Глава 11

День настал. Мы засветло выехали из Финнон-Лас и прибыли в Трегарон с первыми лучами солнца. Лошади оказались впечатлительными, особенно молодняк, но я старалась быть к ним поближе, поэтому они вели себя довольно послушно. В самую последнюю минуту Кай передумал и решил оставить дома двух кобыл. Если повезет, в следующем году у них появятся жеребята, и мы сможем хоть как-то восстановить стадо. Конечно, если перегон окажется удачным и у нас будут деньги.

Мне больно признавать, что все наши проблемы возникли из-за Изольды. Этой твари! Если бы муж знал о ней то, что знаю я, то никогда бы не взял у нее деньги. Больно понимать, что Кай скрыл от меня подробности сделки и я узнала о них на этом отвратительном обеде, да еще в такой компании… Я думала, Кай начал мне доверять. Но он даже не подумал рассказать о решении, от которого зависит будущее Финнон-Лас и наше с ним благополучие.

Я бы думала об этом и дальше, если бы мысли мои не были заняты делами куда более насущными. Предательство Кая кажется пустяком по сравнению с жуткой правдой об Изольде Боуэн и тех страшных вещах, которые она намеревается совершить. Я успела обдумать последние события и изучить факты. С помощью злых чар и угроз Изольда вынудила преподобного Кадуаладра стать своим беспощадным орудием. Я уверена, грозу, из-за которой погибло стадо Кая, также наслала она. Уж слишком быстро переменилась погода в тот день. К тому же там, на холме, я чувствовала чье-то злое присутствие. Теперь я знаю, кто это был. Нет сомнений в том, что Изольда намеревалась разорить Кая, уничтожив его животных. Поняв, что он так просто не сдастся, она одолжила ему денег, чтобы привязать к себе. Она играет с ним. Ей не интересен Кай. Изольда хочет завладеть поместьем. И источником. И Гримуаром. Теперь все мои мысли занимают размышления о дальнейших действиях Изольды. Учитывая, что мы с Каем вдали от поместья и бдительных жителей Трегарона, ей гораздо проще посеять панику в стаде и навредить нам. Я должна сохранять бдительность.

В то же время и меня, и Кая занимают детали перегона. Тот скот, который покупатели ждут за много миль отсюда, показал себя образцовым. Разумеется, через несколько часов, когда мы объединим животных в одно огромное стадо, все может измениться. Пока что скот мирно пасется на лужайке позади гостиницы. Я думаю, Кай доволен тем, как я справляюсь. Признаюсь, я очень радуюсь тому, что нас ждет впереди, – я рада возиться с животными, с каждым днем уходить все дальше, видеть новые места, знакомиться с людьми. И, конечно, я радуюсь предстоящей встрече с матерью. Ах, как хорошо будет снова увидеть ее! С момента, как я последний раз сидела в саду в Кундю, наблюдая, как она занимается прополкой овощных грядок, или слушая, как мама болтает с соседкой, прошла, казалось бы, целая вечность. Я обниму маму так крепко, что она будет просить меня ее отпустить, а потом сама обнимет так же.

Я никогда не видела столько людей, сколько собралось в этот день на площади Трегарона. Повсюду дамы в капорах, орущие дети, краснолицые фермеры – площадь превратилась в круговорот лиц. Преподобный Кадуаладр собирается благословить Кая и его стадо. Как же сильно он отличается от того жалкого слизняка, что я видела в доме Изольды. Признаю, я больше не испытываю к нему отвращения, а скорее жалость. Понятно, что его действия были вызваны страхом за свою семью. Страхом перед Изольдой. Как так вышло, что мне понадобилось так много времени, чтобы понять, кто она на самом деле? Еще в нашу первую встречу она не понравилась мне, но я думала, мои чувства вызваны простой ревностью. Я должна была догадаться! Копнуть глубже. Папа бы поступил именно так. Или она каким-то образом скрывала свою истинную сущность, выдавая себя за благородную и уважаемую женщину? Неужели она заколдовала меня, а теперь показала истинное лицо, потому что момент настал? Чем дольше я об этом думала, тем сильнее укреплялась в мысли: тогда, в гостиной, она точно меня видела. Она прекрасно знала о моем присутствии и устроила спектакль с унижением преподобного, чтобы я его видела. Выходит, что так – любая ведьма, а Изольда оказалась именно ей, способна видеть другую ведьму, даже если та покинула тело.

На платьях миссис Кадуаладр и ее дочерей столько лент, сколько не надевают даже в праздник, а своими яркими зонтиками они, похоже, собрались отпугивать овечек и быков. Кругом стоят палатки, в которых продаются пироги, карамельные яблочки, течет рекой теплый и свежий эль. В воздухе витает столько запахов, что невольно сводит желудок. Люди оживленно разговаривают, обсуждая всякие глупости. Откуда у них так много слов, мне интересно? Обсуждают ли они предстоящий перегон или же говорят о новом стаде Кая? Не думаю. До меня доносятся обрывки фраз, и они настолько бессмысленны, что я поражаюсь, зачем болтать о вещах столь глупых и несущественных. И потом, я слишком занята собственными проблемами. Предстоит очень сложная поездка; от ее исхода зависит, будет ли у Финнон-Лас будущее, или же Каю придется продать любимое поместье. Если все пройдет хорошо, то перегон должен занять три недели. Нужно надеяться, что мы сможем делать по пятнадцать миль в день, но на деле расстояние окажется куда меньшим – вряд ли старые кобылы, а пуще всего жеребята, смогут так долго идти. Кай обещал, что, если потребуется, он выделит отдельный день на отдых. Он подбирал маршрут так, чтобы тот пролегал по самым сытным пастбищам, так что кобылы смогут кормить жеребят.

Кузнец Дай и Эдвин Нэйлз за последние две ночи успели подковать весь оставшийся скот, и теперь на полях за городом пасется огромное количество черных как смоль бычков. Кай сказал, что теперь в его стаде, с учетом новоприобретенных особей, около двухсот шестидесяти голов «уэльских карликов», как их пренебрежительно называют в других графствах.

– Дурное прозвище, я знаю, но, как бы их ни называли, мясо именно этих бычков будет кормить жителей нашей страны. Таких прекрасных животных больше не сыскать нигде в Англии. Можно сказать, местные погонщики все еще совершают перегоны в Лондон только благодаря этим быкам, – рассуждает он.

А еще с нами отправятся Уотсон и его сотня овец, от которых, без сомнения, будут одни хлопоты. И тридцать пять наших потрясающих лошадей, включая Принца, потому что и его нам нужно будет продать. Кай терпеливо рассказал обо всех обязанностях погонщика, и теперь я точно знаю, что нужно делать. Я хочу доказать мужу, что способна справиться с возложенной на меня задачей. Я повесила на шею его кельтскую ложечку, спрятав ее под хлопковую рубашку. У меня никогда не было ничего подобного; никто еще не дарил мне что-то, сделанное специально для меня. Я чувствую гладкую поверхность ложечки на своей груди. Признаюсь честно, сначала меня напугала мысль о том, что в нее можно свистеть. Я привыкла молчать. За все те годы, что я провела в молчании, мне ни разу не понадобилось издать какой-либо звук. Сначала я даже испугалась, что Кай волнуется из-за моего… недостатка, как столь лаконично выразилась миссис Кадуаладр. Но теперь я знаю Кая гораздо лучше. Если бы он подарил свисток в день нашей свадьбы, я бы швырнула подарок ему в лицо. Однако теперь мне нравится, что подарок выбран с заботой о моем благополучии, которую я нахожу… трогательной. Смогу ли я пользоваться им – это уже другой вопрос! Конечно, время и обстоятельства покажут.

Еще даже нет девяти утра, но на улице уже почти полуденный зной. Я сажусь в тенек – на скамейку рядом со входом в гостиницу. Кай разбирается с последними сделками и определяет список задач, которые нужно выполнить, прежде чем мы тронемся в путь. Главный погонщик – не просто человек, который переправляет скот и продает его по цене, о какой только сможет сговориться. Он эмиссар и берет с собой важные письма и документы. Тут и договоры о продаже, и дарственные на землю или имущество. И деньги, которые местные жители хотели бы поместить в лондонские банки. И письма, которые надлежит передать дальним родственникам, будущим невестам или женихам. Все эти хлопоты ложатся на плечи главного погонщика, человека, олицетворяющего честь, отвагу и достоинство. И именно так Кай, безусловно, выглядит сегодня. Несмотря на то, что он одет в привычную для погонщика одежду – крепкие сапоги, шерстяные чулки, жесткие бриджи, клетчатую рубашку и широкополую шляпу, он подает себя как человек весьма серьезный. Что-то в его поведении наводит на мысль, что именно он – главный погонщик. Именно он – тот, кто присмотрит за стадом. Именно он – тот, кто осуществит мечты жителей Финнон-Лас. Если начнутся дожди, а в это время года они начнутся обязательно, Кай наденет свой длинный плащ, и тогда то, что он главный погонщик, можно будет понять даже по одному его внешнему виду. За ближайшие дни и недели кожа его огрубеет и покроется грязью, но все же любой, кто с ним знаком, безошибочно признает в нем мистера Кая Дженкинса, главного погонщика.

Я же, с другой стороны, могу вызвать у восторженных наблюдателей разве что вздохи ужаса или приступы смеха. Я достаточно долго убеждала мужа, что меня не засмеют, а он отказывался в это поверить. Но я настояла на своем, и в конце концов Кай сдался. Я оделась исключительно из соображений практичности и комфорта, а уж никак не из приличия. Мне нужно доказать свою полезность всем участникам перегона, а не только мужу, так что я не могла обременять себя корсетами или длинными юбками. Мы с миссис Джонс втайне готовились к поездке, и в итоге Кай не решился спорить со мной по поводу одежды. Я надела блузку из мягкого хлопка цвета спелых лесных орехов, ибо белую ткань невозможно будет отстирать, если что. Я взяла с собой вторую блузку – на смену. Еще я сложила в сумку легкую сорочку, которая в случае необходимости будет служить дополнительным одеянием, чтобы не замерзнуть; мочалку, лавандовый крем – от порезов и синяков и для отпугивания мух, а еще щетку для волос. Последнее – только по настоянию миссис Джонс, ибо, мне кажется, она не пригодится мне никогда! Из юбок я надеваю лишь нижнюю, чтобы не затруднять движение. Больше в сумке места ни для чего не хватает, так что юбку придется стирать. Именно эта юбка так не понравилась Каю, и именно из-за нее на меня сейчас пялятся. Мысль надеть нечто такое пришла, когда я увидела кузнеца Дая в его раздельном кожаном фартуке. Я отправилась на рынок, где мне удалось достать немного жесткого коричневого хлопка, из которого обычно шьют мужские бриджи. Я долго показывала миссис Джонс, что именно мне нужно, и в итоге она поняла мой замысел, пошив юбку с разрезом по всей длине. Если я просто стою, конструкцию необычного предмета одежды понять практически невозможно, разве что она кажется немного странной. А вот при ходьбе или езде на лошади особенность юбки становится очевидной. Благодаря разрезу юбка превращается в две штанины. Выглядит скромно, но практична и удобна. Чтобы защититься от солнца и дождя, я надела черную фетровую шляпу – ее края достаточно широки, чтобы отбрасывать тень, но обзор не загораживать. Я завязала под подбородком кожаную тесемку, так что шляпа не слетит с головы. Ужасно, что зеваки чувствуют себя вправе пялиться и отпускать шуточки по поводу моего внешнего вида, но я уже привыкла ловить на себе странные взгляды. По крайней мере, я сама решила так одеться, и не без оснований. Мне не страшно быть объектом издевательств, если это та цена, которую придется заплатить за собственное удобство.

Наконец я вижу, как сквозь толпу ко мне идет Кай. Он продвигается медленно – все хотят пожать ему руку, пожелать удачи. Я встаю, разгладив свою юбку, на мгновение мне становится неудобно, что я одета столь безыскусно. Заметив мое смущение, Кай одаривает меня улыбкой. Улыбка, которая говорит: «Меня не волнует, насколько странно ты одета; ты моя жена, и все будет хорошо!»

Кай уже почти добирается до меня, как вдруг от толпы отделяется Изольда Боуэн, встав между мной и моим супругом. Женщины Кадуаладр на ее фоне выглядят совершенно нелепо. Я стараюсь выстроить в голове стену, как это происходит каждый раз, когда я оказываюсь рядом с Изольдой. Я чувствую, она смотрит на меня как-то иначе – или это лишь теперь, когда я знаю правду о ней и смогла увидеть ее в нужном свете? Нет, я уверена, она смотрит прямо на меня, ища слабину, как голодный волк скребется в дверь дома крестьянина.

– Ах, мистер Дженкинс, – говорит она елейным голоском, – вы главный погонщик до мозга костей. Какой восхитительный день.

– Изольда, как хорошо, что вы пришли попрощаться. И я рад еще раз поблагодарить вас за прекрасного скакуна. Это крайне любезно с вашей стороны.

Любезно! Сомневаюсь, что эта тварь понимает значение данного слова.

– Не думайте об этом, – отмахивается Изольда. – Уверена, моему дорогому Ангелу не помешает занять себя чем-нибудь. И, как я уже сказала, уверена, он вам пригодится…

– Такая лошадка – это благословенье Господне, – хвалит животное Кай.

Господь, увы, никакого отношения к этому не имеет.

Ой! Она здесь, в моей голове! Я слышу ее слова так же ясно, как если бы она произнесла их вслух.

Мучая меня, она продолжает говорить с Каем, обсуждая, какой сегодня прекрасный день и какая замечательная публика собралась на площади.

Я хочу сбежать, уйти от этой мерзкой женщины, но тогда я испорчу момент триумфа для Кая. Я не позволю ей победить. Не позволю! Я решительно наполняю мысли папиными рассказами, чтобы не слышать ее пропитанных ядом слов. Собрав все свое мужество, я беру Кая за руку. Он, кажется, немного удивлен, но доволен. Он обнимает меня, а потом обращается к толпе.

– Я благодарю вас за добрые пожелания, соседи, – говорит он, снимая шляпу. – Когда мы встретимся, с Божьей помощью, я буду стоять перед вами с кошельками, полными денег, и да встретим мы предстоящую зиму в достатке и сытости.

Толпа аплодирует. Через сводчатый проход мы с Каем продвигаемся на задний двор «Талбота», где и седлаем своих лошадей. Принц нюхает воздух, стоя с широко раскрытыми глазами – он прекрасно понимает, что сейчас в его жизни происходит нечто грандиозное. Ангел закусывает удила, пригнув уши и тем самым показывая всем, чтобы держались подальше. И все же он разрешает Каю запрыгнуть в седло у себя на спине. Мы проходим к лужайке, где уже ждут остальные погонщики.

– Моргана, – спокойным голосом говорит муж, – наблюдай за мной. Я буду задавать темп. Если понадобится помощь, пользуйся свистком или езжай вперед. Если лошади будут торопиться, то остальные животные разбегутся и затопчут друг друга, так что постарайся их замедлить.

Как будто прокрутив у себя в голове возможный сценарий, Кай с улыбкой добавляет:

– Покажи им всем, моя дикарка. Докажи окружающим, что погонщики из Финнон-Лас могут легко справиться с этим стадом.

Я улыбаюсь в ответ, а затем пришпориваю Принца, и тот галопом несется вперед. Я проезжаю мимо Эдвина Нэйлза и ловлю взгляд столь бесстыдный, каким ни один порядочный мужчина не осмелился бы взглянуть на чужую жену. Мне так неловко, что я начинаю краснеть. Кай проверяет, все ли на месте, надежно сидя в седле, хотя Ангел нервно рыскает. Конь возбужден, и на его шее уже выступили капельки пота, но Каю такие выходки нипочем – он спокойно держит поводья в руках. Наконец он срывает с головы шляпу и кричит:

– Хо! Хэй-хо! Ап!

И караван начинает движение.

Ну что за процессия! Впереди щеголяет Кай, то и дело окрикивая своих помощников, которые помогают вести стадо быков и предупреждают всех, чтобы отгоняли от него чужих животных. Ибо любой посторонний бык, который встретится нам на пути, в силу инстинкта захочет присоединиться к стаду, и, как сказал Кай, потом отделить зерна от плевел удастся одному лишь дьяволу. Быки сегодня ведут себя более нервно. Они ревут и хрипят, расталкивая друг друга, топая по пыльной земле новыми подковами в поисках удобной тропинки или самой сочной травы. Брэйкен здесь в своей стихии – он рычит на отстающих, виляя хвостом, охотно пользуясь своей неиссякаемой энергией.

С нами едет еще один погонщик, жилистый мужчина по имени Мередит. Мне поведали, что он объявляется в Трегароне лишь перед перегоном, всегда на лошади, которую достал непонятно откуда. У него нет ни жены, ни детей, и все, что его волнует в этой жизни, – работа со стадом да бутылка теплого эля. И то, и другое будет предоставлено ему в изобилии. Он следует за быками, не давая идущим сбоку животным отбиться от стада. Хотя на улице жара, на нем длинный плащ.

Рядом с ним идет Эдвин Нэйлз, высокий рост которого позволяет делать широкие шаги, так что мужчине совсем не трудно идти в ногу с животными. Эдвин выглядит так, словно вот-вот переломится под грозным взглядом какого-нибудь бычка, но я видела, как он управлялся с ними при подковке. Нет, Эдвин – скотовод до мозга костей, и он нам еще ох как пригодится. Только он все пялится на меня, и мне неуютно. Я решаю не оставаться с ним наедине.

За Эдвином плетутся лошади. Животным не нравится быть частью столь шумной кавалькады – они отчаянно ржут и упираются. Конечно, те кобылы, что постарше, не такие строптивые, но более юные, с жеребятами, по понятным причинам волнуются. А жеребята воспринимают все происходящее, словно игру, скачут вокруг, радостно взмахивая хвостами и задирая головы. Их матерям то и дело приходится одергивать озорников. Мы с Принцем иногда вмешиваемся, убеждая животных вести себя приличнее. Принц играет самую важную роль. Он главный в табуне, и все следуют за ним; молодые жеребята слушаются его, ибо он их родитель, а кобылы идут следом, хоть и неохотно, потому что он единственный жеребец в табуне. Мне почти не надо поправлять Принца, я лишь пассажир, который смиренно сидит в седле, периодически пришпоривая его или поглаживая по белоснежной шее.

Следующими в нашей забавной процессии идут Идуал Уотсон со своими овцами. Их вечное блеянье заглушает рев наших быков. Овцы кажутся старушками, что жалуются на больные ноги и пустой желудок. Они постоянно закатывают глаза при виде двух черно-белых овчарок, бегущих рядом с ними, высунув языки и сверкая острыми зубками. Во взгляде некоторых из них видна жестокость их предков-волков. Сам же Уотсон, как пастух, и это ясно по его длинной загнутой трости и мелодичному свисту, которым он отдает команды собакам, идет чуть впереди.

За стадом овец с извечным скрипом следует повозка кузнеца Дая. Его пегий конь бредет, прикрыв голубые глаза и тряся гривой, отмахиваясь от надоедливых мух. Благодаря широким копытам конь движется в нужном темпе без особых усилий. Сидящий в кресле кучера Дай перекладывает вожжи в одну руку, а свободной рукой срывает шапку, покрикивая на глупых овец: «Да идите же уже, неряшливые существа!», «Ох, мне несколько недель придется пялиться на ваш зад! Ну, пошли вперед!» Дай никогда не скрывал, что овцы его раздражают.

В хвосте плетутся женщины и дети. Всего их четверо: Сэрис, жена кузнеца Дая (которой тот никогда бы не позволил сесть в повозку) и их юные сыновья-близнецы, Айон и Йовыдд, а еще Плюющаяся Сара – женщина с огрубевшей, морщинистой кожей непонятного возраста. Она выглядит так, словно повидала больше перегонов, чем все, здесь присутствующие. Свое прозвище она получила за привычку жевать табак и сплевывать на каждом шагу. Женщины и мальчишки занимаются вязанием, они будут продавать чулки на рынках. Плюющаяся Сара уже затянула песню, которую поет, не переставая жевать.

Мы удаляемся вверх от города, петляя по дорожке, которая ведет нас мимо часовни Сор-и-Минидд, пока мы не оказываемся на вершине самой высокой точки в этой местности – отсюда можно увидеть все, что есть за пределами Финнон-Лас. Я не знаю этих мест – мы с Каем попали в наше поместье через Ллэндовери. Мы то поднимаемся, то спускаемся по крутым тропам, за которые местные жители прозвали их Лестницей Дьявола, и не без причины. К тому времени, как мы достигаем русла реки и старого перевала Абергуэзина, все уже выбились из сил. Места тут восхитительные. Я почти что слышу шаги тысяч путешественников, которые прошли здесь сотни лет назад. Между вершинами пролегает узенькая долина, круто спускающаяся вниз, к реке, окаймленной болотистой травой. Рядом с рекой идет выстланная жесткими камнями дорога. Русло реки каменистое, усыпанное плоскими валунами огромных размеров, отполированными дождем за те десятки веков, что пролежали тут. Они сверкают под летним солнцем ровными гранями. С одного из валунов стремительно взлетает зимородок, ухватив из быстро бегущей воды мелкую рыбешку, и его пестрые крылья выглядят еще ярче на фоне однотонных серых валунов.

Мы пытаемся оттеснить стадо от воды, но после такого подъема животные испытывают страшную жажду. Конечно, местность вокруг не болотистая и никакой опасности для бычков нет, однако если сделать привал, он затянется очень надолго. Кай сказал: сегодня привал делать не стоит, выгодней сразу дойти до ночлега. Он полагает, выгодней управиться побыстрее, чем сразу же начать расхолаживать стадо постоянными остановками. Нам с трудом удается заставить животных продолжить путь, правда, не без помощи собак и предупредительных окриков. В конце концов мы уходим прочь от реки, свернув в деревню, состоящую лишь из парочки домов да трактира, глядя на который мужчины облизываются. Однако останавливаться в наши планы не входит, так что мы довольствуемся водой из кожаных фляг и идем дальше.

К тому времени, как мы оказываемся в Ллэнуэртид-Уэллс, всем становится ясно, что нам необходимо передохнуть. Как бы Кай все замечательно ни спланировал, звери его не спрашивают. Выбившиеся из сил на жаре, они становятся упрямыми и угрюмыми. Кай велит нам отвести животных на пастбище.

– Мы дадим им час, – говорит он. – Только час, не больше. Впереди сложный подъем.

Бычки и лошади смиренно отправляются пастись. Овцы сначала делают вид, будто им слишком жарко, чтобы есть, но вскоре жадность становится сильнее, и они тоже опускают головы к траве. Спустя пару минут поле заполняется радостными животными, которые, к счастью, слишком устали и голодны, чтобы обращать внимание на других. Кай посылает женщин за элем и пирогами в ближайшую гостиницу, и мы быстро прячемся в тени. Подведя Принца к кормушке у ворот, я слышу голос кузнеца Дая:

– Ну, что, миссис Финнон-Лас, как вам жизнь погонщика?

В ответ я лишь улыбаюсь и пожимаю плечами. Мы оба знаем, что слишком рано говорить о том, много ли от меня будет толку при работе с лошадьми. Я еще не прочувствовала всей важности своей работы. Но скоро прочувствую.

– Моргана, – Кай берет у меня поводья Принца, – мы можем привязать лошадей под этим дубом. Иди сюда, сядь рядом со мной.

Кай привязывает Ангела, оставив достаточно длины поводьев, чтобы конь мог пощипать травку у ствола дерева. Прижав уши, Принц вдруг кусает Ангела.

– Эй, ты чего! – ругает его Кай.

– Какой невоспитанный мальчик, – говорит он, привязав поводья своего коня к низкой ветке рядом. Мы развязываем упряжь и находим прохладное место под выдающимися ветвями векового дерева. Возвращается Сэрис – она несет пенящийся эль и теплые пироги с мясом. Мы сидим в тишине, желая отдохнуть, довольные результатами первой части перегона. Мне вдруг становится не по себе: за долгое время мы, похоже, вот так расслабились впервые. Может ли быть так, что вдали от фермы, не вспоминая о нашем супружестве, мы с Каем снова обретем легкость в общении друг с другом? У нас есть общая цель, и она для нас важна. И нам не нужно ничего никому доказывать, как это было в Финнон-Лас.

Наша передышка подходит к концу слишком скоро. Сначала мы заставляем пройти через ворота ошалевших быков и лошадей: и с теми, и с другими приходится хорошенько повозиться, прежде чем все оказываются на положенном месте. Дорога здесь чуть похуже, и кони идут медленнее, пробираясь через острые камни. Но наибольшую трудность представляет собой угол наклона холма. Если во время перехода из Трегарона мы двигались в гору, то теперь, наоборот, с нее спускаемся. Быкам идти тяжелее, каждый шаг дается им с трудом. С северной стороны открываются великолепные виды, но мы оказываемся к этим восхитительным пейзажам спиной. Тропинка под нами вмещает лишь одного, поэтому приходится идти совсем след в след. Даже овцы перестают блеять, чтобы сохранить энергию. На вечернем солнцепеке от животных исходит зловонный запах пота, горячей мочи, кала и несвежего дыхания. Процессия начинает растягиваться, так что Каю приходится поминутно останавливать идущих впереди бычков, а замыкающих овец, наоборот, все время подталкивать, чтобы шли быстрее. Чем медленнее движется стадо, тем больше находится смельчаков, желающих от него отделиться, и каждый из нас то и дело подгоняет какого-нибудь отбившегося бычка, овечку или жеребенка. Я замечаю, что, несмотря на всю тяжесть похода, женщины по-прежнему вяжут – скорее всего рефлекторно. Вижу, однако, что Плюющаяся Сара слишком выдохлась, чтобы петь.

Примерно в шесть вечера Кай громогласно оповещает всех, что мы прибыли в пункт назначения. Мы на широком плато Эпинта, с его равнинной местностью. Здесь нет ни одного поместья, стоит лишь единственное здание, окруженное парочкой сосен. Надпись на деревянной вывеске, почти стершаяся за много лет, гласит: «Оружие погонщика», и каким бы убогим ни казался этот трактир, он представляется нам лучшим, что мы когда-либо видели в своей жизни, ибо никогда еще ни одна группа путешественников так не нуждалась в еде и отдыхе.

Мы хотим побыстрее закончить работу, а животные – чтобы их оставили в покое и дали пощипать травку в тишине и немного вздремнуть, поэтому вскоре овцы, быки и лошади оказываются в загоне на заднем дворе. Сняв с Принца седло, я веду его к колодцу. Конь терпеливо ждет, пока я обливаю его свежей водицей. От его шкуры поднимается пар, и беспокойная лошадь довольно фыркает, а потом отряхивается, осыпая меня капельками пота. Я замечаю, как Кай тихо хихикает. Снимаю с Принца упряжь, и тот опускается на колени, с удовольствием валяясь в пыли – он чешет себе спину и избавляется от ненужной шерсти. Когда конь поднимается на ноги, он весь покрыт грязью. Еле дотерпев, пока я почищу ему ушки, Принц уносится прочь на пастбище.

Женщины приносят из повозки горшки, собираясь сварить суп на только что разведенном огне. Мужчины же отправляются в гостиницу, чтобы хлебнуть немного эля.

Мы с Каем стоим рядом. С мгновение мы просто смотрим, как лошади и бычки пасутся. С удовольствием рассматривая результаты проделанной работы и радуясь, что все прошло благополучно.

– Хороший день, Моргана, – говорит Кай. – Лучшего начала для перегона и не придумаешь. Все прошло как надо, и мы успели вовремя.

Он показывает рукой в сторону быков.

– Конечно, они порядком устали, но за ночь успеют хорошенько отдохнуть. И им будет легче продолжить путь завтра, понимаешь?

Кай улыбается мне.

– Ты прекрасно справилась, дорогая. Для начинающей.

Мне слишком нравится, что он не стесняется выразить свое восхищение, поэтому я не обращаю внимания на скрытую в его словах критику.

Кай велит мне следовать за ним. Внутри «Оружия погонщика» стоит блаженная прохлада – его толстые каменные стены надежно защищают от летнего зноя. Я поднимаюсь по закрученной каменной лестнице в крошечную комнатку с низким потолком. Всю ее обстановку составляют лишь продавленная кровать и туалетный столик, на котором стоят кувшин и тазик с водой.

– Ты можешь переночевать тут, – говорит Кай. – В первую ночь я должен быть рядом с животными. Если ветер подует не в ту сторону, они могут почуять дом – мы не так далеко уехали. И им в голову может взбрести вернуться, понимаешь? Я буду ночевать с ними, под открытым небом.

Кай идет было к двери, но как-то неохотно. Он надеется, что я его остановлю? Интересно.

– Внизу тебя ждет ужин, – произносит муж, а затем исчезает.

Я вспоминаю нашу первую брачную ночь и еще одну одинокую комнатку, только в другой гостинице. Стащив сапоги с ноющих ног, я понимаю, что устала не только из-за тяжелой работы. Я умываюсь. Как приятно прикосновение холодной воды к коже. Я застирываю блузку и вешаю на окно, чтобы она успела высохнуть за ночь, а потом надеваю еще одну. Не каждый день мне предоставлены подобные удобства, и я стараюсь воспользоваться ими максимально.

Насладившись вкусным ужином вместе с другими погонщиками, я снова отправляюсь к себе в спальню и ложусь в постель. Она оказывается даже удобнее, чем я ожидала, и, кажется, я вот-вот усну. Но хотя мое тело изнемогает от усталости, разум мой неспокоен. Мне не по себе – неправильно быть здесь, отдельно от овец. Отдельно от мужа. Я хочу выйти на улицу, взять одеяло и положить его на землю рядом с Каем, так чтобы мы смогли спать бок о бок, слушая, как кони жуют травку. Но я не могу. Это как-то слишком… прямолинейно и беззастенчиво. Знаю, это смешно, и все же понятия не имею, что делать с этой проблемой. Мой матрас напоминает скалистое русло реки. Я кручусь и так и сяк, но на нем ужасно неудобно. В конце концов я решаю, что все равно не смогу заснуть, пока не подышу воздухом. Накинув на плечи пальто, я крадусь босиком вниз по лестнице и, никем не замеченная, выбегаю через заднюю дверь.

Ночь прекрасна. На небе ни облачка. Звезды, словно искры от огня Божьего, вспыхивают и затухают. Воздух наполнен вечерними ароматами – пышущие здоровьем звери, дым от гаснущего очага, выкуренный табак в еще теплых трубках, дурманящие сосновые иголки. Так тихо, что слышны даже самые тихие звуки. Я слышу не только уханье совы, но и шелест перьев у нее на крыльях, когда она взлетает с высокой ветви. Я иду к жеребятам. Лошадки, как обычно, не против моего присутствия. Они считают меня другом. Меня утешает, когда лошади настолько спокойны. То, что они принимают меня, заставляет чувствовать себя более свободной.

Я вижу спящего рядом с деревом Кая. Он положил под голову седло, а сверху накинул грубое шерстяное одеяло. Шляпа, еще недавно надетая на его голову, теперь свалилась на землю. Кай выглядит таким… хрупким, спокойным, и черты его лица кажутся удивительно юными, пока он спит. Почувствовав желание подойти поближе и лечь рядом, прильнув к его спине и позволив приглушенным звукам ночи себя убаюкать, я приближаюсь к спящему супругу.

Внезапно становится так холодно, что я вздрагиваю. Я поворачиваюсь и вижу позади себя Ангела. Конь не ест траву и не спит, а просто смотрит на меня, и я знаю, что он видит меня так, как другие лошади не могут. В конце концов, это ведь любимый рысак Изольды. Меня не удивляет, что в нем есть нечто, напоминающее о его хозяйке, даже какая-то часть ее самой. Рядом с лошадью неожиданно появляется тень, и тень эта – не игра яркого света луны. Сдвинувшись с места, тень обретает форму, и, наконец, появляется… Изольда!

– Не пугайся так, Моргана, – произносит она низким, утробным шепотом, словно змея, пытающаяся загипнотизировать добычу. – Неужели ты думала, что я позволю вам с Каем уйти так далеко? Я предупреждала тебя – к концу перегона муж будет жаждать твоей смерти. Тебе больше не будут рады ни в Трегароне, ни в Финнон-Лас.

Я пытаюсь изгнать ее голос из головы. Не дать этой мерзкой женщине забраться в свои мысли. Признаюсь, я удивлена, насколько огромное расстояние она способна преодолеть, выйдя из тела. Неужели она собирается преследовать нас с Каем до конца перегона?

– Моргана, твои силы не превосходят мои. Ты слаба, знай это.

Сказав это, Изольда улыбается, и улыбка ее столь жутка, что мне становится страшно. Отстранившись от лошади, ведьма подходит ближе к Каю. Опасаясь за него, я спешу перегородить ей путь. Изольда невесело смеется.

– Как трогательно – ты готова подвергнуть себя опасности, чтобы защитить муженька. Трогательно и глупо. Неужели ты думаешь, что сможешь остановить меня, если я решу направить против него свои чары? Хоть ты и ведьма, твое умение управлять даром оставляет желать лучшего. У тебя нет реальных знаний. Еще бы – ты ведь всю жизнь потратила, отрицая свою истинную сущность.

Я кладу руки на бедра, твердо стоя на ногах. Пусть бахвалится и хвастается, сколько ее душе угодно. Меня этими угрозами не напугать. Может быть, Изольда и права – я против нее бессильна. Но это не значит, что я не буду сопротивляться.

– Какую лихорадочную работу совершает твой незрелый ум, Моргана. Не утруждай себя, не пытайся понять то, что понять не дано. Ты жила слишком простой жизнью. Ты видишь все таким, каким не надо. Да что ты вообще знаешь обо мне и таких, как я?

Изольда проходит мимо, и я понимаю, что никак не смогу ее остановить. Она наклоняется над Каем, глядя на него сверху вниз. Мне хочется оттолкнуть ее, вцепиться в нее зубами, взять палку и что есть силы поколотить. Но передо мной лишь ее фантом. Разве я могу ее остановить? Я с болью в сердце смотрю, как Изольда, наклонившись над Каем, целует его в лоб. Он бормочет во сне, но не просыпается.

Изольда изучает меня, наклонив голову и вопросительно вскинув брови.

– Мне почти жаль тебя, – говорит она. – Я полагаю, ты не виновата, в каком положении оказалась. Тем не менее у тебя все еще есть выбор – бросить все или остаться. Мое терпение не бесконечно, девочка. Если ты не отступишься, я найду способ избавиться от тебя.

Внезапно что-то происходит, и ведьма исчезает. Слова все еще отдаются в воздухе, а призрак Изольды испаряется. Ангел уходит на пастбище. Где-то вдалеке кричит лиса. Доносится раскатистый храп кузнеца Дая. Изольда ушла, словно ее здесь и не было, вот только страх, который я теперь ощущаю в душе, не девается никуда.