Глава 11. Семья Ашбернов

Грегори Ашберн отодвинул стул и сел на стол, за которым обедал он и его брат.

Это был высокий плотный мужчина с рыжеватыми прямыми волосами и грубыми чертами лица. С братом их роднил только цвет волос, на этом сходство кончалось. Джозеф был среднего роста, худощавый, с бледным лицом и тонкими губами.

В молодые годы Грегори слыл красавцем, но беспутная жизнь и излишества рано состарили его. Джозеф же рос дурным малым с самого начала.

— Неделя минула со дня битвы при Ворчестере, — пробасил Грегори, лениво поглядывая по сторонам. — А от мальчугана ни весточки.

Джозеф пожал узкими плечами и глумливо улыбнулся. В его характере было глумиться, улыбаясь, и слова его обычно бывали под стать улыбке.

— Тебя это тревожит? — спросил он, глядя через стол на брата.

Грегори поднялся из-за стола, избегая его взгляда.

— Говоря по чести, я действительно встревожен.

— И все же, — продолжал Джозеф, — по-моему, это вполне естественно. В битвах нередко бывает так, что кого-то убивают.

Грегори не спеша подошел к окну и посмотрел на оголяющиеся к осени деревья.

— Если бы он действительно пал в битве, если бы он был мертв, это действительно означало бы конец.

— Счастливый конец.

— Ты забываешь о Синтии, — укорил его Грегори.

— Не я. Послушай! — он указал рукой в сторону деревянной панели стены.

До слуха двух мужчин, сидящих в богато убранных покоях замка Марлёй, донесся звук, слегка приглушенный расстоянием, — девичий голосок, поющий веселую песенку.

— Похоже это на песню девушки, чей возлюбленный не вернулся с поля боя?

— Лишь если принять во внимание, что дитя и в мыслях не может предположить, что он мог погибнуть.

— Клянусь ранами Христа, если ваша дочь хоть немного думает о нем, она должна быть встревожена. Вчера минула неделя со дня битвы, а от него нет вестей. Клянусь, Грегори, это дает мало поводов для веселья.

— Синтия еще столь неопытна. Она мыслит не так, как мы с тобой, и ее не тревожит отсутствие Кеннета.

— Она не утруждает себя мыслями о нем.

— Может быть и так, — резко ответил Грегори. — Я не знаю.

— То, чего мы иногда не знаем, мы можем угадать. Я считаю, что он мертв, и покончим с этим.

— А если нет?

— Тогда, дурачок, он был бы здесь.

— Но его могли взять в плен.

— Ну и что? Плантации довершат то, чего не сделало сражение. Так что пленник или труп — все едино.

И, подняв бокал на свет, он прищурил один глаз, чтобы лучше рассмотреть прекрасный цвет вина. Не то, чтобы Джозеф был тонким знатоком, но он любил позы, и в данном случае не мог придумать ничего более подходящего, чтобы убедить своего брата.

— Джозеф, ты ошибаешься, — сказал Грегори, отрываясь от окна и поворачиваясь лицом к брату. — Есть разница. А что, если он однажды вернется?

— О, если-если! — воскликнул Джозеф. — Грегори, из тебя вышел бы замечательный казуист, если бы судьба не сделала тебя крестьянином! Ну и что, если он однажды вернется? Ну и что?

— Это известно только Господу Богу.

— Ну тогда и предоставь ему разбираться с этим! — последовал быстрый ответ. Джозеф допил свой бокал. Но Грегори покачал головой.

— Слишком велик риск. Я должен знать, и я узнаю, погиб Кеннет или нет. Если он взят в плен, то нам нужно сделать все, чтобы вернуть ему свободу.

— Чума нас всех возьми! — взорвался Джозеф. — К чему вся эта суета?

Грегори терпеливо вздохнул:

— У меня на то есть причины, — медленно проговорил он. — Если тебе надо их напомнить, то мне остается сожалеть о твоей сообразительности. Послушай, Джозеф, ты имеешь гораздо большее влияние, при дворе Кромвеля, и ты бы мог здорово помочь мне в этом деле.

— Я жду, пока ты мне расскажешь, каким образом я могу это сделать.

— Езжай к Кромвелю в Виндзор, или где он там находится? И спроси разрешения выяснить: нет ли Кеннета среди пленных. Если его там не окажется — значит он действительно погиб.

Джозеф сделал нетерпеливое движение.

— Ты что, не можешь положиться на судьбу?

— Ты думаешь, у меня совсем нет совести? — с неожиданным пылом воскликнул второй.

— Фу, что за женские капризы!

— Нет, Джозеф. Я стар. Я вступил в осень своей жизни, и хотел бы перед смертью видеть этих двоих обрученными.

— Старая ворона, ты только и умеешь, что каркать, — добавил Джозеф.

На некоторое время разговор стих, и Грегори твердым взглядом посмотрел на брата, пока тот не отвел плутоватые глаза в сторону. — Джозеф, ты поедешь к Лорду-генералу!

— Ну хорошо, — неохотно отозвался тот, — положим, я поеду. И что делать, если Кеннет действительно в плену?

— Ты должен упросить Кромвеля даровать ему свободу. Лорд-генерал не откажет тебе.

— Ты думаешь? Я не столь уверен.

— Но ты, по крайней мере, можешь попытаться это сделать, и кроме того, мы будем наверняка знать, что с ним приключилось.

— Все это мне кажется не столь уж необходимым. К тому же, погода портится, ветер переменился, и ревматизм может каждую минуту проснуться в моих костях. Я уже немолод, Грегори, и путешествие в такую погоду — немалое испытание для больного человека, которому за пятьдесят.

Грегори подошел к столу и положил на него ладонь.

— Ты поедешь? — твердо спросил он, пристально глядя на брата.

Джозеф задумался. Он знал, что Грегори упрямый человек, и если сейчас он откажется, то тот будет ежечасно донимать его рассуждениями о судьбе мальчика и о собственном эгоизме. С другой стороны, мысль о путешествии была ему отвратна.Он не относился к типу людей, готовых пожертвовать личным комфортом ради какого-то щенка, попавшего в плен.

— Ну, раз ты принимаешь это так близко к сердцу… — сказал он наконец. — Не приходило ли тебе в голову, что у тебя больше оснований просить Кромвеля и больше шансов на успех?

— Ты знаешь, что Кромвель охотнее прислушивается к твоим словам, чем к моим, возможно потому, что ты знаешь, что нужно сказать в нужный момент, — поддразнил его Грегори. — Так ты поедешь, Джозеф?

— О, черт возьми! — не выдержал Джозеф, вскакивая со стула. — Я поеду, потому что иначе тебя не утихомирить. Я отправляюсь завтра.

— Джозеф, я благодарен тебе. Но я буду еще благодарнее, если ты отправишься сегодня.

— Ни за что! Утопи меня — не поеду!

— Поедешь, утопи тебя, поедешь, — убедительно сказал ему Грегори. — Ты обязан ехать, Джозеф.

Джозеф снова заговорил о дожде, о том, что небо хмурится и приближается гроза.

— Ну что значит один день? — скулил он.

Но Грегори стоял насмерть, пока его брат не сдался и не согласился отправиться немедленно. Ругая мастера Стюарта последними словами за те хлопоты, которые тот ему доставляет, Джозеф отправился укладывать вещи.

Грегори остался сидеть в столовой, в задумчивости глядя на белую скатерть перед собой. Усмехнувшись, он налил себе бокал муската и выпил его. Как только он поставил бокал на стол, дверь распахнулась, и на пороге появилась прелестная девушка лет двадцати. Грегори посмотрел на круглое свежее лицо своей дочери, шелковые каштановые волосы, спадающие на лоб, и почувствовал прилив гордости. Взглянув на нее еще раз, он подумал, что брат прав: она не была похожа на невесту, чей возлюбленный не вернулся с поля битвы. Ее губы улыбались, а глаза — голубые, как небо, — искрились весельем.

— Почему ты сидишь здесь такой хмурый? — воскликнула она. — Говорят, что мой дядя отправляется в путешествие?

Грегори захотелось проверить ее чувства.

— Кеннет! — ответил он, с многозначительным видом вглядываясь в ее лицо.

Веселые искорки потухли в ее глазах, и они наполнились грустью. Так она выглядела еще прелестнее. Но Грегори ждал выражения испуга или, по крайней мере, глубокой озабоченности и был разочарован ее реакцией.

— Что с ним, папа? — спросила она, подходя поближе.

— Неизвестно, и в этом загвоздка. К этому времени от него должны были поступить хоть какие-то вести, но их нет, и твой дядя отправляется на его поиски.

— Ты думаешь, с ним могло произойти какое-нибудь несчастье?

Грегори помедлил с ответом, взвешивая слова.

— Надеюсь, что нет, дорогая, — начал он. — Его могли взять в плен. Последнее известие от него было из Ворчестера, но вот уже прошла неделя с того дня, как закончилось сражение. Если он в плену, то у твоего дяди достаточно связей, чтобы его освободить.

Синтия вздохнула и подошла к окну.

— Бедный Кеннет, — пробормотала она с нежностью. — Возможно, его ранили.

— Скоро мы узнаем, — отозвался отец. Его разочарование становилось все острее: там, где он ждал скорби, он нашел обычное участие.

— Небо хмурится, отец, — сказала Синтия, стоя у окна. — Бедный дядя! Ему придется ехать в слякоть!

— Кажется, кто-то жалеет бедного дядюшку, — проворчал появившийся в дверях столовой Джозеф, — которого ваш батюшка гонит из дома в любую погоду на поиски пропавшего возлюбленного его дочери.

Синтия одарила его улыбкой.

— Вы настоящий герой.

— Ладно, ладно, — продолжал ворчать Джозеф. — Я отыщу вашего бездельника, чтобы наша красотка не выплакала себе глаза.

Грегори с неодобрением взглянул на брата, который подошел к нему вплотную.

— Убивается, не правда ли? — пробормотал он, но тот смолчал.

Час спустя Джозеф, сидя на лошади, снова повернулся к брату, указывая глазами на девушку, которая стояла, поглаживая блестящую шею его скакуна.

— Ну не упорствуй, — сказал он. — Ты же видишь, что все так, как я говорю?

— А все-таки, — упрямо возразил Грегори, — я надеюсь, что ты вернешься с мальчиком. Так будет лучше.

Джозеф презрительно пожал плечами. Затем, попрощавшись, он и его двое слуг выехали на дорогу и двинулись на юг.