Книга: Три момента взрыва (сборник)
Назад: Орфей: четыре финала
Дальше: Слушай птиц

Шпунтовка

Хотя весна была уже в полном разгаре, всего две недели тому назад прошел легкий снегопад. В воздухе сильно пахло мокрым бетоном, и было слышно, когда в дальнем конце улицы проезжал автобус. Сим перебрался в дом к Мэгги и Рикардо, едва съехал прежний жилец.
– Раньше трех не приходи, – сказала ему Мэгги. – Он еще будет здесь.
Мэгги была высокая и худая. Из тех, про кого принято говорить: «ветром сдувает». Она делала макеты какого-то компьютерного журнала.
– Тут у нас, конечно, не Ноттинг-Хилл, – описывала она свой район Симу, – но до центра действительно близко, да и дом у нас уютный, семейный.
Сама она была родом из южного Лондона и, шутя, называла Низден вражеской территорией.
Она встретила Сима на крыльце, на ее узком бедре подскакивал Мак. Он тыкал пальчиком в собаку, которая что-то обнюхивала неподалеку.
– Ты только погляди, что делается, – произнесла Мэгги. – Похоже, он сегодня в хорошем настроении.
– Пивет, – сказал Мак, и его мордашка расплылась в широкой улыбке. – Пивет, пивет, пивет. – Он сказал это сначала собаке, а потом Симу.
– В этом возрасте они как губка, – заметила Симу Мэгги и повела его наверх.
– Бог ты мой, – проговорил Сим. Стоя посреди комнаты, он медленно поворачивался вокруг себя, разглядывая ее всю. – Фантастика, спасибо тебе большое!
Мэгги подошла к нему, когда он встал у окна, и пересадила Мака на другое бедро. Три стены в комнате были покрыты неброской голубой краской. На четвертой, оконной, сохранились обои – аляповатый викторианский орнамент из деревьев и цветов.
– Видел бы ты парня, который жил тут до тебя, – сказала она. – Вечно дулся, как обиженный подросток. Пришлось его выгнать. Пусть это послужит тебе уроком. Я беспощадна.
– О господи, мне ли этого не знать, – поддел ее Сим.
Садик под окном заполонила буддлея. Ходить туда они не могли: он принадлежал первому этажу. Сим сложил из больших и указательных пальцев обеих рук прямоугольник и посмотрел сквозь него вниз.
– Да, меня не разжалобишь – сердце у меня каменное, – продолжала Мэгги. – И вообще, я дама, не знающая милосердия.
Садик упирался в забор, за которым виднелись еще такие же садики и задние дворы, а за ними над подъездными путями к заводу плавно двигался подъемный кран. Из-под земли вырывались поезда.
Сим направил свой прямоугольник на нее.
– Ничего с ним не случится, Мэг. Наоборот, ты оказала ему услугу. Да и вообще, ну его, главное, что сейчас ты оказываешь услугу мне, а это куда важнее.
Мэгги отняла у Мака свои волосы, оставив в его кулачке длинную рыжую прядь.
– Ой-й. Так, вот тут у нас чердак, – продолжала она. – Вход рядом с ванной. Свои коробки можешь поставить туда. Он так делал.
– Спасибо, спасибо.
Солнечные лучи ярко вспыхивали в цветной обшивке старых машин. Подъемный кран ворочал груды покореженного металла.

 

Комната Мэгги и Рикардо находилась прямо под комнатой Сима. Когда они вместе учились в университете, у Сима была определенная репутация, и теперь Мэгги прислушивалась, а с ней и Рикардо, но они ничего не слышали.
– Что ж, если он проводит их тайком, то у него это чертовски хорошо получается, – сказал Рикардо. – А может, он сеет свой овес в другом месте.
– Пусть, если только Мак не начнет натыкаться в коридоре на шлюх в дезабилье, – ответила Мэгги. – И если мне не придется слушать, как они там этим занимаются.
– Мы всегда можем отплатить им той же монетой, не так ли? – и Рикардо похлопал глазами.
Сим заплатил вперед за три месяца. Он не был их официальным квартирантом, просто они договорились, что он поживет у них, сколько ему захочется.
Для денег он занимался тем, что вбивал какую-то информацию в компьютеры одной социологической службы, со вторника по пятницу включительно. Остальные дни он проводил за другой работой, за которую ему пока не платили, – монтировал на стареньком лэптопе видео и делал компьютерную анимацию. Его полное имя было Саймон, сокращенно Сим – от сим-карты, потому что его лондонские друзья, когда только познакомились с ним, решили, что он постоянно висит на телефоне. Он был одного возраста с Мэгги, но людям всегда казалось, что он моложе и ее, и всех своих приятелей. Он был изящно сложен, симпатичный, с темными колючими волосами и голубыми глазами.
– Я видел, как он складывал свои вещи на чердак, – сказал Рикардо.
– Так он сейчас там, наверху? – спросила Мэгги и поднесла к уху ладонь, сложенную чашечкой.
– По-моему, да.

 

Ужин готовил Рикардо.
– Черт меня побери, – заявил Сим. – Есть хоть что-нибудь, чего ты не умеешь готовить?
Он клал ложку еды в рот сначала себе, потом совал пластиковую ложечку в ротик Маку. Подтирал то, что стекало у малыша по подбородку.
– Пастернак, – сказала Мэгги.
– Вот летит самолет, – говорил Сим. – А за ним НЛО. А вот плывет субмарина. Господи, до чего он на тебя похож, Рикардо…
Кухня была убрана с дешевым шиком – рекламными плакатами кока-колы из 50-х и всяким домашним старьем, которого никто больше не делает.
– Эй, ты, потише, – сказала Мэгги. – Он же еще не научился глотать как следует.
– Как тебе район, нравится? – поинтересовался Рикардо.
– Знаете португальское кафе тут, неподалеку? – спросил в ответ Сэм. – Просто отличное.
Он пообещал сводить их туда поужинать. Выбрал кружной маршрут и показал им места, о существовании которых они даже не подозревали, – и само кафе, и афроцентричный книжный, и крошечный треугольный парк за наземной станцией метро.
– Я пристыжен, – покачал головой Рикардо. – Он живет здесь всего две недели.
– Да брось ты, – ответила Мэгги. – Сам знаешь, как это бывает. Легко быть исследователем там, где не твой настоящий дом. Он потому и нарыл здесь столько, что только что переехал.
– Когда-то и мы сюда только что переехали. Но ничего такого не нашли. Лохи мы.

 

Анимацию Сима можно было посмотреть на его сайте. Мэгги и Рикардо стало любопытно.
– Хм-м-м, – сказал Рикардо. – Простовато малость.
Похожий на кролика персонаж прыгал по ярко раскрашенному лесу. На деревьях висели подарки в рождественской упаковке, электрические лампочки, маленькие собачки – они тявкали, болтаясь на поводках.
– Да уж, – согласилась Мэгги. – А это, как я понимаю, кролик. Черный Банни, или даже Донни Дарко. Господи, Сим…
– Кволик, – повторил за ней Мак и чмокнул губами. – Кво-лик, кво-лик.
– Как-то все это дешево, по-моему, – сказал Рикардо.
Уши кролика были как два наполненных водой воздушных шара. Они подскакивали в ритм глючной музычки.
– Я это уже видела, – припомнила Мэгги. – Сто лет назад.
– А что он делает? – спросил Рикардо.
– Идет в гости к бабуле, наверное?
Они стали смотреть дальше.
– И давно он над этим сидит? – поинтересовался Рикардо.
– Да почти с самого выпуска, – ответила Мэгги. Рикардо посмотрел на нее. – Выключи, – сказала она. – Вот бедолага.

 

– Можно, я устрою новоселье? – спросил Сим.
– Мы уже давно тут живем, – сказала Мэгги.
– Только для избранных друзей, – ответил он. – Новоселье Сима.
– Ох уж мне твое новоселье…
Он показывал им фотографии со своего телефона. В последнее время у него вошло в привычку лазать по необитаемым домам. Он быстро пролистал свои фото в барах с неизвестными им людьми, за ними пошли другие – офисы без мебели, пустые лестничные колодцы ветхих многоквартирных домов. На заднем плане в окна смотрела ночь. Иногда он был там с приятелями, но чаще один. С каждого снимка на них глядела его восхищенная физиономия. На одном, за его спиной, какой-то мужчина выбирал осколки стекла из рамы разбитого окна. Мэгги нахмурилась.
– Этого типа зовут Брайан, – сказал Сим. – Брайан Растаковский, мать его за ногу… Ой, извиняюсь!
Рикардо положил свои ладони на ушки Мака и натянуто улыбнулся.
Сим все реже и реже бывал дома по вечерам, но усталости, похоже, не чувствовал. Зато возвращался с трофеями.
– Убери это барахло из моей кухни, – говорила Мэгги. Пропахшие плесенью книги, дешевые побрякушки. Выброшенные за ненадобностью фотографии, ничего не стоящие картины и гравюры.
– Ты что, это же отличные вещи. – Он взял в руки выцветшую копию «Инферно». – Наконец-то я прочитаю эту штуку.
– Где ты их только берешь?
– Везде понемногу.
В закрывшихся библиотеках. На подоконниках сквотов, брошенных сквоттерами. В офисах и, конечно, в опустевших больницах.
– Удивительно, но люди просто бросают их там, – говорил он. – Когда переезжают.
Мэгги прикоснулась к картинам – они были липкими на ощупь. Портретные наброски маслом, акварели сельских пейзажей, все старые, покоробленные от сырости.
– Эти издалека, из пригорода, – сказал Сим. – Не знаю, что там было раньше – художественная галерея, офис какого-нибудь арт-дилера или еще чего, но только картины лежали там штабелями. Я выбрал самые лучшие.
– Сим, это же просто старое никчемное барахло.
Гравюра в невзрачной черной раме изображала фасад викторианского особняка. Подъемные окна, парапет, портик. Дом стоял в окружении деревьев, посеребренных светом луны. Между гравюрой и стеклом было полно засохших мелких мошек.
– А вот эта из большого старого дома, – пояснил Сим. – В южном Лондоне. – И он приложил гравюру к стене над кухонным столом. – Как, по-твоему? К желтому подходит?
– Ужас, – сказала Мэгги.
– А реклама кока-колы что, нет?
– Очко, – кивнула она. – Ладно, играть, так по-честному. Гвозди и молоток в чулане, под лестницей.
– А она ничего, милая, – сказала она вечером Рикардо. Тот разглядывал картину. – Похоже, он хочет застолбить место у нас в доме.
– Но это не его дом, – возразил Рикардо.
– Будь у нас деньги, – ответила она, – мы могли бы жить в восхитительном уединении.
– Извини, – сказал Рикардо. Он снял гравюру со стены и перевернул ее. Она была в черной, совсем простой раме. Слегка кривоватой – значит, ручной работы. На оборотной стороне самой гравюры не было ничего, кроме пятен.
Мэгги отняла у мужа гравюру, снова повесила ее на стену и поглядела на дом. «Не хотелось бы мне войти туда», – подумала она. А вслух сказала:
– Да нет, не так уж она плоха.

 

Мак полюбил Сима. Он поднимал кверху ручки и заставлял Сима танцевать с ним по кухне. Сим показывал малышу самые яркие кусочки своего видео, и тот кричал:
– Кволик! – А экранный зверек вертелся и подскакивал на месте.
Сим поднес Мака к картине, которая висела на кухне. Он пел на мотив «Мэкки-Ножа»:
– О, наш домик открыл окошки. Светит месяц, серебрист. Глянь на травку, на деревья, кто шныряет там, пушист?
Мэгги оглянулась. Мак, извернувшись на руках у Сима, таращил на гравюру глазенки.
– Давай-ка теперь на пол, ты уже большой мальчик, – сказал Сим. – А мне надо еще немного поработать.
– Ты уверен? – спросила Мэгги. – Вид у тебя усталый. Может, пропустишь вечерок?
– Нет. Работа на работе – отстой, но там… – Он махнул рукой в сторону своей комнаты. – Продолжать надо.
Сим дал Мэгги адрес секретного ресурса, где хранил эталонные изображения своих видео и анимационных фильмов, фотографии своих исследовательских подвигов, и потребовал, чтобы она все это непременно посмотрела. Множество селфи, в основном самого Сима, которого можно было узнать по глазам и волосам. Кирпичи, старый цемент, балки, пыльный строительный картон, мусор.
Снова он, сложился в три погибели в узком треугольном пространстве. Мэгги пригляделась к изображению на экране своего телефона. Поднялась наверх, заглянула к спящему Маку. Послушала, как стучит в своей комнате по клавиатуре Сим. Открыла ведущую на чердак опускную дверь и шагнула в пыльную темноту.
Там было тесно от громоздившихся коробок. Одни так и не забрал предыдущий жилец, кое-что принадлежало ей и Рикардо. Вот вещи Сима.
Мэгги снова поглядела на картинку. Это был их чердак. Сим обследовал и его. Она прикрыла рот внезапно задрожавшей ладонью. Значит, их дом для него тоже место грабежа.

 

Сим все же устроил свою вечеринку. Кухня была полна людей, почти всех их Мэгги знала. А тех, кого не знала, кажется, тоже узнавала по снимкам экспедиций Сима.
– Ой, – она резко захлопнула дверцу холодильника. Перед ней была серебристая гравюра.
– Фамильный особнячок, Мэгс? – спросил кто-то, ткнув пальцем в гравировку.
– А может, это мое наследство? – сказал Рикардо.
– Ты – черная кость. Это Мэгс у нас обедневшая аристократка.
– Если бы, – ответила Мэгги.
– Презент от Сима, – объяснил Рикардо.
– Он купил это на барахолке, – сказал парень по имени Том и добавил, увидев лицо Мэгги: – А что? Он сам мне говорил. Сказал, что хочет на ней что-нибудь нарисовать. Что-нибудь чепменское. – И он провел пальцами по раме.
Сим пел Маку правду: одно из окон на гравюре было открыто. А пятно от воды в правом нижнем углу расплылось куда сильнее, чем Мэгги показалось сначала.
Она сняла картину со стены.
– Никаких Чепменов в моей кухне, – заявила она.
Сим сидел на ступеньке лестницы и пил пиво.
– Извини, – сказала ему Мэгги, – но я решила, что мне все-таки не нравится эта картина. Повешу ее лучше в твоей комнате.
Увидев выражение его лица, она отпрянула.
– Дай. – Он протянул руку.
– Все в порядке, я просто…
– Дай сюда. – Он встал и полез по лестнице наверх, с картиной под мышкой.
«Вот и вали», – подумала Мэгги.

 

Звон церковных колоколов разносился далеко за пределы шинной империи. Когда Мэгги проснулась, Рикардо уже встал. Мак, сидя на своем высоком стульчике, погрозил ей пустой чашкой.
– Этот мелкий негодник сегодня не в духе, – сказал Рикардо и погладил Мака по головке, но ребенок дернулся и скривился. Он уставился на стену, и Мэгги вдруг осознала, что он смотрит на картину в черной раме, что она снова здесь, в кухне; у нее даже дыхание перехватило, словно она глотнула чего-то холодного.
Она вскочила так стремительно, что расплескала свой кофе. Мак заревел, а Рикардо глянул на нее с тревогой.
Но в раме была уже не гравюра. Ее место заняла репродукция винтажного плаката, принесенная откуда-то из другой части дома. Реклама давно забытой зубной пасты. Девушки, сидя в закусочной, улыбались, демонстрируя белоснежные зубы. «Извини», – почерком Сима было написано на клочке бумаги, заткнутом за раму.
– Да, – начал Рикардо. – Забыл тебе сказать. Понятия не имею, о чем это он.
– Мы слегка повздорили, – ответила Мэгги.
Она отнесла Симу кофе. Когда он не ответил на ее стук, она отворила дверь. В комнате его не было. На столе лежала гравюра. Он начал рисовать на ней: карандашный кролик из его анимации стоял на газоне, с любопытством разглядывая дом. Сим лишь слегка притенил его тело на фоне серебристого лунного света и тусклого сияния дома.
Косой лунный луч падал сквозь облака и словно омывал его.
Рисунок ей не понравился. Ни сам оригинал, ни его измененная версия.

 

Сим молча готовил ужин.
– Как прошел день? – поинтересовалась Мэгги.
– Дерьмово, – ответил он.
– В смысле, не очень? – поправил его Рикардо. На руках он держал Мака.
– О, извини. – Сим неприязненно поглядел на Рикардо. – Никак не выходит одна штуковина. – Рыба на его вилке распалась на части, он цыкнул и глянул на новую картинку. – Но ничего, я еще доведу ее до ума, – добавил он.
– Сомневаюсь, – сказал Рикардо, когда Сим вышел, и показал Мэгги анимацию.
С кроликом явно повозились.
– Гляди-ка, – проговорила Мэгги. Сим сосканировал с гравюры дом и перевел его в несколько вычурную цифровую версию. Кролик теперь скользил к нему по траве на всех четырех лапах, неся на спине крест. – Похоже, это должно считаться страшилкой, – добавила она.
За кроликом тянулась длинная тень, пересекавшая границу изначальной картинки.
Мак заплакал.
– Кое-кому действительно страшно, – сказала Мэгги.
Но Мак глядел не на экран компьютера. Его взгляд снова был устремлен на стену с картинкой.
Мэгги тоже посмотрела туда. Красные с зеленым юбки девушек, свежая синева формы подавальщика, каемочка. Шоколад. Белые зубы.
Мак продолжал плакать. В правом нижнем углу картинки расплывалось мокрое пятно.
Мэгги сняла картинку со стены и вынула ее из немудрящей узкой рамки. Лак давно потрескался, сквозь него проглядывало темное старое дерево. На нем кое-где сохранились зазубрины от резца.
Она отнесла ее на верхнюю площадку лестницы и оставила там.
– А где другая рамка? – спросила она у Рикардо. – Та, что висела здесь раньше?
Когда она ушла следом за Рикардо спать, рамка исчезла.

 

Неделю шли дожди. Сима почти все время не было дома. Ночами Мэгги слышала, как он работает у себя в комнате, засиживаясь чуть ли не до первых петухов.
Она даже испугалась, когда однажды утром он вдруг заговорил с ней.
– Прости, я вел себя как последний мудак, – сказал он. – Работа задолбала, да и вообще настроение было дерьмовое, понимаешь? Короче, приношу извинения.
– Ничего страшного, – ответила она. – Кстати, как работа?
– Устал я. Но вообще-то все нормально. – Голос Сима прозвучал удивленно, но искренне. Он улыбнулся. – Все налаживается. По правде налаживается. По-моему, я многого добился. Пахал, как проклятый.
– Вот и хорошо.
– И комиксы тоже рисовал.
– Классно, я помню, ты делал их еще в универе.
Он показал ей. Работа показалась Мэгги лишенной блеска – все тот же ушастый кролик, нарисованный карандашом и чернилами, изображен в разных попсово-сюрреалистических ситуациях.
– Клево, – сказала она.
– Конечно, пока это выглядит простовато, – произнес он, – но при правильной демонстрации…

 

– По-моему, эта работа здорово его возбуждает, – поделилась она мыслями с Рикардо. – Лично я ничего особенного в ней не вижу, но если она улучшает ему настроение, то ради бога, пусть занимается, я буду только за.
– Не видишь ничего особенного? А по-моему, он стал куда лучше.
И он снова показал ей веб-сайт. Снова тот же кролик. Тот же кричащий ландшафт. Оцифрованный дом. Цвета, дизайн, подписи к картинкам – все осталось почти без изменений, и все же во всем появилась какая-то новая уверенность. Там, где раньше чувствовалась неуверенность, замаскированная под унылый маньеризм, теперь появилась какая-то пугающая беглость. С первого же взгляда становилось ясно, что у всякой твари, обитающей в этом бойком пейзажике, есть в жизни своя цель.
– Господи, – выдохнула Мэгги.
Кролик снова прокрался через газон. Влез в окно. Вылез, держа в передних лапах неподвижного человеческого ребенка. И крадучись скрылся.
– Видишь? – сказал Рикардо. – Это уже не просто лучше, это по-настоящему страшно…
– Хватит, – Мэгги подняла руки, загораживая экран.

 

Мэгги взяла Мака на руки, стоя у двери комнаты Сима. Она слышала, как хлопнула входная дверь, но еще подождала, послушала, и только убедившись, что его нет дома, она прикусила губу и отважилась войти.
Рамка без стекла стояла на столе Сима, прислоненная к стене.
Его лэптоп был открыт, экран темен. По всему столу валялись листки с рисунками и текстами. Фрагменты нелепых приключений, сразу и абсурдных, и жутких, но порой действительно берущих за душу, что, как она поняла, входило в замысел автора. Вариации на темы известных стихотворений, записанные торопливым, корявым почерком. И каждое такое творение располагалось точно по центру листа, ограниченное широкими полями.
Мэгги внимательно просматривала листок за листком. На каждом по краям были какие-то отметины, вроде царапин. Такие линии, как будто что-то прижимали к бумаге.
Они в точности совпадали с размерами рамки. Значит, Сим накладывал ее на бумагу, а потом писал или рисовал сквозь нее, в заданных ею пределах.
Мак завозился у нее на руках. Мэгги глянула сквозь рамку на обои, на четыре синих деревца внутри ее.
На стене синие деревца были изображены в полупоклоне, как будто они танцевали или их трепал ветер. Внутри рамки точно такие же деревца заговорщицки склонялись друг к другу, словно замышляя недоброе.
Она позвонила Рикардо.
– Где ты? Когда придешь домой?
– А что случилось? – спросил он.
– Ты можешь прийти домой? Возвращайся, пожалуйста.
С экрана телефона она увидела, что Сим перекроил и свои городские видео. Иная последовательность кадров, иная история. Персонажи, уже знакомые ей по старому варианту, теперь шмыгали по городу самым непозволительным образом. Отредактированные кадры самого Сима представляли его то ли связным, то ли координатором действий какой-то подозрительной группировки.
В новом монтаже все время повторялся один прием: в сцене за сценой городские исследователи то и дело поглядывали в одну и ту же точку. В правый нижний угол кадра. Как будто оттуда что-то вылезало.
– Нет, – прошептала Мэгги и повернула Мака спиной к окну. Снаружи уже сгущались сумерки, вдоль железнодорожных путей сияли огни.
Она тронула трекпад Симова компьютера. Мягко засияла заставка, и в ее свете она разглядела на нижних углах экрана две пуговки клейкой массы. К ним что-то прижимали. Она взяла рамку в руки и пробежала пальцами по ее внутренней стороне, там, где позади небольшого деревянного выступа было углубление для картины. Уголки рамки точно вставали в клейкие отметки. Ее черные стороны обрамляли середину экрана.
Внутри рамки фигуры заставки изогнулись так, что стали похожи на вытащенных из глубин морских чудовищ. Значит, Сим прислонял рамку к экрану и через нее делал свои новые работы.
Мак заплакал, и Мэгги стала укачивать его, а потом положила спать. Затем снесла рамку вниз. Держа ее на отлете, точно грязную, она поставила ее на ближайшую полку с книгами. Потом вытерла руки и снова позвонила Рикардо.
– Не знаю, чьих рук это дело, но с этой рамкой явно что-то не так. Не зря Сим даже не хочет говорить нам, где он ее взял. Картина тут ни при чем.
– Ладно, – произнес он. – Что ты хочешь этим сказать?
Мэгги поглядела через деревянный прямоугольник на корешки книг, обрамленных им.
«Гордость и предубеждение», злобный пасквиль о несчастных проститутках. А вот и любимая книжка Мака, «Доброй ночи, Луна». Вселенная сомкнулась над тошнотворной бездной.
Она отнесла рамку в кухню и там опять приложила ее к рекламе зубной пасты.
Три белозубые красотки. Явно задумали какую-то пакость. Та, что посредине, отъявленная злодейка, совесть для нее пустой звук. Девчонка справа тоже хороша – даст беззащитной женщине кирпичом по голове и не поморщится. А третья, в джемперке с броским геометрическим орнаментом, злорадствует, суя кнопки в ботинки ближнему, а по ночам летает по воздуху над спящими городками, скаля текущие ядовитой слюной зубы. Это таким, как она, вечно загораживают свет деревья. Эти девки наверняка платят бармену кольцами, которые снимают с пальцев утопленников, а тот подмешивает в кока-колу отраву.
Мак снова заплакал. Мэгги услышала голос Рикардо. Оказалось, она все еще прижимает к уху телефон, а ее муж кричит на том конце как резаный.
Она открывала и закрывала рот, чтобы объясниться, но слова не шли.
– Приезжай домой, – выдавила, наконец, она шепотом. – Мак уже в кроватке, ждет тебя.
Она нажала отбой, не обращая внимания на крики Рикардо, и, хотя Мак уже плакал в голос, поспешила не к нему, а прочь из дома. Надо унести эту рамку подальше, чтобы ее сыну ничего не грозило. Чтобы ничего не грозило белозубым красоткам. И она пустилась бежать.
Вечер был ранний, на улицах еще не совсем стемнело. В нескольких улицах от дома пролегал канал. Мэгги мчалась мимо пабов, мимо людей, сидевших там за кружками пива, – они поднимали головы и долго смотрели ей вслед.
Услышав у себя за спиной шаги, она не удивилась.
Бары, торгующие навынос, и газетные киоски отбрасывали на мостовую плотные желтые лучи, и она временами оборачивалась, чтобы взглянуть назад.
– Все в порядке, милая? – крикнул ей кто-то. Она продолжала бежать, Сим за ней. Вот-вот догонит. Он знает, куда она бежит. Она свернула на улицу потемнее и потише: та изгибалась над тоннелем железной дороги и освещалась лишь огнями из окон жилых домов. Все равно он нагонит ее прежде, чем она успеет добежать до канала.
Мэгги взбежала на вершину холма и остановилась – дальше бежать было некуда. Она обернулась: Сим тоже сбавил шаг. Он уже не бежал, а шел ей навстречу, последние лучи заката дотлевали за его спиной.
Он поднял вверх обе руки. Сложил из больших и указательных пальцев прямоугольник и навел на нее, медленно приближаясь. Она следила за лицом Сима сквозь его пальцы.
Мэгги ударила рамкой о кирпичную ограду моста. Сим взвизгнул.
Тогда она размахнулась и ударила еще сильнее, так что рамка с громким треском развалилась на две половинки. Она схватила по половинке в каждую руку и молотила ими, слушая, как они трещат по своим не слишком аккуратно проклеенным швам.
Рамка рассыпалась на части, и Сим завыл.
Мэгги швырнула куски дерева через стену. Они прокувыркались по замусоренной железнодорожной насыпи и замерли между путями, где их теперь будет белить солнце, – обломки среди других обломков, пластиковых упаковок, бутылок из-под моющих средств, битых стекол и разной другой дряни.

 

– Нет, нет, нет! – кричал Сим. – Что ты наделала? Моя работа…
Он смотрел через парапет моста. Потом перевел полный горя и ярости взгляд на нее, и она почувствовала, что рядом нет никого, кто мог бы встать между ними.
Он подскочил к ней и отвесил ей такую звонкую оплеуху, что ее голова мотнулась в сторону, но она все же обернулась к нему, держась за щеку.
– Ты принес эту дрянь ко мне домой, – сумела сказать она почти не дрожащим голосом. – У меня ребенок.
– Эй! – крикнул кто-то из окна наверху. – Я уже вызвал полицию, парень!
– Не смей больше приближаться к моему дому, – продолжила она. Потом шатнулась к нему, плюнула и добавила: – Работа, говоришь? Да ты должен на коленях благодарить меня за то, что я спасла тебя от этого дерьма. И чтобы я тебя больше не видела.
Сим смотрел на нее не отрываясь, и она ждала, что он вот-вот ударит ее снова, но он замер надолго.
В конце улицы, завывая сиреной, показалась полицейская машина. Офицеры скрутили его, он не сопротивлялся. К ней тоже подошли, помогли сесть в машину. Они ездили по улицам, пока не нашли Рикардо – с Маком на руках тот в отчаянии бегал взад и вперед и то звонил по телефону, то кричал, пытаясь найти ее.

 

– Я думал, что он хотя бы попытается объясниться, – сказал Рикардо. – Поговорит с нами. Хотя бы через полицию. Сообщение пошлет.
– Что ему объяснять? – покачала головой Мэгги. Последние пожитки Сима были уже вынесены из их дома.
– Ты беспокоишься? – спросил Рикардо.
– Нет. Кажется, нет, – ответила она. – А, да пошел он…
Ему было предъявлено обвинение в нанесении телесного повреждения. Их удивило, что при этом его не вернули под стражу, но полицейские объяснили, что у них нет оснований его задерживать. Он должен сам приходить к ним каждый день и отмечаться. Так он все время будет у них на виду, под присмотром.
– Его необходимо изолировать, – заявил Рикардо, – после того, что он сделал.
– Честно говоря, он и так производит впечатление сломленного человека, – ответила офицер по связям.
– Да, прямо сердце болит, как глянешь, – сказал Рикардо.
– Вот именно, – подхватила женщина. – По-моему, он перенес какой-то серьезный удар. Нет, дело не в том, что я его жалею, просто он не вызывает у меня озабоченности. Есть люди, которые вызывают. Честно. Он не из них.
Мэгги проверила сайт. Фильм был еще в Сети, без изменений. Когда она видела его в последний раз, он представлял собой гениальную смесь зловещих образов, за которыми чувствовался замысел. Кролик в ландшафте. Разведчик с заданием, еле узнаваемый на темной фотографии, сделанной на ее чердаке.
Теперь перед ней был ряд видеографических клише. Инфантильная шок-анимация.
– Я знаю, что колеса крутятся очень медленно, – сказала им офицер. – Он еще не пытался связаться с вами? Потому что тогда…
– Нет.

 

Иногда Мэгги ни о чем таком даже не думала. Иногда позволяла своей памяти пойти по следу, пытаясь вспомнить физическое ощущение рамки в руках. Совсем простая, без всяких украшений. Деревянная. Она силилась восстановить в памяти форму проклеенных соединений, когда рамка треснула от удара. Она изучала диаграммы, усваивала новый словарный запас. Желобок. Фальц. Шпунт.
Сидя за компьютером, Мэгги пыталась проследить историю дьявольской штучки. Подозрительная смерть, а то и две, или даже много, в той комнате, где были свалены картины. Тот резец, что проделал бороздки, по которым скользили ее пальцы, что он резал еще? Внутри рамки, в самом канале, куда ложилась картинка, были какие-то пятна.
Если бы она могла спросить у Сима, где он был, откуда принес эту штуку… Будь она настоящим исследователем, то наверняка разыскала бы какого-нибудь мастера по изготовлению рам для картин, повинного в убийстве. А если она и вправду его разыщет?
А может, все дело в материале. Может, на рамку пошла древесина дурного дерева. Или это лак, замешанный на злобе. Или не то и не другое. Разве это что-то меняет?
Она выключила компьютер.
– Он закрыл свой сайт, – объявил однажды Рикардо. – Домен все еще зарегистрирован на его имя, но внутри ничего нет. Чертов трус.

 

Денег не хватало, но они не брали нового жильца. Когда Мэгги думала о Симе, она всегда представляла его в самых грязных трущобах Лондона, в лохмотьях, рисующего что-то на кирпичных стенах.
Она стояла посреди пустовавшей пока комнаты. Когда-нибудь они сделают здесь кабинет.
Она наблюдала вечер в раме окон.

 

Поздно ночью, в разгаре лета, Мэгги проснулась.
Рядом с ней неспокойно спал потный Рикардо. Она прислушалась: Мак не просыпался.
У нее чесались глаза. Она попробовала сесть. Дом жил своей жизнью. Бормотнула радионяня – это Мак сказал что-то во сне. На улице громко хохотали и улюлюкали юнцы, за полночь возвращавшиеся домой.
Сон не отпускал ее, и все же она чувствовала, что ее разбудил какой-то звук снизу.
Вдруг ее охватил такой страх, что даже дыхание остановилось, и сама она не могла двигаться.
Дверь спальни бесшумно отворилась, и кто-то вошел внутрь. Кто-то шагнул сквозь раму двери, словно отделившись от холста.
Свет уличного фонаря, проникая сквозь щелку в шторах, освещал его, но скупо. Он оставался в тени, в области намерений.
Кто-то спустился по крутому откосу вниз, к рельсам. Кто-то перебирал лежащий меж ними мусор. Просматривал, отсортировывал. Собирал деревянные обломки, превращенные в щепки поездами.
Кто-то стоял теперь в изножье ее постели, и она не могла шевельнуться. Вокруг его лица была рамка. Он смотрел прямо сквозь нее. Ей были хорошо видны скреплявшие ее новые гвоздики. Скотч, которым были обмотаны стороны деревянного прямоугольника. Струпья клея в его углах. Вся его новая, еще более несовершенная, чем раньше, форма.
Это для нее он вставил свое лицо в рамку. Правую сторону его подбородка уродовало пятно – то ли лишай, то ли болячка, то ли просто тень. Мэгги не могла разбудить Рикардо. Она не могла пошевелиться.
Кто-то держал возле головы рамку. Смотрел на нее, Мэгги, но держал при этом лицевой стороной наружу. Представлял себя ей, как картину. Он был теперь содержанием этой рамки. Он смотрел на нее, а она не могла отвести от него глаз, ведь он превратил себя в произведение искусства.
Назад: Орфей: четыре финала
Дальше: Слушай птиц