Глава 7
Мы уезжаем с водопадов и мчимся обратно к Тандер-Бей. Оранжевые уличные фонари и разноцветные светофоры сливаются в марево. Чейз с Майком хохочут, опустив окна, и болтают об Анне, насыщая ее историю подробностями. Кровь гудит в ушах так громко, что я забываю поглядывать на дорожные знаки, забываю наносить свой путь на карту.
Чтобы улизнуть с праздника и убедить остальных продолжать пить и наслаждаться жизнью на Краю Света, потребовалась некоторая деликатность и даже хитрость. Кармель реально пришлось применить к Натали и Кати прием «Ой, что это там?», прежде чем нырнуть в Уиллов внедорожник. Но теперь мы просто течем сквозь летний воздух.
– Ехать далеко, – говорит мне Уилл, и я припоминаю, что на прошлогодней вечеринке у водопада Троубридж роль «трезвого руля» выпала тоже ему. Это вызывает у меня любопытство; из-за статуса ТР может показаться, будто он болтается с этими тупарями, просто чтобы быть как все, но он слишком умен, и что-то в его манере держаться подсказывает, что именно он двигает фигуры без ведома остальных. – Она за городом. К северу от нас.
– А что мы будем делать, когда доедем? – спрашиваю я, и все смеются.
Уилл пожимает плечами:
– Пива выпьем, покидаемся бутылками в дом. Не знаю. А это важно?
Не важно. Сегодня я Анну убивать не буду, только не на глазах у всех этих людей. Я просто хочу побывать там. Ощутить ее присутствие по ту сторону оконного стекла, почувствовать, как она наблюдает за мной, смотрит во все глаза или отступает в глубь дома. С самим собой я честен, я знаю, что Анна Корлов завладела моим сознанием, как мало кто из прежних моих привидений. Не знаю почему. Кроме нее только еще один-единственный призрак занимает мои мысли с такой же силой, вызывая такую же бурю чувств, – это призрак, убивший моего отца.
Теперь мы едем вдоль озера, и я слышу, как волны Верхнего нашептывают мне обо всех мертвых, что скрываются на его дне, таращась из глубин мутными глазами, раздувая обглоданные рыбами щеки. Эти могут подождать.
Уилл сворачивает направо, на грунтовку, оси паркетника стонут, нас швыряет из стороны в сторону. Подняв взгляд, вижу дом, брошенный много лет назад и уже накренившийся – сутулый черный силуэт во тьме. Машина останавливается в конце бывшей подъездной дорожки, и я вылезаю. Фары высвечивают нижнюю часть дома – облезающая серая краска, унылые прогнившие доски, заросшее травой и сорняками крыльцо. Старая подъездная дорожка была длинной – от входной двери меня отделяет минимум сто футов.
– А это точно он? – слышу я шепот Чейза, но я-то знаю, что да.
Знаю, потому что ветерок шевелит мои волосы и одежду – и только их. Дом напряженно собран и наблюдает за нами. Делаю шаг вперед. Пару секунд спустя у меня за спиной неуверенно хрустит гравий.
По дороге мне рассказали, что Анна убивает всякого, кто входит в дом. Рассказали о бродягах, завернувших сюда в поисках ночлега и выпотрошенных, стоило им улечься. Разумеется, узнать об этом ребятам было неоткуда, но это, скорее всего, правда.
Позади раздается резкий звук, а затем быстрые шаги.
– Это глупо! – рявкает Кармель. Похолодало, и она надела поверх маечки серый кардиган. Она держит руки в карманах юбки и сутулится. – Преспокойно могли бы остаться на празднике.
Никто не слушает. Все дружно прихлебывают пиво и разговаривают слишком громко, чтобы скрыть нервозность. Я осторожно подбираюсь ближе к дому, обшаривая взглядом одно окно за другим, высматривая движение, которого там быть не должно. Пригибаюсь – мимо головы пролетает жестянка из-под пива, приземляется на подъездной дорожке и отскакивает к крыльцу.
– Анна! Эй, Анна! Выходи играть, дохлая стерва!
Майк хохочет, Чейз перекидывает ему очередную банку пива. Даже в нарастающей темноте я вижу, что щеки у него горят от бухла. Его начинает шатать.
Мой взгляд мечется между ними и домом. Как бы мне ни хотелось продолжить исследование, собираюсь остановиться. Это неправильно. Теперь, когда они здесь и трусят, они смеются над ней, пытаются превратить её в шутку. Очень хочется заехать каждому из них по башке полной банкой пива, и да, я чувствую лицемерие в своем желании защитить нечто, что я намерен убить.
Смотрю мимо них на нервно переминающуюся с ноги на ногу Кармель. Она обхватила себя руками, спасаясь от знобкого ветра с озера. Светлые волосы в серебристом свете разлетаются вокруг лица паутинкой.
– Ну же, парни, давайте выбираться отсюда. Кармель уже вся на нервах, а там все равно ничего нет, кроме пауков и мышей.
Пытаюсь пройти, но Майк с Чейзом хватают меня под руки. Замечаю, что Уилл отошел к Кармель и что-то негромко ей втирает, нагнувшись и показывая на ожидающую машину. Она мотает головой и делает шаг к нам, но он ее удерживает.
– Ни за что не уедем, не заглянув внутрь, – говорит Майк.
Они с Чейзом разворачивают меня и ведут по подъездной дорожке, шагая по бокам, словно конвоирующие заключенного тюремщики.
– Прекрасно.
Я сопротивляюсь меньше, чем следовало бы. Потому что сам хочу поглядеть поближе. Просто предпочел бы, чтоб в этот момент их не было рядом. Машу Кармель, чтобы показать ей, что все в порядке, и стряхиваю парней.
Едва поставив ногу на первую заплесневелую ступеньку крыльца, я чувствую, как дом напрягается, словно затаивает дыхание, пробуждаясь от долгой неприкосновенности. Поднимаюсь на оставшиеся две ступеньки и стою, один, перед темной серостью двери. Жалко, нет свечи или фонарика. Не разобрать, какого цвета был дом раньше. Издали казалось, что некогда он был серый, что земля вокруг усыпана серыми струпьями облезшей краски, но теперь, вблизи, они кажутся сгнившими и черными.
Высокие окна по обе стороны от двери заросли грязью и пылью. Подхожу к левому и ладонью протираю на стекле прозрачный кружок. Внутри дом в основном пуст, только несколько предметов мебели небрежно разбросано по помещению. В центре, по-видимому, бывшей гостиной стоит покрытый белой простыней диван. С потолка свисают остатки люстры.
Несмотря на темноту, внутреннее пространство видно очень хорошо. Его освещают серые и голубоватые лучи, падающие непонятно откуда. Поначалу я не врубаюсь, что в этом свете такое странное, пока не соображаю, что ни один предмет не отбрасывает тени.
Шепоток заставляет меня вспомнить о присутствии Майка и Чейза. Начинаю оборачиваться к ним, чтобы сообщить, что ничего нового я не увидел, но в отражении в окне замечаю обломок доски у Майка в руках. Он вскидывает его над головой, целясь мне в череп… и я чувствую, что довольно долго ничего никому не скажу.
Прихожу в себя от запаха пыли и ощущения, что большая часть моей головы валяется разбитая вдребезги где-то позади. Затем моргаю. Каждый выдох поднимает с неровных и древних досок пола серое облачко. Перекатываюсь на спину и понимаю, что голова-то цела, но мозг болит так, что глаза приходится снова закрыть. Понятия не имею, где нахожусь. Не помню, что делал перед тем, как попасть сюда, могу думать только о том, что мозг бултыхается внутри незакрепленный. В голове вдруг возникает картинка: какой-то первобытный олух размахивает доской. Кусочки пазла начинают становиться на место. Снова моргаю в странном сером свете.
Странный серый свет. Глаза у меня резко распахиваются. Я внутри дома.
Мозг встряхивается, как вылезший из воды пес, и с его шерсти разлетается миллион вопросов. Как долго я провалялся без сознания? В какой я комнате? Как выбраться? И, разумеется, самый важный: эти козлы что – оставили меня здесь?
На последний вопрос быстро отвечает голос Майка:
– Видишь, я же говорил, что его не убил.
Он стучит пальцем по стеклу, и я поворачиваюсь к окну, чтобы взглянуть в его идиотскую ухмыляющуюся рожу. Он несет какую-то чушь: мол, я покойник, и такое случается со всеми, кто посягает на его собственность. Именно в этот момент я слышу, как Кармель орет, что сейчас вызовет полицию, и в панике спрашивает, очнулся ли я уже.
– Кармель! – кричу я, с трудом поднимаясь на колени. – Со мной все в порядке.
– Кас! – кричит она в ответ. – Эти уроды… я не знала, клянусь!
Я ей верю. Тру затылок. На пальцах остается немного крови. На самом деле крови до фига, но я не переживаю – из ран на голове всегда течет как из крана, даже если они не больше пореза от бумаги.
Опираюсь ладонью на пол, чтобы подняться, и кровь смешивается с пылью, превращаясь в зернистую красноватую пасту.
Вставать рановато. Голова кружится. Надо лечь обратно. Комната начинает двигаться сама по себе.
– Иисусе, глянь на него. Снова лежит. Наверное, стоит вытащить его оттуда, чувак. У него, поди, сотрясение.
– Я стукнул его доской. Разумеется, у него сотряс. Не будь идиотом.
Кто бы говорил, хочется прокомментировать мне. Все происходящее кажется совершенно нереальным и бессвязным. Почти как во сне.
– Давай просто оставим его. Сам выберется.
– Придурок, мы не можем. Глянь на его башку – он все вокруг кровищей заляпал.
Пока Майк с Чейзом препираются, помочь мне или позволить умереть, чувствую, как соскальзываю обратно во тьму. Думаю, может, это и вправду так. Меня по-настоящему убили живые – просто немыслимо.
Но тут я слышу, как голос Чейза взвивается октав на пять:
– Иисусе! Господи!
– Что?! – орет Майк. В голосе его смешиваются раздражение и паника.
– Лестница! Глянь на чертову лестницу!
Я заставляю себя открыть глаза и усилием воли на дюйм-другой приподнимаю голову. Сначала я не вижу в лестнице ничего необычного. Узковата, а парапет сломан минимум в трех местах. Но потом взгляд поднимается выше.
Это она. Она мерцает, словно изображение на экране компьютера, некий темный призрак, пробивающийся из видео в реальность. Когда рука ее стискивает перила, она обретает телесность и ступени начинают стонать и скрипеть под ее весом.
Я мягко встряхиваю головой, все ещё кружится. Я знаю, кто она, знаю, как ее зовут, но понятия не имею, почему нахожусь здесь. Внезапно до меня доходит, что я в западне. Ума не приложу, что делать. Слышу повторяющиеся панические молитвы Чейза и ругань Майка, пока они спорят, драпать или попытаться как-то вытащить меня из дома.
Анна спускается ко мне. Она скользит вниз по лестнице, не делая ни шага. Ступни жутко волочатся за ней, словно она вообще не умеет ими пользоваться. Сквозь бледную белую кожу проступают темные лиловатые вены. Волосы бездонно черные и плывут по воздуху будто подвешенные в воде, змеясь следом и колыхаясь словно водоросли. Это единственное, что в ней кажется живым.
Она не носит свои смертные раны, как другие призраки. Говорят, ей перерезали горло, а у этой девушки шея длинная и белая. Но платье на месте. Мокрое, красное, непрестанно двигающееся. С него капает на пол.
Не замечаю, как отползаю к стене, пока не чувствую холодного давления на спину и плечи. Не могу оторвать взгляда от ее глаз. Они словно капли нефти. Невозможно определить, куда она смотрит, но я не такой дурак, чтобы надеяться, что она меня не видит. Она ужасна. Не уродлива, но совершенно нечеловеческое существо.
Сердце бухает в груди, голова болит невыносимо. Значит, надо лечь. Значит, мне не выбраться. Нет сил сражаться. Анна меня убьет, и я с удивлением обнаруживаю, что предпочитаю быть убитым такой, как она, в ее сотканном из крови платье. Лучше подвергнуться любым изобретенным ею мукам, чем тихо скончаться где-то в больнице только потому, что кто-то саданул меня по башке куском вагонки.
Она подплывает ближе. Глаза у меня закрываются, но я слышу шелест ее движений. Я слышу удар каждой жирной капли крови о половицы.
Открываю глаза. Она стоит надо мной – богиня смерти с черными губами и холодными руками.
– Анна. – Губы мои изгибаются в слабой улыбке.
Паря над полом, она смотрит на меня, жалкую тварь, прижавшуюся к ее стене. Хмурится. И вдруг резко вскидывает взгляд на окно у меня над головой. И дернуться не успеваю, как она выбрасывает руки вперед и разбивает стекло. Слышу, как Майк с Чейзом на пару орут мне чуть не в самое ухо. Вдалеке вопит Кармель.
Анна втащила Майка через окно в дом. Он орет и бьется словно пойманное животное, извивается в ее хватке и старается не смотреть ей в лицо. Его трепыхания ее, похоже, не волнуют. Руки ее неподвижны, будто мраморные.
– Отпусти меня! – блеет он. – Пусти, чувак, я просто пошутил! Пошутил!
Она ставит его на ноги. У него течет кровь из порезов на лице и руках. Он отступает на шаг. Анна скалится. Словно со стороны я слышу собственный голос, то ли умоляющий ее прекратить, то ли просто орущий, но у Майка на крик не остается времени. Она вонзает руки ему в грудь, разрывая кожу и мышцы. Затем раздвигает руки в стороны, словно пролезая в закрывающуюся дверь, и Майка Эндовера разрывает надвое. Обе половины падают на колени, дергаясь и извиваясь словно половинки червяка.
Чейзовы вопли доносятся издалека. Заводится машина. Я отползаю от месива, недавно бывшего Майком Эндовером, стараясь не глядеть на ту половину его тела, что все еще соединена с головой. Я не хочу знать, жив ли он еще. Не хочу знать, что он видит, как корчится вторая его половина.
Анна смотрит на труп спокойно. Прежде чем переключить внимание обратно на Майка, она долго глядит на меня. Кажется, она не замечает, когда вдруг распахивается дверь и меня, подхватив со спины, волокут за плечи наружу, прочь от крови, ступни пересчитывают ступеньки крыльца. Тот, кто меня тащил, отпускает ношу слишком резко, я снова бьюсь головой и больше ничего не вижу.
