Глава 11
К доктору Михаилу Владимировичу Нелюбову на прием Стеша успела вовремя. Еще хватило времени, чтобы заехать домой за медицинскими бумагами, которые Стеша впопыхах утром забыла. Толстенькая папка вызвала у доктора живой интерес.
– Говорите, ваш батюшка страдал бесплодием и был моим пациентом? – спросил он у Стеши, едва разобравшись в ситуации. – А это любопытно… любопытно.
И он уставился на нее и впрямь с любопытством.
– Чувствую себя причастным к таинству вашего появления на свет.
Стеша вспыхнула. Она поняла слова доктора буквально. И в свою очередь стала вглядываться в его черты, ища там сходство со своими собственными. Но чем больше она смотрела на доктора, тем отчетливей убеждалась, что ничего общего у них нету. Доктор был невысокого росточка, брюнет, под носом у него росли жесткие усы-щеточка, сам он был весь какой-то компактненький. Коротенькие ручки, коротенькие толстенькие ножки, коротенькие пальчики-обрубочки.
Девушке даже стало на мгновение досадно. Если уж маме с папой так приспичило заводить ребенка от чужого человека, неужели нельзя было выбрать для этой цели кого-нибудь посимпатичней? Ладно, пусть на самой Стеше гены доктора не сильно сказались, но что будет с внуками? С детьми самой Стеши? Вдруг у нее родится мальчик с такими же короткими ножками? Ладно – мальчик! А если девочка? Вот где ужас-то!
– Не могу поверить, что вы и есть мой отец, – вздохнула Стеша. – Что я нашла вас так быстро.
– Отец? – рассеянно откликнулся доктор, который в это время уже просматривал бумаги из папки, принесенной ему Стешей. – Чей отец?
– Вы же мой отец?
Доктор оторвался от просмотра бумаг и удивленно воззрился на Стешу:
– С чего вы это взяли, милая?
– Но вы же сами сказали, что имеете отношение к моему появлению на свет. А раз мой папа не мог иметь детей, то я решила…
Доктор всплеснул своими ручками-колобашечками.
– Дорогая, вы меня неправильно поняли! Я выразился иносказательно. Ваш батюшка лечился у меня, как я вижу из этих бумаг, долгое время. И раз в итоге вы все же появились на свет, значит, лечение прошло успешно. И значит, в вашем рождении есть и толика моей заслуги. Но лишь как врача, который выправил здоровье вашего батюшки.
Стеша от облегчения даже рассмеялась. Какое счастье! Этот смешной дядечка вовсе ей не отец. И теперь она взглянула на доктора уже с куда большей симпатией. Если он ей биологически никто, то и очень даже симпатичный дядька. На вид доктору было лет шестьдесят, но девушка в приемной сказала, что доктор давно на пенсии, хотя и продолжает вести практику. Значит, доктору было к семидесяти, а то и за семьдесят. И похоже, несмотря на комическую внешность, в докторе был заложен один важный ген – нестарения. И Стеша даже начала жалеть, что неосмотрительно не хотела доктора в отцы. Глядишь, и внуки или внучки пошли бы такие же хорошо сохранившиеся.
Доктор изучал бумаги долго. А когда закончил, то взглянул на Стешу в большом смущении.
– Ваш отец жив?
– Нет. Был бы он жив, я бы все выяснила у него самого.
– Так… понятно. А мама?
– Ее тоже нет.
– Тоже нет, – повторил доктор, побарабанив пальцами по столу.
Потом он откашлялся и произнес:
– Вот что, моя дорогая, ситуация выходит весьма двусмысленная. Даже не знаю, как вам и сказать.
– Скажите правду, – посоветовала ему Стеша. – Это всегда бывает лучше всего.
– Понимаете, бесплодие вашего батюшки оно было… как бы вам это выразиться… окончательным и не обсуждаемым. Ничего нельзя было поделать. Решительно ничего! Ни один из видов проводимой терапии не дал даже крохотных результатов. Даже подвижек никаких не возникало. Хотя ваш батюшка был очень упорен. Теперь я его вспоминаю. Этот человек буквально бредил ребенком. Среди мужчин такое поведение по большей части редкость. Обычно они относятся к вопросу продолжения рода весьма разумно. Есть дети – отлично. Нету – значит, ничего не поделаешь. Но ваш отец был совсем другим. Он очень хотел ребенка. Хотел, как хочет ребенка женщина. Возможно, дело тут заключалось в гормональном сбое. Уровень тестостерона у вашего батюшки всегда был на рекордно низком для мужчины уровне. Почти как у женщины. Даже у некоторых женщин встречается уровень этого гормона и повыше. Но, с другой стороны, проводимая нами гормональная терапия на какое-то время позволила вашему батюшке поправить этот дисбаланс, но бредить ребенком он не перестал. Так что возможно, дело тут не столько и в гормонах. Не знаю, но как бы там ни было, ваш отец очень мечтал о ребенке.
– Но для него это было невозможно?
– Понимаете, все осложнялось еще и болезнью вашей матушки. У нее тоже с вопросом деторождения было не все гладко. И хотя я лично не наблюдал эту пациентку, она лечилась у другого врача, но ваш батюшка регулярно докладывал мне о результатах проводимого лечения. И как я понимаю, они были неутешительны.
– Но мама-то в конце концов родила! Меня!
– Очень за нее рад. Но родить она могла от кого угодно, но только не о своего законного супруга.
Голос доктора прозвучал так категорично, что Стеша поняла: ничего другого он ей уже не скажет. Все! Это приговор. Она и впрямь родилась не от своего отца. Не от своего любимого папочки, который позволял ей играть с ним в лошадку, охотно катал ее на плечах и любил вплетать красивые шелковые ленточки ей в косички. Отцом Стеши был совсем другой человек. Человек, о котором она не знала совсем ничего.
Она попыталась выяснить у доктора, у какого врача наблюдалась ее мама, но он этого не знал. И вообще, он уже утратил интерес к Стеше, поглядывая на нее с нетерпением и явно поджидая, когда же она освободит его кабинет от своего присутствия.
– Меня ждут другие пациенты.
– Да, да, простите. Я уже ухожу.
Стеша поднялась с места. А доктор, обрадовавшись, что она наконец уходит, сказал:
– Знаете, дорогая, теперь я припоминаю, что в нашу последнюю с вашим батюшкой встречу я посоветовал ему усыновить чужого ребенка. И так как с тех пор он больше ко мне не наведывался, думаю, что он именно так и поступил. Прощайте.
Вот теперь Стеше стало по-настоящему худо. На негнущихся конечностях она вышла из кабинета доктора и упала на мягкий кожаный диван.
Хорошенькое дело! Сначала она потеряла папочку, выяснив, что он ей не родной. А теперь доктор заявляет, что она, возможно, вообще приемный ребенок. То есть и мама… ее любимая мамочка тоже не ее родная мама. Потерять обоих родителей во второй раз оказалось для Стеши даже еще больнее, чем в первый.
– Все так плохо?
Стеша подняла голову и увидела участливый взгляд ассистентки доктора.
– Да, очень плохо.
Девушка налила в стаканчик воды и принесла его Стеше. Та с наслаждением выпила. Прохладная водичка несколько ее оживила. В конце концов, ну что такого страшного с ней случилось? Допустим, даже ее папа и мама приемные ее родители, и что с того? Разве она стала их меньше от этого любить? Или они стали чем-то хуже? Они были такими, какими Стеша их и любила. И будет продолжать любить, потому что именно эти люди воспитали ее, именно они на нее порой ворчали, но именно они же ее и любили.
– Вызвать вам такси?
Нет, от такси Стеша отказалась. Ей хотелось прогуляться. Прохладная вода, свежий воздух, немножко движения, и вот уже нет никакой проблемы. И Стеша идет по улице, размышляя, как ей быть дальше.
Без всякого сомнения, лучше всего было бы обратиться за помощью к тете. Она-то должна знать всю правду. Ведь это она провела всю беременность рядом с мамой, ухаживая за ней.
– Значит, мама все-таки была беременна?
И Стеша поехала в больницу к тете.
Надо сказать, что сегодня тетя выглядела значительно лучше. Она сидела на кровати, кутаясь в кокетливый халатик, которого у нее вчера при себе точно не было. Стеша была готова душу заложить, что не было, потому что сама собирала ей вещи в больницу. И никакого халатика там не было. А вот сегодня был. И смятая упаковка от него валялась тут же в мусорной корзине. Стеша краем глаза отметила название магазина и внутренне ахнула.
Щедрый подарок! Кто же сделал его тете?
Как-то из любопытства сама Стеша заглянула в этот бутик и сначала была в диком восторге от тончайшего кружева, изящного рисунка, нежнейшего полотна и шелка. Стеша даже присмотрела себе чудную пижамку, украшенную дивными крошечными оборочками. Но когда она увидела цену этим оборочкам… Стеша бежала из этого царства неги и разврата так, что сверкали пятки. И очень благоразумно поступила, потому что очень похожую пижамку, только сшитую рукастыми китайцами, она купила в соседнем торговом центре по вполне приемлемой цене. Приемлемой для вещи, которую нацепите на себя перед тем, как отправиться спать.
– Как вы себя чувствуете? – робко поинтересовалась Стеша, ставя принесенные с собой тюльпаны в высокую вазу, которая тоже откуда-то появилась в палате.
Хрустальная ваза, честно говоря, была для крохотных тюльпанчиков великовата, но другой поблизости не наблюдалось. Удивительно, откуда и эта тут появилась.
– Тетя, вы как?
Тетя снова ничего не ответила. Она наблюдала за Стешей со странным выражением на лице.
А потом внезапно сказала:
– Все равно это никак не объясняет того, кто и за что убил Гену.
Стеша так оторопела, что сумела из себя выдавить лишь коротенькое:
– Что?
– Ты ведь уже слышала о случившемся прошлой ночью? Честно говоря, я не ожидала от Сережи такой низости. Конечно, я понимала, что поступаю не слишком правильно, обижая его с наследством. Сережа так хотел заполучить эту квартиру. Но, с другой стороны, Александр Геннадьевич сам хотел меня облагодетельствовать. Всегда говорил, что мечтает о том, чтобы я дожила свой век, ни в чем не нуждаясь. Я была уверена, что мы сумеем решить наши с Сережей разногласия цивилизованным путем в суде. Без насилия и разбоя.
– Сережа поступил глупо. Даже случись с вами что-нибудь, ему все равно не видать денег Александра Геннадьевича.
– Это еще почему?
– Все досталось бы Славе – вашему сыну. Он ваш прямой наследник.
– Нет, Славе бы ничего не досталось, – равнодушно отозвалась тетя. – В завещании Александра Геннадьевича имеется пункт, что его деньги или другое имущество могу наследовать лишь я сама. Моим потомкам или другой родне их не видать. Другими словами, сыграй я в ящик, деньги вернулись бы к Сереже.
Теперь ситуация прояснилась еще больше. И все равно Стеша не понимала.
– Но Сережа обеспечен материально. У них с Таней дела процветают.
– Мне кажется, дело тут даже не в деньгах. Я думаю, что Сереже была невыносима мысль, что кто-то другой будет жить в квартире, где прошло его детство. Кто-то чужой будет трогать вещи, которые дороги ему лично. Кто-то станет есть из тарелок, из которых когда-то ел он сам.
– Так отдали бы вы ему эти тарелки.
– Да я пыталась, – с досадой произнесла тетя. – Думаешь, мне тарелок жалко? Но дело в том, что тарелки эти, похоже, имели для мальчика ценность лишь до тех пор, пока стояли в том самом буфете, который помнил Сережа еще из детства, а буфет стоял бы на том же самом месте и в той же самой комнате. Видимо, у Сережи существует какая-то психологическая проблема, он хочет остаться в детстве.
– Но это невозможно. Все люди растут, становятся взрослыми, мужают.
– Конечно. Но психике этого не объяснишь. В детстве Сережа был счастлив, он чувствовал комфорт и безопасность. Теперь, когда он вырос и у него появилась ответственность перед другими людьми, он такого комфорта и безопасности уже не ощущает. Вот подсознательно и стремится вернуться в те дни, когда для него было все легко и просто. Но для этого нужно, чтобы в реальном мире существовало место, в котором время как бы стояло на месте. Вот почему Сережа не выносит любых перемен, если они касаются его родных пенатов. Слышала бы ты, какой концерт он нам закатил, когда мы сделали ремонт в комнатах! Да что там ремонт, просто переклеили обои и освежили лепку на потолке. Ему даже такие перемены были невыносимы. Как он орал! До сих пор помню его истерику. Нам пришлось спешно свернуть все наши проекты, буквально упросили его переклеить обои и освежить потолок. И на этом все.
– Странный человек.
– Еще бы! – фыркнула тетя. – Пытался укандопошить твою тетку! Еще бы не странный!
Как раз в этот момент дверь палаты открылась и в нее вошел Игнат, держа в руках огромный букет.
Он услышал последнюю фразу тети и с укором взглянул на нее:
– Ты еще ничего не сказала девочке?
Но тетя от него лишь отмахнулась и захлопотала вокруг букета. Он почти целиком состоял из ирисов – любимых цветов тетушки. Ирисы были всех оттенков, начиная от снежно-белого с нежнейшей сиреневой серединкой, фиолетовых с желтыми бородками, почти черных от того глубокого темно-фиолетового цвета, в который они были окрашены. Были тут и золотисто-желтые ирисы, и голубые, и всевозможных вариаций, так что дух от восторга захватывало.
Стеша покосилась на свои пять тюльпанчиков. Какими жалкими они казались на фоне роскошного букета Игната. И где он только раздобыл такие цветы? На обычной точке таких красавцев не купишь. Ее тюльпаны были отложены в сторону, а в вазу поставили ирисы. Они смотрелись изумительно. Лучшего сосуда и придумать для этих цветов было невозможно. А может быть, Игнат вместе с букетом и халатиком заодно и вазу приволок?
– Мы договаривались, – повторил Игнат, присаживаясь рядом с тетей. – Ты помнишь?
Но тетя снова недовольно нахмурилась.
– Сначала надо понять, кто убил Гену.
Игнат вспылил:
– Дался тебе этот старый уголовник!
– Этот старый уголовник, как тебе лучше других известно, был моим мужем. Законным мужем. С печатью в паспорте и в связи с этим со всеми юридическими правами и обязанностями. А вдруг его убийца придет также и за мной?
– Сережа к наезду на Гену не имеет никакого отношения.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Мои «орлы» хорошенько расспросили твоего пасынка. Он ни сном ни духом о том, что у тебя, оказывается, когда-то был еще один муж.
– Может, он врет?
– Нет, в такие минуты люди не врут, – усмехнулся Игнат. – Уж в этом ты можешь мне поверить.
И его лицо на мгновение сделалось жестким и даже почти жестоким. Стеше стало неуютно находиться рядом с этим человеком. От Игната вдруг повеяло чем-то нехорошим, опасным. Но тетя ничего не замечала. Да и сам Игнат уже через секунду вновь улыбался, глядя на Стешу.
– Ну что? Поможем тете?
– Как?
– Поищем убийцу Гены?
Стеша взглянула на тетю. Неужели тете недостаточно поимки Сережи? Неужели она все еще хочет, чтобы Стеша искала убийцу Гены? Но тетя смотрела на племянницу умоляюще.
– Пожалуйста. Ради меня.
И Стеша кивнула. Что еще ей оставалось делать? Отказать тете в ее просьбе у Стеши язык бы никогда в жизни не повернулся.
Получив согласие, тетя заметно повеселела.
– Ну тогда идите, – прощебетала она. – У меня еще процедуры!
И выскользнула из палаты. Палата у тети была отдельная. И Стеша подумала о том, что не зря Игнат посылал вчера одного из своих «орлов», чтобы тот сопроводил тетю до больницы. Видимо, тот и выхлопотал отдельную палату, которую так или иначе нужно было оплачивать.
– Вы так заботитесь о моей тете, – произнесла она, глядя на Игната. – Вы хорошо к ней относитесь?
– Твоя тетя была и остается моим очень хорошим другом. Собственно говоря, я и с твоими родителями познакомился благодаря ей.
– Наверное, были в нее влюблены?
– Как и все вокруг, – усмехнулся Игнат. – Ты знала, что твоя тетя всегда пользовалась бешеным успехом у мужчин?
– Мне говорили.
– И можешь мне поверить, тете было достаточно захотеть, и к ее услугам был бы любой из этих генералов. Но она предпочла любовнику в погонах любовника в звездах.
– В каких звездах?
Но загадочную эту фразу Игнат пояснить не пожелал. Он как-то замкнулся в себе, стал задумчивым, и Стеша не решилась его тревожить.
Выйдя из больницы, они пошли в сторону стоянки, где их ждал «Ровер». Внезапно на дорогу выскочил мальчишка лет десяти-двенадцати.
– Дяденька, тетенька, дайте денежек! – бойко затараторил он, обращаясь к Игнату и Стеше. – Очень уж кушать хочется!
Стеша хотела пройти мимо, хотя вид у мальчонки и впрямь был голодный. Худой, бледный, в какой-то оборванной дранине. Дать или не дать ему денег? Пока Стеша колебалась, Игнат начал действовать. Вынырнув из своей задумчивости, Игнат моментально полез в карман за мелочью. Вот он не колебался.
Но внезапно рука его замерла, и он спросил у мальчика:
– А где же твои родители?
– У меня только дед. Вон он стоит.
И мальчик указал на инвалида, стоящего с костылем чуть поодаль. Весь вид этого человека также говорил о крайней степени нужды, в которой он оказался. Худой небритый старик производил самое жалкое впечатление.
– А бабка дома лежит, она у нас уже не ходячая, – тараторил мальчик дальше. – Вся пенсия старикам на лекарства уходит, на еду совсем ничего не остается. А есть-то как хо-о-очется!
– Тогда вот тебе, держи.
Игнат сунул мальчику крупную красную купюру, при виде которой пацан радостно ухнул и тут же умчался в сторону ближайшего продуктового павильона. А сам Игнат направился к старику, с которым о чем-то долго разговаривал. Стеша в разговор не вмешивалась, она лишь слышала отдельные реплики и поняла, что Игнат договаривается о том, что его люди отныне и еженедельно будут привозить продуктовый набор старикам с внуком.
– Есть у вас в еде предпочтения?
– Нам-то со старухой все едино, мы с ней больше на каши налегаем. А внучку фруктов хочется и мяса. Молодой еще, растет, вот мяса и хочется.
Закончив разговаривать со стариком, Игнат записал его адрес, телефон и пошел своей дорогой.
Через несколько шагов Стеша догнала его и спросила:
– И часто вы так помогаете людям?
– Случается.
– И много у вас таких подопечных?
– Хватает.
– И сколько вы тратите на них? Ну в месяц, например? Сколько у вас уходит на благотворительность?
Игнат искоса взглянул на Стешу. Ему явно не хотелось разговаривать с ней на эту тему.
Но потом он все же произнес:
– Творя милостыню, твори ее в тайне. И пусть даже твоя левая рука не знает того, что делает правая.
– Другими словами, вы мне не скажете?
– Нет.
– Понимаю, вы слишком скромны, чтобы рассказать мне о тех добрых делах, которыми занимаетесь.
– Я и сегодня не должен был делать этого при тебе. Но так уж получилось. Не удержался.
К этому времени они уже сидели в «Ровере» и мчались по Московскому шоссе.
И лишь после того, как они выехали за город, Стеша снова нарушила молчание, спросив:
– А куда мы едем?
– Разве я тебе не говорил? – спохватился Игнат. – Мы едем в Пушкин. Или как еще называют этот городок – Царское Село.
– А зачем нам туда?
– Именно там твоя тетя провела с Геной все отпущенное им для счастливого сожительства время.
Стеша хлопнула себя по лбу.
– Да, точно! Теперь и я вспомнила, тетя мне об этом рассказывала!
Казалось, ее слова Игната удивили и даже возмутили.
– Рассказывала?
– Да, она говорила, что там у нее был маленький домик, оставшийся ей от прежнего замужества. И что они с Геной жили мирно, пока тот ее не обокрал, скрывшись с ее сбережениями и всем тетиным золотом.
Ее слова вместо того, чтобы Игната успокоить, как ни странно, еще больше его раззадорили.
– А тетя тебе не рассказывала, случайно, кто помог ей сделать эти ее… сбережения?
Голос его звучал теперь обиженно и почти враждебно.
– И кто покупал ей все это золото? А?
– Нет, – пробормотала Стеша. – Она не рассказывала. А почему… почему вы кричите?
Игнат спохватился и замолчал. Но настроение у него что-то еще больше ухудшилось. Стеша даже стала думать, не напрасно ли она согласилась участвовать в расследовании Игната. Может, она ему мешает? Может, одному ему было бы сподручней? Вечно она так. Пригласят ее только из приличия, а она, дурында нетактичная, возьмет да и примет приглашение, поставив тем самым хороших людей в дурацкое положение. Они-то приглашали Стешу в надежде на то, что она откажется. А она взяла и навязалась им на их голову.
– Если я вам мешаю, то вы прямо мне так и скажите. Или даже можете сразу меня высадить, – робко произнесла Стеша. – Тут ходят маршрутки, я отлично доберусь назад в город и сама.
Но Игнат ничего не ответил. И машину остановить не велел. Из этого можно было заключить, что компания Стеши ему вовсе не в тягость. Но почему он так разозлился, когда Стеша вспомнила о том, как Гена обокрал тетю? Стеша ломала себе голову над этим вопросом всю дорогу. И лишь после того, как впереди показались золоченые шпили Царскосельского дворца, до Стеши дошло. Да ведь Игнат просто-напросто ревнует! Наверное, в молодости он был влюблен в тетю. А возможно, что и до сих пор какие-то чувства у него к ней сохранились. Да что там – возможно! Они точно у него сохранились. Стоит лишь посмотреть на то, как Игнат хлопочет вокруг тети. Как он стремится угадать малейшее ее желание, как хочет быть ей полезным.
А когда Игнат слышит о других мужчинах, с которыми была тетя, он ревнует. Ему невыносима сама мысль о том, что у тети были отношения с каким-то другим мужчиной. Поняв, что же заставило Игната так психовать, сама Стеша моментально успокоилась. Всякая обида и другое нехорошее чувство оставило ее сердце. И на Игната она теперь поглядывала с большим сочувствием. Надо же, как человек до сих пор страдает по ее тете! А ведь оба уже не дети. Получается, что и впрямь для настоящей любви никакие годы не помеха!
И сама не зная, почему и зачем, Стеша вдруг рассказала Игнату о своем свидании с Ящером. Рассказала, как они вместе посетили благотворительный концерт, посвященный спасению приюта для бездомных животных. К ее удивлению, Игнат слушал очень внимательно.
А когда она закончила рассказывать, спросил:
– И как приют? Его удалось отстоять?
– Я даже и не знаю, – смутилась Стеша. – Еще не спрашивала.
Со своими проблемами Стеша и думать забыла о бедных животных. Наверное, успокаивала она себя, как-то все устроилось.
– Ты спроси, – посоветовал ей Игнат, видя, что Стеша не торопится хвататься за трубку. – Если деньги все еще нужны, то я с удовольствием пожертвую необходимую сумму. Люди должны помогать друг другу.
– Спасибо, я передам. И знаете… мне кажется, что вы очень добрый человек.
– Просто я люблю животных.
Стеша тоже животных любила. Но все-таки считала, что приюты – это не лучшее для них место. И если человек заводит себе домашнего питомца, то он обязан за него отвечать. И если хозяин потом по какой-то причине не может оставить животное у себя, то его первейшая обязанность – самому найти для этого животного нового хозяина. И нечего перекладывать эту задачу на плечи других людей. Место домашнего животного рядом с человеком, а вовсе не в приюте, из которого еще неизвестно, заберут этого беднягу когда-нибудь или нет.
В другом, более справедливом и лучшем мире, который Стеше иногда грезился в мечтах, не будет приютов ни для животных, ни для детей, ни для стариков. В этих приютах просто не будет нужды, потому что никому и в голову не придет отправить туда своих нуждающихся в заботе близких.
Но Игнату она этих своих мыслей не сказала, и он остался в убеждении, что Стеша к попавшим в беду животным совершенно равнодушна, если даже не захотела узнать, что там с приютом.
Они проехали через город, оставив в стороне красивейший старинный парк, а потом свернули в жилую часть города. Застройка тут преобладала двух– и трехэтажная, улицы были узкими, а в уютных маленьких двориках иной раз оказывался еще спрятан и совсем уж маленький частный домик. Вот к одному из таких домиков они с Игнатом и подошли.
Перед ним был разбит крохотный палисадник – несколько кустиков и клумба, на которой пробивались первые весенние первоцветы.
– Не знаю, помнят ли здесь твою тетю и ее мужа, – сказал Игнат. – Но попробовать стоит.
Про себя Стеша удивилась странной идее искать следы недавнего убийства Гены в таком далеком прошлом. С Геной тетушка была еще до того, как стать невестой Александра Геннадьевича. Значит, это было лет двадцать назад. Что за дикая идея?
Но Стеше не хотелось вновь сердить Игната. И поэтому вслух она лишь спросила:
– Откуда у вас этот адрес?
– Тетя дала.
Значит, и тетя думает, что ноги у нынешнего убийства Гены могут расти отсюда? Ну и дела! Стеша чувствовала, что совсем запуталась. Но возражать Игнату опять же боялась. Они подошли совсем близко к домику, который оказался поделенным на две части.
В одной его части явно люди жили зажиточные, а в другой обитала голь перекатная. В зажиточной части в окнах сверкали новенькие стеклопакеты, в бедной окна зияли уродливыми дырами, а кое-где были и вовсе заложены фанеркой. И покраска домика, хотя и там, и тут она была сделана голубой краской, говорила о том, что у домика разные хозяева с совсем разными уровнями достатка. На богатой части краска была свежей, а крыша железной. А вот на бедной стороне… Что же, там краска облупилась, а где уцелела, то выцвела почти до белизны.
Даже палисадник перед домом – и тот был поделен на две части. Один кустик был заботливо подстрижен и обложен соломой от холодов, а в другой куст рос сам по себе, не подвергаясь никакому воздействию человеческих рук. В зажиточной части дверь была массивной, железной, а в той, где ютилась бедность, и сама дверь была насквозь дырявой. Мол, заходите, люди добрые, брать у нас все равно нечего.
К удивлению Стеши, ее спутник толкнул как раз эту дверь.
– Ку-ку! – произнес он, небрежно откидывая со своего пути видавшие виды тряпку, которая в летнее время выполняла тут роль москитной сетки. – Ты еще жив, курилка?
О ком это он? К кому обращается Игнат? Стеша совершенно растерялась. Игнат вел себя так, словно бывал тут не один раз. В ответ на его возглас раздался кашель и шарканье ног. А затем из комнаты появился худой беззубый старик. Он долго смотрел на Игната, а потом, ни слова не говоря, повернулся и пошел обратно.
– Пошли за ним.
– Откуда вы его знаете?
– Я и не знаю.
– Вы назвали его курилкой!
– А ты разве сама не чувствуешь, как в коридоре смердит?
В доме и впрямь было сильно накурено. К тому же всюду стояли банки из-под растворимого кофе, доверху набитые окурками. Зачем хозяин этих хором сберегал «бычки», сказать было трудно. Может, с тараканами или другими вредителями боролся?
Когда они вошли в комнату, старик уже снова чадил самокрутку. Рядом с ним лежал табачок, несколько листов папиросной бумаги, аккуратно порезанных на квадратики. И, дымя одной самодельной сигареткой, дед проворно крутил себе следующую. Судя по тому, как быстро происходил этот процесс, дело было налаженное и хорошо знакомое.
Когда с очередной самокруткой было закончено и запас вновь был пополнен, старик произнес:
– Чего явился?
И снова Стеше показалось, что старик знает, к кому обращается. Она взглянула на Игната, но тот и глазом не моргнул.
– О соседях твоих поговорить надо.
Старик удивился.
– Это о каких же соседях? Если о нынешних моих, так куркули они и выжиги. На рынке торгуют, точек наоткрывали, счастье торгашеское прет, а они и рады. Не думают, что за каждый рубль, что они обманом нажили, им потом в десять раз больше отдать придется.
– Эти соседи нас не интересуют. Я хочу поговорить с тобой о тех супругах, что до нынешних пор за стенкой у тебя жили.
По лицу старика мелькнула какая-то тень, словно бы он догадывался, о чем пойдет речь, но ему это не слишком-то нравилось.
– Чего хочешь о них узнать?
– Там ведь женщина жила, так?
– Ну жила.
– С мужем?
– Да.
– А мужа ее описать сможешь?
Лицо старика наконец разгладилось, словно бы он понял, чего хочет от него Игнат, и успокоился.
– Чего же, – уже совсем миролюбиво произнес он. – Опишу, коли надо. Высокий мужчина был, брюнет, глаза темные, сам из себя дерзкий. Опасность любил. Пьянел прямо от нее. Ни вина, ни чего покрепче не употреблял, а вот опасность любил. Скучно ему жить было спокойно. От того разные приключения с ним и случались. На зоне побывать успел, как я слышал, не один раз.
Теперь и Стеша оживилась. Гляди-ка, а ведь старик и впрямь помнит Гену. И даже его ходки припомнил. Может, и будет что толковое из этого свидетеля. Хотя сомнительно, столько лет прошло.
А Игнат продолжал допытываться:
– Что еще помнишь?
– Деньги он у нее украл, – нехотя произнес старик. – И золотишко все вместе со шкатулкой вынес. И свое, и то, что другими подарено было, все унес.
– Раскаивался потом.
– Этого я не знаю, – сухо произнес старик. – А только соседка моя от такого его отношения к ней сильно закручинилась. Да и стыдно ей перед людьми, их ведь тут многие знали. Так что она быстро свою половину дома этим торгашам продала да и бежала подальше. Обманули они ее при сделке, конечно, от силы две трети настоящей цены дали. А она и не думала о деньгах. Какие деньги, коли сердце разбито. Ведь в который раз она ему уже поверила, а он опять за свое.
И, помолчав, старик произнес:
– Тогда-то она поклялась, что коли муж вернется, больше она его к себе не подпустит ни за что. Не знаешь, сдержала слово?
Насмешливый взгляд старика остановился на Игнате. Потом он внезапно поднялся и заковылял к старенькому серванту, там он долго что-то ворошил своими скрюченными пальцами, а затем протянул старенькую фотографию, снятую на полароидную пленку. Такие снимки со временем имеют свойство выцветать. Но все-таки можно было разобрать, что на снимке три человека. Двое мужчин и женщина.
– Ой! Это же тетя! – обрадовалась Стеша. – А это вы!
Она ткнула в мужчину на фотографии слева. Он и впрямь был похож на старика, только спина прямее, морщин поменьше и сам не такой сморщенный.
– А это…
Во второго мужчину Стеша ткнуть не решилась. Занесла палец, да так и остановилась.
– А это, – растерянно произнесла она, глядя на Игната. – Это же… Это вы!
Игнат молча кивнул. Глаза его влажно блестели. Старик кашлянул, потом поднялся и без объяснений вышел из комнаты. Минуту спустя послышался хлопок входной двери. Игнат и Стеша остались наедине.
