Глава 13
«…были расстреляны в количестве двадцати двух человек взрослых и одиннадцати – воспитанного в ненависти к революционной власти поповского отродья, – читал Харитон. – Тела захоронены в лесу. Ценности, обнаруженные в церковных тайниках, реквизированы в пользу советской власти».
Дочитав отчет, диггер уже не сомневался, что найденные в лесном овраге останки принадлежат кащеевским монахам. Совпадало и количество, и состав расстрелянных. Именно одиннадцать маленьких черепов лежало в братской могиле.
«Но почему так хорошо сохранились кости? – недоумевал он. – Ведь сто лет прошло. Век. Да и место там влажное, овраг. Это что же выходит, я нетленные мощи обнаружил? Ай да Целительница! Вот почему она так упорно возвращалась на это место. Не просто останки. Святые. Братская могила новомучеников. О ней хотела поведать миру икона. Что ж, постараемся довести дело до конца. Если нужно, чтобы о расстрелянных монахах узнали люди, пускай узнают».
Харитон попросил у сотрудников архива листок бумаги и тут же, за столом, начал делать набросок будущей статьи. Параллельно он продолжал просматривать документы и вскоре подметил интересную особенность.
Во многих докладах говорилось об обысках и «изъятиях» в пользу революционной власти денег и ценностей. В некоторых упоминалось о показательных расстрелах провокаторов и «кулаков». Но практически ни в одном не встречалось сообщений о массовых акциях, подобных той, что совершил Раскатов. И уж тем более не встречалось упоминаний о расстрелах детей.
Выходило, что руководитель партийной ячейки в селе Овражном был своеобразным передовиком. Флагманом, на который стали потом равняться.
Безжалостное убийство, совершенное им задолго до того, как красный террор вошел в полную силу, явилось неким «звоночком», подсказкой, чего следует ждать. И настоятель маленькой заштатной обители правильно понял эту подсказку. Его стараниями могилы усопших были спасены от надругательства, а вот уберечь живых оказалось сложнее.
Листая документы, красноречиво иллюстрирующие деятельность ячейки в селе Овражном, Харитон вскоре обнаружил свидетельство того, что руководитель ее очень быстро получил заслуженное воздаяние.
В одном из сообщений говорилось о том, что, совершая очередной рейд в деревню Кащеевку, «верный товарищ» и «пламенный революционер» Раскатов был «подло из-за угла» убит неизвестными провокаторами «с помощью выстрела из ружья».
Под этим сообщением уже не было размашистой подписи, а стояли корявые печатные буквы: «С. П. Стригун».
Судя по дате документа, с момента расстрела в лесу не прошло и месяца.
Впрочем, потери бойца партийный отряд почти не заметил. К тому времени в Петрограде уже совершились все главные события, и новая власть вела очень активную работу на местах, устанавливая свое господство.
Если верить документам, которые со все возрастающим интересом читал Харитон, вскоре была создана ячейка партии и в деревне Кащеевка. Возглавил ее тот самый С. П. Стригун.
Следуя примеру своего предшественника, Стригун тоже действовал весьма решительно. Листая бумаги, Харитон узнал, что он успешно продолжил дело Раскатова, вслед за расстрелом монахов сровняв с землей и сам монастырь.
В одном из докладов Стригуна как «особый успех партийной работы» отмечалось уничтожение находившегося рядом с Кащеевкой «гнездилища контрреволюции». Явно очень довольный собой, он сообщал о том, как «посредством взрыва» удалось «стереть с лица земли догнивающий остаток религиозного культа».
«Вот оно что! – думал диггер. – Вот почему Аглая не обнаружила никакой информации о том, что происходило с монастырем после октябрьского переворота. «Девочки из архива» не там искали. Они ведь ориентируются по темам. Если нужна информация о монастыре, они о монастырях и ищут. Так сказать, по церковной линии. А нужно было по партийной».
Выяснив, как закончилась история многострадальной кащеевской обители, Харитон покинул архив. Теперь все точки были расставлены. Оставалось только обобщить собранные материалы и закончить статью.
…Она была готова через несколько дней. Харитон отправился в редакцию одного из периодических изданий, с которым давно сотрудничал. Его встретили с радостью. Зная, что материалы Хабарова всегда эксклюзивны, редактор бросил все дела и принялся читать рукопись.
В процессе чтения выражение его лица несколько раз менялось, отражая всю гамму внутренних переживаний. Он то изумленно поднимал брови, то сдвигал на лоб очки, то снова надвигал их на глаза, пристально вглядываясь в лежавшую перед ним распечатку.
– «…таким образом можно с полным основанием утверждать, что найденные останки принадлежат расстрелянным монахам кащеевского монастыря», – вслух дочитал он и, снова подняв на лоб очки, вопросительно уставился на Харитона. – Вы уверены? Ведь здесь же написано, что кости прекрасно сохранились. И тут же вы пишете, что даты на документах свидетельствуют, что монахов расстреляли в самом начале революции, когда еще даже не произошел переворот. С того времени прошло сто лет, вы в курсе? Какие останки могут сохраниться такое долгое время?
– Нетленные, – коротко ответил Харитон.
– А! Вон вы куда нацелились. Так это не к нам. Это вам в какое-нибудь религиозное издание нужно обратиться. А мы освещаем реальные исторические факты, которые…
– Хорошо, давайте рукопись. Я отнесу в другое издание.
Харитон прекрасно знал, что еще как минимум в трех журналах рукопись оторвут с руками. Ему быстро надоело препираться с редактором, и он уже протянул руку за распечаткой, готовый без сожалений распрощаться.
– Нет, минуточку, – сразу изменил тон редактор. – Зачем спешить? В целом вы провели неплохое исследование. Имеют место установленные неизвестные факты, есть документальные подтверждения. Возможно, эта статья нам подойдет. Дайте-ка, я еще раз посмотрю. Наш следующий номер как раз посвящен годовщине всех этих событий. Он, правда, уже в работе, но, возможно, я сумею отыскать местечко…
Через неделю Харитон уже держал в руках журнал со своей статьей, любезно предоставленный ему редакцией. Обещанное редактором «местечко» отыскалось прямо на первых страницах, статья Харитона стала «гвоздем» номера.
Когда Харитон просматривал журнал, раздался телефонный звонок. Звонил Бабушкин.
– Здорово, Хар! – как всегда бодро и оживленно, прокричал он. – Ну и наделал ты шуму со своей статьей!
– А что там с ней?
– Как же? Ведь выходит, что эта твоя казнь – чуть ли не первое в новейшей истории массовое убийство религиозных деятелей.
– А массовое убийство детей, по-твоему, на тот момент было уже не первым?
– Про детей не знаю, кажется, специальных данных нет. Но активные гонения на церковь начались уже после переворота, это известно. Поначалу большевикам не до того было. Так что этот твой Раскатов в каком-то смысле пионер. В университете сейчас это очень активно обсуждается, многие жаждут с тобой пообщаться. Не хочешь зайти к нам в гости? Побеседовали бы, посмаковали подробности. На кафедре ждут не дождутся твоего очередного появления. Особенно Вишневецкий. Ты же знаешь, революция – его специфика, он уже, наверное, целую ответную речь подготовил. Теперь просто копытом бьет от нетерпения, когда же представится шанс ее произнести. Так заедешь?
– Да не вопрос. Могу хоть сейчас. У меня, кстати, и поличное как раз с собой.
– Бутылочка «Хеннесси»?
– Почти. Журнал со статьей.
– Надо же, как все удачно складывается. Тогда, может, ты заодно и меня на работу подбросишь? – оживился Игорь. – Ты где сейчас? Далеко от моего дома?
– Нет, не очень. Ждите, клиент, такси скоро прибудет.
Через полчаса Харитон вместе с Игорем ехал к университету.
– Так как ты ее раскопал, могилу эту? – спрашивал тот. – Где нашел?
– В лесу.
– Спасибо, Харик, статью твою я читал. Но ты ведь понимаешь, о чем я. Это как-то связано с иконой? Ты же за ней туда ездил, а не для того, чтобы могилы новомучеников искать. По моей наводке, между прочим. Так что колись.
– Ладно, Игорек, тебе как на духу. Связано, угадал. Это икона на захоронение указала.
– Как это «указала»? Что, так прямо и сказала человеческим голосом, дескать, вот оно?
– Почти, – усмехнулся Харитон. – Образ и правда оказался очень необычным.
– Чудотворным?
– Пожалуй.
– Отсюда, пожалуйста, поподробнее. Обожаю чудеса.
– Долго рассказывать Игорек. Но могила найдена именно благодаря иконе, в этом можешь не сомневаться.
– Скажи хотя бы, как ты саму икону нашел. Неужели тоже в лесу? Там ведь, кажется, про подземные пещеры речь шла. У тебя об этом, кстати, ничего нет в статье. Хотя захоронения логично было бы искать именно в усыпальнице. А тебя в лес понесло. Каким ветром?
– Я же сказал, икона указала.
– Но ведь ты искал икону, а не могилу. Не путай меня, Хар. Давай по порядку. Ты в пещерах был?
– Был.
– То есть они действительно существуют?
– Конечно.
– Уже что-то. А икона? Где она находилась?
– Там же, в пещерах.
– Замурованная в стене?
– Да.
– Вау! То есть пан не ошибся?
– В целом нет, – сразу нахмурился Харитон при воспоминании о Зеленском.
– Тогда я вообще ничего не понимаю. Если икону ты нашел в пещерах, что ты делал в лесу?
– Не поверишь, Игорек. Искал икону.
– Хар, это не смешно. Что за привычка морочить людей?
– Да я не морочу, Игорек. Все именно так и было. Я нашел икону в пещере, а потом она снова пропала и нашлась уже в лесу. В овраге, где была эта самая братская могила.
– Указала?
– Выходит, что да.
– Так не бывает, Хар. Неодушевленные предметы не могут ходить ногами. Наверное, кто-то об этой могиле знал и просто перенес туда икону. Хотел таким образом навести тебя на правильную мысль.
– Если бы кто-то знал, он бы просто сказал, Игорек. К чему такие сложности? Красть у меня икону, нести ее в овраг, бросать там на произвол судьбы, не имея никаких гарантий, что ее найдут. И потом, не ты ли еще недавно соловьем разливался, рассказывая мне о всевозможных чудотворениях, происходящих от икон? У тебя, кажется, даже монография об этом имеется.
– Монография все-таки не совсем об этом, Хар. А ты что-то темнишь. Может, ты сам туда все эти кости перенес? Прославиться захотелось?
– Как ты догадался?!
– Догадался я или нет, а все-таки есть здесь что-то странное.
– Странного там хоть отбавляй, Игорек. Но захоронение реальное, об этом не волнуйся. И в статье только чистая правда.
– Тогда почему ты там про икону даже не помянул? Если уж именно она «указала» на могилу.
– Вот поэтому и не помянул. Если даже тебе, преданному фанату всего чудесного, это кажется странным, что уж говорить об остальных. Из серьезного исследования сделали бы ходячий анекдот, а я все-таки историк, а не сочинитель басен. Про икону ты сам можешь написать. Отдельно. Ты ведь специализируешься на таких вещах.
– Надо же! Вы с Зеленским как будто сговорились. Он тоже меня агитировал на новую монографию о своей «Целительнице», даже почти в тех же словах. Такая, говорит, икона замечательная, она одна, говорит, целого исследования стоит.
– А ты виделся с ним?
– Да, он приглашал. Как раз вот по этому вопросу – на икону полюбоваться. Он теперь, похоже, всех созывает. Хвастается.
– Что, прямо саму доску показывал? – с интересом спросил Харитон, хорошо помнивший сетования пана на «попытки ограбления».
– Да нет, голограмму. Доску он уж спрятал. Он подлинники не держит дома, только картинки снимает. Все воров боится.
– Ясно. Так, значит, ты ее видел. И как впечатление?
– Красивая.
– Да уж. Коротко и ясно. Не возразишь.
– Ладно тебе. Она и правда красивая. И Богородица на ней будто живая. Кажется, что прямо на тебя смотрит.
– А ты тоже заметил?
– Заметил. Хороший был мастер.
– Наверное. Так, значит, говоришь, статья наделала шуму?
– Еще какого! Ты на сайты зайди. Даже на столичных во многих упоминается, а уж на местных, смоленских, и тем других будто нет. Зайди, почитай. И про новомучеников там, и насчет «провозвестников кровавой бойни» всего хватает. Некоторые монахов твоих хоть завтра готовы к лику святых сопричислить, а другие говорят, что если тогдашние церковнослужители все русские святыни на поругание отдали, значит, им самим туда дорога.
– И так даже говорят? – удивился Харитон.
– Да и не так еще. Революция – у нас сейчас тема злободневная, как-никак, юбилей грядет. Вот все и высказываются, кто во что горазд. Зайди, почитай. Местами довольно занятно.
– Ладно, посмотрю. Спасибо, что сказал, Игорек. Если бы не ты, я бы и не знал, что стал таким популярным. Тема все-таки специфическая. Кто бы мог подумать, что она вызовет такой резонанс.
– Народ вспомнил недавнюю историю и, похоже, не хочет повторения.
– Может быть.
– Нам сейчас направо, Хар, куда ты в левый ряд лезешь?
– Да ты посмотри, сколько народу там, в этом правом. Я до вечера не поверну.
На светофоре загорелся желтый свет, когда Харитон перестроился на левую полосу. Нажав на газ, он быстро объехал длинную колонну автомобилей, выстроившихся для поворота направо, и, на полкорпуса опередив белый «Форд», стоявший первым в ряду, затормозил.
В ожидании подходящего момента для маневра Харитон не отрывал глаз от светофора и рванул с места, едва загорелся зеленый. Подрезав взвизгнувший тормозами «Форд», тоже успевший начать движение, диггер повернул и, придавив педаль газа, помчался вперед, не удостоив внимания сутолоку, которую создал на перекрестке.
Водитель «Форда», едва избежавший столкновения, высунув голову в окно, сердито закричал ему вдогонку, поминая последними словами «обдолбанных отморозков», не умеющих водить машину. Вдоволь накричавшись, он тронулся с места, а из-за его спины, подавшись вперед с заднего сиденья, все таращился в лобовое стекло, высматривая нарушителя, Бронислав Зеленский.
* * *
Заполучив Целительницу, вероломный пан первым делом обратился к экспертам. Необходимо было получить профессиональное заключение, подтверждающее подлинность и возраст иконы.
Оформив официальное свидетельство и убедившись, что действительно приобрел немалой ценности раритет, Бронисалв Станиславович, как обычно, почел за лучшее поскорее его припрятать.
– Что ж, в целом я не так уж и просчитался, – вслух размышлял он, сопоставляя сумму, выплаченную Харитону, с ценой, по которой продавались на аукционах подобные артефакты. – Пожалуй, вложение можно считать оправданным. Конечно, подвел меня этот Павлик. Да и Арам… впрочем, ладно. Кто старое помянет, тому глаз вон. Жизнь продолжается. Нужно договариваться с Сережей и ехать в банк. Чем скорее, тем лучше. А то пока доска эта дома, без охраны лежит, все как-то на душе неспокойно.
Определившись с решением, Зеленский заказал голограмму, которая вскоре присоединилась к остальным экспонатам его своеобразного «музея». После этого пан позвонил в охранную фирму, сотрудники которой всегда сопровождали его в особо важных случаях.
– Сережа? Здравствуй, это Бронислав Станиславович. Нужно в банк съездить, вещь одну отвезти. Прокатишь с ветерком?
– Без вопросов, Бронислав Станиславович. Вы – постоянный клиент.
На следующий день в одиннадцатом часу утра белый «Форд» уже мчал его в направлении банка.
– Так что, Бронислав Станиславович, помог вам племянник мой? – спрашивал плотный мужчина с заметной проседью в темных волосах, сидевший за рулем. – Помните, вы говорили, что дело у вас какое-то важное было в нашем Кащееве? Звонили вы Павлику?
– Звонил, Сережа, – тяжко вздохнул Зеленский. – Только помощи от Павлика твоего я получил немного. Так ты мне его рекомендовал, так расхваливал, а на поверку оказалось, что лучше бы мне вообще к твоему племяннику не обращаться.
– Что так?
– Не знаю что. Вроде все обсудили, обо всем договорились. А в результате – ноль. Мало того, что по ходу дела одни проблемы от него были, так под занавес он вообще с горизонта исчез. Испарился.
– То есть как это, испарился?
– А так. У меня уже главный вопрос вот-вот должен был решиться, тут бы как раз начать основные усилия прикладывать, а он со связи пропал.
– Как пропал?
– Вот так вот, просто. Взял и пропал. Сколько ни звонил ему, все «абонент недоступен». Что уж там такое могло приключиться, ума не приложу. Запил, что ли?
– Странно. Он вообще-то вроде человек обязательный, Павлик-то. Если что обещал, обычно сделать старается. Да ему вроде и деньги нужны были. Сам говорил, что срочно. Не знаю. А вы давно звонили ему? Может, он в больнице был?
– В больнице? – в свою очередь, удивился Зеленский. – В какой больнице?
– Так вы не знаете? Он же в больнице сейчас. Авария, на машине разбился. Очень тяжелое состояние.
– Вот оно что. – Припоминая недавние события, Зеленский начинал понимать, что могло случиться. – И что за авария? Что случилось?
– Да я сам толком не понял. У него, видать, сотрясение, плохо соображает. Сказал, что с мостика на него машина какая-то упала. У нас там на выезде из города – овраг большой. Через него мостик перекинут. Там всего две полосы, может и правда кто не разъехался. Только как это они на Павлика могли упасть, этого я так и не понял. Это, выходит, что он под мостом в овраге стоял. А что он там делать мог, спрашивается?
– Да, странно, – думая о своем, машинально проговорил Зеленский.
«Мостик на выезде, – размышлял он. – Это что же, выходит, Павлик его на обратном пути подкараулить хотел? А получилось, что его самого злая судьба подкараулила. Значит, вот почему он трубку не брал. Был недосягаем во всех смыслах».
– Вы не думайте, наша семья в тех местах очень уважаемая была, – между тем говорил Сергей. – Предки наши еще, можно сказать, на заре советской власти себя проявили. И с тех пор всегда кто-нибудь из нашей фамилии в высоких чинах ходил. И там, в Кащееве, да и в Смоленске Стригуны себя зарекомендовали. Потом уж, когда вся эта петрушка началась, перестройки да переделки всякие, конечно, пришлось уже потуже. Отец мой еще успел с помощью старых связей в Москве устроиться, а брат его, Семен, так в Кащееве и остался. А Павлик, это, выходит, внук его. Я уж так, по привычке племянником зову. Чтоб не путаться.
– Вот оно как, – проговорил Зеленский. – Получается, что по вашей семье целую партийную родословную составить можно?
– Выходит, что так. Только, похоже, поначалу-то оно веселее шло. А сейчас из нашей фамилии не то что при власти, на приличной работе никого не найдешь. И Павлик этот, как ни позвонишь ему, все на безденежье жалуется. Да и у меня не намного лучше. Разве что в Москве живу, а проблемы те же. Целый день как белка в колесе крутишься, а толку – чуть. А работа эта, сами понимаете, та еще. То с отморозками всякими воюешь, не знаешь, откуда тебе под бок перо сунут, то вон, не хуже, чем у Павлика, на дороге история какая-нибудь произойдет. Вот куда он, спрашивается, высунулся? – продолжал Сергей, останавливаясь на светофоре и глядя на правую полосу, где, проехав вперед него, притормозила большая черная «Тойота». – Подрезать собирается? Да, прямо сейчас! Так и пущу я тебя. Держи карман.
Но как только на светофоре зажегся зеленый свет, «Тойота» сорвалась с места, и Сергей, тронувший секундой позже, еле успел затормозить.
– Ах ты, гад! – в досаде прокричал он и, высунувшись в окно, добавил еще пару ласковых, гневно глядя на быстро удаляющуюся «Тойоту».
– Рехнулся! – внес свою лепту Зеленский, наклонившись вперед и пытаясь разглядеть бессовестного нарушителя дорожного порядка.
Но «Тойота» уже скрылась из вида.
От резкого торможения упал на пол небольшой пластиковый портфель, лежавший рядом с Зеленским на сиденье.
Стандартное и не привлекавшее внимание вместилище, предназначенное для документов, Бронислав Станиславович считал неплохим средством конспирации. Он ведь направлялся в банк, так что вполне логично было думать, что в его портфеле лежат деловые бумаги.
В действительности внутри, придавленная с обеих сторон двумя толстенными глянцевыми журналами, лежала икона. Она была упакована в специальную обертку и подготовлена к длительному хранению. Оставалось только доставить ее в банковский сейф.
Теперь, когда по милости неизвестного дорожного хама портфель с отстегнутой крышкой упал между сиденьями, Зеленский возмутился.
– Кто им только права выдает, таким идиотам? – проворчал он, наклоняясь в неудобном пространстве и доставая с пола портфель.
– Вот-вот, – живо откликнулся Сергей, уже тронувшийся с места и повернувший, наконец, направо. – Вот и я говорю, Бронислав Станиславович. Одних нервов на этой работе сколько уходит. А в результате едва удается концы с концами свести.
Подняв портфель и убедившись, что оба журнала на месте и между ними виднеется полоска упаковочного материала, Зеленский закрыл крышку и вновь положил пластиковый чемоданчик рядом с собой.
…Когда белый «Форд» остановился возле банка, Зеленский в сопровождении Сергея и еще одного охранника вошел внутрь и вскоре уже открывал одну из многочисленных ячеек в специальном помещении.
Хранилище находилось глубоко под землей, туда Зеленского провожали уже охранники банка. Они довели его до дверей и впустили внутрь. Все свои личные дела клиенты солидного заведения проделывали уже в полном одиночестве в условиях строжайшей конфиденциальности.
Открыв пластиковый портфель и достав оттуда журналы, Зеленский с трепетом протянул руку, чтобы вытащить икону.
Каково же было его удивление, когда рука извлекла на свет только невесомый прямоугольный сверток из упаковочной ткани.
Не понимая, что происходит, Зеленский рывком развернул обертку и, к своему ужасу, увидел, что она оборачивает пустоту.
– Что за дела… – в смятении бормотал он, оглядываясь вокруг и машинально ища глазами икону. – Я ведь сам, своими руками… Ничего не понимаю.
Тут ему вспомнился случай на перекрестке и лежащий под сиденьями портфель с раскрытой крышкой. Здравый смысл говорил, что если бы икона в тот момент выпала, она выпала бы вместе с упаковкой, но бушующие в душе эмоции заглушали доводы рассудка.
Выйдя из хранилища, Зеленский чуть не бегом помчался обратно в вестибюль, заставляя банковских охранников недоуменно переглядываться…
– Сережа! В машину! Немедленно!
– Что случилось, Бронислав Станиславович? – едва поспевая за расстроенным паном, испуганно крикнул Сергей.
– Ничего. То есть все! Все самое худшее. Открывай! Открывай скорее. Выключай сигнализацию и открывай!
– Да я и не включал, – проговорил Сергей, спокойно открывая заднюю дверцу. – Зачем на сигнализацию ставить, когда мы сами тут в двух шагах. Ее даже из окна видно, машину-то.
– Что?!! – вытаращив в ужасе глаза, будто услышав свой смертный приговор, вскричал Зеленский. – Ты не ставил машину на сигнализацию?! Да как же так можно, Сережа?! Ты ведь работаешь в охране! Это ведь элементарные правила! Как же можно их не исполнять?!
– А что тут такого? – продолжал недоумевать Сергей. – Машину на пять минут оставили. Все рядом, все видно. Да и место здесь такое. Солидный банк, видеокамеры везде. Кто сюда воровать полезет? Да и нечего там у меня воровать. Огнетушитель разве. Что случилось, Бронислав Станиславович, объясните толком.
Но Зеленскому было не до объяснений. Согнувшись в три погибели, он обшаривал пол машины, заглядывая в каждую щель и буквально обнюхивая коврики.
Но поиски не принесли желаемых результатов. Иконы не было. Обследовав до миллиметра заднюю часть салона, бедный пан в отчаянии полез под передние сиденья. Но пропажа не обнаружилась и там.
– Этого не может быть. Этого просто быть не может, – бубнил себе под нос Зеленский, в сотый раз обшаривая взглядом салон.
– Бронислав Станиславович, да скажите же, наконец, что произошло, – продолжал безуспешно взывать Сергей. – Вы документы какие-то потеряли?
– Что? Я? Да. То есть нет. То есть… Ах, подожди, Сережа, дай опомниться. Я в себя прийти не могу.
Уже понимая, что икона пропала бесследно, Зеленский не в силах был просто сесть в машину и уехать обратно домой.
– Полицию! Нужно полицию вызвать! Немедленно! – вдохновенно восклицал он, хватаясь за телефон.
Полицейские прибыли быстро.
Вымазав белый «Форд» черным составом, проявляющим отпечатки, они принялись опрашивать очевидцев и потерпевших. Расстроенный Сергей, то и дело безнадежно поглядывающий на часы, уже не чаял дождаться окончания следственных процедур.
– Так значит, когда вы подняли портфель с пола в машине, икона там была? – спрашивал молоденький оперативник у Зеленского.
– Да. То есть нет. То есть…
Несмотря на все старания, полицейским так и не удалось добиться внятного ответа на вопрос о том, что же лежало в пластиковом портфеле, когда Зеленский поднял его с пола – икона в упаковке или упаковка без иконы.
– Может быть, ее подменили еще до того, как вы оказались в машине? – пытался навести на мысль оперативник.
– До того? – удивился Зеленский. – Но как же? Ведь я же сам, своими руками…
Еще раз проделав вместе с Зеленским весь путь до банковского хранилища и обратно, оперативники опросили сотрудников банка и только после этого измученный ожиданием Сергей понял, что развязка близка.
– Мы вам сообщим, – пообещал следователь, отвечая на настойчивые вопросы Зеленского о том, когда же будут результаты. – Но поскольку вы не можете сказать точно, была ли икона в портфеле в тот момент, когда вы садились в машину, возможно, нам придется провести оперативные мероприятия и у вас дома. Снять отпечатки, осмотреть помещения.
– Проводите! Осматривайте! Делайте все, что посчитаете нужным. Только найдите мне ее! – чуть не плача, взмолился Зеленский.
Проводив взглядом полицейские машины, расстроенный пан медленно, как на казнь, направился к «Форду».
На обратном пути он уже не интересовался чужими родословными, а молча смотрел в стекло, сосредоточенно думая невеселую думу. Погруженный в себя, Зеленский даже не обратил внимания, когда машина остановилась у ворот его коттеджа, и очнулся, только когда к нему обратился Сергей.
– Бронислав Станиславович, – осторожно, будто боясь спугнуть, позвал тот. – Приехали.
– А? Хорошо. Спасибо, Сережа, – отстраненно сказал пан, выходя из машины.
– Вы уж не волнуйтесь так, Бронислав Станиславович, – на прощанье попытался успокоить его Сергей. – Найдется она, эта икона ваша, вот увидите. Наверное, просто дома оставили.
– Да. Хорошо. Спасибо, Сережа.
Белый «Форд» развернулся и поехал прочь от коттеджа. А Зеленский, войдя в калитку и проходя по мощенным природным камнем дорожкам, невидящим взглядом смотрел прямо перед собой и все повторял:
– Этого быть не может. Этого просто не может быть…
