После праздника
Чарли и Това толкались на Далтон-сквер еще с полудня, а сейчас было уже три часа с лишним. От весеннего света сияли окна и витрины магазинов.
– Просто глазам своим не верю, до чего облагородили это место, – сказал Чарли.
Последняя команда отыграла несколько минут назад, но Чарли все равно пришлось перекрикивать шум из динамиков.
– Да-да-да, бла-бла-бла, – ответила Това. – Скажи лучше, до чего изуродовали. Кто теперь захочет здесь жить? Пошли. – Она потянула его за воротник, и они скользнули в толпу, чтобы подобраться поближе к сцене. – Ну, вот.
Весь фартук сцены был увешан плакатами с логотипами спонсоров. Техники в черном разобрали и унесли остатки ударной установки, расставили микрофоны, выкатили и утвердили ближе к заднику большую промышленную плиту, а в центре привинтили к полу мощную стальную раму. Проверили, надежно ли держится, хорошо ли закреплены ремни и цепи.
– Припозднились на этот раз, – сказал Чарли.
– Каждый год так, – возразила Това. – Смотри, вон он.
Молодой телеведущий курил, повернувшись спиной к холодному ветру, перелистывал странички сценария и разговаривал с яркой, хорошо одетой дамой лет сорока с лишним, режиссером, – она показывала ему какие-то отметки на сцене.
– Видел когда-нибудь его шоу? – спросила Това, фотографируя человека на сцене. – Для племяшки, – объяснила она.
– Ага, понятно, – ответил Чарли.
Кто-то в толпе одобрительно закричал, крик подхватили другие, он нарастал, становясь увереннее и громче. Чарли похлопал Тову по спине, когда на сцене появилась группа мужчин и женщин в белых халатах. Режиссер жестом велела им встать в углу, а сама заговорила в центральный микрофон.
Ведущий подошел к краю сцены и крикнул в микрофон:
– Еще не время, тупицы!
Он ухмыльнулся общему хохоту, потом прижал палец к наушнику и стал слушать. Ему пришло в голову сделать серьезное лицо и поднять руку ладонью вперед, как делают люди, принимая важный телефонный звонок в шумном помещении, и в толпе захохотали еще громче.
– Нет, это я болван, – сказал он. – Оказывается, уже самое время.
Под бодрые, ликующие крики толпы со сцены ушли техники. Врубилась электронная музыка, до жути громкая.
– Ой-й, – сморщилась Това.
– Вы готовы? – выкрикнул ведущий, чем вызвал новое гиканье. Погода, конечно, могла быть и потеплее, хорошо еще, что без дождя. В толпе кое-где начинали танцевать.
– Как он меня раздражает, этот мудак, – сказал Чарли, пока ведущий продолжал нести околесицу.
– Заткнись, дедуля, – бросила Това и схватила его за руку, потому что здесь, совсем близко к сцене, даже оглушительная музыка не перекрывала визг и топот копыт по половицам.
На сцене показались три мясника. Они тащили закованную в цепи свинью.
Толпа радостно взвыла. Това заулюлюкала, а Чарли засмеялся.
Свинья выглядела огромной, не меньше двух метров от рыла до кончика хвоста. Поджарая и мускулистая, она упиралась всеми четырьмя ногами, натягивая цепи с достоинством прирожденного бунтаря. Все знали, что животному предварительно вкололи снотворное. Мясники поставили свинью в раму, закрепленную посреди сцены, и надели ей намордник.
– Ой, гадость, – скривилась Това. Она отвернулась от сцены и перехватила взгляд Чарли. – Скажешь мне, когда все кончится.
– Ну вот, а я, значит, должен смотреть? – возмутился он.
Това была такая не одна: многие в толпе прикрывали глаза ладонями. Пустые остроты, которыми сыпал ведущий, не разряжали атмосферу. Музыка продолжала играть, но тише, чем раньше, а свинья, возможно, почуяв общее напряжение, начала визжать все громче и громче.
– Ну, давайте, кончайте, – сказала Това, все еще глядя на Чарли. – Скажи им, пусть кончают уже.
– Ну, ладно, – громко произнес ведущий. Какие-то парни в толпе запели гимн футбольных фанатов, но его никто не подхватил, и они скоро смолкли. Старший мясник поднес к голове свиньи электрическое устройство.
– Ох, мать твою, – не удержался Чарли.
Мужчина нажал на спусковой крючок: разряд оказался беззвучным, а конвульсии свиньи – короткими и сдержанными. Толпа притихла, когда животное, судорожно вздрогнув, повисло на цепях.
– Все уже? – спросила Това.
Чарли помотал головой:
– Нет, пока только ток пустили.
Мясник взял нож и перерезал свинье горло.
Струя крови ударила в щиток из пластика. Толпа дружно и громко выдохнула, Чарли зашипел, а у Товы расширились глаза, когда она увидела выражение его лица.
Пока свинья истекала кровью, а мясники разжигали горелки, организаторы снова сделали музыку громче.
– Подожди, – сказал Чарли, но Това уже поворачивалась к сцене.
Все происходило очень быстро. Мясники еще не закончили разделывать тушу, когда первые куски мяса уже зашкворчали на огне, и над площадью поплыл аппетитный запах. Толпа снова повеселела, парнишка с телевидения затараторил в ускоренном темпе. Карнавал снова был в разгаре.
– Ладно, я все понял, – сказал Чарли. – Этот тип, он, конечно, раздражает, но дело свое знает туго.
Когда Това крикнула:
– Как, неужели уже так поздно? – а Чарли удивленно взглянул в темное небо, они оба были изрядно пьяны. Вокруг них танцевали, толкались в очереди за барбекю. На сцене играли ска, фронтмен группы прыгал вокруг мясников. Свинью почти съели.
Старший мясник ковырялся внутри свиной головы, выскребая оттуда последнюю мякоть. Наконец он отделил голову от скелета и поднял ее за уши – по тому, как напряглись его руки, было видно, что она тяжелая. Подвыпившая толпа одобрительно закричала, когда он начал пританцовывать с ней, точно с партнершей.
– Кто готов? – закричал ведущий. – Кто смелый? А ну-ка, дайте мне место! – заорал он еще громче. – Восточный Лондон, ты готов?
В толпе заметались – одни лезли поближе к сцене, другие энергично работали локтями, уходя от нее подальше.
– Ну? – сказала Това, но Чарли уже не было рядом. Она засмеялась и стала вертеть головой, окликая его по имени. Он был высокий: она скоро его нашла. – Не может быть! – завопила она, глядя на него. Он скакал и прыгал перед самой сценой, она видела, как над толпой, точно поплавок, подскакивает и опускается его светлая шевелюра.
– Ну, кому? – продолжал надрываться ведущий. – Кто хочет?
Толпа ревела.
– Боитесь? Давайте, выходите сами, не то я пойду искать!
Старший мясник, держа свиную голову за уши, размахнулся ею так, словно хотел кинуть. Многие в толпе закричали и выставили вверх руки, точно собрались ловить букет.
– Кто хочет? – кричал в микрофон ведущий. – Ты хочешь? Ты?
Он отвернулся от микрофона, сказал что-то мяснику, и они стали вместе высматривать кого-то в толпе танцующих. Оба притворялись, что вот-вот швырнут голову сначала в одну сторону, потом в другую.
– Вот этот? – вдруг услышала Това голос ведущего и завизжала от восторга, потому что он показывал прямо на Чарли. Она заскакала на месте, хохоча от удивления, и вдруг увидела, что Чарли тоже скачет и прямо заходится от смеха. Он вытянул шею и запрокинул голову, как будто хотел стать еще выше, еще заметнее. Мясник снова поднял голову за уши.
– О, бог ты мой, – сказала Това, смеясь и в то же время кривясь и морщась от отвращения. – Нет, Чарли, только не это.
Двое рабочих сцены уже втянули его за руки наверх, и мясник что-то шептал ему, наклонившись к самому его уху. Чарли, похоже, стало не по себе. Но он старательно сохранял веселый вид.
Когда Това выкрикнула:
– Пошли их на фиг, Чарли! – крики толпы как раз стихли, и даже группа перестала играть, и в эту образовавшуюся паузу ее голос прозвучал на всю площадь. Все захохотали. Чарли тоже улыбнулся и повернулся, ища ее глазами.
– Шаг вперед, – произнес ведущий, и бас-гитара на секунду взревела рифом из этой песни. Чарли и мясник вдвоем подняли голову. Видно, Чарли уже опять чувствовал себя нормально, потому что он улыбался толпе. Окровавленная свиная голова опустилась на его плечи поверх его собственной.
Това не меньше получаса пробиралась к Чарли через толпу. Когда ему помогли спуститься на землю, люди окружили его со всех сторон. Одной рукой придерживая огромную башку, другой он цеплялся за плечо рабочего сцены, который помогал ему сохранять равновесие. Сразу за ним шел оператор с камерой, а за камерой – Това.
Охранники в черном не давали людям подходить к Чарли совсем близко, и он смешно пританцовывал, покачиваясь под тяжестью мокрой свиной головы. Ведущий сыпал комментариями не закрывая рта.
– Черт, Чарли! – то и дело вскрикивала Това, как будто он мог ее услышать. На его одежду капали слюна и кровь.
Он то и дело откидывался назад, запрокидывая свиную голову так, словно хотел показать ей небо. Това поняла, что он приноравливается смотреть через пасть. Рабочие сцены суетились вокруг него, вытирая кровь.
Чарли оказался хорошей свиной головой. Он потанцевал со всеми, кто мог до него дотянуться. Това слышала, как бригадир техперсонала крикнул ему в пасть:
– Ну как, прогуляемся чуток? – и Чарли заставил свиную голову кивнуть.
Ему помогли выйти с площади и повели его вверх по Малверн-роуд, где музыка соседней вечеринки уже мешалась с их собственной. Им навстречу повалила новая толпа.
Во главе ее, окруженная командой организаторов, медленно выступала другая высокая фигура. Это был мужчина, и на его крупных мускулистых плечах покачивалась тупая, короткорылая, плотная башка. Пасть уродливо скалилась, мертвые глаза закатились. На мужчину надели отрубленную голову морской свиньи. В ее шее прорезали две дырки, чтобы мужчина мог видеть.
Две толпы слились, радостно приветствуя друг друга. Двое в масках тоже сошлись и стали танцевать. Их плечи были окрашены кровью: плоть, в которую их одели, кровоточила. Голова свиньи сухопутной встретилась с головой свиньи морской, обе, покачиваясь и подскакивая, несколько минут кружили в танце, а потом сопровождающие разделили их и повели в разные стороны. Вокруг повсюду горели огни.
Команда Чарли долго водила его по Лондону. Вся эта часть города пировала и праздновала. Музыка, смех и веселые крики неслись буквально отовсюду. Народу было столько, что путь от одного конца улицы до другого занимал необычайно много времени.
– Я его подруга, – пробилась Това к бригадиру, который командовал группой сопровождения Чарли. – Сколько еще?
– Все нормально, – проорал тот в ответ. – Вон за тем поворотом будет баран, там еще кое-кто, и все. Недолго уже.
На углу Ричмонд и Квинсбридж-роуд Чарли, сопровождаемый толпой, повстречал парня с ухмыляющейся лошадиной головой на плечах и женщину с окровавленной головой медведя, и все трое поплясали под хаотически смешавшуюся музыку.
Това старалась держаться как можно ближе. Скоро она заметила, что команда сопровождения получила по радио какую-то инструкцию. Слаженно, точно по команде, они все разом переключились в другой режим. Остановили Чарли, громко заговорили и выключили музыку.
– Ладно, ребята, – сказал их главный. – Время, леди и джентльмены, время позднее. – Со всех сторон недовольно забормотали. – Знаю, знаю. Пожелайте свинке спокойной ночи. Нет, в гонца стрелять не нужно. Его Свинство устали. Давайте скажем друг другу до свидания.
И он поцеловал мокрую щеку свиной головы, скорчил гримасу и ухмыльнулся. Люди сначала требовали еще песню, на посошок, но потом начали постепенно расходиться: возвращаясь туда, откуда пришли, люди искали других животных, чтобы продолжать ночное веселье в их компании.
– Теперь уже недолго, – сказал главный. – Один сек, и за ним приедут. А ты, говоришь, с ним?
Това кивнула.
Он повернулся к Чарли.
– Ей можно поехать?
Чарли свинокивнул.
В фургоне они сидели в непривычной для них неловкости. Чарли то и дело трогал себя за голову. Това смеялась. Рядом члены команды сопровождения заполняли какие-то бумажки.
– Ну, ты и чокнутый, – сказала Това. Из глубин головы донесся ответ Чарли, но она не смогла разобрать ни слова. – Фу-у, какая мерзость! – И она расплылась в улыбке, глядя на него.
На этот раз ответ был ей понятен.
– Было здорово.
Лаборатория находилась в полуподвальном этаже больницы Сент-Мари в Шордиче. Внутрь их провел санитар. Шел уже десятый час вечера, кафе и цветочный магазин давно закрылись, но в коридорах было еще полно пациентов и персонала. На них все пялились. Кое-кто даже заулюлюкал. Один малыш в больничном халате взвизгнул от восторга. Чарли тоже приглушено взвизгнул в ответ, и малыш с матерью засмеялись.
– Мистер Свин. – Врачиха – шикарная тетка лет на тридцать старше Чарли с Товой – вышла из кабинета внезапно и заговорила отрывисто, с заученной сердечностью. – Я доктор Аллен, – привычной скороговоркой выпалила она. – Входите.
Двое врачей помоложе ждали у двери холодильной камеры с армированным окном.
– К вам всех зверей привозят? – спросила Това.
– Нет, конечно, – сказала доктор Аллен. – Их распределяют по районам. У нас только вот этот парень и мистер Яг. Который, кстати, уже ушел домой, мокрый до нитки, но вполне довольный.
– Ягуар? – переспросила Това.
– А ты не знала? Он в нашем карнавале новичок, но, я бы сказала, публике он пришелся по вкусу. – Аллен похлопала свиную голову ладонью. – Ну, как ты там?
– Хорошо, – отозвался из головы Чарли. И поднял оба больших пальца.
– А как тебя величать, когда подойдет к концу твое пребывание в качестве мистера Свина?
– Чарли Джонс, – крикнул он.
– Вот и отличненько. Тут всех дел на пару минут, а потом пойдешь себе спокойно домой. Хотя нет, сначала парни из новостей накинутся на тебя с вопросами. Брезгливая? – бросила Аллен Тове. – Если нет, то можешь остаться.
Доктор выложила на столик сбоку какие-то инструменты.
– Так, сейчас мы ее с тебя снимем, – сказала она.
– А у кого дельфин? – спросила Това.
– В Центральной больнице, кажется. А что? – Когда Това не ответила, она сказала: – Не волнуйся, мы все нормально сделаем. Возьми ее, пожалуйста, за уши, Дерек. – Один из ее ассистентов шагнул вперед. Вместе с Аллен они уцепились за мясо. – Опаньки.
И они дружно дернули. Раздался громкий чавкающий звук.
– Ты точно в порядке? – спросила Аллен у Товы.
– Погодите, – попросил Чарли, чей голос был едва различим из-за мяса. Он поерзал на стуле и добавил еще что-то неразборчивое. Голову вернули на место.
– Ладно, давайте, – сказал Чарли. Доктора опять приподняли голову на несколько сантиметров. – Ай, – сказал он. – Ой.
Когда голову опустили на место во второй раз, Аллен сунула руку в пасть и ощупала лицо Чарли.
– Что, больно?
– Подбородок, немного, – ответил Чарли. У Аллен окаменело лицо. Она взяла со столика инструмент, похожий на садовый секатор.
– А теперь не двигайся. – Она вставила секатор в уголок пасти и сделала надрез, отчего предсмертная ухмылка животного стала еще шире. Пальцами раздвинув надрез, она заглянула внутрь.
– Ох ты черт, – пробормотала она и стала резать снова. – Дерек, держи вот здесь. Салли, спринцовку, пожалуйста. Ты только не волнуйся, – это уже Чарли.
– Что там? – спросила Това.
Чарли что-то мычал.
Коллеги вложили в руку Аллен что-то похожее на кухонную спринцовку, которую она тут же сунула свинье в пасть.
– А теперь закрой рот и зажмурься, хорошо, Чарли? Будет немного холодно.
– В чем дело? – снова спросила Това. Через свиную пасть ей было слышно, как мычит Чарли.
– Знаю, знаю, – сказала Аллен. – Дерек, резко, на счет три. – Она брызнула, надрезала, стала считать.
Доктора дернули. Свиная голова медленно поднялась над плечами Чарли, открыв белесое лицо. Он моргал, выгоняя из глаз слизь.
На подбородке у него была кровь. Кожа щек сморщилась от сырости, с нее текло. Все лицо покрывали какие-то вздутия, вроде сыпи. Това невольно прикрыла рот ладонью. Чарли моргал.
– Ну вот, мистер Джонс, – сказала Аллен.
Това заглянула в свиную голову.
– Ой, что это за мерзость такая? – вырвалось у нее.
Из слоя красного мяса, выстилавшего череп изнутри наподобие подкладки, высовывались крохотные черные червячки. Их были тысячи. Они судорожно извивались. Их рты-присоски настойчиво хватали пустоту.
– Спокойно, мистер Джонс, – сказала Аллен, когда Чарли завизжал, тоже уставившись на мясо.
Това с трудом подавила позыв к рвоте. С губ Чарли стекало что-то густое и липкое – то ли какие-то выделения свиньи, то ли его собственная слюна, непонятно.
– Паниковать абсолютно не из-за чего, – заверила доктор Аллен. Слова торопливо срывались с ее губ. Подхватив голову свиньи, зиявшую разрезом, сквозь который были видны копошившиеся внутри черви, она передала ее коллегам.
Това увидела волочащиеся за языком волокна. Кровь на свиных зубах.
– Что вы будете с ней делать? – крикнула она.
– Проведем тесты, – ответила Аллен. – Не могли бы вы вести себя потише? Я разговариваю с мистером Джонсом. Мистер Джонс, очевидно, с этой головой что-то пошло не так, но вы можете быть уверены, что это не грозит вам ничем серьезным. Я, конечно, понимаю, что все это очень неприятно…
На подбородке Чарли краснела маленькая ранка, окруженная шишечками, похожими на пустулы. Он, тяжело дыша, осторожно ощупывал их кончиками пальцев.
– Давайте мы вас умоем, – продолжала Аллен. – Надо сказать, это большая редкость, что процесс разложения начался так скоро. – Она повела его к раковине на высокой ножке. – Вот, помойтесь хорошенько, – сказала она ему. – С мылом, а когда закончите, обработайте подбородок вот этим гелем, а я пока расскажу вам, что мы с вами сделаем. Главное, не волнуйтесь. Я назначу вам очень простое и недлительное лечение. Как я уже говорила, ни у кого не было ни малейших поводов предполагать, что нечто подобное может случиться так скоро.
– Да кому сейчас какая, на фиг, разница? – выкрикнула Това.
Доктор Аллен повернулась к ней и рявкнула, чтобы она заткнулась, и Това, которая совсем не ожидала такой реакции, действительно притихла.
Год выдался нехороший. Позже Чарли и Това узнали, что в ту ночь было еще четыре подобных случая. Пострадали носители голов крокодила, коровы, гориллы и одного из двух гиппопотамов. Все четыре черепа – а в последнем случае только передняя часть – оказались заражены черными кровососущими организмами, похожими на червей.
В других случаях участники праздника носили на себе головы дольше, чем предписывал сценарий. Но Чарли, как все считали, повезло. Его команда проявила осторожность.
Всех пострадавших определили под присмотр доктора Аллен и ее коллег.
– Да все в порядке, – сказал Чарли. После праздника прошло уже три дня, и они с Товой зашли пообедать в «Пицца Экспресс» рядом с его домом. В ожидании заказа он катал шарики из мякиша чесночного хлеба. – Просто она любит повыпендриваться, вот и все. Но другие двое сказали мне, что если кто и разбирается в подобных вещах, так это она.
– Откуда тебе знать, что они не врут? – спросила Това. – Что там с тобой делают? Выглядишь ты паршиво, приятель.
Вокруг глаз Чарли залегли складки, сгустились тени. Кожа была нездоровой, раздраженной. Никаких отверстий там, где сквозь нее проникали крохотные щупальца, не осталось, даже почти все корочки сошли, но у его лица в целом был такой вид, словно его кожа вдруг стала ему на несколько размеров больше и повисла на нем мешком. Он часто моргал, казался рассеянным. Лицо болело.
– Мне дали таблетки, сказали принимать месяц. – Он отвел взгляд. – Я хожу туда каждый день, мы все ходим…
– Правда?
– Да, нам так велели. Она взвешивает меня, спрашивает, что я ем. А еще, мне кажется, они экспериментируют с головами, потому что их держат во льду. Нас всех просили рассказать о том, что мы чувствовали.
– Они что… Чарли, они заставляли тебя снова надевать эту штуку?
– Что значит – заставляли? Ничего они не могут заставить меня сделать.
– Ну, все-таки?
– Проводятся тесты, – сказал он. – Исследования…
– Да ты хотя бы знаешь, как это дико – то, что ты говоришь? – перебила его Това и, не дав ему ответить, продолжила: – А другие головы ты тоже наденешь?
– Нет. – Он почти кричал. – Господи, ты что, чокнулась?
– Скажи прямо: мне есть о чем беспокоиться? – спросила наконец Това.
– Нет. Не о чем. Ты смотрела про это в Интернете?
– Конечно, смотрела.
– Ну, тогда ты знаешь, что если лечение начать немедленно, то никаких серьезных последствий не будет.
Чарли проводил глазами двух женщин, идущих мимо окна ресторана, у которого они сидели за своим столиком. Одна из них вела на поводке большую собаку, даже слишком большую для Лондона.
– А меня начали лечить практически сразу.
Тове тоже хотелось расспросить его о том, что он чувствовал, но она не решалась.
– И что же ты ешь? – спросила она вместо этого. – И как у тебя дела на работе?
– Хочешь знать, не бесит ли мое начальство то, что я все время отпрашиваюсь? Да ничего, терпят, куда им деваться? Представь, что бы началось, вздумай они устраивать мне из-за этого гадости.
Неожиданный случай во время карнавала привлек внимание прессы, сенсация продержалась дольше обычного. Това то и дело наталкивалась на статьи, авторы которых задавались вопросом: неужели устроители праздника совсем не подумали о безопасности? Политики ныли, но они ноют всегда, в том числе и после карнавала в Ноттинг-Хилле. Чарли написал Тове в эсэмэс, что отказался от интервью для «Лондон Ивнинг Стандард».
Она звонила Чарли каждый день и очень беспокоилась, если он не сразу брал трубку или вообще не отвечал. Иногда это могло продолжаться часами.
– Меня тут развезло немного, – сообщил он ей через неделю после их совместного обеда.
– Где ты сейчас? На работе?
– Успокойся. Ну, да, был на работе, потом пошел в лабораторию. Я хотел взглянуть… Я же слышу, ты беспокоишься… Сейчас я иду домой, все, что мне было нужно, я теперь знаю…
– Чарли, ты меня слышишь? – спросила она. – Связь очень плохая.
– Да нет, у меня все нормально. Я поговорил с другими. – Она знала, что он имеет в виду других зараженных. – Мы встретились после сессии и поболтали, все вместе. – Расписания их визитов в лабораторию совпадали лишь частично. Иногда Аллен и ее коллеги принимали их по двое – по трое сразу. – Знаешь, вспоминали, что с нами было. Это интересно. Но ничего больше. Каждый просто вспомнил что-то свое, и оказалось, что ощущения у всех были разные, представляешь?
– Нет, – ответила она. – Не представляю.
Он вежливо, но твердо отказался от обеда, которым она предложила его угостить, и обещал позвонить завтра. Когда на следующий день он не позвонил, она пошла к нему на работу, в административный отдел издательства отраслевых журналов.
– На прошлой неделе мы сказали ему, чтобы он посидел дома с недельку, – сказал ей его начальник. – Ему надо привести в порядок голову. Я ни в чем его не виню, просто говорю все, как есть.
– Но ведь вчера он был здесь, – сказала Това.
– Я его не видел.
Дома у Чарли тоже было пусто. Това отправляла ему эсэмэски и видела, что они уходят, но программа, которая сообщает о прочтении, на его телефоне была выключена.
Молодой доктор Дерек Янсен говорил в телефон шепотом, поэтому Това поняла, что его босс рядом.
– Вообще-то, мне не положено с вами разговаривать, – сказал он.
– Я знаю и очень благодарна вам за согласие. Я немного беспокоюсь за Чарли.
– Да, я так и понял. Я знаю, он слегка… Но это обычное дело, отношения врача и пациента, ничего особенного. Просто ему понадобится время, чтобы снова прийти в себя, вот и все. Медленно и постепенно. Не все люди реагируют на курс лечения одинаково быстро.
– Он, значит, реагирует медленно?
– Я этого не говорил. У каждого своя скорость.
– А вы выяснили, что там случилось? Ну, почему заражение пошло так быстро?
– Иногда такое бывает. Нельзя сказать, чтобы в образце было что-то действительно странное. Но мы еще смотрим. Стараемся работать быстрее. Чарли и другие пациенты очень терпеливы, для нас это неоценимая помощь, это позволяет нам проводить сравнительные анализы. Они не просто проявляют терпение, они сами вызвались приходить в лабораторию каждый день.
– Сами вызвались?
– Ну, конечно, работать-то приходится быстро: вещества, которые предохраняют ткани от разложения, могут повлиять на результаты тестов, поэтому мы не используем их на образцах. А значит, приходится держать их во льду. Но эти конкретные головы даже в холодильнике протухают на удивление быстро. Алло? Вы меня слушаете?
– Извините, – сказала Това. – Я просто задумалась.
На следующий день к вечеру она взяла такси и сама поехала в больницу. Закутавшись в теплое пальто и чувствуя себя полной дурой, она уселась в маленьком скверике и стала наблюдать за полуподвальным входом в лабораторию, который находился через дорогу. Това не боялась, что ее узнают: одежды на ней было столько, что она стала похожа на куль. Она ждала.
Сперва лабораторию начали покидать пациенты, за ними служащие. Небо темнело. В дверях появился какой-то коренастый мужчина, с ним женщина и Чарли – они вышли все вместе, группой, кивнули друг другу и поспешно разошлись. Еще минуту спустя вышел Дерек, он поднимался по лестнице, наматывая шарф. Вскоре за ним показалась и сама доктор Аллен, она шла, громко говоря с кем-то по телефону.
Не прошло и получаса, как коренастый вернулся. У входа он огляделся и, никого не увидев, начал спускаться по лестнице к двери. За ним подошел Чарли.
Он шагал быстро, подняв плечи.
Това подождала с минуту, потом медленно подкралась к лестнице, ведущей вниз, к лабораторной двери. Бесшумно спустилась. Носовым платком протерла запыленное окошко у входа. Бросила платок, приложила обе руки к стеклу и заглянула внутрь.
Внутри, в дальнем конце помещения, горела одна-единственная лампочка. Все было тихо. Свет лился из холодильного отсека: дверь туда была распахнута и подперта, чтобы не закрывалась. Това слегка подвинулась, чтобы лучше видеть, и тут же у нее вырвалось:
– О, господи боже мой, Чарли!
Он неподвижно сидел на полу внутри холодильного отсека, спиной к скамье.
Несоразмерно большая свиная голова, которая вновь оседлала его плечи, делала его похожим на марионетку, неуклюжую и зловещую.
Това заколотила руками в дверь.
– Чарли, – кричала она. – Я позову копов, если ты меня не впустишь!
Он не двинулся с места, зато зашевелился кто-то другой. Това вдруг поняла, что все это время рядом с ним на полу сидел другой человек, тот самый, коротышка, и что теперь он поднялся и идет к двери, шаркая ногами.
– Впустите меня немедленно, черт вас побери, – сказала она.
Он приоткрыл дверь и начал говорить что-то успокоительное, но она сразу скользнула мимо него внутрь. От его мокрого лица воняло. Това кинулась в холодную комнату, туда, где, свесив руки и безвольно опустив плечи, сидел на полу Чарли.
Шкура на свиной голове сморщилась и посинела. Ледяная плоть облепила плечи Чарли. Разрезанная щека болталась. Глаза провалились, мясо под ними обвисло.
– Сними это! – закричала она. При виде женщины, которая скорчилась в углу под головой коровы, ей стало совсем противно, и она вскрикнула еще раз.
Там, где сидел коротышка, лежала голова крокодила.
– Вы не имеете права врываться сюда вот так, запросто, – заговорил коротышка. – То, что здесь происходит, не ваше дело. Нельзя себя так вести.
Он ухватил ее за руку, когда она потянула на себя свиную голову Чарли. Она оттолкнула его.
– Или отвали, или помоги мне, – сказала она.
– Нельзя так дергать, – пояснил он. На его мокром лице вспухали болячки. Немного помешкав, он взялся за свинью. – Смотрите, – сказал он. – Вот как надо… – Он нежно пробежал пальцами по краю обрубленной шеи, просунул их в мертвый рот, и Чарли застонал. – Теперь можно.
Вместе они подняли голову и сбросили ее набок. Та шлепнулась на пол с мокрым чавкающим звуком. Това пнула ее, и голова, кувыркаясь, откатилась в сторону: внутри ее она заметила черные щупальца – они свисали с распухшего языка и извивались, ища лицо Чарли. На холоде их подергивания скоро прекратились.
Чарли мигнул, весь скользкий от покрывавшей его слизи. От его запаха ее мутило. На его подбородке виднелись следы укусов. Припухшие болячки кровоточили.
– Това, – пробормотал он. Сознание медленно возвращалось к нему. – Това.
– Чарли, – сказала она. Ей хотелось плакать. – Посмотри на себя… Что ты с собой сделал?
– Това. – Он, качаясь, вставал на ноги. – А ты что тут делаешь? – Язык у него заплетался, как у пьяного. – Это, знаешь, я должен…
– Ты серьезно, Чарли? – сказала она. Ее трясло, она задыхалась. – Только не надо мне врать. Я и так знаю, чем ты тут занят. Никакое это не лечение, ты только посмотри на себя.
– Ничего ты не знаешь, – ответил он. – Ты даже не знаешь, о чем говоришь.
– Господи, да ты сам языком еле ворочаешь. Что вы все тут делаете? Как вы вошли, ключи, что ли, украли? Или это он украл? – И она показала на человека с крокодилом. Женщина-корова не шевелилась.
Чарли вышел из холодного отсека, подошел к раковине, открыл кран. Наклонился. Он не пил, а, высунув язык и закрыв глаза, просто стоял, подставив его под воду.
– Меня сейчас стошнит, – сказала Това. Вздутия на его лице уже почти опали, но во рту их было еще много. Язык у него посерел и покрылся пятнами, точно заплесневел.
Открыв глаза и увидев лежащую на боку свиную голову, Чарли вздрогнул.
Когда Това достала телефон, Чарли шагнул к ней и выбил его из рук. И тут же уставился на нее испуганным, виноватым взглядом. Коротышка поднял аппарат и вернул ей, но он был разбит. Чарли шарил руками внутри свиной маски.
– Лучше уходи, – сказал человек-крокодил Тове.
– Вам нужна помощь, – возразила она.
– Все совсем не так, – сказал он и мягко подтолкнул ее к выходу.
– Нет, так, – настаивала она. – Я сейчас вызову полицию.
– Вызывай, – сказал он, – они приедут, и все станет совсем плохо. Хочешь натравить их на нас? Хочешь, чтобы они упекли твоего парня в кутузку? Послушай… – Он стоял рядом с ней на нижней ступеньке лестницы. Слизь на его лице высохла, превратившись в вонючую корку. – Слушай, я знаю, что мы не… Ты все равно не поймешь. Но… мы все исправим. Это в последний раз.
Конечно, она ему не поверила. Но, сколько бы она ни грозилась, отправлять Чарли в тюрьму ей все же не хотелось, к тому же теперь ей стало страшно, ведь она не знала, на что они способны. И Това позвонила Дереку.
– Не знаю как, – начала она, – но они заполучили ключи от вашей лаборатории. Неудивительно, что головы так быстро портятся, ведь они приходят и надевают их, пока вас нет. Ничего не делают, просто сидят в них, и все. – Она услышала, как он задохнулся от изумления и тихо выругался. – Это плохо?
– Нет… не знаю, – сказал он. – Вы про заражение, про эти щупальца? На вид они мерзкие, но вреда от них немного, как мы думаем. И не у всех, чьи головы оказались заражены, все идет так плохо… хотя иногда зараза вызывает привыкание. Мы приготовили препараты-заменители. Кажется, их уже давали женщине с головой гиппопотама. При нормальных условиях все происходит… э-э-э… не так долго…
– Знаете, я только и слышу: при нормальных условиях, при нормальных условиях. А условия не нормальные. И они у вас превратились в наркоманов. Наверное, мне все же лучше пойти в полицию.
– Погодите. Я должен… послушайте, я сейчас звоню доктору Аллен, и мы с ней вместе подъезжаем. Я уже еду. Она тоже должна об этом знать.
– Делайте, что считаете нужным, только побыстрее. Я не собираюсь сидеть и смотреть, как Чарли разваливается на части.
– Ладно, дайте мне один час. Я вам перезвоню.
На самом деле он позвонил ей куда быстрее и заорал на нее в трубку, сам злой и напуганный до смерти.
– Их нет! – кричал он. – Они наверняка ушли сразу после вас. Полиция уже едет, все пошло прахом. На других лечение подействовало прекрасно, а что такое с этими тремя, что с ними происходит, я не знаю. Они их забрали.
– Что забрали, головы? – переспросила Това.
– Да, головы.
Полиция побывала на квартире у Чарли, но его там не было, как не было и никаких следов того, что он заходил туда после лаборатории. Това почему-то вдруг решила, что никогда больше не услышит о том, где он и что с ним.
Полицейские спрашивали ее, может ли она пролить свет на мотивацию Чарли, на то, что происходит у него в голове. И чего от него ожидать.
– Нас заботит их безопасность, – добавил офицер.
– Меня тоже, – крикнула Това, – но я понятия не имею о том, что у него в башке творится, понятия не имею, в том-то все и дело!
Това ошиблась. Не прошло и двух дней, как она узнала, чем теперь занят Чарли. И не только он, но также Симона и Нил, все трое зараженных носителей трех животных голов: свиной, коровьей и крокодильей.
Сначала одна пара из северного пригорода Лондона сообщила, что в их саду появлялись трое обнаженных людей в масках. В поисках их следов журналисты прочесали все многолюдные города-спутники и мегаполя вокруг столицы.
Потом какой-то подросток выложил в Ютьюб кадры, снятые на мобильный телефон. Уродливая кучка мертвых, белых, как старая кость, деревьев на краю неухоженного поля. Посреди затянутой масляной пленкой лужи ржавеет брошенный комбайн. Изображение вздрагивает.
– Вон там, – говорит чей-то голос невидимому оператору. – Та-ам. Ты чё, ослеп, блин?
Вдалеке, в щетине подлеска, от дерева к дереву перебегают двое неодетых мужчин. Руками они придерживают подпрыгивающие на их плечах головы: свиную и крокодилью. Они далеко, разобрать, кто это, трудно, но Това узнает болезненную сероватую белизну тела Чарли и смуглую кожу Нила, их комичные, прерывистые движения. Оба бегут без энтузиазма, тяжело переставляя ноги, и как будто что-то изображают: сначала от кого-то прячутся, потом, наоборот, кого-то выслеживают, но из-за того, как неубедительно они это делают, они сами становятся еще заметнее. Вот они останавливаются, выпрямляют спины и оглядываются вокруг через пасти своих мясных масок. Потом падают на четвереньки и скрываются из виду. Невидимые мальчишки, авторы видео, еще немного спорят за кадром, подойти ближе или не стоит. Экран темнеет.
– Чем они заняты? – спросила Това.
– Не знаю, – ответил Дерек. Она слышала, как он сопит в трубку, напряженно соображая, что рассказать ей, а что не стоит. – У нас, конечно, есть предположения, но…
– Поделитесь со мной предположениями.
– Нет. Извините, но я не стану этого делать, потому что мы… мы просто ничего не знаем.
– Похоже, они пытаются жить на подножном корму, – сказала она.
– Мы тоже так думаем.
Полицейские спрашивали ее, не пытался ли Чарли выйти с ней на связь. Она расхохоталась.
– Да вы хотя бы видели, чем он там занят? – Звук собственного голоса ей не понравился.
Газеты окрестили беглецов Зоо-тройкой. Их снимали еще не раз – с вертолета, с борта патрульной полицейской машины, их показывали по кабельному, когда они лазали позади каких-то складов. Дрожали от холода в мелком грязном пруду рядом с парующим полем. Пробирались краем площадки для регби в вечерних сумерках. Ночной сторож видел Чарли через изгородь, когда тот воровал яйца у декоративной курицы и разбивал их через свиную пасть себе в рот.
Симона стояла в мусорной куче у границы какого-то кооператива и смотрела прямо в объектив камеры слежения. Коровья голова на ней догнивала, постепенно переходя в жидкое состояние. Кончики рогов тянулись друг к другу поверх провалившейся макушки, точно хотели встретиться. Шкура почернела, с нее сыпались черви. Симона повернулась и зашаркала к гравийному карьеру.
– Но здесь же не Дикий Запад, провал его возьми, – возмущалась Това. – Речь идет об эстуарии в Эссексе. Почему же их никто не может найти?
– Вы даже не представляете, до чего трудно иногда бывает найти человека, который не хочет быть найденным, – отвечала ей офицер по связям. Это была молодая женщина по фамилии Делингпол, чуть старше самой Товы.
– Но Чарли же просто админ…
– Уже нет, в том-то и дело, что уже нет. – Това не знала, что на это ответить. – Видите ли, Това… Нам кажется, мы знаем, где они сейчас. Вы нам поможете?
– Что вы хотите, чтобы я сделала?
– Вы самый близкий друг Чарли. Вы последний человек – кроме тех двоих, если их еще можно считать людьми, – с которым он разговаривал.
– Господи, – ахнула Това. – Вы собираетесь просить меня пойти к нему туда?
Сквозь опоясывающие Лондон скучные пригороды и промзоны Делингпол вывезла Тову туда, где между акрами порыжелых полей попадались еще отдельные клочки нераспаханной земли. Там их уже ждали полицейские машины и «Скорая». В ней Това заметила Дерека и доктора Аллен. Она помахала им рукой, Дерек помахал ей в ответ.
Склон, поросший щавелем и крапивой, на нем амбар с дырой в стене, накренившийся в темноте. В дыре – стул. Вокруг расставляли оборудование, бормотали что-то в рации полицейские в пуленепробиваемых жилетах. Приближаясь, Това слышала, как они один за другим докладывали о ее приезде.
– Там? – спросила она.
Она села и задрожала, кутаясь в пальто, пока вокруг суетились офицеры, подключая провода к микрофону перед ней. Холодный ветер пах резиновыми шинами.
– Значит, они там? – повторила она, кивая на заросли кустов и деревьев в ложбине между холмами. Тут же, точно в ответ на ее вопрос, вспыхнул прожектор, и зелень засияла под его лучами.
– Выключите эту штуку, – гаркнул кто-то, и прожектор погас.
Старший офицер присел перед Товой на корточки.
– Вас проинструктировали? – спросил он. – Вы знаете, что делать?
Това кивнула, и он тут же отошел.
– Волнуетесь? – спросила ее Делингпол.
– А надо? – удивилась Това.
– Да нет. Отдыхайте пока. – Делингпол потрепала ее по плечу и отошла куда-то назад. – Уберите свет, – услышала Това ее голос. – Мы готовы.
Полицейские один за другим исчезали из виду. Выключали свои фонарики и рации. Оставшись одна, Това следила за тем, как вступает в свои права вечер, и полоса зелени превращается в сгусток черноты на фоне серых сумерек. Вдалеке виднелся какой-то свет – город, наверное, решила Това. Минуты шли, а дикий клочок земли перед ней оставался все таким же темным.
Она сидела одна.
– Чарли, – заговорила она. И откинулась на спинку стула, вздрогнув от звука собственного голоса, который гулко, как из бочки, покатился из динамиков в ночь, обдавая деревья треском статического электричества. – Чарли. Ты там, наверное, голодаешь, тебе холодно, и вообще, дружок мой, ты наверняка уже простыл, как пес.
А что, если он придет?
Това услышала, как хлопают крыльями летучие мыши, и с удовольствием произнесла про себя слово «пипистрелла». Она знала, что полиция и врачи где-то рядом, хотя казалось, что она совсем одна, и ей не было страшно. Ветер раскачивал кроны деревьев. Ничего не было видно.
– Чарли, – начала она снова.
Небо затянуло облаками, и луна, или месяц, силилась прорваться сквозь их завесу. Глаза Товы привыкли к полумраку. И уловили какое-то движение.
От темной полосы деревьев отделился человек.
Судя по очертаниям фигуры, это был мужчина, худой как жердь. Он приближался какой-то дергающейся походкой, на каждом шагу его колени подгибались, его то и дело заносило под тяжестью чего-то большого на голове.
У Товы сильно забилось сердце.
Мужчина припустил вверх по склону рысцой. Он спотыкался, но каждый раз удерживал равновесие. С того, что было у него на голове, сыпались какие-то клочья. Он приближался, а Това изо всех сил старалась не вжиматься в стул.
Громко щелкнув, зажглись прожекторы, и свет затопил кусты и траву. Мужчина застыл. Потом затрепыхался, пригвожденный к земле лучами, как вздернутая на булавку бабочка. В круг света вступили полицейские.
– Все хорошо, парень, – кричали одни, – иди сюда, Чарли, – другие.
– Он не Чарли, – взвизгнула Това.
Это был другой мужчина, Нил. Он был совсем голый и сильно похудел с их последней встречи. Его кожу покрывали рубцы. Он опустился было на корточки, но, помешкав, снова поднялся.
Това не могла оторвать взгляд от его головы.
Это был уже никакой не крокодил, и вообще не животное. Бесформенное нечто, кусок гнилого, червивого черного теста. Его ошметки кое-где прилипли к телу. Холодное сияние прожекторов позволяло разглядеть на нем местами остатки чешуи. Длинное крокодилье рыло давно разложилось и отпало – Това живо представила себе, как оно пару дней болталось у него впереди: не то хобот, не то хвост, и как потом шлепнулось на землю на парковке у какой-нибудь крошечной почты.
Она встала. Пошла к нему. Нил стоял неподвижно, пока она и следом за ней офицеры приближались к нему. Това услышала, как один из них рыгнул. Другой крикнул:
– Хазмат!
Она тоже чувствовала его запах. Вернее, умопомрачительную вонь. Видела червей, которые ползали по его плечам. Похоже, это были уже не те тонкие щупальца, как вначале, а жирные трупные черви. Ей даже показалось, будто она слышит, как лопаются, удлиняясь и растягиваясь под их напором, мышечные волокна из тех, что еще облепляли его голову. Полицейские окружили Нила, а тот стоял и растерянно озирался. К нему подошли другие офицеры, в желтых защитных комбинезонах, очках и хирургических масках.
– Вот и славно, Нил, – заговорил один из подошедших через маску. Това узнала голос Аллен. – Сейчас мы тебе поможем.
Он не сопротивлялся, пока с его головы и лица соскребали гниль и обирали червей. Все фрагменты, до последнего кусочка плесени, были тщательно собраны и уложены в специальные контейнеры. После Дерек тщательно вытер ему покрытое слизью лицо салфеткой, пропитанной каким-то вяжущим антибактериальным средством.
– Вот и все, парень, – приговаривал он. – Вот и все.
Снова стали различимы черты Нила. Его глаза были расширены, рот приоткрыт. Как у маленького мальчика.
– А можно… у вас есть что-нибудь поесть? – спросил он.
– Ну, вот и все, парень, – повторил Дерек.
– Я устал, это было так… Мне пришлось вернуться. – Нил раз за разом тыкал пальцем в остатки разложившейся плоти, которую носил еще недавно. – Я не хотел больше там оставаться, – добавил он.
– Вот и все. Теперь с тобой все будет в порядке.
Нил изголодался и устал, его тело покрывали шрамы, оставленные колючей проволокой и шипами живых изгородей, в которых он прятался и через которые пролезал много дней подряд. Еще он подхватил инфекцию, и его слегка лихорадило, но в остальном, по словам Дерека, он был вполне здоров. Даже на удивление.
– Он говорит, что ничего не помнит. Честно говоря, я ему верю. Так, отдельные фрагменты, вроде ночевки в старом гараже. По какой-то причине ему запомнилось именно это.
– А что с другими? – спросила Това.
– Он не знает.
– Но они же были вроде как стая.
– Да. Но когда его голова сгнила, он отбился от них.
– У него ломка?
– Нет. Мне кажется, когда голова на нем разложилась и отпала, вместе с ней отпала и зависимость.
Полицейские не стали просить Тову попробовать снова.
Через два дня после того, как в Эссексе вышел из леса Нил, в здание пригородной радиостанции вошла голая Симона с кровоточащим собачьим укусом на ноге. Ее лицо было измазано зловонной жижей, но коровья голова полностью сгнила и отвалилась. Женщина сказала секретарше, что настало время возвращаться домой.
Нетерпение и надежда овладели Товой, когда управляющий одного мясного магазина нашел у своего разгрузочного входа гниющую свиную голову. Правда, никаких щупальцев внутри не было, но это ничего не значило, ведь их явления и прежде были непредсказуемы и мимолетны, и они исчезали, не оставляя по себе ни следов, ни напоминаний. Но оказалось, что мясо разложилось недостаточно и не могло принадлежать той голове, которую носил Чарли. Более того, вскоре владельцы магазина получили письмо с угрозами, из которого стало ясно, что голову подбросили исламофобы, желавшие запугать хозяев.
Това продолжала надеяться, даже когда вертолет береговой охраны заснял, как обнаженный человек карабкается по утесам на восточном побережье. Запись длилась всего две секунды, в течение которых вертолет заложил такой крутой поворот, что разглядеть, куда направляется этот человек – вверх или вниз – и есть ли у него что-нибудь на голове, было невозможно.
Нил и Симона вместе выступили в одном ток-шоу. Нил был скован и, похоже, обижался на каждый вопрос.
– Полагаю, что у любого из присутствующих вертится на языке один вопрос, – говорила ведущая, – причем без всякого намерения оскорбить… – Она сделала паузу, в аудитории нервно захихикали. – Именно так, без всякого намерения! Так что нечего хихикать, заткнитесь! Нас всех интересует одно: о чем вы думали? – Не дав аудитории разразиться смехом, она продолжила: – В буквальном смысле. Как уже говорил сегодня доктор Боб, в ситуациях, подобных этой, люди зачастую… в общем, они могут даже не знать, о чем они думали. Мы все видели отснятые кадры с вами. А вы сами что-нибудь помните о том времени?
– Вы знаете, это очень странно, – заговорила Симона.
Това выключила телевизор.
Два дня спустя она пошла к Симоне домой.
– Вы меня не знаете, – сказала она. – Я подружка Чарли. Мистера Свина.
– Как вы узнали мой адрес? – спросила Симона. Она была элегантно одета во все черное.
– Избирательские списки. – Това лгала: адрес ей дал Дерек. – Я та, на чей голос вышел из леса Нил. Можно мне войти?
Симона приготовила кофе в дорогой кофейной машине.
– Вы не знаете, где сейчас Чарли, – начала Това. Она не позволила себе, чтобы это прозвучало как вопрос.
– Нет, не знаю. Вы мне верите?
– Верю. Как это было?
– Что – это? Носить голову?
– Нет. Быть в бегах. Для вас троих. Я знаю, вы говорите: «Ничего не помню», но ведь должно же было остаться хоть что-нибудь. Иначе о чем вам писать?
– Так вы слышали о книге?
– Конечно, а кто не слышал? Послушайте. – Това подалась к ней через стол. – Я знаю, то, что с вами случилось, было… Короче, врагу не пожелаешь, понятно.
Она еще раз представила себе гниль, облепляющую лицо, червей, лезущих в глаза и в рот.
– Я знаю, что вы не помните, где вы были, когда, что там делали и все такое. Послушайте… мне даже все равно, если это не так, поверьте. Нет, серьезно, это ваше право. Но я хочу спросить… Понимаете, я знаю Чарли, помню, каким он становился, когда надевал ту штуку, я видела, как он бегал с ней по кустам, и я сразу поняла, что ничего еще не кончено, есть что-то впереди. – Она говорила все быстрее и быстрее. – И теперь, когда я вижу Нила…
– О, Нил, бедняжка, – вставила Симона.
– Вот именно. Бедняжка. Ему грустно, правда? Знаете, что было, когда он вышел из леса? – Симона уставилась на нее. – Я же его первой увидела, я вам говорила. Я хорошо помню его лицо. Он как будто потерял что-то. – Това посмотрела на Симону в упор. – Что вы искали?
Симона отошла к кухонному окну и ничего не ответила.
– Вы это нашли? – продолжала Това. – Или это не вы искали, а голова? Послушайте, я ведь не мораль пришла вам читать, клянусь. Я просто хочу понять, что случилось с Чарли.
Симона повернулась к ней и встретила ее взгляд.
– Он умер, вы так не считаете?
Това смотрела на нее в упор.
– Так считает полиция.
Переохлаждение, болезнь, несчастный случай: нагое человеческое тело уязвимо. Плоть свиньи и плоть человека соединились там, где его настигла гибель.
– Но вы не верите? – спросила Симона.
– Не знаю.
С минуту обе молчали.
– Вам ведь тоже чего-то как будто не хватает, верно? – спросила Това.
Симона пожала плечами.
– Не знаю, – ответила она. – Разве можно скучать по тому, чего не встретил?
– Конечно можно, – сказала Това.
Симона подавила смешок.
– Ну, ладно. Я помню… – И она задвигала пальцами так, словно ловила что-то в воздухе, раз и еще раз. Потом выглянула в сад. – Помню, у меня все время было такое чувство, как будто я вот-вот поймаю, настигну. Вот-вот. Но я не поймала. – Она пожала плечами. – И Нил не поймал, точно.
– Хотите сказать, что Чарли поймал?
– Ничего я не хочу сказать.
– Нет, серьезно, – произнесла Това. – Я ведь немногого прошу…
– Вы даже не знаете, чего вы просите, так откуда вам знать, много это или мало, – неожиданно громко перебила ее Симона. – Я не знаю, что случилось с Чарли, я не знаю, нашел он то, что искал, или не нашел, я не знаю, что это было, и я не знаю, где он сейчас. Ясно? Я ответила на все ваши вопросы?
Това взялась за сумочку.
– Я напрасно трачу ваше время, а вы – мое, – сказала она. – Простите, что побеспокоила.
– О, бога ради, – ответила Симона. – Не будьте таким ребенком. – Они посмотрели друг на друга. – Знаете, – начала Симона осторожно. Поджала губы, подумала и, видимо, приняла какое-то решение. Потом склонила голову набок, как будто звала за собой Тову. – Пойдемте, я вам кое-что покажу.
В ее саду слева от лужайки была высокая приподнятая клумба, с которой свисали потоптанные цветы. Кусты вокруг были поломаны.
– Я здесь не прибиралась, – сказала Симона. – Впрочем, это и так видно. – Она показала рукой на грязь. – А вы стали бы тут прибирать?
Камни, служившие когда-то клумбе бордюром, были разбросаны. Керамический вазон разбит. В грязи под их ногами и в кустах, где земля была взрыта так, что из нее торчали корни, виднелись следы. Земля была сырая, так что они почти везде смазались, но Това смогла разобрать достаточно. Отпечатки когтистых лап хищника пересекались со следами раздвоенных копыт.
– Следы не коровьи, – сказала Симона. – И все же мне кажется, что это я.
Това присела и легко погрузила пальцы сначала в отметины от когтей рептилии, потом в бороздки от свиных копыт.
– Эй, – воскликнула Симона, – осторожнее, не сотрите.
– Когти, – выговорила наконец Това. – Когти, а не коровьи копыта.
– Знаю, – сказала Симона. – Может быть, Нил вернулся не весь. И может быть, он не такой рохля, каким кажется. – Това молчала. – Это уже во второй раз. Первый – два дня назад.
– У меня нет сада, – произнесла Това. – Ящика с землей на подоконнике, и того нет.
Симона едва заметно кивнула. Ветер расталкивал листья в стороны так, словно под ними копошилось что-то живое, из соседнего садика доносился чей-то смех. Следы опоясывали весь сад, и Тове вдруг захотелось опуститься на четвереньки и, по-детски ставя руки и ноги в чужие отпечатки, пройти по ним кругом.
– Если ко мне кто-нибудь и придет, – продолжила она, – то следов не останется. Может быть, кто-нибудь уже приходил. А я так и не узнаю.
– Возможно, – сказала Симона. – Тогда понятно. В смысле, почему они здесь. А не у вас.
Това уставилась на нее.
– Да пошла ты, – сказала она.
Немного погодя Симона ответила:
– Думаю, вам пора. – Ее голос прозвучал неестественно спокойно.
Това не умела водить. Она прикидывала, во сколько ей станет нанять машину, чтобы та увезла ее к ветхому сараю на склоне холма.
Она уже сердито шагала прочь, когда из парадной двери высунулась Симона.
– Вы хотя бы знаете, за что вы на меня злитесь? – крикнула она.
– Не волнуйтесь, – ответила Това. Ее голова была занята: она прикидывала, что ей взять с собой и сколько понадобится времени, чтобы добраться туда, куда она задумала. – Я что-нибудь придумаю.
