ГЛАВА 10
Перед глазами Макса стояла белая пелена, сквозь которую выступали выпуклые узоры, прошитые аккуратными стежками на кожаной обивке — идеально ровные, одновременно мягкие и приятные наощупь и достаточно твердые чтобы не оставлять на себе царапины от ногтей. Узоры будто пропечатались на сетчатке, даже несмотря на то, что в кромешной тьме багажника Макс не мог их видеть, а только ощущать прикосновением пальцев.
Макса снова пронзил дикий ужас, тот же самый, который он впервые ощутил, когда крышка багажника захлопнулась. Он хотел закричать, но стало трудно дышать, словно вместе с воздухом он погружал в легкие песок. Тут он, наконец, осознал — он больше не в багажнике.
Макс лежал на больничной койке. Кожу на лице стягивало сухостью, яркий свет исходил отовсюду и обжигал глаза. Приборы пищали отвратительно громко, бесцветная жидкость убаюкивающе булькала в капельнице.
В голове мелькали картинки. Его извлекают из багажника, кладут на каталку, вокруг крутятся разные люди, говорят громко. Потом доктор что-то спрашивает, Макс невнятно отвечает. Громыхают сирены. Макс то и дело куда-то проваливается за границы сознания, а затем вновь возвращается.
Когда Макс пошевелился, Игорь Павлов подпрыгнул на стуле.
— Оу, Максюта, полегче. Не вставай. Сейчас позову врача.
— Не надо, — с трудом выговорил Макс.
Он потрогал губу и наткнулся на подсохшую рану под носом.
— Зубы на месте? — спросил Игорь.
Макс провел языком по зубам и кивнул.
— Ты как вообще?
— Нормально, вроде.
— Что-нибудь помнишь? После того как, — Игорь запнулся, подбирая слова. — Ну как тебя оставили в багажнике.
— Не помню.
Макс соврал. Он помнил отчетливо каждое мгновение, проведенное в железном гробу. После того, как крышка запечаталась, он без устали колотил по ней пока не обессилел. А потом он остался наедине с собой, и говорил. Его разум словно разделился на две противоречащих половинки, готовых спорить по любому поводу. И этот спор, этот длинный диалог был самым сложным и изматывающим в его жизни.
— Мужики говорят ты пролежал там двое суток. Бррр, — Игорь вздрогнул. — Даже представить себе не могу как ты все это вытерпел. Я точно отбросил бы коньки.
— Как меня нашли?
— Это все ваш новый чувак. Ну Монро. Он видел тебя в полицейской машине возле Свалки. Этих полицейских нашли. Козлы крышевали местных бандитов. На штурм даже военных привлекли.
— Военных говоришь… Папа мой постарался?
На экране за спиной Игоря транслировались новости. Камера следовала за бойцом спецназа гуськом по узким улицам Свалки. Вокруг громыхали выстрелы, взрывы, все было в дыму. Людей скручивали и бросали лицом в землю.
— Там сейчас такое твориться. Оцепили живой цепью, никого не пускают и не выпускают. Хотят все зачистить. Выстрелы на всю Москву гремят, настоящая война. Власти пообещали Свалку закрыть и вывезти. Говорят, люди там питались крысами. Ужас!
— В кое-то веки я сделал что-то полезное, — сказал Макс, приподнимаясь.
— Ну скажешь тоже. Давно надо было там порядок навести…
— Сколько говоришь меня не было?
Игорь задумался.
— Сегодня третий день, получается.
— Мне нужно позвонить.
Макс набрал номер Панфилова, который тот оставил для координации их плана. Автоответчик сообщил, что абонент отключен. Должно быть спецслужбы ограничили связь на территории Свалки — классическая схема чтобы преступники не могли связываться друг с другом.
Макс свесил ноги с кровати. Голова закружилась. Он помассировал виски.
— Отвези меня на Свалку.
Макс выдернул катетер из вены. Из посиневшей дырочки брызнула кровь.
Игорь вскочил.
— Тебе, что мало было?
— Мне надо кое-кого найти. Где моя одежда?
Игорь сначала указал взглядом на шкаф, затем встал напротив и загородил Максу обозрение.
— Мы туда и на километр не подъедем, все перекрыто, говорю же тебе. Военные всех увозят в спецприемники, каждого вбивают в базу.
Игорь достал модуль-компьютер и спроецировал экран.
— Говори фамилию, я по спискам посмотрю куда его увезли. Что ты так удивляешься? Списки в открытом доступе, чтобы люди могли родственников найти.
Макс забрал у Игоря модуль-компьютер и сам вбил в запрос фамилию Панфилова. На экране появились выдержки из новостей с пометкой черепа — в новости речь идет о смерти. Из заметок следовало, что бывший следователь Панфилов Сергей организовал на Свалке банду, состоящую из уволенных сотрудников полиции, промышлявшей похищением людей, вымогательством и убийствами. Во время задержания Панфилов оказал сопротивление военным и был убит.
Макс вспомнил про Монро. Это он преследовал его в лесу, и Макс не был его целью. Его целью был Панфилов.
— Отвези меня в ЦУП.
— Тебя не пропустят.
Максу снова пришлось провести время в багажнике. Они добрались до ЦУПа, поднялись по лестнице с подземной стоянки и остановились у двери к главному холлу.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — произнес Игорь.
Макс накинул капюшон.
— Пообещай, что не сделаешь глупостей, — попросил Игорь.
— Именно это я и собираюсь сделать.
Игорь закрыл глаза и перекрестился.
— Главное действуй как договорились, — сказал Макс и похлопал друга по плечу.
Игорь пошел первым. Макс выждал несколько минут и тоже вошел в холл. Внутри как-никогда людно. Охранники переключили внимание на Игоря, устроившего небольшое представление. Смешавшись с толпой, Макс проскочил к техническим помещениям. Убедившись, что его никто не видит, он скрылся за дверью.
Когда Макс был подростком то дни напролет проводил в ЦУПе. Охранники не выпускали его из здания, чтобы он не забрел бог весть куда, поэтому Макс нашел другой способ выбираться незаметно. В здании была предусмотрена служебная металлическая лестница, которая от времени пришла в негодность и давно не использовалась, входы на нее были надежно заперты. Надежно для всех кроме Саныча — бывшего слесаря, помершего пару лет назад от паленой водки. Саныч показал Максу как открыть с виду запертую дверь. Он сам разработал этот способ, чтобы напиваться на работе, не покидая пределы здания. Саныч внес небольшие конструкторские изменения в дверной косяк, а работу свою надежно маскировал. Если приложить силу в определенном месте, косяк сдвигался достаточно чтобы открылась дверь. Максу оставалось только рассчитывать, что у администрацииции не хватило денег и ума вставить новые двери. Так оно и оказалось. Макс пробрался по лестнице наверх и дожидался пока Игорь откроет вторую дверь со стороны ЦУПа. Ждать пришлось долго и Макс начинал нервничать. Наконец, замок снаружи щелкнул.
— Охранники решили, что я пьяный, — у Игоря вырвался нервный смешок. — Прикинь я им говорю, вы что не знаете начальство в лицо. А они мне давай пропуск. Я говорю начальника мне сюда быстро. Они смекнули, что я не шучу. Поштрудили немного и пропустили. Обещали рапорт начальству написать.
— Сейчас никому нет дела до рапортов.
По дороге в зал связи они не встретили ни души.
— Все ждут начала брифинга. Мне тоже нужно идти, — сказал Игорь.
Они остановились.
— Дальше я сам, — сказал Макс.
— Ты же не хочешь тут все взорвать? — спросил Игорь.
Макс усмехнулся. Они пожали руки. Игорь ушел.
Сквозь приоткрытую дверь Макс рассмотрел помещение зала связи. Маккензи не было на месте, как и Монро.
Макс вошел. На большом экране шла трансляция с последнего сеанса связи с Праймом-1479. Командир Стивенсон зачитывал отчет. Карта курса показывала, что корабль преодолел уже более восьмидесяти процентов пути.
Макс передвигался у стены, стараясь оставаться в тени. Для достоверности он прихватил с собой швабру с ведром и время от времени протирал полы. Он приблизился к столу Маккензи. Шифр-ключ отсутствовал в его терминале. Должно быть Маккензи теперь носит его с собой. Макс ожидал этого и пришел сюда совсем за другим. Он направился дальше, к кабинету отца.
Матвеев вышел навстречу Максу. Макс отвернулся и сделал вид, что натирает пол. Матвеев прошел мимо. Макс пошел дальше.
— Эй, — крикнул Матвеев.
Макс остановился и замер.
— Да, ты! Уборщик. У меня в кабинете со вчерашнего дня мусор воняет.
— Я уберу, — сказал Макс, не оборачиваясь.
— Иди прямо сейчас.
Макс развернулся и подошел к Матвееву, держа голову опущенной.
— Почему от тебя так разит лекарствами? Ты наркоман? Я скажу твоему начальству…
Они встретились взглядами. Матвеев выпучил глаза. Макс не раздумывая, врезал ему кулаком в нос.
Как давно он мечтал сделать это.
Матвеев потерял ориентацию в пространстве, запнулся о ведро и распластался на полу в луже грязной воды. Макс побежал к кабинету отца. Сзади послышался людской гул.
Отец сидел за столом. Напротив сидели еще несколько человек — полетные инженеры. От внезапности они вскочили со своих кресел. Только отец остался сидеть на месте.
— Надо поговорить, — выпалил Макс.
— Тебе нельзя здесь находиться, — сказал отец.
В кабинет ворвались охранники и огляделись. Затем медленно направились к Максу, расставив руки, словно клешни.
— Дай мне пять минут, — попросил Макс. — Я все объясню.
Отец кивнул охранникам. Они набросились на Макса и завалили на пол. Руки сомкнулись за спиной.
— Уведите, — сказал отец.
— Не делай этого, — заорал Макс.
Его заперли в комнате охраны. Спустя полчаса пришел Матвеев. Его нос раздулся и напоминал переспелую редиску, покрасневшие глаза излучали лютую ненависть и обиду. Матвеев швырнул пакет на стол. Внутри лежали деньги.
— Передай ему, если он думает таким способом от меня откупится.
— Если бы не он, ты бы сгинул в том багажнике.
— Иди-иди, носом не ударься.
Полицейские высадили Макса в паре километров от ЦУПа на пустой дороге. Небо затянуло тучами, деревья придорожной лесополосы качались и шелестели полупустыми ветками. Макс поймал такси и назвал адрес. Когда он подъехал дождь разошелся не на шутку.
Он поднялся и постучался в дверь. Света открыла.
— Я принес деньги.
Макс протянул ей сверток. Она развернула его.
— Здесь вся сумма, — сказал он.
Она вытащила половину, остальное вернула ему.
— Оставь себе, — сказал Макс. — Тебе они пригодятся, там, куда ты хочешь уехать.
— Я их не заработала.
— Это от меня.
Она насильно сунула ему пакет. Следом передала карту памяти.
— Здесь все, что я смогла собрать. Если достанешь шифр-ключ, обращайся.
Он кивнул. Повисло неловкое молчание.
— Ты не хотела бы, перекусить? — спросил Макс.
Его предложение звучало настолько неуверенно, что он почувствовал себя школьником на первом свидании.
— Не нужно этого, — ответила она.
— Почему?
Она указала ему взглядом на дверь.
— У меня много дел.
В следующий час Макс наматывал круги за домом Молчановых. Дождь колотил, как из пулемета. Он вымок до нитки. Вода размягчила корочки на ранах. На языке оставался солоноватый привкус крови. Если он уйдет то, больше никогда не увидит ее. Эта мысль была невыносима, от нее веяло неведомой ему ранее болью. Макс полюбил ее. Раньше он не мог позволить себе признаться в том, что может любить кого-то кроме себя. Это чувство было новым, он не был готов к нему и не знал, как действовать. Он уже потерял работу и жизнь о которой мечтал. Но он не мог смириться с тем, что потеряет и ее.
Макс постучал в дверь. Она открыла. Вода стекала с его одежды на пол. Его колотило то ли от холода, то ли от страха. Света принесла полотенце. Макс вытер лицо. Кровь осталась на ткани.
— Извини.
— Постираю.
Она унесла полотенце и вернулась. Они стояли друг напротив друга. Он смотрел на нее, она же глядела в пол.
— Я не хочу уходить.
— Ты еще так молод.
— Это не имеет значения.
— Ты ошибаешься.
Макс шагнул к ней и поцеловал. Они слились в объятиях. Она положила ему голову на грудь и прижалась так сильно, словно маленькая девочка прижимается к отцу, которого провожает на войну. Они снова поцеловались. Ее губы были горячими и пульсирующими. От аромата волос у него кружилась голова. Макс потянул ее в спальню. Они сделали несколько шагов в унисон.
Внезапно, она вырвалась, отскочила от него, как от огня. У нее тряслись руки, ее кофта была мокрой, как и волосы и лицо. Она закрыла глаза и зарыдала. Он сделал шаг навстречу, она снова отскочила.
— Прости если я сделал тебе больно.
Она закрыла ладонями лицо, волосы висели сбитыми мокрыми локонами. Задыхаясь от слез, она хватала ртом воздух. Макс сделал новую попытку приблизиться. Света выставила руку, как шафер, который жмет на клаксон.
— Я помогу. Только скажи, что мне сделать.
Она обошла его вокруг и исчезла в другой комнате. Макс подошел к окну, распахнул шторы. Прохладный ветер подул в лицо. Через какое-то время она вернулась.
— Я постоянно думаю о тебе, — сказал он, всматриваясь в играющее красками рекламы небо. — Не думал, что могу сказать такое.
— Тебе лучше уйти.
Он сомкнул губы и покачал головой.
— Пожалуйста, — добавила она.
— Почему?
— Ты не поймешь.
— Так попробуй объяснить.
— Нет.
Макс подошел к ней вплотную.
— В чем дело?
— Не в тебе, — проговорила она. — Я неважно себя чувствую. Хочу лечь спать.
— Я позвоню.
— Не надо.
— Я позвоню.
Она не ответила. Макс вышел на лестничную площадку. Она захлопнула дверь. Облокотившись на перилла, Макс свесил голову вниз. В голове промелькнула мысль — прыгнуть.
В подъезде темно хоть глаз выколи. Послышался странный шум сбоку, совсем рядом с ним. Макс направился на источник звука. Из-за угла выскочила темная фигура и побежала вниз по лестнице. Макс бросился за ней и догнал несколькими этажами ниже. Беглецом оказался молодой парень. Макс видел его в Сети. Он один из тех, кто следил за Светой.
— Какого хрена вы до нее докопались, уроды?
— Я уже вызвал полицию. Тронешь меня — сядешь.
В руке он сжимал небольшую камеру и наводил ее на Макса.
— Дай сюда.
Макс попытался выхватить ее. Парень убрал камеру за спину, корпусом попытался оттолкнуть Макса.
Злость закипела в нем. Он ударил в парня кулаком в лицо, потом бил еще пока тот не упал. Камера упала на пол. Макс пнул ее в стену. Парень взвыл от полученных ударов. Кровь капала у него из носа и разбитой губы. Макс не мог контролировать себя, продолжая избивать жертву ногами и руками пока она окончательно не замолчала, превратившись в кровавое месиво.
* * *
Молчанов прилетел в лабораторию доктора Патела с опозданием на час. Доктор заканчивал эксперимент по измерению воздействия солнца на маски шлемов.
— Ты вовремя, поможешь.
Они вместе закончили эксперимент и результаты расстроили доктора Патела.
— С поднятой маской, Солнце выжжет глаза за пятнадцать минут. С опущенной ничего не видно — фильтры слишком темные для марсианских цветов.
Доктор Пател кувыркнулся головой вперед. Очевидно его ребра заживали быстрее, чем Молчанов предполагал. Нет, этот человек не переставал удивлять его.
— Опыт утратили. Скафандры не шили сколько? Лет двадцать, — сказал Молчанов.
— Это не оправдывает плохую работу.
— Вы правы.
Доктор Пател разложил стекла друг за дружкой по размеру. Убранство лаборатории восхищало: инструменты, приборы — все было упорядочено в строгой геометрической последовательности.
— Когда летали на луну такого разгильдяйства не было, — продолжал высказывать недовольство доктор Пател.
Неизвестно откуда он вытащил шахматная доску, фигурки на магнитах уже выстроились ровно по ширинке.
— Слышал ты знаешь толк в этой игре.
— Моя доска сгорела.
Доктор Пател сочувственно покивал.
— Эту мне подарилмой друг, Патрик Макмерфи.
— Астробиолог Калифорнийского университета. Я знаком с его работами.
— Патрик, — произнес доктор Пател. — Наша дружба началась с совместной статьи о подледном океане Европы. Сколько часов мы провели в спорах…
Молчанов читал эту статью. Она стала его библией, как и все работы Патрика Макмерфи — его учителя и вдохновителя, хотя сам Макмерфи об этом и не знал.
На обратной стороне доски Макмерфи вывел автограф.
— Одна игра — одна жизнь, — так он говорил. Выиграешь, доска твоя.
— Я бы рад сыграть, доктор, но мне еще нужно отправить в ЦУП список потерянных приборов с лаборатории. Простого слова «все» им недостаточно.
— Ты должен ставить им условия, а не наоборот. У меня есть то, что точно тебя переубедит.
Доктор Пател отдалился к рабочему месту. Молчанов придвинул доску к себе. Фигурки сделаны из сплава титана. Молчанову безумно захотелось заиметь такой экземпляр.
Доктор Пател вернулся и протянул Молчанову питьевой пакет, наполненный светло-коричневой жидкостью. Второй он оставил себе. Молчанов мгновенно ощутил специфический аромат.
— Бурбон. Выдержка двадцать восемь лет, — с гордостью сказал доктор Пател.
— Как вам удалось взять его на борт?
— Ты меня недооцениваешь.
Они сделали по глотку. Обжигая горло, ядреная жидкость упала в желудок. В голове просветлело.
Ричард Пател закрепил на двух тросиках шахматную доску. В его руке сверкнул желтый галстук с изображением зеленобрюхого попугая, который он мастерски завязал на шею.
— Что за повод? — спросил Молчанов.
Доктор Пател передвинул пешку на две клетки и начал поединок.
— Важная дата. Без сомнения, это изменило мир навсегда.
Молчанов усиленно пытался сообразить, что это за событие. Доктор Пател косился на него выжидающе.
— Дам подсказку. 1905 год.
Молчанов сделал ответный ход. Их пешки смотрели прямо друг на друга, также как Молчанов смотрел сейчас на доктора Патела.
— Ты не найдешь упоминания об этом в новостях или блогах.
Молчанов почувствовал себя неловко. Доктор Пател выждал еще несколько секунд.
— Эйнштейн впервые опубликовал работу «К электродинамике движущихся тел». Так она тогда называлась.
— Специальная теория относительности.
Доктор кивнул и сделал еще один глоток. Кадык его передвинулся вверх-вниз, как затвор ружья.
— Тогда идеи Эйнштейна отрицали многие известные ученые. Над ним смеялись, оскорбляли, даже угрожали убить. Его теория плевала на многие догмы, но главное, что не могли ему простить — атаку на механику Ньютона. Представь, что кто-то заявиться прямо сейчас с доказательствами о том, что Земля плоская. Будешь ли ты готов принять их?
Молчанов пожал плечами.
— Математические начала Ньютона гениальны. Но значит ли это, что достижения его абсолютны? Что их нельзя критиковать?
— Думаю можно.
— Нужно. Главный принцип ученого — умение отказаться от принципов. Прыгнуть в костер, если эксперимент докажет, что он не горяч. Современники же Эйнштейна испугались. Они уверовали в то, что знают все. А скептицизм умирает без практики.
Молчанов выбил несколько пешек. Противника он раскусил. Доктор вел обманную игру, притворяясь дилетантом. Молчанов же решил действовать на опережение.
— Когда мы вернемся домой каждый будет моложе на два часа. Мы уже путешественники во времени. Эйнштейн научил нас вычислять это, но должны ли мы прекращать проверку его теории экспериментом?
Молчанов вывел коня в бой.
— Этим вы и занимаетесь с командиром?
Доктор Пател улыбнулся.
— Представь какие возможности мы открываем. Следом за Марсом мы полетим еще дальше. Где бы ты остановился?
— Европа.
— Потому что так считает Макмерфи?
— Это наиболее вероятно, — сказал Молчанов.
— Проще говоря доказательств нет.
— Нет.
— Но ты веришь?
— Наверное.
Доктор Пател срубил у Молчанова коня. Неожиданно.
— Ты готов полностью отказаться от убеждений если потребуется?
— Думаю, да.
— На Марсе нас может ждать совсем не то, что ожидаем.
Молчанов вывел в бой слона. Ферзь Патела, вытянутый как стрела воин в доспехах, теперь под прицелом. Ему не сбежать.
— Именно за этим я и лечу. Хочу увидеть своими глазами.
— Глаза далеко не лучшее вооружение ученого.
— И все же я рискну.
— То есть Андрей Молчанов готов к истине, какая она бы не была?
Доктору Пателу мастерски удалось спасти ферзя, пожертвовав двумя пешками и ладьей. Ученый продумал этот маневр наперед и уже пошел в атаку слонами и конем. Молчанов снова недооценил его.
— Какая бы она не была, — повторил Молчанов.
— А ты уверен, что глаза не замылены? Готов ты прыгнуть в огонь?
Ричард Пател перебросил ладью на четыре клетки и поставил шах королю Молчанова, его слоны и конь прикрывали тыл. Молчанову удалось укрыть короля, пожертвовав вторым конем.
— Что вы пытаетесь сказать? — спросил Молчанов.
— Я пытаюсь очистить твой разум. Почему? Да потому что, если ошибешься — сгоришь.
— Я надеюсь, до этого не дойдет.
— Ты не должен надеяться. Подвергай каждый факт сомнению. Также, как ты сделал в статье о программе Террос.
Ричард Пател опустошил питьевой пакет с бурбоном и принялся за следующий.
— Я написал лишнего тогда. Оскорбления недопустимы в научной статье.
Молчанову удалось переломить ситуацию на поле. Его слон нацелился на ферзя Патела, ладья страховала. Если все сложиться удачно, дальше он пойдет на короля.
— Ты поступил так, как должен поступить любой ученый. Аргументировано, слегка эмоционально.
— Я не хотел вас обидеть.
— Чепуха.
Доктор Пател взмахом слона снес ладью Молчанова, та отправилась в свободный полет по лаборатории. План Молчанова с захватом ферзя провалился.
— Я хотел сказать, что на Земле полно не обжитых мест. А атмосфера неизвестного мира должна оставаться нетронутой. То, что мы нашли на Марсе жизнь и чуть не погубили ее — подтверждает мои слова. Тот самый факт в пользу истины, разве вы не это имели ввиду?
Молчанов опьянел. Мысли перемещались в голове с непривычной скоростью, диалог подогревал их. Доктор Пател протянул ему второй пакет, а сам принялся за третий.
— Заселение Марса людьми никогда не входило в мои планы. Почему? Я не хуже тебя понимаю последствия. Терраформирование займет столетия. На Марсе нет полезных ресурсов, а путешествия туда безгранично дороги.
— Тогда зачем?
— Марс — это прививка младенцу от будущей смертельной болезни.
— По-вашему, ребенок — это человечество?
Доктор Пател опять пошел в наступление. Его временная слабость снова оказалась трюком. Теперь под натиском стоял ферзь Молчанова. Чтобы спасти его он отдал на растерзание последнюю ладью.
— Я говорил о таких как я и ты — людях науки.
— А что же остальные люди?
Доктор Пател опустошил третий пакет.
— Когда в начале двадцатого века Эйнштейн, Лоренц и Гайзенберг сделали свои великие открытия, казалось, что человечество, наконец, откроет глаза и избавиться от главного бича — религий. Эти великие люди дали толчок и как им воспользовалось человечество? Политики использовали открытия для манипуляций над людьми. Две мировые войны едва не уничтожили всех. Потом был золотой период: освоение космоса, компьютеры, интернет. Все великие книги стали доступны одним кликом. И как человечество распорядилось этим? Стало постигать? Изучать? Это никому не нужно. Сеть загажена ложью настолько, что истине в ней нет места. Религиозность, вера в чудеса едва не выше чем в пятнадцатом веке. Они говорили — хватит; открыто достаточно; ученые все портят; Давайте наслаждаться! Только они не учли, что общество, основанное на науке и технологиях не может существовать если никто не понимает как все работает. Смесь невежества и силы всегда взрывается.
Еще шах со стороны доктора Патела. Молчанову вновь удалось спастись, пожертвовав слоном и пешкой. Следующий раз может стать последним.
— Ученые не виноваты в войне, — сказал Молчанов.
— Козлами отпущения нас сделали намерено. Если от выстрела погиб человек, значит виноват химик создавший формулу стали из которой отлили пулю. Этот прием стар, как мир. И что кто-то это заметил? Вступился? Нас втоптали в грязь и решили забыть. Университеты закрываются потому что молодежь больше не хочет становиться учеными. Нет смысла тратить деньги на обучение, лучше купить еще зерна. Накормим будущую послушную паству! И исправить это может только технологический взрыв. Это и было целью Терроса. Когда-то соперничество между нашими странами подтолкнуло мир к прогрессу, к решению невозможных задач. Я помню, как каждый день появлялись новые изобретения, как привычные для человека вещи становились ненужными. Да, прогресс не только рождает, но и убивает. Естественный отбор работает. Самолеты давно гниют на земле. Зачем толкаться в очереди к Колизею, или мокнуть под дождем на побережье, когда можно настроить погоду и мозг не заметит разницы. Но значит ли это, что нужно остановить прогресс?
Доктор Пател последовательно загонял короля Молчанова в угол.
— Зачем мы здесь по-твоему? — спросил доктор.
— Мы спасаем новый биологический вид от смерти, — рассуждал Молчанов. — Люди объединилось общей идеей.
Доктор Пател поднял ферзя, чтобы сделать ход, но затем передумал.
— Когда-то я тоже верил в добро, в то, что люди могут безвозмездно помогать друг другу, как пишут в книгах о самопожертвовании.
— Что изменилось в вас?
— Личностная эволюция. Наша миссия — совокупность целей разных групп. Но главная объединяет большинство — деньги. Сетевые компании не идиоты, в фотографии марсианина они почуяли золотую жилу сразу. Они уже окупили вложенные миллиарды. Мы стали брендом. Или ты всерьез веришь, что всем этим политиканам, рекламщикам, блогерам есть дело до спасения марсиан? Все это фикция, искусная ширма.
— Вы говорите так, будто каждый кто приложил руку в миссии сделал это ради наживы.
— Что плохого в жажде наживы? Или в том, что человек ест мясо? Мы эволюционировали, чтобы выжить не только желудком. А вся эта ложь, показная забота, молитвы — просто солнечные очки, за красными глазами. До нас им есть дело пока каждый пользователь продолжает кидать центы в копилку. Неважно, умрем мы или выполним миссию, они все равно заработают.
Молчанов передвинул короля в угол. Он обречен.
— Какова тогда ваша цель?
Доктор Пател глотнул еще виски.
— Каждый день миллиарды людей путешествуют в Париж, поднимаются на Эйфелеву башню, любуются видами и большинство не догадывается, что башня не существует уже десять лет. Она часть виртуального мира, — Доктор Пател потянулся к Молчанову. Они встретились взглядами. — Истина не стоит ни гроша, поэтому ее никто не готов покупать. Головы настолько загажены стереотипами и ложью, что сработал заложенный природой инстинкт защиты. Они просто отгородились, остались в виртуальном мирке чудес и фантазий. Институт истины, который представляли мы, ученые утратил свою функцию. Мы вымираем. Пока мы бегали вокруг них с непонятными формулами, они зашли сзади с шаманскими танцами. Системе нужен слом.
— Вам нужна еще одна война?
Доктор Пател ловким взмахов снес ферзем короля. Мат. Молчанов наблюдал за вертевшейся фигуркой в воздухе. Доктор Пател сделал еще несколько жадных глотков.
— Наше оружие — здравый смысл и просвещение. Цена победы — выживание человечества. Нам нужна была трибуна, самая большая из возможных. До которой они не смогут дотянуться, — доктор повернул на свет фигурку победоносного ферзя. Затем со всей силы сжал в руке. — Сколько я написал бесконечных писем, сколько бегал по коридорам, умолял не прекращать финансирование. Как-то один из них сказал мне: «Изучение Марса не перспективно даже если он из шоколада». Его голос был решающим.
Доктор Пател отпустил фигурку, и она тоже взлетела. На его ладони остались вмятины.
— Марс — наша трибуна. То, что ты делаешь на своих эфирах — это здорово. Я бы лучше не смог.
— Спасибо.
Разве мог Молчанов представить, что сам Ричард Пател будет говорить ему эти слова? И что они будут выпивать вместе и беседовать, как равные друг другу. И что Молчанов не будет верить не одному его слову.
— Я слышал про твою жену, — продолжил Пател. — Знаю, что вынудило тебя так поступить. Ворошилов всегда сам себе на уме.
— Он никогда не отступает.
— Я был женат трижды и знаешь, что я понял? Нужно позволить женщине считать, что твое решение — это плод ее действий. Только так можно сохранить семью. Жаль, что я сам никогда этим не воспользовался.
— Света. Она другая. В университете в нее были влюблены все парни потока. Но она была сама себе на уме. Ни подруг, ни друзей, держалась одиночкой. Всех кто пытался с ней знакомится сразу посылала. Я даже боялся взглянуть в ее сторону, казалось меня сразит молнией. Она была такой красивой… Помню, я бродил по этажам на перерывах только чтобы встретить ее хоть раз, просто взглянуть. Я никогда не решился бы подойти. Однажды, она вошла в толпу парней и подозвала меня. Все просто обалдели. Она взяла меня за руку, отвела в сторону и сказала, что нечего больше пялиться на нее, я ей нравлюсь и мы должны познакомиться.
— Она умеет брать, что захочет.
— В душе она другая, очень ранимая.
Доктор Пател хотел глотнуть еше виски, но перестарался. Содержимое пакета вылилось наружу. Доктор принялся засасывать летающие шарики ртом. Молчанов тоже присоединился. Выловив все, они расхохотались.
Доктор Пател уже с трудом выговаривал слова. Если бы не отсутствие гравитации, он бы уже валялся на полу.
— Знаешь, что я понял? Женщины сложнее, чем теоретическая физика, — говорил он. — Моя первая жена, Джанин. Я был от нее без ума. Когда я ушел к любовнице, я не соображал, что делаю. Убедил себя, что соскучился по холостяцкой жизни, что вернусь, когда захочу и она примет меня. Я вернулся через месяц. Она выгнала меня. Во мне взыграла гордость — кто я, чтобы просить прощения? Она пожалеет. Сама прибежит. Через неделю она поехала в суд, чтобы подать документы на развод и ее сбила машина. Я рыдал на ее могиле и умолял простить. Я знал, что не существует души, что разум порождается мозгом и умирает с ним, что под землей лежит обычный гниющий кусок мяса и она никогда не услышит этих слов. Я дал волю эмоциям и не слышал голос разума. Мои слова не были адресованы ей, они были для меня. Попытка примериться с совестью.
Доктор Пател вытер глаза тыльной стороной ладони и сделал еще глоток.
— Переступи через гордость.
— Она не хочет меня слушать, — ответил Молчанов.
— Значит, ты говоришь не то, что она хочет услышать.
Воцарилась тишина. Доктор Пател подтолкнул шахматную доску в сторону Молчанова.
— Я проиграл. Она ваша, — сказал Молчанов.
— Ты не спросил, что я получу за выигрыш.
— И что же?
— Твою благодарность. Это подарок.
— Спасибо.
Они еще долго беседовали. Доктор Пател все больше напивался пока окончательно не утратил способность говорить. Потом ему приспичило подурачиться. Он хватал со стены предметы, а затем запускал их летать по модулю. Молчанов лишь успевал убирать подальше от него особо ценные экземпляры. В конце концом доктор Пател уснул.
На Марсе стояла глубокая ночь. Молчанов доставил доктора Патела до его каюты. Она оказалась заперта. Обычно члены экипажа держали каюты открытыми. Молчанов приложил палец Патела к датчику и замок открылся. Он упаковал доктора в спальный мешок, натянул на глаза повязку.
В каюте много книг, журналов и увесистый набор старых открыток с изображением пейзажей, городов, автомобилей, самых разных модников и кинозвезд. Ричард Пател коллекционировал их всю жизнь. Большинство на обороте были подписаны. Некоторые на английском, французском или немецком. Люди желали друг другу счастливого рождества, передавали привет из путешествий, рассказывали о здоровье дедушки, поздравляли с рождением детей. Двадцатые, тридцатые, шестидесятые годы. Целые эпохи сменяли друг друга и только одно оставалось неизменным — люди всегда хотели поделиться сокровенным.
Молчанов перелистывал открытки и наткнулся на фотографию Ричарда Патела и Маркуса Маккензи. Они стояли в походной одежде на фоне вывески с названием городка Карлсбад и наименованием главной достопримечательности — национального парка «Карлсбадские пещеры». На обратной стороне фотографии рукой была выведена надпись: «Путь к истине».
Молчанов уже встречал название этого города. Совсем недавно. Одна из галочек на карте Соединенных Штатов Америки на открытке, которую он нашел в вещах Доктора Патела.
Он оставил доктора и улетел к себе. Сон пришел мгновенно. В эту ночь ему приснилась Света.
* * *
Во время следующего эфира Молчанов говорил о теории относительности Эйнштейна. В доступной форме, используя заготовленные рисунки и схемы он рассказывал об ограниченности скорости света, о четвертом измерении, замедлении времени, гравитации и эффекте близнецов. Удивительно, как давно известные истины буквально взорвали публику. Пользователи пересылали друг другу приглашения, а когда Молчанов переключился с физики на биологию, счетчик аудитории эфира вошел в красную зону.
Как и банковский счет Бальтазара.
Молчанов ощущал себя пророком, принесшим истину в новый Вавилон. Он провел опрос об известных теориях происхождении человека. Эволюционная привлекла меньше десяти процентов пользователей. В тройку лидеров — создателей человека, попали боги (причем треть голосов досталась богу Сети), инопланетяне и древние Атланты. Молчанов объяснил, что ни одна из теорий не может быть доказана на сто процентов, но он готов привести аргументы, как за, так и против каждой из них. Молчанов рассказал о результатах расшифровки ДНК, археологических раскопках, компьютерном моделировании и тысячах проведенных экспериментов за две сотни лет. Повторный опрос показал рост популярности эволюционной теории до тридцати процентов. Переубедить за час почти миллиард человек можно считать победой.
Пока видео-сообщения путешествовали между Землей и кораблем, Молчанов ютился в собственной каюте, заменившей ему лабораторию, спальню и место приема пищи. Мысли о Свете после разговора с доктором Пателом снова возобладали над ним. Смотрит ли она эфир вместе с остальным миром? Готова ли она еще раз выслушать его?
Пришел видео-ответ. Бальтазар сегодня надел синий костюм с отливом, кожа на лице отсвечивала восковым отблеском, а бриллианты в ушах сияли ярче звезд в иллюминаторе.
— Фух, это было неподражаемо. Пользователи просто сходят с ума. Ты превзошел сам себя, друг мой. Признаюсь, честно, я и сам много не знал. Ох, дома меня ждет дискуссия с моими мальчуганами. Ты для них теперь настоящий идол, и я ни капли не ревную. Лучше они будут верить в такого, как ты — героя нашего времени, а не меня, хохмача и шоумена. Лет сто назад я был бы клоуном в цирке, — он подмигнул и рассмеялся. — Мой друг, ты для меня член семьи, как и для миллиардов тех, кто с замиранием сердца следит за трансляцией. Мы одна семья. Двери моего дома всегда открыты для тебя, — Бальтазар расправил руки в стороны и улыбнулся. Как же он был убедителен. — А теперь время вопросов и ответов. Позволь услышать твой комментарий. Твои поклонницы, горячие штучки, я тебе скажу… Собирают деньги на флешмоб. Да простят меня они за разрушенный сюрприз, — он сделал паузу и выставил руки перед собой, словно барабанщик, готовый сыграть марш генералу. — Гигантское сердце разместиться в пустыне Монголии, чтобы ты мог увидеть его даже с орбиты Марса. Можешь себе представить? Грандиозно, черт возьми! И так мило, что ли… Неужели, я завидую? О, да. Представляю, что ты чувствуешь. Я уже говорил, что все мужчины мира давятся от зависти, а?
Счетчик пользователей перевалил за четыре с половиной миллиарда.
Бальтазар замолчал, искусно сделав задумчивый вид, затем театрально опустил взгляд и вздохнул. Свет за ним потускнел, фоном включилась фортепианная музыка. Он придвинулся к камере, сложил руки в ладони перед собой.
— Признаюсь, я не хотел ворошить эту тему. Пользователи не простят меня, и я чувствую, что не простит господь. Нас разделяют миллионы миль, а я ощущаю твою боль, словно я это ты, мой друг. Правда о трагедии твоей семьи открылась миру. Твоя бывшая жена, эта распутная женщина, ждет ребенка от другого мужчины. Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Прости, но мы не могли молчать. Добрые, отзывчивые люди помогают нам узнать правду. Вот, взгляни на фото, мы получили его вчера.
На фото запечатлено окно жилого дома, сквозь которое хорошо различим силуэт молодого парня блондина. Это Макс. Он стоит в квартире Молчанова.
— Этому человеку ты доверял, он был тебе, как младший брат, — продолжал говорить Бальтазар. — Они встречались за твоей спиной. Предавали тебя. Андрей, больше нет нужны молчать. Я готов выслушать твою исповедь. Каждый из пользователей сейчас держит тебя за руку, брат, — внизу появилась надпись: Услуга — «держать за руку» платная. — Все мы, твои братья и сестры шлем лучи нашей поддержки, наши молитвы вместе с тобой. Мы поможем исцелить эту рану, — Бальтазар протянул руки. — Открой свое сердце…
Счетчик пользователей трансляции перевалили за пять миллиардов.
Слезы текли из глаз Бальтазара.
Молчанов отшвырнул от себя камеру. Что-то странное он сейчас услышал, совсем непонятное, не укладывающееся в голове. Он долго сидел молча, смотрел в пустоту, пытаясь собрать все воедино.
Молчанов нашел Наку в жилом модуле. Не говоря ни слова, он прижал ее к стене и поцеловал.
— Я расскажу всем о нас, — сказал Молчанов позже, когда девушка ловила, плавающую по модулю, одежду.
Нака привела себя в порядок, руки девушки дрожали не от услышанного, а от его общего напора. Она больше не носила повязку на голове. Взгляд ее давно стал уверенным, словно она знала его всю жизнь.
— Завтра. Первым делом, — добавил он.
Она погладила его волосы. Затем обняла, положила голову на грудь и прижалась так, словно хотела слиться с ним воедино.
— Сегодня утром я подслушивал, как ты пела в каюте.
— Тебе понравилось?
— Я раньше не слышал эту песню.
— Это колыбельная. Мама пела мне в детстве. Летняя звездочка потерялась в ночи и не может найти выход. Если дитя уснет, то сон укажет путь летней звездочке. Утром она вернется и разбудит теплым поцелуем. Я обязательно спою ее своим детям.
Они молчали и, казалось, Нака боится даже вздохнуть чтобы не испортить этот миг. В голове Молчанова была пустота, ни единой мысли. Вакуум.
А потом он вдруг произнес:
— Когда ты была в коме… Я отключил тебя.
Нака неторопливо высвободилась из его объятий. Сдвинув брови, она попыталась прочитать что-то по его немому лицу.
— Я сама очнулась.
Молчанов покачал головой.
— Я не имел права так поступать. Не знаю почему так сделал. Наверное, испугался.
— Испугался чего?
Сзади прогремел голос Покровского:
— Эй! Передатчики вам нахрена, голубки?
Молчанов и Нака обернулись. Голова Покровского торчала из перехода. Они судорожно проверили передатчики. Оба были отключены.
Покровский сказал следовать за ним и скрылся. Втроем они прибыли в главный модуль. Командир Стивенсон и доктор Пател уже были там.
— Ну, что там? Уже оценили? — с нетерпением спросил Покровский.
Командир Стивенсон обернулся и молча посмотрел на членов экипажа.
— В нашу сторону? — добавил Покровский.
Командир кивнул, потом посмотрел на ничего не понимающих Наку и Молчанова.
— Корональный выброс. Высшая категория.
Нака закрыла лицо руками и вскрикнула в ладони.
— Буря столетия. А еще говорят совпадений не бывает. Предупреждал я, господу надоест на весь этот срам смотреть, — сказал Покровский.
Члены экипажа переглянулись.
— Давно ЦУП знает? — спросил Молчанов.
— Спутники на орбите солнца сгорели. Поток засекли только сейчас.
— Сколько у нас времени? — спросил Молчанов.
— Двенадцать часов.
Воцарилась тишина.
— Пилот, открой люк я спрыгну с самолета, — по слогам произнес Покровский.
— Щит выдержит? — спросил Молчанов.
— Такая мощь пробила бы и земную магнитосферу, — заключил доктор Пател. — Как в супершторм 1859-ого.
— Капсула может и спасет нас, но все оборудование сгорит, — сказал Покровский.
— Требуется моделирование, — сказал Стивенсон.
Доктор Пател вбил данные в компьютер. Все следили за его движениями в предвкушении. Компьютер должен был просчитать переживут они бурю или нет.
На экране появилось изображение солнца. От звезды отрывался поток солнечного ветра, похожий на тысячи острых иголок. Эти иголки летели по направлению крохотной точки, помещенной в мыльный пузырь — корабль Прайм-1479, окруженный Щитом. Иголки врезались в пузырь и вытягивали его в гигантскую каплю, на кончике которой корабль несколько минут балансировал на грани жизни и смерти. Иголки продолжали натиск, пузырь лопался, и точка погасла.
— То, что нам хана было ясно и без мультика, — сказал Покровский.
— Что же ЦУП, сэр? — обратилась Нака. — У них есть план?
— О, да. Отпраздновать, что на пути бури оказалась не Земля. — сказал Покровский.
Стивенсон посмотрел на него пустым, беспомощным взглядом.
— Эй, док. Я знаю у тебя еще осталось горяченькой. Давай хоть напоследок. Сядем, поговорим как люди, выпьем. Что трезвым-то помирать?
Доктор Пател, внезапно, схватил шею Покровского в замок, и придавил бортинженера к стене. Ричард Пател выглядел так, будто собирался открутить Покровскому голову. Молчанов подлетел сбоку и обхватил руку доктора.
— Ричард, хватит, — приказал Стивенсон, почти умоляющим голосом.
Глаза Покровского широко раскрылись. Бортинженер не пытался сопротивляться. Его, будто и не было здесь вовсе, а был кто-то другой. Молчанов увидел Покровского именно таким, каким видел тогда, через толстое стекло иллюминатора, с глазами полными боли и совершенно бесстрашными.
— Ты хочешь умереть? Умереть?! — взревел доктор Пател.
Покровский напряг шейные мышцы.
— Мне нечего терять, док. Давай.
Доктор Пател не отпускал хватку. Он сжимал еще сильней.
— Сэр, прекратите это! — кричал Молчанов, пытаясь отогнуть стальную руку доктора Патела. — Прикажите им прекратить.
Вены на лице Покровского оформились в канаты, кожа покраснела и пошла трещинами, а лицо растянулось в зловещей ухмылке.
— Я говорил, летописец. Они давно это задумали.
— Прекратите, прошу вас, — всхлипывая, пробормотала Нака.
Молчанов облетел Патела сзади и сдавил шею доктора обеими руками. Доктор Пател захрипел и отцепился от Покровского. Молчанов и доктор кувыркались в воздухе. Доктор Пател врезал Молчанову локтем в грудь. Молчанов выдохнул и живот стянуло тупой болью.
Покровский откашлялся.
— Ну что, гнида…
Бортинженер рванул к командиру Стивенсону. Тот, ожидая нападения, пригнулся. Кулак Покровского шваркнул по его лысине. Стивенсон подсел под удар и заломил Покровскому руку. Второй рукой Покровский двинул командиру в челюсть. Звук был смачный, похожий на столкновение двух куриных яиц. Стивенсон не растерялся, удар он словно и не почувствовал. Командир еще сильнее заломил руку Покровскому и тот оказался обездвижен. От ненависти Покровский ревел, зубы его скрежетали друг об друга с противным лязгающим звуком.
Доктор Пател оттолкнул Молчанова и полетел к Покровскому и командиру. Доктор собирался закончить то, что начал. Молчанов вцепился ему в ноги. Доктор Пател развернулся и ударил по едва зажившей руке.
Боль выбила слезы из глаз. Молчанов вскрикнул, но хват не отпустил. Доктор Пател нацелился ему в лицо. Молчанов пригнул голову, обнажив макушку. В этот момент подлетела Нака и стукнула доктора Патела по плечу. Удар едва мог вызвать даже легкий болевой синдром.
Доктор Пател схватил девушку за костюм, размахнулся и собирался ударить кулаком в лицо. Замаха хватило бы чтобы расколоть хрупкий череп Наки надвое.
Молчанов потянул Доктора Патела на себя. Энергия мощного удара доктора досталась воздуху.
Послышался звук стального затвора. В этот момент, доктор Пател перебросил Молчанова через плечо и тот насадился спиной на стальной поручень.
Командир Стивенсон держал в руке пистолет с широкой рукояткой под перчатку скафандра. Его щека горела красным и опухала на глазах. Дуло пистолета смотрело в лицо Покровского. Бортинженер сжимал кулаки и тяжело дышал. Его бровь была рассечена, капельки крови отрывались и кружили между ним и командиром.
— Ну давай, — сквозь зубы прорычал Покровский.
Командир не реагировал на его слова.
— Скотт, он с самого начала… — начал говорить доктор Пател, приближаясь к Стивенсону.
Командир перевел дуло на доктора. Пател от удивления вздрогнул и выставил руки перед собой.
— Я командир на этом корабле, и я не допущу…
— Не долго тебе осталось, — сказал Покровский.
— Не допущу, — еще громче сказал командир Стивенсон. — Никто не имеет права бунтовать. За неподчинение трибунал. Я командир, я буду командиром. Это приказ. Приказ. Я отвечаю за всех, я отвечаю…
Командир Стивенсон заговорился и будто провалился куда-то на миг.
— Убей нас всех сейчас, псих. А сам застрелись. Лучше пуля в башку, чем смерть в микроволновке, — сказал Покровский.
— Идиот! — сказал доктор Пател. — Мы можем выжить.
Покровский посмотрел на Наку.
— Может еще какие секреты вспомнишь?
Нака была в прострации и дрожала.
— Говори, — сказал командир Стивенсон доктору Пателу.
Доктор выдохнул.
— Капсула защитит.
— А приборы, электроника, умник? Все сгорит к чертям.
— Заберем внутрь. Выкинем из капсулыкресла, провизию — все лишнее. Главный компьютер отключим полностью, обложим грунтом. Слой в пять дюймов защитит его. У нас же остался грунт, так ведь, Андрей?
Молчанов кивнул. Рука его ныла и подергивалась, спина, казалось, вообще никогда не выпрямиться.
— А как быть с системой жизнеобеспечения? Она не влезет в капсулу и никакой земли не хватит ее закрыть, — сказал Покровский.
— Используем баки с водой. Обставим по периметру. Вода задержит радиацию.
Покровский молчал.
— Сколько тебе нужно времени? — спросил Стивенсон Покровского.
Покровский глянул с легким недоумением на доктора Патела и Командира Стивенсона, который все еще держал оружие, направленное на него.
— Ну вы даете, янки. Сначала убить хотели, теперь спасти просите…
— Сколько, бортинженер Покровский?
— Двенадцать часов. Справлюсь за девять.
— Проси все, что необходимо — сказал Стивенсон и убрал пистолет.
Командир обернулся к компьютеру. Все задержали дыхание. Покровский легко мог оглушить его со спины и завладеть оружием.
— Всем ясно, что делать?! — командным тоном сказал Стивенсон, не оборачиваясь.
— Да, сэр, — сказал Молчанов.
То же громко повторил доктор Пател, и Нака чуть тише.
— Так точно, сэр, — сказал Покровский и улетел.
* * *
Макс провел ночь на деревянной лавке с поджатыми гармошкой ногами, уткнувшись ими в голову соседа. Это был обитатель Свалки, как и остальные пятнадцать человек в камере, рассчитанной максимум на четверых узников. Все тело ломило. Вмятины на руках от зубов, избитого в подъезде парня, припухли и округлились синей каймой.
Когда решетка захлопнулась, несколько давно немытых мужчин позарились на его одежду. Спор о том, кому достанутся штаны и обувь перерос в драку. В итоге зачинщиков переселили — одного в другую камеру, а второго в тюремную больницу. Одежду Макс сохранил.
Остальным сокамерникам до него не было дела. Сгустившись в кучу, они обсуждали зачистку Свалки. Официально это называлось «расселением». Всех свозили в спец-центры, где проверяли на причастность к преступлениям. Мужчинам, кто не числился в розыске предъявлялись обвинения в бродяжничестве, хулиганстве и сопротивлению ареста. Им грозили не малым тюремным сроком и штрафом, который никто не в состоянии выплатить до конца своих дней. Вне протокола и предлагали полное помилование в обмен на согласие уехать в заброшенные города Сибири без права вернуться.
— Наши деды поднимали целину и сделали страну великой, чем ты хуже? — говорил поседевший старичок с родинкой на щеке, напоминающей головку гриба опенка. — Так и сказал мне вертухай. Моего прадеда сослали в Магадан. Не думал, что по его стопам пойду.
— Да ладно тебе выдумывать, — перебил другой мужик, помоложе. — Ссылали насильно, миллионы померли… Наслышался я этого вранья в детстве. Люди сами уезжали обживать север. О потомках заботились. Страну строили, и на хлеб всегда можно было заработать. Вот мой прадед лесорубом был, а дед инженером нефтяником, качал нефть там, где прадед деревья срубал. Уважаемые люди были. И всего в достатке. А теперь не нужна нефть, не нужна древесина. А как быть людям, которые больше ничего не умеют?
— Приспосабливаться, — сказал старичок.
— Ага, вот они и приспособились, здесь на горяченьком. Эти научники. Лишили нас всего, а сами жируют в теплых квартирах. — Мужик плюнул на пол и стукнул сверху тяжелым ботинком. — Я из Тюмени. Хороший город был, зимой холодно, снега по колено. Столько молодежи было, студентов. Верили в завтрашний день. Как появился этот синтез за пять лет город опустел. У людей не было денег, чтобы покупать еду, а потом и ее вообще перестали привозить. То, что вырастишь за три месяца, на том и питаешься весь год. Отец последнее отдал, чтобы отправить меня сюда. А сам то помер он, и мамка с бабкой следом. А теперь предлагают ехать мне обратно. Что бы мой батя сказал на это? Неужто зря помер.
— Всегда есть выбор, — говорил старичок. — Твой отец его сделал.
— Что это за выбор у меня? Кто ж выберет самовольно решетку… — возмутился мужик. — Всю жизнь пробиваю себе путь вот этими руками. Никого не обманул, не обокрал. Почему я должен ехать черт знает куда? На мне нет вины.
— Не бывает человека без греха, — продолжал старичок. — И праведник несет грязь за душой.
— Да ну тебя, дед. Тебе, вот сколько осталось? Два, три года… А, у меня целая жизнь впереди. А мне выбор иль решетка иль небо вольное, там, где ничего кроме голода, холода и смерти.
— Да! — сказал сосед.
Остальные тоже подхватили:
— Правильно говоришь…
— Чем мы хуже них?
— Мы невиновные!
— А ты дед, поедешь молча, как скажут?
— Свое время хочу дожить в мире.
— Ну и пусть катиться, — сказал кто-то.
— Это был наш выбор жить так, как хотим, а они отняли у нас его, а теперь хотят избавиться, как от крыс. Не выйдет!
— Да, не выйдет!
— Мы честные люди.
— Потому вы и здесь, — опять заговорил старичок. — Честность она всегда спутник бедности.
Все молчали и косились на старичка, как на каплю дегтя в бочке меда.
— Так что получается дед… Нужно врать и обманывать? Думать только о себе? — спрашивал мужик, окончательно запутавшись.
— А о ком думаешь сейчас ты? Или ты? — старичок водил пальцев вокруг. — О себе же.
— У меня семья есть, — сказал другой мужик.
— И у меня…
— Да, я за своих жизнь отдам!
— Ничего не стоит эта жизнь твоя, — сказал старик. — А вот продать ее дорого — это не каждому позволено.
— Вот мы и продадим, — взвизгнул первый мужик, принявший вакантную роль вожака. — Выйдем отсюда, соберем своих! Сколько нас тут, сотни три на этаже, а во всем здании? Покажем им, что мы тоже люди. Мы сами можем решить, как нам жить!
— Сами решим, — подхватили другие.
— Не позволим!
Никто больше не обращал внимания на старика. Мужики полушёпотом принялись обсуждать план бунта. Макс протиснулся между ними и подсел к старику. Тот долго и оценивающе глядел на Макса.
— Здорово вы их настроили.
Старик улыбнулся. Зубов у него почти не было.
— Ты не должен быть здесь. Твой выбор уже сделан.
— Я пока не думал об этом, — сказал Макс.
— Нет. Внутри тебя борются убеждения и желания. Но в душе ты уже знаешь, как поступишь.
Макс молчал.
— Их намерения чисты, хоть и головы пусты, — сказал старик, глядя на мужиков. — Их уже не остановить.
Дед поднял голову в пожелтевший потолок, вздохнул и, будто вся его жизнь вышла с этим воздухом. За секунду он стал старее.
— Как узнать, правильный ли это выбор? — спросил Макс.
— Узнаешь, когда проживешь жизнь…
Через несколько часов старик уснул и умер во сне.
Утром Максу вручили выписку об оплаченном залоге. В графе суммы значилась баснословная цифра. Только один человек мог заплатить столько.
На улице ожидал электрокар-лимузин. Внутри сидел Матвеев и двое крепких парней. Макс протиснулся между ними.
Электрокар начал движение. Проехав несколько сот метров, он свернул на шоссе.
— Я живу в другой стороне, — сказал Макс.
Матвеев выжидающе смотрел на него, словно ученый на подопытную мышь.
— Думал твои шуточки тебе с рук сойдут?
— Именно так и думал, — сказал Макс безразлично.
— Будь моя воля, я бы бросил тебя в тюрьму лет на пять, чтобы подумал, как в жизни все тяжело дается.
— Воля не твоя. Ты просто шестерка моего отца. Если он прикажет будешь вытирать мне жопу.
Матвеев промолчал. Выглядел он чересчур довольным.
— Вези меня в ЦУП, я хочу с ним поговорить.
— А может захватить с собой твою беременную подружку?
Макс взбудоражился, будто кто-то взорвал рядом хлопушку.
— Она не сказала тебе? — удивился Матвеев. — Истинная леди.
— Заткнись, урод.
— Видел бы ты лицо Андрея, когда он узнал о шашнях его жены.
— Она ему не жена!
Автомобиль свернул с шоссе на дорогу, ведущую к станции электропоездов.
— Куда вы меня везете?
Матвеев молчал.
— Дай позвонить отцу.
Матвеев молча всматривался в окно. Макс привстал, охранники прижали его обратно к креслу.
Матвеев покачал головой.
— Твой отец — великий человек. У тебя могло быть все. А ты смыл жизнь в унитаз.
— Да, жаль, что не ты его сын.
До станции оставалось несколько километров. Электропоезда развивали скорость до тысячи километров в час. К утру Макс мог оказаться где угодно.
— Дай поговорить с отцом. Пожалуйста.
— Как ты заговорил. Константин Александрович велел не тревожить его. Я же, как его шестерка, не имею права нарушить его поручение. Ты можешь поговорить со мной. Я передам.
— Только звонок!
— У него сейчас уйма дел. Ты и так чуть не сорвал слаженную работу НАСА и РКА.
— Этого и хочет Маккензи — избавиться от меня. Он хочет саботировать миссию.
— Глупость какая.
— Это правда. Я нашел доказательства.
— Маркус Маккензи сделал для миссии больше чем кто-либо другой. Зачем ему это?
— Это правда. Я покажу доказательства отцу. Он мне поверит.
Матвеев молчал. Станция была уже близко.
— Это его идея отослать меня, не так ли? — спросил Макс.
— Он спасает тебе жизнь.
Макс опустил лицо в ладони.
— Ладно, я расскажу все тебе. Но ты должен пообещать, что передашь ему все слово в слово.
Матвеев кивнул. Макс рассказал про зашифрованные данные марсохода Террос, про счета Маккензи и убийство Чарли Хэнлона.
— Все что ты сказал это…
— Не выдумка, клянусь. У меня есть заключение Панфилова о неполадках электрокара Чарли Хэнлона. Если обнародовать его официально, они уже не отмоются.
Матвеев сканирующим взглядом смотрел на Макса, затем приказал водителю остановиться.
— Расскажешь ему сам, — сказал Матвеев.
— Спасибо. Спасибо тебе.
Электрокар развернулся и отправился обратно в город.
От напряжения у Макса пульсировали виски. Он подумал о Свете. Почему она не сказала, что беременна? Боялась, что он разболтает, или просто не доверяла? Макс мог поклясться, что взрыв чувств, на мгновение промелькнувший между ними, был настоящим, взаимным.
Электрокар резко остановился на обочине. Затем водитель сдал назад и свернул с шоссе на прилегающую узкую дорогу, поросшую лесом. Проехав несколько километров, они остановились у проржавевшей вывески с названием старой деревушки.
Охранники вытолкали Макса на улицу. Через несколько минут позади остановился еще один электрокар. Из него вышел Монро. Потянувшись, он поправил очки и ковбойской походкой направился к ним.
— Он знает, — выпалил Матвеев, когда Монро приблизился. — У него заключение есть. Нужно обыскать его дом.
— Ты чертова тварь, — заорал Макс.
Монро отмахнулся от Матвеева, как от комара и прошел мимо.
Охранники скрепили руки Макса стяжкой за спиной. Монро подошел вплотную, он был выше Макса на целую голову.
— Наконец-то мы сможем поговорить, — сказал Монро.
— У него была с собой карта памяти, мы ее уничтожили. Он мог рассказать кому-нибудь? — не унимался Матвеев, обхаживая их кругами.
— Конечно рассказал. Он смышлёный.
Монро потянул Макса за собой. Макс попытался вывернуться, Монро схватил его одной рукой за шею и нагнул. В таком положении Макс оказался беспомощен.
— Жена Молчанова. Точно она, — сказал Матвеев.
— Не трогай ее, урод, — заорал Макс.
— Копия у нее. Надо забрать. Если она обнародует. Все узнают, — у Матвеева срывался голос.
Монро харкнул на землю.
— Я закончу с ним и навещу ее, — сказал он.
— Сделай все чисто, — сказал Матвеев.
— Ты мне не приказывай. Езжай к папочке и скажи, что сын сел на поезд в новую счастливую жизнь.
Матвеев передал Монро картонную коробку.
— Все улики по делу Хэнлона. Мой человек сказал, что проблем не будет, но лучше подстраховаться. Из-за этой зачистки теперь всех проверяют. Скажи Маркусу, я и Гумилев выполнили свою часть сделки. И хотим получить…
Монро вырвал у него из рук коробку. Матвеев подпрыгнул от страха. Монро усмехнулся. Матвеев запрыгнул в электрокар и тот умчался, оставив столпы пыли.
Монро поднял Макса и посмотрел ему в глаза. Только сейчас при ярком солнце на его лице стали заметны беспорядочные борозды. Кожа на них толстая, словно естественный бронежилет, способный защитить Монро от любой атаки. Природа словно специально выковала этого человека для такой работенки.
— Не трогай ее. Я тебя урою, — выпалил Макс.
— Спасибо за совет, — Монро ударил Макса в живот.
Макс упал на гравий. Закашлялся.
— Такой же упрямый, как папаша. Лезешь куда не надо. Я бы с радостью посмотрел, как из того багажника достают твой посиневший труп. Папаша чуть с ума не сбрендил, когда ты пропал. Думал, ты с собой покончил. Чуть всю работу нам не парализовал.
Макс лежал на гравии и жадно вдыхал воздух с песком и кашлял. Острые камни царапали ему кожу на лице.
— Ты жив только благодаря мне. А значит я могу распоряжаться твоей жизнью. Могу убить тебя, могу бросить связанным в кустах. Ты в моей власти.
Монро усадил Макса на заднее сидение. Электрокар помчался по дороге вперед. В заброшенной деревне они остановились у старого покосившегося домика. Монро пинком открыл сухую дверь и толкнул Макса внутрь. Макс запнулся и упал на деревянный промасленный пол.
Стекла в доме отсутствовали, окна прикрывали ржавые подкошенные ставни. С потолка свисали шмотки паутины с закрученными внутри мумиями насекомых. Печь кто-то разбирал на кирпичи — красные осколки разной величины валялись на полу.
Монро принес кожаный чемоданчик, поставил на подоконник и раскрыл. Внутрь он смотрел с нескрываемым удовольствием.
— Найти того полицейского — умный ход. Мы думали он давно сдох там. Живучая скотина. Покалечил двоих моих людей. Я сам прикончил его.
— Убьешь меня, отец выгонит НАСА к черту, вместе с тобой.
Монро вытащил из чемоданчика шприц и пару стеклянных бутыльков с неизвестной жидкостью.
— Сначала тебе покажется, что ты немного запутался. Ты станешь забывать, что ел утром на завтрак, как звали твою мать, куда нужно идти, чтобы посрать. Деменция медленно превратит тебя в тихий и безобидный овощ. До конца жизни ты будешь беззаботно ловить бабочек. Разве не здорово?
Острые края стяжки резали Максу руки. В отчаянии он подхватил ступнями осколок кирпича и швырнул в Монро. Осколок отскочил от ноги Монро, как от стальной трубы. Монро одобрительно кивнул бессмысленной попытке Макса и подошел ближе со шприцем в руке.
Что-то затмило свет от двери. Монро резко обернулся.
— Мужики, закурить не найдется? Умираю просто.
В дверях стоял грязный мужик в оборванных штанах и черной, как смоль куртке. Он покачивался из стороны в сторону, расставив руки в проеме.
Монро спрятал шприц за спину и пытался подобрать русские слова из небольшого запаса, объясняя мужику, что ему нужно уйти по-хорошему.
Макс поднялся на ноги. Монро обернулся. Макс побежал тараном на Монро и врезался лбом ему в подбородок. На секунду показалось, что во лбу образовалась дыра. Макс потерял равновесие и рухнул на задницу. Стяжка шаркнулась о камень, разорвала кожу и лопнула.
Монро шагнул назад, слегка пошатываясь. Его глаза стали звериными. Он харкнул кровью на пол, отбросил шприц и направился к Максу с одной целью — убить. Схватив его за шиворот, Монро поднял Макса, как щенка и замахнулся кулаком.
В этот момент Макс ударил его осколком кирпича по голове.
Монро схватился за кровоточащую рану. Макс нанес еще удар в область черепа. Монро упал на пол и не двигался. Макс, замахнувшись, подошел ближе и толкнул Монро ногой. Противник потерял сознание.
— Ну вы даете, мужики. А сигареты, то есть?
Оставлять Монро в живых было нельзя. Он сообщит о провале и на Макса обрушатся все силы Маккензи и Матвеева. Пускай они думают, что Макс сел на поезд.
Он отыскал камень потяжелее и вернулся к Монро. Уходя, бросил старику бумажник Монро с наличностью.
— Спасибо, отец. Трать на здоровье.
Макс воспользовался электрокаром Монро и домчался до дома Молчановых.
Света открыла дверь. Его вид ничуть не смутил ее. Макс вошел. В коридоре стояли сумки с вещами.
— У меня нет времени, говори зачем пришел.
— Ты в порядке? Никто не приходил к тебе?
Она отрицательно покачала головой.
— Ты уезжаешь сегодня?
— Да.
— А ребенок?
— А почему это тебя волнует? Или ты тоже решил, что он твой?
— Я могу все это прекратить, — сказал он. — Тебе не нужно уезжать.
— Я давно все решила. За мной приехали.
— Не делай этого.
— Я потратила месяц чтобы договориться об этой встрече, и я ее не пропущу.
Макс сдавливал собственным телом дверь, будто еще один дополнительный замок.
— Уходи.
Повисла невыносимая пауза.
— Ты обещала помочь с расшифровкой программы марсохода.
— У тебя нет шифр-ключа.
— Есть.
Макс вытащил из кармана шифр-ключ. Он нашел его среди личных вещей Чарли Хэнлона, которые Матвеев передал Монро.
Она ушла в гостиную, села за стол. С помощью шифр-ключа Чарли Хэнлона они получили доступ к программе марсохода, затем вместе разбирали данные строка за строкой несколько часов. За окном стемнело.
— Этого не может быть, — произнес Макс, когда они закончили.
— Это всего лишь операционная система управления. Сделай то, езжай сюда, запусти камеру и так далее.
— Здесь же ничего нет.
Света встала и подошла к ванной комнате.
— Я приму душ и уеду.
Макс сидел, обхватив голову руками, покачивался, как неваляшка. Все это время он мчался в бездну и, наконец, достиг дна. Его карьера разрушена и ради чего? Все эти подозрения… Может быть он просто сходит с ума и сам все придумал? А еще заставил поверить других людей.
«Сделай то, езжай сюда…». Макс вернулся к модуль-компьютеру и решили проверить команды одну за одной.
Света вернулась после душа. От нее пахло сладким шампунем, волосы лежали на плечах, связанные в естественные кудри.
Макс повернул к ней экран.
— Ты знаешь, что это за блок команд?
— Процедуры реагирования на запросы с Земли.
— Запросы передаются в виде кода и должны быть заложены в базу данных марсохода?
— Конечно. Чтобы он понимал, что именно он должен сделать.
— Я сверил коды с таблицей соответствий. Все сошлось, кроме одной команды. Вот этой. Она отсутствует в справочнике.
Она молча пролистала код команды, затем ответила:
— Ее добавили во время отладки. Странно, она обращается к облачному хранилищу, которое расположено… судя по адресу, на сервере НАСА.
— Зачем вводить такую команду? — спросил Макс.
Света задумалась и пожала плечами.
— Возможно, чтобы скрыть то, что должен сделать марсоход.
— Мне нужно попасть в сервер НАСА, — выпалил Макс.
— Он слишком хорошо защищен. Войти можно только подключившись напрямую.
Она сделала паузу.
— Тебя убьют.
— Я должен. А что если эта процедура взорвет Марсоход, когда они окажутся в пещере?
— Это бессмысленно.
— Я не могу так рисковать, — сказал Макс.
— Это все твоя паранойя. Смотри, куда она тебя привела.
— Ты получила деньги.
Она отвернулась.
— Да, получила. Каждый из нас выполнил свою часть сделки.
Макс посмотрел в пол.
— Они заждались тебя.
— По регламенту они ждут четыре часа. У меня еще есть время.
— Что я могу сделать, чтобы ты осталась?
Глаза Светы покраснели.
— Я не могу.
Макс протянул руку к ее животу, слегка выпирающему из облегающей кофты.
— Я мог бы любить его, как своего.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь.
— Ты не любишь Андрея.
— Откуда тебе знать?
Света вернулась к сумкам с вещами. Макс подошел сзади.
— Я помогу.
— Нет, они не должны видеть посторонних.
На ее лице прокатилась слеза. Он потянулся чтобы поцеловать. Она убрала голову.
— Не надо, пожалуйста.
— Если он погибнет, у меня будет шанс?
— Уходи!
Макс вышел на лестничную клетку. Дверь захлопнулась.
— Я буду ждать, — сказал он в тишину.
