Если нижеследующее покажется вам бессмысленными бреднями трагически повредившегося ума, мне придется извиниться перед вами. Я только что получил сильнейший удар по черепу, и потому не исключено, что у меня сотрясение мозга и мысли мои немного путаются.

Люди моего роста довольно часто зашибают головы о притолоки, балки и иные строительные конструкции. Процедура, к которой я обычно прибегаю в подобных случаях, такова: проморгавшись и исчерпав имеющийся в моем распоряжении запас бранных слов, я быстренько ощупываю ушибленную часть черепа и, чтобы выяснить, насколько сильно пострадал мой разум от пережитого его вместилищем потрясения, задаю себе контрольные вопросы из составленного мной именно для таких случаев списка.

Первым делом я спрашиваю себя, сколько будет дважды два. Если ответом служит не «желтизна» и не «кардинал Ришелье», я сразу перехожу к собственному имени, номеру факса и возрасту. Если и тут результат представляется мне удовлетворительным, я переворачиваю, так сказать, экзаменационный листок и придирчиво расспрашиваю себя о том, в каком году была обнародована «Великая хартия вольностей», как называется столица Уругвая и какие денежные знаки имеют хождение в Болгарии. Засим следуют вопросы посложнее, например, есть ли Бог, зачем мужчинам соски и в чем состоит предназначение Джеффри Уиткрофта. Разум, пребывающий в нормальном состоянии, разрешить эти проблемы не способен, однако всегда ведь существует вероятность того, что хороший удар по голове приведет к усовершенствованиям, которые сделают возможными недоступные ему прежде прозрения.

Реакция, разумеется, нелепая и нелогичная. Если сильный удар лишил меня способности соображать, откуда я знаю, какие вопросы следует задавать? И как отличаю правильные ответы от неправильных?

Мне представляется, что самым надежным свидетельством размягчения или повреждения мозга является желание его обладателя подать на кого-нибудь в суд. На сей раз я зашиб голову в весьма почтенном кембриджском отеле. Удар был настолько силен, что я сразу осел на пол. Возможно, я даже лишился чувств на небольшое число секунд.

Сидя на полу, поглаживая мой medulla oblongata и перебирая контрольные вопросы, я вдруг обнаружил, что окружен целой саванной брюк в серую полоску и озабоченных лиц. Персонал отеля заметил случившееся и собрался вокруг меня, чтобы принести мне извинения. Отель этот входит, как почти каждый отель нынешней Британии, в состав целой сети таковых, а для случаев, когда постоялец что-нибудь повреждает себе на принадлежащей компании территории, существуют, следует вам сказать, строго определенные процедуры. Процедуры, назначение коих состоит скорее в том, чтобы снять с компании любую ответственность, чем в выражении искреннего сочувствия, сожаления и понимания. Они сильно смахивают на то, чему обучают коммивояжеров, которым часто приходится пользоваться автомобилями. Если столкнетесь с кем-нибудь на дороге, говорят им, никогда, кто бы ни был повинен в столкновении, даже и не думайте произносить слово «простите». Сказать «простите» значит допустить свою ответственность за случившееся. Мне это представляется отвратительным и тошнотворным до крайности. Большинство англичан извиняется, даже налетев на стойку для шляп, не говоря уж о людях. Для каждого из нас куда предпочтительнее услышать от управляющего отелем «Мне так жаль» и увидеть, как он, распрямившись, сердито отшлепывает балку, в которую врезался бедный постоялец, приговаривая: «Нехорошая балка, нехорошая», чем услышать от него же вкрадчивый вопрос: «Неужели вы не заметили, сэр, свисающую с этой балки хорошо освещенную табличку “Берегите голову”?»

Разумеется, табличка там имелась, и, разумеется, все произошло по моей, так сказать, вине. Если в вас шесть футов и четыре с половиной дюйма роста, а человек вы неловкий и временами задумывающийся, вам часто случается на что-нибудь натыкаться. И когда это происходит, вы просите лишь об одном – о крошечной-прекрошечной толике сочувствия и всего лишь крупице от йоты soupçon о тени намека на участие. Если же вы их не получаете, удар по башке рождает приступ раздражения и в ушибленной голове вашей начинают мелькать чуждые вам неанглийские мысли о гражданских исках и судебных процессах. Сама тщательность, сама елейная поспешность, с которой эти люди отрицают свою вину, вызывает потребность доказать ее.

Если вам повезет, спокойные размышления и стаканчик с налитым в него на палец-другой добрым солодовым виски смогут вернуть вашему рассудку его главенствующее положение. Существует абсурдная разновидность вывернутой наизнанку «оговорки-22», гласящая, что всякий, кто всерьез подумывает о том, чтобы после простенького несчастного случая судиться с отелем или иной организацией, повредился в уме настолько, что процесс наверняка проиграет.

«Милорд, разве сам тот факт, что мой клиент совершил поступок столь бессмысленный, как обращение в суд, не доказывает с совершеннейшей ясностью его невменяемость?»

Дело закрывается ipso facto.

По счастью, мой разум не пострадал нисколько, как и все прочие мои способности.

А теперь я должен проститься с вами, чтобы заказать прямо в номер добрую миску лапши быстрого приготовления и насладиться восхитительной программой «Телевизионные маньяки». Спокойной ночи, сограждане. На следующий год ваш Император уже взойдет на московский престол. Пейте безалкогольное пиво с ароматом текилы.