Глава 10
Через три минуты я с идеально чистым лицом, на котором не осталось ни грамма косметики, сидела на простой деревянной лавке во дворе и рассказывала.
— …Мы не знаем, что там. Чувствуем только — что-то плохое. Мой коллега должен обезвредить, ну а вы, если согласитесь, освятить. Все же столько людей в том храме расстреляли во время войны. Мне сказали, что братская могила где-то неподалеку была. Вероятно, многих позднее нашли и перезахоронили, но, сами понимаете, в те времена никто их не отпевал.
— Ты мне-то не рассказывай, Арина. Я воевал, не по чужим рассказам знаю, что творилось в те годы. А я вижу не только то, что обычные люди. Поэтому…
— Воевали? — опешила я. — Вы же священник. Вам же нельзя.
— Священником я стал позднее, — помолчав, отозвался он. — Ты вот ведьма, — тут он меня перекрестил, с неодобрением поджав губы, — а если бы война началась, неужто пряталась бы за чужими спинами и отсиживалась в тылу? С твоими-то способностями. Или все же пошла бы Родину защищать?
— Ну на передовую с оружием в руках вряд ли, — честно призналась я. — А вот медсестрой — запросто. Я хорошо лечить могу и лекарства сама готовлю.
— Вот то-то и оно, — кивнул старик. А это действительно был очень старый человек. Сколько же ему, если он всю войну прошел? — Жди. Соберусь.
Из дома он вышел минут через десять, в рясе и с небольшой сумкой в руках, приготовившись выполнять свой священный долг.
Знакомство с Теодором прошло в целом спокойно. Батюшка сначала внимательно вглядывался в мага, чуть ли не сканируя его. Потом осмотрел притихших фамильяров и спросил:
— Звери говорить умеют? — В помутневших от возраста глазах мелькнуло неодобрение и какая-то скорбь, словно он жалел всех нас, убогих. И зверей говорящих, и меня с моими способностями, и некроманта этого, которому приходится иметь дело со смертью. Жалел, но исправить ничего не мог.
— Умеют, — вздохнула я.
— Понятно. Отец Алексей. Ты иной веры, некромант, не зови меня батюшкой, — строго проговорил он, глядя на англичанина.
— Теодор Мортем. А как вы?..
— Вижу, — коротко отозвался священник.
Я помогла ему устроиться на заднем сиденье, сама пристегнула ремнем безопасности. Возраст нужно уважать. Спасибо ему, что вообще согласился разговаривать, а уж за то, что не прогнал и едет с нами — так вообще низкий поклон.
Притихшие Евграфий и Белла жутко стеснялись и притулились с противоположного конца заднего сиденья.
— Эх вы, божьи твари, — печально вздохнул старый священник, повидавший в жизни столько всего, сколько нам, молодым, и не снилось. — Идите уж сюда.
Белла, пискнув, прыгнула ему на колени, а Енька пристроился сбоку. Отец Алексей чуть помедлил, занеся сухую сморщенную руку с увеличенными суставами на пальцах и пигментными пятнами на коже, потом перекрестил их и лишь после этого стал гладить.
И вот мы у цели. Нужный нам разрушенный небольшой храм стоял на взгорке. Место очень удачное, жаль, что не нашлось средств на то, чтобы восстановить и заново освятить его. Купола отсутствовали, чернели провалы окон, одна стена тоже была наполовину разрушена.
Я припарковалась чуть в стороне, и мы вышли из машины, чтобы размять ноги и осмотреться. Теодор с некоторым любопытством покосился на отца Алексея, который, прикрыв глаза, молился, стоя лицом к разрушенному храму. Я взглядом указала магу, чтобы он поторопился и занялся своей работой быстрее. А сама тоже сделала несколько шагов в сторону разрушенного здания и замерла.
— Я туда не пойду! — вырвалось у меня вслух. — Тео, я и близко не подойду! И не проси.
— Что такое, Арина? — дошептав молитву, спросил меня священник.
— Я не знаю. Там… Ни за что! — очумело помотав головой, я едва удержалась от того, чтобы панически не сбежать. После чего нырнула обратно в машину и захлопнула за собой дверь.
— Отец Алексей, прошу вас, посидите с Ариной. — Теодор был мрачнее тучи. — Мне придется… Простите, но я должен. А потом придет ваша очередь.
Батюшка снова поджал губы, с неодобрением покачал головой, перекрестил англичанина и сел на заднее сиденье в машине.
— Плохо тебе, Аринушка? — позвал он меня.
— Не то чтобы плохо, но оттуда такой чернотой веет, — сделав глубокий вдох и резко выдохнув, отозвалась я. — Я не могу заставить себя даже шага сделать в том направлении.
— Выходит, и ты чувствуешь это, — устало произнес он и снова зашептал молитву.
Так мы и сидели вчетвером. Фамильяры дремали, свернувшись клубочками, я мучилась, отец Алексей тихо молился.
Теодор пришел через полтора часа. Не просто уставший, а буквально серый, краше в гроб кладут. Значит, не зря мы сюда ехали. Что-то нашлось.
— Тео? — позвала я, высунувшись из окошка.
— Звоним Зотову, пусть пришлют людей. Отец Алексей, там тела. Убиты сравнительно недавно и… У вас сердце здоровое? Я уже жалею, что мы привезли вас сюда. Там словно мясники поработали. Уж на что я привычен к смерти, а даже мне не по себе было. — Он пошатнулся и тяжело оперся о дверцу.
— Веди, — смиренно отозвался батюшка, выходя из машины и доставая священные предметы.
— Арина, придется тебе, прости. Мне бы посидеть, — взглянул на меня некромант, намекая, что восстановить ему силы при священнике я не сумею, а без этого он просто не сможет.
Сказать, что я боялась — это ничего не сказать. Меня буквально колотило от волны жути, исходящей от старого храма. Я брела чуть ли не на подгибающихся ногах, сопровождая батюшку, так как не могла бросить его одного.
Мы дошли, переступили через порог, я подняла взгляд, сдавленно всхлипнула и… осела в обмороке. Кровь, много крови, и три тела, настолько истерзанные, что даже не сразу понятно, что это…
Пришла в себя от легкого похлопывания по щекам. С трудом открыв глаза, я сфокусировалась и увидела отца Алексея, склонившегося надо мной:
— Иди в машину, Аринушка. Негоже женщине смотреть на такое. Я уж сам…
— Нет! — Сев, опираясь на руки, я мотнула головой. — Я вас не оставлю. Мы вас сюда привезли, так что… Я потерплю, только смотреть не буду.
Упрямо сжав зубы, намекая, что спорить со мной бесполезно, я отвернулась и зажмурилась. Потерплю. Главное, не смотреть в ту сторону и не дышать носом. Запах крови был оглушающим…
Минут через пятнадцать приковылял Енька и сунул мне в руки пластиковую бутылку воды. Наверное, Белла почувствовала мое состояние и прислала приятеля. Енот заглянул мне за спину, всплеснул лапками и сбежал на улицу. Я осталась. Отец Алексей пожилой человек, мало ли, еще станет с сердцем плохо… А это я его сюда привезла, нельзя уходить и бросать его одного.
Не знаю, сколько прошло времени, но в какой-то момент меня вздернул на ноги… Пашка и вывел наружу.
— Ты в порядке? — заглянул он мне в глаза.
— Мугу, — промычала я, вдохнула свежего воздуха и едва успела отбежать в сторону, где меня скрутило. Рвало беспощадно, до болезненных спазмов.
А вокруг суетились люди. Позднее Павел, поддерживая под локоть, вывел из разрушенного оскверненного храма отца Алексея. Махнул мне рукой, и я поспешила к ним.
— Арина, в моей сумке капли, — устало обратился ко мне батюшка. — Накапай-ка и мне, и себе. На тебе лица нет…
Потом мы сидели в машине, глядя на то, как выносят черные глухие мешки на носилках. Как хмуро переговариваются вусвомовцы, слушая рассказы не менее мрачного Теодора.
— Как тебя угораздило связаться с… такими, Арина? — тихо позвал отец Алексей. — Я ведь вижу, что ты светлая, чистая девушка. Хорошая у тебя аура.
— Родилась я такой, батюшка. Вижу многое, чувствую еще больше. И умею немало. А такие… Они тоже хорошие. Нет, есть, конечно, всякие и между нас. Но ведь и среди простых людей много таких, кому лучше было бы не рождаться. Убийц, садистов, маньяков… Не нужно нас осуждать лишь за то, что мы имеем особые способности. Тот же Теодор… Он некромант, англичанин, и при этом верующий католик. Он сам не убивает, нежить упокоить может или очищает то, что сотворили другие, чтобы вред для окружающих убрать. Вы ведь знаете, наверное… — Я стушевалась, не зная, что можно говорить, а о чем лучше даже не заикаться.
Мы помолчали, а потом я позвала грустного Евграфия:
— Енька, иди к Теодору. Скажи, что я отвезу отца Алексея домой и поеду к себе. Пусть вас Павел доставит в отель.
— В отель?! — вскинулся енот.
— В отель. Не могу я… Мне нужно побыть одной.
Енька печально побрел к своему хозяину, а я завела мотор.
Добравшись до места, я помогла батюшке дойти до его домика. Ему тяжело пришлось, а я чувствовала себя виноватой в том, что привезла его в тот кошмар.
— Простите меня, — повинилась я. — Я правда не знала, что будет такое… И спасибо вам, что не прогнали меня сразу, выслушали и поехали с нами.
В ответ я не услышала ни слова упрека. Отец Алексей перекрестил меня на прощание и ушел в дом. А мы с Беллой отправились в мою квартиру.
Едва переступив порог, я крикнула:
— Вася! Готовь тесто!
— Какое? — выглянул из комнаты домовой с веничком для сметания пыли в руках.
— Для пельменей. И фарш.
— Много? — насторожился он.
— Много!
— У-у-у, — протянул Вася, покосившись на белочку-летягу, тихо сидевшую у меня на плече. — Это кто ж тебя так довел, Арин?
Вопрос был из разряда риторических, ответа домовой дух не ждал, поспешил на кухню.
Уже стемнело, но заметила я это, лишь когда вздрогнула от того, что кто-то положил мне на плечо руку. Резко вскинувшись, я оглянулась.
Посреди кухни топтались Пашка и Лёлик, за их спинами виднелась седая макушка Владимира Вольфганговича. Кто-то был еще в коридоре, но крупные мужчины загораживали обзор. В этот момент, вероятно, Вася выключил музыку, и повисла тишина. Я снова вздрогнула от такого резкого перепада звукового фона, так как несколько часов мою квартиру заполняла грустная органная музыка. Люблю классику. Вообще музыку люблю.
— Ого! — присвистнул Павел, оглядывая помещение, и убрал руку с моего плеча. — Арин, неужели все так плохо?
— Стрельцова, депрессировать изволишь? — протиснулся в кухню мой любимый шеф. — О-о! Парни, нас сейчас покормят.
— Арин, — вкрадчиво позвал рыжий Лёлик, — а ты давно лепишь?
Ответила не я, а вернувшийся домовой:
— Давно. Уже вся морозилка забита, а она всё лепит и лепит.
— Успокаивает, — вяло пожала я плечами, посмотрев на шеренги подносов, на которых ровными рядочками лежали пельмешки.
— Значит, на всех хватит, — усмехнулся мой начальник, отодвинул стул с другой стороны стола и устало на него опустился. — Вась, будь другом… Мы сейчас сдохнем от голода, если ты нас не спасешь. С утра на ногах, не то что поесть, воды глотнуть и то некогда было.
— Ариш, а ты что, правда всё это время лепила? — как обычно, решил взять на себя роль шута Лёлик. — Ты кого собираешься кормить таким количеством пельменей?
Я снова пожала плечами. Кого-кого? Да никого. Меня просто сам процесс успокаивает. Кто-то вяжет, кто-то вышивает крестиком или собирает пазлы. А я вот пельмени леплю, когда на душе плохо и нет сил ни на что в этой жизни.
— Вы лучше скажите, ироды бессердечные, чем так допекли Арину? — бурчал Вася, выставляя на плиту огромную кастрюлю с водой. — Она ж как зашла в квартиру, так и не разговаривает. Музыку эту свою мрачнючую включила и зыркает на тесто, словно на врага народа. Катает его и лепит, катает и лепит… Слова даже не сказала, кроме как «Вася, готовь тесто».
В этот момент меня кто-то обнял за ногу. Я опустила взгляд и увидела грустного Еньку. Приехали, значит…
— Ари-и-ин… — заканючил енот. — Не выгоняй нас, а? Нам плохо без тебя.
— Совсем плохо? — протянула я к нему руки, по локоть испачканные в муке, и отодвинулась от стола, чтобы шерсть зверька случайно не попала в тесто и фарш.
— Совсем. Можно мы у тебя поживем? Пожалуйста-а-а! Я тебе массаж сделаю. И шарфик постираю. И… и носовой платок тоже постираю.
Мои коллеги отмалчивались и притворялись, что их тут нет, гипнотизируя кастрюлю с закипающей водой. Даже шебутной и не слишком-то тактичный Лёлик сейчас старательно делал вид, будто ничего не слышит. А я повернулась к коридору. Там с непроницаемым лицом переминался со своим саквояжем в руках некромант.
— Ень, у меня нет носового платка для стирки, я бумажные использую. Ты ведь знаешь, — поглаживая енота по спинке, проговорила я.
И в этот момент Мортем вынул из кармана белоснежный отглаженный носовой платок, шагнул и аккуратно стер у меня со лба и с правой щеки муку. После чего вложил испачканный платочек мне в свободную руку, которая тоже, кстати, была в муке.
— Теперь есть! — заглянул мне в глаза Евграфий. — Я постираю, да?
— Оставайтесь, — вздохнула я. — Не хулиганить, за собой убирать, не шуметь. Теодор, отдаю тебе во временное пользование диван в гостиной. Енька, из вас двоих ты за старшего.
Енот погладил меня по щеке маленькой когтистой лапкой, аккуратно вытащил из моих пальцев вожделенный носовой платочек и убежал в ванную, стирать.
— Арина, прости, — глухо проговорил некромант. — Я не подумал, что в том месте может быть такое. Даже не предполагал и… Если ты откажешься мне помогать в дальнейшем, я всё пойму и договорюсь, чтобы мне выделили другого сопровождающего.
— Мистер Смерть, а ты пельмени любишь? — задала я ему вопрос. Он непонимающе нахмурился, и я пояснила: — Когда я начинаю хандрить, то леплю их в большом количестве. А при такой нервной работе, чувствую, питаться тебе придется именно этим блюдом.
— Понял, — криво улыбнулся он. — Съем, но постараюсь впредь не допускать тебя до… Буду оберегать от хандры.
— Стрельцова, ты вот мне лучше скажи, как тебе удалось уговорить отца Алексея с вами поехать? — отвлек меня Владимир Вольфгангович. — Ты что ему наврала, раз он согласился? Мы знаешь сколько времени уже пытаемся с ним договориться? А он ни в какую, даже разговаривать ни с кем из наших не хочет. Леонид вон даже в лоб как-то получил распятием.
Я удивленно покосилась на рыжего оборотня. Оказывается, я многого не знаю о работе своих коллег. Меня не считали нужным ставить в известность. То ли оберегали, то ли считали, что мне это не интересно и не нужно.
Как-то всё внезапно на меня свалилось. И расследование этих ритуальных убийств, и то, что некроманта к нам приписали. Почему-то подумалось, что если бы по случайному стечению обстоятельств именно мне не пришлось встречать Мортема и засветиться перед ним, то я бы и не узнала ни о чем. Так и сидела бы потихоньку в своем стилизованном под волшебный салон кабинете и принимала женщин, мечтающих снять венец безбрачия, вернуть своего мужа, отбить чужого…
Я передернула плечами. Вот лучше бы и не знала! Ну не мое это. Расследования, разъезды, убийства… Не хочу знать. Не хочу видеть… Только вот ничего в этой жизни не происходит просто так. Всё, что кажется случайным, на самом-то деле запрограммировано судьбой, Вселенной, Мирозданием… Мне ли этого не знать?
И от моего желания или нежелания уже ничего не зависит. То, что именно я первой встречу мистера Смерть, Манана предвидела еще до того, как я вообще узнала о его существовании. Не удивлюсь, если наша штатная пророчица знала и то, в каком состоянии я буду, о моей временной неадекватности и некотором… гм… сдвиге не только в поведении, но и в психике в целом.
— Да я не врала, честно все батюшке рассказала, — ответила я между тем своему начальнику. — Вы что? Он же священник, как бы я его обманывать стала? Объяснила, что нужна помощь. Ну и умылась сначала святой водой, крестик свой показала. Вы же знаете, я крещеная.
— Ах вот оно что! — хмыкнул шеф. — Поняли, парни? Она просто честно все рассказала батюшке и попросила помощи. А вы, идиоты?
— Владимир Вольфгангович, надо бы ему перевести вознаграждение, — посмотрела я на седого оборотня. — Только как-то, чтобы через сторонних лиц. От нас он не возьмет ни за что, даже не предлагайте. А я видела его дом, совсем небогато батюшка живет. И он так помог нам… Но отблагодарить его напрямую мы не сможем, он даже у меня не примет, я точно знаю.
— Я понял, Арина. Сделаем пожертвование через людей, которые с нами никак не связаны.
— Вы уже расследовали, кем были эти… люди? — спросила я, сглотнув. — Что-то вообще удалось узнать?
— Нет, — со вздохом поскреб макушку Пашка.
Лёлик страдальчески поморщился. Он ведь оборотень, представляю, как шибанул по его чуткому обонянию невыносимый запах крови в разрушенном храме.
— Вообще ничего. Кто-то хорошо заметает следы. Местных опросили, никто ничего не видел и не слышал, посторонних не было, никто из своих не пропадал. Скорее всего, жертв привезли откуда-то из другого места.
Я кивнула, принимая ответ. Почему-то так и думала. Кто бы ни совершал все эти ритуалы, они хорошо подготовились.
Вставали из-за стола мои коллеги объевшимися настолько, что едва дышали.
— Лёлик, Пашка, вам с собой пельменей дать? — позвал парней Василий, стоя у морозилки и в задумчивости глядя внутрь. — Уже есть замерзшие. Мне куда-то нужно складировать всё то, что Арина налепила за сегодняшний день, а места уже нет.
— Спрашиваешь! — оживился Леонид. — Конечно, дать!
— И мне! — ничуть не стесняясь, ответил Павел.
Шеф просто молча встал, заглянул в закрома, оценил и похлопал по плечу домового:
— И мне отсыпь, Вась.
Я не отреагировала. Это было не в первый раз, когда я, увлёкшись и забыв про все на свете, методично лепила ровненькие аккуратненькие пельмешки одну за другой, ничуть не заботясь о том, сколько всего их уже вышло. А так как нам столько не нужно, то сплавляла я все это ребятам. За годы работы все мои коллеги уже не раз и не два получали по внушительному мешочку замороженных пельменей.
— Арина, а ты что, не будешь их есть? — спросил Мортем, с недоумением наблюдая за радостно скалящимися парнями, которым домовой отдавал подмороженные результаты моих сегодняшних трудов.
— Я не ем пельмени. Я их леплю, — спокойно пояснила я. — Вась, а что для меня на ужин?
