. Запах падали встретил путников еще за километр от берега. Вдоль линии прибоя ходили стаи бескрылых птиц, похожих на пингвинов. Их можно было принять издали за людей — они и ростом были не ниже человека, ходили, важно переваливаясь, и громко кричали. Ганс заметил, что и птицы избегают падали — выбирают свежих, еще трепещущих рыб. Птицы оказались очень мирными и совсем не трусливыми. Люди подходили к «пингвинам», гладили их. Птицы с интересом осматривали людей. Скоро птицы и люди ходили рядом, толкаясь, как на базаре.
За огромной стеной прибоя, разбивавшегося о гряду прибрежных скал, океан почти не виден. Изредка только возвышалась над гребнем прибоя гигантская голова какого-то «завра».
Трудно было дышать от трупного запаха.
Вот на берег выбросило плоскую раковину величиной с лодку. Эту не донести. Вот вторая — с чайный поднос. Оттащили в сторону. Огромная панцирная рыба едва не сбила с ног Пинча. Она еще судорожно билась. Оттащили и ее. Эта-то уж, наверное, свежая. Велика, килограммов на двести… Нет, не донести… Пришлось остановить выбор на меньшей. Винклер и Ганс взвалили на плечи рыбу, Пинч и Текер понесли «устрицу».
— Сегодня на обед будет осетрина и устрицы, — заявил Ганс, подходя к пещере. — Грейте скорее в котле воду.
Котел был поставлен на «керосинку» — яму с зажженной нефтью. Вода уже кипела, а «повара» все еще возились с продуктами: «устрица» не хотела раскрываться. Створки ее были так плотно закрыты, что Ганс не смог открыть их даже топором. Панцирная же рыба оказалась настолько прочно забронированной, что разрубить ее никто не мог. Решили «устрицу» облить кипятком. Это помогло: створки наконец раскрылись, показалось очень нежное бледно-розовое мясо.
Стормер положил «осетра» на землю вверх брюхом и рубил с ожесточением голодного человека. Брюхо панцирной рыбы имело более мелкие чешуйки, которые, по расчету Стормера, должны скорее поддаться ударам топора. И ему наконец удалось разрубить рыбу. Он осторожно понюхал. Ничего. Пахнет рыбой, как полагается.
— Придется мясо по частям вырубать.
— А с устрицей как? — спросил барон.
— Варится. Вареных устриц еще не ели, барон?
— Ук… уксуса бы!..
— Перцу, лаврового листа да бутылку вина. Вот это обед был бы! С вином и устрицами. Но чего нет, того нет, барон.
От котла пахло очень аппетитно. Но когда мясо было разложено по блестящим створкам захваченных Гансом плоских раковин, все переглянулись.
— Ккушайте, пожалуйста! — любезно предложил Маршаль.
— Вы, барон, старше, предоставляю вам честь отведать первое блюдо, — ответил Стормер.
— Выходит так, что самый старший должен помереть раньше других?
Начался спор.
— В конце концов это же не гриб, а рыба, и рыба свежая, — подбодрил сам себя Ганс и первым взял кусок в рот. Все смотрели на него, как на человека, принявшего яд. Ганс спокойно жевал.
— Ввкусно?
— Изумительно! — отвечал Ганс с набитым ртом.
Барон был очень голоден. Но он терпел: ведь яд мог
действовать не сразу. Однако, когда Ганс отправил в рот второй аппетитный кусок, барон не выдержал и взял маленький кусочек, за ним епископ, Стормер и другие. Скоро все ели с аппетитом пещерных людей. Мясо устрицы оказалось нежным и вкусным.
Приятное чувство сытости подняло настроение. Снабжение, по крайней мере на весь летний период, было обеспечено.
— Надо научиться сушить и вялить рыбу, чтобы сделать запасы на зиму, — сказал Ганс. — Цандеру также надо будет заготовлять сушеную рыбу. Сегодня я отнесу ему свеженькой.
И Ганс, отрезав большой кусок, отправился в обратный путь в горы, к ракете.
Вернувшись на другой день под вечер, он застал всех спящими.
Глава 30
