Глава 9

Три тысячи бойцов во главе с Бансабирой стояли в низовьях реки Бахут, где когда-то перебили вверенный ей в Багровом храме отряд, посланный за бубенцами Желтого дома Луатаров. «Глаза бы не видели эту проклятую заводь», – думала Бану, оглядывая воду. Желания опять ступить в нее у Бану не возникло бы, даже будь она трижды пьяной.

Впереди лежала переправа – не самая простая, если вспомнить сообщение разведки: одно из ведущих подразделений черных Дайхаттов двигалось следом. Получив сведения, Бану думала недолго – написала письмо отцу, что Русса и Видарна успешно обогнули гору Митал и со дня на день зайдут за озеро Сатусан, врезавшись в самое сердце Черного танаара. Она-де, как только управится с муштрой новобранцев, подоспеет брату на помощь и врежется в Дайхаттов с фронта.

Разумеется, Бану сделала все, чтобы неприятелю с трудом удалось перехватить послание. Понадеявшись на удачу, танша не прогадала – преследователь развернул войска к озеру Сатусан, дав Бансабире время перебраться на другую сторону реки.

Перейдя Бахут, Бансабира двинулась дальше.

Ее воинство было немногочисленным – она хорошо понимала это, отходя от отца еще в начале кампании. Понимали и Гистасп с Гобрием – командиры, приставленные Сабиром в отряд дочери «для мудрого совета». Бану не выказала ни сопротивления, ни недовольства – молча возглавила маневренный отряд конницы и легковооруженных пехотинцев и лучников, которому – так сказали остальным – полагалось ослаблять пограничные земли центральных танов и при возможности переговорить с вредным и склочным Иденом Ниитасом. Хотя подобная возможность виделась мистической даже самому Сабиру.

Будоражить Яс лихими налетами пришлось Бансабире по вкусу – ей ли не знать, как зависимы полководцы от обеспечения, пунктов снабжения, городов и главное – людей, которые все меньше и меньше расположены воевать за обдирающих их танов и все больше единодушны в своей склонности к мятежу. Не то чтобы беспорядки настигали ее собственный отряд, но ведь в Храме Даг таким бунтом во все времена грозили тысячи рабов, и что делать в таких случаях, Бану представляла отчетливо.

Бансабира вышла от берега в низину перед заросшим кустарником холмом. Дурная позиция, мгновенно сообразила танша. Обернулась на своих – утомлены тяжелыми скорыми переходами из-за дышавшего в спину врага и переправой через упрямую реку. Выбора нет, надо разбивать лагерь.

Пока ставили шатер, Бану обошла несколько караулов. А когда вернулась, у полога дожидались Гобрий и Гистасп, явно нервные. Не спрашивая разрешения тану, вошли следом.

Гобрий был коренастым сорокадевятилетним брюнетом с обильной проседью и казался на редкость суровым отцом большого семейства; Гистасп был высоким худым бойцом тридцати пяти лет. Из-за светлых глаз, кожи для мужчины белее обычного и пепельных волос до плеч он имел немного болезненный вид. Характером Гистасп попервости напоминал Бансабире гончую: такого впусти в курятник, птиц не просто передавит – как порядочный охотничий пес, уложит тушки одна к одной на скамейку, похвастаться хозяину.

– Тану, – сказал Гобрий. Голос сухой, скрипучий. – Скажу напрямик. Выбранная вами позиция для лагеря крайне неудачна.

Бану не обернулась – искоса бросила короткий взгляд:

– Опустим это.

– Гобрий прав, госпожа, – мягко вмешался Гистасп, подойдя ближе. – По крайней мере, не стоило устраивать здесь лагерь – дали бы два-три часа отдыха и прошли дальше…

– Я, кажется, сказала, что мы опустим это.

– Тану! – чуть повысил голос Гобрий. – Задерживаться здесь – самоубийство! С ближайшего холма всего один спуск! Не удивлюсь, если этой же ночью…

Бансабира лениво обернулась:

– Если у вас больше нет никаких очевидных истин, на предмет которых вы желали бы меня просветить, можете быть свободны. Я пришлю Юдейра с распоряжениями.

Гобрий сжал зубы и вышел, демонстративно взмахнув полог. Гистасп, поклонившись, извинился за товарища и пожелал тану доброй ночи.

– Гистасп, – окликнула Бану перед выходом, – скажи Гобрию, чтобы был готов сняться с места в любое время. И сам будь готов – как ты понимаешь, ночевать в лагере мы не будем.

Гистасп сдержал улыбку:

– Слушаюсь.

Юдейр, ожидавший снаружи, попросил разрешения войти и спросил, не нужно ли чего.

«Чтобы эти умники засунули свою гордыню куда поглубже и верили мне, но это не по твоей части».

– Сведения, которые тебе было велено достать.

Молодой мужчина огляделся и, понизив голос, сообщил:

– Все как вы говорили: наверху холма начались приготовления.

– Вели им отдохнуть, – кивнула Бану. – Ко мне на охрану пришли Одхана. Сам после ужина поспи, пойдешь со мной.

– Есть!

Танша выглянула на улицу. Наскоро розданные указания развести костры, заняться сбором провианта и топлива, возводить вал и запастись древесиной в ближайшей роще – выполнялись активно. Закатав рукава утепленной туники (после переправы всем стоило отогреться), Бану молча приблизилась к солдатам, которые чистили пойманную рыбу. Надо побыстрее сворачиваться с ужином. Напасть с холма могут в любой момент. Хотя, если верить разведке, враг очень полагается на ночное время суток и вообще немного ленив.

Ахтанат Бут Наадал, племянник действующего тана, расположившийся лагерем на холме над стоянкой Бансабиры, приложил палец к губам, затем воздел руку. Щелкнул пальцами и указал в направлении «поганых пурпурных псов». Оползнем сошло по единственному спуску синезнаменное войско, накатилось на лагерь Яввузов с едва поднявшимся над землей первым уровнем вала, с многочисленными кострами стражи, с отдыхавшими командирами… и, к неописуемой радости Бута, всего парой сотен бойцов…

С двух флангов врезались в катившийся человеческий поток северяне – напавших слева вел Гобрий, напавших справа – тану. Обратив преимущество противника против него самого, Бансабира перерубила синих, как жертвенных быков. Гистасп с отведенными ему двумя сотнями разграбил вражеский лагерь.

Выжил только Бут. С рассветом его приволокли в шатер госпожи.

– В моем лагере еще не было клеток для пленников. Гордись, ты начинаешь славную традицию, – взмахнула она белокожей рукой.

Лагерь Яввузов тем же утром полностью обосновался на вершине холма. Найденное добро приятно пощекотало руку – какие-никакие запасы снеди и оружия, кони, немного золота и меди.

Бансабира сидела в шатре и перебирала бумаги – несколько доставленных разведкой и гонцами посланий из лагерей союзников и врагов. Юдейр сидел рядом, строгая деревяшку. Зачем ему это было надо, Бану не интересовалась. Отложив очередное донесение от шпионов, потерла нахмуренный лоб.

– Союзы и договоры нынче заключаются и распадаются быстрее, чем по осени листья летят с деревьев, – устало проговорила женщина. – Маатхас запросил помощи у Каамалов, но те не торопятся. Если Яфур не предпримет мер, Маатхаса вздернут на югах. – «Или, того хуже, сами Каамалы додавят с севера. Отец им не помеха, пока зажат черными и бежевыми».

Лицо Бану слишком выразительно отображало размышление, и Юдейр не удержался от вопроса:

– Что вы намерены делать, тану?

– Не твое дело. – Она поднялась. – Пойдем-ка проверим, как там справляется Раду. Кажется, сегодня он ответственен за караулы.

Юдейр опустил погрустневшие глаза:

– Вам следует отдохнуть, тану. После ночной вылазки…

– Шевелись.

В этот раз Бансабира тренировалась в одиночку. Она делала это довольно часто в ночные часы. Тот, кто прошел школу Матери Сумерек, не может позволить себе отвернуться от тьмы и тени. Клинок Богини разит тем сильнее, чем непрогляднее ночь вокруг, – так повелела Шиада.

Верная негласной клятве и собственному выбору, Бансабира частенько упражнялась по ночам, подальше от шатров. В первые несколько ночей тану предупреждала караулы, чтобы не поднимали шума, обнаружив бессонного бойца. Поэтому теперь, едва заприметив скользящую тень, стражники лишь провожали ее взглядом.

Бансабира ловко провернулась под невидимым клинком несуществующего противника, упала на землю, сделала подсечку, взметнулась вверх и – внезапно остановилась. Замерла, затаив дыхание, прислушиваясь. Кусты поблизости прошелестели не громче, чем если бы среди них пробежал крохотный крольчонок. Колющее чувство промеж лопаток неопровержимо доказывало, что кто-то проник в лагерь. Спустя несколько секунд, не оборачиваясь к источнику звука, Бану проговорила:

– Я знаю, что не одна. Выходи и делай то, за чем явился.

Не раздалось ни звука, но Бану поняла, что наемник вышел из укрытия.

– Если сумеешь, – бросила она, рванувшись в сторону. Упала, перевернулась, а когда вновь поднялась на ноги, увидела в нескольких шагах фигуру, облаченную в черное так, что оставалась видна только узкая полоска для глаз.

Схватка была очень стремительной и жесткой. Бану завершила бой излюбленным приемом, но резать вражеское горло не торопилась. Безошибочное чутье убийцы подсказывало, что наемник не станет сопротивляться. И действительно, попав в захват (Бану, приставив к его шее нож, свободной рукой заломила недругу кисть), мужчина облегченно выдохнул, осторожно осел на колени и засмеялся.

– Можешь хохотать сколько угодно, я не поверю в то, что ты идиот и не понимал, что творил. Рассказывай, кому это надо?

– А ты и впрямь так хороша, как о тебя говорят, маленькая танша.

Бансабира плотнее прижала лезвие к шее наемника.

– Что ж, раз ты столь осведомлен, должен знать, что я не ведусь на лесть. К тому же – со стороны убийц.

– А сама-то, Бану? – Медленно мужчина опустил оружие, отпнул его подальше и попытался отвести руку танши от горла. Только сейчас Бансабира поняла, что слышала этот голос раньше. – Позволь мне снять платок, – попросил незнакомец, – и ты все поймешь, обладательница черной сабли.

Действуя все так же неспешно, мужчина снял скрывавший лицо отрез ткани, обернулся и, не вставая, произнес:

– Много прошло времени, не так ли?

Бансабира ничего не смогла ответить – беззвучно выдохнула «ты» и осела рядом.

– Ты уверен?

Тан Ранди Шаут, старый, седой, невысокий и недоверчивый, воззрился на разведчика испытующим взглядом.

– Абсолютно, – подтвердил Рамир. – Бансабира Яввуз с тремя тысячами стоит именно там и, судя по всему, нацелена держать путь в сторону оранжевых земель.

– Ююл бьется с Маатхасом. Ему сейчас явно не до сопливой девчонки, которая возомнила, будто никто, кроме Клинков Богини, не знает толка в битве. Вы убийцы, и не более, а для победы в сражении, и тем более в войне, мало быть рубакой.

– Совершенно согласен, – кивнул Рамир. – Даже лучшим из нас, в том числе и Бану, не доводилось командовать чем-то крупнее обычной группы из нескольких человек. Полководцы из нас никакие.

– С такой легкостью признаешь это? – Шаут покосился на разведчика с подозрением.

– Не вижу смысла отрицать очевидное, – будничным голосом произнес Рамир.

– Однако в вопросе разведки и убийства вам равных не сыскать, – расщедрился тан. – У тебя есть свои люди в стане этой соплячки?

Рамир кивнул.

– Хорошо, дай мне время до утра. Я подумаю, как быть.

Утром Шаут огласил решение выслать Ююлу подкрепление.

– Дезориентируй противника, – приказал тан в оконцовке.

– Куда прикажете заманить?

– Заставь девчонку спуститься с холма на запад. Мы ударим с востока ей в тыл.

– Хм, – задумался Рамир.

– В чем дело? – насупился Ранди.

– Если вы планируете сдвинуть Яввуз на запад, я мог бы отправить верного гонца из числа самых быстрых к сиреневым. Их владения примыкают к тому холму, на котором танша стоит сейчас. Если сможете предложить им какую-нибудь выгоду, получите шанс раздавить дочку Старого Волка без особых усилий и затрат войск.

– Я и так ее раздавлю без усилий и затрат, – рявкнул тан. – Но предложение обдумаю. Все, иди, – нетерпеливо махнул Ранди.

Рамир, отвесив почтительный поклон, покинул танскую залу. Той же ночью он узнал от Сциры все сведения, в которых отказал отец любовницы: тан назначил собственного гонца, чтобы договориться с Ниитасом на условиях, которых никому не огласил; подкрепление к Ююлам уже выступило – полторы тысячи хорошо обученных бойцов под началом сводного брата Сциры, к холму им велено подбираться вдоль границы оранжевых. Рамир спросил, откуда у танин Шаут такие сведения, на что та ответила:

– А кто, по-твоему, помогает половине моих братьев разрабатывать планы действий?

Рамир в ответ только ощерился и потянулся за поцелуем.

Бансабира пересчитала в уме свою долю, скопленную за месяцы похода. Девять частей из десяти вновь отойдет разведке, с усмешкой сообразила женщина. Что ж, это лучший вариант растрат, и не только в сложившейся ситуации – если деньги берегут человеческую жизнь, значит, золото в кои-то веки пригождается для чего-то стоящего.

Бивак тянулся восьмые сутки. Бану сидела в шатре с Гобрием и Гистаспом. На столе перед ними лежала карта и пара писем, которые Бану сочла нужным показать сподвижникам. Часом раньше от танши вышел посланник разведывательной группы с юго-востока. Юдейр был тут же и держался поодаль, начищая танское оружие. Его дело малое, и слава богам.

Неожиданно в тихом обсуждении собрания раздался чужой голос – из-за полога:

– Тану Яввуз, это Энку, можно?

Бану подняла голову от стола: Энку служил в разведке.

– Юдейр… – Оруженосец кинул госпоже полотенце, которым Бану накрыла стол. – Войди.

Энку поклонился у входа:

– Госпожа. – Энку с сомнением огляделся.

– Говори, – велела танша.

– В одном дне перехода расположился лагерь под красным знаменем. Со дня на день они должны объединиться с войсками дома Ююл. Вероятнее всего, они двинутся в нашу сторону.

– Численность? – прямо посмотрела Бану.

– Алых около полутора тысяч, о рыжих пока неизвестно.

– Как далеко от них ближайшее поселение Ююлов?

– Около часа верхом.

– Насколько хорошо укреплено?

– Трудно сказать наверняка, но на вид ничего серьезного.

Бану замерла на несколько мгновений. Что за недотепа?

– Узнай точно, потом доложишь.

Энку, отвесив поклон, удалился.

– Юдейр, – бросила женщина. Оруженосец вышел следом. Гистасп проводил юнца взглядом:

– Он уже по одной только интонации понимает, чего вы хотите.

– Час от часу не легче, – грузно выдохнул Гобрий, убирая полотенце со стола. – Они добавят Маатхасу хлопот, он и так уже по темечко окружен союзом алых и рыжих. А по дороге, если сообразят, и нас смогут взять в кольцо и смять.

– Они уже сообразили, – с непроницаемым лицом объявила танша и, прошерстив некоторые бумаги, подала одну из них командирам. – Две тысячи бойцов под знаменем дома Ниитас стоят на западе. Мы зажаты.

Гобрий вскинул на таншу глаза:

– На север?

Бансабира хмыкнула:

– Точно, обратно за реку Бахут, да? Туда, где со дня на день встанет войско Дайхаттов, которое совсем недавно сделало громадный крюк, преследуя нас? Уверена, они быстро поняли, что перехваченные сведения о наших с Руссой продвижениях не более чем блеф.

– Но не на юг ведь?! – Гобрий подался вперед. – Наши позиции здесь совсем не укреплены! Надо прорываться обратно к тану Сабиру, танум.

– Разумеется, Гобрий. Едва мы начнем переправу через Бахут, подоспевшие Дайхатты перестреляют нас, как куропаток, – «поддержал» Гистасп и перевел глаза на таншу. – Госпожа, очевидно, что сиреневые Ниитасы стоят у нас за спиной не просто так. Неужели они пошли на союз с Шаутами? Ведь, кажется, именно из-за них когда-то Иден Ниитас разорвал союз с вашим отцом?

– Не у того спрашиваешь, Гистасп. – Бансабира поднялась. – Я до сих пор плохо представляю, что произошло в стране за время моего отсутствия. Но, думаю, не ошибусь, если скажу, что выгоды, которые Шауты предложили моему деду, впечатляющи.

– И ненадежны, – заявил Гобрий.

– Поверит в них Ниитас или нет, надеется ли он использовать Шаутов, а потом, ослабленных, раздавить – не столь важно. Сейчас бессмысленно рассуждать о Ниитасах, – подытожила Бану. – Наша первая задача – спуститься с холмов.

– Только куда? – спросил Гистасп. – По всем фронтам вражеские земли и солдаты.

– Я все же настаиваю, чтобы мы вернулись к тамну, – высказался Гобрий. – Это ближайшее союзное воинство. Уж простите, но я не верю, что ваш дед добровольно пропустит нас…

Бану, не дослушивая, с трудом удержалась, чтобы не выругаться: она что, виновата, что Иден Ниитас приходится ей дедом?!

– Есть еще Сагромах, и бросать его не дело, – заметил Гистасп.

– Маатхаса можно потерять, а вот Сабира Свирепого нельзя, – не согласился Гобрий.

Бану покачала головой:

– У Маатхаса нет прямых наследников. Если он падет, мало того что мы лишимся союзника с двадцатитысячной армией, мы в принципе можем потерять соратника. Одна Праматерь знает, кто станет лидером Лазурного дома и к чему он потянет свои руки.

– Думаете, лазурные могут пойти против своих же соседей-северян? – спросил Гистасп.

Бану не ответила:

– Каамалы должны взять на себя союз с Раггарами от лица всего северного альянса, Русса и Видарна смогут вернуться к отцу и отбить атаки Вахиифов и Дайхаттов. А мы пойдем на юго-восток, к Маатхасу, через Шаутов.

– По-вашему, разумно доверять такое важное дело, как союз Золотого дома с севером, Каамалу? – недобро нахмурился Гобрий.

– Я бы такого дела даже тебе не доверила, – честно призналась Бану. – Но в конечном счете это не моя проблема. Насколько я знаю, именно глава Серебряного дома на весь Яс знаменит как Каамал Льстивый Язык? Такие прозвища просто так не дают. Думаю, он мог бы сыграть в союзе с Раггарами ключевую роль. И этот союз нужен как можно скорее – в случае чего, Золотой танаар будет нашей единственной отходной тропой на север.

– Это, конечно, так, – подобрался Гобрий, – но…

– Не доверяешь собственному соседу? – с ноткой угрозы спросила танша.

– Не в этом дело, – неуверенно ответил командующий. – Подобные решения должен принимать ваш отец, тану.

– Любопытно слышать подобные сомнения от человека, столь глубоко почитающего северный альянс, – будто случайно обронила женщина. – Ладно, – пресекла она очевидную попытку Гобрия возразить, – перво-наперво нужно продвинуться немного на юг и оттянуть на себя часть воинства оранжевых. Спровоцировать, чтобы не сунулись на помощь алым. Сделаете следующее: на пути к Ююлам среди ближайших холмов осталось пять укреплений. Довольно древних и потрепанных за последние восемь лет. Выберите наиболее смелых и сообразительных и займите их в течение нескольких дней. Смотрите по ситуации, вероятнее всего, заставы придется укрепить перед встречей с врагом. Будьте расторопнее – Ниитасы тоже на них претендуют.

– Откуда вы знаете? – насупился Гобрий. Да насколько длинные уши у этой малявки?

Бансабира развела руками:

– Гобрий, Бойня Двенадцати Красок длится восемь лет. Ее никто не останавливает, танам никто не мешает. По-твоему, они не понимают, что такого идеального и к тому же безвозмездного шанса оторвать кусок от земель соседа может еще лет сто не представиться? Я бы им воспользовалась. Так что действуйте.

– Действуйте? – уточнил Гистасп.

– Это я могу доверить вам, не так ли? – спросила, взглянув пронзительно.

– Разумеется, – нестройно ответили командиры после недолгой паузы.

– Тогда занимайте заставы, пока не достигнете границы между Оранжевым и Сиреневым домами, оставляя в них по две-три сотни охраны. Когда подойдут рыжие, спровоцируйте бой оставшимися силами и отходите назад. Если не вернусь к тому времени, пришлю Юдейра с распоряжениями. Помните, ваша задача оттянуть Ююлов, а не победить их. Если же в тыл ударят сиреневые, бросайте все и уходите через северный тракт к отцу.

Она явно недооценивает собственных солдат, подумал Гобрий.

– А вы, госпожа? – как-то несвоевременно довольно осведомился Гистасп.

– Позабочусь о войске Шаутов.

Гистасп, расширив глаза, подался назад.

– Да вы с ума сошли! – взбеленился старший из командиров. – Чем бы вы ни были, вам не одолеть полторы тысячи бойцов в одиночку!

– И в мыслях не было. Я возьму отряд.

Слава богам.

– Восемь сотен, – пригвоздил Гобрий.

– Нет.

– Шестьсот, – настоял Гистасп.

– Двадцать четыре бойца плюс Юдейр и Раду.

– ТАНУ! – Гобрий взревел. Владыка Вод, дай терпения не прибить эту зарвавшуюся малолетку! Помимо всего прочего, огребать от Яввуза за смерть его давеча воскресшей дочки не улыбалось.

– Двенадцать у меня уже есть, – как ни в чем не бывало продолжила Бансабира. – Я попрошу вас выделить мне из личных дружин по шесть сильнейших бойцов из числа опытных конников и, конечно, самых быстроногих скакунов в придачу.

– Что вы намерены делать? – беззастенчиво спросил Гистасп.

– Победить. Жду вашей помощи в течение часа. Дальше действуйте согласно приказу. До встречи в холмах. – Не дожидаясь ответа, коротко кивнула, вышла на воздух и окликнула Юдейра, сообщив, что вскоре командиры пришлют дюжину конников, которых надо снарядить в дорогу.

– Кроме того, подготовь мой отряд и Раду. Минимум еды и воды, достаточный объем стрел.

– Слушаюсь.

Пока присланные люди собирались в дорогу, Гобрий с Гистаспом опять отговаривали Бану от совершенно невразумительного намерения сунуться четвертью сотни против полутора тысяч.

– Это самоубийство! – упрямился Гобрий.

– Это необходимость, – поправила Бану.

Гобрий сжал зубы и кулаки. Гистасп одним глазом заметил, что соратника затрясло. Плохо дело.

– Тану! Вы можете хоть раз рассудить разумно?! Упорство и упрямство, знаете ли, не одно и то же!

– Выполняйте приказ, и еще, Гобрий, – тот, вздрогнув, откликнулся не сразу, – будь добр, обожди с докладом отцу до той поры, пока не получите известий, добилась я успеха или нет.

Гобрий, весь красный, заморгал, нахмурился. Того хуже, чуть было оправдываться не начал. В итоге язык сдержал, но заметно побелел – так спокойно и открыто говорить о том, с чем этой выскочке в лучшем случае полагалось бы молча мириться!

Спорить бессмысленно. Мужчины вышли по-разному: Гобрий без утайки бушевал, Гистасп держал себя в руках.

– Невозможно ни понять, ни руководить упертой женщиной! – в сердцах бросил Гобрий, когда они отдалились от шатра Бану на достаточное расстояние.

– Гобрий, – серьезно позвал Гистасп, останавливаясь. Гобрий обернулся и тоже затормозил. – Будь добр, держи себя в руках. Эта девчонка уже объявлена тану. Настанет день, она сядет в кресло отца. Думаешь, она оставит на плечах головы тех, кто слишком часто открывал рот, чтобы покричать?

– У этой девчонки ветер в голове, который продует всю кампанию, вот что я думаю, Гистасп! И настанет день, когда она сдохнет! Больше скажу – скорее всего, в этой вылазке и помрет! Заодно прихватив к Старой Нандане наших ребят.

– Предлагаешь отправить к ней кого послабее?

– Да знал бы я! Сам что думаешь делать?

– А зачем мне тут думать? – Гистасп, скалясь, развел руками. – У меня есть приказ, мне достаточно.

– Хорошо бы этот приказ был отдан кем-то более озабоченным ценностью человеческой жизни!

– Ты бы потише говорил, Гобрий. Услышать могут.

– Не учи, Гистасп! Если бы Свирепый знал, какие у его отпрыска способы выслуживаться!

– Мне кажется, за этим ты и здесь – делать так, чтобы Старый Волк об этом знал, разве нет? – Гистасп улыбнулся с легким прищуром.

Спустя еще десять минут Бансабира, укрытая легким плащом, спрятавшая лицо под капюшоном и отдельной повязкой так, что видны были одни глаза, отдернула полог и вышла к отряду.

– Стройся! – приказал Раду, заметив госпожу. Бану оглядела – все одеты, как и она, согласно повелению. Собраны в дорогу тоже по уму. Танша кивнула, подошла к коню. Юдейр суетился рядом, но Бану проигнорировала его участие, ловко взлетев в седло.

– По коням! – пришпорила рысака, не дожидаясь остальных.

Задолго до наступления темноты Бану дала знак остановиться.

– Ночлег! – спрыгнула на землю первой и пошла вдоль спешивающихся всадников, ведя скакуна под уздцы. – Лагерь не разбивать, огонь не разводить. Переждем здесь. Всем отдохнуть, в полночь снимаемся. Юдейр, – кивнула, увлекая оруженосца за собой.

– Госпожа? – спросил юноша тихо.

– Пусть Раду организует караул. Менять по два человека каждый час. Первым заступает он сам и Ри. Ты будешь в последней из пар, разбудишь меня.

– Хорошо. Тану, а можно спросить?

– Говори.

– Почему в полночь?

– Попробуй додуматься сам, пока будешь караулить, – сухо отозвалась женщина.

Блеклое небо серебрилось матово-серой краской – рассвет еще не наступил, когда двадцать семь всадников врезались в лагерь алых четырьмя группами с разных сторон западного караула. Стражники Шаутов, кто от стрел, кто – из последних погибших – от клинков, уже заливали кровью землю.

Петляя на обезумевших конях, северяне неслись сквозь сонный лагерь, разбрызгивая во все стороны по треть колчана острий. Затем, прижавшись грудью к загривкам скакунов, сами уподобились стрелам, молниеносно пересекая лагерь, будоража заспанных солдат, офицеров, кашеваров, лекарей, пленниц. Не успел неприятель опомниться, а отряд Бану уже взметал в поднебесье пыль, уходя на юго-восток.

Только бы все вышло, думала молодая женщина. Она оглянулась, увидев слезящимися от ветра глазами, что алые наконец-то потянулись хвостом погони. Бану вновь устремила взор вперед – на неразличимую пока деревню, близ которой со дня на день должны встретиться алые и рыжие для удара по ее армии.

Сердце настойчиво колотилось о ребра и, будто не в силах сломать, отскакивало обратно в грудь. Тонкие пальцы в перчатках мертвой хваткой держали узду, вплотную прижимая к шее коня.

Рассвет все еще не настал, когда перед летучим отрядом Бансабиры Яввуз показалось поселение с оранжевым знаменем на невысоком доме старосты. Поселение не имело как таковых стен и ворот – небольшой частокол, который высокорослые скакуны взяли не без труда. Бану тяжело выдохнула – две трети дела позади, оставалось только в нужное время выбраться из этого бедлама.

Вновь полетели снопы стрел из колчанов северян. Гарнизонных здесь по донесению должно было быть около пары сотен, но пока они поднимались и соображали, что происходит, пурпурным удавалось чинить произвол, выполняя попутно грозный приказ тану – каждую вторую найденную по пути лошадь рубить с привязей, выпускать из стойл, гнать от деревни дальше на юго-восток. Под копыта попадали верещащие дети, которых оттягивали в стороны трясущимися руками плачущие женщины, старики, собаки, куры и мелкий скот. Все смешалось в панике.

И сквозь это поселение отряд прокатился лихом, а найденных кобылиц и скакунов, побивая плетьми, погнали дальше. Вскоре перепуганные животные понеслись вперед без помощи пурпурных. Всполошенные подданные Ююлов, не разобравшись, что произошло – все, кто мог держать оружие, – с отчаянной яростью кинулись на вторгшихся, еще вчера вечером дружественных всадников.

Перед тем как развернуть отряд в обходной крюк, Бану приметила вдалеке разбитый лагерь. Видимо, сегодня-то оранжевые и планировали добраться до алого воинства. И видимо, доберутся. Даже быстрее, чем думали. Гнев – хороший ускоритель.

Отряд Бансабиры, соблюдая предельную осторожность и действуя только ночью, окольными путями держал путь к своим. Однако в одну из ночей группа Бану столкнулась с неприятностью.

– Это Ниитасы, – шепнул Одхан, прижимаясь к земле и указывая носом на горящий кострами впереди лагерь сиреневых. – По этой тропе не вернуться.

– Дождемся утра, – велела Бансабира. – Независимо от их командующего, стоит попробовать поговорить.

Ночь прошла без происшествий. Утром танша велела двенадцати бойцам личной охраны тянуть жребий – кто отправится с посланием. Участь выпала Ри, рыжеволосому бойцу среднего роста и худосочного сложения. Откуда в нем была сила, удовлетворяющая требованиям Бансабиры для ее «гвардейца», не ответил бы и человек с самым богатым воображением.

– Скажи лидеру, что прибыл с сообщением от Бансабиры Яввуз, внучки Идена Ниитаса. Я бы хотела переговорить с таном Сиреневого дома.

Ри кивнул, влез на лошадь и отправился к лагерю сиреневых, намеренно сдерживая коня по мере приближения. Обратно вернулся к вечеру, хмурый, шепнул Бану что-то на ухо, и та велела сниматься с места.

Несмотря ни на какие выгоды, Ниитас в союзе Шаутам отказал. Старые обиды были слишком сильны, а гордость неуправляема.

В это время действующий тан Ююл, поджарый шатен недалеких сорока лет, получил срочное донесение от одного из вассалов, что Шауты разорвали союз и вторглись к ним с войной. Удар в спину от давнего соседа и союзника… От выродка, в семью которого Ююл отдал двух сестер!

Чтобы усилить все приграничные гарнизоны, которые могли быть атакованы алыми, Ююл отозвал часть войск из различных укреплений в центре танаара и переместил их к рубежам. Тан Маатхас благодаря такому стечению обстоятельств смог вздохнуть спокойнее.

В самых ближних к танше рядах рассказ о проделанном Бансабирой маневре распространился подобно пожару в ветреную погоду. И каждая новая версия, слетавшая с уст двадцати шести очевидцев, обрастала все более невероятными деталями. Бану пригрозила, чтобы дальше ставки командования весть не расходилась, но удержать столько языков было невозможно.

Гобрий в ответ на нескрываемое ехидство Гистаспа отфыркивался.

Общим счетом за неполный месяц пурпурные заняли и укрепили пять не особо крепких, но выгодно расположенных наблюдательных пунктов. Ничего серьезного там не было – бродячие шайки разбойников и дезертиров разного подданства разогнать оказалось легко. Наконец, расположившись лагерем у последней заставы, перевели дух. Единственным, чему по-настоящему радовалась в те дни Бансабира, был факт, что в речной стране вроде Яса нет недостатка в пресной воде.

Прикашливая в кулаки, солдаты и селяне окрест передавали слушок, будто бы Бану Злосчастная причастна к распаду союза оранжевых и алых.

Что ж, а вот теперь самое время, размышляла Бансабира. Сейчас даже выгодно, чтобы сами рыжие и алые прознали об ее вмешательстве. Остановить бойню танам уже не удастся – месяца хватило, чтобы обозленные соседи вцепились друг в друга, как шакалы. У тысяч бойцов отныне полно поводов для мести, и если уж не полноценный конфликт, то множество мелких стычек между соседями Бану обеспечила. О восстановлении союза речи не пойдет еще долго.

В центре Оранжевого танаара между тем сидел Маатхас со своими ордами, а тут – совсем рядом – маячила еще и она, Бану, повинная в стольких горестях и в немыслимом коварстве. Конечно, нужно быть полным идиотом, чтобы рискнуть воевать на три фронта, но ведь тан Ююл тоже человек, и ему не чужд праведный гнев.

Бансабира скалилась.

Этан глубоко погряз в зиме.

Перед укреплениями выстроился пятитысячный лагерь Ююлов, и от тану поступил приказ провоцировать врага на бой. Когда наконец напряжение рыжих достигло пика, Бансабира, у которой отлегло от сердца, что удалось до нужного срока растянуть терпение своих, велела сдать занятую заставу и отойти на прежние позиции до следующего пункта.

Прежние хвалебные перешептывания сменились ворчащим бормотанием – и какого рожна, спрашивается, командиры ночей не спали над стратегиями, солдаты проливали кровь, а потом еще и горбатились с камнями да досками, укрепляя стены?!

Но сделали, как велено. Опьяненные неожиданным успехом Ююлы, оставив в занятом гарнизоне пятьсот бойцов охраны, кинулись остальной массой следом – еще бы, ведь войско Бансабиры в сравнении с их было совсем невелико! Пылающие гневом пурпурные (которых прибавилось из-за воссоединения с оставленными прежде товарищами) готовились дать стоящий отпор зазнавшимся южанам у четвертого из пунктов, но… Бану велела сдать и его.

А потом и еще два.

Грозное возмущение офицеров и солдат настигало повсюду, и Бансабире было все труднее сдерживать себя и их. В конце концов они правы: когда приказы неясны, кто станет их выполнять? Но у нее нет права объяснять решения. Того и гляди рубаки начнут думать, а этого допускать точно нельзя.

Когда лагерь встал у пятой из застав на холмах и все три тысячи бойцов вновь собрались под пурпурным знаменем, даже сотники нередко, чертыхаясь, тайком сплевывали:

– То обороняй, то сдавай! И что, что их больше?! Северяне стоят насмерть! Намоталась на своих югах, теперь черт-те что творит! Тупая баба!

Бансабира, до которой доходили такие слухи, сжимала челюсти – им ведь не растолкуешь, что в десяти случаях из десяти стоять насмерть куда легче, чем выжить.

Тридцать семь сотен бойцов под знаменами Оранжевого дома разбили лагерь в теснине меж холмов, напротив последнего занятого Яввузами укрепления. Отходить было некуда – это понимали обе стороны. Все решала теперь простая и грубая схватка.

Два командира и главнокомандующая стояли перед входом в ее шатер, оглядывая пурпурное воинство, насколько позволяла местность.

– Готовьтесь к сражению наутро, – приказала тану. Гобрий демонстративно поджимал губы, Гистасп немного хмурился, но не больше.

– Если к этому все пришло, мы могли дать бой еще в самом начале! Что за бессмысленные растраты времени и сил!

– Постарайся не повышать голос, – спокойно отозвалась Бану.

– Вы совсем не знаете северян, танин, – разочарованно протянул Гобрий.

Бансабира даже не обернулась в его сторону:

– Ну-ну, не стоит так оговариваться – мало ли на что способны женщины в ярости.

– Ну, знаете! – закипел Гобрий.

– Знаю, Гобрий. Знаю, что теперь на каждого северянина, которыми ты так дорожишь, не приходится и полутора вражеских бойцов. Отдыхайте.

В ту же ночь, последовавшую за стоянкой врага, Бансабира велела двумстам конникам на достаточном от оранжевых расстоянии нарезать круги около их лагеря и время от времени трубить во все роги.

Пожалуй, единственными, кто не осуждал Бансабиру, были те две дюжины бойцов, которые вместе с ней провернули недавнюю вылазку к алым. Иногда достаточно стать свидетелем всего одного безумства, чтобы признать совершившего его гением.

Бану сидела в шатре, размышляя о Горе: прав был наставник, когда говорил, что управлять малым и большим – одно и то же. Стоило признать – может, конечно, как человек Гор был скотом редкостным, но дело свое знал отменно. Интересно, где он теперь? Добрался ли до Западного Орса? Чем занимается там? Или вернулся в Храм Даг? Хотя вряд ли…

– Полгода прошло, – сказала Бансабира.

– Простите? – подался вперед Юдейр.

Бану вздрогнула – вот же, озвучила мысли.

– Да так, ничего. – Изящная не особо часто вспоминала Гора, точнее, делала все, чтобы забыть о нем. И сейчас момент для воспоминаний тоже был не лучший. – Юдейр, – позвала Бану.

– Да?

– Ты осуждаешь мои действия, как остальные?

Блондин подскочил с места.

– Г-госпожа! – Он, кажется, оскорбился. – Как вы можете такое…

– Осуждаешь или нет?

– Нет, – ответил, стараясь смотреть Бансабире в глаза честнее самого преданного пса. Женщина промолчала. – Я же ваш оруженосец, – еще тверже выговорил парень.

Ночь напролет, будто в помощь маленькой танше, лил дождь. К утру прояснилось.

Солнце за спинами пурпурного воинства поднялось почти на пол-локтя, когда войско Бансабиры выстроилось в три линии. На себя тану взяла основное командование; Гобрию доверила центр – пусть порубится с лихвой, выпустит пар; Гистаспа поставила во главе неполной конницы с правого фланга – ему полагалось обойти врага полукружьем и крюком вонзиться в тыл, располовинивая противника; легковооруженных с левого фланга доверила Раду. Двести человек оставила в резерве, приставив к ним Одхана; еще двести отсыпались после бессонной ночи. Рядом с собой держала только разведчика Энку, пару быстроногих гонцов и Юдейра – для связи с командирами.

В напутствие им – Гобрию, Гистаспу и Раду – Бансабира сказала всего одну фразу:

– Мы берем пленных.

С черным смакованием Бансабира, сидя верхом, глядела с возвышенности холма на избиение войск Оранжевого дома. Воины неприятеля сражались вполсилы. И неудивительно: очередной переход, разбивка лагеря, бессонная ночь из-за ее конницы, причем не просто бессонная, а нервная, проведенная в натужном ожидании атаки, в бессильном гневе на самих себя из-за невозможности втянуться в сражение с громыхавшими всадниками (ведь тогда их, скорее всего, завлекут в ловушку отдохнувшего и заранее расставленного войска!); пустые желудки – у оранжевых была масса причин прогибаться под ударами северян.

«Для настоящего сражения они слишком утомлены. Даже при должной выучке, даже с опытнейшими бойцами это трудно, – размышляла шестнадцатилетняя женщина. – Ты всегда так делал. Сначала выматывал меня до седьмого пота, а потом начинал тренировку с оружием. До кровавой рвоты».

Пленных оказалось почти сотня человек. Из них имеющих хоть какую-нибудь политическую ценность – пятеро; еще одиннадцать – из разного ранга офицеров; остальные не более чем лишние рты. Каждому четвертому Бану велела вскрыть гортань; каждому третьему из оставшихся – если есть семья, велела идти домой. Остальных отправила в обоз – до лучших времен.

Захваченные трофеи оказались неожиданно щедры. Юдейр быстро собрал сведения о том, кого, чего и сколько удалось захватить в результате сражения, и кого, чего и сколько пришлось потерять. Бану удовлетворенно хмыкнула – расчет был верным, потери минимальны.

Пока Юдейр, Одхан и еще одиннадцать телохранителей танши руководили распределением пленных, заготавливали и систематизировали отвоеванное, Бану наскоро собрала в шатре двух командующих и с десяток отличившихся полутысячников.

– Я знаю, что все устали, – отчеканила Бану, глядя в блестящие глаза вновь довольных командиров, – но отдыхать некогда. В кратчайшие сроки надо отбить укрепления обратно. Скоро станет известно, что у нас младший ахтанат Ююлов и ведомое им войско разбито. Как только это случится, его отец-тан пришлет послов, которые будут отвлекать наше внимание на время, необходимое, чтобы стянуть подкрепление. Общим счетом в четырех заставах должно быть менее полутора тысяч воинов. Дан! – обратилась к одному из мужчин.

– Госпожа! – с готовностью обратился брюнет.

– Возьмешь половину полка и отправишься к ближайшей заставе, там меньше всего людей. Справишься?

– Безусловно! – вскочил, поклонился. Горяч, подумала Бансабира. Горяч, красив и полон энергии.

– Хорошо, – хотела продолжить, но Дан влез с вопросом:

– Подскажите, госпожа, я могу взять оружие и знамена оранжевых?

Бансабира внутренне улыбнулась – еще и не глуп.

– Ты должен взять доспехи и знамена оранжевых, Дан. То же касается остальных. – Мужчины закивали. – Такул! – Откликнулся еще один командующий. – Берешь триста, на тебе будет самое южное из укреплений.

– Понял, тану. Но… можно мне взять хотя бы на полсотни больше?

– Нет, – неопределенно ответила танша. – Исключая Гобрия и Гистаспа есть тот, кто сделает это с тремястами?

Такул побледнел, видя, как удача уходит из рук:

– Сделаю, госпожа. Справлюсь или погибну!

Бану бросила на мужчину оценивающий взгляд:

– Кажется, среди полутысячников моего брата есть и твой брат, верно, Такул?

– Д-да, – не сразу, но командующий уловил подвох.

– Думаю, ты сообразил, что с ним будет, если провалишься. – Услышав очередное «Слушаюсь!», Бану продолжила: – Северная застава одна из важнейших, она дает лучший обзор местности. – Обвела взглядом командующих. – Серт, – отчеканила имя избранника.

– Сделаю!

– Пара сотен. Самое большее – три, и сделать надо не позднее, чем за два дня.

Решимость Серта дрогнула – в заставе, скорее всего, триста пятьдесят бойцов, к тому же – они-то за стенами! Но какой идиот упустит такую возможность?!

– Выполню, тану, или паду в бою! – пылко заверил мужчина.

Ох уж эти молодые мужчины – Бану с трудом удержалась от удара по столу, – все им надо за что-нибудь помереть! А вот ей надо, чтобы Серт взял заставу.

Не изменившись в лице, Бану перевела глаза на альбиноса.

– Гистасп, – сказала просто, и мужчина понял, чего от него хотят. Бану прочла это во взгляде полководца и кивнула: – На тебе самый дальний из пунктов. Ююл оставлял там пять сотен, когда уходил. – Гистасп кивнул в ответ. – Сколько тебе нужно людей?

– Четырех сотен хватит, но из них не меньше половины полка – конники.

– Бери пять. Мы с Одханом и ребятами будем придерживать тылы. Гобрий… – Седеющий полководец едва заметно взметнул брови. – Отвечаешь за наш отход. Как только ближайшая и северная заставы будут взяты, труби сниматься с лагеря.

– Понял, – буркнул Гобрий.

– Тогда свободны. И кликните Одхана.

Полководцы поклонились и вышли, велев стражнику у шатра найти главу личной охраны тану. Когда тот явился, Бану выслушала доклад о состоянии дел в лагере и сказала:

– Семеро командующих свято верят, что ты вместе со мной кинешься по прямому тракту. Подбери из числа преданных тебе людей такого, что больше всего походит на тебя сложением и голосом, дай ему свой доспех, пусть займет на время твое место в отряде. Есть кто на примете?

– Пожалуй, тану, – задумчиво отозвался мужчина через несколько секунд.

– Сам ты мне нужен для другого – отправишься под видом рядового конника с отрядом Такула отбивать северную заставу. Если этот недалекий прихвостень отправит людей на верную смерть или надумает сноситься с врагом, либо убей его, либо прими командование на себя, либо успей вовремя сообщить мне.

– Я вас понял.

«Все бы так понимали».

– Можешь идти.

Бану вышла на улицу, велев стражникам у шатра собрать побольше народу. Когда поручение исполнили, тану Яввуз возвестила:

– Мы все утомлены. Но сейчас нет возможности почивать на лаврах минувшего сражения! Надо отбить оставленные заставы, пока туда не прибыло подкрепление! Благо недальновидный враг облегчил нам работу, оставив в каждой всего по паре сотен бойцов! Северяне! Это ваши заставы! Вы первыми их взяли, вы их укрепляли, вам они и достанутся! Чем быстрее расправимся с остатками трусливых рыжих, тем скорее отдохнем и поделим честно отвоеванную добычу!

Бансабиру поддержали. Теперь, когда смысл последних решений стал прозрачен, как вечный лед на далеких вершинах Астахирского хребта, шепот в рядах стих. «Маленькая танша» все больше походила на тех легендарных героев сказаний, которые ухитрялись вести людей, черпая для этого силы и мотивы никому не ясным образом из самих себя.

Пожалуй, подобное и называется харизмой, думал Юдейр, наблюдая за госпожой очередным вечером, когда заставы были отбиты. Бану велела по возможности разобрать их до основания и на месте нынешнего лагеря строить из полученных материалов тяжелые колесницы. Добыча поделена; кто-то из командующих надеялся на большее, но в итоге распределили награбленное достаточно разумно и справедливо. Парочке отличившихся Бану пожаловала незначительные отдельные награды. Такул, согласно докладу Одхана, выложился сверх собственных сил, потерял треть вверенных солдат, людьми и силами распоряжался не особо сообразно, но о предательстве или самовольстве не помышлял. Ул, рядовой, временно замещавший Одхана в отряде Бансабиры, существенно уступал остальным бойцам дюжины, но Бану нашла, что техника его не так плоха, и оставила при себе.

Пока на месте лагеря раненые восстанавливали здоровье, здоровые набирались сил, пленные тесали колесницы, добывали провиант и воду, Бансабира получала донесения от разведчиков и письма от союзников. А между тем пятьдесят отпущенных бойцов (из числа захваченных оранжевых) разносили по всему Ясу молву о «маленькой танше» Бансабире Изящной или еще – Бану Злосчастной.

Когда колесницы были готовы, Бансабира двинула войско на восток. Попутно размышляя, что отец явно не без причин отправил ее прикрывать тылы именно Маатхаса.

Оставшиеся без громадного гарнизона на западе оранжевые Ююлы отослали гонцов на Бледные острова, которые уже больше двух столетий сохраняли подданство великодержавному Ясу. Яшмовый остров согласился на союзничество за весьма кусачую долю наживы.

Тем временем в центральном регионе Сабир отправил сына держать одну из занятых крепостей – единственное укрепление на пути приближающихся желтых из подданства дома Луатаров. Синие Наадалы, прежде намеревавшиеся присоединиться к альянсу бежевых Вахиифов и черных Дайхаттов (о чем и Сабиру, и Бану доносили шпионы), притихли: гулял по стране слушок, будто со смерти прошлого тана многим в Синем танааре заправляет не новый тан, а его старшая сестра, чей сын, Бут, сейчас находился в плену у Бансабиры. Разумеется, Сабир, задолго до того получив известие от дочери, в свою очередь позаботился о том, чтобы тан и танин Наадал тоже были в курсе: объединенной атаки трех танов сразу ему не выдержать, а пленение Бута давало хоть какую-то надежду, что Синие обождут с нападением.

Смяли встреченный отряд алых.

Бивак. Северяне довольны. Давненько танша не давала добра праздновать.

А вот самой тану в тот вечер изрядно портили настроение, хотя она надеялась отложить разговор до утра.

Бансабира сидела в шатре, подпирая голову рукой. Старшие каптенармусы докладывали о запасах оружия, воды, провианта. Награбленного у Ююлов хватило, чтобы частично заменить затупившиеся и обломанные клинки и наполнить колчаны, с пресной водой в этих землях проблем не было. А вот еда… Может, в здешней полосе достаточно тепло в январе (не сравнить с родным танааром), но урожай снимают всего раз в год – по осени. Все собранное уже давно хранится по амбарам да складам за стенами крепостей. Собственных же запасов хватит самое большее на месяц. Особенно после сегодняшней пирушки. Нужно как можно скорее достичь снабжения.

Юдейр еще до этого разговора принес госпоже немного привычной еды и воды. Хмельного она по-прежнему избегала.

Отпустив жестом ответственных за содержание и распределение запасов, Бану откинулась на стуле. Воистину самое трудное в войне – накормить тех, кого ведешь.

– Юдейр, – позвала женщина, закончив с едой. – Спроси, нагрели ли мне воду.

– Слушаюсь.

Следующую четверть часа пара пленниц-служанок наполняла для госпожи ванну. Бану тем временем наслаждалась ночным воздухом в компании командиров. Ни один из них, особенно Гобрий и Раду, не одобрял того, что бомльшую часть работы слуг для тану выполняет мужчина. Причем не просто мужчина, а, по сути, юнец, в котором в силу возраста в полную одурь беснуется кровь. С завидной регулярностью – раз в две недели – они начинали нравоучать Бану, что-де подобное недопустимо. По первости даже среди солдат ходили всякие слухи, которые, к слову, танша игнорировала просто с возмутительным спокойствием. Однажды Серт, один из командиров средней руки, пришел – отчаянный, серьезный – с таким видом, будто собирался повиниться в чем-то до ужаса постыдном, и сообщил, как только что в его присутствии несколько солдат обсуждали частную жизнь танши. Бану окинула смельчака снисходительным взглядом, поблагодарила и велела действовать. Через пару дней, привлекая внимание, Серт приволок какого-то болтливого умника к шатру госпожи, требуя повторить то, что он «так смело рассказывал приятелям о сношениях тану с оруженосцем». Бансабира глянула на наглеца с презрением:

– Смотрю, некоторые из бойцов охотнее сплетничают, чем сражаются? Что ж, почему нет: в конце концов, чесать языками – последняя бабская потеха.

Вид у Бану при этом был самым скучающим. Солдатня вокруг расхохоталась.

– И она, само собой, куда увлекательнее участи последним во всем лагере ложиться, первым вставать и работать за десятерых.

Со временем толки утихли. По крайней мере, в этой части армии. Однако дотошный и всемудрый Гобрий считал своим неизменным долгом неустанно (стоит позавидовать его надежде на успех!) твердить тану, что всем и каждому в государстве не разъяснишь суть ситуации, а молва будет поносить светлое имя Яввузов еще не один год. Даже после войны, если она вообще когда-нибудь закончится.

Вот и сейчас, пока служанки таскали воду, а Юдейр следил за работой, Гобрий, с которым Бану встретилась на улице (их с Гистаспом шатры стояли вблизи танского), принялся исполнять высоконравственную миссию:

– Неужели за полгода среди имеющихся в обозе женщин вы не смогли найти никого, кому могли бы довериться настолько, чтобы позволить хотя бы мыть себя?! – Бансабира зевнула, чем заставила стоявшего по другое плечо Гистаспа улыбнуться. – Да поймите вы, тану, – усердствовал Гобрий, – что бы вы ни делали, сколь бы талантливым полководцем ни были, как бы вас ни уважали, все равно найдутся те – и поверьте, их будет большинство! – кто будет смотреть на вас искоса, осуждая за поведение!

Он когда-нибудь уймется? Бану почесала щеку.

– Потому что, будь вы даже четырежды тану, вы остаетесь женщиной, и поскольку вы женщина правящая, о вас в бытовом смысле не может заботиться мужчина! Ваше имя в результате будут перетирать на всех углах! А вслед за ним – всей семьи, включая и ваших будущих детей! Вы ответственны перед родом! Юдейр этого не понимает, он из прост…

– Скажи честно, – не выдержав, лениво протянула женщина, оборачиваясь в сторону командующего, – ты ему завидуешь?

Гистасп по другую сторону от танши легонько хохотнул. Гобрий от удивления замолчал, уставившись на Бану расширившимися глазами. Та, сохраняя в лице напускную серьезность, проигнорировала смешок Гистаспа.

– Ты тоже хочешь увидеть меня голой, Гобрий?

– Ч… Что вы такое говорите, тану?! – Позеленел. Побелел. Взъерепенился, как старый петух, демонстративно оскорбляясь. – Я говорю это для вашего же…

Бансабира развела руками:

– Ну, ни одного более логичного объяснения твоим проповедям я не вижу. – Даже в темноте было видно, как на сей раз алая краска залила Гобриево лицо. – Вот ответь мне ты, Гистасп, – обратилась она ко второму полководцу. – Твой оруженосец помогает тебе надевать и снимать доспехи?

– Д-да.

Гобрий мгновенно сообразил, о чем будет разговор, но влезть ему попросту не дали.

– Поддерживает ли он твое оружие в должном состоянии?

– Да, – ответил тот увереннее.

– Носит ли он его за тобой всюду, куда скажешь?

– Разумеется.

– Старается ли защитить тебя от опасности, обнажая свой меч против врагов до того, как ты обнажишь свой?

– А то!

– Подносит ли он тебе еду и питье?

– Да.

– Помогает ли надевать обычную одежду и мыться?

– Само собой.

Бану вновь театрально всплеснула руками, оборачиваясь к Гобрию:

– Что и требуется доказать, Гобрий! А теперь позволь я удивлю тебя: Юдейр – мой оруженосец! – Задорные зеленые глаза горели весельем. – И то, что он делает, – его работа.

Гистасп уже в голос хохотал. Гобрий не знал, как возразить, а пока, пыжась, возмущался, Бансабира хлопнула его по плечу и, смеясь, пошла к себе:

– Хорошего тебе отдыха сегодня, Гобрий.

Оставшись наедине с Юдейром, Бансабира, не задумываясь, принялась раздеваться. Юноша мгновенно засуетился рядом, принимая оружие и одежду. Стоило распустить стягивающие грудь ленты, как полоска румянца привычно перечеркнула переносицу юнца. Парень проигнорировал это и, обнажив госпожу до конца, помог забраться в горячую воду. Натруженные мышцы и суставы, словно слезами тающих ледников, приятно заныли.

– Юдейр?

– Слушаю, госпожа.

– Те служанки, которых ты выбрал, хорошо справляются? – спросила, смежив веки.

Юдейр, раскрасневшись еще больше, немного задержался с ответом.

– Да, я вс… всем доволен.

– Хорошо. Уже четыре месяца прошло, если вскоре захочешь кого-то другого, скажешь.

– Вы… слишком добры.

– До тех пор, пока ты ухитряешься не выделяться со своими развлечениями среди остальных. И смотри, чтобы ни одна из них не понесла.

– Д-да. Я… я слежу за собой… когда заканчиваю…

Бансабира, так и не открыв глаз, усмехнулась.

Выпивки в лагере было немного. Как случилось то, что случилось, в итоге не понял никто.

Рассвет только занялся. Лагерь в большинстве своем еще спал, но Юдейр уже принес Бану воду для умывания. Закончив с утренними процедурами, женщина размялась здесь же, прямо в шатре. Оруженосец тем временем готовил одежду для госпожи – пока что на ней были закатанные до колен черные штаны да ленты, перетягивавшие грудь.

– О, кажется, наши олухи начинают просыпаться, – прокомментировала тану, заслышав за пологом движение. – Самое время, я уже есть хочу, – потерла стройный живот, который тем не менее не был лишен женской округлости.

– О-о-ох, – раздался чей-то натужный рык с улицы. – От этого красного пива голова трещит!

– Ну так не ори, идиот! Не у тебя одного череп раскалывается!

– Эй, где кашевары?! Я голодный, как волк!

– Ну так за кем идем-то?

Бойцы загоготали.

– Это точно! – добавил очередной из них. – Аппетит у нашей волчицы что надо!

Новый всплеск смеха.

– Ты бы рот закрыл, – строго произнес кто-то. Бану узнала тембр Вала, еще одного бойца из личной гвардии.

– Сам заткнись, Вал!

– Да это он из зависти, что танша его вчера в охране оставила, пока мы пили! Да, Вал? – подначивали бойца.

– Вот идиоты, – тихонько улыбнулась Бансабира, переглядываясь с Юдейром.

– Госпожа, – поднялся он, – я сейчас же заткну их.

– Тсс, – приложила палец к губам. – Вал на провокации не ведется. Давай-ка еще послушаем.

– Вы бы потише себя вели, – гаркнул кто-то куда трезвее. – Тану еще спит. – От этих слов оруженосец Бансабиры легонько усмехнулся.

– Здорово, Ри! Вот спорим, что нет!

– Ул, а ты тут чего забыл?

Спросившему не ответили.

– Оглох, что ли?

– Поди, нос задрал, раз его танша под крыло прибрала, а, малец? – подшутил кто-то еще.

– Плевать мне, что ты там задрал, – куда грознее сказал бас Вала. – Я спросил – куда ты прешь? В той стороне пленники, тебе нельзя! А ну стой, я сказал! – Вал уже зарычал. Видимо, Ул остановился, потому что возникла пауза. Воин продолжил не сразу: – Никто, кроме нас, не может к ним приближаться! Ты еще не в отряде тану, поэтому сейчас же медленно развернись и возвращайся обратно! О твоем самоуправ… Госпожа? – обернулся, заметив боковым зрением вышедшую Бансабиру.

– Что здесь происходит? – строго спросила она.

Многие проснувшиеся от окриков Вала, включая заспанного Гистаспа, обернулись на женский голос. Несколько человек одновременно нервно сглотнули – Бану стояла перед ними почти раздетая в сравнении с обыкновенной экипировкой – без туники поверх черных бинтов на груди. Каждый мог полюбоваться молодым станом молочного оттенка, плавным изгибом бедер, точеными плечами и ключицами. Кто-то, кто прежде не видел многочисленных рубцов на теле женщины, не удержал придыхания.

Этого момента хватило, чтобы остановленный прежде Ул начал действовать.

– Дело в том, – нашелся Вал, – что Ул…

– Госпожа, – одновременно с Валом выкрикнул Юдейр, выбегая за Бану с ворохом вещей. – Вы должны одеться! – прокричал он перепуганно. – Так не…

Бансабира обернулась в сторону, откуда донеслись лязг, гортанный вскрик и топот копыт.

– Твою мать, – прошептала женщина так, что все вблизи расслышали ее. А потом – сорвалась в безумном беге следом за Улом.

– Госпожа?

Юдейр рванулся следом. Вал приказал немедля помочь госпоже. При ней из привычной экипировки был только один нож – у спины, за подвязками штанов. Впереди скакавший Ул уходил все дальше, всполашивая встречных собак и коней на привязях. Солдат здесь было мало – эту часть лагеря охраняли только воины Бансабиры да несколько дружинников Гистаспа, большинство из которых сейчас, проснувшись, либо уже находились в центре лагеря, либо, выползая по тревоге на улицу, отскакивали от проносившегося мимо всадника.

Бану бежала со всех ног. Молниеносно вытащила нож из-за пояса штанов, завела рукой круг и метнула нож дальше, прямо в бедро несшегося впереди рысака. До лагеря донеслось визгливое ржание, конь чуть было не повалился, но, видимо, гневный удар всадника заставил животное, превозмогая боль и хромая, идти дальше.

Кто-то сообразил отвязать ей коня, на которого танша взлетела на бегу. Кто-то впихнул в руку еще нож. Юдейр продолжал бежать следом, теперь заметно отставая.

Несколькими мгновениями позже, когда дистанция сократилась достаточно, Бану метнула нож в скачущего впереди зверя. Рысак, увозивший нарушителя – ее рысак! – повалился на землю, сбрасывая всадника. Погоней тянулось еще несколько человек. Бану обернулась через плечо – слишком долго они возились с конскими привязями, увальни.

Преследуемый, перекувырнувшись, поднялся и, вытащив из-за пояса кинжал, ответил Бансабире ее же решением. Только метнул не в коня, вовремя поняла Яввуз, а ей в горло.

– ТАНУ! – раздался издалека голос Раду.

Прижавшись к коню, Бану вовремя поставила его на дыбы – животное приняло смертельное острие в могучую грудь. За мгновение до того, как скакун пал, Бану ловко выпрыгнула из седла. Наконец нагнав мужчину, вступила в неравный бой – безоружная и почти без одежды против мечника в доспехах. С трудом уворачиваясь, вынужденная полагаться на рукопашную схватку, Бану держалась на той только мысли, что не может дать беглецу уйти. Наконец удалось выбить из рук противника клинок. Правда, не получилось вовремя ухватить его самой. Удары летели, казалось, со всех сторон. Один, тяжелый, пришелся под дых. Бану согнулась пополам, отхаркивая кровь. В этот момент отряд погони пришел на помощь: Улу, когда он занес подобранный меч для решающего взмаха, в ляжку вонзилась стрела, пущенная Раду.

– Но… это не Ул, – проговорил первым спешившийся Одхан, вырубив мужчину. Он стащил с того шлем и обнаружил бежавшего Бута Наадала.

– Конечно, это не Ул! – зло прохрипела Бану, стоя на четвереньках, задыхаясь.

– Госпожа, вы в порядке? – обеспокоенно заспрашивали остальные, натягивая поводья. Бансабира тем временем, отталкиваясь от земли, старалась встать. Спешившийся Юдейр придержал женщину, послужив опорой.

– Тану! – приблизился конный Раду. – Позвольте вам помочь, – попросил и, не дожидаясь ответа, протянул Бансабире руку. – Юдейр, помоги.

Бану схватилась за предложенное запястье левой рукой; оруженосец подтолкнул под колено, помогая взобраться на скакуна.

– Заберите обоих коней, – велела тану.

– Вам удобно, госпожа? – спросил Раду, располагая Бансабиру в седле перед собой.

– Вполне, едем.

Ехали молча, лошадей держали шагом. Раду не знал, проклинать судьбу или благодарить: Сабир назначил его командующим личной охраной тану, но сама тану ухитрилась отодвинуть Раду дальше всех остальных. Самый последний солдат мог быть – и был! – к танше ближе, чем он, сохранявший за собой почетное звание лидера отряда охраны, в то время как на деле танша давно доверила все управление Одхану. И как прикажете при таком раскладе выполнять порученные таном обязанности?!

С трудом удержавшись от парочки бранных слов, Раду насупился. Сидит тут, крохотная, в сорок раз слабее его, а позволяет себе относиться к нему так, будто его вообще не существует! Даже возненавидь Бану его, Раду был бы счастливее. Мотнул головой – что за дрянь, о чем он вообще думает?

Бану дрожала, зажимая левой рукой правое предплечье: из глубокой поперечной раны струилась густая кровь. Сцепив зубы, Раду велел себе смотреть на это и терпеть – по его, болвана, вине танша вообще ранена! К тому же… к тому же… когда еще представится возможность видеть ее в таком облике и такой близости?

Закусил губу до крови, рыкнув.

– Раду? – тихонько позвала Бансабира, не оборачиваясь. – Все в порядке?

– Д-да, – опомнился мужчина. – Если не считать того, что вы ранены по моей вине.

– Не говори глупостей. Уж чьей-чьей, а твоей вины здесь точно нет. Не ты отвечаешь за охрану пленников.

– Но я отвечаю за вашу сохранность! – сквозь зубы прорычал Раду. Дай ему волю и убери отсюда свидетелей – он бы заорал от гнева, поняла женщина. – А я ничего не сделал!

– Ты спас мне жизнь.

– Этот выродок посмел ранить вас! Ваша рука…

– Хвала Богине, что не шея.

– …И грудь… – Мужчина заметно стушевался. – В смысле… ваши ребра целы?

– Думаю, да, – с ледяным спокойствием ответила танша.

– Поверьте, не будь он политическим пленником, я бы… я бы!..

«Не сомневаюсь».

– Раду, – вздохнула.

– Я должен был сделать больше! Яды Шиады, если бы не эти двадцать шагов…

– Забудь о них, – перебила женщина.

Раду уставился на мир поверх светлой макушки круглыми глазами – не почудилось?

– Госпожа, вы уверены?

– Да. – Все-то ему надо объяснять, этому увальню.

У Раду за спиной крылья выросли.

Запах, исходивший от обнаженной шеи, манящих плеч и ключиц, дурманил. Кажется, телохранитель чувствует его впервые? Как и ее бедра, вплотную прижатые к его.

– Тану!

– Госпожа!

– Тану Яввуз! – доносилось отовсюду – уже многие знали о происшествии.

В лагере Раду, спешившись, снял Бансабиру из седла и попытался на руках отнести в шатер. Женщина высвободилась:

– Мои ноги целы.

Признаться, Раду вместе с разочарованием и порадовался – лучше отойти подальше. Слишком много на него радости за день.

– Госпожа ранена, лекаря ей, быстро! – скомандовал Одхан.

В шатре тану собралось около двух десятков мужчин. Над предплечьем танши уже вовсю хлопотал врач. Гобрий мигом засокрушался:

– Что вы вытворяете, тану?! Наадала ведь уже настигали, не стоило самой безоружной бросаться на него! Вам нельзя рисковать!

– Да-да, – небрежно отмахнулась женщина. Пока кто-то суетился с целителем, Бану обратилась к оруженосцу: – Юдейр, перво-наперво – дозорных ко мне. Поскольку Бута охраняли твои люди, Гистасп, тоже останься. Следом найдите Ула, и живее. Он не самый истый боец, и если я не зря в него верю, уже валяется где-то в луже крови. Одхан, поручаю это тебе. Ты, Раду, разберись с Бутом. Пусть его перевяжут немедленно, не хватало, чтобы эта мразь сдохла от кровопотери. Дальше, Дан, ты приведешь старших конюхов через час, нужно выбрать новую лошадь. И проследи, чтобы моего рысака захоронили. Второго коня отдайте каптенармусам, пусть свежуют. Гобрий, постарайся сделать так, чтобы о случившемся прознало как можно меньше людей. Ну или, по крайней мере, скажи им, что я цела и пусть не болтают попусту. И еще, Юдейр, когда я закончу с дозорными, у меня на столе должен стоять свежий завтрак! – Мужчины одобряюще хмыкнули. – Если есть вопросы, задавайте, нет – свободны.

«Опять не дала им попричитать», – улыбнулся Гистасп, выходя.

Движением головы Бансабира велела Раду казнить ответственных за стражу, мимо которой чуть было не удрал Бут. Остальных бойцов временно разжаловали из элитного воинства в рядовые. Гистасп, извинившись с десяток раз – пока Бану не заткнула строгим окриком, – отправился набирать в дружину новых бойцов, потребовав сходки в своем шатре нескольких командиров подразделений.

Охрана пленников была существенно усилена. В том числе десятком волкодавов, на которых, отпуская дочь со столь незначительными силами, не поскупился тан Сабир.

Ул, как и предполагала Бану, был найден в клетке, где прежде держали Бута, в его одежде, без сознания. Не решив, как с ним быть, танша временно отстранила рубаку и перевела под командование Гобрия. До лучших времен.

Шпионы в воинстве Бансабиры работали отменно. Об этих не имел подлинного представления даже Юдейр.

Бансабира, неотличимая от покрывала Старой Нанданы в безлунную ночь, пряталась среди редких деревьев за окраиной лагеря. Прислонилась спиной к одному стволу, ожидая. В минуты самого глубокого людского сна о другую сторону старого клена оперся довольно щуплый для северянина воин, облаченный в черное, как и Бану.

– Приветствую, госпожа, – проговорил тихо.

– Опять за свое?

Ответа не последовало. Что-то прошелестело. Бану протянула вдоль ствола руку, не оборачиваясь, и взяла предмет – выдвинутый из рукава мужской формы край свертка. Так же незаметно спрятала в собственный рукав.

– Вы не поздоровались, – упрекнул мужчина почти ласково.

– Здравствуй, Рамир.

Мужчина удовлетворенно кивнул, хотя у Бану не было возможности увидеть жест.

– Здесь некоторые сводки о том, кто куда переместился в алых землях, в рыжих и желтых.

– Хорошо. Что-нибудь еще?

– Да. Если вы встали здесь не просто так, то могу сказать, что Шауты вами очень заинтересовались. А еще сиреневый тан на днях высказался, что, если сейчас не оторвать вам голову, вы во всем Ясе ни одной не оставите.

– Не сомневалась в его намерениях, – со скепсисом усмехнулась Бану. – Вернемся к Шаутам. Когда их ждать?

– Недели две, я думаю. Со дня на день ждите разведчиков. Обложите весь северный северо-восток. Я возьму на себя остальное.

– Насколько они серьезны?

– Старый Шаут послал отборное воинство по вашу душу. Однако, по существу, им не до вас – у алых, знаете ли, с недавних пор проблемы с рыжими. – И он недвусмысленно захохотал.

– Много их? – спросила Бану, когда Рамир наконец успокоился.

– Тысячи четыре. Хуже, что это армия Сциры Алой, Бестии Яса, вы уже в курсе о ней, я думаю. Они хорошо оснащены, у них колесницы и три полка конницы. И они опытны.

«Сцира Алая… Не она ли вонзила клинок в спину покойного отца Маатхаса?»

– Выглядит так, будто этот трухлявый рак намерился вырезать нас с корнем, – хмыкнула Бану, подразумевая тана Шаута. Рамир тоже гоготнул:

– Если вы никогда не видели алого тана, должен признать, характеристика самая удачная. Но суть и впрямь такова: ваш отряд уже всему центральному Ясу поперек горла.

– Поняла. Что у отца и на юге?

– Ваш отец продвигается медленно, но верно. Рискну предположить, что к тому моменту, когда развалятся Ююлы, у вас будет шанс встретиться с ним на берегах одной из центральных рек. Но на самом деле говорить наверняка невозможно. О зеленых Аамутах пока ничего узнать не удалось. Как и о столичном дворце.

– Уже сообразила, – кивнула Бану в темноту. Еще бы, к раману Тахивран, государыне Яса, урожденной танин Аамут, не подкопаешься так сразу. Если Зеленый танаар глух и запечатан на сведения, о Гавани Теней и говорить не приходится.

– Это все?

– Нет. Шауты под видом купчих отослали послов к Раггарам.

Бану свела брови. Нехорошо.

– Могу я спросить?

Они так и стояли по разные стороны клена. Бану молчала, и шпион расценил тишину как знак согласия.

– Как дела у брата?

– Дан довольно хорош и пока идет уверенно. Не так талантлив и умен, как ты, но держится молодцом.

– Спасибо. Я свяжусь с вами после атаки. Да благословит вас Кровавая Мать Сумерек.

– Да благословит тебя Кровавая Мать Сумерек.

Шпион развеялся, как утренняя дымка в рассвете. Бансабира тайными тропками вернулась в лагерь и, добравшись до шатра, рухнула на ложе.

«Вот же! – пронеслось в голове тану. – Золотой танаар даст Шаутам доступ и к владениям Каамалов, и к владениям Яввузов, если Раггары пойдут на альянс. Сколь бы ни нуждался сейчас в помощи Маатхас, придется сдерживать Шаутов».

С тем бы Бану и заснула, если бы разум неожиданно не пронзила мысль: а где сейчас находятся войска самого Каамала?

Утром она запретила входить Юдейру – как только освещение стало хоть немного щадящим, следовало в одиночестве прочесть послание Рамира. Тщательно изучив текст, Бансабира сожгла бумагу – нет в лагере человека, которому можно доверить такие сведения.

Через несколько часов тану начала отдавать приказы. Всех командующих приглашала по одному. Юдейра отослала прочь – тренироваться.

– Возьми верных людей, – сказала Серту, – устрой несколько засад с северо-северо-востока. Еще одну – немного восточнее. Здешние рощицы вполне пригодны для этого. Заодно покамест закреплю за тобой несколько обозных – добудут дерева и еды.

Серт, поклонившись, покинул шатер. Бансабира еще долгое время не приглашала следующего командующего, задумчиво глядя на то место, где недавно стоял ушедший блондин.

Серт ей определенно нравился. Он, как командир, раскрывался медленно, еще медленнее – как товарищ по оружию и уж совсем осторожно – как собеседник. Бансабира не позволяла никаких вольностей в общении и старалась держать формальный тон почти со всеми, кроме, может быть, Раду, Юдейра и Гистаспа с Гобрием. Но Серт как-то аккуратно и ненавязчиво притерся к ней сам. То там чего расскажет, то тут. Иногда не по делу – о том, каким нашел небо на рассвете, пока командовал патрулем, иногда по существу – что болтали в пятой дивизии, у какого ветерана прихватило спину или ногу, из-за чего он не в силах толком сражаться.

Поняв, что танша не одобряет таких разговоров, но и попыток прекратить их не предпринимает, Серт решил заходить с деловой стороны и сделал основной упор на сообщения о настроениях в рядах и их состоянии, не опускаясь при этом до досужих сплетен и не переходя на личности. На рассказы о наблюдениях за утренней или ночной природой решался очень редко. Однако к этому сроку Бансабира уже не удивлялась, скольких рядовых, ветеранов и офицеров всех рангов Серт знает по именам, потому что имела ясное представление, со сколькими из них тот сошелся накоротке.

В конце концов, именно он в свое время осмелился и сообщил, что болтали некоторые из подчиненных об отношениях Бану и Юдейра.

За этими размышлениями пронеслась добрая четверть часа. Не время отвлекаться.

Вскоре явился Гобрий. Осанистый и недовольный, как всегда. Ему танша велела вырыть ров в полумиле от лагеря, прямой линией на северо-восток, недлинный, но широкий. То же указание отдала Гистаспу – только ров должен был лечь на восток. Рядом расположенная речушка давала возможность заполнить траншеи.

Такулу доверила дозор, а потом позвала Дана – рослого брюнета с лепными чертами лица, который – Бану могла поклясться – уже переспал если не со всеми пленницами и шлюхами войска, то как минимум с двумя третями.

– Слушаю вас, госпожа! – с готовностью, сверкая черными глазами, подтянулся офицер.

– Сядь-ка, Дан. Хочу получить урок стратегии, но, как понимаешь, учителей здесь для меня нет. Поэтому давай попробуем найти истину в беседе. Говорят, древние только так и делали.

Праматерь, она само радушие! С трудом сдерживая восторг, двигаясь так, будто проглотил кол, Дан подпрыгивающей, гарцующей походкой приблизился к танше и сел за стол.

– Скажи, что бы ты сделал, если бы тебе пришлось вступить в сражение с противником, превосходящим числом, с большей конницей и многочисленными колесницами? С противником опытным, неутомимым, не знающим нехватки ни в еде, ни в топливе, ни в смазках для колес, ни в сообразительных командирах?

– На какой местности, госпожа? – мигом спросил Дан.

– На равнинной, когда слева лес, а справа пустошь.

Глаза Дана вновь блеснули – уж больно напоминало их собственное расположение. Офицер ненадолго задумался. Потом предложил вариант действий:

– Думаю, противник пустил бы вперед колесницы, тогда я бы построил впереди тяжелую пехоту в три линии с широким интервалом. Первой линии наказал бы накрепко вбить в землю обтесанные колья. Второй…

Бану благосклонно внимала подчиненному, ничем не выдавая удовлетворения.

– Надо же, как интересно, – заявила в конце. – Правда, не кажется ли тебе, что разумнее наказать обтесывать колья второй линии пехоты?

Дан вскинул брови в изумлении:

– Чтобы вовсе не выстраивать вомйска?

– Вроде того. Впрочем, подобный замысел требует больших расходов дерева, креплений, смазки, – улыбнулась женщина и недвусмысленно сообщила: – Каптенармусы уже загружены работой.

– Я все понял! Как прикажете, госпожа! – Дан окончательно засиял, как дорогой начищенный поднос, заерзав на табурете. Бансабира указала подбородком в сторону полога:

– Буду рада обсуждать с тобой уроки стратегии каждый вечер в ближайшее время. Да, и подумай, куда бы в сегодняшней беседе ты мог приспособить волкодавов.

Дан поклонился и едва ли не трусцой помчался работать. Одхану и Раду Бансабира также без труда сыскала кучу дел.

Через день вернулись плотники из обоза, а заодно с ними – посыльный от Серта. Он застал Бану в компании Юдейра и Гистаспа, прибывшего с докладом о выполнении поручения.

– Командующий спрашивает – как быть, если мы изловим лазутчиков или шпионов?

Бансабира перевела глаза на Гистаспа, явно вынуждая ответить за нее. Ох, уж эта ее страсть в последнее время перепоручать ответственность! И ведь ответить надо так, как она хочет… Да уж, Гобрий не без причин вечно причитает – мол, невозможно понять, что придет на ум женщине.

– Явится группа или малочисленный отряд – бейте. Но разведчиков не трогать – пусть уходят.

Гонец не сумел удержаться, воскликнув:

– Как же можно отпускать вражеского лазутчика?! – Не найдя в глазах командующего ответа или понимания, посыльный перевел глаза на женщину. – Тану?! – и тут же зажал ладошкой рот.

– Отпускать и не трогать, – бесцветно скомандовала Бансабира. Гистасп улыбнулся, и мягкие линии вокруг его добрых глаз стали чуточку резче. – Если все, можешь идти. Я пришлю к вам еще немного рабочих, и с ними – с три десятка волкодавов. Передай Серту, пусть воспользуется ими с умом – эти звери хороши всегда, когда надо не дать лазутчику углубиться.

Еще через два дня Серт сообщил, что указание исполнено в точности, – никто не нападал, но нескольким разведчикам дали уйти. Напуганные волкодавами, они распознали только несколько засад и прознали, что Бану Злосчастная собирает провиант, а значит, стоит лагерем сразу за парой рощ. Судя по тому, сколько и как работают ее люди, – их количество существенно уменьшилось. Ничего больше.

– Группа лазутчиков сообщила, что их куда меньше, – нахмурилась Сцира в своем шатре.

Была ночь, горело несколько свечей. Женщина сидела в не по погоде тонком одеянии – халате, легко закрепленном на талии шелковым поясом. Полы его не доходили даже до середины голени и сейчас свешивались по разные стороны закинутых на стол ног. Холодно ей не было – во-первых, до севера отсюда далеко, а во-вторых – тело все еще горело от недавних ласк мужчины, жадно взирающего на нее с ложа. Судя по всему, возвращаться в постель она не торопилась, и Рамир был вынужден стереть с лица сладострастную улыбочку.

– Кому ты больше веришь, мне или им? – спросил мужчина, перевернувшись на спину и вперив пустой взгляд в своды шатра.

– Мне обязательно отвечать? – отозвалась женщина, откинувшись на стуле.

– Если я скажу «да», ты ответишь? – Рамир подобрался, впадая в азарт.

Сцира раздраженно выдохнула:

– Ты спишь в моей постели! Какие тебе еще нужны ответы?

– Ну почем мне знать, что это для тебя важно? – Рамир расплылся в вальяжной ухмылке. – Женщины коварны.

– А мужчины ленивы! – выпалила Алая. – Если что-то знаешь, говори!

– А иначе? – по-кошачьи спросил Рамир, поднимаясь с ложа. – Что будет, если не скажу? – Недвусмысленно, вразвалку почти, приблизился к любовнице.

Сцира замерла – на плечи легли теплые, шершавые руки дорогого мужчины. Тело, не успевшее еще забыть недавнюю любовную игру, мгновенно отозвалось. Рамир нежно повел линию вдоль шеи и обратно, едва касаясь. Мягко обхватил пальцами плечи.

– Не боишься простудиться, командир Сцира? – Облачко теплого воздуха обдало шею и мочку уха. Алая, выгнувшись в спине, судорожно втянула воздух. Ох, будь ты проклят!

– Рамир! – гневно воскликнула Сцира, ударяя ладонью по столу и вырываясь из цепких объятий страсти. – Сейчас не время паясничать!

– Но ты не ответила, командир, – мягко упрекнул мужчина, убрав руки.

– Ты можешь хоть раз серьезно подойти к делу?! Выкладывай, что знаешь, а не то я напишу отцу, и тебя вздернут!

– О, но кто же тогда будет согревать кроватку для моей красавицы?

– Тебя беспокоит только это? – в крайней степени раздражения спросила Сцира. Этот прохвост опять оттягивал разговор о делах, зная, как быстро и легко ее тело реагирует на его близость.

– Не только. – Рамир встал от женщины сбоку, заглянул в обернувшееся лицо, опустился на колено и сообщил: – Их всего три тысячи. Танша – маленькая девчонка, чье положение не так уж неоспоримо в рядах. Ее генералы – один хитрец, который спит и видит, как бы выжать из своего положения больше выгод, другой – горячий рубака, начисто лишенный воображения, еще двое – щенки, которыми руководит желание выслужиться и которым в общем-то плевать на приказы и жизни товарищей. Одному из последних, несдержанному юнцу по имени Дан, Яввуз и доверила тактическую разработку сражения. В результате его советов она надеется остановить твои колесницы тяжелой пехотой, конницу смять стрелками, расположенными за рвами. Пурпурные роют клинообразную траншею, как крылья по две стороны лагеря. Частью, что проляжет на восток, будет руководить тот из командиров, который хитрый; по другую сторону восточной ветки рва со стрельцами встанет вспыльчивый. Кроме того, стоит сказать, что собственные подчиненные шпионят за таншей днем и ночью. Теперь тебе ведь не составит труда одержать верх? – усмехнулся под конец.

Сцира замерла с круглыми глазами, но, вопреки ожиданиям Рамира, они выдавали не удивление – женщина выглядела напуганно.

– Откуда ты все это знаешь?

– Чего? – не понял мужчина, расслышав в интонации любимой ревнивые нотки.

– Каким образом ты раздобыл такие сведения? – Сцира повысила голос.

Рамир молчал, ничем не выдавая смутного беспокойства: неужели Сциру беспокоит только это? Ответ был получен незамедлительно:

– Почему ты молчишь? Ты ведь говорил, что после стычек у холмов в окружении малолетней Яввуз не осталось твоих людей!

– Сцира… – Рамир примирительно протянул руку к женскому лицу.

Сцира ударом отбросила ее:

– Отвечай мне, Рамир! Где ты так быстро достал сведения, которые всегда достаются или пытками, или подкупом?! – Не давая Рамиру продолжить, Сцира затараторила: – И не смей врать про подкуп, командующий разведки! У безродного выскочки нет таких денег! И их не мог дать за моей спиной отец! Он бы сказал!

«Да у меня даже времени не хватило бы – дать знать о положении тану Шауту», – со смесью снисхождения и раздражения подумал Рамир. Преодолевая сопротивление, он вновь потянулся к женщине:

– Сцира, ты что, боишься меня? – взял в ладони ее голову.

Генеральша проигнорировала это.

– Ты спал с этой девкой?! – почти взвизгнула Сцира, не найдя смелости назвать Бану по имени. – Это точно так! Она ведь тоже из Храма Даг, да? Вы были знакомы, потом встретились, и она переманила тебя, так?!

– Ну что за ерунду ты несешь? – ласково, успокаивая, произнес Рамир.

– Если это ерунда, тогда отвечай на вопрос. Я приказываю. – Движением головы Сцира стряхнула мужские руки.

Рамир ответил далеко не сразу:

– Зачем тебе знать? Прежде ты никогда не спрашивала, как именно я добывал для тебя информацию.

– А теперь спрашиваю, Рамир. – Сцира поднялась, заставляя Рамира отодвинуться и тоже встать. – Несколько недель назад ты поклялся принести мне ее голову, но сказал, что наемник, которого ты отправил за ней, не вернулся. Тогда отец приказал тебе самому убить Яввуз, однако ты вернулся ни с чем, сказав, что охрана у танши такая, что, не умерев, приблизиться невозможно. Ты солгал, да?

Рамир тяжело вздохнул – бабы прекрасно умеют все портить! Сцира не оставляла ему выбора.

– Рамир, умоляю, скажи, что у тебя три десятка своих людей в ее охране! Скажи что угодно, только не говори, что…

– Да прекрати ты уже городить чушь! – прикрикнул Рамир. – Я, рискуя головой, достал сведения не последней степени важности – знаешь ли, танша и впрямь не лыком шита! – а вместо благодарности получил какую-то бабскую сцену ревности!

– Стало быть, ты не отрицаешь, что спал с ней? – не унималась Сцира. Впрочем, голос ее теперь был почти бесцветным и отчаянным.

– Нет, не спал, – отрезал Рамир. – Но мне очень грустно, что тебя так волнует это. Даже если бы переспал – что с того, если бы это дало результат? Вот как следует рассуждать полководцу.

– Не учи меня, Рамир!

Не слыша женщину, разведчик продолжил:

– Когда вернулся без ее головы, я места себе не находил! Сама помнишь, я боялся показываться тебе на глаза – одно дело твоему отцу, с которым меня связывают только воинские обязательства, но совсем другое – ты, перед кем у меня было особое обещание! Я изыскал все возможные средства, чтобы хоть как-то получить сведения, которые бы неминуемо привели к твоей победе в сражении! Все, чего я хотел, – загладить вину за несдержанное обещание преподнести голову маленькой танши, как поклялся прежде. Причем так, чтобы и в глазах отца, и в рядах, и во всем Ясе ты вознеслась еще выше, одолев Яввуз в честной схватке! – Рамир, видимо, хотел сказать что-то еще, но замолк, махнув рукой и побоявшись сорваться.

Он развернулся и решительно направился к выходу из шатра, когда его талию внезапно обвили женские руки. Мужчина замер, без слов, ожидая, когда Сцира отпустит. Женщина, дрожа, не шевелилась.

– Сцира, – вздохнул он наконец. Но руки вокруг него сжались только сильнее:

– Прости, пожалуйста! Прости меня!

– Сци…

– Прости, что засомневалась! Я верю тебе! Верю! Не уходи, пожалуйста, – попросила, развернув мужчину лицом, пристально посмотрела в глаза. – Останься со мной до утра. – Потянулась к его губам, понуждая ответить.

Рамир умудрялся сопротивляться почти минуту, но потом все-таки оказался вовлечен в ласку и вскоре, не сообразив, когда развязал пояс женского халата, отнес Сциру на ложе.

Засыпая на плече возлюбленного, Алая пообещала себе после предстоящего сражения поговорить с отцом: если она победит, значит, Рамира следует вознести выше, а вот если проиграет, значит, ее подозрения не так уж беспочвенны.

Прошло семь дней. Приготовления были завершены, когда прибыл очередной разведчик от Сциры Алой, чье имя давно обросло байками в плодородных землях центрального и южного Яса. Эту Бансабира велела взять живой.

Вечерело. Что ж, думала женщина, нападать к вечеру всегда разумно: противник утомлен тяжелым днем. Благо Бану дала своим отдохнуть.

– Все готово? – спросила стоящего рядом Энку.

– Да, госпожа.

– Тогда иди.

По приказу танши Энку надел доспехи одного из алых, недавно убитых в лесу, вышел на равнину перед рощами, где, как знала Бансабира, стояло построенное войско Сциры. В темноте или сумерках можно дать сигнал лишь одним способом – Энку выпустил дугой стрелу с горящей паклей на конце.

Схватка началась.

В центре наступающего войска шли снабженные серпами колесницы (чтобы расстроить ряды Бану); во второй линии – тяжеловооруженные пехотинцы, в третьей – вспомогательные отряды, легковооруженные шли позади, а несметные полчища конницы – с флангов, для окружения пурпурных. Маневренность кавалерии вполне достаточна, чтобы успеть обогнуть непродолжительные рвы пурпурных, врезаться клешнями и разделить или окружить войско.

Воинство Бансабиры выстроилось в боевой порядок с немыслимой скоростью.

Стоило приблизиться колесницам, запряженным квадригами коней, Дан, которому было поручено вести центр, отвел первую линию за частокол, позволив коням налететь на неожиданную преграду из кольев. Сцира обеспокоенно нахмурилась – бежать в начале боя полный бред.

Сквозь широкие интервалы в рядах Бансабира выдвинула из арьергарда легковооруженных, которые, разгорячившись, с кличем атаковали колесничих копьями. Зверь испытывает страх подчас сильнее человека – Бану хорошо знала. Перепуганные кони заартачились; строй квадриг был сломан, некоторые подали назад, сминая собственную же пехоту. Сцира Алая, закусив губу и выругавшись, выпустила вперед серединные линии – здесь, в лобовой атаке, ей не оставалось ничего, как брать числом.

Тем временем посланные для стремительной атаки с флангов всадники алого войска натолкнулись на обозначенные в планах рвы, по обратную сторону которых стояла совсем не упомянутая стена тяжелых колесниц, выстроенных в два крюка. За ними укрылись сотни лучников и арбалетчиков. Гистасп и Гобрий возглавили защиту крыльев армии Бану, действуя из-за простых, но надежных укреплений. Мгновенный налет алой кавалерии не удался, конники, которым велено было перебить стрелков, завязли в сражении – в последней линии обороны остались отряды копьеносцев, которые выпустили вперед себя огромную свору собак. Осознав положение, Сцира вспомнила Рамира недобрым словом.

Третья линия пурпурных пехотинцев в центре армии, оснащенная луками и горящими стрелами, атаковала удаляющиеся колесницы. Полыхало не только дерево – заживо горели и колесничие.

Пока суть да дело, первые две линии пехотинцев разошлись по флангам в помощь против вражеской конницы. Часть всадников Бану сквозь интервалы в построении преодолела по заготовленным мосткам рвы (а в центре часть пехотинцев сделала им проход меж кольев) и вонзилась в тающий цвет армии Шаутов. Рамир, которого в ту пору стоило назвать Несчастным, оказался десятикратно проклят.

Тану Яввуз сидела на нововыбранном скакуне, всецело сосредоточившись на командовании. Вступать в сражение лично по сей день не позволяли раненая рука и периодическая ломота в подреберье.

Да и не требовалось ее вмешательства в бойню. В любом случае это конец – понимали обе стороны.

Командующие Шаутов запросили пощады, и, прежде чем Бану приняла капитуляцию, ей донесли, что генералу противника, легендарной Бестии Яса, удалось сбежать.

– Мразь, – не сдержалась танша.

Капитуляцию приняла. А заодно – целый скоп обозных колесниц, оружия, толпу ненужных людей (которыми частично все-таки в итоге пополнила вспомогательные ряды) и какой-никакой провиант – на ближайшее время перебиться хватит.

Самым ценным трофеем сражения стал освобожденный кузен Хальван. Бансабира предложила ему остаться с ней, однако молодой ахтанат, немного придя в себя в сестринском лагере, поблагодарив, попросил дюжину человек и малым отрядом под покровом ночи стал пробираться к лагерю Сабира в другом конце страны – чтобы привезти новости о победе Бансабиры в очередном сражении и встретиться с отцом. Ванбир наверняка несколько месяцев не знал покоя из-за пленения первенца.

Шестидесятилетний тан Шаут, прочитав донесение от дочери, с грохотом опустил на стол кулак:

– Подлая сука! – Приближенные вздрогнули. – Ну ничего, Бану Проклятая, я тебя своими руками вздерну!

Рамиру он отправил письмо, где пригрозил, что в случае еще одной подобной промашки со сведениями тот расплатится отнюдь не постом командующего.

Гнаться за Сцирой Алой Бану не стала. Да вокруг тьма всевозможных танских отпрысков, которых имело бы смысл пленить – бери не хочу. А за головой Бестии Яса охотились не только Яввузы.

Так, во всяком случае, танша сказала остальным.

– Если бы не те детали, – прохрипела Сцира севшим голосом. – Если бы ты сказал, что за рвами будут обозные колесницы, рвы раскинутся не стрелами, а крюками, и что пехота… Если бы не те мелочи!

Она больше не кричала, не крушила все вокруг, не бросала в Рамира походную утварь со злости. Просто сидела посреди шатра, спрятав лицо в ладонях, и тихонько плакала.

– Как я теперь посмотрю в глаза отцу и всем его командирам? Все они будут говорить, что я стала генералом только потому, что я танин Шаут. Станут шептаться, что я ничего не стою, раз не смогла одолеть три тысячи северян с превосходящими силами! Станут…

Рамир не опровергал и не утешал любовницу, размышляя, что, в общем, все ведь так и есть, как она жалуется. Он и так предоставил ей больше сведений, чем мог, чтобы не выдать себя. Если полководец не в состоянии сориентироваться во время боя и мгновенно отреагировать на случай – самое разумное вовсе отстранить его от командования.

Не дожидаясь окончания бабской истерики, Рамир пообещал зайти позже и вышел.

Назад: Глава 8

Дальше: Глава 10