Олег Титов
Квантор всеобщности
Постоянная Планка.
Санкт-Петербург, 2015, ноябрь.
Дед Антон уже битых десять минут таращился в монитор. Серега переминался рядом, не решаясь беспокоить.
Не было ни единого намека на то, что означает формула в журнале с говорящим названием can_you_answer, однако считалось не лишним попытаться раскрыть эту загадку. Вдруг в ответ богатство привалит или хотя бы сотня жетонов. Журнал состоял из единственной записи с одинокой картинкой, на которой красовалось:
ħθ°Ǝ!
Люди в комментариях предлагали кучу вариантов расшифровки формулы, но никакой реакции не следовало. Много было откликов и о том, что это бессмыслица. Что первый символ – из квантовой физики, последний – из математической логики, а средний может означать вообще что угодно. Серега в свои двенадцать и о той, и о другой науке имел самое смутное представление, поэтому решил спросить деда Антона. Тот много колесил по свету, собрал огромную библиотеку и, пожалуй, мог бы что-то подсказать.
И вот теперь, увидев формулу, дед Антон практически завис. Как компьютер иногда.
– Дед, – решился наконец Серега. – Ну, что это? Знаешь?
Очнувшийся было дед Антон уставился куда-то в дальний конец комнаты и снова замер.
– Деда! – настойчивее сказал Сергей.
– Думаю, это зашифрованное послание, – сказал тот.
– И что оно означает?
У деда сделалось странное лицо.
– Хочешь загадку? – спросил он вдруг. – В каком детском стишке зашифрован принцип неопределенности Гейзенберга?
– Я не знаю, – обиженно сказал внук. – При чем здесь это?
– А я тебе расскажу, – сказал дед. – Да и сам заодно вспомню.
Постоянная Планка. Крым, 1973, май.
Ливень превратил жаркие южные сумерки в преждевременную ночь. Фары грузовика едва освещали ближайшие метры расползшейся грунтовки. Антон зябко привалился к стеклу, тоскливо размышляя о том, что будет, если они застрянут здесь, на безымянной дороге в нескольких километрах от Коктебеля. Тут и днем машину проблематично встретить. А уж ночью…
Василич беззаботно крутил баранку и без умолку болтал. В основном про то, какие здесь плохие дороги, и про различные случаи, связанные с этим обстоятельством. Как правило, несчастные. Ему, похоже, эти байки парадоксальным образом добавляли оптимизма. В отличие от Антона.
Когда в одной из историй автомобиль, пилотируемый очередным чайником, занесло прямо в расселину, рассказчик так увлекся, что повернулся к Антону и начал оживленно жестикулировать у того под носом. Тут же что-то бахнуло о бампер грузовика и улетело во тьму. Василич в панике ударил по тормозам. Антон невольно восхитился – опытный водитель вырулил из неминуемого заноса, словно ехал по твердому асфальту. Машина остановилась.
Василич мгновенно переобулся в свои болотники и плюхнулся в грязь. Антон, чертыхаясь, тоже вылез из кабины, мысленно прощаясь со штанами, – его сапоги были слишком коротки для такой погоды.
– Что это было?! – спросил он. Из-за дождя приходилось почти кричать.
– Да хрен его знает! – крикнул в ответ Василич. – Я боюсь, не человек ли!
– Откуда тут люди?!
– А больше некому! Об кабана мы бы разбились на хрен! Да и нет их здесь. Лисицу с барсуком переехали бы просто! Разве что подпрыгнули они от неожиданности.
Спохватившись, Василич всунулся обратно в кабину, вытащил фонарь и шагнул в темноту. Антон пошарил по карманам. Фонарик был и у него, но маленький, слабый, для крымских полей не приспособленный. Толку от него никакого. От кабины грузовика света больше.
Битый час месили они грязь по обе стороны дороги, но ничего так и не нашли. Решили вернуться утром – Василич бросил треугольник, чтобы отыскать место, – и молча поехали дальше, усталые и насупленные.
Владлен, мрачный и небритый, все еще ждал их у входа в гостиницу. Шепнув что-то консьержке – та подняла было шум из-за грязной одежды, но умолкла, – он повел их по лестнице наверх.
– Мало мне сегодняшних проблем, вы еще пропали, – пробурчал он, поднимаясь.
– Что за проблемы? – спросил Антон.
– Артемьевы сына младшего спохватились на ночь глядя.
– Сколько лет сыну?
– Семь.
Василич остановился. Спросил непривычно высоким, срывающимся голосом:
– А живут они где?
Владлен посмотрел на него и тихо, обреченно выругался.
На этот раз поле топтали два десятка человек. До самого утра. Прочесали все вокруг треугольника Василича едва ли не на километр. Но никого не нашли.
– Точно здесь было? – спросил Владлен.
– Точно, – сказал Антон. – Белое что-то. Светлое. Под семилетнего пацана подходит.
– Он это, – прошептал Сергей Артемьев. – Мишка. Желтая куртка у него была.
Выглядел он плохо. Непризнанный гениальный физик, которого курировало начальство Антона, был до предела истощен и вымотан. В сочетании с его худобой и ростом выглядело это жутковато.
– Был бы он, остался бы здесь, – возразил Владлен. – Идите домой. Поспите чуть-чуть. И возьмите с собой Антона. Пустите его в дом, пусть посмотрит, может быть, увидит что.
– Он что, сыщик?
– Он, скажем так, наблюдатель. Он часто замечает незаметные, но важные вещи, которые пропускают другие.
– А еще он голодный, – нагло сказал Антон.
Ему нужно было вывести Артемьева из равновесия, вытолкнуть из моря беспокойства, в котором он барахтался. Чтобы он начал соображать.
План сработал. Физик подобрался, неприязненно посмотрел на Антона и кивнул.
– Хорошо, пойдемте. Только спать меня не просите. Не смогу.
– Настя! – позвал Владлен. – Отвезешь их?
Светловолосая женщина лет тридцати в рабочем комбинезоне обернулась, кивнула и жестом пригласила их к старенькому «Москвичу» зеленого цвета.
Как потом выяснил Антон, она всегда была немногословна.
Сначала они заехали к старому ангару, где часто играл Мишка. Ангар использовали для ремонта сельхозтехники, потом неподалеку оборудовали новую мастерскую, поудобнее, и он опустел. Но здесь осталось множество старых запчастей от тракторов и комбайнов, поэтому он превратился в излюбленное место сбора детворы. В ангаре было несколько человек – они осматривали огромное помещение. Один из них перекинулся парой слов с Артемьевым, невесело покачал головой и вернулся к остальным. Мальчика не нашли, нужно искать дальше.
Подъехали к дому физика. Настя сказала, что останется в машине, но Сергей настоял на том, чтобы она присела хотя бы на террасе. Жена Артемьева, невысокая и тоненькая, захлопотала было при упоминании о еде, но Антон остановил ее, попросив пару бутербродов. Тем не менее в нагрузку ему были обещаны чай, сахар и яблоки. Более протестовать он не стал – это был ее способ справляться с нервами. Пусть.
Он разулся, спросив разрешения, прошел в комнату Мишки. Обычное жилье обычного мальчишки. Книжки, конструктор, железная дорога. Из секретера торчит тетрадка. Антон полистал страницы – примеры посложнее задания на лето для второклашки. Видимо, дополнительные задачки от папы.
Антон поднялся на второй этаж. Тот служил у Артемьевых чем-то вроде гостиной. На столе разбросаны нарезанные из картона прямоугольнички с текстом. Антон из интереса поднял один. Вопрос на карточке гласил: «Какое детское стихотворение иллюстрирует принцип неопределенности Гейзенберга?»
Послышался скрип деревянной лестницы. Сергей Артемьев встал рядом, взял у Антона карточку, прочитал его.
– Странный вопрос, – сказал Антон. – Михаил разве умеет такие отгадывать?
– Скорее для хохмы, – неохотно ответил физик. – Чай скипел. Идите с Настей поешьте и пойдем искать снова.
– Хорошо. Заодно решим, где дальше искать будем.
Решать не пришлось.
Не успел Антон присесть, как в калитку вломились два запыхавшихся мужика с корзинками. Застучали в дверь. Сбивчиво рассказали, что в лесу лежит кто-то. В светлой куртке. Возможно, желтой. В скальном разломе, больше даже похожем на вытянутый колодец. Самим не достать, глубоко, метров десять. Побежали за помощью, по дороге узнали про Мишку. Понеслись сразу сюда.
– Там остался кто-нибудь? – спросил Антон.
– Нет, – ответили мужики. – А зачем? Куда он денется?
Антон не ответил. Переглянулся с Артемьевым. Тот посмотрел в ответ – хмуро, понимающе. Физик вертел в руках карточку с вопросом. На обороте тоже что-то было написано, видимо, ответ. Слов Антон не различал, но рядом еще была нарисована картинка. Кажется, обезьянка.
Настя завезла их в глубь леса настолько, насколько было возможно. Пешком вышло бы часа четыре, прикинул Антон. И еще полчаса пешком – вернее, почти бегом – до самого разлома, по едва различимым тропам, постепенно приближаясь к отвесному склону Карадага.
Наконец нашли расщелину. Антон подошел, лег на живот и заглянул вниз. Там виднелись какие-то пятна на каменистом дне – возможно, крови, – и все.
– Нет там ничего, – хрипло сказал физик, заглянув в разлом.
– Было же! Именно там было!
Мужики поочередно смотрели вниз, чесали голову, смотрели сконфуженно, растерянно.
– Тогда куда он делся?! – не сдержавшись, заорал Сергей.
– Собаки могли утащить, – буркнул Антон. – Что именно это было, вот вопрос. Михаил мог сюда пойти?
– Он куда угодно мог пойти!
Плохо, подумал Антон. Если идти сюда ночью, очень легко сорваться с Карадага.
– Веревка есть? Спускайте меня, – сказал он. – Буду искать, куда делся… то, что там лежало.
– Я с вами, – быстро сказал физик.
– Высоковаты вы. Впрочем, как хотите.
– Я тоже пойду! – неожиданно сказала Настя.
Антон хотел было отказать, но посмотрел внимательно ей в глаза – карие, с просинью – и кивнул. Нашли трос, прикрепили к ближайшему дереву – Настя придирчиво проверила узел – и один за другим спустились вниз.
Пятна действительно оказались кровью, высохшей, впитавшейся в землю, но больше вокруг ничего не было. Не было следов того, что тело куда-то утащили, или разорвали на части, или еще чего-то подобного. Что мужики видели в расщелине, оставалось загадкой.
Места, несмотря на опасения Антона, здесь было достаточно. Они пошли сначала от моря, но там стены быстро сомкнулись, не оставив даже небольшого просвета. Нужно было идти в другую сторону.
Через несколько минут впереди замаячило небо. Выход оказался почти совсем рядом с обрывом, несколько шагов – и ухнешь вниз, в Черное море. Выкарабкаться к лесу отсюда было совсем несложно, наверх уходили настоящие ступеньки из оползшей земли.
– Смотрите! – вскрикнула Настя.
Что-то шевелилось на самом краю соседней скалы. Что-то белое. Или желтое. Потом оно неуклюже завалилось на бок, сорвалось с Карадага и полетело вниз.
Все трое молча смотрели, как это что-то падает в море, исчезает в нем.
Артемьев опустился на землю и закрыл лицо руками. Настя присела рядом, положила ему на плечо ладошку.
Антон же стоял и думал, как это жестоко – вот так, несколько раз в день, получать лучик надежды и сразу же терять его. Будто Вселенная насмехалась над несчастным человеком, пытавшимся разгадать ее тайны. А еще он думал о том, что за последние часов шесть мальчик никак не мог дойти отсюда до скалы на противоположном берегу лимана. И от мысли о том, что это еще одно независимое событие с участием кого-то, очень похожего на Михаила, было очень неуютно.
Антон знал это чувство. Прикосновение к бесконечности.
Он за ним приехал.
– Возвращаемся, – глухо сказал физик. – Закиньте меня к ангару.
В ангаре никого не было. Люди сделали все, что могли, и ушли.
Артемьев прошел вглубь, приминая проросшую сквозь пол траву.
– Может быть, зря это все? – сказал он вдруг. – Может быть, единственный способ сохранить ему жизнь – это перестать его искать? Как звук дерева в лесу?
Он обернулся и почти агрессивно добавил:
– Я останусь здесь. Дойду пешком. Уезжайте!
Глаза его горели нездоровым блеском.
Антон кивнул. Взял ничего не понимающую Настю за руку и увел к автомобилю.
– Что он имел в виду? – спросила она, когда они уже ехали к центру Коктебеля. – Почему он хочет перестать?
– Издает ли звук падающее дерево, если его никто не слышит? – спросил Антон. – Проблема наблюдателя. Мы не знаем достоверно, жив Мишка или мертв, пока не заглянем в черный ящик.
– В какой ящик?
– В черный. Шредингера. Не берите в голову. Это принципы квантовой физики, которые неприменимы к таким большим объектам, как мы.
Настя пожала плечами.
– По сравнению со всей Вселенной мы – очень даже маленькие, – сказала она. – Куда вас везти?
– Владлен должен был нас вписать в «Морской конек», но, кажется, не успел. Наверное, туда.
Она повернулась к нему.
– Может быть, я вас тогда к нам отвезу? У нас комната есть свободная, жильцы недавно съехали.
– Только если не стесню.
– Нисколько!
Она, кажется, обрадовалась.
Настя жила с родителями в средних размеров домике, часть которого летом сдавали отдыхающим. Антон разулся, прошел в чистую светлую комнатку, попросил разбудить его через пару часов, рухнул на застеленную кровать и сразу же заснул.
Казалось, уже через секунду Настя тормошила его, с виноватым видом держа в руках телефон. В окнах уже темнело.
– Что? – спросил Антон в трубку. – Кто это?
– Дед Пихто это! – разозленно рявкнул голос Владлена. – Предупреждать надо! Василича жди минут через десять. У нас ЧП очередное!
– Что еще?
– Артемьев, кажется, тронулся. Все, жди!
Антон отдал Насте трубку. Пригладил взъерошенные волосы, протер глаза.
– Ругался? – спросил он. – Ничего страшного. Спасибо тебе!
Она кивнула.
Василич подъехал быстро. Из его окна вился сигаретный дым. Странно, подумал Антон, он раньше никогда не видел, чтобы тот курил.
Когда он сел в кабину, водитель, не говоря ни слова, завелся и поехал. Лицо его было затравленным. Неисправимый оптимист Василич выглядел так, словно впервые в жизни попал в ситуацию, из которой нет выхода.
– Что голову повесил? – спросил Антон как можно дружелюбнее.
– Мысли у меня. Плохие. Помоги избавиться, а?
– Ты озвучь для начала.
– Все время лезет в голову! Не отвязаться. Мысль… мол, хорошо бы в расщелине оказался Мишка. Или тот, что со скалы сверзился. Потому… потому что… тогда на дороге точно был не он.
Антон не шевельнулся. А ведь действительно нет выхода, думал он. Есть только одно место, откуда его нет. Из себя. Из самого себя.
– Мысль действительно плохая, – согласился он. – Ты ее больше никому не рассказывай. Потому что Мишки могло не быть ни там, ни в тот раз на дороге.
– В том и дело, – глухо сказал водитель. – В том и дело.
Антон посмотрел в зеркало. За грузовиком увязался зеленый «Москвич».
Тот, кто следит за мной, подумал Антон. И едва заметно улыбнулся.
Физик стоял у двери ангара. Каждые несколько секунд он открывал дверь, бросал короткий взгляд внутрь, и снова закрывал ее. Неподалеку собралась кучка людей. Жена Артемьева что-то говорила ему, но тот лишь бросал злобное «не мешай!» и продолжал свое бессмысленное занятие.
– Он так уже часа два, – со слезами пожаловалась жена.
– Что думаешь? – спросил Владлен, увидев Антона.
Тот некоторое время понаблюдал за Артемьевым.
– Надо понять, что он делает, – сказал он.
– А, ну флаг в руки. А я пойду дурку вызывать.
Владлен пошел к людям. Видимо, он озвучил им свое намерение, так как снова заголосила жена, поднялся гам, кто-то поддерживал, кто-то пытался отговорить.
Антон не слушал.
Антон смотрел, как Артемьев открывает и закрывает дверь, и думал. Вспоминал то немногое, что он знал о квантовой физике.
Наблюдатель влияет на состояние объекта наблюдения. Наблюдатель Артемьев влияет на состояние объекта «старый склад». Наблюдатель Антон влияет на состояние объекта «Артемьев».
Каждый маленький ребенок…
Принцип Гейзенберга гласит, что нельзя одновременно измерить сопряженные параметры. Например, время и координаты. Артемьев устанавливал время. Он открывал дверь и смотрел, не случится ли так, что в данной точке времени у конкретной элементарной частицы будут нужные координаты.
У частицы, достаточно маленькой по сравнению со Вселенной.
Антон вспоминал что-то, что сбил прошлой ночью грузовик. Они так и не нашли, что именно. Вспоминал нечто в расщелине, которое затем исчезло, и они так и не выяснили, что это. Вспоминал, как падало что-то со скалы, подозрительно напоминающее размерами ребенка.
Если что-то из этого было сыном Артемьева, думал Антон, получается, что все остальное не было его сыном? И значит, бессмысленно полагать, что с ним вообще что-то случилось. Его сын может быть где угодно.
Но с другой стороны – что тогда там происходило? С чем именно это происходило?
Антона обошли два рослых человека в белых халатах. Подошли к Артемьеву, тихо что-то ему сказали. Тот отмахнулся, выругался снова, но один из пришедших сделал неуловимое движение, физик пошатнулся и обмяк. Те умело подхватили его и понесли в карету.
– Все, – вскоре подошел Владлен. – Можем уходить.
– Езжайте, – сказал Антон. – Я останусь здесь, подумаю.
– Ангар три раза прочесывали, Тоха. Ну ладно, чего надумаешь, скажи.
Вскоре все разъехались. Кроме Насти. Она сидела на старой колоде и смотрела на Антона. Тот хотел было отправить ее восвояси, но передумал.
Наблюдатель Настя влияет на состояние объекта «Антон».
Пусть влияет.
– Следи за мной! – сказал он.
Она кивнула.
Антон стоял и смотрел на открытую дверь ангара.
Каждый маленький ребенок вылезает из пеленок…
Перед ним разворачивалась пропасть параллельных миров, в которой противоречивые события накладывались друг на друга, идеально встраивались в мировую линию, просто потому, что никто о них не знает. Никто их не видел. События, которые стали возможными именно потому, что для них не нашлось наблюдателя.
Антон подошел к двери, закрыл, подождал и открыл снова.
Мишка заигрался до ночи на окраине поселка и, попытавшись вернуться домой, в темноте заблудился окончательно. Он шел прочь от поселка, думая, что идет к нему. Его никто не видел и не слышал ночью под проливным дождем. В конце концов он увидел огни машины и бросился к ней, надеясь, что его заметят. Но его не заметили.
Антон закрыл дверь. Подождал. Открыл снова.
Мишка собирал с другими детьми землянику в дубовой рощице. Ягода за ягодой ушел в лес, заблудился. Бродил всю ночь по лесу, простудился, нажрался с голодухи мухоморов или вороньего глаза. В беспамятстве на следующий день дошел до края Карадага и сорвался в море.
Антон закрыл дверь. Подождал. Открыл снова.
Мишка заигрался до ночи, нарвался на стаю собак. В панике побежал от них и провалился в колодец. Собаки долго искали путь к вожделенной еде и нашли его сразу после того, как люди сверху заметили в колодце что-то необычное.
Антон закрыл дверь. Подождал. Открыл снова.
Мишка заигрался в ангаре. Спрятался в укромном месте и заснул. Когда проснулся, услышал, как его ищут, и побоялся выходить, испугавшись гнева отца. И чем дольше сидел, тем сильнее боялся, пока, наконец, голод не пересилил страх.
Каждый маленький ребенок вылезает из пеленок, и теряется повсюду, и находится везде!
Именно Мишка упал в пропасть, думал Антон. Именно его растерзали собаки в колодце. Именно его сбил Василич два дня назад. И то, что сейчас наблюдаемый объект находится в пределах визуального контакта, ничего не означает. Ничего.
– Ну что, пойдем домой? – сказал он, протягивая руку. – А то родители уже с ума сходят.
И еще очень хорошо, думал Антон, пока они с Настей вели домой за руки зареванного, перемазанного, оборванного Мишку, очень хорошо, что эту гипотезу совершенно невозможно проверить.
Хронон. Санкт-Петербург, 2015, ноябрь.
– Получается, – сказал Серега, – он все время прятался где-то на складе?
– Получается так, – сказал дед.
– А остальные. Ну, там, сбили тогда кого?
Дед Антон молчал.
Долго.
– Не знаю, – наконец сказал он. – Следующую загадку готов решать? Она очень известная. Про Ахилла и черепаху.
– Мифоложка? – обрадовался внук. – Они мне нравятся.
– Не знаю, что у тебя за ложка, – сварливо сказал дед. – Это называется апория. Сиречь парадокс. Догонит ли Ахилл черепаху? И самое главное – почему?
Хронон. Санкт-Петербург, 1994, февраль.
С первого же взгляда Антону стало ясно, что ничего он здесь не найдет.
Он все равно прошел по всей квартире, прислушиваясь к скрипу паркета, внимательно осматривая стены, шкафы, представляя, где могут быть тайники. Постоял немного у очерченного мелом профиля.
– Комп у кого? – спросил он Вакатова. – Комп вы забрали или эти уроды?
– Уроды, конечно, – буркнул тот. – Да не было там ничего.
– Откуда ты знаешь?
– Чистов сам рассказывал. Не любил он компы. Неудобные.
Антон удивленно поднял брови. Он не думал, что ученый мог откровенничать с крышующим его бандитом.
– А пойдем-ка посидим где-нибудь, и ты мне о своих отношениях с покойным поподробнее расскажешь, – сказал он.
С Валеркой Вакатовым они познакомились еще в школе. Учился тот неплохо и умудрился поступить аж на физфак. К сожалению, потом покатился по наклонной и стал в конце концов консультантом у одного из питерских авторитетов.
По-хорошему, Валерка первым был виноват в гибели Чистова – именно он посоветовал взять ученого на финансирование, именно он подарил тому пистолет. Чужие, напавшие на физика, вероятно, не собирались его убивать. Но тот, подобно Архимеду из легенды, попытался защитить свою работу с оружием в руках. За что и поплатился.
Скорее всего, Вакатова приставили к Чистову именно за его академическое прошлое. И если тот действительно делился с ним результатами своей работы, хотя бы на словах, это могло пролить свет на запутанные записи, ксерокопии которых Валера регулярно снимал и теперь отдал Антону.
– Ну что, рассказывай, – сказал Антон после того, как они устроились в уголке суши-бара. – Чем занимался Чистов?
– Ну, собственно говоря, временем, – ответил Валерий.
– Это я и сам знаю. Мне бы поподробнее.
– Короче, есть такой парадокс про Ахилла и черепаху. Знаешь, наверное?
Антон кивнул.
– И есть такая штукенция, называется хронон. Минимальная неделимая частица времени. И вот, значит, Чистов говорил, что если время состоит из неделимых частиц, то этот парадокс неразрешим. Когда Ахилл уже почти совсем догнал черепаху, время начинает идти на хрононы. И в какой-то момент мы понимаем, что нам нужно время меньше хронона, а это невозможно. И тогда Чистов разработал теорию, в которой хронон – это не просто квант времени, но квант событийности. То есть за один хронон может произойти только одно событие. И тогда парадокс разрешим.
– Пока не понимаю, – помотал головой Антон.
– Когда Ахилл почти догнал черепаху, два события начали претендовать на один хронон – перемещение Ахилла и перемещение черепахи. И Вселенной пришлось выбирать. И она выбрала Ахилла. Его событие было важнее, так как он проходил большее расстояние за это время. Черепаху же проигнорировали. Выключили из мировой линии. И тогда Ахилл догнал черепаху.
Вакатов замолчал с таким торжествующим видом, будто сам это все только что придумал.
Антон жевал роллы и думал.
– Ну, предположим, – сказал он. – Дальше-то что? Это даже не теория – так, гипотеза, предположение. Что именно заставило кого-то им заинтересоваться?
– Понимаешь, – замялся Валера, – Чистов упоминал кое-что, но это бред же…
– Ты не представляешь, сколько подобного якобы бреда я в своей жизни видел. Выкладывай.
– Короче, Чистов утверждал, что можно управлять плотностью событий. И если очень постараться, то можно организовать событийный вакуум внутри некоего пространства. Тогда этот кусок выпадет из мировой линии.
– И что будет?
– Неизвестно, – признался Вакатов. – Чистов говорил, мол, вплоть до аннигиляции.
– А как это сделать?
– Осуществить отток хрононов к соседнему фрагменту пространства. Движуху там глобальную организовать, чтобы событий побольше было.
Антон фыркнул.
– Да уж. Не очень научно, на мой взгляд. Ладно, черт с ним. Ты сам как? Не планируешь уходить из этого всего?
Валерка погрустнел.
– Ты понимаешь… – сказал он. – Я как тот Ахилл. Надоело все до чертиков. Вроде бы и денег заработал достаточно. А вот кажется, что еще немного нужно. Вот еще чуть-чуть бы. А то не хватит, а потом уже не найдешь. Заработаешь – а тут уже и новые заботы, и новые расходы, и подорожало все опять, и еще чуть-чуть бы надо. И никак ты эту черепаху не догонишь.
Антон молчал.
– Мы много с Чистовым говорили, – продолжал Вакатов. – Просто про науку. Про жизнь. Я вспоминал, как на физфаке эксперименты ставил. Так это все было интересно. Вернуть бы это все. Или догнать.
Через несколько дней начались звонки.
Независимо от того, кто подходил к телефону, вежливый голос просил отдать последние записи Чистова. Уверения, что никаких бумаг у них нет, игнорировались. Настя воспринимала эти звонки спокойно, но спустя еще пару дней добавились завуалированные угрозы в виде каких-то проверок с пристрастием. Жена забеспокоилась, в первую очередь за детей.
Антон уверял ее, что ничего им не будет. Побоятся. Но сам такой уверенности не испытывал. Все это время он искал, кто стоит за нападением на Чистова, но зацепок не находил.
А потом ему позвонил Вакатов.
– Дело есть, – сказал он. – Не телефонный разговор.
Встретились через час, в Багратионовском сквере. Выглядел Валера хреново. Он ощутимо прихрамывал, глаза заплыли, краснел длинный свежий шрам на лбу.
– Это проверка с пристрастием так выглядит? – спросил Антон.
– Ага, – попытался засмеяться Вакатов и осекся: – Тебе что, тоже звонили?! Вот черт!
– Кто они?
– Без понятия. Я им говорил, что не знаю ничего, им похрен. Они думают, что у него где-то философский камень был зарыт. Блин, что думаешь делать?
Антон пожал плечами.
– Посмотрим. Если припечет, переедем. Не в первый раз. Тебе что от меня надо-то?
Валера привалился к дереву и несколько секунд дышал с присвистом.
– Бред буду проверять, – сказал он. – Поможешь?
– Ты озвучь.
– Чистов рассуждал при мне пару раз об эксперименте. По изменению плотности времени. Он говорил, как в теории можно повысить количество событий в отдельно взятом помещении. Свет не подходит. Какие-то там квантовые закидоны. Нужны упругие волны. Ну, звук то есть. Помоги мне, я один не успею. Они завтра в полночь придут.
– Но это же ерунда, Валер! Ты же сам говорил…
– Ты тоже сам говорил!
– Да помню, помню, – скривился Антон. – Хорошо, помогу. Что надо делать?
– Ультразвуковые источники нужны. Есть где взять? Денег дам, сколько надо. Только чтобы разной частоты. Или настраиваемой. Как можно больше. Сделаешь? Еще обычные колонки нужны, но это я сам. Да, частотные генераторы еще нужны для всего этого. Сможешь? Я бы тоже сам, но боюсь не успеть.
Антон смотрел на давнего знакомого и видел, как под избитой, небритой, заматеревшей физиономией проступает интерес бывшего аспиранта, беспокойный ум, загоревшийся очередной идеей. Ему стало ясно вдруг, что Вакатов не столько пытается уйти от преследователей, сколько реализовать эксперимент, пусть и сколь угодно безумный.
– Кажется, понимаю идею, – сказал он. – Тогда еще кое-чего подгоню. Должно, так сказать, увеличить количество событий.
– Отлично! – Валера продиктовал адрес. – Приезжай завтра. С утра прямо!
Настя даже бровью не повела, когда вечером к ним домой завалились люди с коробками. Шестилетний Артем подбирался к ним поближе, постреливая глазами на отца. Поняв, что тот не обращает внимания, сын начал нагло дербанить одну из них. Агата, уже большая девочка, степенно фланировала поодаль, но было видно, насколько ей интересно, что там внутри.
Коробка наконец открылась. Из нее посыпались картонные футлярчики. В каждом из них Артем обнаружил странную рогатую штуковину на подставке.
– Пап, а что это? – спросил он.
– Это называется камертон, – важно ответила вместо отца Агата.
Антон щелкнул штуковине по рогам, и та тонко загудела.
– А теперь все обратно убирай! – скомандовал он Артему.
Сын обиженно запыхтел, но все футлярчики запихал обратно.
– Эксперимент будешь ставить? – спросила Настя.
Антон кивнул.
– Он как-то связан с этими звонками?
Антон опять кивнул.
Она больше ничего не спрашивала. Сказала одну лишь только фразу, которая давным-давно стала их сакраментальным девизом, их позывным, смысл которого в полной мере известен был только им двоим.
– Я слежу за тобой.
Он улыбнулся и поцеловал ее.
В квартире Вакатова царил разгром. Сначала по ней прошлись «проверкой с пристрастием», а затем сам Валера добавил хаоса, обустраивая площадку для эксперимента. Входная дверь была открыта. Вакатов высунулся из дальней комнаты, приветственно кивнул – говорить ему мешали гвозди во рту – и продолжил стучать молотком. Вокруг валялись стопки звукоизоляции и стояли упаковки с динамиками. Несколько десятков.
– В этой комнате раскладываемся?! – крикнул Антон.
– Конечно!
Антон раскидал по периметру комнаты удлинители, подключил частотные генераторы и колонки, расставил камертоны. Развесил по стенам звукоотражающие панели. Проверил работу генераторов, поочередно включая каждый из них. Получилось вроде бы неплохо. Даже одна включенная колонка создавала вокруг жуткий вой и дребезг.
Оставались главные участники торжества. Антон подключил ультразвуковые свистки, выставил частоту в сотню килогерц и включил. Специальный микрофон показал, что все работает в штатном режиме. Антону стало вдруг крайне неуютно. Он решил, что это из-за ультразвука, и выключил генератор.
Но чувство не пропадало.
Вакатов тем временем закончил обивку соседней комнаты звукоизоляцией и теперь обозревал заваленную аппаратурой комнату.
– Ерунда все это, – сказал он вдруг. – Не сработает.
– Сработает, – ответил Антон. – Знаешь почему? Потому что мне очень не по себе сейчас.
Вакатов посмотрел непонимающе.
– Я видел несколько раз, – продолжил тот, – как Вселенная меняла свои законы для того, чтобы пойти навстречу людям. И каждый раз я понимал, что мы ничего не знаем. Вообще ничего. Мы слепые, глухие, тупые котята, которые пытаются барахтаться в луже грязи. И вдруг мы оказываемся в тепле у блюдца с молоком. Это страшно. Если хоть чуть-чуть задуматься об этом. Для котенка это непознаваемо. А мы ведь даже не котята. Мы – атомы. Мы – ничто!
Валера склонил голову.
– Странно ты мотивируешь людей, – сказал он. – Но действенно. А это все барахло централизованно вон там включается?
Антон кивнул, показал ему микрофон и спросил:
– Не возражаешь?
– Это зачем?
– Хочу подключить, послушать, что здесь будет происходить. С безопасного расстояния, если можно. Присутствовать, прости, не очень хочу. Вдруг действительно аннигиляция.
– Продолжаешь мотивировать? Конечно, хуже не будет.
Антон ушел от Вакатова, когда уже начинало темнеть. Примерно часа за два до «проверяющих». Он решил пройтись домой пешком и был уже на полпути, когда в наушниках раздался топот ног и стук грубо открытой двери. А затем они вдруг взорвались стеной шума.
Десятки динамиков скрипели, визжали, тарахтели. Все эти звуки постепенно разбередили принесенные Антоном камертоны. Волны множились, отражались от панелей, метались по всему пространству квартиры, бились в стекла, в стены, в уши. Показалось, что вошедшие прокричали что-то, но слов было не разобрать.
Потом у кого-то не выдержали нервы. Раздались первые выстрелы. Они будто сорвали лавину – мгновенно поднялась сплошная пальба, превратив и так бешеную какофонию в абсолютный первородный хаос.
В этот момент случилось много событий в одном месте. Очень много. Антон вдруг явственно представил себе, как мириады хрононов разбирают события, растаскивают их, одно за другим, накатывающие волны звуков, движения пуль, разлетающиеся осколки стекол. И ни один из них не успевает добраться до соседней комнаты, в которой ничего не происходило. Ни один.
Стрельба в трубке резко прекратилась. Некоторое время стояла полная тишина, особенно пугающая после столь оглушительного шума. Кто-то невнятно и вопросительно выругался. Затем Антон услышал, как кто-то крутит телефонный диск.
– Мы на Захарьевской… – вскоре послышалось в наушниках. – В смысле?.. Тьфу ты, блин! Ну ты даешь, блин! Уходим, парни!
Через мгновение по лестнице затопало несколько пар сапог, и все стихло.
Антон стянул наушники, с удивлением посмотрел на них. Неужели микрофон забыл отключить? Не может быть такого. И потом, у него уже пару месяцев дел не было. Кто-то на его частоту случайно настроил передатчик? Ничего себе совпадение. Надо будет проверить.
Он поднялся в квартиру. Артемка тотчас прибежал, уже в пижаме, и тут же залез на шею, хохоча.
– Раздевайся, – сказала Настя. – Сырники будешь? Что-то ты припозднился сегодня. А ты марш спать! – скомандовала она сыну.
Артемка показал язык, но с отца слез и убежал в детскую. Антон прошел на кухню, мысленно отметив по дороге уходящий в глубину спальни телефонный провод, – Агата снова болтала с подружкой. Все было как всегда.
В его голове неотступно вертелась странная мысль, и он не мог вспомнить, откуда она взялась. Она повторялась снова и снова, как будто это было что-то важное. Но что она означала, и означала ли вообще, понять было невозможно. По сути, это была сущая бессмыслица.
Ахилл догнал черепаху.
Квантор существования.
Санкт-Петербург, 2015, ноябрь
– Я ничего не понял, – виновато сказал Серега.
– Немудрено, – сказал дед. – Я тоже не до конца это понимаю. Но больше всего меня беспокоит другое. Эту историю, про Ахилла и черепаху, я от кого-то услышал. А вот от кого – не помню.
– Ну так я тоже не помню, кто мне что сказал. А я ведь моложе! – важно сказал внук.
– Ты – другое дело. А я вот привык помнить абсолютно все, что со мной случалось. Но вот этого – не помню. И мне это очень не нравится.
Серега вежливо вздохнул. Дед часто забывал даже, что где лежит, а теперь вдруг сокрушается. Но вслух внук решил этого не говорить.
– То есть вот эта фигулина – хронон? – уточнил он.
– Это не фигулина, а тета-ноль! Да, я думаю, что это он.
– А это?
– Это, как тут многие написали, действительно квантор существования.
– Вот так просто? – разочарованно протянул Серега.
– Просто, да не совсем. Во-первых, видишь восклицательный знак? Он там не зря. А во-вторых… Вот тебе третья загадка – как ты думаешь, почему вампиры не отражаются в зеркалах?
Квантор существования. Липецк, 2006, март.
Антон в Зеркале Вампиров, естественно, не отражался.
Это был аттракцион, инсталляция в Молодежном парке. Рама с отполированным стеклом, поставленная в центре небольшой открытой площадки. Вокруг нее сновали симметрично навстречу друг другу два небольших паровозика и вертелись над ними некие светящиеся конструкции – так, чтобы создавалась иллюзия, будто бы ты смотришь в зеркало.
Популярностью аттракцион не пользовался. Иллюзия была так себе. Один раз посмотрев в Зеркало, большинство людей теряли к нему интерес. Антон же любил приходить сюда, представить мир, в котором его нет. Кроме того, в его голове зрела идея – пригласить в этот парк одну женщину.
Вернее, даже двух.
В Липецк Антону пришлось переехать по контракту, почти на год. С оперативной работы он вот уже года три как ушел и теперь консультировал, экзаменовал молодежь. А несколько месяцев назад умерла Настя – оторвался тромб, – и, чтобы заполнить пустоту, он окунулся в службу с головой, требуя самые масштабные и длительные проекты. Опять же, у Агаты недавно родился Сережка, его первый внук, и деньги были не лишними.
Квартиру Антон снял недалеко, несколько остановок на троллейбусе. Рулила им, среди прочих, симпатичная женщина средних лет. Она была бы почти красива, если бы не пара обстоятельств. Ее черты лица, безупречно симметричного, были при этом какими-то слегка неправильными, придавали ему несколько надменный вид. Фигура шоферки тоже немного нестандартной – вполне стройная, она при этом резко раздавалась в бедрах. Все это, возможно, стало одной из причин одиночества этой на самом деле очень хорошей женщины…
Женщин.
Мысли Антона всегда путались в этом месте.
Дело в том, что женщин было две.
Знал об этом, как потом выяснилось, только диспетчер автопарка. Хотя на стекле троллейбуса красовалось удостоверение водителя, в котором каждый день менялось отчество, – одну шоферку звали Мария Владимировна, а другую – Мария Владиславовна. Но никто не обращал на это внимания. Фамилии были одинаковыми, лица – одинаковыми, и все. Собственно, сам Антон понял, что перед ним два разных человека, пытаясь разглядеть цвет глаз. И только когда он понял, что цвет глаз водителя каждый день меняется от коричнево-золотистого до коричнево-голубого, пришла очередь удостоверения.
Антон попросил по знакомству пробить подробную биографию обеих. Ничего особенного. Обычные семьи, жизнь по накатанной колее. Отцы у обеих работали шоферами. Мать у одной – бывшая стюардесса, сейчас на случайных заработках. У другой – швея. Разница в возрасте – примерно четыре месяца. Несмотря на одинаковые фамилии, никакого родства между семьями не просматривается. Ничего особенного, ничего общего.
Одна внешность. Одно место работы. Один маршрут троллейбуса.
И при этом они не знали друг о друге.
Так не бывает, сказал себе Антон. А когда происходит то, что не бывает, нужно понять, зачем. Обязательно нужно понять, зачем это понадобилось мирозданию.
Первым делом он пошел в автопарк. Немолодой влюбленный мужчина, стесняющийся немного своего возраста, хочет навести справки о красивой женщине. Не самая плохая легенда.
Диспетчером в троллейбусном парке работал армянин по имени Гамлет. На вопрос о том, как можно связаться с Марией – Антон не сказал отчество, – Гамлет почему-то нахмурился, буркнул что-то вроде «не имею права» и спрятался за дверью.
Антон постучал. Армянин высунул голову и рявкнул:
– Что тебе надо?! Сказал же! Не имею права!
– Очень надо! – просительно сказал Антон. И, подумав, решил идти ва-банк: – Хотя бы с одной из них.
Глаза собеседника на мгновение округлились. Затем Гамлет прищурился, стрельнул взглядом по сторонам и буквально втащил Антона в диспетчерскую.
– Так, ну и зачем тебе Мария?
– Нравится она мне.
– Нравится, да? И какая именно?
– Да в том и дело, что я думал, она одна, а теперь не знаю, что и делать! – на ходу сымпровизировал Антон.
Гамлет отпустил его. Сказал уже спокойней:
– Ах вот как, да? Неплохо ты влип, мужик. Сам-то что делать думаешь?
– Думаю, попробовать с одной повстречаться, потом с другой. Может быть, они разные совсем.
– Одинаковые они, – буркнул армянин.
Он жестом пригласил Антона к небольшому диванчику, включил чайник, рассыпал по чашкам сахар, кинул чайные пакетики и только потом сам уселся рядом на стул.
– Одинаковые они, – повторил он. – Совсем, да? Носят одно и то же. Читают одно и то же. Умеют одно и то же. Я будто два раза одному и тому же человеку объясняю, как антенны от наледи чистить, как вставки менять. Очень странно себя чувствую, да? Хорошо хоть, с первого раза понимают.
– А как так получилось, что они друг о друге не знают?
– Знаешь, – Гамлет протянул Антону чашку с чаем, – мне кажется, дурят они всех. Несколько раз собрания были общие. Так одна обязательно не придет. Заболеет или еще что. Но потом все знает, да? Говорит, или случайно от других услышала, или подумалось. Ну как так – подумалось?! Мне бы так про цифры в Лотто-миллион подумалось, я бы здесь не работал, да?
– Если ты мне их телефон дашь, я их постараюсь раскусить. Думаю, быстро выясню, дурят они всех или нет.
Гамлет сопел молча, прихлебывая чай. Антон не торопил. Наконец армянин встал, достал из шкафа толстую книгу, отколупал где-то клочок бумаги и написал на них два телефона.
– Вот, – сказал он. – Но только друг о друге им не рассказывай. Пусть пока все идет как идет.
Характер у Марии Владиславовны оказался легкий, смешливый, говорливый. С первых же минут она перехватила инициативу, рассказывая о разных случаях в автопарке, и в жизни, и в городе. Узнав, что Антон в Липецке впервые, она потащила его на Соборную площадь, где провела настоящую маленькую лекцию об истории города.
Антон помалкивал. За несколько дней до встречи, так же по знакомству, он организовал прослушку мобильных и домашних телефонов двух Марий. Звонили редко, в основном родственникам или по работе. Подруг у них было мало, зато обе любили зависнуть в соцсетях. Антон придирчиво проверил списки друзей – ни одного общего контакта. Если Марии как-то общались друг с другом, они делали это крайне осторожно.
– Вы из Москвы? – спросила она.
– Из Питера.
– Наверное, скучновато здесь? После культурной столицы?
– Да куда уж мне развлекаться. Староват я для этого. А вы не думали переехать в Москву или в Питер, например? – закинул он удочку.
– По тонкому льду ходите, Антон, – ответила она, с улыбкой прищурившись. – Нет, не хочу. У меня есть мечты и желания. Их много. Но я верю, что все они исполнятся независимо от того, где я буду.
Очень вовремя пошел снег. Улучив возможность, Антон предложил спрятаться в небольшом кафе и чего-нибудь перекусить. Они забрались в уютный полумрак и заказали кофе с пирожными.
Мария молчала. То ли смущалась от того, что сказала слишком много, то ли размышляла над двусмысленной репликой про переезд.
– Вы сказали, что верите, что ваши мечты исполнятся… – начал Антон.
– Можете считать это глупостью, мне все равно, – сказала она с вызовом.
– Не совсем. Я видел, как мироздание исполняет желания людей. И я хочу вас предупредить, что это… выглядит почти как божественное вмешательство. Вы верите в бога?
– Нет.
– Я тоже. Но если бы верил, мне было бы проще. Ваши мечты действительно исполнятся, – сказал он твердо. – Но будьте готовы к тому, что в этот момент вы ненадолго окажетесь в присутствии чего-то, подобного богу. Это… подавляет.
Мария склонила голову и ничего не ответила, задумчиво посматривая на Антона. Снова воцарилось молчание, но уже другое, важное, почти осязаемое.
Принесли кофе и вазочку, полную маленьких ароматных разноцветных кругляшей.
– Давайте я за вами поухаживаю, – сказала Мария, когда принесли кофе. – Вам сколько сахара?
– Три, – сказал Антон.
– А я вот стараюсь без сахара все есть, – размешивая кофе, сказала она. – И так толстая.
– Не заметил, – соврал Антон.
– Да ладно вам. – Мария умяла пирожное. – Вот еще плюс полкило.
Антон улыбнулся.
– Тогда я вас спасу! – сказал он и потянулся к вазочке.
Мария Владимировна вела себя немного сдержаннее. На этот раз Антону пришлось принимать деятельное участие в разговорах. Они прогулялись немного по Петровскому спуску, потом углубились в Нижний парк.
– Вы любите гулять здесь? – спросил Антон.
– Что называется, не знаю, не пробовала, – усмехнулась она. – Знаете, так и не вошло в привычку. Так, значит, что я все о себе да о себе… Расскажите, что привело питерца лет пятидесяти в наш скромный городок? Надолго к нам?
Гамлет был прав, думал Антон. Про Питер он ей ничего не говорил. Да и о себе она рассказала буквально пару фраз.
– Работа, – сказал он коротко. – На полгода точно.
– Семья скучать не будет?
– Дети, может, и будут, но я для них и стараюсь.
– А жена?
– Жена умерла, – неохотно сказал Антон. – В ноябре. Она старше меня была на шесть лет.
– И вы решили заглушить воспоминания?
– Нет! – искренне возмутился Антон. – Что угодно, только не заглушить!
Жесткий взгляд Марии смягчился. Она подошла к одному из тополей, провела рукой по коре, иссохшей на морозе.
– «К стеклу прильнув лицом, как скорбный страж, ищу тебя за гранью ожиданья, за гранью самого себя. Я так тебя люблю, что я уже не знаю – кого из нас двоих здесь нет», – продекламировала вдруг она. И в ответ на изумленный взгляд Антона добавила: – Не смотрите на меня так. Это не я придумала, это Элюар.
Сделав порывистый шаг к Антону, она вдруг чмокнула его в щеку, развернулась и быстро пошла прочь.
Этой ночью Антон почти не спал. Он думал, решал, решался. А утром он снова пришел к Гамлету.
– Я хочу их обеих пригласить на встречу. Одновременно. Не против?
Гамлет долго молчал. Заварил чай, задумчиво мешал сахар, блуждал глазами, избегая встречаться взглядом с Антоном.
– Так ты считаешь, они действительно знают друг друга?
– Нет. Выглядит это именно так. Но я не верю. И я не понимаю, что происходит.
Гамлет снова замолчал. Пил чай, сопел в кружку.
– Ты ведь не влюблен, да? – спросил он спокойно. – Ты хочешь докопаться.
Антон кивнул.
– Я не то чтобы против, да? – сказал Гамлет. – Просто… Боюсь я. За тебя. За себя. Дело не в работе, да? Я про работу не беспокоюсь. Мол, вдруг уволятся, да? Это не страшно. Водителей найдем. Просто… Я однажды так и сделал. Пригласил их.
Он отодвинул чашку, оперся локтями о стол и начал рассказывать.
– Это было месяцев пять назад. Я их пригласил в клуб. Тут недалеко, рядом с прудом, знаешь, наверное. Обеих, да? Но пришла одна. Вела себя странно, загадочно, как будто мы вместе не работаем. Ни слова не говорила, да? Не пила, не ела ничего тоже. Улыбалась только. Потом потянула танцевать. Она хорошо танцевала, никогда такого не видел, засмотреться можно было. А потом, когда музыка закончилась, она молча по моему лицу провела так рукой и ушла. И все.
– И что в этом такого? – спросил Антон. – Ну, необычно немного.
– Немного необычно, да? Немного необычно не это. Немного необычно то, что на следующий день они обе подошли ко мне, извинялись, что не смогли прийти. Сначала одна, потом другая. Обе, да? А еще у той, что приходила на свидание, глаза были ярко-зеленые. Не желтые, не синие, а зеленые. Вот так.
Гамлет попытался отпить чай из чашки, обнаружил, что она пустая, и отсутствующе отставил в сторону.
– С тех пор, – сказал он, – я к ним не лезу. Я не понимаю, кто это. Я их боюсь. – И, прочитав лицо Антона, добавил: – Ты о чем-то таком догадывался, да? Я не против. Мое дело – предупредить. Правда побаиваюсь. Но неизвестности бояться – гнилое дело, да?
– Ничего не случится, – сказал Антон.
– Почему так уверен?
– События, у которых нет наблюдателя, не происходят.
Он встал, застегнул куртку, накинул капюшон. И перед выходом добавил еще одну непонятную фразу:
– Некому следить за мной.
Над Зеркалом Вампиров шел снег. Антон выбрал именно это место, он так и сказал «у зеркала», не уточняя ни принципа его, ни названия. Ни одна из Марий не была здесь раньше.
Теперь же они обе направлялись с противоположных сторон к Зеркалу. Одинаковой походкой, в одинаковых серых пальто, с одинаковыми слегка выбившимися из отворотов голубыми шелковыми шарфами.
Они остановились напротив друг друга. На их лицах заинтересованность сменялась сначала удивлением, а затем легким разочарованием. Они не понимали, что интересного в этом зеркале, не зная, что они – единственные, кого оно отражает. Не замечая за густым снегом небольшого различия в цвете глаз.
Марии подняли руки – правую и левую – и прикоснулись к поверхности Зеркала Вампиров. В точности в одном и том же месте. Затем покрутили головой, разыскивая Антона. Одновременно достали мобильные телефоны и набрали один и тот же номер.
Телефон Антона беззвучно зажужжал. Тот достал его и посмотрел на экран.
В этот момент он понял, чего так боялся Гамлет.
Телефон не определялся. Даже номер, не говоря уже об абоненте. Два параллельных вызова породили третью гармонику: несуществующий, невозможный сигнал из ниоткуда, из тех глубочайших провалов, куда еще очень не скоро доберется мысль человеческая.
Бездна звонила ему. Зеленоглазая Вселенная хотела поговорить со своей элементарной частицей. Пригласить на танец еще один крошечный кирпичик, составляющий ее часть. Но тот понимал, что не сможет выдержать слово, сказанное ею. Даже одно слово.
Телефон умолк.
Две Марии развернулись и пошли прочь, спустя несколько шагов одновременно бросив на Зеркало последний прощальный взгляд.
Когда они скрылись в глубине парка, Антон долго еще сидел на скамейке. Затем выкарабкался из кустов и подошел к Зеркалу. Снова, как много раз до этого, вгляделся в него.
Я так тебя люблю, что я уже не знаю – кого из нас двоих здесь нет.
В этот момент он вдруг почувствовал себя абсолютно, невосполнимо, чудовищно одиноким.
Квантор всеобщности.
Санкт-Петербург, 2015, ноябрь.
– Так что? – не выдержал внук. – Обманывали они, получается?
Антон не отвечал. Он вспоминал, как синхронно ступали каблуки, какой естественной и плавной, и абсолютно одинаковой походкой шли женщины навстречу друг другу. Нарочно это совершенно невозможно было бы сделать.
А может быть, ему все это показалось? Память – штука такая ненадежная.
– Не знаю, – сказал он наконец. – Но я за одной из них неделю неотступно следил. Они не общались.
Серега задумчиво уставился на экран.
– Ты можешь в комментарии поставить эту же формулу, только без восклицательного знака? – спросил дед.
– Могу. Только смысл? Расшифровать же надо.
– Ошибаешься, – хитро прищурился дед и ткнул в название журнала. – Расшифровывать не надо. Надо ответить.
Серега полез искать нужные коды спецсимволов, потом вбил их в окошко ввода. На экране появился комментарий – такой же, как на формуле, только без восклицательного знака.
– Вуаля! – сказал внук. – Только что она все-таки означает?
– Это лишь предположение, Сереж, – сказал Антон. – Но вдруг оно верное? Постоянная Планка – дверь в квантовую механику, где одно из важных понятий – наблюдатель. Хронон – это текущий момент, настоящее время. И квантор существования. Наблюдатель, который существует в текущий момент времени. Понимаешь?
– Не совсем.
– Я думаю, в этой формуле зашифрована простая фраза: «Я – еще – жив».
Серега недоверчиво посмотрел на деда. Неуверенно кивнул.
– Ну и зачем нам это понадобилось повторять?.. А, получается, мы написали то же самое?! – догадался он.
– Почти. Без восклицательного знака, который означает единственность. По сути, мы с тобой ответили: «Я тоже еще жив».
Квантор всеобщности.
Санкт-Петербург, 2016, февраль.
Наверное, это был правильный ответ. Потому что на следующий день журнал can_you_answer оказался удален. Но несколько месяцев после этого ничего не происходило.
До сегодняшнего дня.
– Дед, дед, проснись, дед, – Серега ворвался в комнату деда и затормошил его за плечо. – Дед, посмотри!
В голосе внука смешались страх и восторг, будто случилось нечто удивительное, но при этом настолько грандиозное, что непонятно было, как это повлияет на тебя.
Внук буквально притащил Антона за руку к окну и показал вниз.
На асфальтовой дорожке под окнами белели огромные жирные символы:
(θ°)ħθ°Ǝ
Раскрыв рот, Антон долго смотрел на них, а потом начал хохотать. И в ответ на его смех к формуле стали выходить люди. Серьезный, неподвижный старик в кожанке и со шрамом через весь лоб – Серега просмотрел, как он вышел на дорогу. Две абсолютно одинаковые женщины, которые держались за руки и смеялись в унисон. И коренастый мужик лет пятидесяти: Сереге вдруг чудилось, что он размывается, размазывается, словно его несколько. Он моргнул, и наваждение пропало.
И тут он отчетливо услышал негромкие слова старика, будто тот стоял рядом, а не четырьмя этажами ниже, за стеклом.
– Нам нужен наблюдатель.
Антон кивнул и пошел одеваться. Серега побежал за ним.
– Дед, а это что в скобках? Это что значит?
– Квантор всеобщности, – ответил дед, натягивая куртку. – Это значит, что мы еще живы для любого хронона. В любой момент времени. Другими словами, мы будем жить вечно!
– Но это невозможно.
– Правда?!
Антон обернулся.
Его недавно еще выцветшие глаза сияли яркой коричнево-зеленой радугой. Морщины разгладились, стали почти незаметными. Сквозь седину пробивались черные волосы. Он даже будто стал выше ростом.
Сергей моргнул, и наваждение исчезло. Ну, выпрямился, плечи расправил. Ну, глаза блестят оттого, что старых друзей встретил.
– Восклицательный знак, – сказал дед. – Восклицательный знак в формуле означает единственность. А их там четверо. Почему?
– Кто-то один собирал остальных?
– Кто-то, конечно, собирал, да. Только вот остальных ли? И что означает бессмертие? Оно только для тех, кто жив сейчас, или…
Он не договорил. Но Серега вдруг осознал, что дед имел в виду. На что тот надеялся. Кого тот уходит искать. И улыбнулся.
– Удачи, дед! – сказал он.
– Я вернусь, – серьезно сказал Антон. – А ты следи тут за всеми!
И затопал вниз по лестнице.
