Эпилог

Первая неделя нового года пролетела незаметно. Из города прислали специальную повозку, чтобы доставить Дидье к месту заключения. Там он пробудет до суда. Следом за заключенным в Кавайон отбыл брат Бартоломью с секретарем.

Кларис и Одетт неожиданно изъявили желание отправиться в город. Обеих должны были вызвать на суд, и они решили устроиться на новом месте заранее. Одетт намеревалась продать домик и все-таки оплатить обучение в монастырской школе. Планы ее подруги были менее амбициозными: Кларис собиралась поступить в услужение в какой-нибудь приличный дом.

– Здесь мне делать больше нечего, да и воспоминаний слишком много, – призналась она доктору на прощание.

– Все-таки мне это кажется неразумным… Вы слишком молоды, чтобы покинуть отчий дом, – пытался увещевать девушку Андре.

– Маме сейчас будет не до меня, ей только одной обузой меньше.

Тут Андре был склонен с нею согласиться. Мадам Дюмон сосредоточила все душевное тепло на старосте. Тот, потеряв единственного сына, впал было в уныние, но к бутылке не прикоснулся. Тибо утешался компанией маленького Роже. Он с удовольствием возился с мальчиком, учил его укладывать снасти и вязать морские узлы. От лодки будущего отчима младший Дюмон был в восторге и не проявлял признаков морской болезни.

В окружении новой семьи к старосте быстро возвращалось присутствие духа. Немолодые влюбленные всюду ходили вдвоем; свадьбу они назначили на весну. Почему-то доктор не сомневался, что радостное событие произойдет раньше, а нового наследника Тибо получит уже в этом году.

Лу вполне смирился с тем, что ему придется породниться с Тибо. Последние дни в деревне парень провел, помогая матери в повседневных хлопотах. Он не отказался даже посетить лодку Тибо вместе с младшим братом, а однажды помог с выгрузкой улова.

– Пусть их женятся, мне же спокойнее, что мать не одна, – поделился он с хозяином своими мыслями, – И для Роже пример хороший: староста-то мужик работящий и вообще толковый.

Лу согласился отвести телегу Тибо с первым в этом году уловом в город. Он и повез в Кавайон Одетт и Кларис. Провожать девушек собралась добрая половина деревни. Кто-то перешептывался, глядя на юную «ведьму», кто-то радовался отъезду первой красавицы на выданье, кто-то грустил по этому же поводу.

Одетт с трудом сдерживала восторг. Она ненавидела родную деревню всей душой.

– Я бы здесь до конца жизни была изгоем, – поделилась она с доктором, укладывая тощий узел на дно телеги, – А в городе, глядишь, и затеряюсь.

– Вы так убеждены, что легко найдете покупателя на свой домишко?

– Совсем нет, но монашки не откажутся принять недвижимость в качестве уплаты. В этом я убеждена. В крайнем случае скажу, что тоже хочу стать невестой христовой.

Подмигнув доктору на прощание, маленькая знахарка отбыла навстречу будущему. В новую жизнь она взяла только справочник по травам да несколько баночек с неизвестным доктору содержимым. Что бы там ни было, Андре твердо верил: девушка не пропадет.

Седьмого января наступило время и для доктора со слугой покинуть этот благословенный край. Секретарь брата Бартоломью перед отъездом уверил их, что присутствие Андре на суде необязательно. Задерживаться в Кавайоне было ни к чему. Колено доктора больше не беспокоило. В городе путешественники собирались наскоро отобедать, дать отдых лошадям и отправиться в дальнейший путь.

Четких планов на будущее Андре не составил. Заниматься медициной ему больше не хотелось, но других источников дохода в обозримом будущем не предвиделось. Сейчас он ругал себя за то, что последнее время предавался роскоши и спускал немалые средства на дорогие гостиницы. Еще два месяца назад он располагал суммой, которая позволила бы открыть небольшую лавочку. Теперь же приходилось начинать все с нуля, и перспективы виделись доктору не самыми радужными.

Отказаться от услуг Лу он просто не мог: парень привязался к хозяину всей душой. Доктор окончательно решил продать лошадь. Это позволит поправить дела на какое-то время и даст время на размышления. После всех неприятностей, что доставила ему Одуванчик, лошадь ассоциировалась лишь с опасностью. По прикидкам Андре, средств, вырученных от продажи Одуванчика, должно хватить на квартиру и безбедное существование до лета. В конце концов, он может найти место чиновника в любом магистрате. Грамотность и хорошие манеры всегда в цене.

Утром, наскоро умывшись и позавтракав, Андре вышел во двор и направился к сараю. Потревоженные лошади тихонько заржали. Сняв с гвоздя сбрую, он решительно приступил к кобыле. Лу, вошедший следом, с изумлением наблюдал за хозяином.

Через добрых полчаса они выехали из деревни. Андре, вдохновленный маленькой победой, с удовольствием дышал полной грудью. Одуванчик шла тяжело и неохотно. После сегодняшнего натиска со стороны хозяина она была немного ошеломлена и явно пока не придумала план дальнейших действий. В том, что лошадь замышляет очередное злодейство, доктор даже не сомневался. Прежний хозяин не зря называл ее Заразой.

Дорога прошла за ленивой беседой. Хозяин и слуга были в приподнятом настроении, хотя Лу уже начинал скучать по родным. Подъехав к городу, всадники решили не отдавать лошадей на конюшню. Двухчасовая остановка была короткой, и это не имело смысла.

У ворот Андре спешился, подвел Одуванчика к коновязи и нерешительно огляделся. Пара бродяг, глазеющих на него издалека, не внушала ни малейшего доверия. Лу беззаботно привязал Гнедого и ждал хозяина.

На крыльце соседнего дома ошивался мальчишка с крайне подозрительной физиономией. Андре рассудил про себя, что из двух зол выбирают меньшее, и подал сорванцу знак. Тот подбежал с завидной резвостью, подставляя шапку для монеты. Доктор вручил мальчишке медяк и пообещал столько же, если к его возвращению лошадь будет цела и накормлена.

Через несколько минут путники вновь вошли в двери «Зеленого боцмана». Андре крикнул с порога:

– Нам всего, да побольше! И пирогов с собой заверните, с мясом.

– Сию минуту, господин доктор! Сию минуту! – радостно хлопотал хозяин, – Может быть, стаканчик эля с дороги?

– Лучше принесите подогретого вина. Нам далеко ехать, нужно разогреться как следует, – пошутил Андре.

Клод принес заказ и, заворачивая пироги на прилавке, завел разговор:

– Значит, вновь в дорогу?

– Да. Здесь делать больше нечего.

– Слыхал я, какие страсти в деревне творятся, – кивнул трактирщик, – Весь город об этом судачит. Два убийства – подумать только! Из-за наследства, верно говорят?

– Верно, в общем…

– А что ведьма замешана – это правда?

– А это неправда… Да что вы спрашиваете – скоро суд, дело не секретное. Сходите и все сами узнаете.

– Да куда мне, там все места молодежь расхватает, – вздохнул трактирщик.

Доктор не успел ответить ему, потому что снаружи послышался топот и в открытые двери ввалился секретарь.

– Нашел! – воскликнул он. – Меня брат Бартоломью послал за вами. Лошадку вашу в окно приметил и послал… Еле нашел: мальчишке у ворот пришлось два медяка дать, чтобы вспомнил, что вы в «Боцмана» направлялись… Уф!

Он упал на скамью, ловя ртом воздух. Монах стащил шапку с головы и обмахивал раскрасневшееся лицо. Толстяк явно не привык бегать.

– Но зачем я нужен брату Бартоломью? При нашем прощании вы уверяли, что мое участие в следствии окончено.

– Не знаю, честное слово… Сказал: веди – я и побежал за вами. Мое дело – выполнять. Уж не обессудьте, доктор.

– Да какое там… Вы позволите нам закончить обед?

– Разумеется, разумеется! Он не торопил, просто велел вас не упустить – чтобы без разговора из города не уехали.

– Прекрасно. В таком случае, может быть, разделите с нами трапезу?

– С удовольствием, – монах шумно подвинулся к столу и потянул к себе блюдо с жареными перепелами, – Брат Бартоломью после возвращения все постится, и мне с ним приходится, знаете ли…

Менее чем через час все трое шли по направлению к монастырю. Прохожие с интересом оборачивались на необычных спутников: первым семенил секретарь, за ним шагал доктор в своем черном одеянии и замыкал шествие великан Лу.

Монастырь бенедиктинцев поразил путешественников тихой торжественностью. Высокие каменные стены окружали мощеный двор, тучные монахи сновали туда-сюда с важным видом. Лу в нерешительности остановился.

– Я вас лучше тут подожду, – пробормотал он, – Там внутри, наверно, сплошное золото да хрусталь – разобью еще, ввек не расплатимся.

– Хорошо. Усядьтесь где-нибудь и постарайтесь не привлекать лишнего внимания. Я скоро выйду.

Следом за секретарем Андре вошел в старинное здание. Каменные своды навевали тоску. Воздух был пропитан благовониями, шаги звучали гулко, а монахи внутри оказались еще тучнее и серьезнее. Доктору невольно показалось неуместным черное одеяние, которое он носил не по праву.

Секретарь вел его по мраморным лестницам, извилистым коридорам и анфиладам. В готичные окна лился свет с улицы, и только это напоминало, что снаружи идет совсем другая жизнь. В которой мало места для бога, поста и послушания, но много радости и вкусной еды.

Секретарь остановился перед очередной дверью, приложил палец к губам. Он постучал и первым зашел внутрь, оставив доктора ожидать снаружи. Через минуту монах пригласил Андре в комнату. Войдя, тот оказался в небольшой келье. Брат Бартоломью оставался верен себе и в повседневных привычках: он жил более чем скромно. Грубо сколоченный стол, деревянная скамья и единственный сундук составляли все убранство комнаты. На столе горела свеча и лежали бумаги. Каких-либо личных вещей доктор не увидел: очевидно, хозяин хранил их в сундуке, служившем ему также и постелью.

Андре поклонился монаху.

– Доброе утро. Брат Жозе нашел меня в «Зеленом боцмане»; с его разрешения мы съели завтрак, который уже принесли, и сразу отправились сюда.

– Я знал, что секретарь не упустит возможности подкрепиться… Верно? – с улыбкой спросил брат Бартоломью. Андре кивнул, и он продолжил, – Полагаю, вы теряетесь в догадках, зачем я вас пригласил?

– Это так. Признаться, я был удивлен, встретив брата Жозе. Ведь в деревне мне сказали, что участие в суде не потребуется.

– Суд здесь ни при чем. Во всяком случае, тот суд, о котором вы думаете.

Монах подошел к крошечному окну и поманил доктора:

– Взгляните. Видите часовню на холме?

– Вижу…

– Оттуда открывается замечательный вид на город. Это часовня Сен-Жак; когда-то на ее месте стоял храм Юпитера. После ухода римлян языческий алтарь пришел в запустение, и о его существовании помню теперь только я да пара городских архивариусов. Ранние христианские отшельники устроили там скромное убежище, а много веков спустя на этом месте выстроили часовню, – брат Бартоломью помолчал, – Благое дело обязательно будет процветать, а дурному суждено угасание и забвение.

– Не понимаю, почему вы мне об этом говорите, – пробормотал доктор.

– Потому что мой брат, о котором я упомянул при нашем знакомстве, – бессменный декан университета, в котором вы якобы учились… Аферисты должны лучше продумывать свои легенды, мсье. Вы здорово послужили следствию, поэтому я дал вам уйти один раз. Вы помогли правосудию, поэтому отпущу вас во второй, – монах отошел от окна, – Однако не ожидайте слов признательности с моей стороны или каких-то еще выгод с этого дела. Я не окажу такой чести шарлатану.

Андре вспыхнул.

– Видит бог, я и не ожидал разжиться на этом печальном деле. И вы во многом правы, брат Бартоломью, но все-таки я не заслуживаю такого презрения.

– Вот как? Вы, может быть, скажете, что называетесь доктором по праву? – с иронией осведомился монах.

– Не хуже иного выпускника университета. Я неплохо разбираюсь в травах… Ничего особенного, они известны любому аптекарю. Я не суюсь на поля битв, чтобы не покалечить еще сильнее тех, кому и так досталось… Я держусь подальше от рожениц и тяжелобольных, – Андре остановился перевести дыхание, – Да, я зарабатываю на хлеб, выдавая себя за того, кем не являюсь, но клянусь, от этого еще не пострадал ни один…

Он оборвал речь – оправдываться было попросту стыдно. Андре было все равно, что будет думать о нем этот святоша. Проходимец? Аферист? Что ж, он заслужил каждый из этих нелестных эпитетов. Он устал от самобичевания, которым занимался эти долгие две недели, устал от необходимости оправдываться. В конце концов, с какой стати он должен выслушивать нотации от этого крючкотвора?

– Знаете… – вырвалось у Андре, – мне не в чем оправдываться. И уж точно не перед вами! По крайней мере у меня хватает совести не изображать праведника, коим я, бесспорно, не являюсь.

Брови монаха изумленно поползли вверх.

– Что вы пытаетесь сказать?

– Мне известно, что Тибо вы оправдали только получив взятку. А перед этим грозили ему пыткой, хотя дело явно было простым несчастным случаем!

– Я? Требовал взятку? – брат Бартоломью развел руками, – Видит бог, возможностей на моей службе хватает, но я всегда сохранял честность и непредвзятость. А в невиновности рыбака убедился сразу. Он так винил себя, так ругал за пьянство и за то, что вообще вышел в море…

– Но к чему тогда ему рассказывать об этом?

– Не знаю. Я вынес оправдательный приговор сразу после нашей беседы. Правда, мое решение ему передал брат Жозе…

Мужчины, не сговариваясь, посмотрели на дверь, за которой остался толстенький секретарь.

– Трудно найти хорошего слугу, – с горькой усмешкой заметил брат Бартоломью, – Признаться, я вожу его с собой только чтобы записи вел… Я письменную речь понимаю куда лучше, чем устную. Бывает, целый день допрашиваешь болванов этих – и неважно, какого они сословия, – так что голова кругом. А перед сном взглянешь на его протокол – и все ясно становится.

Андре чувствовал себя еще более неловко, чем раньше. Упрекнуть этого человека во взяточничестве теперь казалось чудовищным святотатством. Впрочем, монах не выглядел рассерженным. Скорее он был смущен неожиданным поворотом разговора и полученным выводом. Как все честные люди, самый жгучий стыд он испытывал за чужие прегрешения.

– Я убедился, что вы не похожи на обычного шарлатана, – наконец сказал брат Бартоломью, – У тех совесть в дефиците, а вы, мсье, извелись тогда от одной мысли, что упустили подозреваемую. А потом скакали в деревню во весь опор, лишь бы предотвратить новую беду – нет, человек без чести такого не сделает.

Доктор промолчал. Его считают не самым конченным типом – что ж, это приятно слышать.

– Я вижу, что вы образованы и, лучше того, умны, – продолжал священнослужитель, – Думаю, вы способны найти себе достойное место в обществе. Однако настоятельно советую…нет, требую, чтобы вы прекратили медицинскую практику.

– Боюсь, это все, что я умею, – неуверенно ответил Андре, – Происхождение мое весьма темное. Я много странствовал и связей где-либо не нажил. В таком положении трудно, если не сказать, невозможно, найти приличную работу.

Монах едва заметно улыбнулся.

– Хорошо что вы не даете пустых обещаний. Я уж приготовился выслушать клятвенные заверения в вашей грядущей непогрешимости. Слышу их по несколько раз на дню – признаться, надоело… Такая откровенность внушает доверие. Постараюсь вам помочь.

Он уселся к столу и принялся что-то писать. Доктор с любопытством и не без тревоги наблюдал за его действиями. Когда священнослужитель закончил, он присыпал бумагу мелким песком, стряхнул излишки и протянул документ Андре. Тот несмело взял ее и углубился в чтение. Наконец он поднял изумленные глаза на монаха.

– Вы это серьезно? То есть, – опомнился он, – простите, брат Бартоломью… Я хочу сказать, что не заслуживаю такого доверия.

– Отнюдь. Человек который печется об истине, всегда его заслуживает. Моя рекомендация откроет вам многие двери, и я надеюсь, вы не станете злоупотреблять этой возможностью.

– Ни в коем случае, – воскликнул доктор, – Я тронут оказанным доверием и постараюсь как смогу оправдать его.

Поклонившись монаху, он круто развернулся и вышел. Миновал встревоженного брата Жозе, который явно грешил подслушиванием, и выбрался по каменным коридорам наружу. Лу ждал его во дворе. При виде радостного выражения на лице хозяина слуга тоже заулыбался.

По пути к городским воротам доктор успел рассказать Лу содержание беседы с монахом. Выслушав эту невероятную историю, парень надолго задумался. В конце концов он заявил, что теперь точно никуда от хозяина не денется. Когда они выехали из ворот, на сердце Андре было легко и спокойно: эту битву он выиграл. Денег, конечно, не заработал, но получил куда больше.

Во внутреннем кармане плаща лежала свернутая бумага с печатью монаха. Этот документ мог открыть любую дверь; de facto он делал доктора агентом католической церкви. Брат Бартоломью употребил все красноречие, чтобы описать добродетели Андре и рекомендовать его как дотошного и честного следователя.

Лу вспомнил о чем-то, лукаво глянул на хозяина и поинтересовался:

– Между прочим, а как ваше настоящее имя?

– Какая теперь разница! – улыбнулся доктор.

.