Чемоданная романтика поездов дальнего следования понемножку уходит в прошлое, но четыре раза в неделю, по понедельникам, вторникам, четвергам и субботам, с Казанского вокзала отправляется скорый поезд № 006 «Москва – Ташкент», за 64 часа покрывая по сверкающим рельсам и замызганным шпалам путь в три с половиной тысячи километров, простреливая длинной очередью зеленых вагонов две части света, три государства, четыре часовых пояса…

Провожать майора Хрякова пришла целая толпа сослуживцев. Капитан Кирпичов бережно придерживал в обнимку от воришек портфель с деньгами и документами. Лейтенант Ряхин из группы захвата нес почтовые ящики для связи – огромную вязанку, громыхающую синей жестью. А управленческая буфетчица Фрося, шмыгая носом, всучила на дорогу пакет булочек, вареных сосисок, бутербродов, пирожных «эклер» и сигарет «Прима» – все, что имел обыкновение покупать у нее Василий в нечастые периоды появлений на рабочем месте. Полковник Ломовой, нарочито сдерживая волнение, похлопал по плечу:

– Ну ты держись там молодцом, ладно? А впрочем, сам знаешь… Про Грецию-то изучил?

– В дорогу взял, – кивнул майор, вытащив из сумки учебник «История Древнего мира» для шестого класса.

– Так это вроде не совсем то…, – озадачился полковник.

– Да нет, я смотрел, про Грецию там тоже есть.

– Ну да ладно, пойдем уж, посадим тебя в поезд.

На платформе сама атмосфера казалась преддверием сказочной азиатской экзотики. В воздухе ощущались ароматы восточных благовоний и восточных зловоний, пахло пряностями и прелостями, сандалом и сандалиями, мускатом и портвейном. Носильщики носились с писаными торбами. Цыгане предлагали любые тени для ресниц – от дерева, от куста, от забора, а их гадалки готовы были нагадить всем желающим. С сачками для бабочек и мамиными напутствиями ехали на каникулы парламентарии. Пожилой транзитный коммерсант в тюбетейке и хромовых сапогах с галошами наблюдал за погрузкой в багажный вагон своего каравана верблюдов. Внезапно у Василия возникло чувство, будто кто-то их фотографирует, и он подсказал сослуживцам, чтобы повернулись и изобразили улыбочку. Но заметили лишь грязного до черноты бомжа, собирающего фантики от конфет.

Ничего подозрительного, вроде, не было. Сновали валютчики, обменивая рубли и копейки на манаты и манатки. А проститутки заманивали мужчин соблазнительными справками из вендиспансера и задорной песенкой «у нас еще в запасе четырнадцать минут». Полковник Ломовой невольно отвлекся, мысленно сравнивая такие четырнадцать минут с семнадцатью мгновениями весны. Но Хряков теперь внимательно оглядывался вокруг, и около одного из вагонов мгновенно вычислил латышского шпиона – проводница никак не могла его понять, но латыш упорно отказывался говорить по-русски. Майор указал на него провожающим, и Ряхин, выразительно поигрывая горами мускулов, предложил с ним разобраться.

– Ничего, сам справлюсь, – остановил его Василий, – Двое с лишним суток ехать, все равно делать будет нечего.

У спального вагона остановились. Ряхин потащил в купе почтовые ящики, а майор напоследок облобызался с коллегами. Буфетчица Фрося все твердила, чтобы он на чужбине как следует кушал, и если будет трудно, то она его в беде не оставит, может даже в долг до получки прислать. А полковник, неловко помявшись, сунул рукав от армейского кителя:

– От своего лейтенантского отпорол… Там ведь жарко, все без рукавов ходят…

Растроганный Хряков стиснул его в медвежьих объятиях. Уже объявляли, что пассажиров просят занять свои места, а провожающих выйти из вагонов, чтоб и духу их не было. Невозмутимому, как сфинкс, проводнику майор сунул в нагрудный карман сотню, и тот с достоинством расстелился перед ним наподобие ковровой дорожки. Прильнув к окну, Василий кивал сослуживцам, а они пальцами на ладони показывали «пиши» и пытались докричаться сквозь толстое стекло, напоминая шифры и пароли. Поезд дернул на посошок и тронулся от такой жизни. Провожающие замахали руками, уплывая назад. Полковник смахивал скупые мужские слезы на Кирпичова с Ряхиным, а буфетчица Фрося, все ускоряя шаг, бежала за поездом по платформе, сшибая тележки встречных носильщиков…

Москва осталась позади и чуть левее. Переложив на всякий случай верный «маузер» за пояс из подмышечной деревянной кобуры, майор подумал, что в первую очередь не мешает проверить попутчиков. Чернявый сосед по купе вызывал у него нешуточные опасения – что-то в нем напоминало крутых профессионалов из азербайджанских спецслужб. Поэтому Хряков внутренне подобрался, готовя себя к любым неожиданностям. Но когда сосед отлучился с полотенцем на плече, Василий обнаружил в его чемодане портативную синагогу и с облегчением понял, что тот всего лишь из «Моссада».

Выйдя в коридор, Хряков пошел по вагону, мимоходом заглядывая в другие купе и оценивая пассажиров. Там все было, вроде, в пределах нормы и особой угрозы не представляло. По соседству расположилось благополучное семейство – мать с грудным ребенком, грудным мужем и грудными чемоданами. Дальше ехал новый русский, и в его купе рабочие делали евроремонт. Рядом курьеры наркомафии горячо обсуждали фильм «Алые маки Иссык-Куля», а в следующем купе собрались военные расписать пулю – вытащили ее из патрона и готовили краски с кисточками.

Майор уже дошел почти до конца вагона, как вдруг навстречу, похоже – только что из туалета, выпорхнула знакомая физиономия. Подтягивая на ходу колготки, к нему приближалась Марьяна Голопупенко, секретарша полковника Козолупа из украинской «Службы Безпеки». Он познакомился с ней в Киеве на симпозиуме по обмену опытом. Тогда их еще обоих наградили за служебные успехи, майора – медалью «За взятие под микитки», а Марьяну – именным бюстгальтером, после чего они обмыли награды в ванне в его номере…

– Васыль?! – радостно захлопала она глазами и завозилась с колготками еще энергичнее.

– Марьяна! Вот так встреча?! – Хряков подождал, пока она управится, и чмокнул в подставленную щечку. – Ты в отпуск? Или со своим начальником?

– Ни, мене из секретарш в агенты повысилы. Теперь я по должности як ты, – гордо расцвела дивчина, но тут же насторожилась. – А ты, часом, не в Чуфырию йидешь?

– Нет, что ты, – поспешил заверить майор, – Я в Пакистан, пришить там надо пару деятелей.

– А, ну колы так, то ладно! – успокоилась Марьяна. – А то мени казалы, шоб вас, москалив, до Чуфырии ниякой ценой не пускаты. Бо вы ту Чуфырию захапать надумалы, як раньше нашу Украину.

– Во всяком случае, до Ташкента мы попутчики, – примирительно резюмировал майор.

– Ой, як жалко, шо в разных купе! – искренне огорчилась агентша.

– Ну, уж это мы попробуем устроить. Кто с тобой едет?

– А я шо, знаю? Якись артист, все спивае да спивае.

Ее попутчиком оказался тот самый хозяин каравана в тюбетейке и хромовых сапогах. Он смотрел в окно и пел обо всем, что проносилось мимо. В данный момент – о прекрасных, как газели, бабах, копавших картошку на дачных участках. Майор отлучился к невозмутимому, как сфинкс, проводнику, сунул пятисотку в нагрудный карман, и тот с достоинством объяснил аксакалу необходимость перейти в другое купе – где он будет ближе к своим верблюдам, и где молодой горячий джигит будет очень рад послушать его песни. Пока Хряков перетаскивал свои вещи, Марьяна успела переоблачиться в халат со шлепанцами и читала книжку. Вспомнив указания Ломового, он тоже достал «Историю Древнего Мира», однако по сравнению с коленками украинки репродукции греческих Афродит выглядели слишком уж тусклыми и несвежими. Поинтересовался, что читает она.

– Не знаю, у киоску купыла. Шось сексуальне, «За писькой охотника» называется. Тильки шось мени сейчас не читается, – зевнула она и томно потянулась, так что халат затрещал по швам на всех округлостях.

– Пожалуй, нам пора сходить в вагон-ресторан, – предложил Хряков.

– Да ты шо? Нашо тратытысь? У мене курица е, яйца, пироги. Сама на дорогу пекла.

– Ну-у, раз уж ты стала агентом, то пора и кое-чему поучиться. Если хочешь, могу дать несколько профессиональных уроков. Например, запомни – в вагон-ресторан шпионы ходят вовсе не ради еды, а чтобы выявить действия противника. Вдруг, к примеру, нас там попытаются отравить…

– А, ну тоды пидемо. Колы отравымось, то у мене угольни таблетки е, вид живота дуже гарно помогают.

Проводнику была дана очередная сотня, и он с достоинством обещал проследить за неприкосновенностью их купе. По поезду туда-сюда сновали представители частного бизнеса. Глухонемые предлагали порнографические календарики с голым Сталиным. Бабки продавали рязаньбургеры с вареной картошкой и самарбургеры с солитерной воблой. По вагонам носили комплекты женских трусов «неделька» с телевизионной программой, средство для похудения – с гарантией, что через пару дней станет совсем худо, а также оренбургские пуховые прокладки – такие тонкие, что пролазят через обручальное колечко. Как Василий и предполагал, латыш сразу же увязался за ними, но заметно отстал, отбрыкиваясь и пытаясь по-своему отбрехиваться от всех продавцов и коробейников.

Когда вступили в переполненный плацкартный вагон, воздух там оказался спертый. Кто его спер, Хрякова, в общем, не интересовало, но он вдруг опять, как и на вокзале, остро почувствовал, что за ним кто-то исподтишка наблюдает. А в следующее мгновение уши резанул громкий хлопок. Соображая, что это могло быть – выстрел или кто-то еще больше испортил воздух, майор рывком повернулся на звук, хватаясь за «маузер» и сканируя молниеносным взглядом плацкартные полки. Но обнаружить источник опасности ему помешала досадная случайность – неожиданно поезд резко затормозил. На Хрякова своими пышными формами навалилась Марьяна, на нее – бабки с самарбургерами и календарями, а на них сверху пришлепнулся латыш. Сам же Василий уткнулся носом в чьи-то очень волосатые ноги, торчащие из-под одеяла.

Переругиваясь в этой свалке и до хрипоты споря, кому принадлежат те или иные части тела, услышали успокаивающий голос проводницы:

– Не волнуйтесь, граждане пассажиры, ничего страшного, это не авария. Это опять Анна Каренина. Ни муж, ни хахаль ее удовлетворить не могут, вот и ложится под поезда. Всегда она на этом участке. Так что не беспокойтесь, скоро уже поедем.

Пока Василий выбирался из общей кучи, пока вытаскивал Марьяну и отряхивал ее от изделий кустарных промыслов, волосатые ноги с ближайшей полки уже исчезли. А Анна Каренина, видимо, успела удовлетвориться – и поезд загудел на полную катушку, набирая ход и стуча колесами куда следует.

В вагоне-ресторане, похоже, недавно была серьезная разборка. Половина столиков так и стояли еще разобранные. Посетителей было мало, лишь в дальнем углу агент «Моссада» печально уписывал мацу, а напротив него сидел аксакал в тюбетейке и пел о том, как напротив него сидит молодой, горячий джигит и ест мацу. Еда тут оказалась и впрямь не высшего сорта. Кулебяка больше напоминала кулекаку, у глазуньи под одним глазом красовался заплывший фингал, цыплята табака вызывали прямые ассоциации о вреде курения и пагубном влиянии табака на цыплячьи организмы, а поданный к холодцу хрен был явно собачий. Василий заказал бутылку «Вдовы Клико» – судя по вкусу, овдовевшей слишком давно и не от хорошей жизни. Но Марьяне подобная сторона шпионского быта очень понравилась. Она надувалась шампанским так, будто собиралась пускать пузыри из ушей. Наконец-то и латышский агент сумел добраться до ресторана и, примостившись неподалеку, стал по-своему втолковывать официанту заказ.

– Между прочим, вон тот тип тоже из разведки, – кивнул на него Хряков. – И тоже, кстати, пробирается в Чуфырию. А сейчас следит за нами.

– Да? От гад який! Тоды мени треба его прибыты десь в тамбури, – поморщила носик дивчина, доставая из сумочки вороненый «ТТ». – Ты мени не поможешь? А то цей пыстоль дуже громко бабахае.

– Фу, Марьяна! – снисходительно покривился майор. – Вот тебе второй урок профессионала – запомни, что громко наши дела не делаются. И к тому же, он может быть не один. Учись действовать как-нибудь потоньше. Скажем, среди твоих таблеток случайно нет слабительного?

– А як же! «Пурген»! Як поим от души, так завсегда запором мучаюся.

Дивчина с энтузиазмом принялась за поиски, вывалив из сумки пару запасных обойм, косметичку, наушники от рации, два альпинистских карабина, наручники, фотоаппарат «Киев», сигареты «Словутич», духи, связку отмычек, шифровальный блокнот и спринцовку. Наконец, торжествующе выудила со дна упаковку нужного препарата.

– В порошок истолки, – посоветовал Василий.

Дождавшись, когда официант понесет заказ латышу, макароны по-плотски и кофе с молоками, майор остановил его и, потрясая греческим паспортом, принялся скандалить, что под соседним столиком валяется мусор и портит им аппетит. Оробевший под иностранным напором служитель возражать не посмел. Поставил поднос рядом с их тарелками и потащил валяющегося мусора под другой столик. Хряков мигнул Марьяне на обед конкурента – не с первого раза, однако сообразила. Правда, действовала не очень умело, но тут очень кстати внимание латыша отвлекли новые посетители – какой-то заслуженный басмач, едущий с юными следопытами по местам боевой славы. Веселая гурьба ребятишек бережно усадила курбаши как раз между Василием и латышом, и облепила со всех сторон, боясь пропустить очередной увлекательный рассказ. Поощряя успешный дебют Марьяны, майор заказал ей еще шампанского, и она пребывала на седьмом небе от гордости. Важно сообщила:

– Я тоби забыла сказаты, шо я теперь не Марьяна, а Марианна. Я ж по паспорту теж иностранка, из Габону.

– Ну? – удивился Хряков, – Знаешь, тут у тебя вполне может прокол получиться. Габонцы-то негры.

– Да ты шо? – ахнула его подруга, – А хиба це не в Америке? Я ж специально выбирала, шоб по сериалам латиноамериканьским готовиться, дуже я их сериалы люблю…

– Нет. Габон в Африке. Я в детстве марки собирал, точно помню. И живут там негры.

– О це дило! Як же я так сплошала! – Марьяна совсем расстроилась и ушла в себя. Было отчетливо видно, как напряженно она роется в своем сознании – примерно так же, как недавно в сумочке – а потом ее лицо снова безоблачно засияло, показывая, что поиски увенчались успехом. – А чи я по дороге загорю, як негра? Мени казалы, шо там в Ташкенти дуже жарко.

– Не знаю. Может и сойдет, – неуверенно пожал плечами майор, – Хотя, кроме цвета кожи, у негров бывают и другие отличия. Например, волосы у них курчавые. Потом, если настоящие африканцы, у них татуировка на заднице бывает, знаки их племени…

– Шо кучеряви, так можно бигуди накрутыты. А ти знаки мож ты мени намалюешь? У мене фломастеры е.

– Нарисовать-то, оно, конечно, можно, – прикинул Василий, с большим интересом представляя виды ее пышных инфраструктур в качестве мольберта, – Вопрос в том, что рисовать я умею только домики и паровозы. Уж не знаю, есть ли в Габоне у какого-нибудь племени такие знаки?

Однако в это время их внимание привлекла суета по соседству. Латышский разведчик порывался вскочить и убежать, а официанты его не пускали, требуя расчета. Он что-то горячо и настойчиво объяснял по-своему, но его не понимали, да еще и позвали на подмогу поваров, чтобы удержать пытающегося удрать посетителя. Потом старый басмач потянул носом воздух и принялся рассказывать следопытам, как прятался от буденновцев в выгребной яме. За ним заерзал и агент «Моссада», затыкая нос платком, а аксакал затянул песню о том, как молодой горячий джигит своим орлиным нюхом учуял в вольной степи запах дерьма. Атмосфера в вагоне-ресторане и впрямь все больше напоминала вагон-сортир, жалобно лопочущий латыш и обслуживающий персонал никак не могли понять друг друга, а официанты, пользуясь нетерпением пассажиров покинуть помещение, радостно начали завышать счета. Делать тут больше было нечего. Майор предложил взять шампанского с собой и продолжить ужин в купе. Марьяна с готовностью согласилась:

– О це добре. А то выблюемо – тильки гроши пропадут.

– Вот тебе, милочка, третий агентурный урок, – нравоучительно поднял палец Хряков. – Убивать врага вовсе не обязательно. Но высший успех для разведчика – это когда его противник хорошо обделался.

Обратно в свой вагон Василий и Марьяна добрались без приключений. Но опытным глазом окинув купе, Хряков сразу определил, что в его вещах кто-то копался – рядом с ними забыли лопату. Обратившись к невозмутимому, как сфинкс, проводнику, сунул сотню в нагрудный карман, и тот с достоинством подтвердил, что действительно, к ним заходил какой-то мужчина. Но ясно, что человек порядочный, потому что тоже заплатил. А на вопрос о внешности охотно описал во всех подробностях деньги незнакомца.

В вагоне по-прежнему было все спокойно. Наркокурьеры о чем-то оживленно беседовали с несколькими симпатичными глюками. У нового русского уже сделали кухню и теперь отделывали ванную. Военные успели расписать половину пули миниатюрными палехскими узорами. А молодая мать протянула вдоль коридора веревки и развешивала сушиться подгузники, в которых путался теперь проводник, разнося чай. Майор попробовал и определил:

– Тот самый вкус!

– Тот самый чай! – с достоинством подтвердил проводник. Прошли годы с прошлой поездки Хрякова этим поездом, а заваривали здесь все ту же самую старую заварку. Поэтому Василий взял два стакана, но без чая. Разливая шампанское, провозгласил:

– Выпьем за то, что между нашими разведками наконец-то устанавливаются нормальные партнерские отношения.

Однако стать партнером и партнершей двум разведкам удалось не сразу. Когда рука майора проникла в святая святых украинской спецслужбы, лицо его выразило крайнее недоумение:

– Марьяна, у вас что, при повышении секретарш в агенты меняют пол на противоположный?

– Та ни. Це мени просто казалы, шоб була секс-бомбою.

Заглянув под покровы одежды, Хряков аж присвистнул:

– Ты сама минировала или специалисты?

– Конечно, сама. Бо я ж стесняюсь, – жеманно потупилась шпионка.

– И какая у тебя там стоит? Противопехотная или противотанковая?

– Хиба я знаю? Спросыла в техничном отделе, яку далы, ту и поставыла.

Василий соображал, что делать. Вызывать саперов? Но это могло привлечь к нему внимание и вызвать нежелательную задержку – поезд остановят, загонят в тупик. Не исключено, что этого и добивались враги. Но с другой стороны, оставлять как есть тоже не годилось – вспомнил, как грохнулась на него Марьяна по дороге в ресторан, и задним числом прошиб холодный пот. Приходилось заняться самому – не звать же для консультаций военных, отвлекать их от игры. На всякий случай уточнил:

– А устройства неизвлекаемости там нет?

– А шо, и таки бувают? Я не знала…

– И то слава Богу. Тогда давай-ка ложись.

– В якой позиции?

– В позиции для разминирования.

– Ох и выдумщик ты, Васыль! – погрозила пальчиком Марьяна, – Все у тебе новые игры! Тоды в гостинице то в ванной, то с наручныками…

Этих приятных воспоминаний майор уже не слышал, отправившись на поиски проводника. Сунул сотню в нагрудный карман, и тот с достоинством предоставил имеющиеся в наличии инструменты – отвертку, молоток, зубило, пассатижи. Осторожно перекусив ими резинку трусов и припоминая давние уроки по обезвреживанию взрывных устройств, Хряков углубился в работу. Дело оказалось отнюдь не простым, так как Марьяна хихикала и дергалась, взбрыкивая в воздухе пятками. А когда, затаив дыхание, занялся взрывателем, расхохоталась так, что заходил ходуном весь живот, и Василий стал мысленно читать отходную.

– Слушай, если не успокоишься, твои прелести по кусочкам придется собирать. С моими вперемежку.

– А ты сам щекочешься!

– Марьяночка, лапочка, рыбонька, душечка, ну потерпи хоть чуть-чуть! – взмолился майор.

– Ой, як гарно ты говорышь! А ну кажи шось еще! – тут же разомлела она и томно расслабилась, дав ему возможность закончить операцию. Хряков уважительно покачал головой:

– Солидный калибр!

– Нравытся? Ну так що ж ты сыдышь, иды до мене…

– Погоди уж. Прежде чем к тебе идти, мне в себя прийти нужно, – вытер Хряков обильный пот со лба. Отнес инструменты невозмутимому, как сфинкс, проводнику и купил у него бутылку водки. Вагон уже спал. Лишь из прежнего купе майора доносилась заунывная и бесконечная песнь аксакала о том, что весь вагон уже спит, не спится лишь молодому горячему джигиту, который ворочается, закрывая голову подушкой, и наверное, думает о своей прекрасной, как газель, бабе, копающей картошку на дачном участке.

Водка помогла вернуть прежнее душевное равновесие, а Марьяна по-хозяйски засуетилась, раскладывая свои продовольственные запасы:

– И то правда, а то шось я не наилась в том ресторани.

– А ты все так же предпочитаешь крутые яйца?

– Да. Очень крутые, – зарделась она, покосившись куда-то вниз. Только тут Хряков заметил, что за поясом у него торчит «маузер», ствол которого оттопыривает штанину. Он выложил пистолет под подушку, а подруге плеснул остатки шампанского.

– Да ты теж закусывай, не стесняйся, – гостеприимно щебетала она. Но закуски уже не требовалось – сама Марьяна, избавившись от халата, выглядела живым воплощением лучших достижений украинской кухни. Груди бултыхались, как две огромных галушки. Объемистый и округлый таз ассоциировался с чугунком горячего борща, бедра – с добрыми шматками сала, а некоторые детали с варениками.

– Ну як? – переспросила, наслаждаясь его впечатлением.

– Только сметаны не хватает, – оценил Хряков.

– А шо, у вас в ФСБ уже про мене знают, шо я сметаною мажуся? – насторожилась она.

Василий объяснил, что это ему подсказала лишь интуиция, но все равно, воспоминание о службе всколыхнуло ее патриотические чувства. И когда Хряков уже готов был произвести воссоединение Украины с Россией, решительно закрыла ладошкой разминированное место:

– Тильки ты сначала признай, шо Крым наш!

Однако майор на провокацию не поддался:

– Это пускай признают твои американские дружки.

Марьяна поняла, что переусердствовала, и убрала руку:

– Та воны же зовсим слабэньки! Я одного позвала до себе, началы целоватысь и мыловатысь, так вин чуть не сдох. Мени от полковныка Козолупа так влетило! Ладно, с Крымом нехай без мене разбираются… Ой, погодь-ка, а мы предохранятысь будемо?

– А как же, конечно, – заверил майор и поставил пистолет на предохранитель…

А когда ненасытную девицу все-таки удалось полностью вымотать и довести до отключки, Хряков удовлетворенно прошептал:

– А Крым все-таки наш!

Проснулся Василий от уютного и домашнего бритвенного жужжания. В окно лезли солнечные зайчики, нахально подглядывая за неодетыми пассажирами. Мимо проплывали поля, леса и нечистоты в реках. В коридоре проводник опять разносил тот самый чай. А сияющая от удовольствия Марьяна, накрутив бигуди на патроны от «ТТ», вертелась перед зеркалом в жовто-блакитном именном лифчике, мурлыкала песню «Купыла мамо мени коня» и скребла подмышки его электробритвой.