«Самые дорогие сигареты – сигареты марки Treasurer. Стоимость одной пачки 24 евро. Продается только в специализированных магазинах.

Самые дорогие в мире туфли изготовлены знаменитым ювелиром Стюартом Вайцманом. Они украшены 642 рубинами. Цена – 1,6 миллиона евро.

Все продается и все покупается! Так было и так будет!

Самое дорогое путешествие в мире. Американский бизнесмен Деннис Тито и компьютерный миллионер из ЮАР Марк Шаттлворт заплатили каждый по 20 миллионов долларов за то, чтобы слетать на МКС.

Все продается и все покупается! Так было и так будет!

Из вещей пришли, в вещи вернемся!»

Речь звучала громко и ритмично, постепенно усиливаясь, как звуки африканских там-тамов. Иногда она затихала, потом снова шла по нарастающей. Мне показалось странным, что последнюю фразу повторяло множество людей одновременно. Я приоткрыла дверь и заглянула в зал. Из-за толпы людей мне почти ничего не было видно. Я встала на цыпочки и увидела бородатого мужика, который, сидя за столом в бархатном плаще и черных очках, читал весь этот рекламный вздор. Рядом с ним сидел Марат. Он был сама сосредоточенность. Я не удержалась и хихикнула. Крутой перфоманс, ничего не скажешь. У меня от этих завываний даже мурашки по коже поползли. И Марат, понимая лучше меня, что вокруг одна мертвечина, взялся за такое неблагодарное дело, как реклама! А ведь он знает, что настоящие вещи терпеть не могут рекламного подхалимажа. Все это было очень странно.

«Вы что здесь делаете? Почему опоздали? Кто вас приглашал?»

Позади меня возникла та самая неулыбчивая Вамп, что вела нас по коридору. Даже сквозь темные очки было видно, что она сверлит меня злым стальным взглядом, как работница гестапо.

«Самый дорогой город в мире – Токио.

Самый дорогой серийный автомобиль в мире – Maybach 62 – 360 тысяч евро. Сиденья трансформируются в лежачее положение, DVD-плеер, Doulby Surround Sound.

Из вещей пришли, в вещи вернемся!

Самый дорогой обед в мире. Глава фирмы Greenlight Capital Дэвид Айнхорн на торгах приобрел себе право отобедать со своим кумиром, миллиардером Уорреном Баффетом. Право встретиться с кумиром обошлось ему в 250 100 долларов, не считая самого обеда.

Все продается и все покупается! Так было и так будет!»

Я показала девушке на Марата и сказала: «Марат Александрович…»

Нас снова заглушили голоса. Люди, казалось, говорят все быстрее и быстрее и от этого постепенно впадают в экстаз. Девушка жестом велела мне следовать за ней, и я, надеясь наконец-то выбраться из заточения, рванула вперед. Но гестаповка меня осадила: «Не туда, идите скорее в первый ряд. Вы опоздали, это просто безобразие! Уже начинается обмен, а вы еще не готовы. Если не успеете за остальными, быстро вылетите из членов клуба. Советую вам очень постараться!»

Он протолкнула меня сквозь плотный ряд гостей, и я, окончательно обалдевшая от такого «теплого» приема, протиснулась дальше. «Милый клуб, ничего не скажешь. Представляю, что они делают с теми, кто ничего не купил», – подумала я.

Это было небольшое квадратное помещение, в центре которого стоял красный автомобиль, вокруг которого и сгрудились клиенты. Марат и еще несколько человек, очевидно представители компании Golden Lion, сидели за большим дубовым столом с резными ножками на балконе в дальнем конце.

«Все продается и все покупается!» – истерично провизжала мне в ухо блондинка с лохматой собачкой на руках. Собачка вырывалась из рук изо всех сил, но та не обращала на нее никакого внимания. Ее глаза были подернуты серой пленкой, так же, как и у всех остальных. Тут я осознала, что все эти люди находятся в состоянии транса, и мне стало страшно. Чем таким занимается Марат втайне от меня? Что это за странное сообщество?

«Самая дорогая картина в мире – полотно Питера Пауля Рубенса «Избиение младенцев» в 2002 году сменило своего хозяина за 73,5 миллиона евро.

Самая дорогая женщина в мире – латиноамериканская певица и актриса Дженнифер Лопес. Ее зад застрахован в одной нью-йоркской страховой компании на сумму 1 миллиард евро.

Самый дорогой картофель в мире. Сорт La Bonnotte из Франции. Продается примерно по 500 евро за килограмм.

Самый дорогой кофе в мире. Сорт Kopi Luwak с острова Суматра. Четверть фунта стоит около 75 долларов.

Самая дорогая гостиница в мире. Гостиница Burj Al Arab в Дубае. За самый скромный номер придется заплатить 770 евро за ночь, а королевские апартаменты обойдутся вам в 7700 евро.

Самый дорогой бюстгальтер в мире стоит 12,5 миллиона долларов.

Самая дорогая торговая марка в мире – Coca-Cola. Ее стоимость оценивается в 68,9 миллиарда долларов.

Самая дорогая кукла в мире «Барби». Цена – 100 тысяч евро. На ней надето платье, украшенное настоящими бриллиантами.

Самая дорогая книга в мире. «Лестерский кодекс» Леонардо да Винчи, «Трактат о воде, земле и небесных делах», выполненный зеркальным шрифтом на дорогой бумаге с полотняной отделкой. Билл Гейтс купил ее за 24 миллиона долларов…»

Темп чтения нарастал, и я начала ощущать странную пульсацию, которая исходила от «Кадиллака», стоящего передо мной. Приглядевшись как следует, я увидела, что внутри машины кто-то есть. Батюшки родные! В автомобиле сидел мой дружище Филонов, бледный, как тень отца Гамлета. На секунду мне даже показалось, что он вот-вот исчезнет. Его трясло, как на электрическом стуле, и голова болталась из стороны в сторону, периодически задевая руль. Правая бровь уже была рассечена в кровь. А он все продолжал долбиться головой о проклятую машину. Надо было срочно что-то предпринять. Я с трудом растолкала толпу, подскочила к машине и открыла переднюю дверь. Филонов даже не взглянул на меня – его взгляд давным-давно блуждал в потустороннем мире. Я села на пассажирское сиденье и стала судорожно вытряхивать содержимое сумки, надеясь найти духи или дезодорант и пшикнуть ему под нос, чтобы хоть как-то привести в чувство. В сумке был несусветный бардак, и я вывалила содержимое на колени. Лихорадочно копаясь в бумагах, косметике и связках ключей, я искоса глянула на Филонова. Его больше не трясло, он застыл, будто восковая фигура. Кровь из разбитого лба загустела и повисла каплей красного янтаря на белом лице. На секунду мне показалось, что он умер. Серьезно. Он не дышал, и его красивые точеные черты лица одеревенели. И тут машина, в которой мы сидели, завелась сама по себе. Я могу поклясться, что никакого ключа в зажигании не было и в помине. Потом ремень безопасности намертво прижал меня к сиденью так, что я с трудом могла шевелиться. Центральный замок пискнул и автоматически закрыл все двери. Жуткий запах жженой пластмассы струился изо всех щелей. Происходило что-то очень плохое. Я начала стучать в окно, призывая окружающих открыть нас, но все бесполезно. Люди вокруг машины находились в гипнотическом трансе и все быстрее и быстрее скандировали рекламный текст. За боковым стеклом справа от меня был знакомый потный толстяк – он как лунатик наталкивался на соседей, отдавливая им ноги, фыркал в лица слюной, но окружающие не замечали его. Они вообще ничего перед собой не видели и лишь качались, как зомби, выкрикивая одну и ту же фразу: «Самое дорогое авто, самое дорогое авто». Совсем молоденькая девушка, лет, наверное, двадцати, в красном платье замертво рухнула на пол, но никто не помог ей подняться. Люди медленно подходили к машине, окружая ее со всех сторон плотным кольцом. С огромным усилием из-за перетянувшего меня ремня я развязала Филонову галстук и обнаружила, что мой друг холоден как труп. Он исчезал, таял на глазах, и чем меньше от него оставалось, тем активнее вел себя автомобиль его мечты. Врубилась музыка, и Леонард Коен загробным голосом запел про машину смерти. In death car. Авто вдруг начало под нами вибрировать, как массажное кресло. Я кричала, звала на помощь, стучала в стекло. А потом увидела, как группа людей, сидящих сверху на небольшом балконе, аплодирует. Они глазели на происходящее, как на отличное гладиаторское шоу. Марат стоял там же наверху, у парапета и напряженно смотрел на меня. Что ж, для него это был прекрасный способ раз и навсегда поквитаться со мной за предательство. Он хотел принести меня в жертву во время черной мессы и готов был упиваться этим зрелищем без конца. Когда толпа окружила машину и стала ее раскачивать, я потеряла его из виду. Толстяка так вдавили в стекло, что его сплющенный нос был прямо передо мной. Я даже видела черные волосы, торчащие из его красных ноздрей с огромными порами. Мне нужно было убедиться, что Филонов все еще жив, и я сунула ему под нос старинное зеркальце с длинной резной ручкой, которое выпало мне на колени из сумки. Я где-то читала, что если человек жив, то поверхность зеркала должна запотеть. Но как только зеркало оказалось на уровне губ моего друга, он судорожно втянул воздух и пришел в себя. Я увидела в его широко распахнутых серых глазах смертельный ужас. Он вцепился мне в руку и дышал так, будто его все это время держали под водой. Но Марат опять просчитался. Я уже знала, кто я на самом деле. Я поднесла зеркало к лицу и почувствовала теплое дыхание большого зверя на своей шее.

«Ты не имеешь права это делать, – проскрипел сзади меня старческий голос. – Здесь ты на нашей территории, и ваши фирменные штучки не работают».

На заднем сиденье сидел Марат, а рядом с ним безобразная старуха в черных очках и вуальке. Ее голова тряслась, а нос почти слился с подбородком в едином тремоло.

«Убери ЭТО немедленно, или он сейчас умрет. Я повторять не буду».

Филонов задышал, но делал это с таким хрипом, будто ему вставили в трахею трубку. Потом он схватился за горло и стал биться головой о сиденье.

Я убрала зеркало обратно в сумочку.

«Марат, помоги ему. Клянусь, у нас ничего не было».

Старуха сзади захихикала так мерзко, что у меня пошел мороз по коже.

«Дурочка думает, что кого-то волнует то, с кем она спит. Нет, принцесса, здесь это совершенно не важно. Ты изменила нам по-другому. Ты проникла в мир вещей, как разведчик во вражеский лагерь. Мы тебе открыли кованые ворота и постелили красную дорожку. Мы ценили и любили тебя, как свою кровинушку, ты была лучшая. Маратику и не снилась та сила, что ты имела над нами. Ты могла бы стать нашей королевой, сменить, наконец, меня на этом посту. Но ты вдруг ни с того ни с сего объявила нам войну. Как это понимать, Несси, дорогая? У тебя было все на свете, все в мире. Все, что только можно желать. И вместо благодарности ты начинаешь уничтожать нас. За что? За нашу любовь к тебе? Вот сейчас ты, негодница, снова вмешалась и испортила акт белонгирования. Более того, ты испортила нашу репутацию. Что теперь скажут наши респектабельные клиенты? Эту выставку мы можем проводить только раз в несколько лет, потому что, скажу тебе, не так просто найти клиентов, жаждущих совершить переход. Это огромный труд, большая работа, деточка. Нужно, чтобы человек смотрел на вещи так, словно они боги. Чтобы его сердце стало биться в унисон мотору автомобиля. И только в таком случае возможен полный переход. Ты любишь этого человека?»

Я видела, как Марат искоса взглянул на меня и потом снова уставился куда-то внутрь себя.

«Марат, что за цирк? Какого хрена ты притащил с собой бабку? Давай выйдем и поговорим один на один. Только помоги мне откачать Филонова, вызови врача. Прошу тебя, Марат. Не молчи же ты, черт возьми!»

Но он не слышал меня. Или делал вид, что не слышит. Зато бабка не на шутку разозлилась.

«Я тебя, идиотка, последний раз спрашиваю – ты любишь его? Сделаешь все, чтобы не отдать нам его душу?»

«Да».

«Поступишь в наше полное подчинение?»

«Да, обещаю. Только скорее. Он умирает, вы же видите».

Филонов опять посинел, его сердце почти не билось. Марат молча курил, глядя в окно на беснующуюся толпу. А старуха приблизилась ко мне и зашептала на ухо:

«Он всего лишь наполняет собой другой сосуд. Он мог бы стать кем-то большим, чем обычный человечишка, но ты ему помешала. Теперь это лузер, ничего хорошего у него в жизни не будет. Ни денег, ни славы. Да не переживай так, успеем. Дай мне руку».

Мерзкая старуха схватила меня за кисть и ткнула в безымянный палец чем-то острым. Это была хрустальная узорчатая трубка, которая заканчивалась на конце львиной мордой. По трубке побежала моя кровь.

– Вот так-то лучше, деточка. Теперь ты никуда от нас не денешься. Давай сюда сумку.

– Вы отпустите его?

– Слово королевы.

– Марат, сука. Да не молчи же ты!

Я стала дергаться, пытаясь очередной раз снять с себя ремень безопасности, но он намертво пригвоздил меня к сиденью.

– Сумку сюда. Или твой дружок сейчас подохнет. Не достанется ни вам, ни нам. Тут лучше не мешкать. Марат, займись этим.

Марат дернул у меня из рук сумку так, что чуть не вырвал руки. Я видела в боковое зеркало, как он с большим усилием приоткрыл заднюю дверь, потому что там до сих пор топтались эти зомби-покупатели. В небольшую щель он вытряхнул все содержимое моей сумки и быстро захлопнул дверь снова.

– Опасное дело, черт возьми, – зашептала бабка. – Когда я в свое время разбила зеркало, меня еле спасли.

И тут я увидела, как чей-то острый каблук наступил на хрупкое стекло, на мое старинное зеркальце. Раздался страшный грохот. Мне на минуту показалось, что рухнул потолок. А потом словно где-то далеко вдали раненое животное жалобно протрубило и скорбно затихло. Моя рука, которую когда-то отметил Захер, адски заныла. Я поняла, что совершила страшный грех.

– Одним рогатым меньше, – засмеялась бабка, гадко тряся своим носортом.

В тот же миг машина заскрипела металлическим скрежетом и заглохла. Двери открылись. Публика вокруг будто застыла на секунду, готовая обрушиться на нас и растерзать в одночасье. Я наклонилась вниз и стала подбирать и засовывать вещи обратно в сумку. Когда я взяла за ручку зеркало – его стекла тут же посыпались на пол. И тут женщина с собачкой, которая наступила каблуком на зеркало и разбила его, задергалась и закричала: «Уберите это, уберите. Помогите!» Вокруг началась невообразимая паника. Люди лезли к выходу, наступая на тела тех, кто упал в давке на пол. То тут, то там раздавались звуки хрустнувших костей.

– Хорошо, дети мои. Отпускайте этого парня на волю и пойдем, попьем чайку. Там все и обсудим. Марат, садись, дружок, за руль.

Зал вмиг опустел. Раненых быстро вынесли охранники, где-то вдали завывали сирены «Скорой помощи». А Филонов все так и сидел на стуле, куда посадил его Марат, глядя немигающим взглядом перед собой. Но он уже немного пришел в себя и снова был похож на моего прежнего друга. Через боковое стекло я видела, как он осматривается кругом, словно очнувшись после долгого мучительного сна. Я знала, что больше никогда его не увижу, но была уверена, что поступаю правильно. Конечно, мне не хотелось поступать в рабство к эйдосам, но убить невинного Филонова, который за всю мою жизнь единственный отнесся ко мне со столь искренней нежностью и добротой, я не могла. Он был мне дорог, как одна из возможностей быть счастливой, как самое прекрасное из воспоминаний, которое я буду теперь беречь, потому что больше у меня ничего не осталось. И знаешь, я оказалась права. Теперь это воспоминание – моя последняя защита от тварей, пролезающих день за днем в мое сердце.

За окном было темно. Вечный сумрак подкрадывался ко мне. Мы еще долго мчались по какому-то еле освещенному узкому туннелю – скрытой от всех дороге под Финским заливом. Я сидела на заднем сиденье, словно пойманный воришка в полицейской машине, а эта странная парочка – спереди. Слезы текли и текли, но мне уже было все равно – видит ли кто мою слабость или нет. По дороге в ад все земное кажется довольно глупым. Автомобиль вынырнул из-под земли где-то в районе Репино. Наша милая компания зашла в красивый особняк, и бабка резво поковыляла по длинному извилистому коридору. На вид ей было лет сто пятьдесят, даже удивительно, откуда взялась такая прыть. Стоит отметить, что она была в длинном черном платье, да еще и на каблуках сантиметров в десять. Без шуток, я еле поспевала за ней. Марат мрачно шел позади меня, все так же не роняя ни слова. Он был будто палач, что угрюмо точит свой топор в ожидании исполнения приговора. Стены коридора напоминали галерею 1812 года в Эрмитаже, только венчали их не портреты знаменитых полководцев, а прекрасные в своем разнообразии гербарии. Казалось, тут представлены все цветы мира. Сколько же надо было трудиться, чтобы так красиво и аккуратно усеять полотна маленькими засушенными цветочками. Они были собраны в цветовые гаммы, которые заполняли целые стены. Как точные мазки художника-импрессиониста, цветы дополняли друг друга по цвету и свету, кружась и закручиваясь в картины, ничем не уступающие творениям Ван Гога. Однако чем дальше мы шли, тем меньше красоты оставалось на стенах. Вместо цветов в рамах запестрели чучела птиц разных видов, а потом их и вовсе сменили засохшие морды зверей.

«Странное местечко, не находишь?» – решила я прощупать ситуацию. Меня все еще не покидала надежда, что я смогу отсюда выбраться.

«Не более странное, чем Музей Средневековья».

«Откуда ты знаешь? Вмонтировал камеру мне в глаз?»

«За тобой следили».

«Кто?»

«Пара любовников, что была с вами».

«Не ври, они милые люди».

«Все люди милые, пока ты не потрясешь перед их носом пачкой денег. Те двое не исключение».

«Сволочи».

«Нет, обычные люди. Твой Филонов, пожалуй, исключение. Когда я предложил ему шпионить за тобой, он чуть не убил меня. Парень достоин уважения, что и говорить».

«Что это с тобой такое? Ты уважаешь мой выбор? Как говорила моя матушка – в лесу что-то сдохло».

«Хочешь правду?»

«Хочу».

Я почувствовала, как рука Марата сзади сдавила мне шею. Не больно, но на грани.

«Я бы убил тебя, лживая сучка, прямо сейчас. Сжал бы твою шею, как хребетик котенка, так чтобы твое прекрасное личико посинело от боли. Но они не позволят. Как ни странно, ты вдруг до чертиков понадобилась всем живой. Парадокс времени. Все вокруг летит в преисподнюю, а застрявшая между мирами баба – единственный способ исправить ситуацию. Но если ты откажешься нам помочь – пеняй на себя. Изольда сказала, что ты полностью поступаешь в мое личное распоряжение».

Теперь эта жуткая галерея и вовсе стала похожа на зоологический музей. Казалось, в замке живет сумасшедший ученый. Потому что животные, развешанные по стенам, никак не могли быть трофеями охотника. Я насчитала восемь видов разных собачонок, среди которых были две белоснежные болонки. Они стояли рядышком на постаменте и, как и вся эта коллекция, были обрамлены массивной золотой рамой. Далее на стенах рядком висели распятые лисицы и генетты. Они своими тушками составляли рыже-серый орнамент, похожий на тот, что любят вырезать дети из многослойной бумаги, когда получаются человечки, держащиеся за руки. Потом начались композиции из обезьян и барашков, кроликов, коз и прочих безобидных тварей. Все они составляли довольно пеструю, но при этом единую цветовую гамму и занимали уже все пространство стен, кое-где даже наползая на потолок. А вскоре их сменили детеныши лесных жителей. Огромное разноцветье тушек, меховое пространство из тел малышей. Я никогда не состояла в партии «зеленых», с удовольствием носила меховые воротники, но тут даже меня передернуло. Отвратительная коллекция маньяка-Мазая. К счастью, вскоре бабка остановилась около кованой чугунной двери, которую венчали четыре огромные золоченые морды львов. Дверь весом в пару тонн плавно распахнулась перед нами, словно от легкого дуновения летнего ветерка.

«Эх, любовь, любовь. Человеческая любовь. Если бы только можно было выкорчевать ее из людских сердец, как сорняк с огорода, жизнь стала бы куда проще, – проскрипела старуха. – Любовь к вещам куда благороднее и спокойнее для психики. Хотя что я тебе рассказываю, ты и сама все знаешь. Мне жаль, что Марат утратил бдительность и ты очаровалась этим недотепой. Подожди нас, Марат, снаружи, у нас тут чисто женский разговор».

Двери снова, словно повинуясь взмаху ее руки, захлопнулись прямо перед носом обалдевшего Марата. Я терялась в догадках – что за мощная старуха стояла передо мной, если Марат позволял ей обращаться с собой, как с тупым мальчишкой? При ней он вообще был мало похож на себя прежнего, блеял перед бабулей, как маленький козлик на тонких трясущихся ножках.

«Проходи, дорогуша, не стесняйся. Меня зовут Изольда. Изо льда. Родителям просто нравилось имя, они и не подозревали, что оно определит всю мою дальнейшую жизнь. Я никогда особо не любила людей, даже к мамочке относилась весьма прохладно. Все эти сюси-пуси, ласки были не для меня. Говорили, что я родилась с каменным сердцем».

«Снежная королева?»

«Ледяная. Но я наступила на те же грабли, что и ты. Беззаветно влюбилась. К сожалению, эта болезнь не щадит ни молодых, ни старых. Я была такая же, как ты, смышленая, но одинокая девчонка, когда они позвали меня. У меня тогда трагически погиб муж. Авиакатастрофа. Надо сказать, я обожала его. Golden Lion спас меня в те далекие времена от самоубийства, и с тех пор я многого достигла».

Из просторной гостиной с большим дубовым столом мы перешли в темную круглую комнату. Бабка зажгла свечи, и тут я охнула. Мы находились в зале Музея Клюни, а по кругу весели прекрасные шпалеры – почти такие же, что я видела в Париже.

«Мы во Франции?»

«Нет, милая моя. Хотя было бы неплохо оказаться там и выпить бокальчик настоящего бордо. Мы у меня дома, и ты видишь уникальные гобелены, шедевры XV века».

«А что тогда там, в Клюни?»

«Так, жалкая подделка. Но это, разумеется, секрет. Не хотим же мы лишить музей мощной статьи доходов».

Гобелены, несомненно, были выполнены рукой того же мастера. И даже развешаны были по кругу в том же порядке, что и в музее. Я подошла поближе и ощутила в носу древнюю пыль. Провела рукой по старинной ткани. Шпалеры были прекрасны как никогда. Грамотно подсвеченные с разных точек, они передавали удивительное ощущение трехмерного объема. И что-то все равно меня смущало. Некоторые детали. Например, у прекрасных дам и их служанок были сердитые лица. Мое альтер эго смотрело на меня с нескрываемой злобой, а лев, сидящий у ее ног, будто так и норовил куснуть хозяйку за локоть. Но больше всего потрясло меня то, что на шпалерах не было единорогов. Ни одного. Теперь его место занимала львица.

«А куда делся единорог?»

«Бабушка козлика очень любила, бабушка козлика в супе сварила».

Старуха зашлась грудным смехом, в такт которого мелко затряслась ее вуалька с черными стразами.

«Говорю тебе, в Клюни – подделка. Заводское производство конца семнадцатого – начала восемнадцатого века. Они и единорога туда вплели исключительно для маленьких девочек, чтобы те клеили картиночки с белым рогачом в свои розовые школьные дневнички. Это же просто romantic. Признаюсь тебе честно, подделку организовал наш клуб (надеюсь, ты понимаешь, что он существует уже немало веков). Поскольку шпалеры отражали геральдику наших львят, ребята подсуетились и связали за пару лет новые полотна. Надо отдать должное мастерам, никто не заметил подделку, настолько искусно она была сделана. Уж не знаю, зачем они туда вплели уродца с одним рогом, мы их об этом не просили. Возможно, хотели окончательно подчеркнуть, что данная копия не имеет никакого отношения к нашему именитому ордену и его геральдике. Надо сказать, настоящие гобелены видели только человек десять из обычных людей, и, как ты сама понимаешь, долго они не протянули. Клубу не нужны были лишние скандалы. Поэтому вариант с единорогом с легкой руки Жорж Санд уехал в музей, а старинные произведения искусства к нам, в резиденцию.

«То есть Санд обнаружила подлинники?»

«Разумеется. Она большая умница и даже заморочила всем голову, утверждая, что гобеленов было восемь. Так сказать, окончательно сбила врагов с толку. А потом нашла способ быстро переправить гобелены нам. А мы уже занялись уничтожением улик и изготовлением копий. В принципе, можно было бы и без них обойтись, но молва людская разносится быстрее ветра, прорастая на любой почве, будто зерна сорняков. Не хотелось лишних жертв. Да и музей не в обиде. Если бы не эта шикарная подделка, их стены до сих пор были бы пусты и унылы».

«А почему шпалеры так дороги клубу?»

«Эти полотна всегда принадлежали ордену. Они несут его герб. Но однажды в рыцарском замке, где в XIV веке был наш головной офис (как сейчас говорят), произошел пожар, и все выгорело дотла. Поэтому для нас находка писательницы стала большим сюрпризом. Оказалось, что хозяин замка успел спасти гобелены от огня, хотя сам задохнулся в подвале, куда спустился вместе с этими шедеврами. А теперь самое главное, дробь барабанов, пение хора…»

Старуха резким движением руки откинула черную бархатную гардину, которая, как я предполагала, занавешивала окно, и там оказалось еще одно полотно. Седьмой гобелен необычайной красоты. Я бы даже сказала, какой-то неземной, нереальной красоты. Он был вышит золотом и словно светился изнутри. Прекрасная дева, мой двойник, сидела на спине льва, который вез ее через поле, усеянное фиалками и розмарином, к солнцу. От картины веяло чудом, хотелось быть там, протягивать руки к Ярилу и чувствовать его нежное тепло на бледных северных щеках.

«Как красиво», – завороженная исходящим от полотна золотым светом, сказала я.

Я чувствовала, как тепло наполняет меня до краев, я пила это полотно до дна, а оно все равно было бесконечно. Я пила и не могла насытиться, настолько удивительно было это ощущение обладания столь совершенной красотой.

«Ну-ну, не жадничай».

Старуха аккуратно отодвинула меня в сторону и дернула шнурок. Солнце скрылось за черными гардинами, а в моих глазах еще долго скакали зайчики.

«Седьмой гобелен будет висеть в твоем кабинете, дорогая. Это огромная честь, но мы пришли к выводу, что ты этого достойна. Твоя борьба с человеческими страстями поистине восхитительна. Ты победила и теперь можешь отдохнуть. После того как все формальности будут улажены, ты возглавишь высшее звено нашего клуба Golden Lion, в народе он еще известен как Бильдербергский».

«Шутите? Управлять мировым капиталом?»

«Я бы даже сказала, миром. Мир не так велик, моя милая, как кажется. Это всего лишь голубой шарик из папье-маше, на котором надо правильно расставить свои красные флажки-булавки. Ты же всегда имела железную хватку, Несси. Сейчас самое время ее применить. У тебя будет все, что ты только можешь себе представить, – дворцы, яхты, самолеты. Ты сможешь перемещаться по миру при помощи одного лишь щелчка пальцами. Все толстосумы будут лежать у твоих ног. Лучшие мужики отдадут жизнь за одну лишь ночь с такой красоткой. Марат будет твоим рабом, сможешь отыграться на нем по полной. Он это прекрасно понимает, поэтому и ходит таким букой. Он почему-то решил, что избранный – это он. Идиот. Ну, да черт с ним. Эх, если бы я была помоложе, ни за что не уступила бы тебе это место. Но годы берут свое, хочу, наконец, перестать думать о ситуации в мире и просто посидеть на берегу океана, помочить в воде сморщенные пятки. Как простая смертная. Пойдем же скорее, мне не терпится представить тебя остальным».

Меня встретили овациями. В небольшом конференц-зале сидела пара десятков мужчин, один другого краше. Мечта любой девицы – двадцать с лишним холеных миллиардеров с белоснежными зубами и свежим загаром. Но мне стало не по себе – от них веяло какой-то полиэтиленовой фальшью, как будто ко мне кинулись в объятия гигантские дружки куклы Барби. Эти Кены обступили меня со всех сторон, чтобы лобызнуть ручку. Под конец страшно захотелось обтереть подолом платья их липкие слюни, но деловой этикет не позволил.

«Рад встрече».

«Много наслышан».

«Надеемся на долгосрочное сотрудничество».

«Примите наш скромный дар…»

На меня надели длинную желто-белую меховую накидку-мантию, сделанную из шкур редких зверей. Мех на ощупь был нежный как шелк и струился волнами-барашками до самого пола. Для полноты картины мне не хватало в руках только жезла со скипетром. Я сидела на высоком стуле, на небольшом выступе, похожем на сцену, а остальные расползлись по залу кто куда. Марат уселся в конце, на галерке, но даже издалека я чувствовала, как он сверлит меня недобрым взглядом. Неужели ревнует?

«Итак, господа, малютка Тереза снова с нами. Осталось только пройти инаугурацию. В этот раз мы абсолютно уверены в своем кандидате, так что проблем не будет. Я думаю, Марат, как герой сегодняшнего вечера, поможет Несси совершить этот несложный ритуал. Ты готов, мой друг?»

«Всегда готов».

На лице Марата заиграла улыбка кота, который сожрал чужую сметану. Я хорошо ее знала. От нехорошего предчувствия у меня свело судорогой ногу. Я уже понимала, что мне никогда не выйти отсюда прежней, но цеплялась за любую возможность потянуть время.

«Подождите минуточку. Что там еще за обряд?»

«Войти в клетку льва».

«Надеюсь, это очередная средневековая аллегория?»

Кены радостно засмеялись в ответ и захлопали своими ручками. Изольда постучала веером по спинке стула. Члены ордена тут же умолкли.

«Деточка, – ласково сказала она, протягивая мне какой-то древний фолиант в кожаной обложке, – лев самый что ни на есть настоящий. Дело в том, что, согласно древней легенде, которую наш орден чтит и хранит, первая королева в нашей истории вошла в клетку ко льву, чтобы подчинить его своей воле».

Я листала картинки и чувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. В Средневековье этот лев сожрал немало прекрасных девиц, прежде чем кто-то его укротил. На картинках то там, то сям художник ярко отразил, с какой жестокостью он расправлялся с бедными безоружными женщинами. Он не просто отгрызал им голову, а раздирал на части тела со свойственным диким животным садизмом. Очевидно, Изольда увидела, как я побледнела.

«Бог мой, это же мифология, сказки. Наш лев дрессированный, он любит людей, вырос среди них, поэтому процедура чисто символическая. Максимум что сделает Лева, – от счастья оближет тебя».

Я сидела в полном замешательстве, машинально листая книгу с описанием доблестных деяний ордена, и с моих глаз медленно спадала пелена. Чувство счастья, которое переполняло меня после встречи с седьмым гобеленом, уходило из моей души, испарялось, как лужица на жарком асфальте. Я поняла, что сейчас меня скормят льву, а мою кожу (если хоть что-то от нее останется) натянут в одном из дальних залов, куда я еще не дошла.

«А если я откажусь?»

«Марат найдет того парня, твоего любовника, который проходил посвящение на выставке, и в клетку пойдет он. Мужчин вне ордена наш зверь не переносит на дух, они слишком долго над ним издевались, прежде чем бедный зверь попал в наши добрые руки. Так что можешь себе представить, что ждет того парня. Но к чему эти страшилки на ночь? Разве мы не договорились, милая?»

«Эта леди никогда не держит слово. Она обманет вас, что та грязная цыганка на развале», – начал гнуть свое Марат.

«Заткнись, – резко оборвала его старуха и подошла ко мне вплотную. Все вокруг замерли в напряженном ожидании. Я кожей чувствовала разряды тока, пробегающие между рядами. – Ну, так как?»

«Можно мне подумать? Как будущий правитель, я хочу прочитать эту книгу и понять, что меня ждет. И потом, у меня есть одно неотложное дело. Я имею право уладить дела, до того как войду в клетку? Вот тут сказано: «Дитя человеческое, подчинившее льва, уже никогда не станет прежним. Оно должно добровольно выбрать этот путь». Добровольно, сказано тут! Я правильно понимаю, что после инаугурации моя суть изменится?»

Казалось, Изольда была озадачена. Она не ожидала, что я так быстро найду в их священной книге свое спасение. Видимо, я попала в точку. Согласно закону, они не имели права меня заставлять заниматься укрощением. Это должно было быть мое желание. Последнее желание. Именно так гласила надпись на гобелене. Миллиардеры возмущенно зашумели. А Изольда из старушки-милашки превратилась в злобную пантеру.

«Ладно, все решит совет на голосовании. Марат, иди, налей Несси чего-нибудь выпить. Бедняжку от страха прямо-таки скрючило. Жалко смотреть на сиротку. Идите отсюда».

Старуха презрительно поджала губы и отвернулась от меня, махнув рукой куда-то вдаль.

Прихрамывая, я вслед за Маратом зашла в небольшую комнату. Пока я растирала затекшую ногу, Марат открыл дверцу старинного резного комода с вензелем в виде льва и достал бутылку вина.

«Отметим твое поражение, любовь моя».

«Они убьют меня?»

«К моему великому сожалению, по законам ордена это невозможно. Эйдосы проникли в тебя, когда ты поглощала их энергию, и ты теперь принадлежишь нам. А своих убивать запрещено. Но при этом твоя другая часть не поддается нашему контролю. Для этого необходим твой союз со Львом».

«Марат, что за хрень! Я знаю, что ты ненавидишь меня. Но неужели такое уж большое удовольствие смотреть на мои разбросанные по клетке кишки?»

Марат резко вскочил и притянул меня к себе. Я заметила, что его глаза поменяли цвет. Они были когда-то карие, а теперь стали серо-стального оттенка.

«Дурочка, он не тронет тебя. Это всего лишь старый нафталиновый обряд. Зато потом ты станешь королевой, и мы будем править миром».

«Мы? Изольда сказала, что ты будешь моим рабом. Так что готовься лизать пыль с моих ботинок».

Марат с чувством глубокого отвращения оттолкнул меня от себя, и я с размаху плюхнулась в большое мягкое кресло. Ну, этим меня было не удивить, и я просто сняла туфли и продолжила тереть ногу.

«Тварь. Это после всего, что я для тебя сделал. Хотя странно было ждать от такой стервы хоть капли благодарности. Но учти, если сейчас они дадут тебе время, я сделаю так, чтобы это были худшие дни в твоей жизни».

«Зато потом, когда я приму корону, – бегом под лавку. Лизать мою пыль. И еще я люблю массаж ног. Я читала, что это особенно удается кастратам. Интересно, что скажет орден, если я велю тебя оскопить».

С удовольствием я смотрела, с каким трудом он сдерживается, чтобы не ударить меня. Видишь ли, доктор, я и Марат были мутантами. Теми, в ком уживается человек и эйдос. Однако пропорции могут быть самые разные.

«Девочки, не ссорьтесь».

В комнату вошла Изольда, она вновь была в благодушном настроении.

«Мне удалось убедить совет в необходимости небольшой отсрочки для тебя, дорогая. Но будет два условия. Первое – ты скажешь нам, что это за дело. Второе – будешь находиться в этот период под нашим контролем».

«То есть этот злобный монстр будет таскаться за мной повсюду, пока я занимаюсь личными делами? Ну уж нет».

«До этого ты получала немало удовольствия от моего общества, дорогая».

«Марат будет приглядывать за тобой издалека, – пояснила Изольда. – Держать тебя постоянно за руку нет необходимости, мы и так будем в курсе всего, что с тобой происходит».

Мы вошли в зал, где члены клуба уже в неформальной обстановке попивали вино. Все ласково мне улыбнулись. Но мой следующий вопрос стер их фальшивые смайлы за три секунды.

«Господа, минуточку внимания. Скажите, если я откажусь от всего этого кошмара. Если я захочу свободы. Вы убьете меня?»

Один из богатеев, высокий дядька с пивным брюхом, вытер губы салфеткой и внимательно посмотрел на меня. Он сильно выделялся среди Кенов за счет непропорциональной фигуры и странной прически. У него были длинные патлы, торчащие в разные стороны, а в центре головы просвечивала нежно-розовая лысина.

«Смерть, девочка, – это слишком легкий путь. Убивать тебя мы не будем. Но так как ты наносишь нашему обществу постоянный урон, очищая вещи, мы превратим твою жизнь в сущий ад. Говорят, у тебя серьезные проблемы с психикой».

«У меня с психикой все в порядке. С чего вы взяли?»

«Марат, расскажи нам еще раз о своей возлюбленной».

Марат притянул меня к себе и приобнял. Я оттолкнула его.

«Несси крайне эмоциональная девушка. Чуть что – сразу в атаку. Но проблема даже не в этом. Она – воровка, клептоманка».

«Что??»

Весь зал по-актерски демонстративно ахнул. А Марат сделал скорбное лицо и поднес платок к краю глаза. Актер из него паршивый, поэтому Изольда грозно сдвинула брови и велела продолжать.

«Это большое несчастье для нашей семьи, и мне тяжело об этом говорить. Долгое время я скрывал этот ужас от всех, но больше моих сил не осталось. К сожалению, сама Несси уже не в состоянии бороться с этим пороком, а я давно рискую собственной головой, покрывая ее. Последний раз мне пришлось отдать три миллиона долларов Михайловым, у которых она украла часы, чтобы те не посадили ее в тюрьму».

«Марат, хватит ломать комедию, не позорь себя и меня. Это наше личное дело!»

«Дорогая, – Изольда мягко, но настойчиво посадила меня в кресло, стоящее поблизости, – мы все подвержены страстям. Вот Лев Иванович, к примеру, слишком много пьет».

Патлатый стыдливо улыбнулся и тут же снова отхлебнул из бокала, словно его корила родная мамочка за неправильно завязанные шнурки. Я отчетливо понимала, что мне не нравились эти люди кругом, или кто бы они ни были. Их смех и улыбки были похожи на радость детей, мучающих на дороге воробушка.

«Но твоя болезнь куда сильнее, чем алкоголизм, поэтому, если ты откажешься работать на нас, мы отправим тебя в тюрьму. Пожизненно. А теперь ты скажешь мне и главам ордена, что это за дело мировой важности, из-за которого ты хочешь взять тайм-аут. Бизнес? О нем ты можешь забыть навсегда, твои деньги с этой минуты лежат на счету в Швейцарии. Как только все закончится, ты тут же становишься обладательницей всей недвижимости ордена и его уставного капитала. Итак, что за дело, душа моя?»

«Мне надо съездить в тюрьму к моей бывшей подруге. Мы с Маратом упекли ее туда, но я жалею об этом. Она не виновата, ее подставили. Я бы хотела освободить ее».

«Без проблем. Для этого тебе не обязательно ее видеть, не так ли?»

«Обязательно. Хотелось бы напоследок с ней поговорить. Возможно, извиниться. Мы были когда-то как сестры».

Кены лишь недоуменно пожали плечами и налили себе еще выпить. Изольда откинулась в высоком кресле и закурила сигарету в тонком, похожем на рыбу-иглу, мундштуке.

«Чувства, душевная боль, совесть. Это неподъемный груз, дитя мое. Ты еще скажешь мне спасибо, когда избавишься от него навсегда. Наше славное братство хорошо тем, что давно отказалось от этих ложных ценностей в пользу капитала».

Дым в виде спирали повис надо мной. Бабка, задумчиво попыхивая, крутила новые кольца.

«Ладно, поезжай. У тебя есть неделя на то, чтобы закончить все дела. Марат, подай сюда ожерелье. Это скромный подарок от имени нашего клуба. Надеюсь, тебе понравится. Смотри, какая красота».

И тут, доктор, я осознала, как страшно я устала. От Марата, от себя, от мира. От этого безумно длинного дня. Мне, будто смертельно больной, дали неделю срока на то, чтобы организовать собственные похороны. Уладить земные дела – именно такое напутствие вручают напоследок неизлечимо больным людям ваши коллеги в белых халатах. Я поняла, что проиграла, и, как приговоренный к гильотине, откинула волосы с шеи и подставила ее под острый нож. Я слышала, как щелкнул замок, и поняла, что с этого момента мои дни дробятся на секунды.