Глава XL. ДОСЬЕ

Андре-Луи развил лихорадочную деятельность, стараясь как можно скорее закончить свои дела в Блеранкуре. Он ни на минуту не забывал о грозящей им с Буассанкуром опасности. Если слухи о его расследовании достигли бы Парижа, их деятельность пришёл бы очень скорый и печальный конец. Поэтому он стремился завершить сбор доказательств, пока его не разоблачили.

Вскоре у Андре-Луи появились дополнительные причины для беспокойства. Члены революционного комитета, председателя которого он арестовал, начали выражать недовольство. Не исключено, что этих джентльменов тревожила нечистая совесть, и, не зная цели расследования, которое, словно круги на воде, охватывало всё более и более широкие области, они стали опасаться за собственную судьбу. Так или иначе, но в их среде началось брожение. Всё чаще и чаще члены комитета задавались вопросом о широте полномочий пронырливого агента. По счастью, мэр остался на стороне Андре-Луи и своевременно предупредил гражданина агента о назревающем бунте.

Андре-Луи принял меры незамедлительно. Он приказал созвать заседание Комитета и предстал перед революционным ядром Блеранкура. Члены комитета — десять местных торговцев — поднялись навстречу гражданину агенту, когда тот быстрыми шагами вошёл в гостиную мэра, где проводилось собрание.

Андре-Луи властным жестом велел всем сесть, а сам остался стоять. Сценический опыт подсказывал ему, что такая позиция весьма выгодна для того, кто хочет подавлять собеседников. Он широко расставил ноги, заложил руки за спину и обвёл присутствующих тяжёлым неприязненным взглядом. Желая усилить всеобщее замешательство, Андре-Луи долго молчал, а когда заговорил, голос его звучал резко и немилосердно, словно удары бича.

— Я слышал, вы ропщете, граждане. Мне стало известно, что некоторые из вас полагают, будто я превышаю свои полномочия. Вас, якобы, раздражает дотошность, с которой я расследую события, произошедшие в Блеранкуре. Позвольте мне дать вам один совет, граждане. Если вам дороги ваши головы, вы ему последуете. Оставьте подобные разговоры. Если бы вами двигало чувство долга и истинный патриотизм, вы приветствовали бы любые мои усилия, направленные на искоренение зла, пагубного для здоровья республики. Вы приветствовали бы любой шаг — пусть даже он выходит за границы моих полномочий — который предпринимается с этой целью. Но, уверяю вас, я далёк от злоупотребления властью, более того, я ещё не применял её во всей полноте. Агент комитета общественной безопасности облечён властью самого Комитета и отвечает за свои действия только перед ним. Вы желаете проверить границы моих полномочий? Проверяйте. Но ведь я могу включить в сферу своего расследования и деятельность проверяющих. Долг обязывает меня допустить, что люди, недовольные моими действиями, имеют причины бояться следствия. — Андре-Луи сделал паузу, выжидая, пока стрела попадёт в цель. Члены комитета украдкой поглядывали друг на друга. Никто из них не решался нарушить молчание. — Если я до сих пор не занялся ворчунами вплотную, то только по той причине, что у меня и так хватает дел. В настоящий момент я согласен ограничиться заданием Комитета и теми вопросами, которые возникают в непосредственной связи с ним. Но как только я замечу, что мне чинят препятствия, или узнаю о враждебной критике своих действий, могущей осложнить мою задачу, я начну преследовать своих критиков без всякой жалости и угрызений совести. Я покажу вам, граждане, — если вы поставите меня перед такой необходимостью — что делу Свободы нельзя ставить палки в колёса. Я докажу вам это, даже если мне придётся снять с вас головы. Ничто не смывает вину за преступление лучше крови. А мятежным головам корзина палача — лучшая награда. Помните об этом, граждане, и не заставляйте меня возвращаться к этому разговору, или он будет проходить совсем в ином тоне.

Андре-Луи снова сделал паузу. По виноватым взглядам своих слушателей он понял, что усмирил их.

— Если кому-нибудь из вас есть что мне сказать, пользуйтесь благоприятной возможностью. Если хотите высказать какие-либо жалобы, говорите сейчас, откровенно и без обиняков.

С места нерешительно поднялся бакалейщик по имени Приер, субъект с тяжёлой, выдающейся вперёд нижней челюстью. Благодаря революции, он обнаружил в себе дар красноречия, коим и поспешил сейчас воспользоваться. Приер заверил гражданина агента, что все присутствующие здесь — верные слуги Комитета общественной безопасности, что они и не помышляют о том, чтобы препятствовать гражданину агенту или критиковать его мудрые действия, предпринятые от имени Комитета. Они полны решимости оказать ему всяческое содействие в исполнении его долга. Никто из членов революционного комитета не имеет ни малейших оснований опасаться самого тщательного расследования их деятельности. Больше гражданину Приеру не удалось произнести ни слова, ибо на этом Андре-Луи грубо его оборвал.

— Кто уполномочил вас ручаться за коллег? Говорите за себя, друг мой, если хотите, чтобы я относился к вашим словам с доверием.

Стушевавшийся Приер пробормотал, запинаясь, несколько маловразумительных фраз, в которых выразил своё глубокое почтение к гражданину агенту, и сел на место. Тут поднялся ещё член комитета и почти дословно повторил заявление предыдущего оратора. Третьего Андре-Луи выслушать отказался.

— Теперь вы все по очереди собираетесь уверять меня в своей лояльности? У меня нет времени, чтобы выслушивать ваши речи. И к чему слова? Пусть лучше ваши поступки станут доказательством ваших гражданских добродетелей.

На этом Андре-Луи распрощался и быстро вышел из комнаты.

Больше они не доставляли ему хлопот. Напротив, после этой беседы члены революционного комитета состязались друг с другом в проявлениях ревностного желания услужить.

Тем не менее Андре-Луи торопился как мог. В конце недели он располагал всем необходимым, чтобы сделать последний шаг.

Он снова приказал мэру собрать революционный комитет. На этот раз Андре-Луи устроил нечто вроде заседания следственной комиссии и назначил себя председателем. Он распорядился, Тюилье Бонтама привели из тюрьмы для допроса.

Но, прежде чем вызвать одного из них, гражданин агент обратился к собранию с заявлением и вопросом.

— Вы собрались здесь, чтобы выслушать объяснения двух граждан вашего округа по поводу их явно антиобщественного поведения. Один из них, Тюилье, был председателем вашего комитета. В результате допроса вы должны решить, предстанут ли они перед судом или — в случае, если удовлетворительно объяснят своё поведение — выйдут на свободу.

Около месяца назад гражданин Тюилье приказал арестовать человека по имени Торин и предъявил ему обвинение «участие в заговоре». Тюилье лично подписал приказ об аресте, но для того, чтобы приказ имел силу, на документе должны стоять две подписи. Гражданин комендант Люка не смог вспомнить, кто из вас подписался вторым. Я был бы рад, если бы этот человек сейчас назвался.

Возникла пауза. Андре-Луи не позволил ей затянуться сверх меры.

— Конечно, я мог бы послать в Париж за приказом и таким образом получить ответ на свой вопрос. Но мы сбережём много времени и сил, если человек, о котором идёт речь, расскажет всё сам. Это отвело бы от него подозрения, которые в противном случае непременно возникнут.

Откашлявшись, Приер подался вперёд и с усилием поднялся со своего места длинным столом.

— Полагаю, вторую подпись на приказе поставил я.

— Полагаете?

— Я подписал столько указов, что не могу сказать более определённо. Но я почти не сомневаюсь, что среди них был и приказ на арест Торина.

— Вы почти не сомневаетесь? Подумайте как следует. Мне нужен совершенно точный ответ. Это не заурядный случай, и Тюилье должен был сказать вам нечто такое, что наверняка запечатлелось у вас в памяти. Он должен был хорошо обосновать своё решение об аресте. Я желал бы услышать, какие доводы он представил.

— Ах, да, теперь я вспоминаю! — На жилистой шее Приера резко дёрнулся кадык. Его узловатые пальцы нервно теребили зелёное сукно, покрывающее стол, на который он опирался. — Я вспомнил. Да, конечно. Тюилье сказал мне, что Торин участвовал в заговоре против Республики.

— И это всё? Должен же он был предъявить вам какие-то доказательства, ведь речь шла о жизни человека! Смелее, гражданин. Вам нечего бояться, если только вы будете искренни с комитетом. Думаю, Тюилье оказал на вас давление. Он был вашим президентом. Естественно, вы были склонны доверять его словам. Но он должен был сказать вам что-то ещё.

— Он объяснил, что действует по приказу из Парижа.

— Париж не мог ничего знать о заговоре в Блеранкуре без сведений, полученных из Блеранкура. Вы сознаёте это, гражданин Приер?

— О, да! Сознаю. Я понял это сейчас, после ваших слов.

— Но в то время истина от вас ускользнула?

— Я полагался на гражданина президента.

— Я так и предполагал. — Андре-Луи сменил гнев на милость. — Но он хотя бы сказал, от кого в Париже исходил приказ?

Приер в отчаянии огляделся по сторонам. Глаза всех присутствующих были устремлены на него. Все лица были серьёзны. Испуганному бакалейщику показалось, что он читает на них свой приговор. Приер судорожно сглотнул и наконец решился.

— Тюилье сказал, что приказ исходит от гражданина представителя Сен-Жюста.

Это грозное имя вызвало у собрания переполох. Все зашевелились и заговорили разом, и только сидящий в конце стола Буассанкур невозмутимо записал ответ.

— Он рассказал вам что-нибудь о природе заговора?

— Ничего, гражданин агент. Я, естественно, спрашивал, но Тюилье ответил, что это не моё дело.

— А вам не пришло в голову, что это очень даже ваше дело. Что, если заговор существует, должны быть и другие заговорщики? Почему вы ограничились арестом одного Торина? Это не приходило вам в голову, гражданин Приер? — В тоне Андре-Луи снова появилась угроза. Приер почувствовал себя ещё более неуютно.

— Что-то такое мелькнуло у меня в голове. Но гражданин президент настаивал и… и…

— Он вам угрожал, вы хотите сказать?

Приер мрачно кивнул.

— Что-то в этом роде.

Андре-Луи выразительно посмотрел на него, потом резко сменил тему.

— Пойдём дальше. Приказ исходил от представителя Сен-Жюста. Скажите мне, гражданин, а не слышали вы раньше имени этого Торина в связи с гражданином представителем?

— Да все в Блеранкуре слышали их историю. Торин не делал тайны из своей беды. Он обвинял Сен-Жюста в том что тот соблазнил мадам Торин и увёз её в Париж, где и держит по сей день. Любой в Блеранкуре подтвердит вам это.

— Это объясняет записку от Сен-Жюста, найденную среди бумаг Тюилье. Да, полностью объясняет. Она у вас, Буассанкур? — Уголки губ гражданина агента дрогнули в улыбке. — Мы практически установили, граждане, что заговор в Блеранкуре действительно существовал, и Торин имел к нему прямое отношение. Но он был скорее жертвой, нежели участником. Вы можете сесть, гражданин Приер. Гражданин комендант, прикажите привести сюда Тюилье.

Приер бессильно опустился на стул. Коллеги посматривали на него, кто с сочувствием, кто с осуждением.

Тюилье вошёл в сопровождении двух охранников. Его походка была твёрдой, вид — высокомерным, голова — высоко поднята, нижняя челюсть выпячена вперёд ещё более агрессивно, чем обыкновенно.

Бывший председатель революционного комитета разразился угрозами, сопровождая их потоком сквернословия. Он в ярких красках описал присутствующим, что ждёт их всех, когда его друзья в Париже узнают об этом фарсе. Андре-Луи дал ему высказаться до конца, потом с кривой усмешкой на лице обратился к комитету.

— Вы слышали заверения этого человека. Видите, как он рассчитывает на друзей в Париже, точнее — на друга? Этот несчастный находится под влиянием заблуждения, будто бы во Франции по-прежнему правят тираны, только одни из них просто-напросто сменились другими. Он и его Парижский друг весьма скоро обнаружат свою ошибку. — Андре-Луи повернулся лицом к арестованному. — Мой секретарь фиксирует каждое ваше слово, так что взвешивайте их тщательно, иначе Комитет общественной безопасности сумеет оценить ваше красноречие по достоинству. Если позволите дать вам дружеский совет — лучше помолчите. Вы здесь не для того, чтобы говорить, но для того, чтобы слушать.

Тюилье бросил на него свирепый взгляд, но благоразумно внял совету. Андре-Луи был краток.

— Допрашивать вас нет необходимости. Дело завершено. По документам, находившимся в вашем распоряжении, установлено — и установлено вполне точно — что вы арестовали Торина и отправили его в Париж по распоряжению гражданина Сен-Жюста. Обвинение в заговоре, на основании которого Торин был арестован, целиком и полностью ложно. Установлено полное отсутствие какого-либо заговора вообще. Этот факт косвенно подтверждается тем обстоятельством, что помимо Торина обвинения не предъявили ни одному из заговорщиков. Как я уже указывал вам, ни одному человеку до сих пор не удавалось составить заговор в одиночку. В ходе расследования обнаружилось, что Сен-Жюст увёз жену Торина в Париж. У нас есть сделанные под присягой заявления сестры и кузины Торина, которые подтверждают этот факт. Всё население Блеранкура готово подтвердить, что Торин негодовал и возмущался поведением представителя Сен-Жюста, что могло принести последнему заслуженную дурную славу. Это объясняет причины, по которым гражданин Сен-Жюст расправился с обманутым мужем, бросив его в тюрьму.

Представителю Сен-Жюсту придётся ответить за своё бесчинство, когда я предоставлю отчёт Комитету общественной безопасности. Вы ответите за сообщничество в этом отвратительном акте тирании, в этом гнусном злоупотреблении доверием народа. Если вы можете привести в своё оправдание какие-то доводы, способные смягчить вашу участь — извольте.

— Мне нечего сказать. — Лицо Тюилье исказила ярость. — Всё это абсурдные домыслы, за которые вы поплатитесь головой. Вы сунули свой нос в опасное дело, гражданин, и скоро вы это обнаружите. И вы туда же, кретины! Этот человек ведёт вас, словно стадо баранов, на бойню.

— Уведите его, — распорядился Андре-Луи. — Отправьте арестованного обратно в тюрьму, пусть находится там до прихода приказа из Парижа.

Изрыгающего проклятья Тюилье вытащили из комнаты. Его место занял Бонтам. С ним Андре-Луи разделался ещё быстрее. Ни для кого не было секретом, что в течение последнего года гражданин Бонтам приобретал обширные участки земли в Ля Бос. Андре-Луи показал, что цена этой земли составляет приблизительно полмиллиона франков. Он объяснил, каким образом ему удалось установить, что Бонтам выступает лишь в роли посредника Сен-Жюста, который снабжает его деньгами. Таким образом, земли, о которых идёт речь — собственность Сен-Жюста. На имя Бонтама они записаны с целью скрыть бесчестные приобретения представителя Сен-Жюста.

Бонтам подтвердил всё сказанное.

Буассанкур составил резюме по делу Бонтама и по делу Тюилье. Андре-Луи потребовал, чтобы каждый член комитета поставил под этими документами свою подпись.

Резюме завершали грозное досье, с которым Андре-Луи покинул наконец Блеранкур. На жителей маленького городишки этот визит произвёл неизгладимое впечатление. Блеранкур был потрясён до основания. Вооружённый досье, Андре-Луи рассчитывал столь же основательно потрясти Париж.