Глава 1
С самого утра только и разговоров было, что об аресте канцлера. СМИ драли глотки, на все лады обмусоливая официальное заявление, в котором магистр Винду изобличал Палпатина в его преступлениях против Республики. Тон журналистов варьировался от сдержанного скепсиса до ужаса и такой агрессии, что впору идти на Храм войной: послушать особо рьяных обличителей, так Орден - не что иное, как страшная тоталитарная секта, а члены ее - сплошь фанатики, что руководствуются лишь благом Ордена и беспрекословно следуют приказам магистров из Совета. Естественно, алчных, жадных до власти и давно уже замысливших установить в Республике теократическую диктатуру. Но даже те издания и каналы, что предпочли быть сдержанней в суждениях, исподволь подводили аудиторию к мысли, что Орден вышел за пределы своих полномочий, грубо поправ все нормы республиканского законодательства.
- Уже началось, - Падме кругами расхаживала по комнате, беспокойно заламывая руки. Позади нее голоэкран передавал очередное мнение очередного политолога по поводу происходящего. Насколько Энакин понял, суть вновь сводилась к обвинениям Ордена в государственной измене, замаскированным под мишурой мудреных фраз и юридических терминов. Он не особо вслушивался: мерзко было до тошноты. - Только послушай, что они говорят о вас!
Энакин в отвращении скривился:
- Слушаю уже все утро. Что там опять несут? Что мы устраиваем оргии и жертвоприношения по праздникам?
- Если так и дальше пойдет, скоро этому никто не удивится, - Падме с осуждением взглянула на голоэкран, будто хотела пристыдить эксперта за наглую ложь. - Это не шутки, Энакин. Видишь, как быстро они отреагировали? Магистр Винду не успел сделать заявление, а на Орден уже ополчились и журналисты, и ученые... их просто с цепи спустили, дав команду! Свободные республиканские СМИ... - она всплеснула руками: видимо, слов, чтобы выразить всю глубину своего возмущения, найти уже не могла.
Что Энакин обожал в своей жене - если опустить длинный список прочих качеств, за которые можно обожать Падме Амидалу, - так это способность думать о свободе слова, когда галактика стремительно катится ко всем чертям. Возможно, в политике он понимал немного - а по правде сказать, не понимал практически ничего, - но кое-что для него было ясно, как татуинский полдень: пока Республика занята внутренними дрязгами, КНС вполне способна мобилизовать свои все еще немалые ресурсы, вновь отодвинув конец войны на неопределенный срок. А из того, что Энакин успел узнать о республиканской политике, вывод напрашивался простой: дрязги затянутся надолго.
Утешало одно: без Сидиуса, Дуку и Гривуса сепаратисты будут заняты ровно тем же самым.
Падме тем временем продолжала бушевать, не замечая, что муж с отсутствующим видом смотрит куда-то в стену и поддерживать диалог явно не стремится. Привычку говорить много и будто бы для себя Энакин за любимой знал давно и относился к ней с пониманием, а временами - со здоровым юмором: бесчисленные заседания Сената кого угодно приучат доносить свои мысли так, чтобы оппонент и слова вставить не мог, а под конец речи согласился со всеми выдвинутыми постулатами - лишь бы оратор оставил его в покое.
- И это ведь не вчера началось! Общественное мнение против вас настраивают уже не меньше пяти лет: принижают роль джедаев в победах и винят во всех поражениях, выставляют жадной до власти, невероятно влиятельной и богатой организацией... даже современные исторические программы показывают Орден с наихудшей стороны! А теперь еще и это...
Энакин машинально кивнул, благоразумно смолчав о том, что пустобрехи разной степени профессионализма его интересуют примерно столько же, сколько скопившаяся в углу пыль. Если бы его кто спросил - пусть себе общественность и разномастные эксперты хоть ядом изойдут, если им так неймется. Куда больше его волновало, насколько катастрофичными станут потери на фронтах, пока командование разбирается, кто теперь отдает приказы.
Внезапно Падме обернулась, едва не запутавшись в волочащемся по ковру подоле. Ее щеки разрумянились, огромные глаза горели... в который раз Энакин поразился, какой прекрасной она становится, когда волнуется или злится.
- Вы поторопились с этим арестом, Энакин. Даже мне трудно поверить в то, что сказал магистр Винду, в то, что говоришь ты... но дело не только в этом. Канцлер неприкосновенен до тех пор, пока решение о его аресте не одобрит Сенат, и никто, даже джедаи, не имеет права нарушать этот порядок. Я уже разговаривала с Бейлом...
"Ну конечно же. И почему я не удивлен?"
Энакину уже не раз приходила в голову мысль, что имя Бейла Органы он слышит слишком часто. О его уме, самоотверженности, отваге, профессионализме и прочих положительных качествах он был осведомлен так хорошо, что порой руки чесались проверить, относится ли к их числу умение быстро бегать и уворачиваться от ударов по аристократической физиономии.
-... и он очень обеспокоен. Говорят, на чрезвычайной сессии Сената будет ставиться вопрос о признании ареста канцлера незаконным. Многие уже сейчас говорят, что собираются поддержать резолюцию, осуждающую действия Ордена, и...
Падме вдруг побледнела и, пошатнувшись, схватилась за спинку кресла. Не успела она присесть, как вскочивший с места Энакин подхватил ее под руку и, бережно поддерживая, помог опуститься на софу.
- Ты в порядке?
Падме бледно улыбнулась и, молча кивнув, накрыла ладонь Энакина своей. Холодной, чуть дрожащей. Румянец исчез с ее лица, как не бывало, лоб влажно поблескивал от испарины
- Все хорошо, Энакин. Я просто... - она поморщилась, прижимая ладонь к животу. - Просто переволновалась. Ты же знаешь, я боюсь за тебя... И вся эта история с канцлером... я до сих пор не могу поверить! Он же был другом моей семьи, поддерживал меня, когда я была королевой, да и потом, в Сенате... конечно, власть изменила его не в лучшую сторону, но мне бы и в страшном сне не пришло в голову подозревать его в чем-то подобном!
Какая-то полудетская обида мелькнула на ее лице; подозрительно заблестевшие глаза Падме поспешно утерла тыльной стороной ладони. Ничего сейчас не осталось в ней от хладнокровной сенатора Амидалы - была лишь та, настоящая Падме, которая в Сенате прячется за пышными одеждами и слоями грима: беззащитная, доверчивая и ранимая. Повзрослевшая раньше срока девочка, которая отчаянно старается быть мудрой и сильной... не так уж и многое в ней изменилось за эти тринадцать лет. Только не для него.
- Бросила бы ты все это, Падме, - негромко произнес Энакин, слегка сжимая ее тонкое запястье. - Я уже говорил тебе, и говорю снова: тебе нечего делать в этой змеиной яме. Особенно сейчас...
Он мягко коснулся кончиками пальцев ее живота и улыбнулся: малыш тут же зашевелился - возможно, и просто так, но хотелось бы верить, что почувствовав присутствие отца.
"Не о том думаешь, Падме, не о том. Тебе не о Республике сейчас надо заботиться, а о нашем малыше. И о себе. Остальное - хоть огнем гори. Республика, Сидиус со всеми своими планами, Органа, чтоб он провалился..."
- Энакин, - протянула Падме с усталым снисхождением. Улыбнулась, как могла бы улыбаться неразумному ребенку, требующему купить ему настоящий звездолет. - Ты же знаешь, что это невозможно. А если бы я попросила тебя бросить Орден? Никогда больше не возвращаться на фронт? Глупость же, правда? А ведь я этого хочу... больше всего на свете хочу.
Она подалась вперед и обхватила руками его шею - неловко, едва не потеряв равновесие. Ее подбородок немного болезненно уперся Энакину в плечо, но он и не подумал отстраняться - напротив, крепко, но бережно обнял ее, стараясь не надавить на живот.
- А знаешь... я все-таки попрошу, - вдруг заявила Падме с наигранными капризными нотками. - Когда война закончится, уходи из Ордена. Мне нужен муж, а не рыцарь-джедай. Муж, слышишь?
Энакин еще крепче стиснул жену в объятиях. Провел ладонью по ее спине, огладил плечи и шею, зарылся пальцами в волосы, чувствуя, как она млеет от его прикосновений и льнет ближе, словно котенок, напрашивающийся на ласку. Никто не спешил прерывать тишину: не так уж и часто выпадали моменты, когда они могли просто помолчать, выбросив из головы все проблемы, наслаждаясь близостью друг друга и мечтами о том, как могло бы быть, если...
Вот только если бы Энакин довольствовался мечтами, то до сих пор был бы рабом на Татуине.
- Я слышу, Падме. И обещаю тебе: так и будет. Как только кончится война, я уйду из Ордена. Мы наконец-то сможем стать нормальной семьей.
Падме вздрогнула, словно по ее телу пропустили электрический ток.
- Ты... правда сделаешь это? Порвешь с Орденом? - ее игривости как не бывало: казалось, она была не до конца уверена, что не ослышалась, настолько несмело прозвучал ее голос.
Энакин и сам чувствовал себя странно. Произнеся эти слова, он будто переступил порог Храма и услышал за спиной грохот тяжелых дверей, закрывшихся для него навсегда.
Чертовски приятный звук, как оказалось. Даже жаль, что пока он существует лишь в его воображении.
- Да, - твердо ответил Энакин, глядя жене прямо в глаза. - И жалеть не стану. Свой долг за освобождение из рабства я сполна выплатил - да так, что Орден мне еще должен останется, если я возьмусь подсчитывать. Когда сепаратисты будут разгромлены, меня там больше ничто не будет держать.
Уж точно не стремление положить жизнь за идеалы, чуждость которых становилась для него все яснее и яснее с каждым годом. Уж точно не необходимость скрывать ото всех свой брак и месяцами не видеться с семьей. Магистры говорили, что он избран восстановить равновесие Силы... что ж, насчет равновесия - хатт его знает, но победу над последним повелителем ситхов он дражайшим учителям принес - как истинный джедай, отбросив привязанность к человеку, ставшему ему наставником и другом.
Избранный выполнил свою задачу - а мальчишке-оборванцу с Татуина, слишком испорченному нормальной жизнью, чтобы стать настоящим джедаем, в Ордене нечего делать. Жаль только, что мальчишке-оборванцу потребовалось тринадцать лет, чтобы это осознать.
Счастливая улыбка Падме и долгий поцелуй стали для Энакина лучшим подтверждением его правоты. Окончательным, не подлежащим сомнению.
- Может быть, я тоже уйду в отставку после войны, - задумчиво протянула она, с неохотой оторвавшись от его губ. - Знаешь, с четырнадцати лет заниматься политикой и не видеть ничего, кроме нее... это нелегко. Да еще и время такое безумное... может, ты и прав - хватит с меня этого. Но сейчас я не могу уйти, ты ведь понимаешь. От меня...
- Слишком многое зависит, на тебя слишком многие рассчитывают. Я знаю.
Энакин попытался ласково улыбнуться, но актер из него всегда был никудышный, так что улыбка получилась кривоватой и больше похожей на оскал. Его бы на то воля, и Падме больше и шагу на порог Сената не сделала: меньше всего ему хотелось, чтобы его беременная жена лезла в чреватые летальным исходом политические дрязги.
Вот только в таких делах мнение Энакина значило для Падме меньше, чем утратившие силу статьи законодательства. Поэтому ему ничего не оставалось, кроме как смириться... и делать все возможное, чтобы очаровательная головка жены и дальше оставалась на плечах.
- Мы обязательно поговорим об этом позже, - клятвенно пообещала Падме. - Когда...
- Война закончится.
- Именно.
Они оба рассмеялись - немного горько, с почти неприкрытым сарказмом, но зато искренне и в едином порыве.
"Интересно, что мы будем говорить друг другу, когда война действительно кончится?"
А политолог все продолжал вещать с голоэкрана о презумпции невиновности, канцлерской неприкосновенности и еще что-то - о чрезвычайной сессии Сената. Судя по мрачно-суровому выражению лица и заявлениям апокалиптического толка, в скором возвращении к мирной жизни этот господин серьезно сомневался.
* * *
Званый вечер, который устроил в своих апартаментах сенатор от Рилота Орн Фри Таа, проходил в довольно напряженной атмосфере. Конечно, подобные мероприятия всегда имели определенное сходство с террариумом, полном не поделивших кормежку ядовитых змей, но при всем своем опыте Орн не мог припомнить, чтобы интенсивность и злобность шипения когда-либо была столь высока. За светскими беседами и громким смехом скрывались заговорщические шепотки, сливающиеся в едва различимый, но несмолкающий гул; нельзя было просто пройти к столику с напитками, чтобы не почувствовать себя невольным свидетелем какой-нибудь страшной тайны: казалось, не было гостя, что не обменивался бы с другими многозначительными взглядами и якобы случайными жестами, не переговаривался бы о пустяках, явно имеющих скрытый от непосвященных смысл. Хуже всего, наверное, приходилось тем, кто не занимал твердых позиций по отношению к канцлеру Палпатину и Делегации двух тысяч: одной Силе известно, сколько они за этот вечер получили заманчивых предложений, приглашений на более приватные встречи, тонких намеков и завуалированных угроз.
Даже перед выборами обстановка никогда не накалялась до такой степени, как накануне предстоящей чрезвычайной сессии Сената. Все хорошо понимали: чем бы она ни закончилась, грядущий передел власти сотрясет Республику до основания - слишком могущественны были противостоящие силы для меньшего.
Едва ли не каждый из гостей чувствовал себя причастным к поворотному историческому событию - а те, что позначительнее и поамбициозней, и творцами истории. Однако большинство этот вечер расценивало лишь как подготовительный этап, на котором не может произойти ничего значительнее заключения пары-тройки новых союзов и договоренностей - в дополнение к уже имеющимся. И только хозяин знал, что на его мероприятии действительно решаются важные вопросы - этажом выше, в малой гостиной, хорошо защищенной от прослушивания. Решаются группой из пяти людей, за каждым из которых - ресурсы настолько внушительные, что даже влиятельному сенатору, одному из ключевых членов коалиции, немудрено почувствовать себя лишь разменной фигурой.
В такие моменты Орн очень хорошо понимал членов Делегации двух тысяч, изо всех сил пытающихся восстановить власть Сената. Неприятное это, что ни говори, чувство - в вежливых и обходительных словах союзников слышать: "Делай, что говорят, и не суй нос не в свои дела". Не этого он ожидал когда-то, оказывая поддержку Палпатину...
Но теперь даже и думать о смене лагеря поздно. Когда канцлер будет освобожден из рук джедаев, лучше уж быть за рулем катка, который проедется по предателям и оппозиции, чем на его пути.
Поправив одеяние, сбившееся и слишком плотно облепившее тучное тело, тви'лекк поспешил к гостям. Ему предстояло со многими переговорить: дражайшие союзники ясно дали понять, что если в его коалиции окажется хотя бы один предатель, проголосовавший неправильно, их доверие может... поколебаться.
А доверие, как известно, товар бесценный. Особенно в государстве, стоящем на пороге великих перемен.
* * *
В то время как в банкетном зале не стихала музыка и негде было скрыться от многоголосого гомона, в гостиной на втором этаже царила тишина. Ни снизу, ни из соседних комнат и коридоров сюда не проникало ни звука - как, впрочем, и отсюда. Заслуга эта принадлежала не только строителям, заложившим толстые стены и перекрытия, но и хозяину, установившему здесь мощные блокираторы звука и оборудование против прослушки. Рилотскому сенатору слишком часто приходилось принимать гостей, беседы с которыми должны оставаться строго конфиденциальными, чтобы не позаботиться о защите от любопытствующих.
На этот раз и сам сенатор оказался сюда не допущен: сегодня его задача сводилась к тому, чтобы предоставить нескольким гостям повод поговорить, исключая даже малейшую опасность быть обвиненными в сговоре. Все остальные вопросы Орна Фри Таа...
- Положение у нас не из простых, господа. Делегация двух тысяч осмелела настолько, что сегодня Органа предложил мне покинуть пост - якобы до тех пор, пока не завершится суд. Не думаю, что нужно пояснять, чего он и его клика хотят добиться подобными инициативами.
...Не касались по вполне понятным причинам.
- Уже о суде заговорил? Органа всегда был мастером выдавать желаемое за действительное, - желчно ухмыльнулся Уилхуфф Таркин. Со стороны могло показаться, что мофф вполне доволен жизнью: развалившись в кресле, он неспешно потягивал вино и с немного отстраненным видом рассматривал пейзаж за окном. Правда, по Таркину всегда было трудно сказать, в каком расположении духа он пребывает: выражение невозмутимой надменности будто намертво впечаталось в его лицо, а взгляд неизменно оставался холодным и цепким.
- Увы, оснований для самоуверенности у него больше, чем хотелось бы, - хмуро процедил Сейт Пестаж. - И если мы будем мешкать с ударом, их станет еще больше.
Руководитель администрации канцлера и в лучшие времена мог без грима играть злого колдуна из сказки - сейчас же вид у него был и вовсе болезненный: впалые щеки ввалились еще сильнее, скулы казались острыми настолько, что вот-вот прорвут кожу, приобретшую нездоровый землистый оттенок. Судя по глубоким теням под глазами, Пестаж за прошедшую ночь и почти минувший день не позволил себе и часу сна - что для пожилого человека явно было нелегко.
Покрутив в жилистых пальцах бокал, да так и не отпив ни глотка, он обратился к сидевшему в угловом кресле чагрианину:
- Мас, как скоро вы сможете созвать чрезвычайную сессию Сената?
Спикер быстро прикинул что-то в уме.
- При крайней необходимости - в течение суток, - уверенно ответил он, чуть склонив увенчанную рогами голову. Неизвестно, откуда у расы амфибий взялся жест, заставляющий вспомнить о бантах, но факт остается фактом: если чагрианин наклоняет голову так, чтобы кончики рогов были направлены на собеседника, и смотрит при этом исподлобья - быть спору. - Но я бы настоятельно рекомендовал не выдвигать на повестку дня вопрос о немедленном освобождении канцлера, господа.
Ответом ему было выжидательное молчание и пытливые взгляды. Амедда чувствовал, что союзники встретили его слова с
удивлением и настороженностью, однако никто не спешил возражать, не дослушав до конца, - чем, к слову, подобные собрания выгодно отличались от заседаний Сената.
- Слишком радикальные положения резолюции могут вызвать ненужные разногласия среди сенаторов. Хотя Орден и был значительно скомпрометирован - собственными действиями и их грамотным информационным сопровождением, - спикер уважительно кивнул Арманду Айсарду, - он по-прежнему остается одной из самых древних, уважаемых и влиятельных организаций Республики. Я опасаюсь, что многие не посмеют открыто выступить против его решения - не говоря уже о тех, кто заведомо является нашими противниками. В итоге голосования мы рискуем получить слишком мягкую резолюцию с размытыми положениями, которые оставят джедаям пространство для маневра.
Адмирал Освальд Тешик возмущенно фыркнул в окладистую бороду, однако от комментариев воздержался. Подобные проволочки командующему Центральным военным округом претили. Для него расклад был прост: если у тебя есть ресурсы и силы, а противник уязвим - надо бить, пока эту уязвимость не ликвидировали. Такую позицию Амедда понимал и даже в чем-то поддерживал, но считал для столь деликатной ситуации неадекватной.
- И что же вы предлагаете? - подбодрил чагрианина Пестаж, приглашающе махнув жилистой ладонью.
- Внести на рассмотрение Сената резолюцию, с которой легко согласится подавляющее большинство: потребовать не немедленного освобождения канцлера, а его неприкосновенности до тех пор, пока чрезвычайная комиссия - набранная, разумеется, из надежных людей, - не вынесет вердикт о правомерности... вернее, - он усмехнулся, обнажив острые мелкие зубы, - неправомерности действий Ордена. До тех пор Палпатину будет гарантирована безопасность, а все его реформы сохранят юридическую силу. Мы же за это время позаботимся об укреплении позиций: нейтрализуем наиболее опасных оппонентов, упрочим существующие альянсы и привлечем на свою сторону колеблющихся. Тогда на следующей сессии исход голосования будет предрешен - никакого риска, ни малейшей вероятности провала.
Какое-то время все молчали, обдумывая предложение. Пестаж постукивал кончиками пальцев по подлокотнику, погруженный в свои мысли; Айсард изучающе смотрел на Амедду тем самым мерзопакостным взглядом, под которым невольно начинаешь чувствовать себя подопытной крысой под занесенным скальпелем. Таркин и Тешик явно были настроены скептически - правда, один имел вид человека, знающего гораздо больше остальных, второй же раздраженно поморщился, будто услышав изрядную глупость.
- Ваше мнение, господа? - Пестаж, как и всегда при решении спорных вопросов, предпочитал выслушать позиции остальных, прежде чем выражать свою.
Первым откликнулся Тешик:
- Мы готовились больше десяти лет - этого вполне достаточно, - безапелляционно заявил он, с такой силой поставив бокал на столик, что рубиново-красная жидкость едва не выплеснулась через край. - Наши враги не идиоты, и сидеть сложа руки не станут. Если Органовская кодла споется с джедаями, - а она споется, дай только срок, - у нас появятся проблемы еще серьезнее нынешних. Надо действовать сейчас, я считаю - потом будет только хуже.
- Согласен, - кивнул Айсард. - Чем дольше Палпатин находится в руках джедаев, тем слабее будут становиться наши позиции. Не забывайте, господа: без нас, без сильной централизованной власти, большинству сенаторов жилось гораздо фривольнее и богаче. Пока что мы удерживаем большую часть Сената под контролем, но только дай им почувствовать, что поводок ослаб - и до какой-нибудь светлой головы неизбежно дойдет, что наша власть целиком и полностью основана на реформах Палпатина. Которые автоматически будут признаны недействительными, если объявить его ситхом и врагом Республики... И тогда, - зловеще прищурив глаза, он до хруста сжал ладонь в кулак, - думаю, ни для кого не секрет, чем эта история закончится для нас.
- Как по мне, Арманд несколько сгущает краски... но все же такой исход вероятен, - Таркин задумчиво потер пальцами острый подбородок. - Сейчас наше влияние велико, но со временем будет лишь уменьшаться. Страх ослабнет, выгода от поддержки Палпатина станет... скажем так, неочевидна. Нужно действовать сейчас.
- К тому же, - вновь вмешался Айсард, - настроения народных масс нам благоприятствуют. Если потребуется прибегнуть к крайним мерам, население воспримет военный переворот в пользу Палпатина благосклонно - если не с энтузиазмом. Разумеется, это касается далеко не всех миров, но сейчас нас интересуют наиболее стратегически важные.
- Постойте, - вскинул руку Амедда. Он даже не сумел скрыть волнение: тонкая кожа головных хвостов побледнела до нежно-голубого, зычный голос, хоть спикер и владел им превосходно, едва заметно дрогнул. - Военный переворот? Я считал, что это крайняя мера!
- Он и остается крайней мерой, - кивнул Таркин. - Однако мы должны быть готовы к любому исходу, не так ли?
Мофф обменялся многозначительными взглядами с Тешиком - собранным и решительным, будто уже готовящимся к бою. Впрочем, было у Маса подозрение, что "будто" здесь лишнее.
- Значит, решено, - голос Сейта Пестажа вырвал чагрианина из мрачных раздумий о том, в какой дурдом превратится Сенат, если переворот все-таки состоится. - Завтра будет готов текст резолюции. Если мы с Амеддой и Айсардом ее одобрим, она будет выдвинута на чрезвычайной сессии коалицией Внешнего кольца. За оставшиеся три дня мы должны приложить все усилия к тому, чтобы она была принята безо всяких поправок. Если же события будут развиваться по худшему сценарию... - сделав многозначительную паузу, он взглянул на Таркина и Тешика.
- Сценарий военного переворота был отработан в ходе последних учений. При необходимости дополнительные силы будут отозваны с фронтов, - коротко кивнул Тешик. - Высшее офицерство, за редким исключением, лояльно канцлеру и будет беспрекословно подчиняться приказам.
- Насколько мне известно, у моффов достаточно ресурсов, чтобы вовремя пресечь любые попытки помешать смене власти, - на тонких губах Таркина заиграла довольная ухмылка. - Об их лояльности, думаю, говорить излишне. Вот кто меня беспокоит, так это клоны...
- В рядах ВАР недовольство джедаями близко к точке кипения. В большинстве своем генералы-джедаи относятся к клонам, как к пушечному мясу - немногим лучше, чем конфедераты к своим дроидам. Что, разумеется, в корне ошибочно... - Айсард насмешливо взглянул на Таркина, к клонам относящегося с крайним пренебрежением. - Достаточно лишь немного подтолкнуть, чтобы бунты против джедаев вспыхнули по всем фронтам. Не говоря уже о том, что клоны очень законопослушны, - а законом для них является слово верховного главнокомандующего.
На миг Амедде показалось, что при этих словах Айсард и Пестаж обменялись странными взглядами - лукавыми и понимающими, как у людей, разделяющих неизвестную другим тайну. Однако вскоре разговор, к величайшему облегчению спикера, свернул на дальнейшие приготовления, и он выбросил это из головы, посвятив все свои мысли работе.
Похоже, он один был твердо намерен вернуть Палпатина к власти мирным путем. А значит - чрезвычайная сессия должна пройти безупречно.
* * *
Совещание продлилось недолго: после того, как общая стратегия была определена, каждому надлежало приступить непосредственно к своей работе. Все дальнейшие консультации, если таковые понадобятся, вполне можно было провести дистанционно, по защищенным каналам связи. Дел завтра предстояло - непочатый край, времени на их выполнение было ничтожно мало, а сон даже в такие времена оставался насущной необходимостью. И хотя для большинства гостей званый вечер грозил растянуться до глубокой ночи, малая гостиная почти опустела к половине полуночи - за исключением двух человек, задержавшихся дольше остальных.
- Ты хотел переговорить наедине?
Сейт приглашающе указал на кресло, однако Арманд Айсард лишь отмахнулся:
- Это не займет много времени. Просто хотел обратить твое внимание кое на что. Надеюсь, ты помнишь о нашем общем друге, Роланде Артемиусе?
Сейт скривился, будто один лишь звук этого имени вызывал у него зубную боль:
- Об этой погани захочешь - не забудешь. Опять он сует нос не в свои дела?
Глава Департамента юстиции относился к тем пережиткам прошлого, что не просто наотрез отказывались изживаться, но и активно сопротивлялись губительным для них переменам. Ярый сторонник старых республиканских порядков, он не упускал ни единой возможности, чтобы вставить Палпатину и тем, кого считал его союзниками, палки в колеса. На своей должности Артемиус оставался во многом потому, что его влияние и связи были слишком велики, чтобы так просто взять и отстранить его. Но даже если бы Палпатин всерьез задался этим вопросом, любой новый глава Департамента оказался бы немногим лучше: верхушку этой организации Артемиус тщательно сколачивал под себя, умудрившись создать крепкую команду единомышленников, дальних и не очень родственников и прочих протеже. Без глобальных зачисток, которые канцлер сейчас не мог себе позволить, выбирать было попросту не из кого.
Айсард кивнул:
- Именно этим он и занимается. И на этот раз подобрался близко: сегодня мои люди пресекли его попытки порыться в документации "Грузоперевозок Лотарна". Пока что опасность миновала, но я бы посоветовал тебе хорошенько подчистить хвосты.
- Волшебные они ребята, эти твои люди, - хмыкнул Сейт, скрывая за усмешкой беспокойство: "Грузоперевозки Лотарна" были одной из фиктивных компаний, через счета которой он делал крупные денежные переводы на разнообразные и чаще всего незаконные нужды. Конечно, Артемиус вряд ли нашел бы, куда ведут ветвистые и запутанные ниточки финансовых транзакций, но все же сам факт, что его контора туда сунулась, не мог не настораживать. - Надеюсь, их вмешательство было неочевидным?
- Обижаешь. И прежде чем ты спросишь - сути того, что они пытались прикрыть, ребята тоже не понимали.
- Арманд, не ерничай, я никогда не держал тебя за идиота. За помощь и предупреждение спасибо. Я проверю тех, кто мог дать Артемиусу наводку.
- Хорошо. И предупреди остальных, чтобы были осторожнее: Артемиус теперь землю рыть будет, почувствовав, что наши позиции пошатнулись.
Сейт хмуро кивнул, про себя отметив, что это относится едва ли не к половине власть предержащих Республики, да и Конфедерации тоже. Еще этих как бы в узде удержать без Сидиуса...
Но всему свое время.
- Разумеется. Он теперь бросаться будет на любую зацепку, сволочь... ты, кстати, позаботился бы о своих семейных делах, Арманд. Может быть, твоя контора для Артемиуса и неприкосновенна, но я буду очень удивлен, если он взамен не заинтересуется Габриэллой и ее таинственным исчезновением.
На лице Айсарда не дрогнул ни один мускул. На первый взгляд, он и вовсе не отреагировал на эти слова... и на фоне этого кажущегося спокойствия злоба, полыхнувшая в льдисто-голубых глазах, выглядела особенно жутко.
- Здесь нечем интересоваться, - процедил директор сквозь зубы. - Ни ему, ни тебе. Моя личная жизнь нашего дела не касается.
"Ну конечно. Наверное, именно поэтому у тебя такой вид, будто ты готов придушить меня голыми руками за лишнее слово?"
В пару шагов преодолев разделявшее их расстояние, Пестаж цепко схватил собеседника за рукав костюма.
- Ошибаешься, - зло прошептал он Айсарду в лицо. - Я не знаю и знать не хочу, что стало с твоей женой на самом деле. Твоя задача - позаботиться, чтобы этот скелет остался надежно заперт в шкафу. Иначе мы рискуем в самый неподходящий момент лишиться директора разведслужбы - а это уже напрямую касается нашего дела!
Какое-то время они молча стояли друг напротив друга - не скрывая ярости, напоминая скорее злейших врагов, чем друзей или деловых партнеров. Айсард уступил первым: шумно втянув воздух трепещущими ноздрями, он нехотя произнес:
- Ты прав. Я позабочусь о своих скелетах - как, надеюсь, и ты о своих.
Стряхнув хватку Пестажа, директор развернулся на каблуках и, не прощаясь, скрылся за дверью гостиной.
