Глава 2

Толпа, собравшаяся под стенами Храма, выглядела угрожающе даже с высоты башни Совета. Еще вчера демонстрантов набиралось едва ли больше пары сотен - сейчас же толпа почти заполнила площадь и грозилась вскоре выплеснуться на близлежащие улицы. Выставленный на подступах к Храму полицейский кордон выглядел до жалкого хлипкой и ненадежной преградой для этого беснующегося людского моря. Расходиться демонстранты, судя по все разрастающемуся палаточному городку, в ближайшее время не собирались - более того, их число постоянно увеличивалось, и этому потоку энтузиастов конца и края не было видно. Представители власти предпринимать какие-либо меры не спешили и вряд ли вообще намеревались: в ответ на резонный вопрос, сколько еще это безобразие продлится, они с равнодушным видом пожимали плечами и ссылались на положение о санкционированных митингах и демонстрациях.

- Галактика сошла с ума, - мрачно констатировал Оби-Ван. Вид у него был усталый и немного нездоровый, совсем не подходящий военачальнику, вернувшемуся с победой. - Только посмотри на них... у меня такое ощущение, будто я с фронта не возвращался.

Энакин только кивнул. Демонстрация именовалась "мирной", но все пацифистские лозунги организаторы, видимо, оставили в кабинете чиновника, санкционировавшего ее. Эти люди сюда не просить пришли, и не "цивилизованно выражать свою точку зрения". Они пришли требовать и обвинять. Что и делали. Почему-то Энакин сомневался, что "выражать свою точку зрения" они намерены исключительно криками и грозным потрясанием плакатами.

- Нет, я не понимаю. Я ни черта не понимаю, Энакин! Мы защищаем Республику, как можем. Мы гибнем сотнями на этой клятой войне, чтобы они, - он ткнул пальцем в окно, - могли жить спокойно, слыша о сепаратистах только по ГолоСети! И они готовы растерзать нас за то, что мы наконец-то арестовали мразь, развязавшую войну!

Оби-Ван в сердцах ударил кулаком по стене. Несколько секунд простоял неподвижно, тяжело дыша и бездумно разглядывая сбитые в кровь костяшки пальцев. На лице его играли желваки.

Энакин молча перевел взгляд на окно. Он не собирался ни успокаивать бывшего учителя, ни тем более осуждать его: Оби-Ван был вполне способен взять себя в руки без посторонней помощи - к тому же обуздывать эмоции ему всегда удавалось куда лучше, чем самому Энакину. Что до осуждения... попробовал бы ему кто указать на "неподобающие джедаю эмоции" в такой момент. Нарвался бы на грубость. По меньшей мере.

Они все держались на пределе сил. Энакин своими глазами видел, как после особенно тяжелого сражения магистр-джедай сидел на полу палатки, сминая в кулаке кусок бронепластины боевого дроида, - легко, словно та была не крепче алюминиевой банки. Не обращая внимая на кровь, тонким ручейком стекающую на белоснежную робу. Глядя перед собой мертвым, остекленевшим взглядом. Видел молодую целительницу, трясущуюся в беззвучной истерике над трупом солдата, которого не сумела спасти. Слышал о рыцаре, потерявшем в бою весь свой батальон - и бесследно пропавшем из лагеря на следующий день.

Даже клонам, выращенным специально для войны, приходилось нелегко. Но любому джедаю было хуже стократ. Неодаренному не понять, что для адепта Света значит находиться на арене боевых действий, каких усилий стоит отгородиться от чужой боли, агонии и ярости. Не понять, что испытывают те, кто отгородиться не сумел.

По крайней мере, так говорили Энакину другие. Сам он ничего подобного не чувствовал... скорее уж напротив. То, что выжимало из его товарищей последние силы и сводило с ума, на него действовало, как мощнейший стимулятор. В бою энергия переполняла его, несясь по жилам бурным потоком, для которого любая вспышка эмоций, любая боль и смерть, рвущая полотно Силы в клочья, - как новая порция горючего в пламя.

Странно сказать, но сейчас, когда у порога Храма бушевала разъяренная толпа, Энакин чувствовал себя гораздо лучше, чем когда-либо прежде в этих стенах - обычно хранящих покой и умиротворение. Протестующие выплескивали в Силу такое бешеное количество энергии, что плазменный реактор в сравнении с этим выглядел бы жалким костерком. Только потянись, и она послушно прильнет к рукам, давая столько сил, что кажется - движения пальца хватит, чтобы разнести на куски флот сепаратистов.

Энакин благоразумно держал подобные мысли при себе: очень уж его ощущения подходили под описания той самой Темной Стороны, которой любой джедай должен сторониться как огня.

Очередное подтверждение тому, что в Ордене ему не место.

- Тебя не было на Корусканте, когда СМИ в один голос завели истерику о "государственном перевороте", - презрительно хмыкнул он. - Слышал бы ты их - сейчас бы не удивлялся.

- Был слишком занят генералом Гривусом, чтобы следить за новостями, - Оби-Ван по-прежнему не отрывал взгляда от толпы, но о его недавней вспышке гнева теперь напоминали лишь кровоточащие ссадины на костяшках пальцев. - Мне кажется, или вон тот скиммер летит сюда?

- Журналисты, - присмотревшись к стремительно приближающемуся транспортнику, Энакин заметил эмблему "Республиканских новостей", начертанную на его борту. - Жди новых разоблачений к вечеру.

Оби-Ван тяжело вздохнул:

- Вот же стервятники... и чего им на этот раз нужно? Чувствую, добром это не кончится.

- Хоть бы раз ты в этом ошибся... не кончится, конечно. Когда такие толпы собирались на Татуине, рабам потом приходилось убирать трупы с улиц.

- Здесь не Татуин, Энакин, - судя по тону, Оби-Ван и сам не был уверен, что столичная толпа отличается от татуинской в лучшую сторону.

- Ты им это скажи. Неужели их эмоции не улавливаешь? Это не митинг, а пороховая бочка. Хватит одного выстрела, чтобы она рванула. Бойня у стен Храма джедаев - вот подарок журналистам будет. Особенно если стражам придется вмешаться. Зря власти, что ли, так мало полицейских согнали?

Оби-Ван помрачнел еще сильнее - хотя казалось, что дальше уже некуда. Нахмурившись, пропустил сквозь пальцы заметно отросшую за время кампании на Утапау бороду.

- Улетал из столицы Республики, вернулся в очередную горячую точку, - проговорил он с горечью. - Если честно, Энакин, я не знаю, что случится, если Сенат прикажет нам немедленно отпустить Палпатина. Никто в Совете не знает. Некоторые всерьез полагают, что... а впрочем, не важно, - опомнившись, оборвал магистр мысль. - Надеемся на лучшее, но готовимся к худшему, как всегда.

Энакин подумал было расспросить друга поподробнее, что именно полагают "некоторые", но тут же отказался от этой идеи: после того, как для него закрылись двери Зала Совета, Оби-Ван остался единственным, кто мог хоть что-то рассказать о планах магистров. Не стоило нервировать его излишней настойчивостью. К тому же Энакин и без того предполагал, о чем шла речь.

- И именно поэтому отзываете джедаев с фронтов именно тогда, когда следовало бы со всей силы ударить по сепаратистам, - понимающе хмыкнул он, не скрывая презрения.

Оби-Ван беспокойно осмотрелся вокруг, проверяя, не прислушивается ли кто к разговору. К счастью, коридор был совершенно пуст: магистры Совета покинули этот этаж сразу же после совещания, а рядовые джедаи редко сюда заходили.

- Энакин, ты должен понимать... - Оби-Ван замялся, мучительно подбирая слова - почти как в тот день, когда передавал бывшему ученику распоряжение шпионить за канцлером. - Угроза сепаратистов - ничто по сравнению с той, которую несет власть ситха. Если позволить ему вернуться в канцлерское кресло, Орден будет обречен. Теперь, когда Сидиус знает, что его разоблачили, он обернет всю Республику против нас, и никто не посмеет ему перечить. Мы должны быть готовы защищать себя, если придется.

"Когда придется, ты хочешь сказать. Мы оба знаем, какие силы стоят за Палпатином. И Совет знает. И мы все хорошо понимаем, что так просто они не сдадутся".

В памяти один за другим всплывали лица тех, с кем ему доводилось работать в ходе военных кампаний. Армейские генералы - из того подавляющего большинства, что не относилось к Ордену, адмиралы, моффы, разведчики... все те, чье положение в годы войны стало выше и крепче, чем когда-либо прежде. И сколькие из них пойдут поперек воли законного правителя, отказавшись повернуть оружие против джедаев? Повезет, если десяток из сотен наберется.

- Я понимаю... просто надеялся, что остановлю войну, выдав ситха Совету, а не начну новую, - Энакин скривился: во рту от этих слов будто появился привкус желчи. - Жаль, что ошибся.

Жаль, что поступил так поспешно. Так опрометчиво. Не взвесив, не рассчитав... и не подумав остановить Винду от глупости, которая теперь поставила под угрозу весь Орден. Пусть он собирался покинуть джедаев, пусть ему с ними не по пути... но сбежать в такое время? Энакин не был предателем. Кем угодно, но только не им.

"Неужели? Ты ведь уже предал однажды. Совсем недавно, помнишь? Из благих побуждений. Разве можно ручаться, что такого не произойдет снова?"

Энакин ощутил, как его грудь сдавливает удушающий, иррациональный страх. По телу пополз холодок. Снова это ощущение - будто мысль одновременно и принадлежит ему, и является абсолютно чуждой, вложенной кем-то другим.

С губ невольно сорвалось крепкое ругательство. Почувствовав внезапную слабость, Энакин оперся о стену обеими руками; его дыхание сделалось хриплым и тяжелым.

- Энакин? - как сквозь толщу воды донесся голос Оби-Вана. - Энакин, ты в порядке?

Он только и смог, что неопределенно помотать головой. Перед глазами один за другим проплывали образы - то смутные, словно окутанные туманом, то настолько яркие и четкие, что казались реальнее мегаполиса за окном. Фигура в алых одеяниях, патетично вздымающая руки к бесконечным рядам сенатских лож, едва ли не сотрясающихся от грома аплодисментов. Торжествующий огонь, пылающий в желтых глазах старика, хищная улыбка на его тонких губах. Боевые корабли Республики... в космосе, над Корускантом, над другими мирами... армады, озаряемые вспышками орудий; отдельные корабли, буквально разрываемые в клочья мощными залпами - со всех сторон, с судов, окрашенных в точно такие же цвета Республики, что и у их беспомощных жертв. Корускант. Опустевшие улицы; тяжелая, слаженная поступь патрулей в сине-белой броне. Улицы, усеянные телами. Черные клубы дыма над Храмом...

Падме. Ее искаженное ужасом лицо, расширившиеся в страхе глаза...

- Сенатор Амидала, именем Галактической Империи вы арестованы по обвинению в государственной измене.

Холодный, бесстрастный голос. Рука в черной перчатке, перехватывающая тонкое запястье...

- Нет! Нет, не смейте! Энакин! Энакин, помоги мне!

Отчаянный крик едва не разрывает барабанные перепонки, отдается в висках звонким эхом...

- Энакин!

Судорожно выдохнув, Энакин распахнул глаза. Блуждающим, полубезумным взглядом осмотрелся вокруг, с запозданием узнавая белоснежные стены и украшенный замысловатыми узорами мраморный пол Башни Совета. Благодарно кивнул Оби-Вану, поддерживающему его за плечо:

- Да. Да, все в порядке. Мне просто нужно побыть одному. Поговорим позже.

Стряхнув ладонь друга - возможно, слишком резко, но ему сейчас было не до вежливости, - Энакин поспешил к лестнице, ведущей на нижние этажи. Он едва сдерживался, чтобы не перейти на бег, хотя слабость, накатившая вместе в видением, еще не до конца отпустила его.

По мере того, как в голове прояснялось, на смену ужасу приходила ярость - яркая настолько, что ее, наверное, мог уловить едва наделенный Силой мальчишка из сельхозкорпуса. Энакин сжимал и разжимал кулаки, чувствуя, как скапливается в его руках мощь, требующая выхода.

Не сбавляя шага, он шел к подземельям Храма. И упаси Сила охрану не пропустить его.

Упаси Сила проклятого ситха не ответить, что только что произошло.

* * *

Тишина тюремных помещений Храма с непривычки давила на уши. Все, что Энакин слышал - звуки собственных шагов и дыхания, почти неестественно громкие в этих каменных стенах. Вокруг не было ни души: охрану от повелителя ситхов надежно отделяли бронированная дверь, энергетический щит и длинный коридор со множеством ответвлений. Свет, льющийся с тусклых ламп под потолком, почти не доставал до пустующих камер, и те тонули в зловещем полумраке. Насколько Энакин знал из разговора со старшим техником Храма, тюрьма снабжалась энергией из автономного источника, и его - древнего, бездействовавшего столетиями, - едва хватало, чтобы поддерживать в рабочем состоянии систему защиты. На мелочах вроде освещения приходилось экономить.

"Наскоро запущенный генератор, сотни лет простоявший без дела и техобслуживания? Не самая надежная защита".

Энакин готов был поклясться, что слышал негромкий старческий смешок. Стиснув зубы, он мысленно послал ситха ко всем чертям - ощущая скорее злость и досаду, чем смятение. Вернее, старательно гоня это чувство прочь: раздумывая, то ли Палпатин настолько силен, что способен лезть в его мысли, то ли у него самого не все ладно с головой, недолго и свихнуться.

- Не ожидал увидеть тебя здесь так скоро, Энакин.

Энакину потребовалось все его самообладание, чтобы не вздрогнуть, услышав этот тихий голос прямо у себя за спиной. Юноша развернулся на месте, готовый в любой момент выхватить световой меч... и едва зубами от досады не скрипнул: как оказалось, он чуть не прошел мимо нужной камеры, даже не посмотрев в ее сторону. Что, в принципе, немудрено: эта клетушка была так же скудно освещена, как и все остальные, и не привлекала к себе внимания ровным счетом ничем - разве что тускло горел красным индикатор на дверной решетке. Фигура старика, неподвижно сидевшего на койке, в этом полумраке легко могла сойти за неясную тень.

Настораживало другое. Сейчас Энакин чувствовал Палпатина в Силе настолько отчетливо, что без труда отыскал бы его камеру закрытыми глазами... но каких-то несколько секунд назад Сидиус, казалось, находился везде и нигде конкретно: его незримое присутствие в равной степени ощущалось и в помещениях охраны, и в этом коридоре.

Нет, это даже не "настораживало": более доходчиво сообщить об угрозе могла разве что надрывающаяся сирена.

- Значит, все-таки ожидали, лорд Сидиус? - процедил Энакин, непроизвольно сжимая пальцы на рукояти меча. - И наверняка заготовили для меня красивую речь? Вопросы, подталкивающие меня к верным выводам? Ранкорью дозу отеческого сочувствия? Поберегите время.

Энакин и сам не ожидал, что эти слова прозвучат с такой злобой, выдающей горечь, скрывающуюся за ней. Мерзко это было - сознавать, что человек, которому он верил, которым восхищался... да хатт побери, относился чуть ли не как к отцу! - все это время видел его лишь полезным инструментом. Оружием, которое в нужный момент можно будет повернуть против своих врагов.

Может, Сидиус и преувеличивал тогда, говоря, что ситхи и джедаи во многом схожи между собой, но некоторое сходство определенно присутствовало.

- Зачем же? - бывший канцлер рассмеялся - сухим, кашляющим смехом, совершенно не похожим на его привычный. - Времени у меня пока в избытке... я бы даже сказал, что его слишком много.

Не было похоже, что заключение сильно волновало Сидиуса. В его голосе сквозила легкая досада, как если бы перспектива собственной казни или пожизненного заключения казалась ему каким-то мелким неудобством.

- Но вы его даром не теряли, как я погляжу, - проговорил Энакин, едва не переходя на рык. Сделал шаг вперед, почти вплотную приблизившись к решетке. - Неужели вы думали, что я ничего не пойму? Что снова приму ваши мороки за чистую монету? Не сыграла ваша ставка на меня, милорд. Пора бы вам это понять.

Сидиус наконец соизволил обернуться. В тусклом, размытом свете черты его лица виделись нечетко и смазанно, но взгляд - изучающий, пристальный - Энакин кожей чувствовал на себе. И ощущение это было не из приятных.

- Ты о видениях, надо полагать? - осведомился ситх холодно. В его голосе, вопреки обыкновению, не было ни намека на участливость и теплоту - и за это Энакин был почти благодарен: фальшь ему до тошноты надоела. - Ты думал, они прекратятся с моим арестом? Глупо, Энакин. Хотя я и могу понять твое желание списать их на мой обман: дар предвидения часто показывает нам картины, которых мы совсем не хотели бы видеть.

- И все же вам о них известно. Если это не ваших рук дело, как вы можете знать, что я видел?

Сидиус чуть подался вперед, и игра светотени жутковато исказила его черты: саркастическая усмешка на секунду стала безумным оскалом, едва не заставившим Энакина отпрянуть от отвращения.

- Энакин, твое высокое мнение о моих способностях мне льстит. Но влиять на чужие видения... если я когда-нибудь сумею овладеть подобной техникой, то буду считать это своим личным достижением.

Ложь. Энакин не сомневался в этом. Он был уверен, что Сидиус скажет нечто подобное. Уверен...

- Не считайте меня за идиота. Вы знали о Падме. Знали, что в своих видениях я вижу ее гибель. Я никогда не рассказывал вам об этом, и все же вы знали!

Последнюю фразу он почти выкрикнул, и эхо еще пару секунд носилось по коридорам тюрьмы. Палпатин спокойно дожидался конца тирады, не шелохнувшись и ни на мгновение не отводя взгляда. Когда Энакин тяжело выдохнул, переводя дух и мысленно кляня себя за то, что позволил себе такие эмоции в присутствии ситха, тот невозмутимо осведомился:

- Высказался? Хорошо. А теперь послушай меня.

Нечто такое было в его голосе, что заставило Энакина безропотно прикусить язык. Ему самому стало не по себе от той поспешности, от этой полудетской готовности стыдливо подчиниться старшему...

"Будь он проклят. Что со мной происходит?"

Палпатин тем временем продолжал говорить, и каждое его слово, каким бы спокойным ни казался голос, отзывалось металлическим лязгом.

- Во-первых, о Падме ты мне ничего не рассказывал, это верно. Но неужели ты думаешь, что о ваших отношениях никому неизвестно? Еще немного, и по коридорам Сената начнут ходить непристойные анекдоты, настолько хорошо вы скрываете свою связь! Во-вторых, - Палпатин сделал короткую паузу, наверняка отметив, как шумно выдохнул Энакин и дернулось его лицо, - ты зря считаешь свой дар предвидения уникальным. Многие одаренные способны видеть будущее, не имея даже элементарного обучения - в чем ты, к слову, немногим отличаешься от уличного мальчишки, которому посчастливилось родиться чувствительным к Силе. Мне неизвестно, что ты видел - того, что видел я, вполне достаточно. Смерть Падме Амидалы встречается во множестве вариаций будущего, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: то, что для меня является незначительной деталью, тебя будет мучить неотступно, днями и ночами. Не стоит приписывать мне способности, которыми я - к величайшему своему огорчению - не обладаю.

Энакин молчал - безумно желая поспорить и не находясь с ответом. Склизкий, холодный комочек сомнения, все это время сидевший в груди, стремительно разрастался, мешая дышать. Юноша был готов к мягким увещеваниям, красивым и витиеватым фразам - но в словах Палпатина звучала хлесткая искренность. То, что Энакин меньше всего ожидал услышать... то, что он услышать безумно боялся.

- Во множестве вариаций будущего? - вопрос сорвался с языка прежде чем Энакин успел толком понять, что собирается сказать. - Падме... - он мысленно выругался на хаттезе, с трудом подавив желание со всей силы заехать себе по лбу. - Выходит, вы способны видеть несколько событий одновременно? Как такое возможно?

- Тренировки, мальчик мой, долгие годы тренировок. Джедаи в своем фатализме не видят преимуществ, что дает способность не безвольно плыть по течению Силы, а анализировать его... они, насколько мне известно, предпочитают констатировать факт, что будущее находится в вечном движении, - он презрительно фыркнул, демонстрируя свое отношение к такому подходу. - Не будь ты так парализован страхом перед грядущей трагедией, так зациклен на ней, то смог бы увидеть и другие вероятности... впрочем, вряд ли ты нашел бы большинство из них привлекательными.

За бешеным стуком крови в ушах слова ситха звучали приглушенно, но оттого не менее отвратительно. Хотелось, просунув руку сквозь прутья решетки, схватить его за горло и сдавливать до тех пор, пока он не сознается что все это - ложь... и что, хатт возьми, он хотел сказать своей последней фразой.

- Вы знаете, что должно случиться, - прохрипел он так сипло, будто его самого кто-то душил. - Иначе не стали бы говорить все это. Чего вы добиваетесь?

Палпатин равнодушно пожал плечами и отвернулся, устало прикрыв глаза. Сейчас он вновь стал напоминать того человека, которого Энакин знал большую часть жизни - а не того, кто все чаще мелькал за этой маской в последние годы.

- Я уже добился почти всего, чего хотел, Энакин. Кроме твоего спасения.

- Моего спасения? - Энакин хрипло хохотнул, хотя веселье было последним, что он сейчас испытывал. - По-моему, это вы сейчас за решеткой, а не я.

- Верно. И за это я тебе даже благодарен - как за спасение моей жизни, так и за твою... честность и верность долгу, - слова прозвучали без тени насмешки, но в таком контексте, что впору принять их за оскорбление. - Магистр Винду оказал мне огромную услугу, так любезно пойдя против всех мыслимых и немыслимых законов Республики.

- Вы выдаете желаемое за действительное. Вашу судьбу решит Сенат, и с чего вы взяли...

- С того, мальчик мой, что я занимаюсь политикой дольше, чем ты живешь на свете, - Сидиус снисходительно улыбнулся. - Ты ведь понимаешь, о чем я говорю. Не стоит повторять восторженные глупости за Падме... она хорошая девочка, но наивна, как ребенок.

Энакин понимал. Военные гарнизоны на каждой мало-мальски значимой планете, флоты, размещенные с тем самым блестящим расчетом, что так восхищал Энакина раньше, злобные шепотки, как шелест сухой листвы проносящиеся по рядам клонов при виде джедаев... да даже если Сенат вдруг объявит Палпатина воплощением вселенского зла, его сил хватит, чтобы вновь захватить власть в Республике за считанные дни!

А ведь он видел это. Видел, как все произойдет. Война. Черный дым над Храмом. Арест Падме.

Энакин так крепко сжал челюсть, что зубы начало сводить от напряжения. Стиснув кулаки, почувствовал, что перчатка на его настоящей руке насквозь промокла от пота.

- Умно, - прошипел он с ненавистью. - Вы все прекрасно спланировали, лорд Сидиус. Просто превосходно. А если вы умрете здесь? Что тогда?

Палпатин искоса взглянул на него. Не было похоже, что угроза ситха впечатлила.

- Тогда джедаи совершат еще одну чудовищную ошибку, которая сделает их уничтожение неминуемым. Не самый благоприятный вариант для меня, но для Ордена - не лучше прочих.

Он помолчал, давая Энакину возможность обдумать сказанное. А тот все старался заглушить подленький голосок, твердящий, что все это - горькая, но правда. Галактика уже катилась ко всем чертям, и теперь вопрос лишь в том, как глубоко она скатится.

- Энакин, - голос Палпатина донесся, как издалека. - Я не стану сейчас произносить красивых речей о том, как все, что я сделал, было необходимо для блага галактики. Не стану говорить, что превратить Республику в государство, способное не на словах, а на деле обеспечить большинству своих граждан мир и процветание, можно лишь перековав ее в горниле войны. Ты поймешь это много позже - когда твои дети будут расти в галактике, на знающей войн и внутренних распрей, когда твоя милая жена увидит, как просто на самом деле защитить мирную планету от посягательств алчных корпораций... но пока мне нечем подкрепить свои обещания, увы. Пойми одно: перемены уже не остановить - а они обычно безжалостны к тем, кто не способен адаптироваться к новым условиям. У тебя есть шанс спасти и себя, и свою семью. Надеюсь, ты им воспользуешься, пока не поздно.

Знает Сила, Энакин был готов услышать нечто подобное. Даже формулировки примерно себе представлял. Но, хатт побери, почему так трудно возразить? Почему эти слова кажутся такими... логичными?

- Снова играете в доброго дядюшку? - бросил он с горечью. - Неправдоподобно, лорд Сидиус. Что до ваших угроз, то пока в камере находитесь вы, а не члены Совета. Не слишком-то вяжется с образом побеждающей стороны.

Развернувшись, он широко и твердо зашагал к выходу из тюремного блока. Костеря себя последними словами за то, вообще приходил. А перед глазами все сменяли друг друга проклятые картины: сражения в космосе и на земле, черные клубы дыма над Храмом, арест Падме...

"Еще не поздно предотвратить это. Главное - найти способ".

* * *

В приемной директора ССБ Мейсу Винду пришлось прождать не менее полутора часов. Хотя адъютант и заверял, что уважаемого магистра примут при первой же возможности, минут через тридцать у Мейса появилось подозрение, что Айсард эту возможность изыскивать совершенно не торопится, а об уважении к представителю Ордена и вовсе велел упомянуть для красного словца. Прождав с час, магистр в этом мнении укрепился окончательно. Через полтора - был абсолютно уверен, что его осознанно пытаются оскорбить.

Мейс досадливо поморщился: вполне ожидаемое поведение для Палпатинского прихвостня - особенно для этого. Арманд Айсард и прежде воспринимал необходимость сотрудничества с Орденом с отчетливым зубовным скрежетом - а сейчас от этого человека и вовсе отборного хаттеза в качестве приветствия можно ожидать. Оставалось только надеяться, что гордыня директора все же не заглушила голос разума.

Послышался шорох открывающейся двери, но Мейс не подал виду, что слышал: все так же стоял перед панорамным окном, заложив руки за спину.

- Магистр Винду. Чем обязан?

Голос больше походил на лай сторожевого пса: отрывистый, низкий и откровенно неприветливый. Обернувшись, Мейс встретился взглядом с рослым, крепко сложенным мужчиной лет пятидесяти. Вид его был так же далек от любезного, как и слова: на широком костистом лице с тяжелой челюстью и резкими, крупными чертами явственно читалось недовольство; светло-голубые глаза смотрели цепко и неприязненно.

- Причина моего визита вам известна, директор, - немногим более учтиво ответил Мейс, оборачиваясь и коротко кивая в знак приветствия.

Айсард и таким подобием вежливости себя утруждать не стал. Пройдя к столу для совещаний, он с хмурым видом указал на ряд кресел вдоль него:

- Присаживайтесь.

Мейс невозмутимо воспользовался приглашением, но про себя с раздражением отметил, что и здесь директор не удержался от почти откровенного хамства: учитывая т-образную форму стола, Айсарду следовало бы занять место напротив посетителя, чтобы тому не пришлось постоянно вертеть головой. А так Мейс не только вынужден был сидеть вполоборота к собеседнику, но и смотреть на него снизу вверх: высота кресел была подобрана с умом, чтобы скомпенсировать даже такой немаленький рост, каким обладал магистр.

- Итак? - протянул Айсард, сцепляя пальцы в замок. - У меня мало времени, магистр. Прошу изложить суть вашего дела.

На лице Мейса заиграли желваки, его глаза угрожающе сузились.

"Будто сам не знает, в чем суть дела, мерзавец..."

- Тела магистров Фисто, Тийна и Колара, - произнес он с нажимом, чеканя каждое слово. - От имени Ордена джедаев я требую их выдачи для медицинской экспертизы и последующего погребения. Не стоит делать вид, что вы не получали подобного запроса из Храма, директор.

В какой-то момент могло показаться, что Айсард и вовсе не слышал этих слов: ни на йоту не изменившись в лице, он продолжал смотреть на магистра все тем же холодным, изучающим взглядом. Мейс, в свою очередь, тоже не спешил отводить глаза, из-за чего со стороны мужчины напоминали двух крупных ворнскров, борющихся за главенство в стае.

- Запрос я получил, - наконец ответил директор. Негромко и очень, очень спокойно. - И ответ на него дал вполне однозначный. Не вижу смысла повторяться, магистр Винду.

- Ваше нежелание идти на сотрудничество не делает вам чести, - холодно произнес Мейс, чуть подаваясь вперед. - Со стороны это выглядит так, будто вы намеренно покрываете опаснейшего преступника. Надеюсь, вам не нужно напоминать содержание Руусанского билля, положений которого об Ордене ситхов...

Взглядом Мейса можно было металл гнуть. Но Арманд Айсард, похоже, был сделан из материала покрепче.

- Никто не отменял, - невозмутимо закончил он. - Включая верховного канцлера Палпатина, в отношении которого вы упорно выдвигаете нелепые и бездоказательные обвинения.

От возмущения Мейс едва не сбился с дыхания. Слов, чтобы выразить его отношение к этой наглости, хватало разве что в хаттезе, сдерживаться от использования которого стало неожиданно тяжело.

- Нелепые и бездоказательные?! - прогремел магистр. И без того обладая внушительным телосложением, он будто стал шире в плечах и выше ростом - даже хитро подобранная высота кресел потеряла весь свой эффект. - Что за фарс вы здесь устраиваете, господин директор? Трое магистров Ордена убиты с помощью светового меча - и вы по-прежнему заявляете, что обвинения в адрес Дарта Сидиуса "нелепы и бездоказательны"?

Айсард криво усмехнулся - гаденькой такой усмешкой, ядовитой. Его взгляд мог своей холодностью посоперничать с проклятыми льдами Зиоста.

- Вы хотите сказать, что трое погибших магистров - насколько мне известно, могущественных воинов и ветеранов многих сражений, - были убиты канцлером Палпатином? Человеком преклонных лет, застигнутым врасплох вашим вторжением? Прошу простить мне скепсис.

- Он простителен, - процедил Мейс, хотя весь его вид говорил об обратном, - для человека, не знакомого с могуществом Силы. Но вам следует понимать...

- Более того, - Айсард чуть повысил голос и вскинул руку, призывая собеседника замолчать. - Если на миг предположить, что ваша версия верна, - еще одна желчная ухмылка вполне ясно давала понять, как директор к этому предположению относится, - и канцлер в самом деле является этим мифическим Дартом Сидиусом и обладает таким могуществом, то как вы объясните свое присутствие здесь?

- Что вы имеете в виду?

- Насколько я могу судить, вы живы. Что же, вы настолько сильнее своих товарищей по Высшему Совету?

Мейс мог бы сейчас пуститься в пространные объяснения, рассказывая и о тонкостях техники ваапад, и о том, как многое ему дали секунды подготовки, оплаченные жизнями павших магистров... мог бы - но смысла в этом не видел: что с Айсардом добром не договориться, он подозревал с самого начала - а сейчас убедился в этом окончательно.

- И что это, по-вашему, доказывает?

- Что ваша версия не выдерживает критики. Даже главный аргумент в ее пользу порождает больше вопросов, чем ответов. А вот твердые факты складываются в довольно неприглядную картину: вскоре после того, как Орден джедаев лишился значительной части своих полномочий и привилегий, четверо магистров арестовывают канцлера и объявляют его врагом Республики. Без доказательств и санкции Сената на арест. Надеюсь, вы понимаете, почему я не спешу принимать ваши слова на веру?

- Доказательства, - Мейс недовольно дернул уголком рта: говорить так о телах павших товарищей показалось ему циничным и кощунственным, - находятся в вашем распоряжении. Раны от светового меча невозможно ни с чем спутать. Какие еще "твердые факты" вам требуются?

Вопрос прозвучал мрачно, почти угрожающе. По всему выходило, что директору факты никакие не требовались - обвинение в государственной измене и вооруженный конвой пришлись бы куда более кстати. Как же отчаянно Мейс жалел, что сейчас не может обеспечить ему ни первого, ни второго...

- Магистр Винду, - Айсарду, похоже, этот фарс тоже наскучил: теперь он даже не утруждался скрыть злость, и слова его звучали резко, почти грубо. - Я не знаю, чего вы сейчас добиваетесь: пытаетесь меня в чем-то убедить, запугать или вовсе... - поморщившись, он плавно повел рукой по воздуху, - ...использовать этот ваш трюк с сознанием, но и первое, и второе, и третье получается у вас отвратительно. Считаете, что сможете использовать раны ваших собратьев как доказательство вины канцлера? Не стоит торопиться, магистр - ведь экспертиза может прийти к выводам, сильно противоречащим вашей версии.

- К каким еще выводам?! - рявкнул Мейс, отшвыривая кресло в сторону и нависая над оппонентом. - Я был там. Я сражался с ситхом и потерял в бою троих братьев! И вы знаете, что это правда, директор. Не пытайтесь лгать мне.

- Вас я во лжи не обвинял. По крайней мере, пока не обвинял, - на лице Айсарда не дрогнул ни один мускул - только взгляд стал совершенно убийственным. - Скажу вам по секрету, я делаю все возможное, чтобы некоторые мои коллеги не спешили с выводами... а они ведь напрашиваются, магистр. Особенно если вспомнить, что в последнее время канцлер всерьез беспокоился за свою безопасность, - а потому около недели назад приказал оборудовать свой кабинет лазерными растяжками с системой распознавания "свой-чужой". Характер повреждений, которые оставляет эта модель, практически идентичен ранам от светового меча. И поверьте мне, в сработавшую охранную систему здравомыслящему человеку верится куда охотнее, чем в историю о зарубившем троих магистров старике.

От человека, добровольно служащего ситху, можно было ожидать чего угодно - но от такой наглой лжи Мейс на какой-то миг потерял дар речи. Он стоял молча, тяжело дыша, и про себя перебирал довольно-таки внушительный арсенал ругательств - как на хаттезе и Всеобщем, так и на других языках. Это неплохо успокаивало, помогая обрести внутренний покой.

- Вижу, у вас все продумано, директор? - осведомился он ровно, будто и не было этой вспышки гнева. - А вас не беспокоит, что правда может открыться, несмотря на все ваши старания?

- Не понимаю, о чем вы, магистр. Если медицинская экспертиза подтвердит вашу версию, я незамедлительно вас извещу. Пока же... - Айсард выдержал многозначительную паузу, посмотрев на собеседника с неприкрытой угрозой, - я не стану делать поспешных выводов. Чего и вам впредь не советую.

Не давая джедаю возможности ответить, он активировал интерком. Дверь приемной тут же распахнулась, и на пороге возник адъютант.

- Роджерс, проводите магистра Винду к выходу, - бросил Айсард, даже не взглянув в сторону юноши. - Мы закончили.

Мейс угрожающе сузил глаза. Наклонившись вперед, негромко, но твердо произнес:

- Это мы еще посмотрим, директор.

В его голосе слышались отдаленные раскаты грома.

* * *

Апартаменты главы Департамента юстиции не отличались особой роскошью. Обстановка, выдержанная в спокойных светлых тонах, была простой и изящной, без излишеств: явно делалась для себя, а не напоказ. Роланд Артемиус вообще не терпел показушности во всех проявлениях, считая ее признаком в лучшем случае раздутого тщеславия, а в худшем - органичного сочетания последнего со скудостью ума. Ни в том, ни в другом главного республиканского законника не упрекнул бы и злейший враг - коих у него, к слову, хватало с избытком.

Бейл Органа считал огромной своей удачей, что враги у него с этим умным и опасным человеком оказались общие. Вокруг Палпатина и так собралось слишком много личностей, переходить дорогу которым было смерти подобно, чтобы упускать такого союзника. Ходили слухи, что этот немолодой уже мужчина с добрым лицом и стальным взглядом мог состряпать уголовное дело на любого человека в Республике, только имя укажи...

...Жутковатая репутация. Но сейчас Бейл искренне жалел, что она, хоть и имела под собой основания, полностью правдива не была.

- В последнюю нашу встречу с магистром Винду, - Артемиус, отпив ароматного травяного настоя, с негромким звяканьем поставил чашку на стол, - я предупреждал его, что разговаривать с Армандом Айсардом бесполезно. Это очень упрямый и амбициозный человек, который, к тому же, так увяз в этой грязной игре, что выйдет из нее либо победителем... - он сделал паузу, улыбнувшись уголком губ, - ...прошу прощения, верным слугой победителя, - либо, образно выражаясь, вперед ногами. А может статься, что и не образно.

Похоже, сама мысль о таком исходе событий доставляла Артемиусу удовольствие: от его прищуренных глаз к вискам протянулась сеточка тонких морщин, отчего приятное лицо мужчины стало казаться еще более располагающим и добродушным. Только взгляд остался под стать стальному цвету радужки.

- Насколько мне известно, это магистр Йода высказался за то, чтобы дать ему шанс, - Бейл сопроводил эти слова легким пожатием плеч: мол, не простому смертному сомневаться в решении старейшего мастера-джедая. - Джедаи предпочитают не начинать разговоры с угроз.

- Возможно, им реже приходилось бы пускать в ход световые мечи, будь это иначе, - ухватив кусочек сахара серебряными столовыми щипцами, Артемиус бросил его в чашку. С задумчивым, даже философским видом помешал напиток и с удовольствием пригубил. - С некоторыми людьми решительно невозможно разговаривать, если нельзя подкрепить свои предложения парой-тройкой неприятных альтернатив.

- Увы, это верно, - ровно произнес Бейл, ничем не выдав своего отвращения: хотя альдераанцу и самому нередко приходилось идти наперекор принципам и совести, ему претило такое потребительское отношение к закону - будто к оружию. Но как ни мерзко, именно такое сейчас и требовалось. - К сожалению, информация, которой располагает Арманд Айсард, вынуждает к общению с ним.

Бейл с трудом удержался от того, чтобы беспокойно поддернуть рукава костюма: дурная привычка, казалось бы, давно изжитая, неожиданно вновь напомнила о себе. На протяжении всего разговора он не мог отделаться от ощущения, что все его мысли, опасения и недомолвки для Артемиуса - что открытая книга.

Крайне неприятное ощущение. Нервирующее.

- А опасность, которую он собой представляет, вынуждает с ним считаться, - понимающе хмыкнул Артемиус. - Требуется немалая смелость, чтобы проголосовать против Палпатина, когда шею сжимает железная рука ССБ, не так ли?

Бейл мрачно кивнул. С тех пор, как организация Айсарда набрала силу, нельзя было пройти по коридорам Сената и не оглянуться через плечо: все казалось, что спину буравит чей-то пристальный взгляд. Незримое присутствие ССБ ощущалось повсюду: что на Корусканте, что за его пределами. Бейл даже не был уверен, что до его родного Альдераана не дотянулись щупальца этого ядовитого спрута. Точнее сказать, был абсолютно уверен: дотянулись. Не знал только, как далеко и глубоко проникли.

- Совершенно верно.

- И вы хотите, чтобы я эту руку несколько... ослабил?

"Будто ты сам этого не хочешь".

- Это пришлось бы как нельзя кстати. Человек вроде Айсарда ведь не может быть чист перед законом, не так ли?

На лицо Артемиуса будто тень набежала. Казалось бы, оно не потеряло и толики своего благодушия, но взгляд, и прежде холодный, совсем заледенел, а улыбка неуловимо изменилась: чуть более резкий, напряженный изгиб губ сделал ее ядовитой и жестокой.

- О да, разумеется. Мои руки коротковаты, чтобы дотянуться до его должностных преступлений... но он еще и человек. Отец, муж... вернее, был им до недавнего времени. Знаете ведь о его супруге, Габриэлле? Заметная была женщина. Красавица, светская львица...

- Была. До тех пор, пока не оказалась в списках пропавших без вести, - подтвердил Бейл. - Я догадывался, что вы не забыли об этом деле.

Естественно, Бейл не "догадывался" - он был уверен. В тот раз Айсард нанес Артемиусу сокрушительное поражение, которое старый хищник не мог ни забыть, ни тем более спустить врагу с рук. Директор не только отвел от себя все обвинения в убийстве жены, но и втоптал Департамент юстиции в грязь: вскоре после начала официального расследования, следователя, который его вел, уличили в получении взятки в особо крупных размерах и связях с работорговцами, орудовавшими в ту пору на Корусканте. Этот скандал послужил началом настоящей травли: на Департамент напускали одну проверку за другой, поливали грязью в СМИ, приостанавливали полномочия целых отделов, чуть ли не поголовно допрашивали сотрудников - от простого клерка до высшего руководства. Многих из них арестовали, многие лишились должностей, даже сам Артемиус насилу отбился от градом посыпавшихся на него обвинений... естественно, дело Габриэллы Айсард закрыли до лучших времен.

Таких как эти, например.

- О таких вещах я никогда не забываю, сенатор Органа, - произнес Артемиус так мягко и добродушно, что Бейла пробрала дрожь. - Это дело я понемногу копаю еще с тех пор... информацию, конечно, приходится выуживать по крупицам, но и их накопилось достаточно, чтобы заставить Айсарда понервничать.

Он подлил себе еще настоя, и начавший было выветриваться терпкий горьковатый запах снова наполнил гостиную.

- И в то же время у меня слишком мало улик, чтобы шантажировать его, - заметив, как передернуло Бейла от этих слов, Артемиус коротко хохотнул:

- Ох, Бейл, не кривитесь вы так, словно я вас оскорбил! Вы ведь именно о шантаже меня просили, не стоит стесняться называть вещи своими именами. Так вот, сразу хочу вас предупредить: если вы в самом деле планируете с моей помощью выбить из Айсарда свидетельства против канцлера, то можете об этих чаяниях забыть. Я не волшебник, и в такие сжатые сроки столь увесистого компромата не найду.

Бейл даже не потрудился сделать вид, что услышанное его удивило или разочаровало: Артемиус только что подтвердил его собственные догадки, не более. Время, когда оружие лучше держать в рукаве, давно ушло, и старик не преминул бы пустить свое в ход... если бы был уверен, что оно достаточно смертоносно.

- Боюсь, господин Артемиус, вы превратно меня поняли. Я прошу вас не о шантаже, а о продолжении расследования. Официальном или нет - не столь важно. Главное, чтобы Айсард почувствовал опасность и оказался вынужден защищаться.

Артемиус с ответом не спешил: откинувшись на спинку кресла, он неспешно потягивал свой настой и задумчиво смотрел на собеседника поверх фарфоровой чашки. Бейл незамедлительно подметил, что глаза старика обрели необычный для них блеск и живость.

- Знаете, Бейл... - протянул он наконец, улыбнувшись - как ни странно, на сей раз искренне, - ...был момент, когда я даже испугался: решил, будто вы хватаетесь за последнюю соломинку. Слишком уж сильно, как мне показалось сначала, вы надеялись на удачу, гипотетические улики и гипотетический же компромат. С такими планами немудрено подумать, что положение не просто сложное, а катастрофическое. А так... расследование, говорите? Хотите отвлечь внимание от чего-то? Заставить Айсарда увлечься отражением моих атак и упустить из виду куда более серьезную угрозу?

- Вы прекрасно уловили суть. Так вы сумеете это устроить?

- Поручиться за успех, конечно, не могу - мы на войне, как-никак, а она дама непредсказуемая, - но понервничать Айсарда заставлю. И его, и Пестажа, и некоторых представителей карманной Палпатинской военщины. Какое-то время этим господам будет, чем заняться, - казалось, Артемиус уже смакует предстоящее дело. Его лицо приобрело жутковатое выражение: на нем отразились и азарт, и жестокость, и даже мечтательность.

В который Бейл раз мысленно поблагодарил Силу за то, что этот человек на его стороне. В данный момент, по крайней мере.

- Ничего иного я от вас и не прошу. В очередной раз благодарю за помощь, господин Артемиус.

Поднявшись на ноги, они обменялись крепкими рукопожатиями: может быть, руки Артемиуса и выглядели хилыми, но их хватка была цепкой и сильной не только в фигуральном смысле.

Вежливо улыбнувшись, Бейл попытался осторожно стряхнуть ладонь старика. Но тот не спешил разжимать пальцы.

- Что бы вы ни задумали, Бейл, я надеюсь, что ваш план сработает, - произнес он, глядя сенатору прямо в глаза. - Помните: если мы проиграем, то отправимся на свалку истории вместе с Орденом джедаев. Думаю, вам не нужно напоминать, как на нее обычно попадают?

"Через бесчестье, кровь и смерть. Я хорошо учил историю, господин Артемиус".

- Не нужно. Лично я предпочту отправить туда Палпатина вместе с его свитой.

- А говорят, альдераанцы - сплошь пацифисты. Рад, что встречаются исключения вроде вас, сенатор.

Бейл промолчал. Даже вежливая улыбка будто сама собой исчезла с губ.

Он-то как раз был совсем не рад оказаться таким исключением. Но кто-то же должен?

* * *

С ареста канцлера не прошло и суток, но произошедшие после него перемены уже чувствовались так же явственно, как резкое похолодание после летнего тепла. По крайней мере, для Исанн это было примерно так. Если раньше девочка твердо верила, что все будет хорошо, - даже пережитый во время сепаратистской бомбардировки ужас поколебал ее уверенность совсем немного и ненадолго, - то теперь страх преследовал ее неотступно. Она даже отвлечься ни на что не могла: казалось, весь Корускант был пропитан тягостным ожиданием катастрофы. В СМИ же творился какой-то нездоровый, лихорадочный ажиотаж - мол, что же будет, чьи же головы полетят?

Весело им - всяким экспертам и прочим любителям почесать языком! А у кого-то вся жизнь на кону стоит. Ах, как здорово это пообсуждать и прогнозы построить!

Девочка закусила губу, чувствуя, что еще немного, и она глупо и очень по-детски расплачется. Или взбесится: она всегда злилась, когда ей было страшно. Уже сейчас ее так и подмывало что-нибудь разбить или сорвать накопившиеся эмоции на надоедливой гувернантке, но Исанн сдерживалась: это было бы еще глупее, чем лить слезы. Поэтому она просто стояла, обхватив себя руками и глядя в окно. Лучше бы, наверное, не глядела: патрули, вышагивающие по широкому проспекту далеко внизу, даже с такого расстояния выглядели зловеще. Не они сами, конечно: девочка догадывалась, что патрульные здесь в том числе для того, чтобы защищать ее... но именно это и было жутко: значит, есть от чего защищать. Значит, точно что-то нехорошее должно случиться.

Зябко передернув плечами, Исанн отошла от окна и с ногами залезла на диван. Собралась было включить голопроектор, но вспомнив, о чем сейчас говорят по всей ГолоСети, отдернула руку от вмонтированного в подлокотник пульта. Ну к хаттам.

Какое-то время она сидела в тишине, сцепив руки в замок и уставившись в одну точку. За окном сгущались сумерки, погружая гостиную в полумрак. А дурацкие мысли в голове все множились и множились... и почему-то назойливее их всех было воспоминание о сегодняшнем дне в школе. О том, как девчонки, еще вчера готовые на все, лишь бы войти в круг ее подружек, шарахались от Исанн, как от прокаженной, и ядовито перешептывались за ее спиной:

" - Недолго ей нос задирать осталось: как ее папашу в тюрьму бросят, так сразу скромнее станет!

- Да кто ее здесь держать будет? В приют отправят, как сиротку. И поделом: а то гонору, как у принцессы!"

Девочка стиснула кулаки, до боли впиваясь ноготками в кожу. Ничего, пусть себе эти дуры, сенаторские дочки, хихикают, сколько влезет - такая смешливость обычно от куриных мозгов бывает. Просто их папаши, разжиревшие на воровстве и взятках, очень хотят верить, что канцлер и его "цепной пес", Арманд Айсард, скоро перестанут мешать им жить на широкую ногу... да только рано они обрадовались! Канцлер еще жив. Ее папа - на свободе, и Исанн бы посмотрела на смельчака, который вздумает его в чем-то обвинить! И армия, и флот верны присяге, они не станут подчиняться каким-то джедаям и их прихвостням из Сената. Так что все будет хорошо. Не может быть по-другому.

"Мы еще посмотрим, кто будет смеяться, когда канцлер вернется к власти".

Представив себе, как на чрезвычайной сессии верные Палпатину сенаторы в один голос провозглашают его единственным законным правителем Республики, а джедаев - преступниками, девочка чуть приободрилась. Примерно на полминуты - а потом фелинксы заскреблись на душе с удвоенным энтузиазмом.

Если бы все было так здорово, в небе сейчас мирно курсировали бы гражданские спидеры, а не тяжело рассекали воздух бронированные полицейские транспортники.

Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, Исанн собралась было заняться какой-нибудь ерундой - скажем, порисовать или поупражняться в игре на фортепиано, - когда услышала звуки шагов. Проходили, похоже, двое человек, причем мужчин - поступь обоих была тяжелой, явно не женской.

"Один - точно папа, больше некому. А вот кто второй?"

Исанн беспокойно заерзала на диване, борясь с искушением выскочить в коридор и пристать к отцу с расспросами. Появление гостей в такое раннее время означало только одно: случилось нечто из ряда вон выходящее, и папе требовалось срочно обсудить это с кем-то из союзников. В последний раз такое было накануне нападения сепаратистов на Корускант...

Усилием воли она заставила себя остаться на месте и затаить дыхание. Что-то однозначно случилось. Что-то опять пошло не так. А это значит, что если Исанн попадется отцу на глаза, то он отправит ее в детскую или классную комнату, под бдительный надзор гувернантки - чтобы дочь не услышала чего лишнего и под ногами не путалась.

Девочку такой вариант не устраивал категорически: она была твердо намерена выяснить, что стряслось на этот раз. Пусть даже это знание добавит ей ночных кошмаров, в которых и так недостатка не было.

Выждав, пока взрослые минуют двери гостиной и отойдут на порядочное расстояние, Исанн на цыпочках выскользнула в коридор. Первым делом метнулась на первый этаж, в кухню: она давно уже наловчилась подслушивать разговоры, приставляя стакан к стене соседней с отцовским кабинетом комнаты. Обратно к лестнице пробиралась, навострив уши и воровато озираясь по сторонам: большую часть прислуги отец распустил пару недель назад, оставив хозяйство на дроидов, но гувернантку увольнение почему-то не коснулось. У Исанн даже зародилось подозрение, что та была как минимум внештатной сотрудницей ССБ - по крайней мере, обо всех провинностях подопечной она докладывала работодателю со скрупулезностью профессиональной стукачки. Не хватало еще попасться ей на глаза в самый неподходящий момент.

Но все прошло благополучно: никем не замеченная (даже дроидов по дороге не встретилось), Исанн добралась до маленькой комнаты отдыха, уже год как служившей ей "постом прослушивания". Здесь было куда удобнее и безопаснее "совать нос не в свои дела", чем стоя под дверью: слышно было лучше, а ловили реже. Вернее, до сих пор не ловили ни разу.

Удобно устроившись на пуфе, она приложила стакан к стене и прижалась ухом к его донышку. Голоса, до этого неразборчивые, сразу стали звучать отчетливей. Несмотря на волнение, от которого сердце бешено колотилось, казалось, где-то в районе горла, девочка улыбнулась: папин кабинет был буквально нашпигован всевозможной аппаратурой против электронной прослушки, а от таких грубых и примитивных методов защиты не имелось.

Выровняв дыхание и сосредоточившись, Исанн обратилась в слух...

* * *

- Не думаю, что у них хватит на это духу, Арманд. Бейл Органа, Мон Мотма, прочие... они могут громко разглагольствовать в Сенате. Могут ловко жонглировать законами, подкупать, шантажировать, баламутить воду еще сотней способов... но планировать вооруженное сопротивление? Не их стиль.

Несмотря на категоричность собственных слов, Сейт Пестаж не выглядел таким уж уверенным. Человек, будучи абсолютно убежденным в своей правоте, смотрит на собеседника чуть свысока и всем своим видом выражает нежелание слушать. Пестаж же явно обдумывал слова собеседника, судя по тому, как было напряжено его лицо и беспокойно постукивали по подлокотнику кресла длинные "паучьи" пальцы.

- Стиль - штука гибкая, меняется в соответствии с ситуацией. Факты же, - Арманд выразительно хлопнул ладонью по инфопланшету, - складываются в довольно неприятную картину. Планетарные вооруженные силы исподтишка приводятся в боевую готовность, Сейт, это я могу тебе точно сказать о Чандрилле, Набу, Родии, Кореллии и еще паре десятков миров. В "спортивных секциях" и "молодежных кружках по интересам" народное ополчение тренируют уже не меньше года...

- Не ты ли говорил, что народ готов за канцлера хоть сейчас пойти на штурм Храма?

- Я говорил, что это касается наиболее стратегически важных миров, включая Корускант, - но не всех. Кое-где настроения прямо противоположные. А Таркину следовало бы пообщаться с некоторыми своими коллегами, прежде чем распинаться о том, как крепко моффы держат в руках свои сектора.

- И ты всерьез полагаешь, что не успеет Палпатин вернуться на трон, как нам придется разбираться с повстанческим движением?

- На трон? - Арманд скептически фыркнул. - Торопишь события. Для того, чтобы взойти на трон, нужно еще собрать государство по частям. А мы до сих пор не решили проблему предыдущих сепаратистов, чтобы разбираться с новыми.

- Не думаю, что наши господа демократы осмелятся поднять свои миры на вооруженную борьбу. Они хорошо понимают, что в условиях военных действий нам простится даже База Дельта Ноль - общественность спишет на борьбу с сепаратистами. Да и воевать с Республикой... что значат планетарные вооруженные силы, наемники и народное ополчение по сравнению с республиканским флотом и ВАР? Смех один.

Пестаж по-прежнему держался уверенно. И все же он нервничал, сомневался: это было заметно по тому, как часто и широко раздувались его ноздри при дыхании, как время от времени застывал его взгляд, фиксируясь на одной точке.

"Хорошо, что сомневается. Значит, видит дальше собственного носа".

- Флот и армия, - с нажимом произнес Арманд, чуть подаваясь вперед, - состоят из живых существ. Существ с собственными приоритетами, интересами и привязанностями. И далеко не все эти существа преданы канцлеру и государству сильнее, чем правительствам своих родных планет. Хаттовы двойное подчинение и двойная лояльность - вечные беды Республики, и чтобы изжить их полностью, нам потребуется не десять и даже не двадцать лет. Если сейчас та же Кореллия торжественно объявит о сецессии, как ты думаешь, за кем последует подавляющее большинство офицеров-кореллианцев?

- Разве твои молодцы получают жалованье не за то, чтобы подобного не случилось?

- За это в том числе. Но ССБ - сдерживающий фактор, а не панацея, ты это прекрасно понимаешь. Полностью исключать возможность бунтов я бы не стал.

Судя по тому, что на сей раз Пестаж смолчал, едва заметно кивнув, он тоже не страдал неуместным оптимизмом на этот счет. Пусть большая часть флота и армии была преданна канцлеру, но в условиях нынешнего раздрая и нелояльные десять процентов могли доставить немало проблем...

"У нас вообще основная проблема в том, что все хорошо в целом. А как присмотришься, понимаешь: частностей набирается слишком много, и все они препротивнейшим образом дополняют друг друга".

- Кроме того, даже без перебежчиков некоторые миры будет сложно призвать к порядку: вспомни кампании против сепаратистов - легко было взять ту же Кейто-Неймодию, даже имея полный карт-бланш на применение силы и относительную сплоченность наших рядов? И джедаи, которые сейчас десятками самовольно покидают фронт и бегут не к кому-нибудь, а к нашим неблагонадежным друзьям, в этот раз окажутся не на нашей стороне. Если не принять меры вовремя, повстанцы могу превратиться в силу, с которой придется считаться.

- Неорганизованную, разобщенную и уступающую Республике по всем показателям.

- Верно. Но бунт - он как чума, Сейт: вспыхивает непредсказуемо, распространяется быстро, лечится трудно. А мне, признаюсь честно, война до смерти надоела. Хотелось бы, как бы наивно ни звучало, воочию увидеть тот мир и порядок, о котором мы говорим в пропаганде.

Пестаж мотнул головой - проявление эмоций, которое редко можно было заметить за ним:

- Все-таки любишь ты видеть наштаха в садовой ящерке. Даже если и вспыхнут бунты на паре-тройке планет, подавить их будет нетрудно - рычаги у нас есть, и не только военные. Конфедерация могла бы осложнить задачу, но мы оба знаем, что она дышит на ладан: банкроты, которые доживают свои последние дни на жалкие остатки кредитов, выданных разорившимся банковским консорциумом... - он саркастически улыбнулся тонкими бескровными губами. - Я понимаю твое беспокойство, Арманд, но не разделяю. В худшем случае мир и порядок придется отложить на пару лет. С каких пор тебя заботят подобные мелочи?

- С тех же, с каких они заботят Палпатина. Лично я не хотел бы объясняться перед ним, почему за время, что он оставался не у дел, его государство уменьшилось на треть.

Последняя фраза произвела должный эффект: Пестаж переменился в лице и судорожно стиснул пальцы - похоже, в красках представил себе недовольство Палпатина таким исходом.

- Надо полагать, с нашими военачальниками ты уже поделился этими соображениями?

- Только необходимым минимумом. Точно так же, как и с моффами - я дал им ровно столько информации, чтобы они обратили внимание на прямые угрозы. Всего масштаба проблемы некоторым лучше не знать: тут же охоту на ведьм устроят, а то и чего похуже.

Пестаж одобрительно кивнул:

- Верно, бестолковые инициативы нам сейчас ни к чему. Рад, что ты понимаешь это. Что касается твоего предупреждения, то не думай, что я не отнесся к нему всерьез... но в первую очередь нас всех должен волновать исход голосования и сохранность наших голов - остальное может подождать до тех пор, пока Палпатин не вернется к власти.

Вдруг лицо его помрачнело. Откинувшись на спинку кресла, Пестаж сложил пальцы домиком - как часто делал в минуты волнения, чтобы не выдать его другими, более нервными жестами.

- Мне вот что совсем не нравится в этом раскладе, Арманд... если джедаи вместе с их сторонниками из Сената действительно готовят открытый бунт, то жизнь Палпатина находится в большей опасности, чем мы предполагали раньше. Знаю, у Пятьсот первого легиона план штурма продуман от и до, но я бы не хотел полагаться во всем на клонов: джедаев нельзя недооценивать, они могут держать оборону дольше, чем мы предполагали...

- Значит, канцлеру может потребоваться защита кого-то постороннего. Кого-то, кто сможет оказаться рядом в тот момент, когда джедаи замыслят убийство.

- Никогда так не радовался этой твоей хитрой ухмылке. Есть кандидатура на примете?

- Полагаю, ты догадываешься.

- Скайуокер уже подвел нас однажды, - Пестаж скривился, будто сама эта фамилия была ему отвратительна. - Возможно, Палпатин и ставил на него, но ставка эта не сыграла.

- Не сыграла один раз, сыграет в другой, - Арманд равнодушно пожал плечами. - Надо уметь давать людям второй шанс, Сейт. Если я хоть что-то понимаю в происходящем, то сейчас парнишка стоит гораздо ближе к верному пути, чем в ту ночь. Нужно только подтолкнуть его еще немного.

Пестаж не мог знать, что на экране планшета, по которому Арманд в задумчивости постукивал пальцем, отображалось дело Падме Амидалы Наберрие - оппозиционерки, заговорщицы... и любимой женщины одного очень далекого от идеала рыцаря-джедая.

"Все-таки есть рациональное зерно в джедайском вероучении: эмоциональные привязанности - самая полезная человеческая слабость после глупости и тщеславия".

* * *

Разговор продолжался так долго, что у Исанн заболело ухо и онемели пальцы руки, в которой она сжимала стакан. Девочка с жадностью ловила каждое слово, не обращая внимания на эти мелкие неудобства: как о них вообще можно думать, когда она, одиннадцатилетний ребенок, оказалась посвящена (пусть без отцовского ведома, но так даже интереснее!) в тайны, о которых не знали даже моффы и генералы?! Азарт и любопытство даже ненадолго заглушили страх перед войной... до тех пор, пока отец не упомянул о своем давнем враге, Роланде Артемиусе. О том, что тот сделает все, чтобы помешать сторонникам Палпатина добиться цели. Что, быть может, попытается арестовать отца, Пестажа или Маса Амедду - безо всяких доказательств, просто натравив на них верные войска Департамента юстиции...

Вот тогда у девочки неприятно екнуло сердце и пересохло во рту. В голове крутились, все никак не желая затихать, слова: "Время игры по правилам закончилось с арестом Палпатина. Для них это столь же очевидно, как и для нас".

В тот момент ей вновь стало страшно. Но не это заставило ее отпрянуть от стены, не дослушав разговор до конца. Не из-за этого она сидела сейчас на диване в другом конце комнаты, прижав колени к груди и до крови кусая губы.

Отец и Пестаж говорили что-то о ее матери. Немного и не очень понятно: отцу явно была неприятна эта тема... но обсуждали они ее пропажу как какое-то преступление, следы которого нужно скрыть.

Но это же ерунда какая-то! Исанн хорошо помнила, что мама ушла сама, а папа просто не стал искать - слишком устал от ее бесконечных истерик и претензий, чтобы пытаться сохранить брак. Но он очень ее любил, несмотря ни на что, и точно не причинил бы ей вреда! Или...

"Нет, - сердито отрезала девочка. - Никаких "или". Просто этот гад, Артемиус, пойдет на все, чтобы бросить папу в тюрьму и сделать при этом вид, что действует по закону".

Мысль, что женщины из богатых семей просто так не исчезают, Исанн со злостью отбросила. Галактика большая, а мама в последнее время вела себя очень странно. Улетела на какой-нибудь Кашиик, к мохнатым вуки, за права которых так переживала, и ищи ее теперь...

Она так увлеклась своими переживаниями, что не услышала шагов за дверью - только вздрогнула от неожиданности и испуга, когда в комнату вошел отец. Уже по тому, каким хмурым и суровым взглядом он смотрел на дочь, застывшую от страха и по-прежнему сжимавшую в руке стакан, было ясно: оправдываться бесполезно.

- Сколько раз, - прогремел Арманд, зловеще нависая над девочкой, - я говорил тебе, чтобы ты не смела подслушивать разговоры?!

- Часто, - прошептала Исанн, вжимаясь в спинку дивана и отчаянно желая просочиться через нее и провалиться сквозь стену. - Пап, прости меня, пожалуйста...

В этот момент она совершенно позабыла о том, что почти взрослая: в прошлый раз отец грозился выпороть ее до крови за подслушивание и сейчас, судя по всему, намеревался эту угрозу исполнить.

- Ты хоть понимаешь, что может натворить маленькая девочка, которой известны такие вещи? Что ты способна так навредить, как немногие шпионы сумеют?!

- Но я не... ай! - конец фразы оборвался жалобным вскриком: Арманд залепил девочке такую пощечину, что у нее зазвенело в ушах. Едва она смогла поднять голову, как немедленно получила еще и подзатыльник, который чуть не сбросил ее с дивана.

- Умный враг, - прорычал Арманд, схватив дочь за подбородок и рывком запрокинув ей голову, - способен извлечь выгоду из любой информации. Даже из пары слов, случайно сказанных глупой маленькой девочкой. Ты можешь сама не понимать, что сболтнула лишнего - в то время как какой-нибудь Артемиус уже сделает из твоего невинного детского лепета нужные выводы. Ты этого хочешь, когда суешь нос в дела, которые тебя не касаются?

- Я же с ними не разговариваю! И не буду никогда, я не такая глупая!

Исанн всхлипнула, изо всех сил пытаясь сдержать рвущиеся из груди рыдания - со слезами уже не получилось, и они градом катились по раскрасневшимся щекам. Чего она в тот момент испытывала больше - стыда, обиды или страха, - девочка и сама не могла бы сказать.

- Сейчас такое время, дочь, что тебя могут и не спросить.

Тяжело вздохнув, Арманд отпустил ее. Потянулся было к пряжке ремня, но смерив взглядом зареванную, испуганно сжавшуюся дочку, с раздражением махнул рукой.

- Твое счастье, что у меня нет времени как следует наказать тебя. Но ты добилась того, что в твое благоразумие я больше не верю. Теперь ты и шагу без ведома мадам Дереле не сделаешь: возможно, более строгий надзор помешает тебе творить глупости.

Исанн, потирая щеку, хмуро смотрела отцу вслед, пока он не скрылся в коридоре. С каждой секундой стыда за свой проступок девочка испытывала все меньше: его стремительно вытесняли обида и злость. Вместо того, чтобы толком что-то объяснить, ее отлупили и отчитали, как несмышленого ребенка. И будто этого мало, собираются лишить даже той невеликой свободы, что у нее была!

Вскочив на ноги, Исанн бегом кинулась в свою комнату: пусть ей запрещалось бегать по дому, но эмоции ведь надо куда-то деть! Ворвавшись к себе, она с размаху плюхнулась на постель - с которой тут же вскочила, заслышав писк комлинка.

Как оказалось, пришло сообщение от Сейли, ее подруги - одной из немногих настоящих, если не единственной. Она приглашала сходить куда-нибудь в кафе, развеяться после школы.

Исанн задумчиво покрутила комлинк в руках. Та часть ее сознания, которая считала себя взрослой и разумной, была категорически против: сейчас выходить на улицу было небезопасно, а уж тем более в одиночку, не предупредив телохранителя - который наверняка упрется и скажет, что гулять подопечной не положено. Но... это всего лишь поход в кафе с подружкой, что плохого может из этого выйти? К тому же отец вряд ли шутил, говоря, что скоро Исанн и шагу нельзя будет сделать без ведома гувернантки. И что, она должна бездарно растратить последний день свободы, сидя в комнате и мучаясь кошмарами наяву?

Ну уж нет! Раз к ней относятся как к ребенку, почему бы действительно им не побыть?

* * *

Такого оживления Храм не видел с начала войны. В коридорах, прежде тихих и пустынных, теперь не смолкали звуки шагов и голоса. Переговаривались обычно рублеными, короткими фразами - время степенных бесед ушло, и неизвестно, когда еще вернется. То и дело раздавался топот множества детских ног: проходили нестройными рядами группы юнлингов. На одну из таких Энакин наткнулся и сейчас. Малышня испуганно жалась друг к другу, озираясь вокруг с видом ведомых на убой овечек; те, что постарше, производили еще более тягостное впечатление: сосредоточенные и серьезные, они походили на переодетых в солдат детишек, которых вместо веселой игры вели на настоящий фронт.

Возможно, это было недалеко от истины.

Энакин посторонился, давая детям пройти. Поймав на себе заинтересованные, полные восторга взгляды ребятни, улыбнулся - получилось, правда, криво и мрачновато. На улыбку посветлее и поискреннее он сейчас не был способен.

Сухопарая, неопределенного возраста воспитательница повела юнлингов дальше - не приходилось сомневаться, что к ангарам. Орден, наплевав на всякую секретность, в открытую вывозил с Корусканта все, что только можно было вывезти: в первую очередь, разумеется, самих джедаев (особенно малышню и других небоеспособных), но не забывал и про артефакты, архивы, тонны других, самых разнообразных, грузов... за день через ангары Храма прошло больше судов, чем через космопорт Мос-Эспа - за месяц.

Впрочем, оставлять Корускант джедаи пока не собирались.

На ходу Энакин машинально кивнул в знак приветствия двум рыцарям, вполголоса переговаривавшимся у окна. Он едва ли знал их - встречался, возможно, пару раз в коридорах Храма, не запоминая ни лиц, ни имен, - но мог сказать наверняка, что эти двое только что явились с фронта. Как и многие другие рыцари и магистры, были отозваны в столицу, ничего не зная о последних событиях и недоумевая, что же могло оказаться важнее борьбы с сепаратистами. Даже не подозревая, что, возможно, будут вынуждены в скором времени защищать Храм от вчерашних союзников.

"Как там говорил Оби-Ван? Надеемся на лучшее, но готовимся к худшему?"

Энакин уже и не знал, как здесь можно на что-то надеяться. Может быть, ему и впрямь не следовало заходить к Сидиусу. Может быть, старый мерзавец каким-то хитрым образом влияет на его разум, заставляя верить в неизбежность поражения... но факты, хатт их возьми, факты! Не в пользу Ордена они складывались. И не в пользу Падме, которая в первых рядах будет выступать за то, чтобы Сидиуса оставили за решеткой.

Слишком уж много было желающих вытащить его оттуда.

Ноги будто сами собой принесли Энакина к одному из внутренних дворов. Пара деревьев, аккуратно постриженный газон, белые каменные дорожки, невысокие скамейки из светлого дерева... едва уловимый запах гари в воздухе.

Искаженные злобой лица, казалось, не принадлежали разумным существам. Разуму не было места в обезумевшей толпе, как не было в ней места и отдельным личностям - здесь каждый являлся лишь частичкой монолитной чудовищной силы, готовой стереть в порошок, смять, уничтожить... кого - уже не столь важно. Первый выстрел, первое ножевое ранение - а может быть, и банальный удар кулаком в лицо, уже и не узнать, - и была перейдена та грань, за которой еще существовали здравый смысл, какие-то объяснения и причины. Теперь толпа просто жаждала крови и шла вперед, подбадривая себя звериным ревом. Кто-то падал, не сумев удержать равновесие; кто-то задыхался, зажатый между чужими спинами и плечами, но остальные продолжали свое неумолимое движение.

Воздух всколыхнулся, лица тех, кто стоял в первых рядах, обожгло жаром: где-то разорвалась бутылка с самодельной горючей смесью. Послышались звуки выстрелов - редкие, но доносившиеся словно бы со всех сторон: в царящей суматохе невозможно было определить их направление. Оглушающе взвыл сигнал тревоги; что-то басовито и угрожающе прогрохотал громкоговоритель. И тут же со стороны Храма в толпу ударили мощные струи воды, буквально сметая протестующих; часть площади заволокло клубами слезоточивого газа...

Видение еще не успело растаять перед глазами, а Энакин уже со всех ног мчался к главному входу Храма, крепко сжимая ладонь на рукояти светового меча. Он даже не задумывался, что собирается предпринять: просто чувствовал, что должен быть там, что не может оставаться в стороне. Кровь бешено стучала в ушах; пьянящее предчувствие боя ненадолго вытеснило из головы дурные мысли...

...Вот только когда Энакин добрался до места, все уже было кончено. В огромном вестибюле толпились рыцари и магистры, угрюмо переговариваясь между собой. Многие до сих пор сжимали в руках световые мечи, но по обрывкам разговоров, что уловил Энакин, было ясно: буря миновала, едва начавшись. Вернее, затихла до поры. Какой-то падаван - мальчишка лет шестнадцати, растрепанный и запыхавшийся от бега - вообще не успел понять, что произошло, и теперь засыпал вопросами своего наставника, по-детски дергая того за рукав.

С некоторым трудом пробравшись через толпу к воротам, Энакин хмуро кивнул магистру Цину Драллигу:

- Кажется, я что-то пропустил?

Мастер клинка едва удостоил Энакина поворотом головы. По его виду можно было предположить, будто не произошло ничего серьезнее потасовки между падаванами - разве что недовольные складки в уголках рта обозначились резче обычного.

- Попытку вымазать джедаев в невинной крови. Успешную, надо полагать.

- Были жертвы?

- Не так много, как могло бы быть. Но больше, чем хотелось бы.

Драллиг замолчал, явно полагая, что дал исчерпывающий ответ. Снова впился взглядом в огромные двери. Впечатление было такое, будто их надежность магистр оценивал весьма критически. Не исключено, что часть его неодобрения была направлена и на Энакина, зашагавшего к выходу, едва дослушав ответ до конца.

С террасы открывался великолепный вид на заполоненную демонстрантами площадь. В ходе столкновения полиция оттеснила толпу от подножия Храма, и теперь между кордоном и протестующими протянулась эдакая "нейтральная полоса" - пустующий участок мостовой, с которого сейчас спешно уводила (и уносила) раненых прибывшая с удивительной расторопностью врачебная бригада. Вокруг с энтузиазмом стервятников, почуявших падаль, вились съемочные группы всевозможных каналов ГолоСети. Ветер доносил резкие запахи дыма, горящего топлива и слезоточивого газа; слышался низкий гул множества голосов - казалось, кто-то ненароком разворошил улей крупных и крайне агрессивных насекомых.

В целом, все соответствовало видению. Разве что масштабы оказались куда меньше: Энакин видел бойню, на которую эта стычка не походила ни продолжительностью, ни последствиями.

Значило ли это, что его видения неточны? Искажены его собственными страхами, как говорил Палпатин?

"Или будет еще одно столкновение, помасштабнее. А оно наверняка будет, если не разогнать отсюда эту толпу. Да и разгон ее тем же закончится..."

Тяжелый вздох вырвался из груди хриплым клекотом; костяшки пальцев, все еще сжимавших рукоять светового меча, побелели.

"Падме нечего делать на этой планете", - подумал он, чувствуя решимость хоть взять жену в охапку и, забросив на ее любимый "Нубиан", отправить на Набу на автопилоте. Пропади они пропадом, планы Делегации, с ее членами вместе! Падме из этой трясины нужно вытаскивать как можно скорее.

"А что дальше? Оставшись с Орденом, поставить крест на спокойной жизни, о которой так мечтал? Позволить жене и ребенку жить в раздираемой гражданской войной галактике? Не лучше ли тогда сразу забыть о них, посвятив себя погибающему Ордену? Пора определиться, чего ты хочешь, Скайуокер. Пока еще не поздно".

Энакин до хруста стиснул зубы.

"Шли бы вы к хаттам, лорд Сидиус", - прошипел он мысленно и сам едва не расхохотался - желчно, полубезумно: да с чего он вообще взял, что Сидиус способен телепатически общаться с ним? Как удобно: каждую подлую, предательскую мыслишку приписывать ситху!

Или же - каждую рациональную мысль?

Ведь это правда. И правдой быть не перестанет, как бы мерзко ни было это признавать, как бы ни хотелось поверить в иной исход.

"Позже. Сначала - Падме. Ее безопасность прежде всего. Галактика, Орден, я сам... все это подождет".

- Энакин?

Он обернулся на голос. Надо же: и не заметил, как подошел Оби-Ван. Наверное, подкрадись к нему враг - обратил бы внимание, только получив очередь в спину.

- Наслаждаетесь видом, учитель? - осведомился Энакин, растянув губы в кривом подобии улыбки. Похоже, этот оскал постепенно становился его привычным выражением лица.

- Даже на окончание шоу успел. Отвратительное зрелище. В чем-то даже хуже, чем на фронте.

Оби-Ван, сдвинув брови, посмотрел вниз - на полицейский кордон, врачей, журналистов и злобно гудящую толпу. На его лбу залегла глубокая складка - как заметил Энакин, с недавних пор вовсе переставшая разглаживаться.

- Считаешь, Корускант долго еще будет чем-то от него отличаться?

Кеноби долго молчал - опустил голову и стиснул челюсть так, что на лице четко обозначились желваки. Когда Энакин уже решил, что бывший учитель принял его вопрос за риторический, тот наконец ответил - сипло, будто выдавливая из себя слова:

- У Совета есть... опасения. Сам видишь: готовимся кто к эвакуации, кто к осаде.

Снова повисло молчание. Некоторое время паузу заполнял лишь шум раскинувшегося внизу палаточного городка. Медицинский транспортник с гулом поднялся в воздух, забирая с собой пострадавших в стычке, следом потянулась пара журналистских спидеров. Большинство же осталось: собирать сенсации с протестующих и полицейских, чтобы потом подать в репортаже под кровавым, особо пикантным соусом.

- Даже не будешь меня ни о чем спрашивать?

- А зачем? Все равно не ответишь.

- А почему бы и не ответить? Я давно не держу тебя за ребенка, Энакин. Не хуже меня ведь понимаешь: даже если Сенат проголосует в нашу пользу, Палпатиновская хунта от власти так просто не откажется. Здесь расклад - или мы, или они. И все это хорошо понимают. Совет в том числе.

- Надеюсь, Совет понимает, что в одиночку мы много не навоюем?

- Конечно. Но дальше - не спрашивай. Сказать ничего конкретного не имею права.

Энакин понимающе хмыкнул, тщетно гоня прочь поселившийся в груди мерзостный холодок. Будто нужен ему был этот ответ - и так все ясно. Что понимает Совет, то понимает и Делегация. Вопрос только в том, кто уже согласился от лица своей планеты пообещать джедаям полную поддержку...

"Эх, Падме, Падме... во что же ты влезла?"

- Энакин?

- Да?

Подняв голову, он встретился взглядом с Оби-Ваном. Понимающий у него был взгляд, проникновенный. Как у человека, разделяющего с собеседником одну тайну на двоих.

- С Падме все будет в порядке. Я обещаю.

"Вот как? И что же ты можешь гарантировать ей, друг, когда в собственном будущем уверен быть не можешь?"

Его молчание Оби-Ван интерпретировал по-своему: шагнул ближе, улыбнулся - тепло и искренне.

- Сейчас не до Кодекса, Энакин. Я понимаю, как много она для тебя значит. И осуждать не собираюсь. Удивлен?

Энакин ухмыльнулся:

- Я давно уже не ребенок, Оби-Ван. И идиотом тебя перестал считать лет с восемнадцати.

И - после паузы:

- Спасибо.

"Но я предпочту, чтобы ее жизнь не зависела от Совета. Ему и самому защита не помешала бы".

* * *

Вот уже с четверть часа Сейли старательно убеждала себя, что делает доброе дело. Получалось с переменным успехом - а если честно, то очень плохо. Хотя девочка и понимала, что поступает правильно, чувствовала она себя гадко. "Предательница, предательница!" - будто кто-то кричал ей на ухо противным, издевательским голоском.

Сейли сердито тряхнула копной тугих каштановых кудряшек. Мысленный спор с собой так захватил ее, что она даже не обратила внимания на выпавшую из прически заколочку - не до того было.

Какие все-таки глупости начинаешь себе придумывать, немного постояв в одиночестве. Предательница, это же надо! А вот ничего подобного, никого она не предавала! Нет и не может быть ничего плохого в том, чтобы помочь тете Мон помириться с Исанн. Ну подумаешь, пришлось немного соврать... Сейли же свою лучшую подружку знала: если она себе что-то в башку вбила, то ее никакими уговорами не переубедишь - разругаешься только.

На этот довод совесть чуть успокоилась. Приободрившись, Сейли принялась развивать успех - чтоб уж наверняка избавиться от этого противного чувства вины непонятно за что.

Да, она поступила правильно, согласившись помочь Мон. Сама Исанн в жизни бы с ней не заговорила: она почему-то была свято уверена, что Мон хочет зла ее семье.

Иногда Сейли подружку решительно не понимала: она что, совсем с ума сошла, чтобы так думать? Как ей вообще могло такое в голову прийти? Ведь еще совсем недавно они были почти семьей: мама Сейли, мама Исанн... и Мон - бездетная, но относившаяся к дочерям подруг как к любимым племянницам. Разве можно было забыть, как они собирались все вместе - совсем как большая и дружная семья? А их прогулки по Корусканту? А походы в театр не реже чем раз в месяц?

Глаза вдруг защипало. Сейли поспешно утерла слезы рукавом - не столько из-за того, что стыдилась их, сколько из-за хлеставшего по лицу промозглого ветра. На улице стремительно холодало - точь-в-точь как воспоминания Сейли становились все темнее и безрадостней.

Все было так хорошо, прямо как в сказке... а потом сказка кончилась - внезапно и очень страшно. Два года назад тетя Габриэлла пропала. Не сказав никому ни слова, ушла из дома и не вернулась. Сейли тогда несколько ночей подряд проревела в подушку - а уж что творилось с Исанн, ей даже представлять не хотелось, потому что при одной мысли об этом становилось плохо. Подруга больше месяца привидение напоминала: молчаливая и понурая, она, казалось, все делала по инерции - ходила, ела, разговаривала, учила уроки... классная дама даже хотела ее к школьному психологу записать, но господин Айсард категорически запретил. Сказал, что от психологов больше вреда, чем пользы, а девочке просто нужно время, чтобы оправиться.

Она и оправилась. Отживела понемногу, снова стала напоминать себя прежнюю... но увы - именно напоминать. В Исанн что-то изменилось, причем в худшую сторону. Ее всегдашние ершистость и воинственность превратились в... порой Сейли казалось, что в самую настоящую злобу. Ее до сих пор передергивало от воспоминания о том, как подруга планомерно и упорно изводила одну из одноклассниц, Миру. Да, та девчонка, конечно, мерзко поступила - незачем было подначивать Исанн, говоря гадости про ее семью, - но с местью вышел явный перебор. Исанн ей просто житья не давала: натравливала на нее весь класс, мучила ядовитыми издевками, постоянно провоцировала на драку, а потом изображала перед учителями невинную жертву... это было гадко. А Исанн говорила, что справедливо.

В классе изменившуюся Исанн уважали и побаивались, но в глубине души терпеть не могли. Девчонки долго увивались вокруг нее стайками верных приспешниц - а как поползли эти слухи о том, что господина Айсарда могут скоро арестовать, тут же накинулись на бывшую "хозяйку", будто злобные гарпии.

Кто-то мог сказать, что и поделом. Но Сейли ее никогда не предаст и не бросит! Потому что дружба - это святое. Потому что друзей надо защищать, как Исанн защищала ее, когда была "в силе". А еще друзьям надо помогать, даже если они сами этого не хотят.

Мон сказала, что хочет помочь Исанн. Что понимает, как ей тяжело, как ей нужна поддержка... что здесь может быть плохого?

Сейли бросила взгляд через плечо - позади, в блеске неоновых огней и пестрых рекламных голограмм, возвышалось кафе "Звезда". Раньше, в хорошие времена, девочки часто ходили сюда с матерями и тетей Мон: здесь всегда играла живая музыка, и подавали вкуснейшие в галактике пирожные со сливками и карамелью. Наверное, именно поэтому Мон его и выбрала: может быть, приятные воспоминания сделают Исанн чуть покладистее и спокойнее.

Сейли очень хотелось, чтобы это оказалось правдой. Ей уже порядком надоело, что подруга замечает в людях только плохое и во всех обидчиков видит.

- Привет. Ты что, спишь на ходу?

Сейли едва не подскочила от неожиданности: видимо, она так увлеченно рассматривала кафе, завороженная одновременно своими размышлениями и яркими голографическими картинками на рекламных стендах, что в упор не заметила подошедшую Исанн.

- Уснешь тут! Я тебя уже час на холоде жду. Замерзла, между прочим, - Сейли выразительно потерла предплечья, за время ожидания сплошь покрывшиеся мурашками.

- Подождала бы внутри, - Исанн раскаиваться явно не собиралась. - Я из дома долго выбиралась: если бы поймали, вообще не получилось бы прийти.

- Тебя что, под домашний арест посадили? - у Сейли округлились глаза: если бы ее так наказали, у нее бы не хватило духу не подчиниться. - А тебе не влетит за то, что сбежала?

Исанн хитро улыбнулась:

- Не влетит, если папа не узнает. А он не узнает: гувернантка никогда ему не признается, что позволила мне улизнуть. Это же будет означать, что она за мной не уследила.

Девочка провела рукой по лицу, убирая упавшие на глаза пряди волос. Поймав на себе пристальный взгляд Сейли, удивленно спросила:

- Что ты там такое увидела?

Не уверенная, как потактичнее сказать, Сейли просто коснулась щеки кончиками пальцев - примерно на том месте, где у Исанн наливался багровым синяк.

- Это... он тебя так, да? За что? - тихонько прошептала она. Сердце защемило от жалости: вот если бы тетя Габриэлла не пропала, Арманд Айсард наверняка не позволил бы себе так обращаться с дочерью!

"Может, Исанн из-за него так озлобилась. Все-таки ее папаша - жутковатый тип".

Совершенно не вовремя вспомнились слухи, ходившие про исчезновение Габриэллы Айсард. Мол, это родной муж ее так...

"Ну нет, это уже слишком! - одернула себя Сейли. - Господин Айсард, конечно, строгий и суровый, но не чудовище какое-то. И тетя Габриэлла с ним счастлива была. Наверное..."

Исанн неожиданно нахмурилась:

- Не понимаю, о чем это ты, - она торопливо склонила голову так, чтобы волосы хотя бы немного прикрыли левую часть лица. - И вообще, кто-то тут замерзал. Так пойдем!

Схватив подругу под руку, Исанн поспешила ко входу в кафе. Сейли только и оставалось, что пытаться не отставать - а то со стороны могло показаться, что она волочится за спутницей, как собачка на поводке.

На душе у нее снова заскребли фелинксы: а если не получится? Если Исанн, увидев Мон, разозлится и уйдет, а потом еще и на Сейли обиду затаит? Во всяком случае, пока не было похоже, чтобы знакомая обстановка и приятные воспоминания хорошо на нее влияли.

* * *

Мон отстраненно постукивала пальцем по столешнице. Время от времени она забывалась, теряя контроль за жестикуляцией, и тогда кончик ухоженного ноготка принимался выписывать по белоснежной скатерти невидимые узоры - то плавные и округлые, то резкие и рваные, в зависимости от течения мыслей. Вокруг звучала легкая ненавязчивая музыка; мимо проходили богато одетые, степенные посетители кафе: в основном респектабельные дамы с детьми, но попадались и влюбленные парочки, и компании молодежи - обычно девушек лет от пятнадцати до двадцати на вид.

Беспечная, праздная публика. Коротая время, Мон волей-неволей прислушивалась к их разговорам - и слышала, в принципе, именно то, что ожидала услышать: политику если и обсуждали, то между делом, отводя ей место перед очередным любовником мадам N, но после новых коллекций от модных кутюрье. Будто ничего и не изменилось с тех пор, как Мон приходила сюда ради только лишь приятного времяпровождения. Будто галактика не стояла на пороге новой гражданской войны.

Сенатор улыбнулась уголками аккуратно подкрашенных губ. Судя по ее опыту общения с благонравными домохозяйками, внешнего мира для них попросту не существует: любая новость, которая выбивается из их уютной действительности, либо отторгается, либо воспринимается очень... остро. Дамы подобного рода пугливы и доверчивы, словно дети... чем вполне можно воспользоваться в своих целях.

Так она и поступила однажды. Так она собирается поступить снова. Не без зазрений совести, конечно: нет повода для гордости в том, чтобы обвести вокруг пальца доверчивое создание... но порой ситуация вынуждает. Как сейчас.

Она поднесла к губам фарфоровую чашку, наполненную ароматным кафом. Подержала так некоторое время, наслаждаясь теплом и запахом, приятно щекочущем ноздри... и размышляя. Мысли ее преследовали достаточно мрачные, хотя со стороны женщина казалась настоящим олицетворением покоя - куда там мастерам-джедаям.

Что она собирается сделать? Если верить Роланду Артемиусу, попросившему ее об услуге, то вытянуть из маленькой девочки свидетельства против ее отца. Любую мелочь - упоминания о ссорах между родителями, случаях домашнего насилия... суть не в том, что малышка скажет ей, а в том, что передаст отцу. Человек есть человек, даже такой, как Арманд Айсард - а постоянные напоминания об убийстве жены изрядно расшатывают нервы. Еще больше выводят из душевного равновесия предположения о том, что именно известно врагу, как далеко он может зайти... как намерен воспользоваться ребенком, к которому уже подступился.

Нервный противник - рассеянный противник. Рассеянный противник - слабый противник. А им сейчас требуется любое преимущество, пусть даже дающее фору в несколько минут.

Казалось бы, все правильно. Вот только Мон была далека от того, чтобы считать мотивы Артемиуса кристально-чистыми. Старый змей всегда был себе на уме, склонностью к альтруизму не страдал и очень любил свой Департамент юстиции... который наверняка потеряет, если - а вернее, когда - начнется гражданская война. Корускант неизбежно окажется в руках военной хунты, и тогда никто не даст за жизнь сторонника Делегации ломаной кредитки.

Если только он не намеревается заключить, так сказать, сепаратный мир. Что для этого нужно? Да всего лишь согласиться жить под новой властью и дорого продаться кому-нибудь из видных ее представителей. Что потребуется окружению Палпатина, когда оно этой властью станет? Компромат друг на друга - а уж этого добра у Артемиуса было в избытке.

Так не помогает ли Мон сейчас своему "союзнику" набить себе цену в глазах... скажем, Сейта Пестажа? Или Уилхуффа Таркина? Бейл бы сказал, что у нее паранойя. Но она сердцем - женской интуицией, если угодно, - чувствовала, что не так уж невероятна эта версия.

"С Артемиусом нужно постоянно держать ухо востро, - резюмировала Мон, неспешно потягивая каф. - Эх, как же порой не хватает собственного ССБ..."

- А тут все так же здорово, правда? Даже группа играет та же, что и два года назад!

Знакомый детский голосок прозвучал совсем рядом, легко угадываясь сквозь негромкую музыку и обрывки чужих разговоров. Сейли Маннэа целеустремленно шла к ее столику, не забывая вертеть головой по сторонам и без умолку трещать со своей подружкой - черноволосой девочкой, слишком высокой и слишком строго одетой для своих одиннадцати. У этого ребенка и выражение лица было, более присущее взрослым: казалось, она изо всех сил пытается проникнуться беззаботным настроением окружающих, но получается у нее не слишком хорошо.

Мон снова прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Все-таки общаться с этим озлобленным и недоверчивым волчонком будет куда труднее, чем с открытой и дружелюбной малышкой, которой Исанн когда-то была.

Голоса девочек звучали все громче. Теперь Мон могла даже расслышать их шаги. До того, как они сядут за столик, оставалось...

- Вы?! Что вы здесь делаете?

... всего ничего.

Мон обернулась на голос - и тут же на ее губах расцвела самая теплая и обворожительная улыбка из всех, что имелись в богатом арсенале сенатора.

- Рада тебя видеть, Исанн. А здороваться так со взрослыми неприлично, милая...

* * *

Мон Мотма практически не изменилась. Как и всегда, вся в белом, скромная и величественная одновременно - хоть сейчас в какой-нибудь фильм про самоотверженную принцессу, спасающую галактику от вселенского зла. Короткие рыжие волосы лежат волосок к волоску, лицо - что маска, так много на нем слоев "неброского" макияжа. И эта ее улыбка, мудрая и понимающая... фальшивая насквозь, как и все в этой ведьме. Кажется, будто добрая. Будто искренняя и теплая. А на деле - в ясных синих глазах стынет лед, и смотрят они так расчетливо и пытливо, что становится не по себе.

Исанн не понимала, как раньше могла ей верить. Это какой наивной дурочкой надо было быть, чтобы не заметить в "тетушке" подколодную змеищу? А ведь не просто верила - любила, будто родную! Ластилась к маминой подруге, чуть ли не в рот заглядывала... прямо как глупенькая и доверчивая Сейли.

"Глупенькая - не глупенькая, а меня провела, - со злостью подумала девочка, сжимая кулаки. - Надо было догадаться, что здесь что-то нечисто!"

Сейли стояла рядом, нервно переминаясь с ноги на ногу. Взгляд ее метался от Исанн к Мотме и обратно - виноватый и робкий, прямо как у нашкодившей собачонки. Почему-то от этого стало еще гаже: раз уж подруга понимала, что поступает подло, зачем вообще пошла на поводу у этой стервы?

Удушливой волной захлестнула обида: вот они, ее приоритеты! Разумеется, куда там доверию и дружбе Исанн до одобрения тети Мон!

А эта змея сидит и улыбается, довольная собой... наверняка задумала очередную мерзость, иначе зачем ей все это?

- Я с вами вообще не здоровалась, - процедила Исанн сквозь зубы. Сейли попыталась успокаивающе коснуться ее плеча, но девочка вырвалась, встряхнувшись, как дикая кошка. - И разговаривать ни о чем не собираюсь. Сейли - хорошо тебе и госпоже Мотме провести время!

Таким тоном Исанн могла бы желать ей провалиться на нижние ярусы Корусканта. Мысленно - того и желала: за ложь, за предательство... пусть подруга пошла на это по дури и доверчивости, пусть не желая ничего плохого, но зачем было врать?! Сейли так долго была единственным человеком, который никогда ее не обманывал...

- Да постой же ты! - Сейли неожиданно цепко схватила ее за руку. - Слушай, извини меня, что не сказала сразу, но иначе ты бы не пришла. Ну что страшного в том, чтобы нормально поговорить с тетей Мон? Что она тебе плохого сделала? Она же просто повидать тебя хотела...

"Что плохого?! Да так, ничего - всего лишь семью разрушила! Всего лишь строит козни против папы! Мелочи ведь, правда?!"

Исанн обернулась к подружке, намереваясь выдать гневную отповедь, но вдруг осеклась на полуслове: Сейли смотрела на нее с такой искренней теплотой и преданностью, что тирада застряла в горле.

Секундным замешательством воспользовалась Мотма. Ослепительно улыбаясь, она поднялась с диванчика - изящным, плавным движением, грацию которого выгодно подчеркнул струящийся покрой платья. Приблизившись к девочкам, с материнской лаской приобняла их обеих за плечи. По телу Исанн будто электрический разряд прошел: хотелось сбросить ее руку, вырваться из нежеланных объятий... но какая-то часть ее млела от нежного прикосновения, порывалась податься вперед и крепко прижаться к женщине, как когда-то давно...

- Ну-ка, хватит ссориться, - мягко, но непреклонно произнесла Мон, покровительственно глядя на девочек с высоты своего роста. - Исанн, я понимаю твое возмущение: чувствовать себя обманутой всегда неприятно. Но поверь, Сейли хочет тебе добра. Так же, как и я.

"Ну да, конечно!" - Исанн не знала, что нужно этой змее, но добро в этот список явно не входило. Отец рассказал ей о "тетушке Мон" вполне достаточно, чтобы девочка больше никогда не поверила ни единому ее слову.

И все же было в голосе и поведении Мон нечто гипнотическое. Неожиданно для себя Исанн обнаружила, что гнев не бушует в ней так же сильно, как минуту назад. Даже уходить теперь не очень-то хотелось: ну подумаешь, Мотма хочет поговорить... можно и поговорить. В конце концов, подняться и уйти всегда успеется - с той лишь разницей, что сделав это сейчас, Исанн так и не узнает, чего эта сенаторша от нее хотела.

Поняв, что активного сопротивления не встретит, Мон мягко подтолкнула девочек к полукруглому диванчику.

- Давайте-ка присядем и закажем что-нибудь. Сейли, тебе как всегда - фруктовое мороженое и пирожное с карамелью?

Просияв, Сейли согласно закивала. Ей, видимо, показалось, что разговор наконец-то свернул в мирное русло: ободренная, она даже шутливо ткнула Исанн в бок, надеясь заразить своим хорошим настроением. Та ответила подруге таким угрюмым взглядом, что Сейли почла за лучшее смущенно потупиться.

- Только смотри не заболей мне, - Мотма с напускной строгостью погрозила ей пальцем. - Как я потом перед твоей мамой оправдываться буду? Исанн, а ты что хочешь?

- Ничего, - буркнула девочка, старательно напоминая себе, что разговаривает с врагом. А ведь едва успела прикусить язык, так хотелось по привычке попросить...

- Значит, будет кусочек торта с медом и лесными альдераанскими ягодами, - не уставая ласково улыбаться (приклеен у нее этот оскал, что ли?), заключила Мон. - Ты ведь любишь такой, правда?

Исанн этот торт не просто любила - обожала. Стиснув зубы, девочка мысленно дала себе зарок к угощению не притрагиваться. Как назло, именно в этот момент желудок предательски скрутило от голода: день уже клонился к вечеру, а она со школы ничего не ела. А если еще дома лишат ужина в наказание...

"Ну и пускай! Мотма специально этот спектакль разыгрывает. Хочет, чтобы я расслабилась и начала ей доверять. Не дождется, ведьма. Мама вон уже доверилась..."

Внутри все скрутилось в тугой узел. Мама! С ошеломительной ясностью Исанн поняла, зачем нужен был этот разговор, что могло потребоваться от нее Мотме. И как только раньше не догадалась? Она ведь помнила разговор отца с Пестажем. Сама обливалась холодным потом, слушая их мрачные рассуждения о том, что сторонникам Делегации только формального повода не хватает, чтобы начать аресты, - причем повод сгодится любой, самый пустяковый. Даже такой, как бездоказательные обвинения в женоубийстве...

"Артемиусу не нужны доказательства. Ему нужен повод, чтобы возбудить дело - а если это случится, из застенок тебя разве что ударная группа штурмовиков вытащит", - вот что об этом говорил Сейт Пестаж. И если Исанн сейчас ляпнет какую-нибудь глупость, которую Мотма передаст своему союзнику...

Безумно захотелось вскочить с места и со всех ног кинуться домой - подальше от Мон с ее сладенькой улыбочкой и проницательным взглядом, под защиту родных стен, гувернантки и охраны. Все-таки папа был прав: сейчас ей безопаснее сидеть взаперти, а она, как последняя идиотка, побунтовать решила!

Мотма, очевидно, заметила неладное. Стоило ей посмотреть на Исанн, как сорт кафа, с которым сенатор не могла определиться мучительно-долго, был выбран в считанные секунды, а десерт - и вовсе назван наобум.

- Надеюсь, Исанн, ты простишь нас с Сейли, - завела она разговор, едва официантка приняла заказ и упорхнула на кухню. - Я бы предпочла встретиться с тобой безо всяких уловок, если бы не знала, как упорно ты меня избегаешь. Отчего так, милая? Разве я сделала тебе что-то плохое?

Хотелось взять и выплеснуть недопитый каф прямо в ее благообразное лицо. Обварить не обварила бы - напиток успел поостыть, - но хотя бы белоснежное платье безнадежно измарала. Глупо, мелочно и по-детски, но хоть какая-то отдушина была бы. Как будто она не понимает, из-за чего! Еще смеет спрашивать, что плохого сделала...

"Если бы не ты, родители до сих пор были бы вместе. Если бы ты не разрушила все, мама бы не ушла!"

Бесчисленное множество раз Исанн представляла себе, как высказывает Мотме все, что накипело на душе, как швыряет ей в лицо одно обвинение за другим... а вот теперь она сидела здесь, понимая, что разговаривать с "тетушкой" нужно как можно осторожнее и сдержаннее. Если Исанн все правильно поняла, то сенаторша наверняка прячет в сумочке или кармане включенный диктофон. А это значит - ни слова о маме. Ни слова о том, что она догадывается, почему они так страшно рассорились с папой.

- Вы сенатор. У вас много дел и мало времени. Зачем вам тратить его на меня?

Мон посмотрела на нее ласково и снисходительно. Протянув руку, накрыла ладонь девочки своей и слегка сжала. Исанн попробовала дернуться - ничего не вышло: хватка у Мотмы была мягкой, но удивительно цепкой.

- Позволь мне самой решать, на кого и на что тратить время. Неужели ты думала, что я уделяла тебе внимание только из-за Габриэллы? Глупенькая... и ты, и Сейли мне как родные, и ничто этого не изменит.

Не отпуская ладони Исанн, второй рукой Мон провела по ее щеке. Замерла, прижимая пальцы к синяку под скулой. Девочка хотела отшатнуться, но будто в ступор впала: по ногам и рукам сковало все то же дурацкое чувство - между страхом, отвращением и подспудным желанием насладиться лаской еще немного.

- О, Сила... - выдохнула Мотма потрясенно. Лицо ее приобрело такое сочувственное выражение, что кажется, еще немного, и глаза влажно заблестят от слез. - И часто отец так поступает с тобой, малышка?

- Поступает как? - прикинулась дурочкой Исанн. Невольно скривилась, когда Мотма чуть усилила нажим, на что место удара отозвалось тупой пульсирующей болью.

- Ох, бедная девочка... не бойся, скажи мне. За что он так сильно ударил тебя? В чем ты так провинилась?

- Никто меня не бил, - Исанн попыталась отстраниться, но Мон держала ее по-прежнему крепко. - Я ударилась просто. О дверной косяк. В темноте не заметила, вот и налетела на него.

Женщина сокрушенно покачала головой. Погладила Исанн по затылку, ласково перебирая ее жесткие черные волосы.

- Ты сейчас говоришь точь-в-точь как твоя мама. Габриэлла как только ни объясняла следы побоев... все пыталась убедить всех вокруг, что счастлива в браке. Была бы чуть посмелее, и кто знает - может, все закончилось бы для нее по-другому.

Исанн встрепенулась. Отшатнулась назад, рывком высвободила руку из нежно-стальной хватки. Вот это уже ложь, наглая и отвратительная!

- Вы врете, - заявила она твердо. - Папа никогда не трогал маму и пальцем, не смейте так о нем говорить! И вообще, клевета - это преступление, если вы не знали!

Разговор записывают? Вот и отлично, пускай слышат! Пускай знают, что просчитались, что...

- Разве? - Мотма по-прежнему говорила ласково и спокойно - только едва уловимые нотки укоризны закрались в ее голос. - Я не виню тебя за то, что ты выгораживаешь Арманда, милая: это естественно - любить родителей... но разве ты никогда не слышала, как они ссорились? Как часто плакала твоя мама? Ты ведь помнишь, да?

Исанн чувствовала, что ее начинает трясти. Ей хотелось вскочить на ноги и убежать - но она не могла даже пошевелиться, будто тело перестало ей подчиняться. Хотелось закричать, что это все ложь, - язык не ворочался... а в памяти, как назло, всплывали обрывочные образы: то надрывный женский плач, доносящийся из-за закрытых дверей, то скандалы по ночам, то инфопланшет, который отец яростно швыряет об пол... то бледная улыбка матери, поддергивающей рукава платья - под которыми на запястьях красуются синюшные отметины.

"Да, может быть, папа иногда перегибал палку. Он здорово напугать может, если зол. Возможно, даже ударил маму пару раз, когда она особенно сильно вывела его из себя... но это вряд ли. А даже если и так - это не Мотмы, этой змеи, дело! Это ведь из-за нее все началось. Такого никогда не случалось, пока..."

Исанн смутно представляла себе, что же крылось за многозначительным "пока". Знала лишь, что Мотма была к этому причастна: скандалы родителей редко обходились без ее имени.

Мон настраивала ее мать против мужа. Говорила о нем всякую чушь... заставляла делать что-то такое, из-за чего они вечно ссорились. Ничего удивительного, что такими темпами их брак вскоре распался - кто же выдержит эту ежедневную нервотрепку? Но то, что пытается сказать Мотма... бред и провокация, вот и все!

- Исанн, я беспокоюсь за тебя. Я не знала более преданной супруги, чем Габриэлла, более любящей матери... что нужно было сделать с ней, чтобы она бросила семью? Ты веришь, что твоя мама бросила бы тебя, милая? Что перестала бы общаться с тобой просто так, без причины? Она ведь пропала без вести, Исанн. Ее искали, но так и не смогли найти. Зачем ей скрываться, если она не была чем-то напугана?

Исанн потрясла головой. Движение тут же отозвалось тупой болью в висках: казалось, с обеих сторон их сдавливает невидимым прессом - с такой силой, что вот-вот промнутся кости черепа.

"Зачем? - пробивался сквозь отчаянное отрицание подленький голосок. - Почему она так поступила? Почему, почему?!"

- Я не понимаю, о чем вы говорите, - выдавила девочка. - Не понимаю, зачем.

Краем глаза она заметила, как смущенно потупилась Сейли. Закусила губу, принялась нервно заламывать руки.

- Тетя Мон, не надо об этом, пожалуйста, - робко подала она голос. - Давайте поговорим о чем-нибудь еще?

Мотма не обратила на нее никакого внимания: смотрела только на Исанн, глаза в глаза - и невозможно было отвести их, так завораживал ее взгляд.

- Прости, если я причинила тебе боль, солнышко, - ласково, с щемяще-искренней печалью сказала она. - Просто хочу, чтобы ты знала: если тебе будет трудно... если вдруг почувствуешь себя в опасности... ты всегда можешь обратиться ко мне. Я помогу, милая. Я смогу тебя защитить, если потребуется.

Ее голос убаюкивал, словно укутывал пуховым одеялом. Взгляд, лучащийся искренней теплотой, сулил поддержку и защиту куда выразительнее слов. В какой-то момент безумно захотелось подойти к ней, и, уютно устроившись у нее на коленях, крепко-крепко обнять...

Исанн вскочила с места как ошпаренная. До боли стиснула зубы, впилась ноготками в ладони - лишь бы вырваться из этого транса, развеять сковавший мысли и чувства туман.

- Мне не нужна ни ваша помощь, ни ваша защита, - выпалила она, рывком наклонившись к Мотме. - Меня не от кого защищать, ясно вам? И не смейте больше говорить гадости про моего отца, и маму в покое оставьте!

Прежде чем Мон успела ответить, девочка бросилась прочь - почти бегом, отталкивая с дороги зазевавшихся посетителей. Красная как рак Сейли вскочила следом. Бросила извиняющимся тоном:

- Простите, я, наверное, за ней пойду... вы же видите, как она расстроилась!

Не прощаясь, она поспешила за подругой. Мон только плечами пожала в ответ на удивленный взгляд официантки, в нерешительности застывшей у столика:

- Дети, - констатировала она с обворожительной улыбкой. - Не обращайте внимания, мадемуазель. Принесите счет, пожалуйста... и вот немного чаевых. За беспокойство.

Кредитный чип номиналом в пять сотен прочно убедил официантку, что ничего странного не произошло. Дети, что с них возьмешь?

Назад: Глава 1

Дальше: Глава 3