Глава 9
ВЕДЬМА
— Жениться тебе нужно, Паша. — Я перевернул шампур другой стороной, залил загоревшиеся угли пивом из своей бутылки.
— Нет, хорош… — Паша лежал в шезлонге, подставив голый торс летнему солнцу. За последний месяц он скинул четыре килограмма и теперь сильно гордился этим. — Два раза уже было, третий раз сам не хочу. Тем более что счастливый свадебный пиджак я уже выкинул.
— Ну-ну, — хмыкнул я. Сгреб по пять шампуров в каждую руку и положил их на пластиковый поднос. — Айда жрать, пожалуйста, — повернул голову в сторону дома и крикнул: — Девчонки, готово!
Паша сел, взял крайний шампур и впился в него зубами, я с удовольствием последовал его примеру.
Из дома вышли близняшки, схватили по шампуру и ушли обратно, досматривать какой-то фильм.
— Слышал уже, мразоте педофильной пожизненное впаяли? — Паша облизнул жирные пальцы, тоскливо посмотрел на кучу мяса, не выдержал борьбы с самим собой и взял второй шампур.
— Нет, — удивленно ответил я. — Суд вроде должен быть только через месяц!
Паша прожевал кусок, вытер рот рукой.
— Да че-та там… непонятно, как получилось, суд перенесли.
— Вот как… — задумчиво отложил шампур. Надо позвонить судье, вынести благодарность. — Я сейчас.
Зашел в дом и уединился в спальне, набрал номер судьи.
— Валентина Андреевна, здравствуйте. Узнаете мой голос?
— Да. Вы же обещали… — Невыразительный голос, полный печали и безнадежности. — Я с утра нахожусь в больнице, а они все спят.
— Только что узнал. — Я потянулся к своему «касанию тьмы» и без труда развеял заклинание. — Будите. И не думайте, что, если спрячете их от меня, вам это поможет. Дотянусь и до другой стороны планеты.
В телефоне послышался шорох и тихий голос:
— Оля, Олечка, проснись, пожалуйста…
— Мама… Что случилось?
Донесся стук телефона о твердую поверхность, и связь отключилась.
Я вышел из дома, посмотрел, как Паша доедает третий шампур мяса, и со вздохом взял свой. Есть уже не хотелось… Чувствовал себя шантажистом. Хотя разве это шантаж, заставлять людей делать свою работу? То, что ты обязан делать?
— Ты что загрустил, друг? — спросил Паша. — Все ж нормален? Педофила ты нашел, его посадили, весь город радуется!
— Взгрустнулось чего-то… — Я взял бутылку пива со столика, сделал большой глоток.
Раздался стрекот мотоцикла за забором, приблизился к воротам и пропал.
— К тебе, что ли? — удивился Паша.
— Не знаю. — Я поглядел в сторону ворот — мой сторож, которого я, кстати, ни разу не видел, приоткрыл створку и с кем-то разговаривал. Спустя минуту он, приволакивая правую ногу, направился к нам.
— Ты че, инвалида в сторожа взял? — спросил приятель.
— Еще не знаю… — Дарья мне ничего не говорила…
Парень лет двадцати доковылял до нас, остановился неподалеку. Несколько секунд помолчал, разглядывая, потом нехотя поздоровался:
— Здравствуйте. Там к вам из деревни старик приехал, Поликарпом Дмитричем назвался. Что ему сказать?
— Тебя как звать, сторож? — грубо спросил я, внимательно рассматривая ауру парня. Двадцать лет, серьезная травма ноги. А в глазах — ненависть. Причем не ко мне именно, а ко всем и всему.
— Антон, хозяин. — Он иронично шаркнул больной ногой.
— Пропусти деда.
Парень молча развернулся и поковылял обратно.
— Че у тебя с ногой, Антоха? — внезапно спросил Паша.
Антон, не оборачиваясь, негромко произнес:
— Не ваше дело.
Паша дернулся было, потом решил, что связываться с больным не очень хорошо, и расслабился.
— Борзый…
— Да и пусть… — пожал я плечами. — Действительно, не наше дело.
Поликарп Дмитрич, одетый в древний, наверняка довоенный серый костюм, подошел к нам. На ногах калоши, штанины заправлены в носки. Мнет кепку в руках.
— Здрав будь, Владимир, — чуть поклонился дед.
— Здравствуй, дед Поликарп, — я встал и поздоровался за руку, — садись за стол, угощайся.
— Спасибо за приглашение, сыт. — Опять взялся мять кепку в руках.
— Случилось что, дедушка? — Я сразу понял, что не просто так пришел. Даже интересно стало, что у них в деревне произошло.
— Давеча разговор меж нами был… Что если помощь нам понадобится по твоей линии, ведовской… — издалека начал дед. — Так вот ведь, напасть какая случилась… — и замолчал.
— Не томи, дед, рассказывай! — не выдержал Паша.
— Дак ведь бабка Матрена на старости лет совсем головой повредилась… Пакостит… — Старик опять замолчал, опустил голову. — Поговорил бы с ней… Приструнил…
— Ты чего, дед?! — возмутился Паша. — Хочешь, чтобы мы бабку на разбор тащили?
— Погоди, Паша. Похоже, не все так просто, — успокоил я друга. — Рассказывай сначала, дедушка.
— Дак ведь пакостит, почитай, второе лето уже… В прошлом годе у Любки корову со двора свела, потом пацана ейного сглазила, заикался половину лета… — покачал головой дед. — А ведь просто не поздоровалась с ней Любка, дуреха. Соседку, старуху Праську, со света сжила, тож ведь поругались по-соседски… Забор у Праськи упал на Матренины грядки с капустой…
Паша застыл, выпучил глаза.
— А нынче так вообще порчу навела на девчонок, высохли совсем, не едят толком… В Озерное возили, а тамошняя бабка помочь не смогла. Наша Матрена, видать, посильнее будет. Девчонки ейную вишню рвали, с веток, что на улицу свисают. Разве ж можно так, а?
Дед опять помолчал, вспоминая.
— У Дуняшки коровы болеют, молока и литра не дают, тож ейная работа. Плечом Матрену невзначай в магазине зацепила. Так и извинилась Дуняшка, а та все равно злобу затаила.
— Так надо было сжечь ведьму вместе с домом! — отошел от шока Паша. — На вилы да…
— Так ведь, Павел, — заговорил дед, — те, кто знают правду, боятся… А кто не знает, тот не верит… Да ведь не всегда Матрена такой вредной была. Раньше и повитухой помогала, и зубы хорошо заговаривала. Сглаз снимала да порчу тож. Травки сушила, от живота да головы оченно помогало…
— Поеду на бабку Матрену гляну, — сказал я Паше. — Ты со мной?
— Конечно! — возмутился друг. — Когда я еще ведьму увижу?!
Мы загрузились в Пашин «крузак» и поехали по пыльной дороге за дедовым мотоциклом. Въехали в поселок, дед заглушил свой старый «Иж Юпитер» у первого дома. Паша остановился рядом, я открыл окно.
— Дальше по улице, пятый дом справа, — спрятал глаза старик. — А я пойду лягу, спину чегой-то ломит… Знай, к дождю…
— Вот дед… — сказал Паша, когда мы тронулись. — На разборку нас подписал, а сам в кусты! Испугался, сто пудов!
— Точно… — Я разглядывал нужный нам дом. Дом как дом… Вон и бабка в огороде ковыряется…
Мы вышли из машины, я накинул «щит духа» — кто их, бабок, знает… Потянул на себя приоткрытую деревянную калитку и шагнул во двор. Бабка Матрена оглянулась на шум, бросила зеленую пластиковую лейку и направилась к нам.
В ней не было ничего от канонической ведьмы — в меру полненькая, лицо круглое, нос картошкой. Одета в старый спортивный костюм, синий, шерстяной, с белыми полосками. Такие были модными в начале семидесятых… Волосы убраны под белую косынку. Улыбается… А улыбается неприятно… Я пригляделся — так и есть, «личина» висит. Чужое лицо люди видят, не ее…
— С чем пожаловали, гости незваные? — спросила бабка и запулила в меня «тенью страха».
Я от удивления остолбенел. Заклинание, конечно, слабенькое, кривое вышло. Не обучалась ведьма в магических университетах.
Заклинание разбилось о «щит духа», но самым краешком зацепило моего друга. Паша слегка взбледнул и спрятался за мою спину.
Старуха прищурилась, выдала на-гора ведьмовский комплект: «порча», «неудача», «сглаз». Быстро так, наловчилась, видать, старая, за свои годы.
— Так… — протянул я. — Значит, воевать собралась, ведьма…
Схватка на порядок более сильного мага со слабым — молниеносная. Накладываешь «сферу отражения», которую слабый маг просто не в силах снять, и давишь его тупой силой, пока не выдохнется. А у ведьм вообще сплошная ментальная магия.
Но я сделал по-другому, нужно наказать ведьму, не фиг с порога атаковать… Активировал «пресс» и стал медленно наращивать давление. Бабка еще успела применить два заклятия — сначала «разрушение чар», которое просто не сработало, так как было очень слабенькое. Потом попыталась достать меня «ослеплением» — мой «щит духа» его отклонил.
Бабка Матрена рухнула на колени, потом распласталась всем телом на тропинке. Я присел на корточки рядом с ней и слегка ослабил давление.
— Убивать будешь? — спросила Матрена.
Я посмотрел на ее вдавленное в землю лицо, заглянул в глаза. Там не было ничего, кроме усталости, да еще и «личина» спала. Да, совершенно другое лицо — высохшее, костлявое, носасто-крючковатое…
— Не знаю пока… — честно сказал я. — За нападение вроде и убить тебя нужно, с другой стороны, ты бы мне все равно ничего сделать не смогла.
— Отпусти заклинание. Тяжело, — попросила бабка. — Не бойся, нападать не буду.
— Да я и не боюсь, — пожал плечами и развеял «пресс». — Ты бойся.
Матрена медленно встала на четыре точки, подползла к стене дома и оперлась на него спиной.
— Зачем пакостишь, старуха? — Я сел на травку напротив нее. — Жить надоело?
— Ты прав, колдун, надоело. Сто тридцать лет в этом году мне минуло. — Она, обнажив остатки волос, сняла с головы платок. Отряхнула, повязала снова. — Видела я, что ты сильнее меня, думала, убьешь сразу. Не хочу еще цельный десяток лет мучиться. А самой нельзя, ты знаешь… Нежить из ведьм получается страшная.
— Три дня тебе, ведьма. Потом умрешь, — сказал я и наложил на нее «увядание». На молодых практически не действует, а стариков убивает быстро. — Исправь то, что натворила. Приеду, проверю. Не исполнишь, лучше тебе самой утопиться. Поняла?
— Исправлю, колдун, куда ж я денусь. — Деревенская ведьма поднялась на ноги и, держась за бревенчатую стену дома, поковыляла в сторону крыльца. Заклинание уже начало действовать.
Мы вышли со двора старухи, сели в машину, Паша завел двигатель и спросил:
— Она правда умрет?
— Конечно. Три дня, и увезут на кладбище. — Я задумался.
— Че-та как-то неправильно это, старух убивать, — сказал Паша и нажал педаль газа.
— Ты же слышал, она сама этого хочет. — Я посмотрел на него. — Легко умрет, не переживай. Да и пора уж ей…
Паша довез меня до дома и уехал по своим делам. Я зашел во двор, сел в шезлонг и задумался. По всем поверьям перед смертью ведьма может передать свой дар. Вот только непонятно, появится ли дар у человека, не способного к магии? Прикинул, и так и так выходило, что возможно. Вероятность была высокая.
— Ерема, позови Вику, — вслух приказал я.
— Да, хозяин! — прошелестел голос домового.
Девчонки пришли вдвоем, Кате тоже стало интересно, что это, сестру зовут, а ее нет…
— Куда ездили? — Вика присела рядом, положила прохладную ладошку мне на грудь.
— Почему нас не предупредил? — строго спросила Катя и залезла мне на колени, в глазах ее искрились смешинки. — Ты уж давай, Великий и Ужасный, ставь нас в известность, когда уезжаешь из дома!
— В следующий раз — обязательно! — Я улыбнулся. — Вика, я задам тебе один вопрос… Хочешь стать ведьмой?
— Ведьмой? — Она передернулась. — Нет, не хочу. Они страшные и злобные!
— Ну почему, — я улыбнулся, — пока молодые — очень даже ничего! А злобные они в старости, потому что их никто не любит!
— Я, я хочу! — заерзала Катя. — Можно я буду ведьмой?
— Нет, Катюш, не получится. У тебя уже есть Дар, слабенький, конечно, но… Если его развить, будешь магиней, — ласково погладил ее по спине, ощущая тепло тела сквозь тонкую ткань халата. — А вот у Вики нет никакого…
— Вот, так всегда! — Вика нахмурилась. — Она магиня, а я ведьма… Несправедливо!
— Бе… — Катя высунула острый язычок, поддразнивая сестру. — Ведьма, ведьма!
— Вик, ведьмовской дар, перешедший от старой ведьмы, может быть очень силен. Думаю, даже сильнее, чем у твоей сестренки. Конечно, фаерболами ты кидаться никогда не сможешь, но ментальная магия в умелых руках пострашнее сгустка плазмы.
— Ну хорошо… — неуверенно произнесла девушка. — А где ты ведьму возьмешь? Ну, чтобы Дар у нее забрать?
Я, ничего не скрывая, рассказал девочкам о наших приключениях в поселке. Близняшки повозмущались злобной старухой и дали слово, что никогда такими не станут.
— Я буду хорошей ведьмой. — Вика прижалась ко мне, заглянула в глаза. — Только не зовите меня так. Я сделаюсь доброй волшебницей! — Она мечтательно улыбнулась.
— Хорошо, солнышко, — посмотрел на Катю. — Давай, малыш, пообещай сестре, что не будешь ее звать ведьмой. А то научу Вику одному заклинанию, начнешь потом спотыкаться на каждом шагу! — шутливо пригрозил девчонке.
— Ладно, пусть будет волшебницей… — нехотя сказала она. — Такая дразнилка клеевая была, — и вздохнула.
— Вот и хорошо, через пару дней скатаем, навестим Матрену…
— А ты меня научишь фаерболами кидаться? — спросила Катя, положив голову мне на плечо.
— Тебе до фаерболов, как до Китая… гм… задним ходом… У тебя энергоканал как игольное ушко. Развивать нужно.
— А у меня?
— А у тебя вообще пока никакого нет. Будем посмотреть, что получится с Матреной.
Через два дня мы собрались к ведьме. Близняшки натянули обтягивающие голубые джинсы и черные кожаные сапожки на высоком каблуке; надели темные водолазки. Стянули волосы в хвост на затылке, ну и получился «боевой камуфляж» а-ля «демоницы в городе», только хлыстов не хватало…
— Как мы тебе? — Катя покружилась. — А?
— Страшные, но красивые. — Увидел, как обе возмущенно поднимают брови, и сразу поправился: — Страшно красивые!
— То-то! — Катя победно вскинула голову. — Мы готовы!
— Только я боюсь… — Вика нервно перебирала пальцами край водолазки.
— Не трусь, Викусь, — срифмовала сестренка. — Ты всегда трусихой была. Вова с нами, значит, все будет хорошо!
— Все будет нормально! — Я приобнял девчонку, наложил на нее «спокойствие». — Давайте прыгайте в машину!
— Я вперед! — Цокая каблучками по асфальту, Катя побежала к машине и запрыгнула на переднее пассажирское сиденье «Форестера».
Вика подняла голову, встретилась со мной глазами.
— Все, уже не боюсь!
— Вот и молодец, прыгай за руль! А я, как барин, сзади поеду, — ласково улыбнулся ей.
Вика аккуратно вырулила со двора, направила машину в сторону поселка и неторопливо поехала по гравийке, сосредоточенно объезжая ямы.
— Вик, ну ты чего так медленно? — возмутилась Катя. — Дай я за руль сяду!
— Мы никуда не торопимся… Вик, как в поселок въедешь, остановись у первого дома, с дедом надо поговорить.
— Хорошо.
Девушка остановила машину там, где попросил, и коротко бибикнула. Через пару минут из ворот показался Поликарп Митрич и бодрой походкой направился к нам.
— Здравствуй, дедушка. — Я вышел из машины. — Новенькое что случилось?
— И ты здрав будь, — прошелся рукой по бороде дед и степенно начал: — Матрена исправилась… вроде. Надысь ходила по деревне, извинялась… Никак помирать собралась, старая. Мож и порчу свою сняла, про то не ведаю. Но со всеми, на кого злобилась, встренулась, побалякала.
— Спасибо, дедушка. Как обратно проедем, пошли старух к Матрене. Отойдет к вечеру.
— Ох ты ж напасть какая… — перекрестился дед. — Бабку свою упрежу, сходит. А вы туда чего? Ну, к Матрене?
— Проверю, все ли исполнила, что сказал, — не стал вдаваться в подробности.
— Ну, с Богом, с Богом… — перекрестил меня дед, накладывая слабенькое «благословение»… Я еще раз внимательно рассмотрел его ауру — магическими способностями и не пахнет. Вспомнил подходящую фразу: «Вот что крест животворящий делает!» и вера людская… Надо бы в церковь сходить, посмотреть, что там и как. Сделал себе зарубку на память, попрощался и сел в машину.
— Ну, здравствуй, Матрена. — Мы прошли в большую комнату.
— Не до здоровья мне, колдун. — Ведьма сидела в стареньком обшарпанном кресле, стоявшем рядом с кроватью, украшенной вышитым белым покрывалом и пирамидой из пяти подушек. — Зачем девок своих приволок? — и тут же догадалась. — Дар мой передать им хочешь?
Я прошел по полосатому коврику мимо старинного, явно самодельного шифоньера, покосился на лампочку с абажуром, сделанным из алюминиевой проволоки и обложки журнала «Огонек» за тысяча девятьсот двадцать третий год…
— Этой не смогу! — Костлявый палец старухи указал на Катю. — Два Дара в одном человеке не уживутся… А вторая примет… Подойди ко мне, девка.
— Подойди, — разрешил я, отвечая на вопросительный взгляд Вики.
— Дай руки-то. — Ведьма схватила вытянутые вперед ладони девушки. — Колдун, заклинание свое сними. Мешает.
Я молча развеял «спокойствие», Вика дернулась, но Матрена держала цепко. Поймала ее взгляд и забормотала что-то себе под нос. Аура девушки разбухла на глазах, энергия забурлила, окрашивая ее в ярко-зеленый цвет. Пока все шло нормально, но я следил, на всякий случай… Через минуту старуха выпустила руки Виктории и обессиленно откинулась, «личина» растаяла, явив сестрам настоящее лицо. Тихонько взвизгнула Катя, молча попятилась назад Вика.
— Наложи мне «личину», колдун, — попросила бывшая ведьма. — Не узнают меня…
Я выполнил просьбу, вкачав в заклинание энергии дня на четыре.
— Идите, девки, на крыльцо, — попросила Матрена.
— Идите, я сейчас выйду. — Кивнул я им. — Близняшки вышли в дверь, и мы остались одни.
— Сможешь сам-то девку-то выучить? — спросила старуха, глядя в пространство незрячими глазами. — Ведовской науке баба учить должна.
— Смогу. — Я уселся на трехногий облупившийся табурет, в несколько слоев покрытый краской. — Дело нехитрое.
— Ну смотри… Лаской учи, не обижай. — Она помолчала, поправила узел платка под подбородком. — Нельзя мужику девку ведовству учить. Чуть обидишь, косо ляжет учение-то. Хлопот не оберешься потом.
— Учту. — Я поднялся, отодвинул ногой табурет с прохода. — Прощай, Матрена.
— Прощай, колдун. — Одинокая слезинка сбежала по морщинистой щеке. — Иди.
Вечером после ужина, когда я еще сидел за столом, ко мне подошли близняшки, уселись напротив. Вика потупила взгляд и начала рисовать пальчиком на столешнице видимые одной ей узоры, Катя, наоборот, смотрела мне в глаза.
— Что случилось, девочки? — Я сыто откинулся на спинку стула.
— Мы не хотим на тебя давить, но нам нужно серьезно поговорить, — начала Катя. — Насчет сторожа.
— Слушаю, и очень внимательно, — слегка напрягся я.
— Он так смотрит на нас… — Вика несмело подняла на меня глаза, потом опять уперлась взглядом в столешницу. — Я чувствую себя так, словно я сделала что-то нехорошее…
— Мы хотим, чтобы ты его уволил, — взяла быка за рога ее сестра. — Он нас ненавидит! Смотрит, как на… и улыбается поганенько!
— Я понял вас, — расслабился, а то уж понапридумывал всякого… — Никого увольнять за «поганые» взгляды я не намерен. Свою работу он выполняет.
— Думаю, он из-за травмы такой злой. — Вика мельком глянула на сестру, та надулась. Ну ничего, иногда полезно коготки стричь. — Может, ты его вылечишь?
— Я не хочу никого лечить против его воли… — протянул я. — Если он…
— Он никогда никого ни о чем не попросит, — твердо произнесла Вика. — Он упивается своей болью, считает, что она дает ему право на ненависть.
— С чего ты это взяла, солнышко? — Неужели Дар начинает проявляться?
— Чувствую.
— Это хорошо, что чувствуешь. — Я посмотрел на Катю. — А ты, киса, что думаешь по этому поводу?
— Поговори с Дарьей, — коротко ответила она, глядя в сторону. Все еще с обидой.
— Так… Давайте, девочки, сами. — Если Дарья попросит как мать, фиг с ней, свободой воли.
— Я поговорю, — решительно сказала Вика и встала. — Прямо сейчас. Кать, сходишь со мной?
— Схожу. — Девчонки спустились на первый этаж и в полголоса стали о чем-то разговаривать. Я так понял, решали, что рассказать Дарье обо мне.
Близняшки вернулись быстро, не прошло и четверти часа. Привели с собой слабо сопротивляющуюся Дарью в домашней одежде. Она была, мягко говоря, растерянна. Я тоже растерялся, когда увидел, что на ней висит заклинание «убеждение». Все-таки Вика, хоть и неосознанно, смогла его применить… даже не знаю, радоваться ли такому быстрому прогрессу. Нельзя давать автомат ребенку…
— Здравствуйте, Владимир. Я… мне… тут сказали… — путано начала она, растерянно оглядываясь по сторонам, словно не понимая, как здесь оказалась.
— Расскажи мне о сыне, — сознательно перешел на «ты» и усилил действие слабенького «убеждения». — Что с ним случилось?
— Он мне мало что рассказывал… — Дарья опять потерянно оглянулась. — Служил на Северном Кавказе… Вместе с оружием пропал с поста. Его объявили в розыск как дезертира! — Тут она расплакалась. — Представляете, приходит ко мне участковый и спрашивает, где я прячу сына! Мол, он дезертир! А последнее письмо я получила за месяц до этого — Дарья вновь зашлась в рыданиях, а девчонки, успокаивающе поглаживая ее по плечам, усадили на диван.
— Успокойся. — Поверх «убеждения» легло «спокойствие». — Дальше.
Женщина вытерла слезы, прерывисто вздохнула и уже спокойно продолжила:
— Он вернулся в часть сам, через два месяца. Грязный, оборванный, с изуродованной ногой. Рассказал, что был в рабстве. Первый раз убежал, поймали — искалечили ногу. Чтобы быстро не бегал. — Дарья замолчала, вспоминая. — Потом, когда нога стала заживать, убежал второй раз. Несколько недель выбирался горами, лесами. — По ее спокойному лицу побежали слезы. — Ел всякую гадость, от личинок до лягушек…
— Дальше, — приказал, глядя на нее.
— А потом — госпиталя, операции, допросы. Ногу до конца вылечить не смогли, слишком сильные повреждения… Озлобился на всех… Даже на меня, хотя я-то в чем виновата? В том, что от армии не отмазала? Так он сам туда рвался. «Приду, — говорит, — мужиком, мама». Пришел вот такой…
— А что с делом о похищении? — тихо спросила Вика, вытирая мокрые щеки ладошкой. — Нашли тех, кто это сделал? — Девушка быстро-быстро моргала ресницами, стряхивая слезинки.
— Как же… — криво улыбнулась Дарья. — Кавказ же исправился, какое там может быть рабство и похищение людей? Нам же говорят с экранов телевизоров, что Кавказ дружелюбный, всех боевиков поймали, посадили. Показывают заново отстроенные аулы, улыбающихся чабанов, говорящих о любви к России. Но не показывают, кто убирает дерьмо за овцами, кто ночами таскает камни с рек для стройки, выполняет всю тяжелую работу… Кого можно бить и пытать, когда захочется… В России рабства быть не может… Тем более в таких масштабах.
— Чем дело закончилось? — Мне тоже стало интересно, хотя я уже и догадался…
— Ничем. Ладно, хоть не посадили за дезертирство и потерю оружия. Обещали, если болтать много будем…
— Понятно… — протянул я. — Дальше лечить не пробовали?
— Травматолог сказал, что нужен растянутый во времени комплекс операций. Что-то там восстанавливать, наращивать. Что лучше это делать в зарубежных клиниках. Антон отказался, хотя его отец и предлагал оплатить лечение. — Она замолчала.
— Почему? — хором спросили удивленные близняшки.
— Когда сына комиссовали по состоянию здоровья, мы уже несколько месяцев были в разводе. Когда Антон узнал, чуть не убил отца, еле оттащили. Сказал, что не нужен ему такой папашка… И деньги его не нужны.
— Ты хочешь, чтобы сын стал здоровым? — задал я дурацкий вопрос. А что делать…
— Конечно… Какая мать не хочет, чтобы ее ребенок был здоров? — недоуменно подняла на меня покрасневшие глаза Дарья. — Но он не возьмет у вас деньги.
— Позови его! Скажи, нужен.
Дарья послушно набрала номер на сотовом, после того как сын взял трубку, сказала в микрофон:
— Антош, подойди в дом к Владимиру. Помощь твоя нужна, — убрала телефон и опустила голову.
— Вика, — решил при Дарье не звать домового. — Простыню, чистую. Катя — бутылку водки.
Девчонки стартанули с места, а Дарья задала вопрос:
— Слухи ходят, что вы сильный экстрасенс… Я не знаю, правда это или нет… Но если вы можете, помогите ему, — и, несмотря на «спокойствие», заплакала.
Прибежали близняшки, сунули мне в руки бутылку и аккуратно сложенный кусок белой ткани, вопросительно заглянули в глаза.
— Придет Антон, скажите, пусть спустится в подвал, типа мусор убрать, что ли…
— Ерема. — Я остановился перед кристаллом, настраиваясь на него.
— Да, хозяин, — прозвучало сзади.
— Стол с первого этажа подвала спустите сюда.
— Прости, хозяин. Не сможем. Большой шибко, — виновато произнес домовой.
— Разберите стол, перенесите сюда по частям. Справитесь?
— Да, хозяин.
За спиной раздался шум и тут же прекратился, домовые собрали мебель.
Я, конечно, никогда такие операции не делал, знаю только теорию, но, думаю, справлюсь. Прошелся по подвалу вокруг наполненного мощью кристалла-маносборника, освежая в памяти заклинания и тут же подвешивая их в неактив. Многовато… Хватило бы канала… Надеюсь, мне не придется активировать все.
— Понастроят лестниц круглых… — злобно прозвучал голос спускающегося сторожа. — Буржуи драные. Чтоб вас всех… — остановился, удивленно осмотрел помещение, задержался взглядом на кристалле. — Это что еще за хрень?
— Кристалл, — ответил я и, сосредоточившись, направился к столу, накрытому простыней. Тут же стояла бутылка водки. — Подойди сюда.
— Что, водку пить будем? — Антон доковылял до меня. — И че, без закуси? — презрительно скривил лицо.
— Залезай на стол.
— На фига? — Парень подозрительно посмотрел на меня. — Ты чего, извращенец? С кем-нибудь другим развлекайся!
— Да что ж ты такой трудный, а? — психанул я и ударил его парализацией, подхватил обмякшее тело, кинул на стол. — И тебя вылечим…
— Ты чего это? — невнятно произнес он, когда я повернул его на бок.
— Станешь мешать, всего парализую. Сможешь, как овощ, только глазками моргать. Но не хотелось бы, и так большой расход энергии намечается. Сейчас будет больно, — ткнул кончиком «огненного когтя» в поясницу рядом с позвоночником, вскрывая нервный ствол. На него легла «локальная заморозка». — Штаны с тебя снимать не буду, а то опять в извращенцы запишешь.
Разрезал штанину вдоль, поднял лоскуты вверх, обнажив ногу чуть выше колена. Да, зрелище еще то — от середины икры до ступни мышц практически нет, то ли атрофировались, то ли срезаны… «взгляд лекаря» сработал как рентген, только в цвете. Старательно полил водкой ногу от стопы до начала бедра, не забыл и свои руки.
— Да, парень… — Я посмотрел ему в лицо. Он старательно выворачивал шею, пытаясь разглядеть, что я делаю. — Покорежило тебе ногу… Да и врачи армейские накосячили…
Нервный ствол в икре был порван и либо сшит неправильно, либо после операции частично разошелся шов. Отдельные волоски нерва вросли в мясо, что наверняка вызывало сильную боль при хождении и перепадах атмосферного давления.
— Начнем, пожалуй, с нерва, ты не против? — смахнул «когтем» искореженные, сросшиеся между собой мышцы, открывая поврежденный участок, кинул за спину на пол. — Не переживай, солдат, новые выращу.
Аккуратно пережал телекинетическими «зажимами» крупные сосуды, которые не запаялись «огненным когтем», вырезал поврежденный участок, взял концы нерва пальцами, натянул, прижал друг к другу, срастил.
— Ну вот, — смахнул пот со лба тыльной стороной ладони. — Пока все идет хорошо, — посмотрел на пациента. — Ты как, нормально?
— Нормально… — Антон, бледный как смерть, все так же сильно вывернув шею, смотрел на оперируемую ногу.
— Ну, тогда продолжим… Смотри, шею себе не сверни. — Я задействовал силу, накопленную кристаллом: мощности моего канала тут не хватит. В течение двух часов нарастил все мышцы, каждую отдельно, закрепил, сосуды тоже пришлось вырастить заново. Поправил все сухожилия — хоть их врачи сшили нормально. Только одно, растянутое, пришлось укоротить. Повозился с костями стопы — некоторые срослись неправильно. Сломал заново, срастил. Осталось запаковать все это «мясо» в кожу, но руки начали трястись, голова трещала, слишком мощный поток энергии прошел через мозг.
— Слушай… — Я задумчиво потянул кожу на икре… не хватает. — Сколько смогу, натяну. Нарастить, как было до травмы, сейчас не смогу. Устал. Короче, шрамы украшают, ну, ты понял…
— Ладно, — прохрипел Антон.
Я удивленно вскинулся на него: лицо потное, как у меня, и голова дрожит от напряжения — шея, видать, устала.
— Да я твоего разрешения не спрашивал, так, мысли вслух, — пробормотал и натянул кожу с одной стороны, прижал, срастил. Ту же операцию проделал с другой стороны — некрасиво получилось… уродливый шрам начинался чуть выше середины голени и заканчивался почти около пятки. Снял со своего первого серьезного пациента все заклинания, кинул «спокойствие».
— Все, встань и иди, — спихнул его ноги на пол. — Дай мне полежать, — столкнул его со стола и улегся сам, закрыв глаза.
— Стопа не гнется…
— Обнаглел, да? Сустав у тебя сколько времени не шевелился? Зарос! — произнес устало, не открывая глаз. — Иди и разрабатывай… И не болтай, а то быстро обратно назад все верну. Или того хуже… — Я провалился в забытье.
