Глава XXXVIII. ГРАЖДАНИН АГЕНТ

Андре-Луи покинул Париж приблизительно в районе Рождества. Точнее определить время этой поездки невозможно, поскольку в его записях нет никаких указаний на этот счёт. Молодой человек отправился в Пикардию — собирать материал для последнего удара, который должен был сокрушить Сен-Жюста.

— Если тебе повезёт, — сказал ему де Бац на прощание, — В обозримом будущем всё вернётся на круги своя. Пока тебя не будет, завершится битва между Дантоном и Эбером. Исход её предрешён. Эбер падёт. Его сторонники последуют за жирондистами, и арена для последней схватки за власть расчистится. Дантон и Робеспьер вступят в решающую битву. Если ты привезёшь с собой оружие против Сен-Жюста, если нам удастся покрыть его позором и бесчестьем, Робеспьер падёт вместе с ним. Народ, утратив последние иллюзии, разорвёт их в клочья. И прежде чем в садах Тюильри зацветут деревья, монарх снова сядет на трон, а ты сыграешь в Гаврийяке свадьбу. Тебе понадобится всё твоё мужество и хитроумие, Андре. В твоих руках судьба цезаря.

С этим напутствием Андре-Луи сел в карету и отправился в маленький городишко Блеранкур. Он пустился в это путешествие, вооружённый безупречно изготовленным мандатом, выписанным на имя Моро, агента зловещего Комитета общественной безопасности. Андре-Луи сопровождал гигант Буассанкур, поехавший в качестве секретаря гражданина агента.

Их дорожный экипаж остановился перед постоялым двором, который до недавнего времени носил название «Auberge des Lis». Но, поскольку это название слишком тесно ассоциировалось с королевским знаменем, заведение переименовали в «Auberge du Bonnet Rouge», и поверх лилий намалевали на старой вывеске фригийский колпак.

Андре-Луи тщательнейшим образом подобрал одежду для своей роли.

— Я — характерный актёр по призванию, — сообщил он Буассанкуру. — Скарамушу ещё не выпадала такая крупная роль. Мы не должны пренебрегать деталями.

Детали состояли из облегающего коричневого сюртука, не слишком нового на вид, лосин и сапог с отворотами, трёхцветного кушака из тафты (его Андре старательно испачкал), свободно повязанного шейного платка и круглой чёрной шляпы с трёхцветной кокардой. Отсутствие пера на шляпе молодой человек возместил притороченной к поясу короткой шпагой, выглядевшей чрезвычайно неуместно при подобном наряде. Таким образом, внешность сразу же выдавала в нём представителя власти, чего он, собственно, и добивался.

Напустив на себя самодовольный и высокомерный вид, отличавший агрессивных революционных чиновников, которые, как правило, вели себя в соответствии с худшими представлениями о деспотах прежнего режима, Андре-Луи торжественно вступил в гостиницу. Мрачная физиономия дюжего Буассанкура, следующего за ним по пятам, добавила внушительности их выходу.

Андре-Луи властно объявил, кто он такой, и в каком качестве сюда прибыл, представил Буассанкура, назвав его своим секретарём, потребовал лучшие комнаты и пожелал, чтобы к нему незамедлительно вызвали мэра Блеранкура и президента его революционного комитета.

Своими короткими, отрывистыми фразами, властными манерами и пронзительным взглядом он добился ужасного переполоха. Владелец постоялого двора согнулся в раболепном поклоне пополам.

Не угодно ли гражданину эмиссару — он не запомнил имени Андре-Луи и не осмеливался употребить фамильярное обращение «гражданин», ничего к нему не присовокупив — пройти сюда? Гражданин эмиссар, конечно, понимает, что это всего лишь скромная провинциальная гостиница. Блеранкур немногим больше обычной деревни. Но гражданин эмиссар может не сомневаться — в его распоряжение будет предоставлено всё самое лучшее.

Провожая Андре, хозяин пятился задом и непрерывно кланялся, словно перед ним была особа королевского происхождения. Он непрестанно сетовал на отсутствие комнат, достойных гражданина эмиссара. Но гражданин эмиссар убедится, что перед ним всего лишь бедняк, владелец обычного провинциального постоялого двора, и, возможно не будет чересчур требователен.

Гражданин эмиссар, следуя за отступающим, суетливо кланяющимся виноторговцем по узкому, вымощенному каменными плитами коридору, обратился к своему секретарю.

— Как изменились времена, Жером! И изменились, несомненно к лучшему. Ты заметил, что вдохновляющие принципы демократии проникли даже в этот убогий сельский городишко? Обрати внимание на дружелюбное поведение этого славного хозяина, лёгкие которого наполнены чистым воздухом свободы. Как отлично оно от низкопоклонства прежних дней, когда деспоты попирали эту землю! О, благословенная свобода! О, всепобеждающее братство!

Буассанкур едва не задохнулся от распирающего его смеха.

Но хозяин самодовольно улыбнулся похвале и стал кланяться ещё более раболепно. Он провёл гостей в небольшую квадратную комнату, окна которой выходили во двор. Её обычно использовали как столовую для путешественников, желающих питаться отдельно от других постояльцев и посетителей трактира. Но на время визита гражданина эмиссара эту комнату отдадут в его полное распоряжение. К ней примыкает спальня, и, если гражданин эмиссар не возражает, другая спальня, расположенная напротив, будет отведена его секретарю.

Гражданин эмиссар с брезгливым видом прошёлся по комнате, разглядывая её убранство. Белёные стены украшали несколько картин. Важная персона из Парижа устроила им тщательный осмотр. На самом видном месте висела репродукция Давидовой «Смерти Марата». Перед ней гражданин эмиссар склонил голову, словно перед святыней. Потом он подошёл к совершенно недостоверному портрету доктора Гильотена. Рядом красовалась литография, изображающая площадь Революции с гильотиной в центре. Надпись под ней гласила «Национальная бритва для предателей». Довершали эту выставку революционного искусства портрет Мирабо и карикатура, изображающая триумф народа над Деспотизмом — Обнажённый Колосс, придавивший одной ногой гомункулов в пэрских коронах, а другой — столь же крошечных тварей в епископских миртах.

— Превосходно, — одобрил гражданин эмиссар. — Если эти картины отражают ваши убеждения, вас можно поздравить.

Хозяин, маленький высохший человечек, удовлетворённо потёр руки. Он разразился было пространной речью на предмет своих принципов, но гражданин представитель грубо его перебил.

— Да, да. Не нужно столько слов. Я сам выясню всё, пока буду жить у вас. Мне много чего предстоит выяснить. — В его тоне и улыбке проскользнуло нечто зловещее. Хозяин поёжился под недобрым взглядом гостя и замолчал, ожидая продолжения.

Андре-Луи заказал обед. Хозяин осведомился, не желает ли он чего-нибудь особенного.

— На ваше усмотрение. Путешествие было утомительным, и мы голодны. Посмотрим, как вы накормите слуг нации. Это будет проверкой вашему патриотизму. После обеда я приму мэра и председателя вашего революционного комитета. Известите их.

Небрежным жестом руки Андре-Луи отпустил раболепного хозяина. Буассанкур закрыл дверь и, приглушив могучий, зычный голос, пробормотал:

— Ради Бога, не переиграйте.

Андре-Луи улыбнулся, и Буассанкур тоже заметил недобрый огонёк в его глазах.

— Это невозможно. Никогда ещё страна не знала таких деспотов, как наши апостолы Равенства. Кроме того, забавно видеть, как эти жалкие крысы танцуют под музыку, которую сами же заказывали.

— Возможно. Но мы здесь не для того, чтобы забавляться.

Если качество поданных на обед блюд служило демонстрацией патриотизма, то владелец постоялого двора показал себя самым непреклонным патриотом. От крепкого мясного бульона исходил восхитительный аромат, нежный и упитанный каплун был зажарен безупречно, вино вызывало сладкие грёзы о берегах Гаронны, свежий пшеничный хлеб превосходил по качеству всё, что Андре-Луи и Буассанкур ели за последний месяц. Гостям испуганно и проворно прислуживали жена и дочь хозяина.

— Недурно, недурно, — похвалил Буассанкур. — Кажется, в провинции не голодают так, как в Париже.

— Члены правительства не голодают нигде, — резко заметил Андре-Луи. — Что мы скоро и покажем голодному народу.

После обеда, когда убрали со стола, в гостиницу прибыл мэр Блеранкура — упитанный, луноликий коротышка лет сорока с маленькими красными глазками, которые придавали ему нездоровый вид. Коротышка назвался Фуляром. От него так и веяло самодовольством и, заметив это, Андре-Луи с самого начала избрал агрессивную линию поведения. Он даже не привстал навстречу посетителю, а лишь нарочито неторопливо оторвал взгляд от бумаг, которые предусмотрительно разложил на столе, и недружелюбно оглядел вошедшего, причём взгляд его задержался на солидном чиновничьем брюшке.

— Стало быть, вы мэр, а? — произнёс Андре-Луи вместо приветствия. — Я гляжу, вы чрезмерно упитанны. В Париже все патриоты исхудали.

Гражданин Фуляр опешил. С него разом слетела вся самоуверенность. Тёмные глазки растерянно замигали и покосились на богатырскую фигуру Буассанкура, который стоял за спиной Андре-Луи. Но мэр был настолько обескуражен, что не осмелился указать гражданину агенту на вопиющее несоответствие его секретаря нарисованному образу истощённого патриота.

— Жизнь в провинции не так тяжела, как в столице, — промямлил он.

— Я заметил. Вы здесь жиреете. И не только это. — Таким образом Андре-Луи сразу же захватил инициативу в свои руки. Мэр, который пришёл задавать вопросы, обнаружил, что сам оказался в положении допрашиваемого. И плохо скрытая угроза, проглядывавшая за грубыми манерами агента, в его агрессивном тоне, в суровом и презрительном выражении его угловатого лица, в одно мгновение сбила с Фуляра всю спесь и превратила его в подобострастного и послушного слугу. — Прежде, чем мы перейдём к делу, гражданин мэр, взгляните на этот мандат и ознакомьтесь с моими полномочиями. — Андре взял со стола удостоверение агента Комитета общественной безопасности и протянул Фуляру.

Мэр робко шагнул вперёд. Он пробежал глазами документ и вернул его владельцу.

— Я к вашим услугам, гражданин агент. Располагайте мной, как сочтёте нужным.

— Мы ждём вашего президента и вашего коменданта. — Андре-Луи нетерпеливо постучал под столом ногой. Вы тут не особенно торопитесь, в вашем Блеранкуре.

Пока он говорил, дверь открылась, и владелец гостиницы объявил:

— Гражданин президент и гражданин комендант.

Названные граждане вошли в комнату с высокомерным видом. Тюилье, местный деспот и провинциальный проконсул, был другом и агентом Сен-Жюста. Близкие отношения с великим человеком обеспечивали надёжный фундамент его самоуверенности. Андре-Луи с одного взгляда распознал хамскую сущность этого энергичного молодого человека со смуглой кожей, чёрными сальными волосами и неприятным лицом, которому тяжёлая, выступающая вперёд нижняя челюсть придавала свирепое выражение. Следом за ним вошёл лейтенант Люка, который командовал отрядом Национальной Гвардии, размещённом в Блеранкуре, и номинально именовался комендантом. Светловолосый молодой офицер производил впечатление человека добродушного и любезного. В синем мундире с белой отделкой и красными эполетами он выглядел почти джентльменом.

Андре-Луи неспешно оглядел своих посетителей. Он не поднялся с места и не потрудился убрать с лица недовольное выражение. Оценив по достоинству гражданина Тюилье, он не дал ему открыть рта и прибег к той же тактике, которая так благотворно подействовала на мэра.

— Вы заставили себя ждать. Это при прежнем режиме чиновники могли позволить себе безнаказанно тратить впустую своё и чужое время. Теперь положение изменилось. Время чиновника принадлежит нации.

Тюилье, как и мэра несколькими минутами раньше, явно потрясло такое обращение. Какой же огромной должна быть власть человека, который позволяет себе такой тон в разговоре с президентом Революционного комитета! Но, поскольку самоуверенность Тюилье покоилась на более прочном основании, чем самоуверенность мэра, её было не так-то просто разрушить. Опомнившись, президент надменно изрёк:

— Вам нет необходимости напоминать мне о моём долге.

— Надеюсь, вы правы. Но если я замечу такую необходимость, то сделаю это без колебаний. Лучше взгляните сюда, гражданин президент. — И Андре-Луи снова предъявил свой мандат.

Тюилье разглядывал документ долго и внимательно. Среди других подписей он заметил и подпись Сен-Жюста. Мандат произвёл на него тем большее впечатление, что он имел весьма смутное представление о функциях агента Комитета общественной безопасности. Прежде президент уже имел дело с одним или двумя представителями власти и знал, насколько широки их полномочия. Агент Комитета общественной безопасности был чем-то новым в его опыте. В этом не было ничего удивительного, ибо агентов Комитета никогда не посылали с подобными поручениями. Прекрасно сознавая это, Андре-Луи рассчитывал, что о его полномочиях будут судить по его поведению. Чем более властно и заносчиво он будет держаться, тем больше шансов, что его полномочия сочтут неограниченными.

— Передайте документ коменданту. Он должен знать, на каком основании я буду отдавать ему приказы, если возникнет такая необходимость.

Андре-Луи прекрасно отдавал себе отчёт в том, что посягает на чужие права. Тюилье нахмурился.

— Если у вас будут приказы для коменданта, он получит их от меня или от мэра.

Андре-Луи смерил его суровым взглядом.

— Пока я в Блеранкуре, Национальная Гвардия будет получать приказы и от Комитета общественной безопасности, через меня, его представителя. Я хочу, чтобы вы это чётко себе уяснили. Я здесь не для того, чтобы в игрушки играть или спорить о формальностях. Я здесь по делу. По серьёзному делу. Давайте перейдём к нему. Буассанкур, подай гражданам стулья.

Буассанкур поставил перед столом три стула, и вся троица села лицом к Андре-Луи и выжидательно посмотрела на гражданина агента. Мэр растерянно моргал красноватыми глазками, Тюилье сохранял надменное и неприступное выражение лица, Люка с независимым видом развалился на стуле и поигрывал саблей.

Андре-Луи откинулся на спинку стула и хищно разглядывал представителей власти Блеранкура.

— Итак, — заговорил он веско, — этот невинный с виду провинциальный городишко оказался прибежищем реакционеров, оплотом заговора против Республики, Единой и Неделимой.

Тюилье попытался было вставить слово.

— Но это было…

— Не перебивайте меня. Я осведомлён о том, что здесь было. И я озабочен делом, которое привело к аресту этого Торина.

Для Тюилье наконец всё прояснилось. Этого агента прислал в Блеранкур сам Сен-Жюст. Прислал, чтобы тот добыл — а если понадобится, то и сфабриковал — доказательства, необходимые, чтобы отправить обманутого мужа госпожи Торин на гильотину. Тюилье отчётливо понял, в чём состоит его долг. Он обязан работать рука об руку с этим ловким и умелым агентом Комитета общественной безопасности. Хмурое настороженное выражение его лица сменилось сочувственной серьёзностью.

— Ах, да. Это очень печальный случай, гражданин агент. Блеранкур не может вспоминать о нём без стыда.

Ответ Андре-Луи привёл его в полное замешательство.

— Я бы лучше думал о Блеранкуре, да и о вас, если бы вы представили мне какие-либо доказательства, чтобы мы могли вырезать эту раковую опухоль деспотизма.

— Что вы имеете в виду?

— Послушайте, гражданин, не стоит со мной шутить. Где доказательства вашей доброй воли, вашего патриотического рвения?

— Но разве мы не арестовали негодяя Торина, не отправили его в Париж для суда?

— За участие в заговоре, — со значением произнёс Андре-Луи и сделал выразительную паузу. — Ну же! Где остальные? Где сообщники этого мерзавца? Где другие заговорщики? Вы их арестовали?

Тюилье начал терять терпение.

— О чём вы говорите? Нам ничего не известно о других.

— Вот как? Андре-Луи вскинул брови. На его лице внезапно появилась полная сарказма улыбка. — Вы, кажется, собираетесь меня уверить, что в Блеранкуре человек может составить заговор в одиночку? Это что, особенность жителей вашего края?

Мэра поразила проницательность этого замечания.

— Силы небесные! — воскликнул он и повернулся к Тюилье. — Ну конечно, у этого типа должны быть сообщники! Человек не может участвовать в заговоре один. Гражданин агент совершенно прав.

— А, вы тоже это заметили? Я рад, что Блеранкур не лишён здравомыслия, хотя и приходится прилагать усилия, чтобы его обнаружить. Что же, гражданин президент, вы оказались не слишком бдительны. Вы выяснили, что Торин — заговорщик. Вы арестовали его и на сём успокоились. Вы не взяли на себя труда установить, кто сообщники этого типа. Честное слово, полагаю, Комитету общественной безопасности самое время разобраться в этом вопросе.

Андре-Луи взял карандаш и быстро написал на бумаге несколько строк.

Мэр выглядел совершенно ошеломлённым. Тюилье снова нахмурился, но промолчал. Он сознавал, что, чем меньше он скажет, тем лучше. Дело обстоит совсем не так, как ему казалось вначале. Лучше он предоставит своему другу Сен-Жюсту разобраться с этим наглым, пронырливым молодым агентом. Сен-Жюст быстро поставит на место этого субъекта. Больше он не будет совать нос, куда не следует.

Люка в ходе беседы сохранял непринуждённый, заинтересованный вид. В конце концов, он только инструмент исполнительной власти, и не несёт никакой ответственности за её промахи и недостатки.

Андре-Луи поднял глаза. Тюилье понял, что этот нахальный молодой проныра вовсе не собирается оставить его в покое.

— Какова природа этого заговора, гражданин президент?

Тюилье неловко заёрзал на стуле.

— Вы полагаете, что я держу в голове все дела своего комитета?

— Нет, зачем же? А у вас в Блеранкуре было много заговоров?

— Других не было.

— И вы не можете вспомнить природу этого единственного? Боюсь, вы выказываете слишком мало интереса к своим обязанностям. Вы вели записи, я полагаю?

— Не помню, вёл или нет.

Андре-Луи приподнял бровь и впился в президента долгим внимательным взглядом.

— Гражданин, вы вынуждаете меня напомнить вам, что речь идёт о серьёзном деле. Этот Торин должен был предстать перед вашим комитетом для допроса.

— Я допрашивал его лично.

— Это в высшей степени необычно и идёт вразрез с общепринятой процедурой. Но даже в этом случае вы обязаны были вести записи. Протокол допроса. Он должен был у вас сохраниться.

— О, полагаю, я вёл записи. Но откуда я знаю, где они сейчас?

— Вам придётся отыскать их, гражданин председатель. Кажется, вы не вполне отдаёте себе отчёт, насколько это важно. Когда мы узнаем подробности заговора, мы получим нить, ведущую к сообщникам Торина.

— Я понимаю. Да. Конечно, я понимаю. — Тюилье почувствовал, что его загоняют в угол, и решил показать зубы. — Но тысяча чертей! Говорю вам, у меня нет этих записей!

Андре-Луи долго и испытующе смотрел на него, пока Тюилье наконец не взорвался.

— Что вы на меня глазеете? — завопил он, вскочив с места.

— У вас нет записей? Как я должен это понимать?

Тюилье, полагаясь на защиту Сен-Жюста, ради которого он пошёл на арест Торина, позволил себе выйти из себя.

— Можете понимать, как вам угодно. Я устал от ваших вопросов. Думаете, я допущу, чтобы меня запугивал какой-то шпион? Думаете…

— Молчать! — перебил его Андре-Луи. — Вы в своём уме? Я представляю Комитет общественной безопасности! И я должен сносить оскорбления от председателя провинциального Революционного комитета? Хорошенькое дельце! Вы полагаете, мне нужны ваши речи? Я задал вам простой вопрос, и вам нужно было дать на него ясный ответ, не больше. Но я начинаю подозревать, что нам с вами не о чем больше разговаривать.

— Рад это слышать, — огрызнулся Тюилье и вздёрнул нос. Он снова сел и быстрым движением закинул ногу за ногу. Вся его поза свидетельствовала о гневе.

Андре-Луи продолжал сверлить председателя недобрым взглядом. Затем он взял перо, обмакнул его в чернила, придвинул к себе чистый лист бумаги и принялся быстро строчить. Несколько мгновений в комнате не раздавалось ни звука, кроме скрипа пера и сердитого прерывистого дыхания гражданина Тюилье. Наконец Андре-Луи закончил писать. Он отшвырнул перо в сторону, откинулся на спинку стула и помахал бумагой, чтобы высушить чернила. Потом гражданин агент заговорил снова. На этот раз он обращался не только к Тюилье, но и к Фуляру.

— Стало быть, положение таково: две недели назад гражданина Торина арестовали по приказу председателя Революционного комитета Блеранкура, предъявили ему обвинение в заговоре — и отправили в Париж для суда. Я приехал сюда, чтобы выяснить природу заговора и имена сообщников Торина. Председатель не может назвать ни того, ни другого. Он заявил мне в оскорбительных выражениях, что не сохранил никаких записей. Делать выводы — не моё дело. Их сделает Комитет общественной безопасности. Но уже сейчас ясно, что возможны только два объяснения. Либо гражданин председатель проявил преступную небрежность, либо он прикрывает остальных заговорщиков.

— Что вы сказали? — Тюилье снова вскочил.

Андре-Луи продолжал безжалостно и невозмутимо:

— Какой из двух вариантов выбрать, предстоит решить Комитету. Тем временем, мой долг мне совершенно ясен. Гражданин мэр, не будете ли вы добры подписать этот приказ? — И он протянул мэру бумагу, которую только что заполнил.

Фуляр читал; Тюилье с потемневшим от ярости лицом наблюдал за мэром.

— Что это такое? — не выдержал он наконец.

— Бог мой! — в тот же самый момент воскликнул мэр.

— Приказ о вашем аресте, ясное дело, — ответил Андре-Луи.

— О моём аресте? Арестовать меня? Меня?! — Президент отшатнулся. Его смуглое лицо внезапно приобрело зеленоватый оттенок.

— Надеюсь, вы понимаете, что это совершенно необходимо, гражданин мэр?

Гражданин мэр задумчиво облизнул губы. Его красноватые глазки сузились. Он взял перо. Показалось ли Андре-Луи или на лице мэра действительно мелькнула улыбка, когда он склонился над столом, чтобы подписать бумагу? Нетрудно было представить себе, как Тюилье злоупотреблял положением председателя революционного комитета задирал и унижал мэра, и теперь Фуляр одним росчерком пера сводил все старые счёты.

Тут онемевший Тюилье пришёл в себя.

— Вы сошли с ума? Не подписывайте, Фуляр! Не смейте подписывать! Клянусь Богом, вы заплатите за это головой!

— Ха! Запишите эту угрозу, Буассанкур. Она дополнит мой отчёт. И позвольте напомнить вам, гражданин Тюилье, что в данный момент под вопросом сохранность вашей собственной головы. Так что приберегите всё, что вам есть сказать, для суда и ведите себя достойно. — Андре-Луи взял бумагу и обратился к потрясённому офицеру. — Вот вам наш приказ, гражданин комендант. Поместите гражданина Тюилье в местную тюрьму и держите его там вплоть до моих дальнейших распоряжений. Приставьте к нему надёжную охрану и следите, чтобы он не мог ни с кем связаться без моего ведома. Он не должен отправлять и получать письма, не должен ни с кем видеться. Вы за это отвечаете. Предупреждаю вас: эта ответственность очень тяжела.

— Ей-Богу, вы правы! — вскричал побагровевший Тюилье. — Кое-кто из вас ответит за это. И ответит головой.

— Уведите его, — приказал Андре-Луи.

Комендант отсалютовал и повернулся к Тюилье.

— Пойдёмте, гражданин председатель.

Тюилье не двинулся с места. На его скулах играли желваки, губы шевелились, но он ничего не произносил. Потом он потряс кулаком в сторону Андре-Луи.

— Вы дождётесь, наглый выскочка! Вы ещё посмотрите, что с вами произойдёт.

Андре-Луи посмотрел на него с презрением.

— Сначала я увижу, что произойдёт с вами, предатель. Впрочем, это я и так могу предсказать с полной определённостью.

И он небрежно махнул рукой в сторону двери.