Глава третья,
где героиня проводит время, которого у нее до чертиков, развлекаясь погоней за сыскарем и в тоске по интернету
Следующий день принес очередные расстройства. Белка замкнулась в себе, а Леля ничем не могла помочь, только с жалостью смотрела и повторяла:
— Только если в библиотеке поискать…
Пришлось искать. Со временем в библиотеке я стала проводить больше времени, чем в собственной комнате, все библиотекари знали меня в лицо и все настырней выпытывали, что же такое необыкновенное я ищу и как мне помочь.
Так что теперь в библиотеку я практически забегала, проскакивала мимо дежурных с криком: «Я знаю, куда мне», — и пряталась среди полок Догонять они точно не побегут, побоятся заблудиться!
Помню, тем днем было очень солнечно, весной прямо пахло, и сил не было смотреть на все эти сюсюкающие парочки, которые попадались на каждом шагу. Такое впечатление складывалось, что у всего мира все в порядке, исключая меня, ну и Белку еще, которая среди весеннего безобразия ходила как всегда спокойная, невозмутимая, чистенькая, гладко причесанная.
Зуб даю, в нашем мире она не вылезала бы из офисного костюмчика, носила бы белую глаженую рубашечку, прилизанный хвост и учительские очки. Тут, однако, из ее нетугой косы то и дело вылезали упрямые пряди, а форма была слегка мятой, что общего впечатления, впрочем, ничуть не меняло.
Было у Белки такое свойство — как будто она не от мира сего, все вокруг помешаны на чувствах, а она — на учебе. Все с приходом весны походят на мартовских котов и кошек, у которых в голове одни ночные встречи, а Белка словно не замечала влияния гормонов. Может, у нее гормоны и вовсе отсутствуют?
Мы с ней вместе вышли к библиотеке, думая каждая о своем. Уже на входе она вдруг сказала:
— Эх… Жаль, что тебе нельзя пообщаться с сыскарем, который твое дело вел. Он-то уж точно смог бы припомнить полезные детали.
Вот и доказывай после этого, что не дура! Как? Как я не подумала об этом раньше?! Я же детективов пересмотрела уйму! Я же всю Агату Кристи перечитала!
— Белка, ты гений!
— Скажешь тоже, — покраснела она и быстро убежала в другую сторону, в отдел с медитацией.
Теперь, когда новая идея появилась, о том, чтобы идти корпеть в библиотеку, и речи не шло, так что я с порога развернулась и побежала обратно в общежитие, взяла деньги и выбежала за ворота АТМа, чтобы нанять извозчика.
Мой радетель должен знать, как найти сыскаря. Заодно и про содержание спросим. Этих денег, что он мне дал, на какой срок положено? На месяц или год? Если первое — я в шоколаде, потому что сумма оказалась по местным меркам немалой. Если второе — я впадаю в режим постоянной экономии, даже на извозчика лишний раз не потратишься, придется пешком ходить. Но не сегодня — сил терпеть нет.
Грамадий оказался дома (впрочем, он там работал, так что ничего странного) и изволил ужинать, поэтому мне повезло вдвойне: бесплатно накормили и по всем вопросам просветили. О делах за едой он говорить не любил, но пришлось. Чтобы не пропал аппетит, радетель отвечал быстро и по делу. Оказалось, деньги мне выдавать будут на квартал, то есть на три местных месяца в тридцать два дня каждый, а сыскаря я могу найти по месту службы, но это мне ничего не даст, потому что ничего нового тот по-любому не сообщит.
Ха! Скажите-ка, кого и когда останавливали советы радетелей? Уж точно не меня!
Потратив на извозчика еще несколько монет, я добралась до здания княжеских сыскарей — приземистого длинного дома с крошечными окошками и единственной дверью в стене, заросшей кустами, которую освещал тусклый покачивающийся фонарь. С первого взгляда здание выглядело обветшалым и даже нежилым, но все знают, что внешность обманчива.
Нужного мне человека звали Ахмат Холодный, и я изо всех сил надеялась, что сейчас он не на задании. Мне должно повезти! Должно повезти!
Небеса, однако, думали иначе, и Ахмата в здании не оказалось. Привратник согласился передать ему наспех сочиненную записку, и не больше. А мне пришлось вернуться домой ни с чем.
На следующий день сыскарь никаких сообщений в ответ не присылал. Хоть бери да снова иди ищи! Наверное, так бы я и поступила, если бы не Лелька.
— А, — сказала она, выслушав мои причитания. — Наивная ты какая. У меня троюродный кузен сыскарь. Ходи хоть год, но, если он сам не захочет, не станет с тобой встречаться, и ни за что ты его не поймаешь.
— Но как же это!.. Думаешь, он специально станет скрываться?
— Конечно! Знаешь, как их достают? По каждому делу кто-то хочет лично поговорить, расспросить и узнать подробности. Если каждому навстречу идти, разжевывать и объяснять, работать будет некогда.
— По каждому делу?!
— А ты думала, твое самое важное? У него каждый день новое дело, представь, сколько таких, как ты, хотели бы его лично повидать.
— Ну… Ну раз он так! Я настойчива и своего добьюсь. Буду ездить, пока ему не надоест прятаться и он со мной не поговорит!
— Ну ты смешная, да как ему надоест? Он будет в окошко на тебя посматривать и говорить, чтобы передали, будто его нет. Не поймаешь ты его, Катька, хоть тресни. Но ты такая упрямая, говорить тебе бесполезно, так что езжай. Может, поездишь месяц-два да ума наберешься.
Белка, которая подслушивала нашу беседу, тут же захихикала.
Стерпеть такое было выше моих сил.
— Я не упрямая!
Странно. В нашем мире считалось — если хочешь добиться своего, действуй и никогда не сдавайся. Работай днем и ночью, ищи новые подходы, настаивай — и добьешься. Здесь над подобной точкой зрения просто ухохатывались!
— Ну как ты можешь быть уверена, что дело только в тебе? — интересовалась Леля. — Вокруг целый мир! Настойчивость — качество хорошее, но неужели ты не знаешь, что иногда вещи просто случаются… И хоть головой об стену бейся, ничего не исправить.
— Так говорят лентяи! Если приложить усилия, все получится!
Не то чтобы я совсем с ней не согласна, но и сдаваться так просто не хочу.
— Так говорят разумные люди, верящие в золотую середину, — педантично высказывалась Белка.
— Так говорят фаталисты!
— Ну так собирайся и езжай, чего же споришь попусту?
После таких напутствий ехать было явно глупо, поэтому я снова отправилась в библиотеку, где начала шерстить полки, наверное, раз в десятый, потому что вдруг сообразила, что многие книги мне уже знакомы. Получается, я иду как минимум по второму кругу, а ничего толкового до сих пор не нашла.
И эта выцветшая синяя обложка знакома, и вон те пухлые страницы, все в желтых пятнах, и эта… Хотя нет, вру. Эту тонкую книжицу, больше похожую на журнал, я вижу впервые. Странно, что сердце колотится в такой неподходящий момент — ни одного молодого человека на горизонте.
Стоять надоело до чертиков, и я медленно села на корточки, осторожно разложив перед собой листы, еле-еле держащиеся на остатках клея. Страницы обтрепаны, буквы выцвели, но прочесть можно. Вначале описание обряда, это я уже сто раз читала и наизусть вызубрила. Потом подробности перемещения, физическое и моральное истощение… это жутко, в другой раз посмотрю. А это… Картинка, на которой девушка в традиционном китайском кимоно стоит посреди местного леса ночью, и вокруг — пустота.
Очень знакомо, между прочим. Снег лежит, а она так легко одета. Бедняжка.
«Случается и так, что призвавший оказывается далеко, — гласил текст. — Как произошло с Баожэй, которая потерялась и не знала, как появилась в нашем мире. В поисках разгадки она вошла в медитативный транс и смогла увидеть судьбоносную нить, ведущую к своему суженому. С тех пор многие двойники, не понимающие, зачем они тут, смогли узнать свое предназначение таким же образом».
Перелистаем. Тут уже другая история, причем призвали мужчину… Нет, не мой вариант.
Итак, медитативный транс?
Вот что нам поможет! Если найти эту китаянку, можно будет расспросить, как ей удалось добраться до своего суженого и последовать ее совету. Однако… рано я обрадовалась. Судя по внешнему виду, книге несколько веков, так что китаянка, вероятно, давно уже почила в окружении детей, внуков и правнуков. Книжку я поставлю сюда… на нижнюю полку… и запомню точное место. Думаю, она мне еще пригодится.
С Белкой мы столкнулись на выходе, правда, в отличие от меня она не выглядела радостной.
— Не нашла ничего?
Она вздохнула и молча покачала головой, как и много раз до этого.
— А ты?
— А я нашла! Намек, как можно установить связь с суженым. Знаешь, для этого мне придется освоить медитацию. Я должна войти в транс.
— Ого. Так сразу — и в транс?
— Если получится, сразу. Тогда я нащупаю нить и найду его.
— Удачи! Как войдешь в транс, так и меня, может, научишь. Или… Надеюсь, расслабляться ты не планируешь, будешь по-другому в транс входить?
— Я? А… Нет, таким образом, как советовал Лад, не планирую.
— Вот и отлично. Тогда желаю тебе удачи. Со своей стороны помогу, чем смогу, хотя сама знаешь, порадовать пока нечем.
В общежитии Белка притащила мне стопку учебников по медитации и с радостным видом, что теперь будет не одна мучиться, свалила на стол.
— Просветляйся. Будут вопросы, в смысле по теории, спрашивай. Как разберешься, попробуем на практике. Правда, — она вздохнула, — на этом месте польза от меня заканчивается.
— Ничего, прорвемся!
И я с таким энтузиазмом принялась за изучение теории медитации, что сама не заметила, как наступила очередная седмица.
К этой я уже готовилась серьезно. Последний кандидат в суженые по расчетам требовал тонкого подхода. К счастью, средства позволяли воплотить задуманные планы. Хотелось показать, что я из мира, где тоже имеют понятие о красоте и стиле, поэтому вместо библиотеки последние перед седмицей дни я ходила по швейным мастерским. Заодно выяснила, что готовую одежду тут не уважают и предпочитают шить на заказ: выбираешь фасон, ткань, украшения, и тебе шьют, причем стоит это удовольствие практически столько же, сколько покупка готовых изделий. Но времени занимает много, так что пришлось выбирать из ассортимента в наличии.
И, потратив два вечера и в край измучив Белку, которая была вынуждена меня сопровождать, я нашла нужное платье. Двойное — нижнее из тонкой облегающей ткани бледно-зеленого цвета, а верхнее — плотная шоколадная шерсть с удлиненными рукавами и кожаным пояском. Вместе все это походило на черкесский народный костюм, который я часто видела на танцовщицах народных ансамблей по телевизору.
Он сел идеально, даже Белка, подумав, кивнула:
— Правда хорошо смотрится.
— А ты сама не хочешь купить что-нибудь праздничное?
Она молча пожала плечами.
— Нет? Неужели совсем нет? Совсем не хочешь хоть иногда побыть красивой? Или… может, у тебя денег нет?
— Деньги у меня есть, скопились за год, я же почти не трачу и подрабатываю иногда, но как-то… Зачем столько денег на платье, которое наденешь всего пару раз? В АТМа же форма, а в повседневной жизни в таком платье неудобно.
— И что? Зато хотя бы пару раз ты будешь сногсшибательно красивой! Оно того стоит. Давай тебе что-нибудь купим?
Да, она сомневалась, по лицу было видно. Желание сменялось сомнением и даже неудовольствием. Ну же, решайся!
— Нет, — наконец нахмурилась Белка. — Жалко.
Ну прямо все настроение испортила! Вот нутром чую, что ей не помешает побыть в другом амплуа, отличном от заучки, но почему-то она упирается и пробовать не желает.
— И зря! Как ты сама говоришь — очнешься, а тебе уже пятьдесят, а ты ни разу красивое платье не надела.
Она упрямо сжала губы.
— На день рождения свой ты купишь и наденешь красивое платье, ясно?
— Да?
Белка вытаращилась моему наглому требованию.
— Да! Буду тобой любоваться.
Она опешила, а я засмеялась. Местных так легко смутить какими-нибудь глупыми, бессмысленными словами или замечаниями. У нас попробуй смути кого-нибудь! А тут в ответ на малейшие намеки обижаются или злятся, а за оскорбления готовы тут же бросаться в мордобой.
Итак, к седмице я была во всеоружии, потому что надоело, честно говоря, тратить время на поиски того, кто вроде должен давно лежать у моих ног. Сколько времени можно уже ждать, пока он дозреет и поймет, кто его счастье. Я, конечно!
Может, начать встречаться с кем-то другим? Возможно, ревность тут же заставит мой объект себя выдать?
Хм, интересный вариант. Исключая нежелание встречаться с другим. У меня все-таки суженый имеется, это официально подтверждено высшими силами, так что не проигнорируешь.
Отправились мы в таверну прежним составом — впереди Коловрат под руку с Лелькой, позади я и Белка, вокруг бегает перевозбужденная Соня.
Пришли мы опять, когда народу уже было много, но это хорошо. Выбрав стол, я подошла к лавке и сбросила плащ, а потом развернулась лицом, так сказать.
Да, именно на такой ошеломительный эффект я и рассчитывала! Жаль, зеркала не было, тут не принято носить с собой маленькие, а большие не вешают в таверне — дурной знак. Прическа моя, скорее всего, слегка растрепалась, но у местных это дело обычное, тут не используют гели, муссы и воск для укладки, что, возможно, к лучшему. Никогда не любила возиться с идеальной прической часами. Помада зато была, я ее купила вместе с платьем — розоватая, без блеска, но функцию свою выполняла. Думаю, сейчас я выгляжу хорошо, по крайней мере, внимание привлекаю, и, судя по ошарашенным взглядам, внимание нужное.
— Медовички или ягодовки?
Я выбрала второе, остальные — первое. Удобно, когда вместо двадцати сортов выпивки в наличии всего два.
Коловрат, выслушав заказы и неодобрительно покосившись на меня, отправился к стойке, где заправлял тщедушный усатый хозяин таверны.
— Садись на видное место, госпожа иномирянка, — с серьезным лицом заявила Белка, простирая ко мне руки, — чтобы все разглядели, как ты вырядилась, кто еще не разглядел.
— Спасибо!
Да, вот так. Меня не так просто укусить. Белка покачала головой и улыбнулась, устраиваясь рядом.
— Ты правда сегодня очень красивая, — сказала Лелька. — Просто так или…
— Хочу, чтобы он себя выдал.
— А! — воодушевилась Белка, глаза так и разгорелись. — Как я раньше не поняла!
— Но если бы не дела, я бы тоже постаралась выглядеть хорошо, — поправила я, а то так и будет думать, что красивые платья только по важной причине приобретают.
Это не так — иногда красивое платье нужно хотя бы для того, чтобы поднять самооценку, потому что платье поднимает настроение не хуже ведерка с мороженым, но без негативных последствий для фигуры.
Белка переглянулась с Лелькой, а меня вдруг как кольнуло в бок, будто кто ущипнул. Странно… булавок в ткани нет, я проверяла. Поерзаем… Нет, больше ничего не происходит, наверное, показалось.
Коловрат принес каждой по кружке с напитком, и пора было переходить к делу. Конечно, Первых сыновей я сразу нашла — сегодня они расположились далеко, в самом углу таверны, под висящей на стене огромной композицией из шишек и деревянных птичек Лад, увидев меня, улыбнулся и махнул рукой, вслед за ним обернулся и поприветствовал наш стол Гурьян, остальные были слишком заняты выпивкой, чтобы пялиться по сторонам. Жегло обнимался со своей девушкой, и неожиданно стало неприятно на них смотреть. Он щурил глаза и улыбался ей, и непонятно, как человек, у которого есть суженая, может вести себя таким образом.
— Слушай, — вдруг наклонилась ко мне Белка, — может, тебе забыть про этого своего хмыря-предателя? Зачем ты его ищешь? Ну, найдешь, ну, выяснишь, что это Жегло, к примеру, а потом что? Вот они все сидят, каждый тебя видит как на ладони. И что? Может, просто жить дальше, так, чтобы ни дня не жалко было? И пусть катится к черту в преисподнюю? Пусть жалеет до конца своих дней, что так поступил? Не заслужил он счастья, Катя, точно тебе говорю.
Ну нет! Я решила — я своего добьюсь!
Упрямство на моем лице всеми красками играет, утверждала мама. Непонятно, говорила она, в кого ты вообще такая упертая, бараны отдыхают.
— Просто мне кажется, эти поиски делают тебя несчастной, — добавила Белка, отводя глаза. — Но я смотрю, может, так и лучше. Убедишься, что искать не стоило, и тогда, может быть, найдешь в себе силы двигаться дальше.
— Да, так и будет, — сказала я, чтобы от меня отстали.
Не люблю спорить, особенно когда не собираюсь отступать. Зря Белка думает, будто я несчастна. Я найду его и докажу, что он не такой плохой, как все считают — и девчонки, и княжеский сыскарь, и радетель. Они все увидят, что я была права! Наверняка у него были обстоятельства, которые не позволили поступить иначе. Короче, все будет хорошо!
И тогда заживем!
Так, нужно действовать. Время летело быстро, и вот уже многие вышли танцевать. К нашему столику то и дело наведывались молодые люди, которые приглашали меня в круг. Желания танцевать не было, да и танцы местные для меня непривычны, нужно, кстати, разобраться, как их вообще танцуют. Вроде выходят парами, но в процессе постоянно обмениваются партнершами, а потом вообще как будто все вместе танцуют, меняясь местами. Кстати, как я раньше не подумала! Если выйти на площадку, когда Жегло пойдет со своей девушкой танцевать, можно будет во время танца при смене партнеров к нему прикоснуться. Но для этого нужно уметь танцевать, потому что позориться в мои планы не входит. Придется отложить.
Впрочем, как оказалось, загнать Первого сына на танцпол женщины не смогли. Я видела только, как танцевал Волин со своей Наядой и, кстати, лишний раз доказал, что свет такого выпендрежника еще не видал. Как он двигался! Как король, который изволил смешаться с толпой! Столько высокомерия да пижонства, аж скулы сводит.
К счастью, такого кривляку мне точно судьба подсунуть не могла.
Так как же добраться до Жегло? Думаю, просто подойти и пригласить на танец чревато неприятностями — эта его Аташа еще та змеюка, сразу вцепится клычищами в глотку. Не скажу, что я ее не понимаю, самой было бы не очень приятно, если бы залетные девицы к моему молодому человеку подкатывали, но я же не просто так! Мне нужно узнать, суженый он или нет.
— Чего это ты приуныла? — спросила Белка, у которой вид был не лучше. Мы опять остались в одиночестве — сладкая парочка растворилась на танцполе, где то и дело мелькало счастливое лицо Лельки, а Соня носилась за другими столами, что не могло не радовать, ибо шуму от нее больше, чем пользы.
— Не могу никак придумать, как подобраться к той компании. Хочу поболтать с Жегло.
— Да? — Белка сонно хлопнула глазами. Как у нее, интересно, получается засыпать в такой суматохе? — В следующую седмицу будут темные танцы, тогда можешь попробовать. Я их ненавижу, но для тебя шанс хороший.
— Это как — темные? — Не могу даже решить, нравится мне это подозрительное название или нет. Вроде интересно, но попахивает чем-то запретным. — Там в темноте танцуют?
— Да.
— Правда, что ли?! В таком тесном помещении? Да тут убиться можно в темноте! И при свете не пройти, чтобы ноги кому не оттоптать.
— Так в темноте колдовской купол ставят, который делает так, чтобы люди при резком столкновении друг с другом или со столами и стенами просто отталкивались, как будто воздухом, и не ударялись.
— А в чем смысл тогда? Хотя… забавно, наверное, как шарики друг от друга отскакивать. Еще и в темноте, говоришь?
— Нет. То есть да, в темноте, в полной темноте, глаз можно выколоть. А танцы эти ради… ну, пообниматься, — она неловко поморщилась. — Целуются некоторые. Самое, по их мнению, — «их» Белка выделила особо, — интересное — это поймать кого-то, кто не подозревает подвоха, и поцеловать. Полапать. Дикое развлечение, на мой вкус, но в АТМа это традиция.
— Ничего себе традиция! Даже у нас до такого не додумались. А наша цивилизация вообще рассадник разврата.
— А у нас додумались. Самое поганое — если не участвовать, потом будут гнобить всей АТМа. Взвоешь и в следующий раз в первых рядах на эту самую темную седмицу побежишь, только бы отстали.
— Да ну? А почему?!
— Я даже не знаю, как объяснить почему! Я пыталась узнать, но к преподавателям же с таким вопросом не пойдешь, язык не повернется спросить, а у студентов… они сами толком не знают. Положено еще первыми курсами при основании АТМа. Участвовать должны все, и все тут. И так вцепились в эти темные седмицы, что… я на самую первую, помню, не пошла. Ну, думаю, что остальные мне сделают? Не побьют же? Пусть только попробуют, я любой девчонке сдачи дам. А потом неделю на кухне не могла даже выпить чай! То воду из-под носа утаскивают, то все места заняты, то ни одной свободной чашки, как испарились все! Готовить приходилось только стоя на месте, отлучиться даже на секунду ни-ни, иначе соли насыплют с горой… В общем, подличали все, по-тихому, но постоянно. И постоянно повторяли: не стоит нарушать традиций, не стоит нарушать традиций, будь как все, не выделывайся. В конце концов я сдалась. Подумала, чтобы спокойно учиться, а не тратить время на постоянные склоки и войны, проще ходить на эти долбаные седмицы. Несколько потерянных часов, зато потом несколько недель спокойных.
— Слушай… а ты… тебя в темноте кто-то хватал?
Белка, невиданное дело, покраснела.
— Было пару раз… Схватил кто-то сзади за грудь, я как… заехать, в общем, хотела по лбу, но купол не дал, просто этот… отлетел, и я не знаю, кто это был. Во второй раз поцеловать кто-то пытался. Потом я подумала и поняла, как можно проще всего спрятаться. Нужно просто, как только темнота падает — а она падает всегда неожиданно, — сразу к стене бежать, там почти никто тебя не найдет. Разве что колдун специально заранее на тебя маячок повесит, чтобы в темноте отследить, но это слишком сложно и уровень выпускника. А так зато отсидишься у стены, и никто даже случайно не заденет.
— Надо же…
Сравнить не с чем, не припоминаю у нас таких странных развлечений. Пьянки помню, танцы-обжиманцы тоже свежи в памяти, а вот такого нет, не было.
— Говоришь, на следующую седмицу как раз темная?
И что мне это даст? Попробовать подкрасться в кромешной тьме к Жегло и пощупать его? Хм, а если я ошибаюсь? Если он и его Аташа меня застукают на горячем? Вот позорище-то какое!
Ладно, время еще есть подумать, а сейчас-то что делать? Шум утомил уже, и яркий свет везде, глаза после полумрака библиотеки жутко болят. Значит, закроем глаза и опустим голову, опираясь лбом в руки. Почему-то я устала. Может, это влияние Белки, которая не умеет веселиться, как все нормальные люди, и отгораживается так уверенно, что, находясь рядом, сам начинаешь сомневаться, в здравом ли ты уме, если хочешь выпить и оторваться?
А там, в той стороне… сидит он. Должен сидеть. Почему мне ни разу не приснился суженый? Казалось, должно такое произойти, но нет, сны обычные: иногда снится институт, часто — родители, причем они счастливы, хоть это примиряет с действительностью. А суженый ни разу не приснился, хотя это было бы проще всего… Появилось бы передо мной лицо, и наконец стало бы понятно, что это за зверь такой и как его звать.
Сама не заметила, как наклонилась вбок, почти привалившись к Белке.
— Ты чего?
Я повернула голову. За ней, дальше, у стены, сидела компания Первых сыновей. Меня к ним потянуло, никакого сомнения. Опять. Признаваться в том, что происходит, а также указывать на то, что, несмотря на всю мою красоту и новое платье, к нам сегодня не подошел даже Лад, не хотелось, поэтому я вспомнила про медитацию.
— Ну как там дела, получается?
Она молча вздохнула.
— Не может же быть, что это такая сложная штука? Ну, если постараться, точно же рано или поздно получится?
— В теории. А на практике что-то не получается, хоть тресни, — тоскливо ответила Белка.
— Пойдем, может, прямо сейчас попробуем?
— Нельзя еще, нужно хотя бы до полуночи посидеть.
Ах да, традиции, традиции. Придется сидеть. Как-то кисло во рту становится при мысли, что случится иначе. Одна Соня чего стоит, когда рассердится, а уж целый этаж настроенных против тебя девчонок… Белка смелая, если смогла это пережить даже недолго, это точно!
— Может, тогда еще по порции медовички?
— Принесешь?
Я сходила к стойке и притащила две кружки, со стуком поставила на стол. Нет, ну как можно с таким скучным видом сидеть на всеобщем празднике? И правда, нужно ее красиво одевать, хоть визуальное удовольствие получу.
— Белка, сейчас неудачно пошучу. Может, тебе и правда с кем-нибудь переспать?
Я думала, злость должна помочь ее разбудить, но вместо этого она тихо улыбнулась.
— Да что ты, — ответила Белка. — Ради медитации? А говорила, неудачно пошутишь.
Она собиралась сказать что-то еще, но в этот момент шум музыки перекрыл громкий пульсирующий гул, от которого до боли засвербело в ушах и стол стал подпрыгивать, а кружки — так вообще прыгать.
— Пригнись! — Белка оказалась рядом, заставляя сползти с лавки и забраться под стол.
— Что это?
— Огневойка. Тихо!
— А что это такое?
— Ни звука!
После такого испуганного тона точно вопросов задавать не будешь. Тем более музыка моментально замолкла, а все, кто за столами сидел, как и мы, уже спрятались под ними. Только танцующие остались на месте. Просто присели и пригнулись к полу и так замерли. И все вокруг молчали… Никогда не думала, что такая толпа может хранить такое мертвое молчание. Даже жутко, как будто очутилась в музее восковых фигур.
Хотелось истеричным голосом спросить Белку, что происходит, но рот было страшно открывать — неспроста же все затаились.
Жужжание вроде прекратилось, и я стала выглядывать смелей. Это что-то опасное? Вроде больше ничего не происходит. Почему я никогда не слышала об огневойках, если от этих штук следует прятаться под стол?
Белка рядом вдруг с облегчением выдохнула. Кто-то посреди зала не выдержал и пошевелился.
— Кажется, пронесло, — донесся чей-то шепот, и студенты еле слышно заговорили.
В тот же момент прямо под потолок от окна метнулась небольшая ярко светящаяся капля размером с грецкий орех, похожая на раскаленное добела железо, которая ударилась о дерево потолка и взорвалась.
Я тут же оглохла от звуковой волны. На миг зажмурилась от яркой вспышки, но даже сквозь закрытые веки увидела еще одну.
— Беги! — прорвалось сквозь далекий гул.
Глаза пришлось открыть, хотя первым делом я подумала, что лучше бы этого не делала. В таверне творилось черт знает что. Никто уже не сидел на месте. Студенты бежали к выходу, толкались и пытались увернуться от ярких капель, которые то и дело взрывались, оставляя после себя яркую вспышку и клубы дыма.
Белка дергала меня за руку и показывала в сторону двери. Ее губы шевелились.
— Беги, — угадала я.
Гул был слишком сильным, звуки, которые сквозь него прорывались, походили на ультразвуковые визги. Белка потянула меня, пытаясь вытолкнуть из-под стола.
Кто-то пробежал так близко, что чуть не наступил мне на руку. Представляю, как было бы больно подошвой по пальцам.
Белка упрямо выталкивала меня, указывая в сторону выхода. Дураку понятно, нужно бежать на улицу.
Очередная огневойка взорвалась прямо передо мной, врезавшись незнакомой девушке в спину и оставив огромное красное пятно на ее платье. Замерев на секунду, девушка кулем свалилась на пол.
Раньше я не могла бежать, потому что не соображала, что происходит. А теперь передо мной распростерто неподвижное тело. Как можно при виде такого вскочить и бежать? Тут даже глаза невозможно отвести, тем более красное пятно на ее спине увеличивается. Белка толкает в плечо все сильнее, но не может сдвинуть меня с места. Да, я, кажется, сейчас вешу как мраморное изваяние, пока эта девушка лежит передо мной и не шевелится.
Кто-то бегает вокруг, все суетятся и кричат, лампы стремительно темнеют, но хотя бы не гаснут. В полумраке вспышки выглядят еще страшней, как и летающие угольки, хотя я вижу их только краем глаза. Я никогда раньше ничего подобного не видела. Белка бросила толкаться и лезет мимо меня под столом, потому что я не могу пошевелиться.
А вот и Первые сыновья, такие же взволнованные, как остальные студенты.
Гурьян пристально смотрит на меня, потом тащит к выходу Корку, за которую держится Наяда, потом вид перекрывает бледный Лад.
Его губы тоже что-то кричат, после очередной вспышки он пригибается и хватает Белку за руку, поднимая и подталкивая в сторону выхода. Меня тоже потянули за плечо. Это Жегло, он кричит, как остальные, судя по движущимся губам, но я опять ничего не слышу. Его смуглые скулы потемнели — наверное, это румянец. За ним стоит Аташа, потом разворачивается и бежит к выходу.
Лад кивает и, придерживая Белку под руку, спешит к двери. Вокруг уже почти пусто, большинство студентов успели выбраться наружу, но взрывы не утихают.
Жегло, нахмурив чернющие брови, кричит и тянет меня за руку, но у него плохо получается сдвинуть меня с места.
Людей в таверне почти нет, но угольков не становится меньше. Теперь, на ногах, я могу не смотреть на девушку, лежащую на полу. Теперь я могу смотреть вокруг. Светлое дерево стен и мебели покрылось вмятинами и кляксами копоти. Таверна стала похожа на печь, «вид изнутри».
Девушку от моих ног прикрывают плащом и уносят, мимо бежит парень, на его шее кровь. За ним еще один — этот не бежит, а торопливо идет, подволакивая раненую ногу.
Что все это зн…
Ай! В спину так сильно толкают, что боль взорвалась, как будто в меня попала огневойка. Нет, только не это… Судорожное мельтешение рук… это я ими так машу? Пронесло, это не огневойка. Это Волин, он ничего не говорит, губы сомкнуты, но он что?! Снова со всей силы толкает меня. Мышцы как по команде отмирают. Рядом с нами останавливается еще один парень, рыжий, что-то говорит, я по-прежнему не слышу. Зато теперь могу идти, вернее — бежать, туда, к выходу, подальше от этого… не знаю, что это такое происходит, но лучше оказаться как можно дальше!
Выскочив на улицу, я судорожно глотаю холодный воздух. Нет, к счастью, вокруг ни одного уголька! Ни единого взрыва. Студенты стоят рассредоточившись и словно чего-то ждут. Где Белка?
Рассказ на словах вышел долгим, а на самом деле происшествие заняло от силы полминуты. За стеной таверны по-прежнему взрывались эти странные огневойки, чье название, похоже, происходило от звука воя, который они издавали. Некоторые студенты были ранены или опалены огнем, но, кажется, за пределы таверны огневойки не вылетали.
— Что это было? — крикнула я, когда нашла Белку, которая нервно подпрыгивала на месте, высматривая кого-то в толпе. Надеюсь, меня. Точно меня, потому что перестала прыгать и успокоилась, стоило подойти. — Что это за хренотень такая?!
— Ты в порядке? — Лад, стоявший рядом с ней, бесцеремонно схватил меня за плечи, повертел, осмотрел со всех сторон и отвернулся. — А вы?
Жегло, Волин и рыжий подошли вместе. Глаза сами собой беспокойно забегали по ним, встретив и черный, и серый взгляд. Оба были или злы, или серьезны, скорее всего, вперемешку. Это Жегло? Он бросился мне на помощь, что-то кричал и пытался вытащить наружу. Это Волин? Он тоже бросился помогать, причем с большим результатом. Это он? Я его послушалась, Жегло не смог сдвинуть меня с места, а этот ка-ак толкнул, так я чуть бегом не побежала.
Или никакого тайного смысла в этом не было? Может, они всем помогали. Нет, хотя бы сейчас не думать… Как же приятно знать, что нас не бросили. Не знаю почему, но не бросили.
— Я провожу вас.
Лад не спрашивал, а сообщал. Жегло и Волин уже отошли к своим девушкам, студенты стали постепенно расходиться, а со всех сторон от окружающих домов к нам сбегались люди, свистели в свистки дежурные дружинники, и кто-то без перерыва звал на помощь.
Неподалеку стоял парень, по груди которого текла кровь. Вокруг него столпились студенты, видимо, с лекарского факультета, потому что они странно держали руки перед собой, и вроде воздух между ними колыхался.
— Пошли. — Белка подхватила меня под одну руку, Лад — под другую, и быстро повели прочь. Надеюсь, в АТМа, но даже если нет, даже если в темный переулок, где меня бросят, сил сопротивляться не было.
Приди в себя, Катя, опомнись, соберись! Что ты как тряпка, в самом деле.
Я заставила себя выпрямиться.
— Что это было, Белка?
Ну вот, голос уже спокойный, насколько спокойным он может быть после пережитого.
— Это огневойки. Они появляются с приходом весны. Мы все настолько привыкли… а ты ведь недавно у нас. В вашем мире нет… не знаю… ничего похожего?
— Ничего похожего нет, — быстро помотала я головой. — Что это за существа? Они живые? Это магия?
— Это природа так злится, — пояснил Лад, смотря поверх моей головы на Белку.
— Злится? Почему?
— Как почему? Без причины. Просто злится.
— Это не ответ!
— И охота тебе сейчас разбираться, — пробурчал Лад.
— Белка, пожалуйста, — попросила я.
— Хорошо. Но он прав — это природа. Тогда представь — наш мир был создан одним, по каким-то своим правилам, но время идет, мы, жители, меняемся, и мир меняем для своего удобства. Правила становятся другими. Конечно, духи недовольны, они хотели бы, чтобы вечность оставалась неизменной. Когда это начало происходить — ну, изменения, мир стал злиться и появились такие явления, как огневойка и водопляс. Самые сильные ведуны собирались и решили, что они приходят как плата за удобства, которые мы получаем. Приходят в теплые времена. Нужно быть очень осторожным, чтобы не погибнуть.
— Ничего не понимаю… Это, наверное, стихийное бедствие?
Лад влез:
— Можно и так сказать. Стихия, это ты имеешь в виду воду или огонь? Да, это стихийное. Огневойки появляются внезапно, большим количеством, как пчелы нападают на один объект и взрывают его. Колдуны могут слегка притормозить их скорость. В таверне мы все их затормаживали, на самом деле они двигаются так, что взглядом не уследишь. Когда приходят морозы, огневойки пропадают. Просто нужно знать: раздался гул — сиди тихо и молись, чтобы они мимо пролетели. Не повезло — беги. Если рядом колдун, беги к нему, он тормозит огневок и ставит защитный купол. Поняла?
— Да.
— Они нечасто появляются, за это не переживай.
— А водопляс? Что это?
— Это когда дождь рекой на небольшом участке. Может сбить с ног и унести потоком. Может утопить. С водоплясом дела хуже — он всегда образуется над людьми и не предупреждает о своем появлении звуком, как огневойки. Разве что над головой темнеет. Тогда нужно успеть спрятаться, убежать как можно дальше, и времени на это отпущено всего несколько секунд. Но и бывает водопляс реже.
Пришлось задуматься.
Не могу представить дождь такой силы. С другой стороны, и услышав заранее про огневоек, я бы представила их какими угодно, но не угадала бы.
Вот и первый минус местного мира. Вернее, не самый первый: отсутствие любящего суженого, готового за руку ввести в новую жизнь, — первый, а существование таких страшных вещей — второй, но это же…
— Это просто жуть!
— Уже почти дошли, — зачем-то сообщила Белка. Видимо, тему переводит.
И правда, вскоре мы были дома.
Этой ночью мне снились огневойки. Они взрывались, а на заднем фоне хохотал злобный женский голос, чью принадлежность я не определила, который прерывал хохот, только чтобы прокричать:
— Думала, он тебя любит? Выкуси, коза, он любит меня! А ты здесь сдохнешь в одиночестве! Тебя загрызут мои слуги!
Только к утру удалось успокоиться. Что поделать? Если в этом мире происходят такие нехорошие вещи, придется смириться, выхода нет. У нас тоже бывают наводнения, пожары и землетрясения. В общем, много плохого. Здесь просто по-иному выражаются природные катаклизмы, и все.
На кухне я узнала, что вчера сильно пострадала девушка, в которую попала огневойка. Кажется, именно та, что упала передо мною на пол. Но остальным повезло больше, спаслись за счет колдунов, которых в таверне было немерено. Впервые я увидела в колдовской силе что-то полезное, ну, кроме бытовых удобств — самопишущих карандашей и очищающего грязь порошка. И правда, если колдун захочет, думаю, и убить сможет. А я почему-то к ним все как к чему-то милому и прелестному отношусь. Уси-пуси, колдуны, какая прелесть! Вот вам и прелесть…
На занятиях было необычно тихо. Почти никто не проспал, потому что седмица намедни из-за нападения огневоек завершилась очень рано.
Перед глазами весь день стояли Жегло и Волин. Суженый… Это один из них. Гурьян прошел мимо, а он не смог бы пройти мимо своей суженой. Как я понимаю, инстинкты заставили бы его остановиться и помочь. А эти двое помогли. Волин, этот неженка, так меня пихнул… Не знала, что в нем столько силы.
А взгляд Жегло зато так затягивает, потеряться можно. Такие черные колдовские глаза… Нужно с ним поговорить. Не важно о чем, просто поговорить. Я уверена, что нескольких слов, голоса и взгляда, когда никто не мешает, не мельтешит рядом, будет достаточно, чтобы точно узнать, он это или нет.
Но пока внятного плана, как с ним пересечься, не было, поэтому вечером мы с Белкой приступили к медитации. Вначале попытались в ее комнате, но сквозь тонкие стены постоянно доносились шум и голоса, которые сильно мешали, поэтому в следующий раз решено было отправиться на АТМовский крытый полигон, где студентам разрешали заниматься в свободное от занятий время.
Полигон выглядел как одноэтажное здание без окон, разделенное на множество помещений разного размера.
В самом большом зале прыгали колдуны, оттачивающие боевые навыки: их было видно в распахнутую дверь. Сердце пошло вскачь. Среди нескольких незнакомцев выделялся Лад. Где Лад, там и… Гурьян, Бакуня и Волин. В темных странных одеждах, похожих на кимоно, резкие и быстрые, как молнии. Движения, прыжки и перевороты, словно в каком-то рукопашном бою, и воздух вокруг гудит от силы, с которой они тоже что-то делают.
Жаль, в этом мире сила не цветная… Вот было бы удобно — кто-то ее использует, и сразу видно по цветному туману.
Жегло среди занимающихся не было.
— Пошли быстрей, пока не заметили.
Белка осторожно прикрыла дверь, дернула меня за рукав, и мы быстро прошли мимо, в коридорчик, двери которого вели в маленькие залы. Нашли первый пустой: Белка зашла, разулась и плотно закрыла дверь.
— Не знала, что они тут занимаются, — не смогла сдержаться я. Думаю, многие впадают в восторженное преклонение перед теми, кто умеет так ловко и эффектно драться. Тем более если они молоды и красивы. Значит, на них вдвойне приятно смотреть.
Ну опять! Надо головой трясти, чтобы дурман рассеялся, хотя со стороны глупо, вероятно, выглядит. А что поделать?
— У Первых сыновей и колдунов последних курсов особый график, много дополнительных занятий. Они тут часто бывают, иначе выпускные экзамены не сдадут. В АТМа с этим строго.
— Ничего себе получается у них нагрузка.
— Ага, — Белка отвернулась.
Говорить о Первых сыновьях она не желала, пришлось и мне замолчать, чего зря языком трепать?
Окон в крошечном помещении не было, пол покрыт не деревом, как тут принято, а керамической плиткой с матовой поверхностью, на которой лежали сплетенные из соломы или сухой травы коврики. Пахли они очень приятно, как ни странно. Больше в комнате ничего не было.
Приглушив движением руки свет до уютного полумрака, Белка села на один из ковриков скрестив ноги.
— Садись рядом. Или напротив, как тебе удобно.
Мне удобней рядом, она все же не мой учитель, скорее подруга по несчастью, неумению войти в режим медитации.
— Не знаю, понравится тебе или нет моя очередная находка, но говорят, может помочь.
С этими загадочными словами Белка вытащила из своей тряпичной сумки две черные шапки, похожие на те, что в картинках надевают палачи или грабители. Только сплошные, без прорезей для глаз.
— Это на голову, что ли, нужно натягивать?
— Ага. Не знаю, как ты, а я попробую. Вроде бы в ней не отвлекаешься на внешние раздражители.
Белка натянула на голову эту странную штуковину, которая скрыла ее до самой шеи, и я постаралась не смеяться, хотя это потребовало всех моих жалких сил. Ну ладно, чего я теряю? Никто же не увидит нас, сидящих в пустой комнате с черным чулком на голове.
Попробуем.
Шапка-мешок была мягкой и действительно отрезала и свет, и звуки. Дышать не мешала, не давила, похоже, рано я ее обсмеяла, штука может оказаться полезной. Нам, неумехам в плане медитации, нечего выделываться.
Глаза все равно закрою. Теперь попытаемся расслабиться, как указано в учебниках. Не целиком, а по частям: пальчики ног, ступни, потом ноги до коленей, потом руки, плечи и шею, последней — спину. Шаг за шагом, мышца за мышцей, забыть про все, все не важно, кроме твоего тела, которое так давно не отдыхало, с самого рождения.
Вздохнуть глубоко и сильно. Разрешить мышцам превратиться в кисель. И все вроде…
Потом я не только настырной Белке, я даже самой себе не смогла объяснить, почему так легко впала в глубокий транс, тот, что за порогом медитации.
В темноте и тишине, когда ты словно отключаешься от мира, выдергиваешь питание из розетки и паришь в нигде, в месте без координат и ориентиров, возможно, не существующем на самом деле, очень легко ни о чем не думать. Зачем? В тайном месте нет ничего земного, а думать о неземном, как говорится, разумения не хватит.
Но я пришла сюда, за порог, не просто так Конечно, можно забыться и парить, покачиваясь, как на облаке, но я же хотела другого… Узнать, где мой суженый. Потянуться к нему, почувствовать.
Где ты?
Вокруг из темноты возникли серые матовые декорации, четкий крошечный макет здания, где я нахожусь. Картина без цвета, которую я вижу не глазами, а словно иными ощущениями — здание просто было, как было и знание о нем.
В реальности, находясь в комнате, человек не может посмотреть, что происходит в соседней (если там нет камер), а тут я видела здание целиком, сверху, сквозь крышу. Темное, все было темное, только мы с Белкой переливались, как белоснежные перламутровые раковины. А потом в помещении неподалеку вспыхнул алым огонек и распустился как цветок, освещая все вокруг. Цветок папоротника, самый редкий и ценный цветок в целом мире.
Это был он. Там, в зале, где занимались Первые сыновья.
Попытавшись вскочить, я забыла, что в реальности все по-другому, масштабы другие, предметы, твердость, поэтому запуталась в ногах и упала, приложившись к плитке пола локтем. От боли побелело в глазах.
— Что? — Белка сдернула с меня шапку. — Ты чего делаешь?
— Он там, — прохрипела я.
Теперь мне ничего не мешало. Всего пару десятков метров по коридору — и он там. Нужно только быстро пробежать их, поспешить, толкнуть дверь, и пусть дыхание прерывается, а голова кружится, но нужно всего лишь открыть дверь, и…
— Стой!
Белка догнала и поймала меня почти у зала для занятий колдунов и прижала к стене. Ух ты, не думала, что она такая сильная.
— Что ты делаешь? Отпусти!
Боже, я прошу как слабачка. Почти хнычу. Но она не дает и шага ступить, держит крепко, а он же там, как же она не понимает?
— Катя, очнись! Катя!
— Отпусти меня, со мной все в порядке. Он там. Я его видела, Белка, понимаешь? Он сейчас в этой комнате.
— Ты видела его лицо?
— Нет. Нет! Но какая разница? Я пойду туда и…
— И что?
Она меня встряхнула, больно сжала плечи пальцами.
— И что, Катя? Что? Станешь кричать: «Где ты, мой суженый, кто ты? Выйди, покажись»? Как же ты до сих пор не поняла, Катя, что он просто не хочет, чтобы его нашли. Просто не хочет!
— Неправда! — Голова принялась болтаться из стороны в сторону, отрицая каждое ее слово. — Неправда. Он просто…
— Это все понимают. Со стороны видней.
— Отстань! Ты не можешь знать!
Я простила бы ей многое, но не этот жалостливый взгляд.
— Отпусти меня! Что ты понимаешь в любви? В настоящей любви? Ты сама инертная, как амеба! Слышала?
Вырваться все же удалось. Белка могла бы меня остановить, стояла вплотную, но не стала. Жаль обижать единственного человека, на которого можно положиться, но разве можно вставать на пути у любви? Настоящей, вечной любви?
— Ну иди тогда, — сказала она и даже отступила на шаг. — Я ничего не понимаю, верно. В любви. Зато понимаю, что тут любви нет.
— Как ты можешь так говорить?!
— Лучше, чем промолчать, когда ты делаешь глупости, за которые потом будет стыдно.
Все, хватит обращать на нее внимание.
Так, нужно отдышаться. Из зала выход только один, мимо никто не проскользнет. И… прическа совсем растрепана. Но без расчески, сколько ни приглаживай волосы, не поможет. И одежда сбилась. Нельзя же как всклокоченная курица прибежать в зал? Что же делать?
Белка отвела глаза. Нужно войти и… и что?
— О! В темноте, в коридоре, под дверью спортзала. Кого же вы тут караулите?
Раздались шаги, и наше уединение прервала одна из незнакомых мне студенток. То есть я видела ее где-то мельком, но подробностей не помню. Девушка не шла, а плыла, изящно-хрупкая в платье и дубленке с мехом по подолу и на рукавах, значит, не из обычных. И взгляд гордый, свысока, так только у Перв… тьфу ты, теперь я и местных делю по уровню богатства и влияния.
— Давно караулите? Они еще не вышли?
Если девушка нас и замечала, то лишь как предметы обстановки, нужные для того, чтобы с самой собой не разговаривать.
— Не хватало еще опаздывать, — она надула губы. — Если он думает, я буду терпеливо три часа под дверью ждать, как некоторые, то сильно ошибается.
Словно по мановению волшебства дверь точно сейчас и открылась, выпуская Лада, разгоряченного тренировкой. Щеки его пылали, глаза горели, а губы привычно улыбались. Застегиваться, конечно, он не потрудился, жарко же. В разрезе плаща быстро поднималась и опускалась грудь. Покосившись на нас и не поздоровавшись, он направился к девице.
— Привет, краса моя.
О, такого тона я от него еще не слыхала. Судя по тону и по объятиям, которые за этим последовали, девица ему явно не сестра. А уж поцелуй какой! Такими только в темных углах целоваться, чтобы свидетели не стали свистеть и кричать, аплодируя.
Так, пока… пока надо успокоиться. И Белку надо бы увести, ей, наверное, неприятно на это смотреть. А об остальном… успокоюсь и подумаю.
— Пойдем, а то не успеем, — капризно заявила девица, отрываясь от попытки проглотить Лада целиком. — И так из-за тренировки твоей полвечера насмарку. Неужели нельзя было отложить? Ради меня?!
— Что поделать, — смирно ответствовал Лад, разворачивая ее в сторону выхода, — даже Первым сыновьям иногда приходится работать. Но ради тебя я готов и на большее!
— Да, тебе сегодня придется поработать еще, — захихикала она.
Черт, ненавижу быть свидетельницей подобных сцен. Прямо выворачивает.
Выходили из зала и проходили мимо незнакомые молодые люди, верно, колдуны последнего курса, молча растворяясь в коридоре.
— Пойдем.
Хотела сказать громко, а прошептала, как будто стыдилась чего-то. Белка стояла на месте, словно не слышала.
Из зала выскочил Бакуня и почти врезался в нас. Остановился, осоловело хлопая глазами. У него был такой нелепый вид, что в другое время я бы хорошо посмеялась.
— О! Девчонки. Привет.
— Да ну, не может быть! Сегодня просто мой день, — хмыкнул другой голос.
Волин вышел из зала вслед за Бакуней и остановился рядом. Поправил плащ и начал нас разглядывать.
— Ну пойдем, пойдем! — Лада уже уводили, и он послушно перебирал ногами, не пытаясь взять бразды правления в свои руки. Хотел разве что пару раз оглянуться, однако все его попытки в корне пресекались и вскоре исчезли.
— Я так рад, что мы встретились. Чем думаете сейчас заняться? Не желаете нам помочь в одном крайне важном деле? — спросил Волин.
Бакуня быстро спрятал глаза, жутко заинтересовавшись состоянием своей одежды и обуви.
Белка стояла у стены повесив голову и молчала.
— Катя… — он уверенно взял меня за руку и улыбнулся. Первый раз вижу, чтобы он улыбался. У него такие губы красивые становятся, ничуть не женственные, как мне раньше казалось. — Помоги мне, пожалуйста.
Его рука была крепкой, правда, в перчатке. Да и вцепился он в меня так, будто иначе я убегу.
Это может быть он, ведь остальные…
— Ого, сколько вас тут!
Из зала в числе последних вышел Жегло. Я ведь была уверена, что его нет на тренировке, а выходит… Опять непонятно, что выходит. Опять их слишком много, чтобы знать точно.
— Привет, девчонки. Жаль, я сегодня занят. — Черные глаза смотрели на меня в упор. — Знал бы, что вы свободны да под рукой — отменил бы все встречи.
— К твоей зависти, мы первые их встретили, — Волин шутливо отодвинул его плечом. — Проходи, брат, не задерживайся. Ну, пойдемте, девчонки, окажите нам помощь, это недолго.
— Ладно, пока. — Жегло перестал меня рассматривать и ушел, а повода задержать его не было. Не кричать же, в самом деле: признайся, признайся наконец, кто ты? Перестань прятаться! Приди ко мне! Не таись, давай наконец просто будем счастливы!
Смешно.
Волин тем временем за руку потащил меня за собой, Бакуня, так и не поднимая глаз, пошел следом. Я обернулась:
— Белка!
Та вздрогнула, будто только что очнулась ото сна.
— Пошли!
— Куда?
Несмотря на вопрос, она уже двигалась следом, послушная, как сомнамбула.
— Тут дел всего на полчаса, — говорил Волин, выводя нас на улицу и поворачивая к воротам АТМа, за которыми дежурили извозчики. — А я буду вам должен. Хотите медовый торт привезу? Или колбасы домашней свиной? В общем, заказывайте, все будет.
Бакуня суетился, упрямо прятал глаза, смотрел под ноги и беседу не поддерживал. Однако больше меня волновала Белка, которая шла, словно робот, за нами следом и тоже молчала.
— Даже не представляете, как я рад, как рад! — улыбался Волин, единственный, кто, похоже, был доволен. Чем, интересно? Руку мою он давно отпустил, что ему нужно, не объяснил, только вел нас и болтал. За воротами быстро позвал извозчика с четырехместной крытой повозкой, тот тут же подкатил и открыл перед нами дверцу. Все молча забрались внутрь, Белка села рядом со мной, отвернувшись к окну, Бакуня — напротив нее.
— Так чего ты хочешь? — спросила я, когда мы отъехали. Снег почти весь сошел, и колеса застучали по брусчатке почти как колеса поезда по рельсам.
— Ерунда! Мелочь! Вам это не будет ничего стоить. Хотя… вижу, Белка не в духе, но, Катя, ты же мне поможешь?
Он улыбнулся и наклонился вперед. Глаза такие яркие! Как серый цвет может сиять так ярко? Даже удивительно, почему в них нет и намека на улыбку, которая цветет на губах.
— Двадцать минут твоего времени — а для меня неоценимая услуга, помощь настоящего друга. Не волнуйся, я бы никогда не попросил тебя нарушить закон или опозорить кого-нибудь. Просьба совершенно безобидна, всего-то поговорить с женщиной, которая не любит мужчин, поэтому будет лучше, если пойдешь ты. Купить у нее кое-что и передать мне, деньги я тебе дам. И за услугу тоже предложил бы деньги, но думаю, ты не согласишься. Ты очень гордая и, кажется, обидишься. Но если ты хочешь оплаты деньгами — говори. Или просто моей дружбой — только скажи. Когда-нибудь, когда помощь понадобится тебе, я помогу, обещаю. Услуга за услугу. Ну, вот мы и приехали. Бакуня и Белка подождут нас тут, а мы давай выйдем.
Волин открыл дверцу и спрыгнул на темную улицу возле каменного дома с изящным кованым забором и коваными завитками вокруг окон. Наверняка здесь живет кто-то обеспеченный. Он помог мне выйти и быстренько отвел от повозки подальше.
— Слушай, — в руку ткнулся мешок с круглыми монетами. — Объясняю: тебе нужно войти в этот дом и купить летяшку. Мне не продадут, хозяйка, которая их разводит, продает только женщинам. А я обещал… сестре обещал в подарок, не могу нарушить слово. Ты купишь?
Он схватил мои руки и сжал их.
— Ты купишь?
В его голосе, ранее ровном, что-то дрогнуло. Не будь он мужчиной, я подумала бы, что за деланым спокойствием скрывается настоящая женская истерика.
— Ну…
— Скажи да. Пожалуйста, Катя, вовек не забуду. Пожалуйста.
— Ну ладно. Я схожу.
Кажется, это очень важно для него.
— Только я не поняла, летяшка — это что?
— Это такое животное, — он с рассеянным видом отпустил мои руки и захлопал глазами. — Такое пушистое животное. Эта женщина, госпожа Марта, их разводит. Не перепутаешь, других в доме нет.
— Ладно… Я пойду.
Волин отпустил мои руки и молча посторонился, смотря перед собой. Улыбка с его лица спала. Нахмурившись, он мотнул головой, словно что-то отгоняя, и снова лучезарно улыбнулся. Таким улыбкам не отказывают.
— Да! — прежним жизнерадостным тоном сказал он. — Иди! Только поспеши, вечер все-таки, с утра на занятия. Хозяйку зовут госпожа Марта.
Я покосилась на повозку, но в окно никто не выглядывал. Белка сейчас не в себе, так что лучше ее не беспокоить и не дергать по пустякам. Ладно, что тут такого — купить животное? Законом не запрещено.
Госпожа Марта, значит. Надо запомнить, думала я, пока шла к двери. Дверной молоток был таким тяжелым, удивительно, как им еще никто не проломил дверь. А грохот от стука, наверное, по всему дому разносится.
Стоило постучать, как за дверью раздался странный звук, похожий на тявканье щенков. Дверь открыл сухопарый мужчина с надменным лицом.
— Да?
— Мне госпожу Марту, пожалуйста. Я по поводу покупки питомца.
Выглянув за порог, он порыскал взглядом, но Волин спрятался за повозкой, которую в темноте было практически не видно, так что мужик ничего подозрительного не увидел.
Хозяйка спустилась через пять минут. На шее у нее вместо шарфа висело какое-то длинное животное, покрытое ярко-рыжим мехом, с плоской забавной мордочкой и круглыми глазами. Похоже, это и есть то, что мне нужно?
— Хотите завести летяшку? — переспросила госпожа.
Получив подтверждение, стала сканировать глазами, забираясь прямо под кожу. Не помню, чтобы хоть раз меня так изучали, просто на косточки разобрала.
— Петр, принеси младшего щенка! — не отрываясь, крикнула она.
Через пару минут мужчина, который открыл мне дверь, вынес на руках другого зверька, меньшего размера и серебристо-голубого. Черные глаза малыша уставились на меня как блюдца.
— Возьми его.
Надо же… Такой легкий, мягкий и теплый. Наверное, редкий зверек, раз я раньше их не видела. Приятно так урчит, почти как кот.
Повезло сестре Волина — получить такую милую зверушку. Стоит она целое состояние, судя по весу мешочка с деньгами, который мне выдали.
— Как его зовут? — спросила я почти против воли. Не знаю, дают ли тут имена животным.
— Просто «малыш». Имя выберешь сама. — Женщина наконец перестала меня изучать. — Вижу, ты ему нравишься. Забирай.
— Правда?
Я так обрадовалась, будто этот малыш мне достанется. Отдать его кому-то… похоже, будет непросто.
— Можешь сразу забрать, сейчас, если деньги с собой.
Я протянула ей мешочек. На второй руке висела зверушка, словно прилипшая ко мне. Марта посчитала монеты и кивнула.
— Иди. Корми хорошо, хлебом и овощами, спать давай много, вырастет сильным, будет тебя всю жизнь любить. Ты уже восьмая, кто за ним приходит, и всем я отказала. Колдунов развелось, а мне морока — кому продать, чтобы в хорошие руки попал да никто не обидел. Переноску даю с собой, но раз он на руке висит, пусть висит. Ну все, иди, поздно уже.
Мне сунули в руку корзинку с крышкой и вытолкали за дверь, я даже не успела спросить, что она имела в виду, упоминая колдунов.
Теплый малыш почти обмотался вокруг моей руки и прикрыл глазки. Какой все-таки милый! Нет, нельзя отвлекаться. Что Марта говорила про колдунов? Какое они имеют отношение к зверьку? Надо уточнить у Волина, о чем речь. А может… может, он позволит оставить зверька мне? Тот так доверчиво прижимается к руке, просто сил нет его отдавать.
Стоило подойти к повозке, как меня буквально затащили внутрь, после чего повозка сорвалась с места и быстро поехала прочь.
Я с трудом удержалась на месте и посмотрела вокруг.
Белка вдруг дернула головой, уставившись на мои руки.
— Это что, летяшка?!
Судя по тону, произошло нечто ужасное.
— Да! У тебя вышло, — удовлетворенно улыбнулся Волин. — Я не сомневался. Ну давай, сажай его сюда.
Он выхватил у меня корзину-переноску и приоткрыл крышку.
— Ты заставил ее купить летяшку?! — взволнованно воскликнула Белка, которая, кажется, только-только оттаяла.
— Суй.
Нет. Рука не поднимается.
Тогда Волин быстро схватил зверька за тело и оторвал от меня. Тот жалобно пискнул, но тут же угодил в корзину, и крышка вслед за ним захлопнулась.
— Зачем ты это сделал?
Глаза у Белки были как полные воды блюдца. Казалось, она вот-вот заплачет.
— Что происходит? Почему я не могу купить летяшку? — спросила я. В сердце проникал отчаянный, холодный, как мороз, страх.
— Ты можешь. Колдун не может! — крикнула Белка.
— Почему?
— Ты не сказал ей, что происходит, если колдун берет летяшку в руки? Животное умирает, потому что не может выдержать колдовской силы! Сила травит его, медленно убивает! Ты ей наверняка не сказал!
— Что?! — я ушам своим не верила.
— Ничего с ним не случится, он в корзине посидит, пока я не докажу, что выиграл спор.
Ушам своим не верю.
— Что ты сделал? Это из-за какого-то дурацкого спора?
Со мной произошло что-то странное, будто меня неожиданно ударили в живот. Резкая боль, воздух вышел, и я просто не смогла вздохнуть.
— Ты же купил ее сестре?
— У него нет сестры, — прищурившись, процедила Белка.
— Подожди! Отдай его мне. Отдай мне зверька!
Он не может специально подвергать малыша опасности. Из-за какого-то глупого спора! Нужно просто объяснить, что это опасно, Волин наверняка поймет, пойдет навстречу, и все будет хорошо.
Красивые губы изогнулись:
— Ага! Прямо сейчас отдал! Летяшка стоит двадцать золотых! Давай деньги, тогда отдам.
— Но у меня нет столько…
Двадцать золотых — это целое состояние! Целый год моих денег, выделенных радетелем.
— Тогда уймитесь! Ничего не случится!
Волин рассердился, его глаза стали злыми.
— Ты не можешь так поступить! — Нет, я не верила, что он подвергнет такого милого малыша опасности. — Пожалуйста, отдай его мне! Он же погибнет.
— Ничего с ним не случится, в последний раз говорю. И все! Хватит! Завелись как две старушки у церкви, которым только поныть бы причину найти.
У ворот АТМа Волин первым спрыгнул со ступеней повозки, прихватив корзину, и ушел, не попрощавшись. Бакуня выскочил следом как ошпаренный. За всю поездку он ни слова не сказал. Впечатление, будто мною воспользовались. Так и было, если подумать, и уже ничего не исправишь.
Мы с Белкой подошли к общежитию и остановились у входа. Ноги отказывались идти дальше, и молчать я тоже больше не могла.
— Я не знала.
Крайне важно, чтобы она поняла: я не знала, что зверюшка окажется в опасности. Никогда я бы не подвергла чью-то жизнь опасности специально!
— Катя, конечно, ты не знала. Это я виновата!
— Ты?!
Вот уж новости!
— Это я… Не знаю, что со мной произошло, как в тумане весь вечер. Почему я с вами поехала? Даже не сообразила, куда, зачем… Просто сказали — а я села да поехала. Почему не поняла, чего он хочет? Волин не мог обойтись без гадости, я же знала! И недосмотрела. Прости, я как… в общем, не знаю, почему я как дура себя вела. Это я тебя не остановила!
Она, может, и не знает, почему вела себя как дура, а мне зато сложить два плюс два куда проще.
— Это после Лада? После того как ты его увидела с другой?
— Нет! — дернула она головой. — Я постоянно его с кем-то вижу. Постоянно!
— Может, так же постоянно и впадаешь в ступор, откуда мне знать!
— Ладно, не о том сейчас, — Белка торопливо отвела глаза. — Прости за сегодняшнее. Как я не доглядела!
— Я сама виновата. Догляд мне не нужен, я не малый ребенок!
— Все равно, — уже тише закончила она, качая головой. — Ты нашего мира не знаешь. Я не думаю, что ты малый ребенок, просто…
— Поверить не могу, что он меня обманул.
Хотя почему нет? Это я им доверяю, считаю чуть ли не родными безо всякой причины, просто потому, что среди них затесался суженый, а они плевать хотели на мое доверие и открытое сердце.
Какое разочарование!
— Этого нельзя так оставлять! Нужно придумать, что делать. Белка, обещай, что завтра мы что-нибудь придумаем!
— Хорошо.
Судя по слову, выдавленному с трудом, Белка сомневалась в возможности придумать выход, но все равно согласилась. Нельзя было летяшку бросать без помощи, нельзя — и все тут!
Спалось отвратительно. Неизвестно, где эта ни в чем не повинная зверушка, что с ней происходит. Что Волин станет с ней делать? Раз спорил с кем-то, должен будет ее показать, как я понимаю. А потом? Что он сделает с ней потом? Может, отдаст? Для этого придется не ругаться с ним, а просить по-хорошему, но я так и сделаю, если летяшку отдаст. Проглочу все злые слова и даже поблагодарю, если зверька это спасет.
Да, придется просить, хотя хочется треснуть по лбу и сказать все матерное, что знаю.
Утром после завтрака мы с Лелькой (Белка ушла раньше) уже собирались выходить на лестницу, когда явился Жегло. К счастью, почта все уже разошлись, так что свидетельниц встречи не было. Лелька нервно сказала, что ей пора бежать, и мы с ним тотчас остались наедине: пустой коридор от тишины казался еще больше, а каждый звук — громче. Мысли об учебе, занятиях и обо всем остальном меня покинули моментально, потому что на руке Жегло висела вчерашняя корзинка.
— Это он?
Пожалуйста, ну пожалуйста, пусть это будет он!
— Да. Я тебе принес. — Он оглянулся, как будто искал, куда поставить корзинку. — Волин только что отдал, пари все равно выиграл. Я лично ставил против — никогда не думал, что он сможет у госпожи Марты выкупить летяшку, она же их колдунам не продает, и нюх на покупателей у нее что у сыскаря. И уговорить кого-нибудь постороннего шансов мало, все же знают… кроме тебя.
— Он меня обманул!
— Ну чего удивляться, это же Волин. Цель средства оправдывает. К победе любой ценой, не оглядываясь и не смотря под ноги. Такой у него девиз.
У Жегло голос такой… горячий, что ли. И говорит он с придыханием, будто что-то сексуальное.
Если бы не зверушка, я бы обязательно остановилась поболтать. Но некогда.
Как он там? Крышка с трудом открылась. Летяшка лежал в корзине на дне, свернувшись калачиком, и дышал так тихо, что вначале я испугалась. Его глазки были закрыты. Эта скотина даже ничего мягкого ему не положила в гнездо, так что тот лежал на грубом дне. В моей комнате точно найдется что-нибудь подходящее.
Жегло прошел за мной следом и, оказавшись в комнате, стал рассматривать мою кровать и вещи, которые я вытаскивала из сундука. Особенно его интересовало исподнее, судя по всему, потому что он хмыкал не к месту, но ругаться не хотелось. Вот, эта майка подойдет — из прошлого мира.
Осторожно подложив ее под летяшку, я поставила корзинку на окно, к свежему воздуху. Его хоть покормили? Сбегав на кухню, я принесла морковку и кусок свежего белого хлеба. Приоткрыла корзину и рядом на подоконнике оставила блюдце с водой.
— Нужно на занятия… его можно так оставить, одного?
Жегло хмыкнул:
— Да не суетись ты так. Видишь, я его принес, забрал у Волина.
— Спасибо тебе!
А я так и не поблагодарила. Кстати, откуда он узнал о вчерашнем?
— Откуда ты?..
Надо же… Быстро он двигается. И обнимать не стесняется. Но… зачем же сразу с поцелуями лезть? Даже если это он — мой суженый, что еще не доказано, надо вначале поговорить, разобраться, узнать, что произошло в лесу, отчего я осталась там одна. И только после разборок я готова целоваться. Вот так!
Я отвернулась и нахмурилась. Его губы настойчиво лезли дальше, не понимая намеков.
— Ну давай, — шептал Жегло. — Чего ты упираешься?
Что давай? Нет, ну как навалилось все это на мою голову, аж гудит! Летяшка, занятия, плохой сон и он со своими приставаниями. Куда вообще лезут его руки?
— Что ты делаешь, Жегло? Перестань!
— Ну давай! Неужели тебе не интересно, как это делают у нас?
— Что — это?
Черт, не нужно было спрашивать! Он, похоже, принял вопрос за разрешение и поощрение на дальнейшие действия и принялся лезть с удвоенными усилиями.
— Жегло! Хватит!
Придется толкаться, а что делать? Мне сейчас совсем неохота, чтобы меня лапали.
Так разошлась, отпихнула с такой силой, что Жегло отлетел и ударился бедром о спинку кровати. Его лицо тут же замкнулось, глаза прищурились. Он что, правда рассчитывал на компенсацию?
— Я думал, ты поумней, — словно выплюнул он.
— Я?!
К чему он клонит?
— Я — Первый сын! — Его улыбка выглядит жестоко, узкие глаза почернели. — Могла бы жить как сыр в масле кататься, если бы не упиралась.
— Ты о чем? Ты хочешь на мне жениться?
Боже, неужели я его нашла? Своего суженого?
— Жениться? — он вдруг некрасиво открыл рот и захохотал. — На тебе? Размечталась! Что ты из себя представляешь, чтобы на тебе женился Первый сын? Кто ты такая? Ни рода, ни силы. Ну, как любовницу я бы тебя и подержал, пока ты меня тешила бы. Но про «жениться» смешно, скажи кому — до смерти ухохочется.
У меня так щеки горели, будто меня по ним отхлестали. Любовницей?
А ведь раньше я Белке чуть ли не то же самое предлагала. И еще удивлялась, отчего она так резко реагирует?
— Уходи, Жегло. Я не буду твоей любовницей!
— Ну как хочешь. — Он расправил плечи, поправил рубаху, пояс и лениво пошел к выходу. — И получше найду, невелика печаль. В тебе только и хорошего, что неизвестность и интерес, что в вашем мире по-другому. Может, вы по-другому это делаете. Ну ничего, глядишь, через годик-два одумаешься, оценишь, что тебе предлагают. Может, и я тогда еще раз надумаю спросить.
Жегло развернулся и ушел, и мне с трудом удалось удержаться, чтобы не сказать ему вслед все гадости, вертевшиеся на языке.
Что за невезение? Разочаровывают один за другим, как сговорились!
Хорошо, что дел много, есть чем отвлечься. Почесав летяшку, уютно устроившегося в корзине, я ушла на занятия в полной уверенности, что все неприятности, которые могли случиться, случились с утра, так что остаток дня можно ни о чем не переживать.
А оказалось, жизнь никогда нельзя предугадать. Когда после занятий я вернулась в комнату, зверек был мертв. Совсем, безвозвратно, окончательно, бесповоротно, неисправимо мертв.
* * *
Гурьян бросал в сумку вещи, почти не глядя.
— Эй, ужинать идешь?
Бакуня приоткрыл дверь. Некоторое время наблюдал.
— Что произошло?
— Отец приказал приехать.
— Зачем?
— Не знаю. Но он зол. Я устал от его придирок. То я идеальный сын, то я дурак дураком, не могу даже учиться как следует.
— Такое впечатление, что у нас один отец, — захохотал Бакуня. — Ну ладно, Корке твоей передать что?
— Скажи, буду через два дня. Ты, кстати, помнишь наш уговор?
— Какой?
— О чем ты будешь молчать? Корка не должна узнать, что наши родители сговариваются.
— Да я помню, помню. Не скажу ничего, не боись. А ради любопытства — почему ты не хочешь, чтобы она знала?
Гурьян усмехнулся, но выглядеть при этом умудрился почти несчастным.
— Сам узнаешь, как тебя женить решат, а ты и слова против не сможешь сказать. Хорошо, если жена смирная и послушная попадется, но где ты таких видел среди Первых дочерей?!
Поняв, что повысил голос, Гурьян замолчал и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова.
