Глава 30

Не успел я накинуть халат, как в дверь комнаты постучали.

– Входите, – разрешил я.

Перед моим взором возник Борис.

– Простите, Иван Павлович, за беспокойство, там привезли ваш костюм. С ним прибыл мастер, если понадобится подгонка, он ее сразу сделает.

Я безмерно удивился.

– Произошла ошибка. Очевидно, портной ошибся адресом.

– Нет, уверяет, что прибыл к Ивану Павловичу Подушкину, – настаивал на своем секретарь.

Делать нечего, пришлось менять домашнюю одежду на джинсы с пуловером и идти в прихожую.

У вешалки стоял высокий мужчина спортивного телосложения, заметив хозяина квартиры, он сразу начал:

– Добрый вечер, Иван Павлович, извините за поздний визит, но госпожа Адилье сказала, что вы укладываетесь не раньше полуночи и приезжать лучше поздно вечером, так как вы днем гулять любите.

Я старательно заулыбался.

«Днем гулять любите». В глазах маменьки я лентяй. Но не докладывать же портному правду о своей работе?

– Николетта права, я полуночник. Но, простите, я не заказывал у вас костюм.

– Наряд велела доставить госпожа Адилье, – пояснил мужчина и показал на вешалку.

Я посмотрел на кофр, который висел на крючке. Черный мешок на молнии украшала белая надпись «Театральные, карнавальные, любые костюмы от Степана Мякова». Ситуация стала еще непонятней.

– Вы Степан? – уточнил я.

– К сожалению, нет, – улыбнулся мастер, – Геннадий. Всего лишь служащий, который выезжает к ВИП-клиентам. Завтра в полдень вы исполняете одну из главных ролей в костюмированном представлении. Его устраивает Общество спасения русской математики.

– Впервые слышу о мероприятии, – поразился я.

– Госпожа Адилье позвонила сегодня утром, – уточнил Геннадий, – вероятно, она еще не успела ничего вам сообщить.

Я кашлянул. Мероприятие завтра в полдень, сейчас время подбирается к полуночи… Интересно, когда маменька собиралась сообщить о шоу, в котором предстоит принимать участие ее сыну? И почему меня не удивляет, что Николетта не позаботилась запастись моим согласием? Вдруг я завтра в первой половине дня занят?

Из моей груди вырвался вздох. Ну, этот аргумент никогда не работает. Маменька убеждена, что важные дела бывают только у нее.

– Иван Павлович, – сказал Борис, подавая мне домашний телефон, – вас! Очень срочно.

Я сразу понял, кто сейчас на другом конце провода, и взял телефон.

– Слушаю.

– Почему ты не подходишь к мобильному? – тут же рассердилась Николетта.

– Наверное, отключил звук, потому что собрался спать, – смиренно объяснил я, – извини, пожалуйста.

– Безобразие, – возмущалась Николетта. – А если я упаду, сломаю шею, как ты узнаешь, что меня надо срочно в лучшую больницу класть?

Ну, если человек сворачивает шейный отдел позвоночника, ему уже не помочь, единственный доктор, к которому попадают люди с такими травмами, называется патологоанатом, и он служит в морге.

– Вава! – завопила Николетта. – Подай гудок! Или ты заснул?

– Виноват, более не повторится, – извинился я.

– Перестань со мной так разговаривать!

– Как? – не сообразил я.

– По-хамски!!! Издевательски вежливо!

– Прости, пожалуйста!

– Вот опять! Как с торговкой на базаре! «Прости, пожалуйста», – заорала маменька. – Нарочно меня из себя выводишь. Назло действуешь. Сию же секунду прекрати спорить.

– Хорошо!

– Вава! Не смей так говорить.

– М-м-м, – промычала я.

– И не мычи, как немой Максим! С детства его ненавижу.

Я удивился.

– Кого?

– Немого Максима! Он утопил собаку! Забыла, как ее звали. Ку-ку. Чу-чу. Пу-пу. Что-то такое.

– Муму, – осенило меня, – ты имеешь в виду Герасима?

– Отвратный мужик, – бушевала маменька, – пса в воду кинул.

Я снова удивился. До сих пор не замечал у Николетты настоящей любви к животным. Под влиянием минуты она может чмокнуть чью-то псинку и просюсюкать: «У-тю-тю, заинька». Но заботиться о ком-то хвостатом, лечить, кормить, гулять, это увольте. На моей памяти был лишь один случай, когда Николетта завела пса породы африканский ледовый розовокустый скандинавский гончий. Но потом выяснилось, что на самом деле пес, носящий кличку Людвиг Ван Иоганн Вольфганг Цезарь Брут Ницше, обычная дворняжка, матушка решила отправить неблагородное существо на усыпление.

И теперь собака живет у нас с Борисом, откликается на Демьянку, потому что вскоре после того, как «дворянин» перебрался к нам, выяснилось, что он не мужского, а женского пола, да еще и беременный в придачу.

– Меня в школе заставили про этого Максима стихотворение учить, – вещала маменька, – а потом не взяли на конкурс, потому что я запнулась в одном месте! Ненавижу Максима и собаку Ку-ку! Из-за них я не получила аплодисменты! Награду! Жаль, что мужик сам с ней не утопился! Вава! Хватит без конца болтать! У меня от тебя мигрень начинается. Слушай!

– М-м-м, – издал я, проглотив вежливое: «Весь внимание».

– Кока основатель Общества спасения русской математики… Вава, ты меня понимаешь?

Вообще-то мне было не ясно, от кого надо спасать русскую математику и при чем тут Кока, которая не знает даже таблицы умножения, но инстинкт самосохранения велел сказать:

– Конечно.

Маменька затараторила без остановки.

– Для привлечения внимания к проблеме завтра в полдень на берегу Москвы-реки у села Глухово, там у зятя Коки загородный дом, пройдет парад литературных героев. Лучшие люди России, одетые в соответствующие костюмы, прошагают маршем, призывая всех обратить внимание на нашу несчастную математику, – пафосно продекламировала маменька. – Ты исполняешь роль… этого… ну… как его… Вава! Напомни, ты его точно знаешь! Ужасно знаменитый автор! Обожаю его.

Интересоваться, почему на мероприятии, которое должно стать спасательным кругом для точной науки, продефилируют герои книг, не стоило.

– Вава! – злилась маменька. – Он много пил! Писатель.

Я издал тихий смешок. Покажите мне, кто из деятелей пера не любит приложиться к бутылке. Разве что несколько дам, которые строчат детективы в режиме нон-стоп, подозреваю, они вместо выпивки истребляют горы шоколада.

– Вава! Ты окончил литературный институт! Покажи свое образование! Великий! Он создал очень известный роман. Название в одно слово. Ты станешь главным героем! Это слово отлично тебя характеризует!

– Имеешь в виду роман Достоевского «Идиот»? – изо всех сил сдерживая смех, поинтересовался я.

– Да! – выпалила маменька. – Слава богу! Вспомнила. Приезжай к одиннадцати. Надо переодеться! Надеть парик! Загримироваться! Вава! За лучший проход дадут медаль! И премию. Там соберется много журналистов. Понял?

– Хорошо, – пообещал я, – непременно явлюсь.

– И возьми Масю, – потребовала Николетта.

– Имеешь в виду Мотю? – уточнил я.

– Свою невесту, – зачирикала маменька, – ах, как она мне нравится! Милейшая девочка! Генри тоже приглашен. Все. Более сегодня не звони. Вава, не очень-то вежливо с твоей стороны беспокоить меня около полуночи. Принимаю ванну, хочется покоя.

Я положил трубку на полку у зеркала.

– Скажите, Геннадий, вы завтра присутствуете на мероприятии?

Портной чуть наклонил голову.

– Безусловно. Напрокат взята масса костюмов, вдруг что-то оторвется, пуговица например.

– Сделайте одолжение, давайте тогда обойдемся без примерки, – попросил я, – час поздний, я хочу спать. Если вдруг завтра окажется, что наряд чуть не по фигуре, это ерунда. Мне же в нем всего лишь разок пройтись. Заколете на мне одежду, и делу конец.

– Желание клиента закон, – заявил портной, который, похоже, обрадовался моему решению.