Книга: Последняя цивилизация. Политэкономия XXI века

Пенсионное цунами

Поколение бэби-бумеров и Great Generation поставляет экономическую катастрофу своим детям.

Л. Котликофф. «The Coming Generation Storm…» [990]

«Страны континентальной Европы попали в западню, безболезненного выхода из которой, похоже, не существует », — утверждала М. Тэтчер на переломе тысячелетий. Причину этого премьер-министр Великобритании видела в том, что «европейская модель является прямо-таки воплощением этой картины: она ставит защищенность превыше всего» [991]. Сам комиссар Европейского союза по внутреннему рынку и налогообложению Ф. Болькештейн признал, что Европа имеет дело с «пенсионной бомбой замедленного действия». По его словам, отношение числа работающих к числу пенсионеров должно упасть с 4:1 до 2:1 к 2040 году. Он заметил также, что если бы нефундированные пенсионные обязательства некоторых стран — членов Союза отражались в отчете об исполнении государственного бюджета, они выглядели бы как долг в размере 200 % ВВП. [992]

Теоретическое обоснование «пенсионной бомбы» П. Самуэльсон дал еще в 1967 г.: «Красота социального страхования в том, что в актуарном плане оно сомнительно. Каждому достигшему пенсионного возраста выплачивается пособие, намного превосходящее внесенные им средства. …Как такое возможно? В силу того факта, что национальный продукт растет по формуле сложных процентов…. В растущем населении молодых всегда больше, чем стариков. …Растущая нация — это величайшая из когда-либо придуманных финансовых пирамид» [993].

Население Европы наоборот быстро стареет — за 1995–2010 гг. средний возраст в 27 странах ЕС увеличился с 36,5 до 40,9 лет, к 2025 г. он достигнет 45 лет, к 2030-му — 48. Между тем современные пенсионные системы формировались в период, когда в самой «старой» на тот момент Швеции средний возраст составлял лишь 36 лет. Не случайно в странах Европы идет упорная борьба за увеличение пенсионного возраста. 2012 г. даже объявлен в Европе Годом активного старения — пропаганды бодрой и здоровой старости. На деле, полагает И. Благой, — это способ лоббирования идей увеличения пенсионного возраста [994]. Население большинства стран подобные инициативы принимает в штыки, переходя к массовым ожесточенным протестам. Повышение пенсионного возраста воспринимается как покушение на их «частную, личную собственность», которую будущие пенсионеры готовы защищать до конца.

Но главную проблему М. Тэтчер видит даже не в старении населения, а в высоком уровне государственного социального обеспечения в странах Европы. По ее мнению, «государство всеобщего благосостояния» уничтожило свое будущее: «причина здесь в том, что мало выразить проблему в терминах государственных финансов, ее можно понять лишь в терминах справедливости в отношении поколений. В этом нет абсолютно ничего умозрительного. Если одно поколение будет знать о том, что ему придется взвалить на себя дополнительное бремя обеспечения другого поколения, оно сделает все, лишь бы избежать этого. Оно либо потребует отмены прошлых обещаний, либо не будет работать, либо перестанет платить налоги, а самые талантливые люди просто уедут» [995].

Выход из «пенсионного тупика» М. Тэтчер находила только в переходе к чилийской системе (времен правительства Пиночета), основанной на приватизации пенсионной системы и создания частных пенсионных фондов [996]. С «легкой руки» «железной леди» сегодня Великобритания обладает третьими по величине пенсионными активами в мире, и третью всех пенсионных активов Европы [997].

В Соединенных Штатах проблема пирамиды социального страхования получила название «пенсионного цунами» [998]. Оно связано с более ярко выраженными особенностями американской демографии: Doomsday, по мнению исследователей, должен наступить с достижением пенсионного пика поколением бэби-бумеров [999]. В течение следующих двух десятилетий около 78 млн человек, родившихся в период бэби-бума, достигнут пенсионного возраста и получат право на выплаты по Социальному страхованию и Медикэр [1000]. И это не считая собственно демографической проблемы, остроту которой демонстрирует количество американских работников, приходящихся на одного пенсионера в 1959 г. их было 16, в 2010-м — 3,3;. к 2025-му на каждого пенсионера будут приходиться всего 2 работающих американца.

Существование этой пирамиды не было секретом: уже в конце 1990-х гг. в книге П. Уэллес «Демографическая катастрофа» будет звучать предупреждение о грядущем катаклизме [1001]. В 2004 г. на слушаниях в бюджетном комитете А. Гринспен заявит: «Как нация мы возможно уже пообещали будущим поколениям пенсионеров то, что мы не в состоянии будем выполнить » [1002]. «Я отчаянно пытался объяснить людям значение этого для нашей страны, наших детей и наших внуков», — говорил Генеральный контролер (главный бухгалтер) американского правительства Д. Уокер [1003]. А П. Петерсон комерцсекретарь в правительстве Р. Никсона даже написал книгу «Как Демократическая и Республиканская партии банкротят наше будущее». По мнению Дж. Сакса: «Хроническая нехватка семейных и государственных сбережений… означает неминуемый пенсионный кризис для поколения американцев, родившихся во второй половине 1940-х — начале 1960-х гг.» [1004].

В 2011 г. Р. Нови-Маркс из Чикагского Университета и Д. Раух из северо-западной Школы Управления Келлогга, подсчитав общую пенсионную задолженность для всех 50 штатов, пришли к выводу, что большинство из них окончательно сломлены и находятся на грани банкротства [1005].

…

К. Бакли в своей антиутопии «День бумеранга», утрируя ситуацию, доводил ее до логического конца: по стране прокатывается молодежная акция протеста против решения Сената повысить социальный налог: «Это означает вырвать кусок изо рта у моего поколения с тем, чтобы обустраивать гнездышки стареющих, потакающих своим прихотям, избалованных бэби-бумеров. Мы не намерены сидеть сложа руки и смотреть, как нас разоряют. Я призываю мое поколение перестать платить налоги», — заявляет 29-летняя героиня, и с этим призывом соглашаются 80 % ее сверстников. Их требованием станет полная отмена налогов на наследство для тех, кто покончит с собой в 70 лет. Те же, кто согласится уйти из жизни в 65, получат премию, включающую полностью оплаченный «прощальный медовый месяц» [1006].

Правда пока, по мнению американских исследователей, ситуация складывается прямо противоположным образом: «Пенсионеры уже подчиняют правительство своей воле, поскольку люди в возрасте 65 лет и старше из общего объема государственных расходов получали по состоянию на 2004 год по 3 доллара на каждый доллар, расходуемый на детей моложе 18 лет… Поскольку население стареет, данная разница будет только увеличиваться, а нагрузка на трудоспособное население будет нарастать. Таким образом, у молодежи будет исчезать стимул заводить детей» [1007].

В поиске выхода из «пенсионного тупика» американцы так же, как и англичане, пошли по чилийскому пути создания частных пенсионных фондов [1008]. И сегодня США принадлежит более половины всех пенсионных активов мира, стоимость которых оценивается в 22 трлн евро [1009]. Однако, как показала практика, и «чилийская система» не является панацеей:

В США сделать достаточные пенсионные накопления к 2012 г., по данным агентства Bloomberg, смогли всего около 14 % работающих. При этом большая часть средств частных пенсионных фондов пошла на строительство тех же самых фондовых и финансовых пирамид. Если в 1980 г. только 23 % пенсионных денег было вложено в фондовый рынок, то к 2008 г. этот показатель вырос до 60 % [1010]. Рухнут рынки, рухнут и пенсии. Показательным примером в этом отношении стал кризис 2008 г., когда частные пенсионные фонды США показали отрицательную доходность на уровне 26 % [1011]. В целом мировой пенсионный рынок сократился во время кризиса на 15 % по сравнению с 2007 г. [1012].

Некоторые корпоративные фонды оказались еще в худшей ситуации. Например, обязательства одной из крупнейших корпораций мира Дженерал Моторс (GM) перед пенсионерами в 2008 г. более, чем в два раза, превысили рыночную стоимость самой компании. Если бы не десятки миллиардов долларов государственной помощи, более полумиллиона пенсионеров, имевших корпоративную страховку GM, потеряли бы ее полностью [1013].

Проблема заключается в том, что любая пенсионная система может существовать только при растущей экономике, если рост прекращается или тем более начинается спад, никакая пенсионная система не сможет обеспечить выплату пенсий — ни частная, ни государственная.

И этот спад экономики уже начался. Об этом свидетельствуют попытки повышения пенсионного возраста в Европе, которые призваны снизить нагрузку на государственные бюджеты, одновременно для обеспечения экономического роста в Европу, по мнению европейских экономистов, необходимо влить «свежей крови» в лице 20 млн мигрантов, и это на фоне того, что в самой Европе безработица, и особенно среди молодежи, достигает рекордных высот. Ее уровень в среднем по ЕС к 2012 г. вырос до 10 %, а среди молодежи — до 22 % [1014].

В существующих условиях повышение пенсионного возраста приводит к катализации проблемы безработицы, а снижение — наоборот смягчает ее. Показательным в данном случае является пример США, где после кризиса 2008 г. снижение уровня безработицы было достигнуто во многом благодаря именно сокращению доли экономически активного населения.

Доля безработных и экономически активного населения в США, % [1015]

Вся пенсионная проблема заключается не столько в пенсионном возрасте и высоких социальных обязательствах, сколько в кризисе роста существующей мировой экономической системы. Пенсионный кризис является не причиной, а составной частью общей, глобальной экономической проблемы. Поэтому решить ее локальными мерами невозможно.

Казалось бы, в пенсионном мире развитых стран мира есть одно исключение — это Россия, где до пенсионного возраста — 60 лет доживают только 6 мужчин из 10, а за следующие 5 лет умирают еще 2. Мало того, в России низкий уровень безработицы, что свидетельствует о наличии ресурсов экономического роста. Т. е. пенсионная проблема для России не должна носить столь острого характера, как для развитых стран. Однако с 2010 по 2030 гг. количество людей пенсионного возраста вырастет на 10 млн человек и на 11 млн уменьшится число людей работоспособного возраста, таким образом, соотношение между ними ухудшится в 1,5 раза. Сейчас этот показатель составляет пропорцию 1:3, через 20 лет будет 1:2 [1016]. Кардинальное решение проблемы предложил первый зампред Центробанка России, вышедший из круга «гайдаровских реформаторов» 1990-х гг., А. Улюкаев, который (03.2012) фактически предложил отменить пенсии, поскольку последние — «это только дополнительное обременение труда и капитала, вычет из экономического роста». По мнению Улюкаева, государство должно обеспечивать только прожиточный минимум пенсионера, а обо всем остальном должны заботиться сами пенсионеры, полагаясь на свои накопления и взрослых детей в рамках «межпоколенческой солидарности» [1017].

…

В ответ на это замглавы Минздравсоцразвития РФ Ю. Воронин отмечал, что в России свыше 80 % работающих граждан имеют доходы, полностью направляемые на текущее семейное потребление [1018]. Какой процент населения в этом случае сможет позволить себе сделать достаточные накопления на старость?

В свою очередь демографические проблемы в России вызваны, прежде всего, той «демографической ямой», которая образовалась за время «либеральных реформ» 1991–2010 гг. Только за счет снижения рождаемости она составила более 10 млн человек — кто же будет осуществлять эту «межпоколенческую солидарность»? Мало того, возвращение к семейной, родовой пенсионной системе — это ни что иное, как откат в человеческом развитии назад в эпоху феодализма.

В чем А. Улюкаев прав так это в том, что поскольку большинству россиян, при сохранении существующих тенденций, пенсия к 2030 гг. не грозит, то обеспечение им даже прожиточного минимума покажется счастьем.

Назад: Столкновение цивилизаций

Дальше: Призрак демократии