А между тем в Кембридже Бриджид Лармур приступила в «Обществе Марло» к постановке «Бесплодных усилий любви». Это был прямой драматический эквивалент «Ревю Майской недели», которые показывали «Огни рампы», спектакль с большим (по любым меркам) бюджетом, ставившийся на сцене театра «Артс» — прекрасного профессионального театра с залом на пугающие 666 мест. Сочетание моей убедительной риторики и врожденного обаяния Бриджид позволило уговорить Хью сыграть первую его шекспировскую роль — Фердинанда, короля Наварры. Моему персонажу Шекспир дал в dramatis personae лучшую, быть может, из всех его характеристик такого рода: «Дон Адриано де Армадо, причудливый испанец». Вот только причудливым испанцем я не был. Невесть по какой причине все мои попытки изобразить испанский акцент давали либо русский, либо итальянский, либо их дворняжью помесь. Мексиканский у меня худо-бедно получался, отчего мой Армадо стал необъяснимо причудливым мексиканцем. Главную роль, Бирона, исполнил замечательный второкурсник Пол Шлезингер, племянник великого кинорежиссера Джона Шлезингера.

Пьеса открывается длинным монологом Короля, объявляющего, что он и трое главных его придворных на три года отказываются от общества женщин и посвящают себя искусству и наукам. Очень скоро выяснилось, что у Хью и Пола имеются серьезные проблемы с неуправляемым смехом. Стоило им встретиться на сцене глазами, как оба утрачивали способность не то что говорить, но даже и дышать. На нескольких первых репетициях им это сходило с рук, а затем я заметил, что Бриджид начинает волноваться. Ко времени генеральной стало окончательно ясно, что Хью не сможет выговорить ни единого слова из своего вступительного монолога, если только не убрать Пола со сцены, что лишит сюжет всякого смысла, или не найти еще какое-то изобретательное решение этой проблемы. Угрозы и поношения никаких результатов не дали.

— Простите, — говорил каждый из них, — мы стараемся не смеяться, но тут что-то химическое. Вроде аллергии.

И тогда Бриджит пришла в голову счастливая мысль: пусть все участники этой сцены — Король, Бирон, Дюмен, Лонгвиль, вельможи и слуги — произносят вступительные слова вместе, подобием греческого хора. Неведомо почему, но это сработало, смех прекратился.

На последовавшей за премьерой вечеринке я услышал, как большой ученый, выдающийся знаток Шекспира поздравляет Бриджид с мыслью представить первый монолог Короля своего рода общей клятвой.

— Великолепная концепция. Вся сцена словно ожила. Блестяще.

— Спасибо, профессор, — даже не зарумянившись, отозвалась Бриджид. — Мне показалось, что так будет лучше.

Она встретилась со мной глазами, и лицо ее расплылось в широкой улыбке.