53
Лейтенант Пол Визневски выжидательно смотрит на меня. Его брови подняты, а на лице — ярко выраженное ликование. Он хочет, чтобы я стал возражать. Ему нужно, чтобы я произнес какие-то слова, которые впоследствии можно было бы использовать против меня.
Мне очень многое хочется ему сказать. «Это не мой пистолет и не мой нож. Ты просто подставил меня, Визневски. Ты знал, что я собираюсь уличить тебя в том, что ты ради наживы занимаешься „крышеванием“, и потому ты решил остановить меня таким бесчеловечным способом… И это вторая попытка остановить меня. Первая заключалась в том, чтобы меня застрелить… Но я не умер. Тебе не удастся повалить меня и со второй попытки. Во всяком случае, я обязательно буду сопротивляться».
Но я не произношу ни слова. Пользы от этого все равно не будет. Моему поврежденному рассудку необходимо оставаться сосредоточенным. Я не могу прямо сейчас остановить то, что на меня надвигается. Однако здесь идет и какая-то гораздо более масштабная игра.
— Давай поговорим об Эми Лентини и твоей напарнице Кейт, — меняет тему Визневски.
Он достает из коробки папку и раскладывает передо мной фотографии места преступления.
Я вижу на снимке мертвую Кейт, лежащую на ковре возле дверного проема.
На другом снимке — мертвая Эми, лежащая в постели. Кто-то перевернул ее, и она лежит спиной к фотоаппарату на самом краю кровати, едва не падая.
Меня на этих фото нет. К тому моменту, когда делались снимки, медики прощупали у меня пульс и унесли с места преступления.
— По просьбе твоего отца мы провели повторную баллистическую экспертизу, — торжествует Виз. — Тот же самый результат. Из твоего пистолета — то есть из пистолета, обнаруженного в твоей руке, — были убиты Эми и Кейт.
Я качаю головой. Это не может быть правдой.
Я крепко сжимаю веки — как будто, если закрыть глаза, ко мне моментально вернется память. Но память не возвращается: все в тумане.
— Взгляни на спину Эми, — говорит Виз. — Видишь, как разбрызгана кровь?
Я открываю глаза. Я, конечно же, вижу кровь в центре и нижней части спины.
— Это твоя кровь, Харни, — сообщает он. — Ты ведь знаешь, что это означает, не так ли?
Ну конечно знаю. Значит, Эми перевернули — возможно, уже мертвую — еще до того, как выстрелили в меня и полилась моя кровь. А иначе она забрызгала бы переднюю часть ее тела.
— Прорисовывается следующая последовательность событий, — рассказывает Визневски. — Сначала ты выстрелил в Эми. Затем Кейт выстрелила в тебя, а ты в ответ — в нее. Она умерла, а ты выжил. Получается, что та чушь, в которую все пытались заставить меня поверить: что, дескать, Кейт застала вас с Эми занимающимися сексом и сильно приревновала, — на самом деле полный бред. Ты выстрелил первым. Первым огонь открыл ты.
То, что он сейчас говорит, звучит вроде бы логично. Но это не может быть правдой.
Мне очень-очень нужно, чтобы ко мне вернулась память.
Визневски обходит стол и наклоняется надо мной. Исходящий от него запах табака заглушает аромат его лосьона после бритья.
— Кейт тебя в чем-то обвинила, — высказывает предположение он. — Эми при этом присутствовала, она все слышала, а потому превратилась для тебя в такую же угрозу, как и Кейт. Тебе пришлось убить обеих. Лично я выстрелил бы в первую очередь в Кейт. Она ведь была вооружена. А ты дал ей возможность выхватить свой пистолет и выстрелить. Это было ошибкой. Но люди склонны совершать ошибки, не так ли?
— Все произошло совсем не так, — говорю я.
— Я думал, что ты ничего не помнишь, Харни.
— Не может быть, чтобы произошло именно так.
Он наклоняется и говорит мне почти прямо в ухо.
— Кейт тебя раскусила. Она поняла, чем ты занимался.
— И чем же я занимался, Виз?
Он тихонько хихикает с таким видом, как будто мы оба знаем ответ на этот вопрос.
— Ты торговал своим значком полицейского, — говорит он. — Ты занимался «крышеванием». И тебя вот-вот должны были уличить.
— Нет, — говорю я.
Визневски выпрямляется и вздыхает.
— Нет? — переспрашивает он.
— Нет, — повторяю я.
— А мы ведь так и не смогли найти смартфон Кейт. Тебе это известно.
— Да, известно.
— А твой смартфон был разбит вдребезги и валялся на ковре.
Я бросаю взгляд на фотографии с места преступления. На них видно, что рядом с кроватью — там, где я находился, когда получил пулю в голову, — лежит мой смартфон. Его дисплей разбит, да и корпус треснул — едва не развалился на две части.
— Мне известно и это, — соглашаюсь я.
— Как же так получилось? Ты что, выбросил ее смартфон в окно? И зачем ты разбил свой смартфон? Полагал, что уничтожишь доказательства?
— Доказательства чего? — недоумеваю я.
— Ты, должно быть, впал в отчаяние и стал действовать безрассудно, Харни. Тебе следовало знать, что мы в конце концов восстановим все СМС. Даже если телефоны уничтожены физически. Это называется «технологии».
Я качаю головой, но внутри меня что-то опускается.
— СМС? — переспрашиваю я.
Визневски хихикает:
— Как будто ты не знаешь.
— Я не знаю. Я не пом…
— Ну, ты точно знаешь, что следователь, расследующий убийства, полагает, что перестрелка произошла приблизительно в десять часов вечера, не так ли?
— Да, — говорю я. — Правильно.
— Так вот, взгляни-ка на обмен эсэмэсками между тобой и детективом Кейт Фентон за несколько минут до перестрелки.
Визневски кладет передо мной лист бумаги с распечатанным журналом текстовых сообщений, сгенерированным компьютером. В журнале содержится информация о времени, отправителе, получателе и содержании сообщения. Я нахожу глазами «21:49» — время того дня, когда произошла перестрелка.
Кейт, мне: «Мне нужно с тобой поговорить».
Мой ответ: «Не сейчас».
Кейт: «Я у входной двери открой».
Мой ответ: «Ты у двери квартиры Эми?»
Кейт: «Да открой дверь прямо сейчас».
Мой ответ: «Зачем мне это».
И, наконец, последнее адресованное мне сообщение Кейт: «Потому что она знает о тебе идиот. Она знает и я знаю».
Я бросаю листок на стол и вскакиваю со стула. Визневски на всякий случай делает шаг назад.
— Нет, — закипаю я. — Невозможно. Такого… просто не может быть.
Убийственные лазерные лучи пронизывают мой мозг. Все переворачивается вверх дном, смешиваясь в невообразимую кучу — слова, факты, отрывочные воспоминания — и улетая в черную дыру…
— Все еще думаешь, что перестрелка началась на почве ревности? — ухмыляется Визневски. — А вот мне так не кажется. Я полагаю, что Эми Лентини тебя раскусила. Да и Кейт тоже.
— Нет… нет.
Я чувствую, что в прямом смысле слова валюсь на пол. В переносном же смысле чувствую, как все выскальзывает из рук. Мне очень нужно, чтобы ко мне вернулась память. Очень-очень нужно.
«Дело не в том, что вы не можете вспомнить, Билли, — сказала мне тогда женщина-психиатр. — Что бы тогда ни произошло… Вы не хотите вспоминать».
— Билли Харни, — сообщает Визневски, — вы арестованы.
