ГЛАВА 9
Телеметрия. Прайм-1479
Атмосферное давление: 102 Кпа
Температура внутри: 22,1 С
Температура снаружи (датчик солнечный): 83 С
Температура снаружи (датчик теневой): -221 С
Курс: 3.2
Пройденное расстояние, км: 121 596 148
Задержка связи (сек): 403
Скорость км\с — 25,3
* * *
Со всего мира приходили видеосообщения. Президенты и премьеры, звезды Сети и обычные люди поздравляли экипаж с успешным запуском реактора и продолжением спасательной миссии.
Нака вела себя как стойкий боец, проводя по много часов за работой, словно и не было за ее спиной взрыва, тяжелых травм и нескольких недель комы. Молчанов носился за ней по пятам, по десять раз на дню опрашивал о самочувствии, записывал ее показатели здоровья, делал рентгеновские снимки. Каждый вечер он отправлял отчет Омару Дюпре, который только и разводил руками. Отек спадал, Нака с каждым днем хорошела на глазах.
Произошло долгожданное и волнительное событие — Молчанов получил доступ в свою лабораторию. Он пообещал себе восстановить популяцию погибших растений, а, чтобы не тратить время зря, перенес спальный мешок из каюты в лабораторию, и пока не сомкнутся глаза работал на износ.
— Лучше? — спросила Нака, задирая глаза и пытаясь оглядеть собственную рану.
Они расположились в жилом модуле — в закутке между каютами. Днем здесь было тихо, освещение оставляло желать лучшего, но все же условия были приятней чем в лаборатории, где влажность просто зашкаливала. В лабораторию доктора Патела они решили больше не соваться.
— Выглядит замечательно, — сказал Молчанов, обработав рану, — Думаю, мы снимем швы раньше.
Нака потрогала правую сторону головы, где аккуратно зачесаны за ухо черные густые волосы. На левой они отсутствовали от лба и выше, почти до теменной области. Молчанов сбрил их после взрыва для доступа к ране.
— Они отрастут. Не переживай.
— Ты уверен?
— Еще будешь вспоминать как было удобно, когда не нужно плести косы.
— Что есть косы?
Молчанов наклонился чтобы ответить. От волос Наки исходил приятный телесный аромат.
— В России девушки с древности заплетали волосы тремя прядями. Одну на другую, третью сверху и так по кругу. Это называлось косами.
Она подняла голову. Их лица оказались в нескольких сантиметров друг от друга.
— Ты покажешь как делать косы?
Молчанову стало не по себе от ее прямого взгляда. Ее сбивчивое, но уверенное дыхание ощущалось у него на коже.
— Конечно. Я научу.
Она улыбнулась. Молчанов закрепил новую повязку, положил ей руки на плечи и по-дружески похлопал.
— Ну все, готово.
Нака посмотрелась в зеркало рядом с входом в свою каюту.
— Удивительно это, — произнесла она, поправляя липкие края повязки.
Молчанов собирал медицинскую утварь обратно в сумку.
— Что именно?
— Память. На лекциях папы говорил студентам о реакторе. Я слушала в лаборантской за стеной. Он не позволял сидеть со студентами. Нака отвлекала их — он говорил. Много шумела. Я все забыла, но сейчас я помню. Так четко. Будто видеозапись проигрывается в голове. Не знаю, как это может быть.
Молчанов привязал сумку к поясу и приблизился к Наке со спины. Аккуратно притронувшись к ее вискам, он неспешно помассировал их.
— Травмы височных долей могут привести к повреждению памяти, но бывает и обратный эффект.
— У меня обратный.
— Кое-что я не могу объяснить. Когда ты проснулась, ты знала, что мы собираемся запустить реактор и, что нас постигнет неудача.
Нака задумалась.
— Не знаю откуда это пришло. Как вспышка знания. Именно она меня и пробудила.
— Мозг по истине удивительная штука.
Она открыла глаза и посмотрела на него через зеркало.
— Ты удивительный.
Молчанов улыбнулся.
— Куда мне до твоих возможностей.
— Я сильная, совсем ничего не болит.
— Ты очень сильная. Но отсутствие болей может тебя обмануть. Тебе нужно уменьшить нагрузки и больше отдыхать.
— Опять пристегнутой к столу быть? Нет. Больше не хочу.
— Ты еще слаба.
— Нет!
Она обернулась и, закрыв глаза, поклонилась ему.
— Андрей-сан спасибо, что ухаживал за мной.
— Не за что.
Все еще держа глаза закрытыми, она заговорила:
— Я видела очень длинный сон. Наш дом в Токио, там была мама, и Кейджу. Мы играли в Го. Это такая настольная игра.
— Я знаю, схоже с русскими шашками.
— Мы смеялись. Вспоминали как папа торопился утром на работу и вылил на рубашку чай. Мама дала ему новую. Он бежал с лестницы и напугал Кейджу, тот от испуга загавкал и наделал лужу. Папа наступил в нее, брызги попали ему на брюки. Пока мама вытирала пол и стягивала с папы старые брюки, я несла ему новые. Они не подошли по цвету галстуку и пиджаку. Пришлось менять и их. Утро было сумасшедшее. Папа конечно опоздал. Перед выходом он обнял нас обеих и поцеловал в щеки. Сказал, что без нас он не справился бы. Еще мне чудилась музыка, такая успокаивающая. Она была знакомой, но я не могла разобрать. Она как будто доносилась изнутри меня.
— Когда ты была в коме я напевал твои песни.
Она открыла глаза и выпучила их на Молчанова.
— Зачем?
— Хотел, чтобы ты слышала знакомые нотки.
Она покраснела.
— Пел я плохо и с твоего разрешения я больше не буду пытаться. Лучше это будешь делать ты.
Она потянулась к нему губами. Молчанов неожиданно отпрянул от нее. Она опустила глаза и прикусила силой губу. Повисло неловкое молчание. Молчанов схватил модуль-компьютер.
— Я собираю данные дляотчета о взрыве. Можно я задам пару вопросов?
Нака кивнула и вернулась к своему отсеку, начала собирать вещи.
— Что ты помнишь перед тем как произошел взрыв?
— Я собиралась проверить генератор, как приказал командир.
— Где ты была в момент взрыва?
Нака резко обернулась.
— Ты хочешь узнать, вина ли это моя?
Она впервые при нем повысила голос. Молчанов выждал несколько секунд и спросил:
— А как думаешь ты?
— Да, — твердо сказал она. — Мне очень стыдно. Моя вина, что миссия чуть не провалилась, — ее голос срывался, она едва не заплакала, но сдержалась. — Я знаю о выходе, знаю ты чуть не погиб. Если бы так, я не хотела бы просыпаться.
Слезы отрывались от кончиков ее глаз и парили в воздухе. Молчанов собрал их ладонью.
— Ты должна думать о том, что есть сейчас. Нужно забыть и жить дальше.
Нака отвернулась.
— Можно я задам еще вопрос? — спросил он.
Она кивнула, вытирая слезы.
— Когда ты была в реакторном, до того, как… Ну ты понимаешь. Ты не видела чего-нибудь странного?
— Странного?
— Тебе не показалось, что генератор был уже неисправен?
— Нет. Это моя ошибка.
— Ты уверена, что в реакторном не было кого-то еще?
— Твои вопросы странные. Ты говоришь или что-то подозреваешь?
— Я пытаюсь установить факты.
Она направилась к проходу, ведущему в соседний модуль.
— Факт один. Я все испортила и моя ответственность. Прости, у меня работа.
Молчанов последовал за ней.
— Меня не надо сопровождать, — резко сказала она, не оборачиваясь.
Проводив ее взглядом, Молчанов, выругался на себя и отшвырнул модуль-компьютер. Тот стукнулся о мягкую поверхность стены, завертелся в воздухе и вернулся обратно, словно бумеранг.
Ему остро захотелось сыграть в шахматы. Из-за задержки сигнала, обычная партия с живым игроком могла длиться не одни сутки и эту практику решили прервать. Молчанов сыграл с компьютером и проиграл в сухую две партии подряд. Ему никак не удавалось сосредоточиться.
Вечером Молчанов прибыл в главный модуль по просьбе командира Стивенсона. Вокруг него кружили несколько голографических экранов. На них отображались видеосообщения из ЦУПа, данные телеметрии и систем реактора.
— Вы хотели видеть меня, сэр? — спросил Молчанов, заметив, что Стивенсон не обращает на него должного внимания.
Командир Стивенсон показал указательный палец вверх, просигнализировав Молчанову подождать. Стивенсон принялся поочередно собирать листы с какими-то записями со стен и складывать их аккуратно в коробочку, сверху легла совместная фотография с дочерьми, висевшая на стене с самого старта. Закончив, он подлетел к столу, где ждала открытая консервная банка с мясом. Подхватив наполненную ложку, он сунул ее в рот, аккуратно прожевал. Запах говядины со специями разлетелся по модулю.
— С кораблем все хорошо, сэр? — спросил Молчанов, указав на экраны.
— Если бы не правки Наки, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.
— Сэр, об этом я хотел поговорить с вами. Нака слишком много времени проводит за работой. Она еще слаба.
— Вздор. Она сильнее всех нас. Ее даже твои лекарства не одолели.
— Это так, сэр. Но ей нужен отдых. Еще есть опасность осложнений. Я рекомендовал бы не более трех часов работы в день.
Командир Стивенсон протер лысину и пожал плечами.
— Так скажи это ей. Ты врач экипажа.
— Уже сказал, сэр. Она не послушала.
Командир Стивенсон прожевал новую порцию мяса и с явным нежеланием произнес:
— Я посмотрю, что можно сделать.
— Спасибо, сэр. Ох, простите, вы же вызвали меня. А я тут со своими проблемами. Совсем забылся.
Командир Стивенсон внимательно выждал пока Молчанов договорит.
— Мне необходим отчетный сеанс.
Повисла пауза.
— Вы серьезно, сэр?
— Абсолютно. Пункт 20.1 положения о безопасности полетов. Каждый член экипажа в случае обнаружения у себя признаков психических расстройств должен немедленно доложить врачу экипажа. То есть тебе. Именно это я и собираюсь сделать.
Командир Стивенсон смотрел на него до безобразия настойчиво.
— Я знаю правила. Но как врач экипажа могу с уверенностью сказать, что каждый из нас сейчас испытывает проблемы. Еще недавно мы были на волоске смерти.
— Я написал прошение об отставке и этот разговор всего лишь формальность. Я обязан приложить заключение врача экипажа и отправлю его сегодня же в ЦУП.
Молчанова словно огрели кочергой по голове. Стивенсон же продолжал нехотя жевать мясо. Судя по всему, через силу. Даже без измерений заметно, что он сильно похудел. Худоба была его обычным состоянием, но теперь это выглядело просто угрожающе: щеки впали, острые скулы оголились, кожа на голове и лице ссохлась и покрылась прыщами.
— Сэр, — тихо обратился Молчанов. — Расскажите, что случилось.
— Я нарушил запрет об использовании связи в личных целях. Перед запуском я отправил сообщение семье.
Стивенсон загреб полную ложку мяса и опустил в рот, проглотил не прожевывая.
— Сэр, вы поступили так как поступил бы каждый.
— Я нарушил приказ! Энергии могло не хватить для запуска. Я мог погубить экипаж.
— Но не погубили.
— Я был не в состоянии принимать взвешенные решения, — он прервался, стараясь успокоить самого себя. — Я не позволил отключить Наку. Если бы не ее воля к жизни, мы бы… Я должен понести наказание. Начинай сеанс.
Молчанов кивнул и включил запись диктофона. Он наговорил стандартное предисловие и задал командиру несколько уточняющих вопросов о его личности. Стивенсон отвечал очень серьезно, иногда говорил сходу, а иногда долго думал прежде чем произнести хоть слово.
— Вы осознавали последствия своих действий? — спрашивал Молчанов.
— Да, осознавал, — отвечал Стивенсон, выпрямив спину, словно на экзамене.
— Тогда почему вы пошли на это?
— Я не верил в успех запуска.
— Вы считали, что экипаж погибнет?
— Да.
— Если бы кто-то из экипажа обратился к вам с просьбой отправить сообщение его семье. Вы бы дали разрешение?
Вопрос заставил Стивенсона задуматься.
— Нет. Это против правил.
— Тогда почему вы дали разрешение себе?
— Я проявил слабость. Недостойную для командира.
— Есть ли другие причины, по которым вы хотите подать в отставку?
Стивенсон молчал несколько секунд, собираясь с мыслями.
— Нет.
Ответ не звучал уверенно.
— Вы любите свою семью?
— Конечно.
— Что вы сказали им в сообщении?
Стивенсон посмотрел вдруг на Молчанова и в его взгляде читалось недовольство.
— Это не относиться к делу.
— Это поможет мне прояснить ваши мотивы, проверить наличие аффекта и оценить психоэмоциональное состояние. Это непременные атрибуты заключения.
Командир Стивенсон задумался.
— Я попросил прощения.
— За что?
Он помолчал. Потом выдохнул и заговорил.
— За то, что не послушал их. Согласился на полет, который ничего для меня не значил.
— Тогда почему вы полетели?
— Потому что пообещал.
— Кому вы пообещали?
— Другу.
— Вы имеете ввиду Чарли Хэнлона, сэр?
У него задрожали скулы.
— Простите, что я затронул эту тему. Но мне важно знать подробности.
Его глаза покраснели.
— На месте командира он видел только меня. Я пообещал, что сделаю это.
— После смерти Чарли вы могли отказаться от обещания.
— Я не мог предать его память.
— Вы были обязаны ему чем-то?
— Мы учились вместе, вместе служили. Однажды, когда оба были еще зелеными юнцами, мы вели патрулирование границы военного конфликта в Алжире. Мы возвращались на базу. Мой бортовой компьютер дал сбой, я отклонился от курса и залетел на территорию противника. У них были старые русские ПВО. Лучшие, что я видел. Противник открыл огонь. Я пытался маневрировать, но понимал, что шансов нет. Катапультироваться было бессмысленно, меня бы поймали, запытали до смерти, а потом повесили мою голову на заборе. Чарли вызывал меня по рации, но я не отвечал. Я не хотел, чтобы и он погиб из-за меня. Когда у меня закончились тепловые ловушки, я понял, что это конец. Но ракета, вдруг отклонилась в сторону. Это был Чарли. То, что он сделал было просто невозможно. Его самолет прошел пересекающим курсом между мной и ракетой. Она ударила ему в хвост. Я наблюдал как горящий самолет моего друга пикирует к земле, и понимал, что ничем не могу помочь. Через три дня Чарли подобрали в тридцати километрах к югу у границы. Противник отправил сотню людей на поиски, но Чарли проскользнул мимо, как нож сквозь масло. У него был талант всегда выбираться из любой передряги. Я бы так не смог. Когда мы встретились, он только похлопал меня по плечу и сказал — «ты поступил бы также, брат». И я пообещал, что, когда Чарли нужна будет моя помощь я обязательно приду. Если бы не он у меня не было бы моей семьи. Я обязан ему всем.
— Что вы почувствовали, когда узнали, что он погиб?
— Ярость.
— Вы вините себя?
Стивенсон уставился в одну точку и еле заметно кивнул.
— Вы ничем не могли ему помочь. Будь вы рядом вы бы тоже погибли.
— Если бы я был там, я не дал бы ему вести электрокар так безрассудно.
Наступило молчание. Глаза командира стали стеклянными, а мысли витали где-то совсем далеко.
— Сэр, а что если Чарли погиб не случайно?
Стивенсон навострил уши.
— Вы сказали, что он асс…
— Лучший из тех, кого я знал.
— Тогда почему асс, способный вести многотонную машину на скорости десять тысяч километров в час, не справился с управлением электрокара в хорошую погоду?
— Чарли слишком часто обманывал смерть. Очередной раз она не простила ему.
— Ведь он вел «Дьявола», не так ли? Самый совершенный электрокар в мире. Все его контуры дублированы трижды. Лучшие датчики, противоаварийная система и ничего не помогло.
— Ты хочешь сказать, что кто-то нарочно испортил контур «Дьявола», и никто не заметил?
Повисла секундная пауза.
— Я не знаю, сэр. Но это возможно.
— Кому это могло понадобиться? — абсолютно серьезно спросил Стивенсон сам себя и его сознание будто покинуло организм, глаза стали совсем потухшими.
Стивенсон хотел еще что-то сказать, но замолчал, издав непонятный визгливый звук.
— У него были какие-то враги? — спросил Молчанов.
— У всех людей есть враги. Откуда мне знать?
— Я всего лишь рассуждаю. Может быть он делился с вами?
— Почему ты вообще заговорил про него?
— Это вы заговорили про него.
Сердцебиение Стивенсона приблизилось к ста пятидесяти ударам.
— Сэр, я дам вам успокоительное.
Молчанов потянулся к сумке. Стивенсон схватил его руку и сильно сжал. Пальцы мгновенно онемели. Молчанов не произнес ни звука. Спустя какое-то время Стивенсон отпустил и направился к переходу из модуля. Молчанов последовал за ним. Стивенсон шлагбаумом выставил руку перед ним.
— Мы закончим позже.
— Конечно, сэр.
* * *
Частички растений, еще недавно бывшие льдинками, забили фильтры вентиляции лаборатории. Молчанов провел полдня вычищая их. В результате ободрал руки и получил ноющую боль на месте поджившего перелома.
Наружу уже выглядывали первые зеленые побеги. Особую радость Молчанову доставляли ростки репейника. Он представил, что уже к концу путешествия, его лаборатория вновь будет благоухать запахами жасмина и пестреть зелеными лопухами.
Молчанов глотнул воды и проверил журнал полива. Он держал информацию о каждом растении в памяти, но страх потерять все снова заставлял его по много раз перестраховываться.
В лабораторию влетела Нака. Молчанов точно помнил, что ближайшая их встреча назначена только на завтра. Нака кивнула в знак приветствия, осмотрелась и направилась к стеклянному квадратному куполу. Внутри располагалась чашка Петри — специальная плоская посуда для выращивания культур микроорганизмов. Нака нагнулась над куполом и прищурилась.
— Карцикулы, — сказал Молчанов, приблизившись сзади.
Нака глядела на них с лицом школьника, пришедшего на экскурсию в музей.
— Это то, о чем все говорят?
— Карцикулы лактис, — от радости у Молчанова все еще щемило в груди. — Это удивительно, но они выжили. Их ДНК стабильно. Это настоящее чудо, грандиозное открытие для астробиологии. Только ради этого стоило начинать эту миссию.
— Я их совсем не вижу, — посетовала Нака.
Молчанов приблизился вплотную, аккуратно взял ее за руку и направил палец в левый верхний угол чашки Петри.
— Видишь бледно серую пленку.
— Такие крохи, — она прильнула поближе чтобы рассмотреть.
— В этом пятнышке больше микроорганизмов чем звезд в нашей галактике.
Нака осмотрела лабораторию.
— Многие твои растения умерли, — с чувством вины сказала она.
— Я восстановлю их. У меня еще полно запасов семян, — Молчанов указал на мешочки, аккуратно сложенные в отдалении лаборатории. — Земли хватит чтобы вырастить все.
Она вновь прильнула к куполу.
— Хочешь посмотреть на них вблизи? — спросил Молчанов.
Она улыбнулась и кивнула. Молчанов подключил микроскоп к капсуле. Нака заглянула в окуляры. Молчанов тем временем вытер рукавом лицо от грязи, налипшей во время чистки фильтров.
— Они похожи на бонсай, — воскликнула она.
— Карликовые деревья. Хм, отличное сравнение, мне оно не приходило в голову.
— Мама выращивала их в нашем саду. Они были ее сокровищем.
Молчанов покрутил ручку зума и уменьшил масштаб.
— А теперь как шарики воздушные. На веревке, — восхищенно сказала Нака. — Так красиво.
— Когда мы прилетим на Марс, я выпущу эти шарики на волю.
Нака оторвалась от микроскопа и с удивлением посмотрела на Молчанова.
— Под присмотром конечно, — уточнил он. — В изолированном от биосферы Марса месте.
— Может быть Марсианам пригодятся эти карцикулы? Ими можно питаться.
Молчанов представил себя на лекции перед студентами в университете. Том самом, в котором, когда-то работал отец.
— Биосфера любой планеты уникальна. Даже если мы на сто процентов уверены, что планета необитаема, нельзя привносить земную жизнь без тщательной проверки.
— Это же просто грибки. Как они могут быть опасны?
— Для нас они безвредны. Но марсиане живут в других биологических условиях. Их ДНК существенно отличается от нашей. Они подчиняются другим биологическим законам, абсолютно неведомым для нас. Карцикулы могут стать для них смертельным ядом, — Молчанов снял со стены фотографию марсианина. — Часто представляю, как впервые увижу их движения — они определенно должны быть грациознее наших. Услышу их голос. Интересно, как он будет звучать в условиях низкого давления? Возможно марсианская эволюция и вовсе лишила их голосовых связок, и они общаются жестами.
— Или читают мысли?
— А почему бы нет? Наши знания о развитии жизни всегда ограничивались только земной средой обитания. Мы всего лишь набор случайных мутаций. Эволюция миллионы лет приспосабливала нас к земной жизни. Если бы эволюция решила, что для выживания нам нужны крылья, она дала бы нам их, как птицам и никто не удивлялся бы летающим людям. Только представь на что могут быть способны марсиане? На Земле я всегда тянул за ниточки и знал к чему они меня приведут, потому что жизнь взаимосвязана. Но Марс. Я совершенно не знаю, что меня ждет. Я тяну нить вслепую, и это невероятно интересно.
— Ты, как мой папа. Он говорил со студентами также страстно. Никого не замечал вокруг.
Повязка съехала ей на лоб. Она попыталась приподнять ее, но ей не удавалось ухватиться за торчащий краешек. Молчанов помог и закрепил повязку.
— Так-то лучше.
— Спасибо.
Она сняла с пояса фотоаппарат.
— Хочу сфотографировать тебя. Рядом с ними.
— Не стоит. У тебя совсем мало кадров.
— Я хочу.
Молчанов придвинулся к капсуле и положил сверху руку, словно обнимал друга. Нака прицелилась. Щелчок.
— Кажется, я моргнул.
Нака убрала фотоаппарат за пояс.
— Ничего. Я сделаю так, чтобы твои глаза были открыты. Могу даже сменить их цвет.
— На какой?
— Какой захочешь.
— Красный.
Она рассмеялась.
— Лучше оставить как есть. Уже идеально.
Нака приблизилась к стене и рассмотрела фотографии, которые Молчанов перенес из каюты вместе со спальным мешком.
— Это твой папа?
— Да.
Она потянулась к фотографии и за несколько сантиметров от нее остановилась, взглядом спросив у Молчанова разрешения. Он кивнул. Она аккуратно сняла фото и рассмотрела вблизи. Отец запечатлён в лаборатории. Он стоял, облокотившись на стол, скрестив руки перед собой, голова повернута в сторону, рот приоткрыт. В тот он подзывал Андрея к себе, чтобы сфотографироваться вместе. Но Григорий Васильевич, его наставник не дружил с электронной техникой и случайно сделал это фото. Несмотря на то, что через несколько секунд была сделана их совместная фотография, Молчанов любил именно эту. Отец на ней как живой.
— Совсем не похожи, — сказала Нака.
— Я похож на мать. Только подбородок его и волосы.
Нака перевела взгляд с фотографии на Молчанова, затем обратно.
— Твой папа врач?
— Он биолог.
— Как ты?
— Почти.
— Он должно быть гордиться тобой?
— Он умер, много лет назад.
— Прости…
Нака отвернулась и внезапно заплакала. Молчанов обнял ее. Она еще больше разрыдалась. Спустя несколько минут она успокоилась и смогла говорить.
— Когда ты сказал, я снова ощутила ту боль. Она живет тут, в груди. Не могу контролировать. Ты тоже до сих пор чувствуешь?
— Будто это было вчера.
Нака возвратила фото на место. Воцарилась тишина. Лишь только жужжала вновь очищенная вентиляция.
— Мой отец часто приносил домой банки с насекомыми, — рассказывал Молчанов. — Жуки бронзовки, венгерские жужелицы, огромные тараканы-носороги, — Нака вздрогнула, когда Молчанов показал ей размер тараканов-носорогов, вытянув ладонь. — Мама так ругалась. Насекомые жили у нас по много месяцев. Когда они умирали я очень переживал. Тогда я решил, что сам могу не хуже папы искать новых жуков. Я ловил их на улице, выкапывал из-под земли, складывал в банку и приносил домой. Мама наругала меня и заставила выпустить их. Они с отцом сильно повздорили из-за этого. Отец говорил, что ребенку нельзя запрещать быть любознательным. Он говорил — я, как растение, если не поливать, засохну. А потом папа принес мне книгу и сказал, что, если я хочу быть настоящим исследователем, мне не нужно содержать находки дома, я должен составлять каталог. Я зарисовывал туда мух, червяков, жуков, в общем все, что мог найти. Потом отец принес с работы старый микроскоп, ему, кажется, было лет сто. Линзы прошаркались, резкость не настраивалась, а еще от него воняло спиртом. Помню, когда впервые посмотрел в него. Вокруг меня были еще миллионы находок. Уже через год у меня был обширный каталог из нескольких томов. Когда видишь перед собой результаты работы — это непередаваемое чувство гордости. К этому чувству быстро привыкаешь и уже не можешь без него жить. Я мнил себя первооткрывателем, а потом отец сказал, что все организмы в моем каталоге уже давно известны. Я так плакал. Отец обнял меня и сказал — никогда не останавливайся! Он поселил во мне желание — продолжать искать. Повзрослев я решил направить взор в космос. Пока мой внеземной каталог пуст.
— Скоро там появится первая запись, — сказала Нака. — Отец бы гордился сыном.
— Он не узнал, что я пошел по его стопам, — голос его задрожал. — Мы поругались, я сказал, что мне его жизнь не интересна. Я сильно огорчил его.
— Ты не виноват.
— Я не успел попросить у него прощения. Слишком поздно я понял…
Она положила руку ему на грудь.
— Он простил тебя давно. Он все видит.
В ее словах была такая искренность, что Молчанов внезапно ощутил прилив жгучего одиночества. Со смертью отца одиночество стало его вечным спутником. И никто, ни мама, ни Света не могли заполнить его. Смогла только Нака. Они, как два голодных изнеможённых пса, промокших под ливнем обстоятельств, внезапно встретились посредине клетки.
Он поцеловал ее. Она оплела его ногами и прижала к себе. Они парили в воздухе, предаваясь новыми ощущениями, как сплетенные бабочки. Ударялись о стены, сносили с крепежей приборы и инструменты. Те в свою очередь кружили вокруг них, словно спутники.
Когда все закончилось они собирали мусор и швырялись им друг в друга. Молчанов отворачивался, Нака подлетала сзади и целовала ему шею. Его пробивали мурашки. Он пытался поймать ее, но она успевала ускользнуть, переворачиваясь в воздухе подобно прыгунье в воду.
Ночью они договорились встретиться снова. Закутавшись в одеяло, в полной темноте они летали, прижавшись друг к другу, и разговаривали обо всем.
— Командир закрыл доступ в программу главного компьютера. Он мне не доверяет.
— Возможно он хочет проверить все ли в порядке после случившегося.
— Меня все ненавидят.
— Это не так, — сказал Молчанов.
— Я чуть не убила вас.
— Ты загладила вину сполна. Все это понимают.
— Иван с самого начала унижает меня. Говорит я некомпетентна.
— Он завидует. Ты, молодая девушка и добилась больше него — взрослого и опытного мужчины. Ты высаживаешься на Марс, а он остается на орбите. Его ненависть от бессилия.
Молчанов вспомнил как застал Покровского в реакторном модуле.
— Ты спишь с закрытыми глазами? — спросила Нака.
— С чего ты взяла?
— Я звала тебя.
— Просто задумался.
Нака положила голову ему на плечо.
— Думаю командир уже не сможет доверять мне.
— Скотт умный и справедливый человек. Он не хочет напрягать тебя раньше времени пока ты не восстановишься.
Стало жарко. Они раскрылись и остались совершенно голыми. Оделяло уплыло от них. Песчинки-звездочки мерцали в иллюминаторе.
— Тебе нужно успокоится. То чем мы занимались тебе вообще противопоказано. Меня могут уволить с работы.
— Мне бы этого не хотелось, — сказала она.
— Претворимся, что мы не нарушали с десяток правил, а я как твой лечащий врач назначил тебе полезную для здоровья физиотерапию, — Молчанов усмехнулся.
— Так ты и скажешь командиру? — спросила она.
Молчанов хохотнул, но затем осознал, что она не шутит.
— Мы никому не скажем.
— Почему?
— Потому что отношения на борту запрещены. Это прописано в наших контрактах. Нас отстранят и будут судить.
— Значит для тебя это просто развлечение!
Она вырвалась их его объятий, собрала одежду и улетела.
Молчанов окликнул ее, но она не обернулась.
* * *
Макс шагал по вымощенной из жестяных листов дороге. Помятые автомобили, грузовики и автобусы громоздились в сплошные стены высотой с дома. Повсюду стоял запах выхлопных газов и дерьма. Раньше здесь проходили трубопроводы городской канализации. Когда они вышли из строя, властям было выгодней протянуть новые в обход, нежели загонять ремонтников на Свалку. Местные жители выкапывали трубы, обдирали теплоизоляцию и использовали для обогрева. Подземные станции метро также пришлось закрыть. Особо предприимчивые жители Свалки захватили вентиляционные шахты и пытались обложить налогом транспортировку свежего воздуха в метрополитен.
Всюду висели объявления с предложением приобрести металлическую недвижимость. Седан японской сборки из двадцатого века с картонками вместо стекол стоил как, обед в кафе. Рейсовый автобус обойдется в месячную аренду городской квартиры. Состоятельные жители Свалки могли позволить себе иметь в собственности самолет.
Местный ржавый колорит разбавляли небесные проекции. Для жителей Свалки подбирался особый репертуар. Социальная реклама призывала к смирению, доброте, соблюдению законов и честному труду. Но самый высокий рейтинг имели прямые включения с Прайма-1479. Жестяной шум и рев моторов замолкали, прекращались драки, ругань и плачь, люди задирали голову в небо и с замиранием сердца слушали каждое слово Бальтазара.
Макс забрел на местный рынок. Помимо несъедобной еды, промасленной одежды, оружия и виртуальных очков, здесь можно было купить настоящий бензин. Его продавали в помятых стальных канистрах. Проверок полиции никто не опасался. Стражи порядка предпочитали обходить Свалку стороной, ограничившись постами на прилегающих дорогах. Иногда после жестоких столкновений местных банд полицейские устраивали рейды. Они находили несколько десятков изуродованных тел и сотни стрелянных гильз. Для отчетности арестовывали несколько уголовников и все возвращалось на круги своя. Свалка стала прибежищем не только бедняков и преступников, но и тех, кто просто хотел, чтобы о его существовании забыли. Именно такого человека Макс и искал.
На рынке стоял громогласный ор. Под ногами путалась ребятня, вокруг сновали воришки и карманники. Макс показывал торговцам фотографию.
— Панфилов Сергей, знаете такого?
Продавцы морщились и отмахивались, когда понимали, что он не собирается ничего покупать. Один согласился помочь в обмен на покупку карбюратора от советской Волги. Макс согласился, но продавец, получив деньги, тут же забыл об обещании и посоветовал Максу свалить. Макс потребовал вернуть деньги и забрать чертов карбюратор обратно. К продавцу прибыла подмога в лице двух человек аналогичной засаленной внешности и Максу пришлось ретироваться.
День шел к закату. От рева бензиновых моторов разболелась голова. Макс прошагал Свалку вдоль и поперек и еле волочил ноги от усталости. Никакой информации о Панфилове ему не удалось найти.
Девчонка лет тринадцати как-то странно смотрела на него.
— Ты ищешь Панфилова? — спросила она, когда он подошел.
Девчонка невысокого роста, худая, в старом спортивном костюме и бейсболке.
— Ты его знаешь? — спросил Макс.
— Знаю.
Она выжидающе смотрела на него.
— Где его найти?
— Сколько у тебя денег?
— У меня нет денег.
Она пожала плечами и скрылась между двумя автобусами.
— Эй! — крикнул Макс
Он заглянул за ней в проход. Девчонка исчезла. Он постоял еще какое-то время и пошел дальше. Выйдя к окраине Свалки, он вновь увидел ее. Девчонка также непринужденно стояла на краю дороги. Макс подошел к ней и сунул купюру в руку. Она внимательно осмотрела ее, понюхала и сунула в карман. Затем вновь протянула руку за добавкой.
— Остальное, когда приведешь к нему.
Девчонка молча пошла вперед. Макс последовал за ней.
— Куда мы идем? — спросил Макс ей вдогонку.
Девчонка молча шла дальше. Они вышли к корпусу старого самолета. Крылья и шасси отсутствовали, иллюминаторы были обтянуты неработающими гирляндами. Из окна кабины пилотов торчали чьи-то ноги, следом выходил сигаретный дым. На обшивке была надпись: «Бар Ту-154», небрежно нарисованная красными мазками по выцветшей краске.
Девчонка остановилась у входа. Вокруг не было ни души.
— Он там? — спросил Макс.
Она кивнула. Макс осторожно отодвинул шторки и вошел. Внутри горел приглушенный свет красного оттенка, воняло сигаретами.
Вместо рядов сидений стояли столы, за одним из которых располагались трое мужчин. Позади них через открытую дверь доносились женские голоса и умиротворяющая музыка. Проститутки в откровенных нарядах хихикали между собой. Там же стояли узкие кровати, огороженные непрозрачными ширмами.
Мужчины внимательно разглядывали Макса. Они были не старше тридцати пяти, двое крепкого телосложения, третий худой с татуировками во все тело. Никто из них не был Панфиловым.
Макс развернулся чтобы уйти, но проход уже преградил еще человек. Двинувшись на Макса, он вынудил его шагнуть к троице за столом.
— Мне сказали я могу найти здесь одного человека.
— Кто тебе сказал, снежок? — спросил худой мужчина с носом-картошкой.
Несмотря на его молодой возраст он был почти полностью седой.
— Девочка…
— А ты рассчитался с ней? — спросил седой.
Макс не ответил. Седой встал и обошел стол.
— Снежок, тут принято платить за услуги вперед.
— Тогда найдите мне того, кого ищу, и я заплачу остальное.
Макс сделал шаг назад. Волосы на затылке зашевелились от дыхания четвертого позади него.
— Ты думаешь мы тут отбросы какие-то? — седой швырнул сигаретой в Макса. Уголек отскочил от куртки и упал на пол. — За твои копейки, будем перед тобой выплясывать? Думаешь, можешь порядки тут устанавливать?
В его руке сверкнуло лезвие ножа.
— Посмотрим, что у тебя есть. Выворачивай карманы.
Макс резко взмахнул пакетом с карбюратором. Удар пришелся седому в лицо. Послышался хруст, седой рухнул на стол, одна ножка сломалась и стол упал горкой на пол. Седой скатился по нему, как безжизненная кукла. Бутылки и стаканы посыпались на пол.
Макс пригнулся. Рука нападавшего сзади пролетела мимо головы, шаркнув ему по волосам. Макс развернулся и ударил зажатым в руке карбюратором противника в подбородок. Мужчина пошатнулся. Макс обошел его сбоку и толкнул ногой в спину. Мужчина потерял равновесие и повалился на седого. Двое подхватили его прежде чем он расплющил седого.
Макс выскочил на улицу. Его схватили его за рукав, он размахнулся чтобы ударить. Девчонка закрыла лицо ладонями. Макс убрал кулак. В следующий миг девчонка взмахнула ножом перед его лицом. Лезвие оцарапало ему щеку.
Макс оттолкнул ее и побежал. Двое выскочили из самолета и рванули за ним, крича вслед оскорбления и обещания расправы.
Макс нырял в повороты, стараясь не бежать по прямой больше нескольких метров. В конце концов он заблудился. Преследователи немного отстали. Макс спрятался за грузовик с высоким бортом и отдышался.
Он хотел проверить местоположение по карте, но в кармане не оказалось модуль-компьютера. Должно быть обронил в самолете.
Преследователи приближались. Макс замер и прижался спиной к колесу. Сердце колотилось, словно молот по наковальне. Мужчины остановились с противоположной стороны грузовика.
— Алло, нет его, ушел, — говорил один. — Да, ищем. Понял. Найдем.
Он закончил разговор и обратился к напарнику:
— У слона нос сломан, он в бешенстве.
— Сученок, где-то здесь должен быть. Прячется, сученок.
Макс высматривал пути отхода. Он мог бы проскочить между двумя легковушками и затем повернуть направо, а там, кажется, на горизонте виднелся столб забора.
Макс дождался пока преследователи отдаляться и начал движение медленно на корточках. Когда он добрался до поворота, между ним и преследователями было не меньше сотни метров. Впереди был точно забор. Высотой в три метра, сотканный из толстенных труб, он казался непреодолимым. Только не для Макса.
Внезапно, перед ним выросла фигура. Это была та самая девчонка.
— Снежок здесь! — заорала она.
Макс собирался заткнуть ей рот ладонью. Девчонка резким движением представила ему нож к горлу. Макс попятился и уперся в ржавый минивэн.
— Отпусти, дам денег, — сказал Макс.
Она сильнее придавила нож и огрызнулась. Передние зубы у нее отсутствовали, а клыки торчали, словно у вампира.
В следующий миг прозвучал звонкий шлепок. Девчонка рухнула на землю, хватаясь руками за лицо.
Силуэт человека схватил Макса за шиворот и потянул за собой. Макс не видел куда бежит, только судорожно перебирал ногами, уткнувшись в спину спасителю. Сзади звучали шаги и крики преследователей. Спустя несколько минут им удалось оторваться. Они вбежали в старый покосившийся автобус без колес. Незнакомец закрыл дверь и приказал Максу пригнуться. Они сидели в тишине пока не убедились, что преследователи их потеряли.
Макс узнал в спасителе Панфилова. От упитанного добряка с фотографии остался стройный, как трость мужчина с ороговевшей кожей на лице. Прежними остались только глубоко посаженные глаза и редкие светлые усы.
Панфилов протянул Максу флягу с водой. Макс потянулся. Панфилов выронил ее. Макс нагнулся чтобы поднять, а в следующий миг Панфилов уже держал его шею в замке. Макс был абсолютно обездвижен.
— Кто тебя прислал? — спросил Панфилов.
— Я сам, — выговорил Макс.
Панфилов сдавил шею. Макс задыхался.
— Я тебе шею сверну. Говори, это Гумилев прислал?
Макс хлопал его по руке, как проигравший в битве боец.
— НАааСАаа.
В глазах темнело.
Панфилов отпустил ему шею. Макс кашлял и жадно дышал.
— НАСА? — переспросил Панфилов, помолчал секунду и добавил. — Хм, а я тебе верю. Следак не стал бы трясти фоткой перед первым встречным.
Панфилов сел на потрепанное кресло, Максу досталась ободранная лавка.
— Здесь нельзя показывать, что ты городской, иначе в багажнике похоронят.
Макс все еще массировал шею.
— Тут не только деньги в цене, но и все что можно надеть или, — Панфилов провел пальцем по груди сверху вниз, имитируя разрез. — Извлечь.
В горле встал ком. Макс кашлянул.
— Ты что космонавт?
— Я Максим. Инженер НАСА. Ну то есть бывший.
Макс рассказал о себе, о Маккензи, о том, как раздобыл информацию с его терминала и найденном заключении. Панфилов слушал внимательно. Когда Макс произнес имя Чарли Хэнлона, Панфилов вскочил и зашагал взад-вперед.
— Вот же сука, Гумилев! Тварь. Ну я до тебя доберусь.
Панфилов тараторил себе под нос, словно с кем-то спорил. Потом он вновь сел и обратился к Максу:
— Как ты узнал, что я здесь?
— У меня есть друзья в прокуратуре. Они помогли с доступом к отчетам. Вы ушли на пенсию, а затем пропали без вести. Есть показания, что вас видели на Свалке.
На вечеринке в баре по приглашению Игоря Павлова, Макс изрядно напился и уговорил братьев Волошенко помочь ему с поиском «старого друга отца». Макс так напился, что с трудом помнил все подробности.
— От кого вы прячетесь? — спросил Макс.
— Начальник мой сначала просил по-дружески: «Серега, пойми большим людям не нужен скандал перед полетом». Потом стал угрожать увольнением, деньги предлагал. Думал я продажная тварь, как он и вся его гопота. Кто ему платил, американцы или русские я не знаю. Гумилеву не важно кто дает бабло. Ублюдок думает — так все вопросы можно решить. Со мной нельзя, — заорал Панфилов. — Я ему это сказал в лицо, что пальцем не пошевелю и пойду выше, если будет давить. А он меня на пенсию отправил, хотя у меня договор был еще на три года. Но я все равно не сломался.
— Они изменили отчет, а ваш удалили.
Панфилов встал. Глаза его округлились, а лицо налилось ненавистью.
— Ну я достану этого ублюдка.
— Я могу помочь. Ваши слова станут доказательством. Маккензи замешан, я уверен.
Панфилов присел. Его взгляд стал усталым.
— Думаешь, я не пытался стучаться в двери? Не пытался к журналистам идти? Даже в Сеть выкладывал. Они запустили еще с полсотни версий и все растворилось. Видишь, куда они загнали меня? Обещали жене, если не заткнусь, в следующий раз закопают. Только недооценили они. Я-то смерти не боюсь, за тридцать лет столько насмотрелся. Мне бы только прожить как можно дольше чтобы этих уродов прижать.
— Я знаю коды доступа к спутникам, могу вывести вас в прямой эфир на крупные сетевые каналы. Пока они будут разбираться где источник, у вас будет достаточно времени.
— Ты сказал больше не работаешь там. Как пройдешь? — спросил Панфилов.
— Главное будьте готовы сказать все, как было на самом деле. Остальное я сделаю.
Панфилов приободрился. Сжав кулак, он стукнул по ладони несколько раз.
— Я закопаю их. Все расскажу.
— Вы уверены, что электрокар специально испортили?
Панфилов подошел к Максу, посмотрел на него сверху вниз.
— Ты сомневаешься во мне?
Макс тоже встал.
— Хочу быть уверен.
— Все платы сгорели в пожаре, но я восстановил последовательность команд. Программу мотора нарочно сбили так, чтобы тормоза и рулевое отключались после набора скорости. Я не знаю как им это удалось. Такое мог провернуть только одаренный человек. Среди наших следаков таких нет, точно знаю, — Панфилов протянул Максу руку. Они обменялись рукопожатиями. — Я выйду в эфир и все расскажу. Больше они не смогут меня заткнуть.
Макс кивнул.
— Тогда завтра, в три часа дня. В это время нагрузка на Сеть максимальна, — сказал Макс
— Завтра в три.
Обсудив остальные нюансы, Панфилов заметно повеселел. Он сидел, сложив ногу на ногу и попивал воду из помятой бутылки. Попутно рассказывал о прошлом: как выводил на чистую воду коррупционеров, скрывался от покушений и выходил сухим из воды даже когда был на грани.
— Вот смотришь на этого ублюдка. Он пихает тебе деньги, умоляет, готов целовать ноги, а ты спрашиваешь себя: вот зачем все это мне? Как бы примеряешь на себя. Начинаешь думать, что с тобой что-то не так. Закрадываются сомнения. А может все-таки чуть-чуть взять? И на квартиру нормальную хватит, да и кушать вкусно хочется. Вот, что я скажу, не бывает чуть-чуть подлости, ты либо подлец, либо нет. Назад пути уже не будет. И если я стану подлецом, кто тогда останется? Кто защитит? Я один на поле боя, а значит все средства хороши. Если перед тобой подлец, неважно сколько у него детей, долгов или родители больные, да пусть он хоть калека одноногий. Он подлец. И обращаться нужно с ним как с подлецом — давить гадину, ты понимаешь?
— А если человек осознает ошибку и решит исправиться?
— Если один раз оступишься, проявишь слабость, все — ты тоже подлец. А подлец подлецу друг и товарищ. Третьего не дано.
Панфилов выглянул в окно. Солнце уже село.
— Чего мы ждем? До забора рукой подать.
— На Свалку легко зайти, но трудно выйти. Тех, кто лезет через забор полицейские снайперы отстреливают, — Панфилов подмигнул Максу. — Простой и дешевый способ снизить популяцию ублюдков. Всегда можно свалить на местные банды. Чтобы уйти живым надо знать тропы.
Они подождали еще какое-то время.
— Зачем тебе то это все? Молодой такой, жил бы спокойно.
— Хочу задавить подлецов, — ответил Макс.
Они вышли. Вокруг стало непривычно тихо. Где-то вдалеке мутнели останки потухших костров. Жители Свалки легли спать и забаррикадировали двери железных квартир. Панфилов говорил, что ночь здесь опасней, чем прогулка по реке, кишащей крокодилами. Но это еще и единственный шанс покинуть Свалку незамеченным.
Панфилов довел Макса до потайного выхода. Забор здесь со стороны казался монолитным, но на деле имелся широкий проем, образовавшийся из-за покосившихся столбов в результате подмывания водой.
— Там старые ЖД пути, за ними пруд и дорога. Помнишь, как обходить посты?
Макс кивнул.
— И держись леса. Дальше забора я с тобой не пойду.
Они попрощались.
Макса продувал холодный ветер. Шелест опавшей листвы маскировал звуки шагов. Приблизившись к пруду, Макс заметил позади какое-то движение. Спрятавшись за ближайшее дерево, он выглянул. Силуэт мужчины остановился в нескольких десятках метров от него. Незнакомец осматривался. Затем, видимо потеряв Макса из виду, силует двинулся в сторону дороги.
Макс дождался, когда незнакомец удалиться и двинулся обходным путем. До дороги он добрался продрогший и с промокшими ногами. Его освятил фарами электрокар. Макс хотел бежать, но электрокар включил мигающие синим фонари. Полицейский закричал в громкоговоритель. Макса задержали и посадили в машину. Венозным сканером установили личность.
— Ты не житель Свалки, — сказал полицейский. — Гулять что-ли негде?
— Я заблудился. Доставьте меня до города.
— Еще бы. Иначе тебя здесь точно кто-нибудь прикончит.
Электрокар покатил по неровной дороге. Макс откинул голову на сидение и задремал. Когда он очнулся, то увидел перед собой груды наваленных автомобилей. В свете фар они были похожи на каменные скалы. Не оставалось сомнений — он вернулся на Свалку.
Макса вытащили из машины и бросили на землю. Руки сковывали наручники за спиной. Двое мужчин, те самые из самолета стояли над ним двумя столбами. Седой подошел к полицейской машине и протянул водителю деньги.
— Помогите, — крикнул Макс. — Не оставляйте…
Электрокар с полицейскими уехал. Лицо Седого украшала окровавленная повязка. Подойдя к Максу, он ударил его ногой в живот.
Макс не мог дышать. Вместе с потоками воздуха он заглатывал в легкие дорожную пыль.
Его подняли под руки и повели наверх по автомобилям, словно по лестнице.
— Снежок, какой гроб выбираешь? Может тот шеви, а? Нет тебе будет в нем тесновато.
Седой открыл багажник ближайшего автомобиля и заглянул внутрь.
— А этот как тебе? Ты мог представить, что будешь гнить в мерседесе, а?
Седой кивнул головорезам. Макс упирался ногами, но ему тут же отбили их чем-то твердым и тяжелым. Как мешок с картошкой его бросили в стальную коробку. Внутри воняло моторным маслом и старым ковром.
Седой погладил обшивку двери багажника.
— Заводская шумоизоляция, стальной корпус, не какая-нибудь сраная алюминька. Электрозамок, пожизненная гарантия на батарейки. Извини пульта в комплекте нет. Знаешь, что это значит, снежок? Ты останешься здесь навсегда, и никто тебя не услышит.
Седой снял повязку. Его нос раздулся, а ноздри забились засохшей кровью. Он сморкнулся. Кровавые шмотки попали Максу на лицо.
— Дайте ему снотворного, — приказал седой.
Головорез прижал Макса рукой, а второй ударил по лицу.
Макс не мог сосчитать сколько было ударов. После третьего он уже ничего не соображал. Во рту стоял вкус крови, она текла по лицу и волосам.
Дверца захлопнулась. Максу оставалось только беспомощно хрипеть.
* * *
Молчанов вернулся к прямым эфирам. Задержка связи составляла почти десять минут поэтому он заранее получал список вопросов, а затем записывал ответы и отправлял назад. Говорил он о лишениях, которые удалось пережить, о героическом выходе в открытый космос и успешном запуске реактора. О некоторых деталях пришлось умолчать, в том числе о казусе с рукой-манипулятором. Эфиры теперь приносили несказанное удовольствие. Молчанов считал, что трех эфиров в неделю невозможно мало. Рейтинги били рекорд за рекордом. Молчанов снова ощутил себя востребованным. Расставаться с этим чувством он больше не собирался.
Свободное время Молчанов проводил с Накой. Днем они были коллегами, а ночью страстными любовниками. Нака раскрылась для него совершенно с другой стороны. С ней удавалось говорить обо всем, она понимала его с полу слова. Впервые за долгое время Молчанов чувствовал себя совершенно счастливым. Его мир был здесь. Он делился с Накой мечтами о скорой высадке, о том, как станет первооткрывателем нового мира, вступит в контакт с марсианами и проникнется их культурой. И пяти поколений астробиологов не хватит чтобы осмыслить наследие, которое он оставит.
В один из дней Молчанов рылся в грузовом модуле в поисках мешка с остатками семян бобовых. Он перекладывал тюки с одеждой, запасами еды, личными вещами и подарками. Куда же запропастился этот чертов мешок? Он точно помнил, что складывал его именно сюда. Еще покопавшись, он наткнулся на мешок с именем Ричарда Патела на лейбле. Молчанов собирался отложить его в сторону, но задержался. Аккуратно вскрыв шов, он осмотрел внутренности. Там лежали несколько экземпляров бумажных книг его авторства с автографами. А также: запасная бритва, лекарства от тошноты и поноса, желтый пиджак и сиреневые брюки, отлитая из серебра пустая фляжка. На дне Молчанов нашел копию книги Исаака Ньютона «Математические начала натуральной философии» — главного труда великого ученого. Молчанов пролистал книгу. Копия отменного качества, бумаге и впрямь, словно четыре сотни лет. Графики, интегральные вычисления, рисунки — все аккуратно выведено рукой мастера. Пролистывая, он наткнулся на открытку между страницами. На ней изображена карта Соединенных Штатов Америки. На карте проставлены полдюжины галочек, а внизу через запятую записаны координаты и названия городов. Молчанов понятия не имел, что это за города. Возможно, они как-то дороги для Ричарда Патела.
В конце концов Молчанов нашел мешок с семенами и неспешно возвращался к себе. Дверь в лабораторию Ричарда Патела была плотно закрыта. Как в принципе всегда, когда он и командир проводили научные эксперименты. Молчанов регулярно отправлял отчеты по собственным экспериментам, Ричард Пател этого не делал вообще. Такая вольность могла быть только с согласия командира Стивенсона.
Что они там делают?
Идея пришла к нему, словно яблоко, рухнувшее на голову Ньютону. Молчанов прилетел в лабораторию, швырнул мешок с семенами и, не останавливаясь, перебрался в отсек управления рукой-манипулятором. Отсюда открывался панорамный вид на внешнюю площадку. Ноги Блопа все еще оставались прижатыми последним креплением. Большинство ящиков для образцов разрушены взбесившейся клюкой. Бесценные исследования пущены коту под хвост. Ничего, Молчанов все восстановит…
Изображение с камеры на кончике руки-манипулятора отобразилось на виртуальных очках. Молчанов повернул руку-манипулятор в сторону лаборатории доктора Патела. Рука двигалась медленно, словно очнувшийся после зимней спячки питон. Отсюда до лаборатории было не больше пятидесяти метров. Молчанов подал сигнал — выпрямиться, но рука-манипулятор застыла в форме буквы «Г» и дальше не двигалась. Он ввел команду тестирования. Компьютер выдал ошибку в гидравлической системе коленного механизма. Должно быть, это последствия действий Молчанова на внешней площадке.
Молчанов всмотрелся в изображение с камеры. В узком иллюминаторе лаборатории мельтешили крохотные фигуры доктора Патела и Стивенсона. Слишком далеко.
Прозвучал странный металлический звук, похожий на попадание пули в стальной лист. Изображение с камеры пропало. Джойстик управления рукой-манипулятором задрожал.
Молчанов снял очки и не поверил глазам. Рука манипулятор уменьшилась на треть. Из искореженного обрубка сверкали искры, а следом летело облако обломков.
Погас свет. Панель управления заискрила. Произошел хлопок. Горячий воздух ударил Молчанову в лицо. Купол синего пламени мгновенно вырос над панелью.
Молчанов пригнулся и закрыл голову руками. Кожу на кистях обожгло. Он еще больше опустился к полу и оказался придавлен лицом к люку, ведущему в лабораторию. Крохотное помещение покрылось непроницаемой коркой черного дыма. Горло обожгло, словно он глотнул кислоты.
Если он сейчас не выберется, то ему конец.
Люк открывался вовнутрь. Молчанов схватил ручку, забился под панель управления, где вовсю плавились провода и дернул на себя. Люк открылся. Поступивший следом кислород разжег пламя еще больше.
Молчанов нырнул в люк. Огонь проследовал за ним в лабораторию. Он перекувыркнулся несколько раз, потеряв ориентацию в пространстве. Пламя жужжало, словно рой пчел.
Молчанов оглядывался, не соображая где выход.
Его обдало жаром.
Придя в себя, он схватил огнетушитель, направил на огонь и замер. Пламя окутывало лабораторию, словно льющаяся водопадом жидкость. Мгновенно вспыхнула и превратилась в пепел восходящая акация. Зеленые побеги, не успевшие повидать солнца, чернели и загибались.
Молчанов нажал на кнопку выпуска пены. Она лилась из узкой трубки и исчезала в растущем пламени, не причиняя ему никакого вреда. Капсулы с микроорганизмами нагревались и взрывались. Последней взорвалась капсула с карцикулами. Осколки стекла летели в Молчанова, но он не замечал их, беспомощно наблюдая, как погибает его мир.
Пламя приближалось. Горячий воздух обжигал легкие.
Молчанов отбросил огнетушитель и метнулся к выходу. Огонь мчался за ним. Он схватил обеими руками вакуумную дверь и захлопнул. Внутри лаборатории все пылало адским непроницаемым пламенем.
Молчанов закрыл второй люк переходного модуля. Следом вскрыл защитную крышку на стене. За ней находился замок сцепления модулей. Руки стучали по клавишам филигранно, вводя подтверждающий код. Блокировка замка снялась. Молчанов потянул на себя рычаг до щелчка. Произошел выброс остаточного воздуха и модуль лаборатории отделился от корабля. Через несколько секунд произошел взрыв. Модуль раскрылся на две половинки, словно банка из-под газировки, и вместе с миллионом осколков постепенно исчез в межзвездной темноте.
— Метеор, — позже сказал Покровский. — Попал прямо в манипулятор.
Они собрались в главном модуле. Командир Стивенсон взглянул на Молчанова, укутанного в одеяло. Затем они вместе прослушали заключение ЦУПа.
— Черт возьми, вы обязаны следить за небом, — выпалил Стивенсон на оператора, который зачитывал отчет.
Покровский косился на Молчанова. Вид у него был любопытный.
— Метеор был размером с яблоко, — заговорил доктор Пател. — Если бы не манипулятор, он пробил бы реакторный модуль.
Стивенсон выключил доклад ЦУПа.
— Андрей, хочу поблагодарить тебя за хорошую работу. Я понимаю каково тебе было. Но ты сделал правильно.
— Спасибо, сэр, — вымолвил Молчанов.
— Вероятность встретить такой метеор один на двести миллионов, — сказал доктор Пател.
— Что ж, значит нам не повезло, — ответил Стивенсон. — Нака, проверь схемы электроснабжения всех модулей, я хочу знать, что они не пострадали.
Нака запнулась, будто не ожидала, что он обратиться к ней.
— Я уже провела диагностику. Компьютер считает, что все электросхемы в порядке.
— Проверь все цепи визуально. Одну за одной, — командир Стивенсон повысил голос.
Нака кивнула.
— И скажи ЦУПу пусть обновят карту всех тел, с которыми мы можем сблизиться, с указанием вероятностей вплоть до одной миллиардной. Я должен знать, где вокруг нас каждая песчинка.
— Да, сэр, — почти шепотом сказала она.
Командир Стивенсон оглядел каждого. Он чувствовал себя неуютно от того, что сорвался. Все молчали. Стивенсон покинул модуль.
— Когда мы оставили манипулятор в прошлый раз, он был над площадкой, а теперь оказался повернутым в сторону, — рассуждал вслух доктор Пател.
— Главное, он оказался там, где нужно, — сказал Покровский и посмотрел на Молчанова. — Благодаря этому мы живы.
Нака пролетела мимо всех к выходу. Никто не обратил на нее внимания. Ричард Пател больше не сказал ни слова и тоже покинул модуль. Покровский также улетел. Молчанов еще долго сидел в одиночестве и ни о чем не думал. Ему было некуда лететь.
* * *
Скотт Стивенсон переступал острые марсианские камни, слушая собственное дыхание. Тяжелые ботинки шваркали по твердому грунту. Другие звуки напрочь отсутствовали в этом богом забытом месте, населенном только песком и оксидом железа.
Кратер, в котором он потерпел бедствие возник в результате падения крупного болида. Марс в древности часто становился целью нежданных пришельцев из пояса астероидов между ним и Юпитером. В отличие от Земли, кратеры которой скрыла естественная эрозия, кратеры Марса оставались в первозданном виде миллионы лет. Их стены оставались высокими и крепкими, закаляясь сильными марсианскими ветрами.
Стивенсон двигался на юго-запад, в место, где стены кратера казались более пологими. Его задача — взобраться на вершину и подать сигнал помощи.
Командир выбился из сил. С каждым шагом все труднее удавалось переставлять ноги.
Запасы воздуха на исходе — об этом сообщил датчик противным писклявым звуком. Стивенсон остановился, сменил баллон на запасной, пустой бросил. Солнце склонилось к закату, окрасив небо в желто-красный цвет. Когда оно полностью скроется за горизонт температура упадет до минус 120 градусов, а это значит, что заряд батареи скафандра иссякнет до утра и Стивенсон замерзнет насмерть если не подоспеет помощь.
Стивенсон не мог взобраться на стену. Раз за разом он вскарабкивался по острым выступам и снова срывался. Обессилев, он упал на спину у подножия и закрыл глаза. Через несколько часов командир корабля Прайм-1479 скончался.
Молчанов отключил виртуальную симуляцию и помог снять командиру шлем.
— Еще раз, — сказал Стивенсон, приоткрыв глаза.
Лоб командира покрылся потом. Глаза покраснели.
— На сегодня хватит, сэр.
Молчанов подал ему руку. Стивенсон фыркнул на нее и поднялся без помощи. От него исходил пар.
— Еще раз и сначала. Прямо от сломанного ровера. И уменьши запасы кислорода на треть. В реальности я не мог оказаться посреди кратера с полным баллоном.
Стивенсон потянул на себя шлем.
— Нет, — твердо сказал Молчанов. — Я отвечаю за ваше самочувствие и сейчас вы не готовы продолжать.
Молчанов развернулся, но Стивенсон схватил его за руку, огромной ширины перчаткой.
— Настоящему Марсу плевать на мою усталость.
Молчанов обвел глазами тренировочный модуль.
— Это не настоящий Марс, сэр.
Молчанов взглянул на руку Стивенсона.
— Ты не отправишь в ЦУП отчет, — выговорил Стивенсон, пытаясь бороться с одышкой.
— Недавно вы готовы были уйти в отставку, а сейчас боитесь, что вас снимут по здоровью?
Стивенсон отдернул руку. Лысина покрылась тонкой прослойкой пота и отражала свет ламп. Вид у командира был такой, будто он хотел стонать от бессилия.
— Я не могу, — сказал Стивенсон. — Только не сейчас.
— Когда вы последний раз спали?
— Я не знаю.
— Эти эксперименты в лаборатории доктора Патела изводят вас.
Стивенсон отошел от Молчанова с трудом переставляя ноги. Остановившись у вентиляционной решетки, он закрыл глаза и насладился прохладным воздухом.
— Сэр?
Стивенсон обернулся и слегка прищурился.
— Доктору необходим ассистент.
— Возьмите перерыв на несколько дней. Попросите Покровского заменить вас.
Стивенсон протянул Молчанову шлем.
— Спасибо, что не сообщишь в ЦУП. Я признателен.
Молчанов взял шлем и взвесил в руке. В условиях гравитации Марса он совсем легкий.
— Доктор Пател просил передать, если ты хочешь поработать, его лаборатория полностью в твоем распоряжении.
— Очень любезно с его стороны.
Стивенсон стянул с себя скафандр, а точнее говоря сбросил, как ненавистные доспехи.
— Мне пора. ЦУП ждет отчета по курсовой устойчивости.
Командир Стивенсон потянулся к скафандру. Молчанов подобрал его первым.
— Я сам доставлю его в шлюз. ЦУП не любит ждать.
Командир Стивенсон кивнул. Он оттолкнулся ногами от пола и вынырнул из купола головой вперед, прижав руки к бокам.
— Да, чуть не забыл. Доктор Пател просил передать, что ждет сегодня тебя вечером в 9 часов.
— Зачем? — спросил Молчанов.
Стивенсон пожал плечами.
— Он не сказал.
Молчанов выдавил улыбку и кивнул.
