Люша
Старший лейтенант полиции Валентина Горлик не имела обыкновения задумываться над тем, нравится ей человек или нет. Вот не было у нее такой привычки, как-то не сформировалась она еще в детстве. И точно так же она не придавала ни малейшего значения тому, нравится ли она сама тем, с кем имеет дело. Разумеется, на любовь это не распространялось: Дима был для нее самым лучшим на свете, и в его глазах Люше хотелось выглядеть достойно. Но это было единственным исключением. Все же прочие люди, с которыми ей приходилось контактировать, оценивались не с точки зрения «нравится – не нравится», а исключительно с позиции «сделать так, чтобы потребный результат был, а конфликта не было». У Люши не имелось ни самолюбия, ни тщеславия, ни обидчивости. Вся ее жизнь в последние годы была сосредоточена вокруг обожаемого Димы, и она готова была костьми лечь, чтобы быть рядом с ним. Остальное ее интересовало довольно мало, в том числе и собственная внешность, которую приходилось камуфлировать и опошлять в целях профессиональной необходимости.
Как и было велено, Люша с утра явилась в городское управление внутренних дел к капитану Пустовиту, которому полагалось на основе ее информации «раскрыть» прошлогоднее убийство Леонида Борискина, а потом, потянув за ниточку, еще и два убийства на Шолоховском водохранилище.
Андрей Пустовит, округлый и туловищем, и выбритой налысо головой, встретил ее настороженно и не особо приветливо. Но Люше было наплевать, ей важно было доказать, что ее Дима – безусловный гений, а сама она тоже не очень глупая и кое-что может.
– Ваш серебровский Борискин и наш терпила Анисимов получили обвинения в воровстве, – объясняла она, не обращая ни малейшего внимания на прищуренные глаза оперативника, из которых наружу просачивалось презрительное недоверие. – Анисимову прислали письмо, обычное, бумажное, я его видела. Что прислали Борискину – мы не знаем, но точно знаем, что незадолго до убийства он выяснял со своим дружбаном, не он ли назвал его вором. Борискин и Анисимов учились в Сереброве, в одном и том же институте, но на разных факультетах, у них там всего год разницы, а четыре года совпадают…
– А тебе-то это все зачем? – неожиданно перебил ее Пустовит, даже не дослушав. – Мне сказали, ты не из «убойного». На повышение намылилась, в областной центр хочешь перевестись, очки зарабатываешь? Или личные счеты сводишь с кем-то из убойного, хочешь их мордой в дерьмо ткнуть?
Люша легко вздохнула и улыбнулась своей обворожительной улыбкой.
– Если честно, то я замуж собралась. Через три недели свадьба. Накануне свадьбы рапорт подам на увольнение, не хочу больше в полиции служить. Семейная жизнь меня больше привлекает, чем карьера. Так что никаких повышений, заработанных очков и сведения счетов мне не надо, мне это уже не интересно.
– Тогда зачем? – снова удивился Андрей. – Решила уходить – уходи. Отдала бы информацию своим коллегам из Шолохова – и спи спокойно. Для чего ты сама-то в это полезла?
Порой люди, общавшиеся с Люшей, впадали в состояние шока: девушка казалась им чересчур непосредственной и даже глуповатой именно оттого, что иногда совершенно не стеснялась говорить малознакомым людям правду о себе. Эти, впадающие в шок, просто ничего не понимали в Валентине. Им даже в голову не приходило, что ради достижения «результата без конфликта» эта девушка готова на многое. В том числе и на то, чтобы раскрыться перед чужаком, если чувствовала, что никакая ложь в данном случае не сработает лучше, чем правда. А чувствовала Люша чаще всего правильно, недаром же обладала поистине ведьминской интуицией.
– Жених у меня больно умный, – с улыбкой сказала она. – Я столько лет его ждала, так долго добивалась… Хочу перед свадьбой показать ему, что какие-то минимальные мозги у меня все-таки есть. А то потом уволюсь, осяду дома, начну детей рожать, у плиты стоять и все такое… Ты не думай, я перед начальством выпячиваться не буду, что, дескать, я додумалась и что-то там раскрыла. Ничего такого не будет. Если все получится, то героем дня станешь ты, а про меня даже и не узнает никто. Для меня главное – чтобы мой жених узнал и меня оценил.
Интуиция и на этот раз не подвела ее. Капитана Пустовита больше всего беспокоила вся эта достаточно необычная комбинация. И хотя ему четко дали понять, что эффектное раскрытие «чужого» преступления позволит руководству решить одновременно две задачи и осуществить давно задуманную кадровую перестановку, сомнения у Андрея оставались. Конечно, тот старший опер из их отдела, который не смог в прошлом году обеспечить раскрытие по трупу Борискина, давно уже для начальства как кость в горле, и лишний раз его уесть – святое дело, надоел он всем хуже горькой редьки. А Пустовит покажет себя молодцом, напишет кучу липовых бумажек о том, как хорошо работает с агентурой и какую ценную информацию, позволившую неожиданно раскрыть убийство полуторагодичной давности, ему эта замечательная агентура в клювике принесла… В общем, тут все понятно. Старшего опера задвинут наконец в какой-нибудь другой отдел, а Пустовита повысят и назначат на освободившуюся должность, заодно и перед родственником его прогнутся. В их отделе вот-вот опустеет кресло начальника, и назначить на должность, хотя бы даже «исполняющим обязанности», смогут как раз капитана Пустовита, ставшего старшим опером. Всем хорошо.
Только вот девица эта… Какая-то она странноватая. Одета ярко, вкуса – ноль, макияжа – сверх меры. Не подвела бы. А то воспользуется помощью Андрея, а потом все лавры себе припишет.
Однако, услышав объяснения старшего лейтенанта Горлик, Андрей поверил ей и расслабился. Пусть девчонка даст ему полный расклад, а уж он сам все сделает. Он будет в их паре старшим. Главным. Как он скажет – так и будет.
Когда Люша закончила, Пустовит с важным и серьезным видом изрек:
– Ты поезжай к родителям Борискина, поспрашивай про письмо и про его студенческую жизнь, а я сгоняю в общагу, поговорю с комендантом, у него должны быть все списки за прошлые годы, поищу тех, кто мог близко знать Анисимова, пока он учился. Забей в телефон мой номер, как что узнаешь – звони, докладывай.
– Слушаюсь, командир, – солнечно улыбнулась Люша.
Если Валентина стремилась к бесконфликтности, то это вовсе не означало, что она была покорной и послушной. Выйдя из здания УВД, она дошла до остановки троллейбуса, проехала несколько остановок и вышла неподалеку от бетонно-стеклянной коробки, именуемой офисным центром. Именно здесь трудился в должности начальника отдела одной из множества небольших фирм и фирмочек тот самый Геннадий Витальевич Кошкин, он же просто Кот, которому Леонид Борискин незадолго до гибели посылал эсэмэски с просьбой забыть старое, перестать ревновать и больше не называть его вором.
Ответив на телефонный звонок, Кошкин пообещал минут через пять спуститься вниз, но предупредил, что времени у него будет мало. Ждать его пришлось не пять минут, а все двадцать, но Люша умела не злиться в таких ситуациях. «Все к лучшему», – говорила она себе и тут же старалась найти подтверждение своим словам. Например, рядом с входом в здание есть киоск, в котором продаются газеты, журналы и всякое развлекательное чтение, и можно купить что-нибудь почитать, а то ведь неизвестно, сколько времени ей придется в ближайшие дни провести в городском транспорте или в электричках, если придется мотаться по всей области. Заодно и шоколадкой нужно запастись.
Кошкин выскочил на улицу в расстегнутом пуховике и тут же полез в карман за сигаретами.
– Что там насчет Леньки? – с деловым видом страшно занятого и вечно спешащего человека спросил он. – Нашли убийцу?
– Ищем. Геннадий, вы помните, что незадолго до смерти Борискин спрашивал, не вы ли назвали его вором?
– Помню, конечно.
– Так не вы?
– Ну ясное дело, что не я! – с раздражением воскликнул Геннадий.
– А кто, не знаете?
– Да понятия не имею. Мы с Ленькой потом об этом несколько раз говорили, он все удивлялся, не мог понять, кто мог такое ему написать.
– Написать? То есть ему прислали сообщение или письмо? Или все-таки устно сказали?
– Он говорил, что получил письмо. Вообще дурь какая-то, – с недоумением проговорил Кошкин. – Ну кто в наше время письма в конвертах пишет? Прошлый век.
– Борискин показывал вам это письмо?
– Нет, зачем? Просто сказал, что получил, из почтового ящика вынул. Там в конверте был всего один листок, на нем написано «Вор!». Ленька сказал тогда, что сразу письмо выбросил, посчитал, что это я так по-дурацки пошутил.
«Значит, пока все правильно, – подумала Люша. – Почтовый конверт, один листок, одно слово. Все сходится. Жаль только, что конверт не сохранился, хорошо было бы посмотреть, откуда и когда письмо отправлено. Ну да ладно, как есть – так и есть».
– Вы с Борискиным давно были знакомы? – приступила она к следующему циклу вопросов.
– Сто лет! – тут же отозвался Геннадий Кошкин, лихорадочно прикуривая вторую сигарету.
– А поточнее?
– Да со школы еще. В одном классе учились. Институты у нас, правда, были разные, но дружили всегда, у нас крепкая компания сложилась.
– Борискин никогда не упоминал Егора Анисимова?
– Нет, а кто это такой?
– Это парень, который учился в том же институте, но на другом факультете, в те же годы, что и Леонид, – пояснила Люша. – И он, представьте себе, тоже получил такое письмо, и тоже был убит, но в другом городе. Вот я и думаю, где же ваш друг Борискин и этот Егор Анисимов могли пересекаться? Кого-то оба они сильно против себя настроили. Дали повод назвать себя ворами.
Кошкин посмотрел на нее с удивлением, смешанным с некоторым недоверием.
– Вы что, серьезно?
– Абсолютно серьезно.
– Вы же сами сказали, что они вместе учились. Вот во время учебы и пересеклись.
– Факультеты разные. Они даже в разных зданиях находятся, я проверяла. Значит, если они тогда пересекались, то на каких-то общеинститутских мероприятиях. Или на подработках. Так?
– Само собой, – кивнул Кошкин и полез за третьей сигаретой.
Поймав взгляд Люши, слегка смутился и сказал:
– Теперь в здании с курением строго, а курилку не оборудовали, вот и пользуемся каждой возможностью выйти на улицу и накуриться впрок, чтобы на несколько часов хватило. А что касается подработок, то – да, Ленька иногда этим занимался, когда деньги были нужны, и когда студентом был, и когда уже работал. Обычно его родители снабжали, ему хватало, но случалось, конечно, что нужда возникала. Он постоянную работу не искал, а такую, знаете, разовую: сделал – деньги получил – ушел.
Под попытки напрячь память и выудить из нее все, что Геннадий Витальевич когда-либо знал о студенческих годах своего покойного друга, была выкурена и четвертая сигарета, после чего Люша одарила Кошкина одной из своих потрясающих улыбок, поблагодарила за помощь и распрощалась.
– Если еще что-то вспомните, позвоните, пожалуйста, – попросила она.
– А если не вспомню, то не звонить?
Вопрос был ею понят совершенно однозначно, впрочем, он и в самом деле никакого другого смысла не имел. Сказать ему, что через три недели она выходит замуж, никаких приключений на свою голову не ищет и звонить ей не нужно? «Результат и бесконфликтность», – напомнила себе Люша и ответила:
– Буду рада вас услышать. Но еще больше буду рада, если вы что-то вспомните.
И еще раз улыбнулась. На всякий случай. Не нужно обижать людей.
* * *
Перед приходом к Борискиным Люше пришлось зайти в первое попавшееся кафе, выпить чаю с невкусной булочкой и воспользоваться туалетной комнатой: с таким лицом вряд ли правильно показываться на глаза убитым горем родителям. Для Кота и даже для капитана Пустовита ее «опошленный» вариант вполне годился, а вот для беседы с людьми немолодыми совсем не подходил. Сняла шарф, засунула его в рюкзачок, тщательно умылась, промокнула лицо бумажными полотенцами. Придирчиво осмотрела себя в зеркале: нет, яркая кислотно-зеленая куртка все портила, и даже лицо без косметики не спасало. И Валентина Горлик похвалила себя за то, что правильно подходит к выбору покупаемой одежды: пусть дороже, но зато функциональнее. Куртка-то была двусторонней, и внутренняя ее сторона имела спокойный золотисто-коричневый цвет.
У своих родителей Леонид Борискин был единственным ребенком, к тому же поздним, и к моменту гибели сына старшие Борискины уже вышли на пенсию. Люше удалось застать обоих дома.
Разговор, увы, не получился. Вернее, получился не таким, как хотелось бы Люше. Почти сразу выяснилось, что ни про какое письмо Ленечка родителям не говорил и про то, что кто-то назвал его вором, тоже не рассказывал. В последний год перед гибелью Леонид стал снимать квартиру и жить отдельно, это понятно, дело молодое. О том, что их сын во время учебы в институте или после его окончания еще где-то кем-то подрабатывал, они тоже не были в курсе. В общем, время потрачено впустую, и можно уходить.
Но Борискины имели на сей счет совсем другое мнение. Они жили воспоминаниями о единственном сыне и радовались возможности поговорить о нем. В ход пошли приглашения выпить чаю, угощение конфетами и даже предложение «быстренько пожарить котлетки». И Люша дрогнула. Не хватило у нее смелости и черствости на то, чтобы отказать.
Тут же были принесены альбомы с фотографиями и последовал подробный рассказ о детских и подростковых годах Леонида. Люша слушала вполуха, не забывая вовремя кивать и периодически восторженно ахать.
– Мы ничего Ленечкиного не выбрасывали, – говорила мать Борискина. – Все храним для памяти, даже – вот, видите? – открыточку в альбом вставили, это Леня мне сам нарисовал к Восьмому марта, он тогда в пятом классе учился.
И Люша послушно рассматривала неумело, но старательно нарисованную веточку мимозы и написанные крупным детским почерком слова поздравления любимой мамуле.
В этот момент интуиция слегка приподняла голову и насторожилась. Люше это обычно ощущалось как внезапный легкий озноб, ну настолько легкий, что можно было и не заметить.
– У вас, наверное, много чего от сына осталось, – осторожно начала она. – Письма, грамоты, конспекты институтские…
– Ну, писем-то нам Леня не писал, – покачал головой отец Борискина, – он никуда надолго не уезжал. И грамот он ни за что не получал. А конспекты и черновики всякие – это да, этого много осталось.
– Ленечка хорошо учился, – вступила мать, – у него конспекты всегда были самые лучшие на курсе, он всем давал списывать и потом все смеялся, что когда-нибудь дорого продаст их, если будет острая нужда в деньгах.
Люша снова принялась восторгаться, удивляться и попросила посмотреть такие удивительные конспекты. Борискин скрылся в другой комнате и вернулся с огромным толстым дерматиновым портфелем, изрядно потертым и поцарапанным. Она быстро прикинула: в ее школьные годы таких портфелей ни у кого не было, все ходили с сумками или рюкзаками, так что, наверное, портфель принадлежит самому отцу Леонида, а может быть, даже и деду. Да, похоже, в этой семье вообще не принято ничего выбрасывать.
– Вот, – Борискин начал торжественно выкладывать на стол содержимое портфеля, – все, что от Ленечки осталось, мы сюда собрали. И школьное, и институтское, и более позднее. И то, что нам хозяева квартиры вернули, тоже здесь.
Под «более поздним», как выяснилось, подразумевались какие-то квитанции об оплате чего-то, договоры на интернет-связь, на ремонтные работы, магазинные чеки, оставшиеся от покупок, и прочая бумажная ерунда, которая уже никогда никому не пригодится. От школьных времен остались два черновика сочинений по русской литературе, по «Петру Первому» Алексея Толстого и по «Господам Головлевым» Салтыкова-Щедрина, и несколько тонких тетрадок по математике периода начальной школы. Самый обильный урожай представляли собой институтские конспекты по дисциплинам, от одного названия которых Люшу задурнило. Для нее всегда оставалось загадкой, какие мозги нужно иметь, чтобы это хотя бы приблизительно понимать, не говоря уж о том, чтобы в этом хорошо разбираться.
Листы, плотно исписанные четким красивым почерком, аккуратно вырисованные схемы, на полях ручкой другого цвета стоят пометки: НУ.
– А что такое НУ? – спросила она, поднимая глаза.
– «Нет в учебнике». Ленечка всегда помечал, если преподаватель давал материал, которого нет в учебнике, потому что на экзаменах это обязательно спрашивали.
– Понятно…
Одна тетрадь, другая, третья… И какая-то тоненькая брошюрка, четыре листочка, скрепленных в книжку, на титульном листе надпись: в самом верху – «Центр „Социолог“, посередине – „Анкета для опроса населения“», внизу – «г. Серебров, 2009». Люша открыла анкету и стала читать вопросы:
Пол, возраст, образование, семейное положение.
«Занимаетесь ли вы спортом?»
«Смотрите ли вы спортивные передачи по телевидению?»
«Посещаете ли вы спортивные соревнования на стадионах или в спортклубах?»
И еще куча всяких вопросов про отношение опрашиваемого к спорту. Дальше пошли вопросы, касающиеся строительства нового стадиона на окраине Сереброва. Все понятно, проводился социологический опрос с целью выявить отношение населения к этому строительству. Наверное, что-нибудь предвыборное, как обычно. Ну конечно, вот и вопросы, нацеленные на то, чтобы понять, знают ли жители своих депутатов и вообще представляют ли себе, кто у них заседает в муниципалитете и в мэрии. А кого посылают опрашивать население? Само собой – студентов. Сплошь и рядом. Студенты всегда готовы подзаработать, и их намного проще собрать вместе и проинструктировать, чем набирать просто желающих из населения. Ну что ж, можно считать, что одно место студенческой «халтурки» Леонида Борискина установлено. Вот будет здорово, если у Анисимова тоже что-то подобное нарисуется!
Люша быстро свернула разговор, сказала, что посидела бы еще с удовольствием, но ей пора бежать, служба, знаете ли. Спускаясь по лестнице, прикинула, не позвонить ли командиру Пустовиту, но решила, что обойдется пока. Если уж делать работу не для начальства, а для себя, то так, чтобы можно было гордиться. Люша Горлик – человек экономичный, это она про себя знала совершенно точно. Еще мама в далеком детстве говорила о ней: «Наша Валюшка всегда найдет самый короткий путь, у нее от лени развилось чутье на самую легкую дорогу». Ну, положим, насчет лени Люша готова была и поспорить, про лень мама говорила только потому, что маленькой Вале совершенно не давались ни математика, ни физика, ни химия, и мама считала, что девочке просто лень учить материал. А вот насчет чутья – тут мама не ошибалась. С чутьем у Вали Горлик всегда было все в большом порядке.
Оказавшись на улице, Люша поискала глазами укрытие, спряталась под козырек какого-то магазина и вытащила смартфон. Адрес Центра «Социолог» нашла быстро, убедилась, что сайт обновлялся пару месяцев назад, значит, можно надеяться, что информация не устарела. Поискала на карте и хмыкнула: конечно, могла бы и сама догадаться. Центр находился всего в двух кварталах от главного корпуса того института, где учились Леонид Борискин и Егор Анисимов. Добираться придется с пересадкой, сначала на автобусе, потом на троллейбусе. Ну ничего, у нее журнальчик есть, молодец, что купила, как чуяла, что пригодится.
* * *
Девушка в Центре «Социолог» долго не могла взять в толк, почему старший лейтенант полиции Горлик интересуется социологическим опросом 2009 года. Это же было 7 лет назад! Судя по виду, девушке было лет 20, вряд ли больше, скорее меньше, и то, что происходило, когда ей было 12–13 лет, казалось, наверное, преданиями настолько глубокой старины, что даже удивительно, как этим вообще можно интересоваться. Практически археологические раскопки!
– Вы посмотрите в компьютере, наверняка ведь все данные там есть, – настаивала Люша. – Меня интересует список студентов, которых привлекали к опросу про спорт и стадион.
Девушке по какой-то непонятной причине ужасно не хотелось ничего искать в базе данных, и она сопротивлялась изо всех сил.
– У нас нет деления на студентов или не-студентов.
– Не имеет значения, я только посмотрю фамилии. Я же фамилии знаю.
– Я не имею права без разрешения руководства.
– Давайте спросим. Где ваше руководство? Я сама попрошу разрешения.
– Никого сейчас нет. Приходите завтра.
«Убила бы, – подумала Люша и тут же напомнила себе: – Результат и бесконфликтность».
Этому ее научили на первой службе, когда установщицей была. Не нужно, чтобы люди о тебе вспоминали. А люди – они такие, все хорошее быстро забывают, а все плохое, негативное помнят годами, пережевывают, другим рассказывают. Допустишь конфликт – считай, задание провалила. Ты должна вернуться с результатом, с информацией, а не с хвостом негатива.
Чем будет заниматься молоденькая девушка на рабочем месте, когда нет никого из руководства? Ответ очевиден. Из доступных развлечений – только компьютер. Значит, или играет, или с кем-нибудь активно общается. И прерываться ей совсем не хочется.
– Вы, наверное, очень заняты, у вас же наверняка полно работы, – Люша изобразила трепетное сочувствие сотруднице, которую злые начальники по уши загрузили заданиями, а сами свалили отдыхать и развлекаться. – У нас тоже так всегда бывает: начальники перед тем, как уйти, всем поручений навалят выше головы, чтобы мы не расслаблялись. Я вижу, у вас тут еще один компьютер стоит. Может быть, вы мне скажете пароли, я сама все найду? Ну, чтобы вас от работы не отвлекать. Ничего лишнего я смотреть не буду, честное слово!
На лице девушки отразилось нескрываемое облегчение.
– Там пароль простой, на английской клавиатуре набираете русскими буквами «Социолог», с заглавной буквы, вот и все. Включайтесь, а потом я вам скажу, куда идти. У нас ничего секретного все равно нет.
Люша довольно быстро нашла информацию об опросах, проведенных в 2009 году. Действительно, их было много, поскольку близились выборы. Какие именно, кого и куда – она вникать не стала, ибо политикой не интересовалась и ничего в ней не понимала. Нашла папку с файлами, касающимися «спортивного» опроса, и чуть не подпрыгнула от радости: там был не только полный список всех задействованных интервьюеров, но и участки, на которые их отправляли опрашивать население. На каждый участок, охватывающий примерно 100 квартир, по два человека. Опрос проводился в течение всего одного дня. А вот и они – Леонид Борискин и Егор Анисимов, им определили дом 24 по улице Красноармейской и дом 3 по соседней улице Бакулева, буквально за углом. Не подвело чутье Люшу, не подвело.
– Я нашла, – сообщила она радостно. – Распечатать можно?
– Угу, – промычала девушка, углубившаяся, насколько могла понять Люша, в игру. – Принтер под столом.
Через несколько минут старший лейтенант Горлик уже выходила на улицу. Вот теперь можно и позвонить.
– Кажется, я нашла, – неуверенным, даже робким тоном сообщила она Андрею Пустовиту. – Борискин и Анисимов участвовали в соцопросах, которые проводил Центр «Социолог». Там неплохо платили студентам-добровольцам. Если хочешь, я сгоняю узнаю подробности, мне тут недалеко.
– Валяй, – отозвался тот довольным голосом. – У меня этот «Социолог» пока не высветился, но в принципе уже мест пять, где Анисимов подрабатывал, я накопал. Если в «Социологе» окажется пустышка, пойдем дальше по списку. Кроме этого центра у тебя еще что-нибудь есть?
– Есть, – уверенно соврала Люша. – Я сейчас инфу дособеру и потом тебе все вместе доложу.
– Хорошо, а я пока пообедаю.
«Обедай-обедай, командир, – весело подумала старший лейтенант Горлик. – А у меня шоколадка есть, можно время сэкономить».
Она потопталась на месте, прислушиваясь к себе. Замерзла, что ли? Или опять озноб, свидетельствующий о том, что где-то совсем рядом лежит решение задачи?
«А чего ее решать-то? – сказала сама себе Люша. – Она решена. Борискин и Анисимов вместе участвовали в опросе в 2009 году, и адрес есть, по которому они вдвоем по квартирам ходили. Что меня не устраивает? Где-то что-то не так… Шесть лет от опроса до убийства… Много… Черт, прямо трясет от холода. Надо вернуться и перепроверить».
Люша покрутила в руке шоколадку, которую уже достала из рюкзачка, порассматривала обертку, сунула в карман. И быстрыми шагами направилась в офис «Социолога».
Девушка-менеджер так и сидела за своим компьютером, полностью погруженная в прохождение уровней.
– Извините, – елейным голоском начала Люша, – очень не хочется вас отрывать, но я сообразила, что не все посмотрела. Можно я еще разочек включусь? Я быстро.
– Ага, давайте, – кивнула девушка, не отрывая взгляда от экрана. – Пароль помните?
– Да-да.
Люша торопливо пролезла между креслом девушки и соседним столом. Включила компьютер, ввела пароль, нашла нужные папки. Конечно, она соврала, пообещав, что «она быстро». Быстро тут никак не получится, нужно проверять каждый из опросов, проведенных с 2009 по 2015 год. Если человек, который постоянно ищет подработки, находит место, где работа не пыльная, а платят неплохо, то он обязательно вернется в это место. Почему она решила, что Борискин и Анисимов работали вместе только на одном опросе? А вдруг нет?
Люша терпеливо просматривала списки интервьюеров последовательно на каждом из проведенных «Социологом» опросов. То ей попадался только один Борискин, то только Анисимов. А вот и оба! В том же 2009 году, в декабре, перед самым Новым годом. Отлично! Распечатаем вместе с адресами, за которыми закреплены мальчики, и идем дальше.
Снова либо один, либо другой… За весь 2010 год – ни одного совпадения. В 2011-м – тоже ни одного. В 2012-м – два раза они вместе участвовали в опросах и были на одном и том же участке. Видно, ребята друг другу понравились, и если совпадало так, что они оба участвуют, просили, чтобы их поставили в пару. Что ж, разумно. Сама Люша поступила бы точно так же. Всегда лучше работать с проверенным напарником.
В 2013 году – одно совпадение. В 2014-м – ни одного. В 2014 году Егор Анисимов в опросах вообще ни разу не участвовал, наверное, был чем-то очень занят, а Шолохов все-таки не ближний свет. И в 2015-м тоже не участвовал, по крайней мере до июня. А в июне его уже убили.
Итого, два участка в 2009 году, два участка в 2012-м, еще один – в 2013-м. Всего пять. На каждом примерно по 100 квартир. Да уж, наглотаются они с капитаном Пустовитом пылищи… Но если подойти к делу разумно, то можно значительно сэкономить усилия.
А уж по части экономии усилий старшего лейтенанта Горлик вряд ли кто обойдет.
