Б. Ф. и я

Он понравился мне сразу, еще по телефону. Неунывающий голос с хрипотцой, в котором есть и улыбка, и секс – ну, знаете, что я имею в виду. Как мы вообще разгадываем характеры по голосам? Дама-информатор телефонной компании – назойливая и высокомерная, а ведь она вообще не человек. А парень с кабельного телевидения: “Уважаемые клиенты, мы вас очень ценим и хотим доставить вам удовольствие…” В его тоне отчетливо слышится презрение.

Я когда-то работала на телефонном коммутаторе в больнице, целый день разговаривала с разными врачами, которых в глаза не видела. У всех нас были свои любимцы и те, кого мы в грош не ставили. Ни одна из нас никогда не видела доктора Райта, но голос у него был такой ровный и спокойный, что мы в него влюбились. Если требовалось вызвать его по пейджеру, мы все клали на пульт по доллару и начинали стремительно поднимать трубки. Всем хотелось попасть на его ответный звонок – выиграть деньги и произнести: “Здравствуйте, доктор Райт. Вас просят в интенсивную терапию, сэр”. Мне так и не удалось повидать доктора Райта в реальной жизни, но позднее я перешла в приемное отделение и перезнакомилась со всеми врачами, с которыми раньше только говорила по телефону. И вскоре обнаружила, что они такие же, какими мы их навоображали. Лучшие специалисты – те самые, кто отвечал по телефону быстро, вежливо и четко, а так себе врачи – те, кто часто на нас орал, шипел: “У вас на коммутаторе одни дефективные работают, что ли?” Это они сплавляли своих пациентов в приемное отделение, а пациентов с бесплатной страховкой – в окружную больницу. Самое поразительное: те, у кого сексапильный голос, и в реальной жизни оказались сексапильными. Но нет, я не могу описать, как некоторые придают своему голосу особый оттенок – будто только что проснулись или жаждут лечь в постель. Послушайте голос Тома Хэнкса. Нет, только не Хэнкса. Ну хорошо, голос Харви Кейтеля. А если Харви не кажется вам сексапильным… просто закройте глаза.

У меня очень приятный голос. Характер у меня сильный и даже вредный, но из-за голоса всем кажется, будто на самом деле я мягкая. Голос у меня молодой даже в мои семьдесят. Ребята из “Поттери Барн” со мной флиртуют: “О, вам, наверно, очень понравится лежать на этом ковре”. И тому подобное.

Я пыталась найти мастера для укладки плитки в ванной. Те, кто размещает в газетах объявления типа “все виды ремонта, малярные работы”, на самом деле не хотят работать. Либо “у меня сейчас все дни заняты”, либо попадаешь на автоответчик, фоном играет “Металлика”, а потом так тебе никто и не перезванивает. Я сделала шесть попыток, и только Б. Ф. сказал, что придет. Он взял трубку: “Да, это Б. Ф.”, и я сказала: “Привет, а это Л. Б.” И он засмеялся, с расстановочкой. Я сказала ему, что мне нужен пол, а он сказал: “Я весь ваш”. И что может подъехать в любое время. Я подумала: наверно, двадцатипятилетний нахал, красавчик с татуировками и панковским гребнем, ездит на пикапе, держит собаку.

В обещанный день он не появился, но на следующий день перезвонил, сказал, что кое-что не срослось. “А можно сегодня после обеда?” Можно-можно. Ранним вечером я увидела, что подъезжает пикап, услышала, как он барабанит в мою дверь, но до прихожей добралась не сразу. У меня жуткий артрит, а еще я путаюсь в шланге от моего кислородного баллона. “Придержите лошадей!” – крикнула я.

Б. Ф. хватался за стену и за перила, задыхаясь и кашляя после восхождения на три ступеньки. Он был необъятный: высокий, тучный дряхлый старик. Я унюхала его еще из прихожей, пока он, стоя на крыльце, пытался отдышаться. Табак, давно нестираный шерстяной свитер, тухлая испарина пьяницы. Его голубые, как у младенца, глаза с набрякшими красными сосудами улыбнулись мне. Он понравился мне сразу.

Он сказал, что не прочь был бы немножко подышать моим воздухом. Я посоветовала раздобыть такой баллон, но он сказал, что боится взорваться: он же курит. Вошел, направился в ванную. Показывать ему куда идти не требовалось. Я живу в трейлере, легко догадаться, где у меня может быть ванная. В общем, он целеустремленно пошел в ванную, на каждом шагу сотрясая трейлер. Я немного посмотрела, как он делает замеры, а потом присела на кухне. Запах доносился и туда. Его вонь стала для меня прустовской “мадленкой”: воскресила в памяти моего дедушку и дядю Джона – и это только для начала.

Дурные запахи могут быть приятными. Легкий аромат скунса в лесу. Конский навоз на ипподроме. Одна из самых пленительных черт тигров в зоопарках – запах неприрученного зверя. На корриде мне всегда нравилось сидеть на галерке, чтобы видеть все – как и в оперном театре, – зато, если сидишь у barrera, можешь почувствовать запах быка.

Б. Ф. показался мне экзотическим существом просто потому, что был такой грязный. Я живу в Боулдере – в городе без грязи. Грязных людей тут нет. Даже бегуны в парках – словно только что из душа. Интересно, где он выпивает: я ни разу не видала, чтобы в боулдерских барах было грязно. Похоже, он из тех, кто любит поговорить за рюмочкой.

В ванной он разговаривал сам с собой, а когда опустился на пол, чтобы измерить шкаф, начал кряхтеть и пыхтеть. Когда он с усилием – “Ах ты дьявольщина” – встал, весь мой домик начал переваливаться с боку на бок, клянусь вам! Он вышел в коридор, сказал, что мне надо сорок два квадратных фута.

– Вы мне не поверите, – сказала я, – но я купила сорок шесть!

– У вас глаз-алмаз. Два глаза-алмаза, – он ухмыльнулся, обнажив бурые вставные зубы.

– По ней нельзя будет ходить семьдесят два часа, – сказал он.

– Бред какой-то. Никогда о таком не слышала.

– Я же не вру. Раствор должен схватиться.

– Я никогда в жизни не слышала: “Пока раствор схватывался, мы жили в мотеле”. Или: “Можно, я у тебя буду ночевать, пока у меня не схватится раствор?” Никто ни о чем таком не заикался.

– Ну так укладку плитки заказывают в основном те, у кого два санузла.

– А те, у кого только один?

– Живут как раньше. Не трогают ковер.

Ковер остался от прежних хозяев трейлера. Оранжевый, длинноворсный, замызганный.

– Я этот ковер видеть не могу.

– Вас можно понять. Я только говорю, что вам придется семьдесят два часа не ходить по плитке.

– Это невозможно. Я принимаю “лазикс”, чтобы снизить нагрузку на сердце. В санузел захожу двадцать раз на дню.

– Ну ладно, тогда ходите, сколько хотите. Но если плитка сдвинется, не говорите, что это из-за меня, – я свое дело знаю.

Мы договорились об оплате, и он сказал, что придет в пятницу утром. После того как ему пришлось нагибаться, у него явно началась ломота во всем теле. Жадно глотая воздух, ковыляя, он вышел из трейлера, но вначале постоял на кухне, опершись об стол, потом еще немного постоял, облокотившись на печку в гостиной. Я последовала за ним в прихожую, делая те же привалы. Спустившись по ступенькам, он закурил, улыбнулся мне снизу вверх. “Рад был познакомиться”. Его собака терпеливо ждала в пикапе.

В пятницу он так и не пришел. И не позвонил, так что в воскресенье я набрала его телефон. Длинные гудки. Отыскала газетный лист со всеми остальными телефонами. Ни один не отвечал. Я вообразила себе зал ковбойского бара, переполненный плиточниками: все сжимают в руках бутылки, карты или стаканы, спят, уткнувшись носом в стол.

Вчера он позвонил. Я сказала: “Алло”, а он: “Как поживаете, Л. Б.?”

– Шикарно, Б.Ф. Гадаю, увижу ли я вас когда-нибудь снова.

– А если я загляну завтра?

– Мне подходит.

– Часиков в десять, а?

– Конечно, – сказала я. – В любое время.