30: Ремиссия

У меня ощущение, будто мое сознание тонет в молчаливых водах канала. Я могу только мусолить вопрос: стоит ли отправляться в аэропорт? Позади меня раздаются голоса и гул передвигаемых чемоданов в коридоре. Пошатываясь, я прохожу через небольшую высокую комнату, в которой места хватает лишь для мебели, меня и моего чемодана.

– Кто там? – кричу я, вытаскивая цепь из разъема как раз в тот момент, когда за дверью появляется мужчина в пальто, такой же раздутый, как и его чемодан. – Вы с рейса в Хитроу?

Его взгляд ясно говорит, что ответ не стоит озвучивать, и в нем ясно читается неодобрение моей наготы. Дверь скрывает большую часть тела, включая мою совершенно неуместную эрекцию. Я изо всех сил стараюсь игнорировать этот факт и предпринимаю еще одну попытку:

– Извините, какой сегодня день?

Понятное дело, я не мог проспать так много, чтобы запутаться в датах, но мужчина не отвечает. Едва я открываю рот, чтобы повторить вопрос, как человек пожимает плечами и вваливается в комнату напротив. Полагаю, он не понимает меня, так как адрес на его чемодане написан на незнакомом мне языке. Я закрываю дверь на цепочку и протягиваюсь через кровать, чтобы взять телефон. 9 – номер стойки регистрации, и в спешке я почти утраиваю цифру. Тишина в трубке подталкивает меня перенабрать номер, но в этот момент раздается мягкий бесполый голос:

– Алло?

Я надеюсь, что мне показалось, но все же спрашиваю:

– Вы говорите по-английски?

– Конечно.

– Извините, просто уже был случай. Не подскажете, какой сегодня день?

Наверное, это можно счесть частью работы, но это не оправдывает паузы, которую сделал администратор перед тем, как сказать:

– Вы мистер Лишайниц, да?

– Нет-нет. Ничего подобного. Ли Шевиц. Саймон Ли Шевиц. Мистер Ли Шевиц.

– Да, разумеется, – говорит администратор равнодушным тоном. – Вы пассажир на перенесенный в Схипхол рейс, так?

– Да, это я. В смысле, я один из многих.

– Мы верим, что вы легион, – говорит администратор, видимо с целью впечатлить меня своим малопонятным английским. – Сообщают, что рейсов в Лондон в ближайшие двенадцать часов не ожидается.

Натали вполне может проверить время прибытия, но я все равно должен дать ей знать. «Фрагоджет» оплачивает только номер, и воспользоваться электронной почтой будет явно дешевле, чем телефоном. Я благодарю администратора и надеваю одежду из чемодана. Я снимаю куртку с крючка и вынимаю ключ-карту из разъема, отвечающего за свет. Когда я выхожу в коридор, сильный запах конопли просачивается из какой-то комнаты.

Я определенно в Амстердаме. Мне приходится держаться за неустойчивые перила, спускаясь по лестнице, почти вертикальной и напоминающей скорее стремянку. В лобби, напротив регистрационной стойки, стоят два стула, обитые тканью. Мужчина за этой стойкой такой высокий и лицо у него настолько вытянуто, что он вполне вписывается в пропорции гостиницы. Как только я желаю ему доброго вечера, что придает мне уверенности в ощущении времени, он говорит:

– А, мистер…

– Ли Шевиц, – заканчиваю я, чтобы отмести другие варианты. – Не подскажете, где я могу получить доступ к Интернету?

– Здесь недалеко. Вниз по улице.

Стеклянные двери захлопываются за мной, и я вижу баржу с экскурсантами, оставляющую за собой волны в водах канала. Мне остается только мечтать, чтобы похожая лодка, которая обычно ходит мимо квартиры Натали, доставила меня домой прямым рейсом. Ледяной ветерок, явно предвестник метели, более привычной для Британии, ударяет мне в лицо, едва я делаю шаг на мостовую. Ряды бледных и узких домов, увенчанных экстравагантными крышами, тянутся в обоих направлениях от моста. В какой-то момент я замечаю наклейку Интернета на окне кафе рядом с отелем.

Оно оказывается одним из тех заведений, которыми так славится город. Не успеваю я открыть тяжелую дверь, как меня встречает сильный запах конопли. Самый яркий свет в мрачной панельной комнате исходит от экранов компьютеров на столах. За ними – столы пониже, окруженные мягкими стульями и диванами. По растениям в горшках сразу становится понятно, почему это место называется «Золотая чаша». Слева от входа на доске за прилавком указаны цены на различные сорта марихуаны и гашиша. Самый забористый и, вероятно, самый сильнодействующий называется «Ходячая мечта». Крупный мужчина в зеленом свитере на два размера больше моргает мне через прилавок неторопливо и с намеком на дружелюбие.

– Могу я воспользоваться Интернетом? – спрашиваю я его.

– Платите, когда закончите. Что-нибудь еще?

Меня подмывает спросить, продают ли они отдельные косяки, но я не знаю, как эффект скажется на моем и без того сбитом биоритме.

– Не сейчас, спасибо.

Он встает со стула, открывая часть стойки, и я вижу, что ростом он едва доходит мне до талии. Он идет покачиваясь, словно недавно сошедший на берег матрос, проводит меня мимо монитора с изображением молодой девушки на экране, и помогает войти в систему на соседнем компьютере. Как только он уходит, шаркая сандалиями по голым доскам, я ввожу свой пароль и вижу письмо от Натали.

Возможно, она писала в спешке, но письмо все равно выглядит необычно резким и обвиняющим. Я напоминаю себе, что сообщил не так много в своем прошлом спешном письме, отправленном из терминала в Чикаго. Многое из того, что я в нем опустил, напоминало сон с участием одной из актрис Вилли Харт. Не подвезти ли тебя в аэропорт? Они обе были в моей комнате, и я, попытавшись открыть глаза, старался понять, что напугало бы меня больше: будь они без одежды или одетыми в школьную форму. На самом деле они были в шортах и футболках. Одна из них оказалась достаточно взрослой, чтобы сесть за руль, и я закинул чемодан в багажник машины, поблагодарив Вилли и обняв ее. По пути к аэропорту я мало что видел, все мое внимание захватили девушки. Одна на заднем сиденьи наклонилась вперед и положила руку мне на плечо, рука водителя лежала рядом с моим бедром. Я мог бы рассказать обо всем этом Натали, но сейчас явно не самый удачный для этого момент.

Отправив сообщение, я чувствую себя уже не таким бодрым. Вместо того чтобы уточнить или дополнить письмо к Натали, я проверяю свой тред и едва могу удержаться от смеха.

Так мисстер Ошибка-в-Описании думает, что вссе умолкли теперь, когда он закончил выдумывать истории о себе и комиках, не так ли? Сспорим, я не единственный, кто заметил, что мистер Ошибка-в-Описании означает Описка-в-Ошибании, эм, Саймон. («эм» потому, что он не уверен в своем собственном имени.) Ессли кто-то еще хочет тишины, я оставлю егго в покое, когдда он признается в том, чтто говорил неправду. Пуссть скажет, что нет у него ни реддактора, ни издателя. Ему только стоит стать скромнее, и тогда я заверну свое молчание в упаковку и пришлю емму в поддарок на Рождество.

Колин ответил.

Ну, никто ведь не может утверждать, что М, Сукин Швед – реальное имя. Сколько путаницы ты способен уместить в одном посте, Смешкин? Имя Саймон хотя бы настоящее. Я скажу, как мы можем решить проблему, если у тебя достаточно смелости для этого. Приходи ко мне в офис в издательстве Лондонского университета, и я докажу тебе, что я существую. Это на случай, если решишь отлипнуть от экрана и выйти пробздеться. Наверное, тебе не хочется, чтобы твое лицо видели, потому что думаешь, что над тобой будут смеяться. Давай положим конец всем твоим страданиям. Над тобой и так смеются.

Я и правда смеюсь, но отчасти над тем, как Колин накаляет ситуацию. Видимо, мой смех звучит недостаточно искренне, потому что человек за соседним столом передает мне туго набитый косяк, от которого он только что затянулся. Он не выдыхает, пока я рискую немного прикурить, – не знаю, насколько сильнодействующая начинка у самокрутки, но подозреваю, что достаточно – и тогда, с молчаливым усилием улыбаясь, намекает мне затянуться поглубже. Но я не делаю этого и жду, пока он выдохнет, чтобы вернуть косяк. Эффект оказывается приятно мягким, и я с радостью возвращаюсь к ответу Колина.

Удваиваю. Дай нам знать, когда соберешься прийти в офис, и я тоже приду, так что ты увидишь двух совершенно разных человек. Если не примешь условия, то мы будем знать, что ты сам не веришь в то, что говоришь. Я все же надеюсь, что действительно не веришь, но тогда нет причин продолжать говорить об этом, верно?

Я мог бы пробежаться по сообщению и удвоить каждую согласную, но это грозило бы мне потерей контроля. Я отправляю сообщение на форум и снова проверяю почтовый ящик, но Натали еще не ответила. Во мне растет беспокойство, и я невольно реагирую на раздражающее мелькание экранов вокруг. Я выхожу из аккаунта и спешу к стойке.

Мне неприятно осознавать низкорослость человека за ней, и я пытаюсь избавиться от образа, в котором он балансирует на ходулях, чтобы быть на одном уровне с моим лицом.

– Что-нибудь еще? – говорит он.

– Только Интернет.

– Пять евро.

Наличными у меня есть только стерлинги и доллары. Он поднимает брови, отчего его лицо принимает пустое выражение, и ставит на стойку передо мной терминал. Я вставляю свою визу в слот и ввожу пин-код, хотя с трудом вижу надпись на экране. Мне приходится склониться над ним, чтобы разобрать расплывчатые, еле заметные буквы. «Отказано в доступе».

– Простите, ошибся номером, – говорю я, чувствуя себя оператором старого триллера.

– Одной затяжки было многовато, а?

Я склоняюсь ниже над терминалом и делаю паузу между нажатиями каждой кнопки. К тому моменту как я жму на кнопку подтверждения, мне кажется, что прошло столько времени, что я и забыл, с чего начинал. Хотя никакого сомнения в том, как оно оканчивается, нет. «Отказано в доступе».

– Бог любит троицу, – говорю я и на мгновение задумываюсь, вспоминая, правильно ли я набирал номер. Это SL, 1912. Я подумал, что переставил цифры, чтобы сделать код менее очевидным для воров, но все же он казался мне правильным.

– А, вот так, – произношу я, хотя, конечно, не озвучиваю цифры. Прикрывая свободной рукой рот, я ввожу номер еще раз так медленно, что мои пальцы кажутся слишком неуклюжими, ища нужную кнопку. Я нажимаю на кнопку отмены, потому что во мне растет беспокойство, что я снова все напутал, и с дьявольским усердием ввожу код еще раз. «Пожалуйста, подождите», – советует экран и принимается за обработку информации. «Отказано в доступе. Извлеките карту».

Я быстрым движением пытаюсь извлечь карту из слота, но мужчина берет терминал своими непропорционально большими руками и убирает под прилавок.

– Я могу подписаться. Это доказывает, что карта принадлежит мне.

Я выпрямляюсь, чтобы достать паспорт, и показываю свою фотографию, но мужчина едва ли удостаивает ее взглядом.

– Нужен твой номер. Все сейчас должны иметь номер.

– Такие люди, как мы, не должны идти на поводу у всего этого корпоративного дерьма!

Мужчина не реагирует на эту фразу, и тогда я предпринимаю еще одну попытку:

– В любом случае, вы обязаны вернуть мне карту. Так было написано в терминале.

Он выглядит так, словно смотрит скучный фильм.

– Я должен ее сохранить. Я умею читать по-английски.

– Ладно, я ошибся, – говорю я и задумываюсь, ошибся ли. Я запускаю вспотевшие руки в карманы брюк и извлекаю пригоршни стерлингов и долларов.

– Я заплачу, и вы сможете отдать мне мою карту, – говорю я ему. – Чего вы хотите? Сколько?

– Не надо. Оплата только в евро.

– Где тогда я могу обменять валюту? Где-нибудь неподалеку? Я из отеля «Dwaas».

Он выдерживает паузу, чтобы, видимо, красноречивее выразиться, и говорит:

– Они не делают это.

– Где тогда? Или где здесь ближайшая касса?

– Вам нужна касса, – он явно заинтересован. – Вы хотите ограбить?

Ваш английский не так уж и хорош. Конечно, я не говорю этого вслух, но мне в любом случае плевать.

– Банкомат, – поясняю я.

– Выйдите, сверните налево, затем еще раз налево.

– Скоро буду, – говорю я и беру свой паспорт. Этот мерцающий свет, отражающийся на его лице, исходит от терминала? Тусклое лицо мужчины словно дрожит на костях, и я всеми силами сдерживаю смех, выбегая из кафе.

По каналу расходится рябь, словно показывая диаграмму своих звуков. С этой мыслью мне легче мириться, чем с той, что перевернутые отражения домов вот-вот готовы опрокинуться на своих двойников по другую сторону воды. Я в спешке миную мостовую, чтобы свернуть в переулок слева. Отсветы водной ряби пляшут на стенах, но не дотягиваются до перехода, в конце которого виднеется освещенная сторона улицы, полная людей. Стены и каменные плиты под ногами выглядят студенистыми, но это вина дрожащего полумрака, который заставляет мою тень гарцевать сильнее ее хозяина. Проход не удлиняется и не сужается и определенно не зажмет меня между кирпичей.

– Это всё просто тупая ШУТКА! – оглашаю я, и мой радостный крик несколько расширяет пространство среди стен. Я затихаю, видя, как прохожие пялятся на меня, хотя их пристальное внимание дает мне понять, что я продвигаюсь вперед. Выйдя из прохода, я оглядываюсь назад, чтобы посмотреть, не создастся ли очередь. Я обычный турист, направляющийся к банкомату, у которого уже стоят в очереди три человека – такие же непримечательные, как и я.

Встав в очередь, я достаю свою вторую, кредитную, карту и несколько раз мысленно проговариваю идентификационный номер. 1413, NM. Я держу его в уме, продвигаясь в очереди к металлической клавиатуре, которая продолжает колебаться – видимо, из-за света, отражаемого водой канала. К тому времени как последний человек отходит от банкомата, за мной выстраиваются уже трое. Я вставляю карту и ввожу номер, не обращая внимания на свои оцепеневшие пальцы. На моем счету сейчас должно быть почти сто фунтов.

Я нажимаю клавишу проверки баланса. Волна света пересекает экран, но я все еще вижу число: более десяти тысяч фунтов. Некий маленький объект – насекомое или веточка с дерева возле канала – упал на экран. Я нагибаюсь и пытаюсь сдуть его, затем с усилием тру ногтем. Даже это не помогает сдвинуть его с места. Это не веточка и не насекомое. Это знак минус.