Глава 22. «Схема салями»

– Я довольно долго не мог понять, почему Николсон так подробно рассказывает мне о своей жизни вне «Цикады», – раздался голос Анри из спикера ноутбука. – Мне казалось неприличным спрашивать его об этом. Впрочем, довольно скоро он сам объяснил, для чего он это делал.

– Маршо, – обратился сияющий сенешаль к лакею, – передай на кухню, что шеф и все остальные сегодня превзошли себя. Вы согласны, Анри?

– Безусловно!

– По рюмочке дижестива для лучшего пищеварения? – улыбнулся Николсон. – У меня есть то, чего вы, вероятно, не пробовали. «Чедро»!

– «Чедро?» – переспросил Леблан.

– Да, настойка из плода чедро, в котором цедра составляет процентов восемьдесят общей массы. Отсюда и название. Растет только в Калабрии, и только в одной роще. Найти эту настойку невозможно даже в Реджо ди Калабрия. Ну? Заинтриговал?

Темно-золотистый напиток Маршо подал в хрустальных стаканчиках, которые до того охлаждал в морозильнике.

– Чудо! – выдохнул Анри, сделав крошечный глоток.

– Но я, помнится, куда больше заинтриговал вас тем, что принялся рассказывать свою биографию, не во всех деталях, но тем не менее. Мне важно, чтобы вы поняли, Анри, каким образом я, завзятый противник любой централизованной власти – как и вы, впрочем, – не просто попал в круг «Цикады», но и стал в ней сенешалем. А это второе лицо в ордене. Хотя по возможностям своим, пожалуй, самое могущественное. Вы поймете, как и почему сохранился орден, что является его целью, к которой он сейчас поразительно близок. А во-вторых, вам станет ясно, почему ваш покорный слуга, он же сенешаль, ныне готов сделать все, чтобы вся правда о реальных тамплиерах сегодняшнего дня и их целях стала достоянием властей и населения всех стран. Для последней задачи я и избрал вас. Вы, прекрасный криптограф и хакер, можете буквально заполонить Интернет этой информацией – проверяемой, кстати. С помощью таких людей, как Ассанж, или других – вам виднее. С этой технической проблемой, надеюсь, особых вопросов нет. А вот почему я решил похоронить орден… Для начала здесь стоит поговорить о том, как я стал тем, кем стал.

– Если помните, последний раз я поведал вам о том, как начал работать в Interstate Bank System, в департаменте компьютерного обеспечения. С моим шефом, Бобом Ньюменом, мы очень быстро сдружились и часто проводили вечера вместе, обсуждая темы, которые показались бы очень интересными федералам, то есть ФБР. Впрочем, население Среднего Запада эти темы обсуждало давно. В частности, то, что Вашингтон заигрывает с неграми, подкармливая их за наш счет…

– Вы были расистом?

– Расиалистом, Анри. Вам следует понимать разницу. Был и остаюсь. Расист стремится утвердить превосходство собственной расы с тем, чтобы все ключевые позиции, власть, силовые структуры, финансы и так далее были в ее руках, – он убежден, что его раса выше, лучше, достойнее. Расиалист считает, что различающиеся расы должны существовать порознь, и без того, чтобы одна паразитировала на другой.

– Очень тонкая грань, – хмыкнул Анри, убежденный левак и анархист.

– Кроме того, Вашингтон долгое время разыгрывал негритянскую карту против белых. Отменить Вторую поправку к конституции означало бы обезоружить именно белое население. Для черных такая отмена ничего не значила бы. Свое оружие они приобретают без всяких лицензий и не в оружейных магазинах. У них есть свой черный рынок, снабжающий банды чем угодно, хоть зенитными установками. А уж как науськать банды негров или латиносов на безоружных белых – мы знаем и умеем.

– То есть?

– Что непонятного я сказал, Анри?

– Вы сказали «мы».

– Естественно. Планы подготовки управляемого хаоса и расовых конфликтов разрабатывались орденом и воплощались его ставленниками, занимающими ключевые политические позиции. Но… Но мы забежали вперед. Вернемся ко временам моей работы и дружбы с Бобом Ньюменом.

– Не могу понять, – сказал Ньюмен, когда они на его веранде попивали с Джебом холодное пиво, – откуда они берут средства.

– Кто эти «они»? – поинтересовался Николсон.

– Наши братья: народное ополчение в Небраске, Дакоте, Айове. Милиция. Число протестных ополченцев растет, и, насколько я знаю, вооружены они неплохо. Мы отстаем, Джеб.

– Кто эти «мы»? – не меняя тона, спросил Николсон.

– Милиция Монтаны. Нас всего лишь несколько сот человек, мы не объединены, у нас нет какого-то координационного центра, а оружие… Если в семье есть карабин и дедовский револьвер, то в Монтане это уже вооруженная до зубов армия.

– Деньги. Нужны деньги.

– Деньги, – согласился Боб. – Мимо нас с тобой в банке протекают миллиарды, а мы можем лишь махать им вслед ручкой.

Внезапно Джеб с грохотом опустил бутылку на дощатый пол веранды.

– Салями, старина!

– Не понял, – нахмурился Ньюмен. – Ты хочешь салями?

– Хочу! – И увидев, что Боб встает со стула, Джеб придержал его за руку. – Не спеши бежать на кухню. Послушай, какая идея однажды посетила меня в университетские годы. Идея аферы «салями».

– Ах, вот ты о чем… – разочарованно протянул Ньюмен. – Срезать настолько тонкие кружочки, чтобы палка колбасы не казалась уменьшившейся. Пятьдесят центов с одной трансакции, тридцать с другой… Не выйдет.

– В твоем варианте, конечно же, не выйдет. Старушка IBM отловит даже один исчезнувший цент.

– А что ты имеешь в виду?

– Наши компьютеры обрабатывают в месяц сотни тысяч, а порой и миллионы трансакций. На каждую рассчитываются комиссионные, налоги и черт знает что еще. В результате получателю – да и Налоговому управлению – приходят электронные деньги (цифры) примерно в таком виде… – Джеб достал авторучку и небольшой блокнотик и написал: «$4231.53,41». И прочитал вслух: – Четыре тысячи двести тридцать один доллар и пятьдесят три цента плюс сорок одна сотая цента. Сорок одна сотая цента! Какой банк в мире может выплатить своему клиенту такую сумму? Даже один цент, пенни – понятно, но сорок одна сотая того же пенни?

– Делается мини-поправка в программе… – задумчиво произнес Боб.

– Микропоправка! Полсотни строчек кода! Далее. Все десятые, сотые и тысячные доли цента округляются в сторону уменьшения. В данном случае до пятидесяти трех центов. И даже если это будет шестьдесят одна сотая цента, округление до целого тоже идет вниз. До тех же пятидесяти трех монеток.

– Есть одно «но», – уныло заметил Боб. – Идея хороша, но в регулярных (месячных, квартальных, годовых) балансовых отчетах компьютер рано или поздно покажет потерю нетто. Иначе говоря, баланс будет минусовым. Бип-бип! Красный свет, поднять руки над головой и лицом к стене!

– Ничего подобного, если открыть счет и включать его в балансовый расчет всех этих нетто-сумм. А кружочки салями – с сотен тысяч счетов и трансакций будут ложиться на этот счет. Срезая полцента с одной операции и умножая эту цифру на астрономическое количество подобных операций, мы получаем миллиарды на счете Мистера X., капиталы которого как вкладчика нашего банка войдут во все контрольные подсчеты – и в результате нулевая потеря нетто-сумм! Все сойдется до N-ного знака после запятой.

– Ты гений, Джебедайя! Мы должны выпить за твое здоровье. Я побежал за пивом. В холодильнике, кажется, еще есть пара бутылок.