Несмотря на то что и Англия, и Дания, и Швеция уже продемонстрировали ценность рационализированного подхода к военно-морской администрации и разрушительный потенциал современного вооружения, до 1570-х годов средоточием морской мощи безоговорочно выступало Средиземноморье. Затем за каких-нибудь четверть века центр стремительно сместился в Северо-Западную Европу. Вехами этого смещения можно считать три крупных морских конфликта (все с участием Испании) — сражение при Лепанто (1571 год), битву у острова Сан-Мигел на Азорах (1582 год) и поход Непобедимой армады (1588 год).

В 1570 году османы осадили порт Никосия на оккупированном венецианцами Кипре. Отчаянная нехватка союзников побудила Венецию искать помощи у Пия V, который согласился забыть на время о традиционном соперничестве между Папской областью и Светлейшей республикой, и у испанского короля Филиппа II, равнодушного к заботам венецианцев, но горящего желанием вернуть захваченные османами в 1551–1560 годах Тунис, Триполи и Джербу. Как ни маловероятна была перспектива объединения сил, в мае 1571 года Венеция, Испания и Папская область все же сформировали коалицию — Священную лигу. Главнокомандующим, которому должен был подчиняться и адмирал венецианского флота Себастьяно Веньер, и папский полководец Маркантонио Колонна, был назначен единокровный брат Филиппа II дон Хуан Австрийский. 7 октября флотилии встретились у островов Курцолари, в сорока милях к западу от Лепанто (Навпакт, Греция) в устье Коринфского залива. Чтобы обеспечить единство действий среди христианских сил, корабли участниц коалиции были перетасованы и распределены по эскадрам объединенного флота из 207 галер и 6 галеасов. В центральной эскадре выступали бок о бок дон Хуан, Веньер и Колонна. Османский флот под командованием Муэдзинзаде Али-паши, Улуга Али-паши и Сирокко Мехмеда-паши насчитывал 213 галер и 33 галиота.

Османские галеры при численном превосходстве были легковеснее кораблей Священной лиги, не могли тягаться огневой мощью с тяжелой артиллерией шести венецианских галеасов и примерно вдвое уступали противнику по количеству орудий. Кроме того, у союзников имелось защитное снаряжение — павезы, щиты, прикрывавшие команду от турецких стрел и малокалиберных орудий, и большее число аркебуз — хоть и неповоротливых, но в ближнем бою куда более эффективных, чем луки. Мощь галеасов проявилась почти сразу — они прорвали строй турецких кораблей, которые затем попытались обойти союзников с фланга и развернуться к берегу. К полудню Али-паша был мертв, турецкий штандарт захвачен, а турецкий флот разбит. Османы потеряли 210 кораблей (из них 117 галер и 13 галиотов сдавшимися в плен) и около тридцати тысяч человек убитыми и ранеными (в три раза больше, чем у противника). Победа продемонстрировала христианской Европе, что непобедимость турок — фикция, однако Османская империя оказалась более стойкой, чем христианская коалиция. Как заявил один вельможа венецианцам: «Вы обкорнали нам бороду, но она скоро отрастет вновь, а мы отрубили вам руку, и другую вы уже не получите». На следующий год османы под руководством Улуга Али-паши принялись формировать новый флот, тогда как венецианцы новых галер почти не строили, и хотя венецианским купцам позволили возобновить торговлю с Александрией, в 1573 году Османская империя окончательно завладела Кипром.

Битва при Лепанто оказалась последним крупным вооруженным столкновением на море между Османской империей и Габсбургами. Христианская коалиция ненадолго пережила сражение, и в 1573 году османы заключили мир с Венецией, а четыре года спустя — с Габсбургами. Это развязало двум империям руки и позволило заняться более злободневными проблемами: османам — сефевидской Персией, а испанским Габсбургам — Нидерландской революцией и войной за португальское наследство. Отсутствие у Испании постоянного атлантического флота аукнулось ей в 1580 году, когда король Португалии Себастьян I умер, не оставив наследника, и Филипп II стал одним из претендентов на трон. Азорские острова отказались признавать власть Филиппа II и приняли сторону другого претендента — дона Антонио, которого поддерживали прочие европейские правители, встревоженные экспансионистской политикой Габсбургов и видящие в Азорах удобную стратегическую базу для нападения на испанские трансатлантические суда с сокровищами. В 1582 году на подмогу Антонио пришли французы, выдвинув эскадру из шестидесяти кораблей под командованием Филиппе Строцци. У острова Сан-Мигел французов атаковал испанский флот под командованием маркиза де Санта-Крус. Как следует из картины боя, прежде чем пойти на сближение для абордажа, корабли давали бортовой залп. Санта-Крус, несмотря на двойное численное превосходство противника, уничтожил эскадру Строцци, а с ней и угрозу испанской власти в Португалии.

В эскадру Строцци входили и англичане — по собственному почину, без официальной санкции Елизаветы I, для которой дипломатические отношения с бывшим зятем и претендентом на руку Филиппом II представляли больной вопрос. Елизавета I разрывалась между желанием поддержать единоверцев-протестантов в Нидерландах (на которые приходились две трети английского экспорта шерсти) и необходимостью приструнить своих наиболее воинственных подданных-протестантов, рвущихся грабить ненавистного монарха-католика. Английский флот к тому времени еще не стал действенным инструментом государственной политики, а королевские корабли из-за малочисленности не могли внести существенный вклад в военные действия. При этом граница между личными устремлениями монарха и государственной политикой была довольно зыбкой, и Елизавета I без колебаний посылала свои суда в частные коммерческие экспедиции, получая одновременно возможность обогатиться и исподволь продемонстрировать свою мощь противнику.

Главную провокацию подобного рода Елизавета I устроила, тайно санкционировав кругосветное плавание Фрэнсиса Дрейка. Целей у экспедиции было несколько: провести разведку у тихоокеанского побережья испанской Америки и вернуться через Северо-Западный проход — если удастся его найти; установить отношения с еще не подчиненными европейским монархам народами и грабить испанские суда. В декабре 1577 года Дрейк повел в море флотилию из пяти кораблей со 180 членами экипажа. Захватив в плен полдюжины испанских судов и лоцмана-португальца у островов Зеленого Мыса, они двинулись к Южной Америке. В бухте Святого Юлиана Дрейк казнил бунтовщика (точно там же, где казнил бунтовщика Магеллан во время кругосветного плавания в 1520 году) и переименовал свой галеон в «Золотую лань». С оставшимися тремя кораблями Дрейк прошел Магелланов пролив, и 6 сентября 1578 года над Тихим океаном впервые взвился английский флаг. Один корабль потопила буря, другой — под командованием Джона Винтера — вернулся в Англию. Дрейк, корабль которого отнесло к югу, открыл, что Магелланов пролив отделяет Южную Америку не от Неведомой Южной земли, как считалось ранее, а от раздробленной на мелкие острова оконечности континента, за которыми лежит участок открытого океана, теперь известный как пролив Дрейка.

Пробираясь на север, англичане разорили Вальпараисо, Арику и Кальяо, а 1 марта 1579 года перехватили идущий из Колумбии галеон «Нуэстра Сеньора де ла Консепсьон» (его груз составляли восемьдесят фунтов золота и двадцать шесть тонн серебра). Попытки отыскать Северо-Западный проход Дрейк оставил, только пройдя вдоль западного побережья Северной Америки примерно до пролива Хуан-де-Фука. Встав на якорь в «подходящей удобной бухте» (в заливе Дрейка, как считают исследователи) в двадцати пяти милях к северу от залива Сан-Франциско, он назвал берег Новым Альбионом и объявил английским владением. Через двенадцать недель англичане дошли до Филиппин, где подремонтировали «Золотую лань», а затем закупили пряности на Молуккских островах. Последняя стоянка в Азии пришлась на Яву — после этого Дрейк преодолел почти десять тысяч миль без заходов в порты (и, как ни удивительно, без происшествий) и бросил якорь в Сьерра-Леоне. Первая английская кругосветная экспедиция завершилась 26 сентября 1580 года. Какое-то время — пока Лондон подводил итоги — Дрейк держался в тени, но потом получил заслуженные лавры: королева Елизавета произвела его в рыцари на борту «Золотой лани». Она же «повелела вытащить корабль на берег и поставить в своем арсенале близ Гринвича как диковину», создав тем самым один из первых известных историкам кораблей-музеев.

По коллизиям вокруг экспедиции Дрейка можно судить, как непросто складывались дипломатические отношения в XVI веке. Англия и Испания не объявляли друг другу войны, однако испанцы считали Магелланов пролив и тихоокеанское побережье Южной Америки испанской территорией, куда иностранцы не могли высаживаться без разрешения. Официальный каперский патент своим кораблям Елизавета I выдать не могла, это грозило войной с Филиппом II — и тем не менее Дрейк не был обычным разбойником или пиратом, грабящим всех без разбора, негласное одобрение и поддержка королевы у него имелись. Вести о подвигах Дрейка взбаламутили Испанию и вызывали неоднозначную реакцию в Англии. Еще до возвращения «Золотой лани» Джон Винтер вынужден был, уступая возмущению Португалии, сдать свою долю добычи — по словам лорда-адмирала (одного из главных вкладчиков экспедиции), «награбленного Фрэнсисом Дрейком и его сообщниками на морях». Лишь феноменальному успеху своего похода Дрейк обязан выраженной в конце концов признательностью королевы. Точными цифрами история не располагает, но 264 000 фунтов (примерно половина годового дохода английской короны) были официально переданы в лондонский Тауэр, 14 000 фунтов поделены между командой и 10 000 оставлены самому Дрейку. Тем не менее пиренейские торговцы один только груз «Нуэстра Синьора де ла Консепсьон» оценивали в 330 000 фунтов, и в опубликованных в 1581 году подсчетах общая стоимость добычи Дрейка указывалась уже как 600 000 фунтов — в два раза больше официального итога.

И без того напряженные отношения между Англией и Испанией усугубила казнь католички Марии Стюарт и все более неприкрытое сочувствие Нидерландской революции со стороны Елизаветы I. В 1585 году Филипп начал строить планы по вторжению в Англию с могучим испанским флотом и войсками, собранными под знаменем герцога Пармского в Испанских Нидерландах. Для этой цели было рекрутировано 28 000 моряков и солдат и снаряжено 130 кораблей, 27 из которых принадлежали короне — 19 галеонов, поделенных между португальскими и кастильскими эскадрами, 4 неаполитанских галеаса и 4 португальские галеры. Остальную часть испанских сил составляли вооруженные торговые и безоружные провиантские суда, реквизированные или зафрахтованные у владельцев. Англия против этой грозной армады выставила почти 200 кораблей (34 из них — принадлежность короны), 105 вооруженных торговых, провиантских и каботажных судов, совокупная численность экипажа которых составляла почти шестнадцать тысяч человек.

В связи с кончиной маркиза де Санта-Крус, героя битвы при Сан-Мигеле, командование испанской армадой, вышедшей наконец в море в июне 1588 года, принял не особенно воодушевленный этим назначением герцог Медина-Сидония. Смерть Санта-Круса была не единственным пагубным для армады фактором, у нее имелись и другие слабые места — недостаток организации, коррумпированное снабжение и плохо продуманная авторитарным Филиппом II, не имевшим опыта ведения морской войны, стратегия. 22 июля флот вышел из Ла-Коруньи и неделю спустя достиг Плимута. Испанцы понимали, что единственная надежда одержать победу над англичанами — абордаж, к которому, впрочем, вряд ли удастся прибегнуть.

Если Господь не явит чудо, англичане со своими более быстрыми и маневренными кораблями и более дальнобойным оружием, понимая свое преимущество не хуже нас, не сблизятся ни за что — будут с недосягаемого расстояния разносить нас в щепу из своих кулеврин. Мы выступаем против Англии, уповая целиком и полностью на чудо.

Чуда не предвиделось, однако английские орудия оказались вовсе не такими грозными, как надеялись сами англичане и как боялись испанцы. После восьми дней мелких стычек с англичанами в проливе Ла-Манш испанцы встали на якорь у Кале в ожидании транспортных барж герцога Пармского, которые пока не были готовы. Согнанные с якоря английскими брандерами, испанцы потеряли четыре корабля в Гравелинском сражении; в общей сложности за одиннадцать дней они лишись всего восьми судов. Ветер и отливы, относившие флот к северу, не оставляли испанскому командованию выбора — к 9 августа было принято решение двигаться обратно в обход Шотландии и Ирландии. Кто бы мог предположить тогда, что домой, в испанские порты, вернутся лишь шестьдесят семь потрепанных бурями кораблей, а остальные полсотни лягут на дно или будут выброшены на скалистые британские берега.

История Непобедимой армады не знает недостатка ни в толкованиях, ни в толкователях. Часть англичан жалела, что не удалось добиться большего, однако гибель Армады продемонстрировала уязвимость католической Испании, воодушевив тем самым голландских и английских протестантов, как победа над османами при Лепанто воодушевила христианскую Европу в целом. И точно так же, как после Лепанто, удержать и развить успех победители не сумели. На следующий год Дрейк повел так называемую анти-Армаду уничтожать остатки испанского флота, утверждать на португальском троне дона Антонио и завоевывать Азоры. Плохо спланированный поход провалился, из десяти тысяч поднявшихся на борт вернулись годными для службы лишь две тысячи. «Непоправимая осечка, предопределившая безрезультатное завершение войны» через шестнадцать лет, не только не уничтожила Непобедимую армаду, но и косвенно способствовала появлению у Испании постоянного флота в Атлантике — Флота открытого моря.

Для экспансии европейским странам требовались большие корабли, способные выдерживать долгое плавание через Атлантический и Тихий океаны или путь в Индийский океан в обход Африки. Почти на всем протяжении XVI века Испания и Португалия почти не встречали соперничества в Америке и Азии со стороны других европейцев, если не считать горстки флибустьеров и пиратов, промышляющих на дальних подступах к испанской и португальской атлантическим империям. Хотя Португалия лишь предельным напряжением сил и ресурсов удерживала торговые пути муссонных морей, португальская монополия на морскую торговлю между Азией и Европой была оспорена только под конец XVI века — и не азиатами, решившими наконец сбить спесь с португальцев, а голландскими купцами, мечтающими нанести удар по испанскому верховному владычеству.

Понесенные Армадой потери и намерение Филиппа II бросить все силы на поддержку католической стороны во французских религиозных войнах дали голландским повстанцам желанную передышку. Очень кстати пришлось и решение Филиппа II снять эмбарго на голландские морские перевозки, чтобы вернуть Испании возможность получать необходимые товары из Северной Европы. Блокировав устье Шельды и отрезав Антверпен от моря, голландцы еще резче развернули торговые потоки в сторону Амстердама, куда бежали многие антверпенские купцы. Благодаря их коммерческому опыту и международным деловым связям Амстердам, к тому моменту уже крупный производственный и судоходный центр, стремительно достиг расцвета, что в конечном счете сыграло важную роль в окончательном отделении Республики Соединенных провинций Нидерландов от Испании в 1648 году. К тому времени голландцы стали лидерами мировой торговли — пальма первенства впервые перешла к Северной Европе, и та безраздельно удерживала ее почти двести лет.