Кассета 18
Продолжение истории Алисы.
«Вечером я рассказала о произошедшем Николаю, но и ему Решка не смогла толком объяснить свое поведение. Знаешь, иногда она очень плохо говорила, словно отставала в развитии на пару лет, а иногда могла сказать что-то такое витиеватое, что ставило нас в тупик.
Николай и свекор настаивали на том, чтобы отвести ее к врачу, но я была против. Я прекрасно знала о методах лечения в детской психиатрии. Для них ведь главное впихнуть маленькому человечку побольше таблеток, чтобы он вообще перестал осознавать, кто он и где находится. Да, малыш становится такой же, как все, но кто знает, хорошо это или плохо – быть как все. И тогда мы вместе с мужем вспомнили про Артема, нашего общего знакомого, который живет в Петербурге. Артем – врач, великолепный диагностик. К нему люди могут стоять в очереди по полгода только потому, что он точно умеет определить болезнь и назначить ее лечение. У него это, как говорится, от бога. Но помимо обычной медицины Артем занимается еще и нетрадиционной, а также изучает явления, которые медики трактуют как психические или физические аномалии.
Тесть уперся всеми конечностями, чтобы только не отпускать нас в Питер. Он запретил Николаю брать отгулы, а мне с Решкой сразу купил горящую путевку на Мальдивы, чтобы поправить здоровье. И тогда мы позвонили Артему и, обещая оплатить ему все расходы, попросили приехать к нам в Москву. Он отменил прием пациентов, купил билет на самолет и в тот же день пришел к нам домой. Решка с утра не отходила от окна, словно ждала кого-то, а когда Артем вошел, то сразу бросилась к нему в объятия, словно знала его сто лет. Наш друг, нисколько этому не удивившись, подхватил ее на руки, они о чем-то пошептались, и он, показав нам жестом, что все ок, пошел с Решкой поболтать в детскую. Пока мы с мужем, как неприкаянные, бродили по дому, не зная чем заняться, они просидели там в общей сложности часа полтора.
«Родители, а ну-ка успокойтесь, – приказал нам Артем, когда вышел из детской и увидел наши бледные лица. – У вас замечательная, абсолютно здоровая дочь. Если бы все люди были такие, как она, то мир стал бы куда лучше. Просто она индиго-ребенок, а это обязывает нас ко многому».
Он рассказал нам о том, что индиго-дети были всегда. Индиго – потому что они обладают аурой цвета фиалки. Согласно теории Артема, все люди когда-то были цвета индиго, но чем дальше развивалась цивилизация, тем больше отдалялся человек от матушки-природы. И в конце концов он и мир стали говорить на разных языках, даже не пытаясь понять друг друга. А раньше люди знали язык животных, растений и насекомых. Они умели разговаривать с камнями и во всем видеть душу Земли. Артем раньше был военным доктором, много ездил по стране, чаще всего жил на Севере. Он рассказал, что там местные люди до сих пор, прежде чем срубить березку, прежде чем сделать из нее посох, чтобы перейти болото, просят у нее прощения. И березка их прощает, потому что так устроена жизнь.
«Мы видим только упаковку мироустройства, не пытаясь заглянуть внутрь, – популярно втолковывал нам Артем. – Когда рождается ребенок, он обладает видением наших предков. Младенец видит не только оболочку, но и внутреннее содержание людей, предметов, растений и животных. И может видеть это в любой форме – в качестве цветовых пятен или геометрических фигур. Скажем, стул для него вовсе не стул, а миллиард хаотично разбросанных искр. Именно поэтому малыши с таким удивлением всегда озираются вокруг. К сожалению, когда дети немного подрастают, у них исчезает это дополнительное зрение. Говорят, что это происходит в тот момент, когда зарастает родничок на голове. У детей индиго же, как, к примеру, когда-то у меня, эта способность видеть предметы по-другому со временем трансформируется в какой-нибудь талант – способности к рисованию, поэзии или математике. Среди известных математиков 99 процентов бывшие дети индиго. А все потому, что цифры для них – это огромный мир, состоящий вовсе не из скучных закорючек на бумаге, а из самых невероятных предметов и существ. Дети индиго видят не цифры, а параллельные миры, которые можно самостоятельно менять, словно веселые картинки-пазлы. К сожалению, родители, испуганные их необычным поведением, сразу бегут к врачам, и те пичкают их лекарствами до тех пор, пока врожденный талант не угаснет. Хотя ненормальность детей заключается всего лишь в том, что они видят этот мир не так, как взрослые. Что касается Решки, то у нее, мне кажется, так называемый «пакет биоэнергетиков». То есть способность видеть насквозь абсолютно все: людей, предметы, их прошлое и будущее. Все это для нее так же легко, как для вас чтение книг. Единственная ее особенность, как мне показалось, – это особые отношения с предметами. Она взаимодействует с ними очень плотно. Она смотрит на них и с ходу видит их суть, как будто сканирует предмет – его историю, бывших хозяев, его дальнейшее предназначение и влияние на вашу жизнь. Вы ведь знаете, что не все вещи, как говорится в рекламе, одинаково полезны. Чего стоит один шарфик Айседоры Дункан, который накрутился на колесо и задушил свою хозяйку. А если бы рядом с Айседорой сидела такая замечательная девочка и Айседора ее слушалась, то полетел бы этот шарфик к чертовой бабушке в мусорное ведро. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю?»
Может, мы что-то и поняли. Но как с этим жить дальше – никто из нас не знал. Ну не выкидывать же, в самом деле, все вещи, на которые трехлетний ребенок с отвращением тычет пальцем. Мы решили не обращать внимания на Решкины чудачества и жить дальше, как и жили. Хотя Артем предупредил меня, что надо быть осторожнее с вещами, иначе добром все это не кончится. Он сказал, что его пугает, что вокруг нас так много плохих, по мнению Решки, предметов. Помню, в тот вечер шофер повез мужа на корпоративный праздник, а я отправилась провожать Артема на вокзал. Мы стояли на платформе. Я с тоской смотрела на табличку «Москва – Петербург». Родной город был снова так близко и в то же время так далеко от меня.
«Алиса, запомни, пожалуйста, одну истину, – сказал Артем, на прощание пожимая мне руку. – Плохие вещи не появляются просто так. Как правило, их приносят плохие люди, а это значит, что ОНИ подбираются к вам. Большая проблема еще в том, что Решка слишком мала и плохо разговаривает, чтобы предупредить вас об опасности. Ты не надумала вернуться в Питер?»
Господи, конечно, я миллион раз об этом думала, но свекор держал нас за жабры так крепко, что мы не смели и рыпнуться. А тем временем работа все больше засасывала Николая, и он менялся прямо на глазах. Мы практически перестали общаться, потому что у него не было на это времени. Муж мог запросто не прийти домой ночевать, и постепенно это становилось нормой. Вскоре я привыкла засыпать и просыпаться одна. На все вопросы у него всегда была готова стандартная отмазка – слишком много работы, пришлось остаться в офисе. Когда я думала о том, что у него есть любовница, то даже не чувствовала ревности. Мне было просто тоскливо. А однажды стало совершенно невыносимо. После того как Николай пропадал где-то без вести трое суток, я решила плюнуть на все и уехать домой к родителям. Я взяла банковскую карту и поехала в кассу за билетами. Можно было, конечно, заказать их на дом, но мне не хотелось, чтобы прислуга видела курьера и потом доложила об этом свекру, Сергею Михайловичу. Я не собиралась никого вводить в курс дела и решила действовать быстро и решительно. Оставалось только купить билеты, упаковать минимум вещей, взять с собой Решку и поскорее удрать. Я понимала, что свекор давно читал эти мысли в моей голове и старался максимально усложнить пути отступления. Он знал, что без дочки я не уеду, и поэтому контролировал каждый Решкин шаг. Сергей Михайлович сам возил внучку на занятия танцами или спортом, по врачам и массажистам, он ежедневно общался с нянькой по телефону, чтобы быть в курсе всех событий. По пути в кассы я решила заглянуть в бутик, чтобы купить себе и Решке тапочки для поезда. И только я переступила порог магазина, как лицом к лицу столкнулась с той самой Тоней, которой Решка разбила очки. Мы радостно кинулись друг другу в объятия и расцеловались как лучшие подруги. Мне было так одиноко в тот момент, что я была готова поделиться своими проблемами хоть с самим дьяволом, при условии, что он не знаком с моим свекром. В магазине была небольшая комнатка, где наливали кофе, и там я, идиотка, излила ей душу и проболталась о своих планах. Я собиралась скрыться так, чтобы новая родня меня не нашла, хотела пожить в нашем деревенском доме под Псковом год-другой. Тоня участливо кивала головой, сочувственно вздыхала и, похлопывая меня по руке, говорила о том, как прекрасно меня понимает. А вот я сама себя понять не могу – как же я посмела вывернуть свою душу наизнанку перед человеком, который все это время сидел в темных очках! Словно прочитав мои мысли, она сказала, что у нее плохое зрение и поэтому даже в помещении она не снимает очки. Эти эйдосы такие хитрые! Ну а потом мы пошли по магазинам. Двинулись по Тверской – благо, что там был бутик на бутике. Шопинг доставлял удивительное наслаждение, и я вмиг забыла о своих бедах и попытках тайком сбежать от всего этого великолепия. Через несколько часов я уже не понимала, как такая мысль вообще могла прийти мне в голову. Под Псковом меня ждала крохотная хрущевка с ржавыми текущими кранами, с шестиметровой кухней, в которой мне пришлось бы толкаться с родителями. Там не было абсолютно никаких перспектив. Вся моя жизнь была сосредоточена здесь, в столице. Тоня убедила меня, что моя жизнь прекрасна – у меня любящий муж, богатый и щедрый свекор, очаровательная дочь и много денег, которые можно с пользой и огромным удовольствием потратить на себя. О чем еще можно мечтать?
И меня понесло. Словно герой индийских сказок, я попала в пещеру, доверху наполненную золотом и драгоценностями. Они лежали на полу, прямо передо мной: рубины, изумруды, сапфиры и алмазы призывно переливались всеми цветами радуги, заманивая меня все глубже и глубже. И теперь моей главной целью было утащить с собой богатства как можно больше. Эта пещера-сокровищница, думалось мне, открывает вход раз в тысячу лет, и мне, счастливице, повезло туда проникнуть. Как ненормальная, я хватала по две одинаковые кофточки, которые стоили как месячная зарплата среднего россиянина, или же покупала десятки ремней с огромными вычурными пряжками. А обувь! Сапожки, туфли, ботинки из тончайшей кожи… Я готова была отдать за них жизнь. Я летала на крыльях любви к вещам, и мне казалось, что прекрасней этой улицы, этого города, нашпигованного магазинами, нет на целом свете. Вскоре Тоня, сославшись на какие-то дела, уехала, а я, одурманенная вещами, продолжала делать покупки. Пакеты уже не влезали в багажник, и я заваливала ими заднее сиденье. Остановило меня только то, что на моей банковской карте закончились деньги. Теперь мне не на что было купить билеты на поезд, но я даже об этом не вспомнила. Мне казалось, что моя жизнь наконец наполнилась глобальным смыслом, и этот смысл – здесь, в фирменных пакетах. Я была счастлива как никогда. Но эйфория закончилась в тот момент, когда я стала разбирать покупки. Удивительно, но как только я доставала вещь из коробки, из нее тут же улетучивался аромат волшебства, и она становилась бесполезной тряпкой.
Сидя на кровати среди вороха бумажных и пластиковых пакетов, я отчаянно пыталась взять себя в руки. Какая-то часть моей настоящей души еще продолжала сопротивляться, но это было недолго. Я поняла только, что купила не те вещи, которые нужно, и что завтра придется повторить все заново. Но мне не хотелось, чтобы Решка и Николай узнали о том, что я принесла в дом столько бесполезных предметов и потратила при этом огромные деньги. Поэтому я под покровом ночи вынесла все это барахло в мусорный бачок. Так продолжалось около месяца. Я забросила дом, ребенка, свои занятия фотографией. Каждый день начинался для меня с томительного ожидания того часа, когда я приду на «аллею бутиков». Мне казалось, что моя порочная алчность видна в каждом моем движении, и я пробиралась к бутикам через задворки, чтобы случайно не наткнуться на знакомых. Там я мигом расслаблялась и плавала среди вешалок с одеждой, не переставая восхищаться совершенством вещей. Продавцы, разумеется, всегда были счастливы моему появлению. Они закрывали глаза даже на то, что я расплачиваюсь карточкой мужа, а позже – свекра. Когда же Николай обнаружил, что с его карты исчезла огромная сумма, то решил, что это дело рук мошенников. Никаких разбирательств по поводу «кражи» он затевать не стал, просто сменил банк. Пин-код новой карты он мне не сообщил, и я на некоторое время осталась без денег. Это было ужасно! Я ходила мимо магазинов и смотрела сквозь витрины на новые модели обуви, как голодные смотрят на колбасные стеллажи супермаркета. Меня трясло от озноба, когда я по ночам прижималась лбом к витринам магазинов, разглядывая товары в полумраке. Мне казалось, что если я хотя бы немного посмотрю на них, мне станет чуточку легче. Но легче не становилось. И тогда я начала постепенно закладывать в ломбард драгоценности. Мелкие пропажи никто особенно не замечал, но когда пропали наручные часы Сергея Михайловича, грянул гром. Мой свекор отдал полиции видеозаписи камер с фасада дома и с холла на первом этаже. Целые сутки я сходила с ума от страха, что меня разоблачат, но и в тот раз мне повезло. На пленке детективы обнаружили входящую ночью в дом худощавую, высокую и длинноволосую женщину в черном платье. Как и положено было воровке, она озиралась по сторонам и двигалась очень быстро и осторожно. Видеозапись показала, что у нее были ключи, и она беспрепятственно проникала в дом. Но странное дело – потом она, стараясь не шуметь и не включая свет, прошла через кухню и растворилась в темноте лестницы, ведущей на второй этаж. Запись показала, что обратно она из дома не выходила. Пока мой свекор раздумывал над происшедшим, я, окрыленная тем, что меня не поймали с поличным, пробралась в его кабинет и взяла из ящика стола одну из его пластиковых карт (я знала, что он всегда ставил один и тот же пин-код – день рождения Решки) и поехала по магазинам. Вечером я аккуратно вернула карту с небольшим остатком на балансе. Все остальное я сняла налом. Всплеск адреналина, вызванный кражей и шопингом, играл в крови, и мне казалось, что все мои махинации с деньгами не более чем забавная игра. В этой семье было слишком много денег, которые никто никогда не считал. Мне, воспитанной в строгих правилах советского времени, вначале было очень сложно привыкнуть к мысли, что деньги достаются этой семье так легко и в таких количествах. Мама всегда учила, что нужно экономить, а если денег действительно много – то нужно помогать тем, кто в них нуждается. Это была догма, которая неожиданно разрушилась в доме Сергея Михайловича. Среди наших друзей и знакомых не нуждался никто, следовательно, помогать было некому. Я не понимала, что с каждым днем ОНИ все больше и больше проникают в меня, не спеша, с причмокиванием высасывая из моей души все хорошее, что было накоплено за тридцать лет жизни. Я окончательно охладела к мужу, а Решка вызывала только раздражение своими нелепыми попытками привлечь внимание. Она не могла сказать, что ОНИ уже в доме, но пыталась объяснить это с помощью доступных ей средств. Например, она каждый вечер делала в своей комнате перед сном растяжки из ниток. Она брала катушку, обматывала нить вокруг ножек кровати и привязывала к ним все предметы, что стояли в детской. И без этого кокона она отказывалась засыпать. Если кто-то из нас заходил в комнату и нечаянно разрывал ногой нить, дочь тут же просыпалась, начинала плакать и умоляла завязать на порванном месте узелок. Меня это страшно раздражало, но свекор велел все делать так, как просит его внучка. В доме никто не смел его ослушаться. Но как раз перед тем, как случилась трагедия, он уехал на два дня в командировку за границу. Вечером я как обычно пошла по магазинам и, пользуясь отсутствием надзирателя (а я стала замечать, что свекор как-то подозрительно смотрит на меня, когда я прихожу вечером с покупками; скорее всего, он уже догадался, кто крадет вещи и деньги в его доме), прикупила себе побольше нарядов и три пары солнцезащитных очков известных фирм. Я порхала на крыльях неземного счастья, когда на лестнице меня остановил голос няни.
«Никаких денег не захочешь, когда у девочки с головой не в порядке, – услышала я, как няня говорит кому-то в трубку. – Представляешь, вчера выкинула из окна мобильный телефон хозяйки. Весь в бриллиантах. Можешь представить себе, сколько стоит! Так вот, Леночка, телефон разбился об асфальт вдребезги. И как только он рассыпался, девочка прямо на глазах посветлела, спокойная стала как ангел. Вот уж не позавидуешь родителям».
И тут в меня словно бес вселился. Я вошла в спальню и стала со злостью рвать ее ниточки. А Решка, моя любимая, лежит и грустно так на меня смотрит. Думаю, она уже знала, что это наша с ней последняя встреча. Она ко мне ручки протянула и говорит: «Мамочка, сними, пожалуйста, очки». Я ее с размаху по рукам ударила и стала орать: «Как ты смеешь трогать без спросу мои вещи! Ты еще ни копейки в жизни не заработала, а уже испортила вещей на десятки тысяч долларов! Зачем ты выбросила мой мобильник, отвечай немедленно!» Я хотела подойти к ней ближе, чтобы как следует отшлепать и выбить из нее всю дурь. Но мой каблук запуталась в паутине из ниток, я споткнулась, и очки слетели на пол. И тут Решка посмотрела на меня своими глазами морских глубин. Она смотрела на меня, не отрываясь, и я на мгновение застыла перед ней, как загипнотизированный кролик. Словно кино, которое перематывают на скорости, передо мной вихрем пролетели события последних лет. Но в процессе перемотки я видела все события не цельным эпизодом, а лишь короткими фрагментами. Я увидела мою подругу Тоню, вместе с которой мы обожали ходить по магазинам. Она стояла за витриной и через стекло внимательно наблюдала за мной. Черные очки сползли на переносицу, и открылись мутные, навыкате, как у рыбы, глаза. И в этих глазах было неподдельное торжество. Потом я увидела продавца Илью, обаятельного парня, которого, как мне казалось, я хорошо знала. Стоя за прилавком и сияя голливудской улыбкой, он упаковывал для меня какие-то шмотки. А потом отвернулся, и я увидела, как мигом изменилось его лицо: стало желтым и сухим, а глаза покрылись той же мутной пленкой, что и глаза Тони. И дальше передо мной прошла целая вереница знакомых и незнакомых людей, которые были похожи на аккуратно высушенные и набитые чучела животных. Ноги подкосились, и я почувствовала во всем теле необъяснимую пустоту, как будто мне только что в горло засунули шланг от пылесоса и откачали из организма весь кислород. Я была лишь оболочкой, пустым домом, внутрь которого готовились в ближайшее время заселиться ОНИ. Но Решка им помешала, в последний момент захлопнула дверь, и твари, визжа от злости, отступили назад. Рыдая в ногах у дочери, я чувствовала, как внутрь меня, капля за каплей, начинает возвращаться моя сущность. Мне вдруг стало так стыдно за все, что я натворила, так стыдно, Несси. Обнимая дочь, я клялась, что все теперь будет хорошо. Мне казалось, что я очнулась после тяжелого сна, который обычно бывает при сильной температуре. Я вдруг вспомнила, что хотела уехать, и пообещала Решке, что мы завтра же сбежим из этого дома. Ворочаясь ночью в постели без сна, я давала себе клятвы окончательно завязать с шопингом и поскорее найти работу – не важно какую, пусть даже официанткой. Я встала с постели и, рыдая, собрала в мусорный пакет все вещи, которые купила, и выбросила в мусорный контейнер около дома. Вернувшись, я захотела поцеловать Решку, но едва взялась за ручку двери, как тотчас отдернула руку. Дверная ручка была раскалена. Чтобы взяться за нее снова, мне пришлось натянуть на ладонь рукав кофты. Решка уже спала, и я не стала ее будить. Боже мой, если бы я обладала хоть сотой долей того дара, что был у нее, то увидела бы, что комната кишмя кишит эйдосами.