6. Миф шестой. Систему здравоохранения может исправить ужесточение конкуренции
Независимо от того, можно ли считать здравоохранение бизнесом и стоит ли управлять медицинскими учреждениями как коммерческими организациями (об этом чуть позже), некоторые считают, что всю эту сферу можно выправить, если повысить уровень конкуренции. Я намерен опровергнуть это утверждение и использую вот какие аргументы: во-первых, хотя в США конкуренция, наверное, самая жесткая в мире, а ее влияние проявляется наиболее сильно, в области здравоохранения она уже принесла больше вреда, чем пользы; во-вторых, в системах здравоохранения и так сложилось уже слишком жесткое соперничество, но особого свойства и не всегда очевидное – а здесь требуется гораздо более тесное сотрудничество. Одновременно я покажу, что конкуренция напрямую связана с индивидуализацией.
Идеальна ли американская модель конкуренции?
В США обожают конкуренцию, и это правильно: она прекрасно зарекомендовала себя во многих отраслях, скажем, в производстве компьютеров или в автопроме. Но хороша ли она для здравоохранения? Конечно, до определенной степени соперничество полезно. Это держит людей в тонусе, не дает останавливаться, заставляет стремиться вперед. Но какой должна быть конкуренция в области, где каждый профессионал обязан действовать на максимуме собственных возможностей?
В США ответ, видимо, таков: конкуренция слишком высока. В этой стране ее ценят, и здесь самая высокая в мире стоимость медицинских услуг – как минимум вдвое выше, чем во многих развитых странах, хотя результаты при этом вряд ли такого же высокого качества. По показателю «предупреждаемая причина смерти» (оценивается для пациентов в возрасте до 75 лет, чье состояние поддается лечению) в 2014 году, по данным фонда Британского содружества, США оказались на последнем месте среди промышленно развитых стран (рейтинг на 2006 год). Во Франции, к примеру, этот показатель в 2011 году был вдвое выше, чем в США.
Во многих смыслах Канада схожа с США. До повсеместного введения в 1960-х системы Medicare у этих стран были сопоставимые показатели. С тех пор стоимость медицинских услуг в Америке росла гораздо быстрее, чем в Канаде: в 2013 году расходы на душу населения в США составили 9086 долларов, а в Канаде только 4569 долларов. Результативность же медицинской помощи оказалась выше в Канаде, чем в США (подробнее об этом ниже; см. [Дрессель, 2006]).
Важно, что мы не работаем со структурными отклонениями, приводящими системы здравоохранения на грань банкротства. И дело тут не в Obamacare: качество работы американской системы здравоохранения снижается из-за системы оплаты оказанных услуг, поощряющей количество, а не качество работы, и создающей стимул для неэффективности и напрасной траты ресурсов [Брукс, 2012b].
Обобщая, спросим: можно ли считать результаты американской системы здравоохранения следствием чудодейственного влияния конкуренции? А если не обобщать, процитируем мнение многих американских экспертов по этому поводу.
Государственный контроль сглаживает конкуренцию под видом стремления к единообразию, но именно конкуренция способствует повышению качества здравоохранения и создает наилучшие возможности для контроля над расходами. Предприниматели, ориентирующиеся в первую очередь на потребителей, соперничают, потому что хотят предложить оптимальные подходы к заботе о здоровье, услуги высокого качества и лучшие технологические решения, стремясь предоставить максимум при минимальных затратах. Подобного рода конкуренция способствует контролю над издержками и стимулирует рост качества. [Херцлингер, 2007, с. 142].
Речь идет об американском здравоохранении? А есть ли доказательства? Если вы продолжаете делать то, что делали всегда, будете получать все тот же результат. Хотя и это не вполне верно: американцы получают все меньше, хотя платят все больше.
Портер и Тайсберг о «правильной» конкуренции
В статье, опубликованной журналом Harvard Business Review, под названием Redefining Competition in Health Care («Пересмотр конкуренции в здравоохранении») [2004], а также в книге, вышедшей в 2006 году, Портер и Тайсберг, признавая, что в американской системе здравоохранения «сложилась гораздо более жесткая конкуренция, чем где угодно в мире», призывают к ее усилению – только «правильной», то есть «на уровне болезней и лечения». Они считают, что такой подход может стать «двигателем прогресса и реформ» и «создаст волну улучшений в области качества и эффективности» [2004, с. 21, 27, 30].
Авторы говорят о конкуренции старого типа, допускающей наличие лишь одного победителя. Они считают, что это «слишком широкое» определение в смысле спектра предоставляемых услуг (особенно в больницах), «слишком узкое» и «бессистемное» в рамках категорий услуг (с разделением на методы лечения, без анализа всего цикла терапии) и «слишком локализованное» по географическому признаку (объемы оказания отдельных услуг слишком малы, что препятствует накоплению опыта и максимизации качества работы провайдеров [2004; 2006, с. 151]). Обобщая, Портер и Тайсберг делают один из основных выводов: предпочтительны более крупные, менее локализованные, узкоспециализированные практики и больницы.
Какой будет система здравоохранения, если все участники начнут уделять основное внимание ценности услуг для пациентов? Провайдеры предложат услуги, которые способны оказывать на максимально высоком уровне, и не будут пытаться продать как можно более широкий их набор каждому нуждающемуся. Уход организуется на основе диагноза и состояния, при этом работа на всех этапах будет скоординирована… Все меньше провайдеров станут пытаться обслужить всех пациентов, с любыми диагнозами; с другой стороны, оказываемые услуги будут гораздо более интегрированными… Объем избыточных мощностей, существующий сегодня, заметно сократится. Все больше региональных и национальных провайдеров услуг высочайшего качества заработают в нескольких регионах, формируя партнерские связи с местными учреждениями здравоохранения [2004, с. 382–383].
Географическая зона действия большинства организаций здравоохранения в настоящее время слишком узка [2006, с. 151].
Звучит несколько утопично, согласны?
Специализированные больницы, которые Херцлингер называет «узкопрофильными предприятиями» [2007, с. 168–172], конечно, существуют; в них занимаются, скажем, лечением катаракты или грыжи. И в некоторых случаях это вполне оправданно, но таких случаев несколько меньше, чем предполагают авторы. Многие услуги, оказываемые больницами, должны быть доступны в каждом районе (скажем, акушерские) и даже в каждом учреждении здравоохранения (скажем, экстренная помощь); должна сохраняться возможность при необходимости направлять пациентов к узким специалистам. При этом многие болезни попадают сразу в несколько категорий, поэтому в одной больнице или поликлинике требуется присутствие нескольких разных специалистов. Пациенты гериатрического и некоторых других отделений часто не могут переводиться в другой город, так как это может ухудшить их состояние, да и для их семей это означало бы дополнительные неудобства. Другими словами, в области здравоохранения, и далеко не только в клиниках, важно учитывать интересы местных сообществ, даже если они не принимаются в расчет ведущими экономистами. (В книге Портера и Тайсберг «Переосмысление системы здравоохранения» основное внимание уделяется больницам и болезням, а не помощи, организуемой местными органами здравоохранения, и не собственно охране здоровья.)
Авторы определенно правы в том, что лучше уделять основное внимание состоянию пациента «в комплексе», чем работать с отдельными симптомами и видами лечения. Но не правильнее ли делать акцент на охране здоровья, а не только на лечении болезни, и на человеке, а не на пациенте?
Всегда ли конкуренция стимулирует инновации?
Для Портера и Тайсберг это почти риторический вопрос.
В условиях нормального рынка конкуренция стимулирует непрерывные улучшения, которые проявляются в снижении издержек и повышении качества. Скорое внедрение инноваций приводит к быстрому распространению новых технологий и повышению качества работы. Успешные предприятия процветают и растут, а их более слабые соперники реструктуризируются или вовсе исчезают. Стоимость снижается (с учетом повышения качества), ценность услуг и продуктов возрастает, рынок расширяется, чтобы удовлетворить потребности растущей клиентской базы [2006, с. 3].
Разумеется, конкуренция может стимулировать инновации: посмотрите на Apple, Google, Amazon. Но всегда ли? Не может ли она в некоторых случаях подавлять инновации?
Возьмем для примера фармацевтические компании. Они определенно конкурируют в области исследований: каждая стремится первой найти прорывную формулу. И многим это удается. Но, как уже говорили, мы знаем, что исследования в некоторых крупнейших компаниях отрасли за последние годы не дают результата. В статье Patent Nonsense я старался привлечь к этой проблеме внимание.
Еще в 2003 году New York Times писала, что «9 % ученых» покинули в последнее время компанию GlaxoSmithKline, так как считали, что «результативность их лабораторной работы падает. “Это полная катастрофа”, – сказал один из них, доктор Питер Табер, который до февраля руководил подразделением клинических исследований компании». Он добавил: «Воздействие слияний на результативность исследовательских программ – проблема, с которой отрасли еще предстоит разобраться» [Харрис, 2003]. Боуи и Дайер [2004] писали в Financial Times о компании Pfizer, которая крайне активно занималась поглощениями и слияниями; утверждалось, что «пока компания занималась сделками, ее исследовательская деятельность практически прекратилась» [2006b, с. 374].
Каковы важнейшие открытия ХХ века в области фармакологии? Остановитесь и попробуйте составить собственный список.
Возможно, вы назвали пенициллин (благодаря которому стали появляться антибиотики), инсулин для лечения диабета, вакцину Солка против полиомиелита? Напомню, все три были созданы в некоммерческих лабораториях. С кем конкурировал Александр Флеминг, когда понял, что грибок, выросший в его лабораторной чашке, можно использовать для лечения заболеваний? (В наши дни Флеминг сидел бы перед экраном компьютера в одной из лабораторий и анализировал миллионы молекул.)
Конечно, нам известны и истории об известных ученых, которые конкурируют друг с другом, стремясь первыми сделать важное открытие (говорят, так была открыта двойная спираль, и тоже, кстати, в некоммерческой лаборатории). Несколько реже говорят о не менее распространенном сотрудничестве ученых, которые используют идеи друг друга (Крик заимствовал у Уотсона, а то и у Франклин).
Скрывают ли ученые результаты своих исследований друг от друга, если начинают соперничать? Стимулирует такая конкуренция рост инноваций? Или она его замедляет? На все эти вопросы можно дать утвердительный ответ, в зависимости от обстоятельств. Существует, конечно, стремление обойти других, и не всегда удается использовать чужие идеи и развить их (кстати, Уотсон и Крик использовали идею Франклин, хотя и относились друг к другу с взаимным подозрением). Так что конкуренцию нельзя считать однозначно более эффективным средством стимулирования развития здравоохранения, чем сотрудничество. Нам нужно и то, и другое. Позволим себе повторить еще раз: талантливые люди добиваются успеха в том, что получается лучше всего лично у них.
Рынок – это прекрасно. Поверьте, я очень ценю возможность выбрать автомобиль или ресторан в соответствии с собственными предпочтениями. Если меня плохо обслужили, я ухожу в другое место. Не меньше я ценю и возможность выбирать себе врача. Но действительно ли свобода выбора и в том случае обеспечивает соблюдение моих интересов просто потому, что все врачи до смерти боятся, если я «уйду к другому провайдеру»?
В конкуренции ли дело?
Насколько связаны все эти рассуждения о пользе конкуренции с собственно фактом соперничества? Давайте разберемся, что же оно обозначает.
Представим одну из специализированных больниц, о которых пишут Портер и Тайсберг. Действительно ли она более конкурентоспособна? Можно утверждать: чем уже специализация больницы, тем меньше она соперничает с такими же узкопрофильными учреждениями. Сколько клиник, в которых лечат исключительно грыжи, может себе позволить каждый регион? Как и в бизнесе, конкуренция в значительной мере связана со стремлением подавить соперников на собственном рынке – к примеру, за счет слияний с кем-то из них, создания картелей, лоббирования законодателей ради льготных тарифов и т. д.
А еще существует конкуренция за финансовые результаты, и фармацевтические компании пытаются подкупить выписывающих препарат докторов с помощью разнообразных подарков, а также повлиять на результаты исследований действия препаратов за счет обеспечения финансирования этих самых исследований.
Вряд ли Портер и Тайсберг мечтали об этом. Но часто именно это мы с вами и получаем. В здравоохранении это может быть особенно опасным, и не только потому, что связано с вопросами жизни и смерти, но и потому, что применение принципа полной ответственности покупателя (когда защита его интересов – его же дело) здесь означает запредельную степень цинизма, потому что в здравоохранении продавец услуг осведомлен принципиально лучше, чем покупатель.
Издержки конкуренции
Автор одной из статей в New York Times считает, что высокая стоимость медицинских услуг в США связана с избыточной конкуренцией: «Дублирование обработки обращений, огромное количество страховых продуктов, сложная система оплаты счетов, высокие расходы на маркетинг [а также огромный объем бумажной работы, которой приходится заниматься американским врачам и больницам и которой вовсе не существует ни в Канаде, ни в Британии] приводят к росту административных расходов» [Бернасек, 2006]. Приведу яркий пример как раз на эту тему.
Это произошло ‹…› в отделении экстренной помощи. Женщина была доставлена в 4 утра с кровотечением в верхних отделах желудочно-кишечного тракта ‹…› Пациентка застрахована. Доктор вызвал гастроэнтеролога, который должен был провести экстренную операцию и остановить кровотечение, но тот отказался заниматься больной до получения согласования со страховой компанией: он прекрасно понимал, что иначе его работа не будет оплачена. Больше часа доктор пытался связаться со страховой компанией. За это время пациентке пришлось ввести четыре литра крови, чего не потребовалось бы, если бы операция началась немедленно. Когда возникли опасения, что женщина просто не доживет до вмешательства… доктор снова позвонил в страховую и сообщил, что если они срочно не авторизуют процедуру, он обратится в журнал Las Vegas Review Journal и расскажет об этой истории. Только тогда страховая согласовала проведение операции для остановки кровотечения [Хитченс, 1998, с. 66].
Гордон Бест, американец, много лет проживший в Англии, где он консультировал многих высокопоставленных чиновников из области здравоохранения, утверждает: в США «всем ясно ‹…› что наличие конкуренции между учреждениями здравоохранения серьезно осложняет работу всего рынка и повышает транзакционные и административные издержки, но не особенно влияет на результаты лечения» [2007, с. 11].
Какой же вывод мы можем сделать в отношении конкуренции? Действительно ли американская система здравоохранения из-за избыточного соперничества перестает функционировать? Да, в значительной степени это так. Так что в качестве решения для начала можно посмотреть проблеме в глаза. «Ответственных больше нет», – написал Харрис [2004] в статье, опубликованной New York Times, о проблемах, связанных с дефицитом лекарств. А кто должен быть ответственным? Если вы американец и думаете, что любой рынок обязан быть конкурентным, лучше закройте глаза и не читайте ответ, который я предложу в конце обсуждения следующего мифа.
Сотрудничество, а не индивидуализация
Бесспорно, всем свойственно конкурировать, и это имеет как позитивные, так и негативные последствия. Но мы также способны сотрудничать, из чего определенно следует больше хорошего, чем плохого. Особенно в здравоохранении.
Я говорю сейчас не только о соперничестве провайдеров услуг за клиентов, но и о конкуренции в целом за самые разнообразные ресурсы. Чего стоят одни лишь баталии в области законодательства и регулирования: врачи спорят за право увеличить число койко-мест, больницы бьются за повышение объема финансирования. В известном смысле все это можно понять, но в здравоохранении подобная борьба часто выходит за рамки разумного. И когда столько влиятельных лиц начинают уделять время исключительно лечению отдельных заболеваний, неудивительно, что пропаганда здорового образа жизни и профилактика получают минимум внимания. Конкуренция на руку тем, кто обладает авторитетом. В США, да и не только, во имя сохранения конкуренции система здравоохранения начинает страдать от избыточной индивидуализации: каждый пользователь, провайдер, регион, каждая услуга и организация – сами за себя.
Портер и Тайсберг писали: «На самом фундаментальном уровне конкуренция в здравоохранении должна появляться везде, где формируется ценность» [2006, с. 5]. Заменим слово конкуренция словом сотрудничество – и предложение получается гораздо более убедительным. В итоге здравоохранение отчаянно нуждается не в усилении соперничества и не в конкуренции нового типа, а в гораздо большем объеме сотрудничества, кооперации и координации усилий.
