Призрак демократии
В очень многих сферах политические лидеры уже не обладают реальной властью в принятии решений. Но полагают, что они до сих пор в состоянии сами решать важнейшие вопросы. Я хочу сказать, что это — всего лишь фантазия, не более чем иллюзия.
Бутрос Бутрос-Гали, Генеральный секретарь ООН [1019]
Принципы новой обобщающей общечеловеческой идеи прозвучали в знаменательном выступлении одного из ведущих ее творцов, президента Дж. Буша (младшего): «Наступило время новых партнерских отношений между странами, и сегодня мы стоим перед лицом уникального и выдающегося момента… Из глубины этих беспокойных времен… может появиться новый мировой порядок. Новая эра — более свободная от угрозы терроризма, более твердая в отстаивании справедливости и более непоколебимая в стремлении к миру. Эра, в которую государства земного шара, востока и запада, севера и юга могут процветать и жить в согласии…» [1020]
В основе «нового мирового порядка» лежало движение к новому глобальному миру. Гуру менеджмента К. Омаэ уже напишет книги: «Мир без границ» и «Конец национального государства». Американские политологи в конце ХХ в. отпоют панихиду по национальным государствам: В. Райнеке заявит, что государство «потеряло монополию на внутренний суверенитет, оно стало принадлежностью прошлого» [1021]. «Концепция нации, — придет к выводу Д. Риеф, — находится под ударом с множества сторон..: Возможно и даже вероятно, что первые десятилетия нового века будут эрой ускорения эрозии мирового порядка, построенного на системе государств» [1022]. «Возникнет, — напишет Дж. Розенау, — новая форма анархии ввиду ослабления прежней центральной власти, интенсификации транснациональных отношений, уменьшения значимости межнациональных барьеров и укрепления всего, что гибко минует государственные границы» [1023].
В ответ на рост подобных настроений, один из творцов «нового порядка » М. Тэтчер разъясняла: «Если верить некоторым комментаторам, глобализация означает конец государства в том виде, в каком мы его знали на протяжении веков. Однако они заблуждаются. В действительности глобализация лишь в какой-то степени ограничивает власть государства, не позволяя ему делать то, чего оно не должно делать вообще» [1024]. Что же остается государству? По мнению М. Тэтчер, это: установление правовых рамок; развитие чувства национальной самобытности — «с глобализацией стремление людей к самобытности усиливается»; сохранение права на принуждение «лишь государства обладают монопольным правом на принуждение…. Государство отличается от общества… его способность внушать страх не уменьшается… мы нуждаемся в государстве и всегда будем нуждаться в нем» [1025].
Таким образом, Тэтчер оставляла за либеральным государством только правовые и полицейские (милитаристские) функции, сдобренные национальным колоритом. Решение остальных вопросов, и прежде всего определяющих экономическое развитие и благополучие общества, теперь зависит от мирового рынка. «Судьба открытых экономических систем везде и всегда зависит от того, что происходит на их экспортных рынках…», — подтверждала «железная леди» [1026]. Глобализация многократно усилила этот эффект, высвобожденные ею и дерегулированием рыночные силы быстро переросли государственные и стали диктовать свою волю национальным правительствам. Судьба стран и народов стала зависеть не от них самих, а от действия глобальных международных финансовых и экономических сил.
Новая эпоха наступит с крахом Советского Союза и уже в 1992 г. министр финансов Голландии на конференции в Давосе отметит: «Экономические системы всех стран мира взаимосвязаны. Процесс глобализации углубляется. Ни одна страна не может развивать свою экономику независимо от экономик других стран» [1027]. С этой новой данностью столкнется и, став президентом своей страны, лидер Южной Африки Н. Мандела, по словам которого: «Сама подвижность капитала и глобализация рынков лишают страну возможности, скажем, выбирать экономическую национальную программу, не думая при этом о потенциальной реакции рынка» [1028].
К чему ведет торжество глобальных рыночных сил, UNCTAD констатировал уже в 1995 г.: «Давление международной конкуренции побуждает правительства предлагать финансовые стимулы, которые невозможно оправдать объективными экономическими критериями» [1029]. Новая данность коснется и самых развитых стран мира: и в 2011 г. бывший премьер-министр Великобритании Г. Браун в оправдание своей политики заявит: «конкуренция за инвестиционный капитал втягивает государства «в гонку уступок», вынуждая их идти на постоянное снижение нормативно-правового режима» [1030].
Глобализация окончательно отрывает экономический базис от политической надстройки. Теперь мировой рынок все больше и настойчивее начинает диктовать свои условия и правила игры демократическим государствам. Демократия становится условным понятием, поскольку реально она уже не может оказывать существенное влияние на принятие ключевых решений, определяющих жизнь и развитие общества. демократические выборы превращаются если не в прямой обман, то в очевидный фарс. Функции же государства, если судить по словам М. Тэтчер, в итоге сводятся только к полицейскому и правовому подавлению недовольных данным порядком вещей, т. е. установлению некой формы «демократической деспотии» , правящей в интересах крупного международного капитала.
Вместе с тем борьба за демократию во всем мире в последние десятилетия приобрела характер всеобщего «крестового похода». И не случайно. О прагматичной причине этого явления говорил А. Гринспен: «Демократия… ведет к ослаблению контроля над капиталом» [1031]. Истоки этого «крестового похода» возникли еще полтора века назад в виде понятия «чистой демократии» [1032]. Что она из себя представляет? По словам В. Ленина: ««Чистая демократия» есть лживая фраза либерала, одурачивающего трудящихся… биржа и банкиры тем больше подчиняют себе буржуазные парламенты, чем сильнее развита демократия» [1033]. Вновь тема «чистой демократии» возродится во второй половине ХХ в. с выходом на сцену истории Ф. Хайека [1034] и начнет практическое воплощение с началом неолиберальных реформ. Правда в последние время даже в самых развитых странах мира она все больше трансформируется в «контролируемую демократию». Что касается «чистой демократии», то она превратилась в предмет неоколониального экспорта для развивающихся стран.
…
Даже сами представители неолиберальной мысли в лице Д. Лала признают: «Иначе как парадоксом нынешнюю «панацею» в сфере развития — утверждение демократии в третьем мире — назвать нельзя» [1035]. «Считается, что прямая связь между демократией и развитием установлена целым рядом статистических исследований… В недавнем сравнительном исследовании, где анализировалась экономическая история 25 развивающихся стран за тридцатилетний период, мы… не обнаружили какой-либо связи между формой правления и экономическими результатами» [1036].
«Политическая свобода самоценна, но она не обязательно способствует процветанию, — поясняет Д. Лал. — Это хорошо понимал де Токвиль, отмечая в своем «Старом порядке»: «Совершенно верно, что со временем свобода всегда доставляет тем, кто умеет ее сдерживать, достаток, благосостояние и часто богатство… Люди, которые приобретали свободу только ради этих благ, никогда не сохраняли ее надолго… Кто ищет в свободе что-то другое, нежели она сама, создан, чтобы быть рабом»» [1037].
Нарушение баланса между рынком и демократией, с одной стороны, ведет к установлению диктатуры капитала, а с другой — к росту анархии. Сегодня эти два процесса происходят одновременно и выражаются в первом случае в виде усиления и концентрации международного капитала, а во втором — деградации национальных институтов, которые уже неспособны справляться с происходящими изменениями. Уже сейчас, отмечает З. Бжезинский, «ни существующие национальные правительства, ни региональное урегулирование не в состоянии обеспечить эффективную дисциплину, не говоря об обеспечении контроля над автономной финансово-экономической вселенной, формируемой глобализацией, «интернетизацией» и дерегуляцией» [1038].
…
Разрушение национальных границ ведет к утрате той прогрессивной сущности национализма, о которой писал Дж. М. Кейнс: «Общество живет не для мелких повседневных удовольствий, а для процветания и будущего своей нации, т. е. для обеспечения прогресса » [1039]. Исчезновение национальных, культурных границ неизбежно ведет к отрыву от исторических корней и размыванию понимания того, ради чего живет данное общество и сам человек. Глобальный же мир на данном этапе не предлагает никаких ощутимых альтернатив, и человечество становится неспособным к осознанным коллективным действиям ради своего будущего.
Одновременно ослабление национальных государств неизбежно ведет к дальнейшему усилению позиции международного капитала, который так же неизбежно все больше начинает диктовать свою волю национальным правительствам. О. Шпенглер отмечал эти тенденции еще в начале ХХ в.: «Частные силы экономики желают торных дорог для завоевания ими колоссальных имуществ. Никакое законодательство не должно стоять у них на пути. Они желают создавать законы в своих интересах и с этой же целью пользуются созданным ими же самим орудием — демократией, оплаченной партией» [1040]. «Новый мировой порядок» постепенно превращает мир национальных государств в мир глобальных корпораций, которые определяют не только благосостояние отдельных стран и народов, но даже их существование.
…
Массовое создание этих корпораций началось с бума слияний и поглощений, ознаменовавших переход на новый этап глобализации в 1990-х гг. Если за шесть лет с 1987 г. по 1992 г. мировой объём всех национальных и международных слияний насчитывал 2,8 трлн долл., за 1993–2000 гг. он вырос до среднегодовой величины 1,8 трлн долл. В 2000 г. на многонациональные корпорации приходилось 70 % мировой торговли и 80 % мировых инвестиций [1041]. В начале XXI в. объем продаж 200 крупнейших корпораций составлял почти 25 % общемирового ВВП [1042], в то время, как в них было занято менее 0,01 % всей мировой рабочей силы. Объемы продаж этих 200 корпораций превосходили совокупный ВВП 170 стран.
Их мощь настолько велика, что представляет угрозу даже самим могущественным Соединенным Штатам, о роли которых в 2009 г. в очередной раз напоминала госсекретарь США Х. Клинтон: «Америка останется мировым лидером навсегда» [1043]. Однако всего два года спустя один из наиболее известных апологетов «американского мира» З. Бжезинский уже замечал, что «США, оставаясь сверхдержавой, с трудом справляются с выходящими из-под контроля глобальными изменениями ». Главную проблему, по мнению Бжезинского, представлял тот факт, что в настоящее время «перемещение инвестиций и рабочих мест за рубеж диктуется главным образом меркантильным эгоизмом, а не национальными интересами» [1044]. Д. Сакс (в 2011 г.) в свою очередь отмечает признаки смерти демократии и у самого Мирового лидера: «Политические институты Америки разрушены, и широкая общественность более не может привлекать элиту к ответу». Д. Сакс приходит к выводу о «конце государства как инстанции, решающей общенациональные проблемы» [1045].
Дж. Сорос в своей книге «Кризис мирового капитализма» в связи с этим предупреждает: «существуют общественные потребности, которые не могут быть удовлетворены путем предоставления полной свободы рыночным силам. К сожалению, эти недостатки не признаются . Вместо этого существует широко распространенное убеждение в том, что рынки являются саморегулирующимися, а мировая экономика может процветать без вмешательства мирового сообщества… В XIX в. эта идея называлась «свободным предпринимательством», и… я нашел более подходящее название этой идее — «рыночный фундаментализм»… Идеология рыночного фундаментализма… глубоко и безнадежно ошибочна. Иными словами, рыночные силы, если им предоставить полную власть даже в чисто экономических и финансовых вопросах, вызывают хаос и в конечном счете могут привести к падению мировой системы капитализма » [1046].
Но рыночные фундаменталисты не признают никаких ограничений, они утверждают, что «в большинстве случаев государство имеет хищническую природу — даже государство демократическое…», — Д. Лал [1047]. И сравнивают государство (М. Олсон) с «оседлым, стационарный бандитом», имеющим «всеобъемлющий интерес», «т. е. эгоистическую заинтересованность в максимизации налоговых сборов» [1048].
Даже МВФ и Всемирный банк либертарианские анархисты считают преградой, стоящей на пути к свободе [1049]. МВФ, утверждает Д. Лал, «нет места в рамках либерального финансово-экономического порядка… В посреднических функциях Всемирного банка также больше нет необходимости» [1050]. «Что же касается других специализированных ведомств ООН, — продолжает Д. Лал, — то для них… полезную функцию найти невозможно. Сегодня вместе с Экономическим и социальным советом ООН они стали врагами нового ЛЭМП (либерального экономического миропорядка)» [1051].
Несмотря на все проблемы современной эпохи, проповедники рыночного фундаментализма, такие как Б. Линдси, остаются непреклонны и предрекают «светлое будущее» глобальному либерализму, утверждая, что «наша эра, порой мучительная и нестабильная, — это время освобождения» [1052].
