Сейчас

Дождь звенит над Римом траурным ноктюрном. Нельзя понять, уже стемнело или еще длится день.

Сандра переступает порог здания с безликим фасадом, за которым, чего никак нельзя заподозрить, скрывается единственная в Риме готическая церковь. Роскошное мраморное убранство, своды, устремленные ввысь, великолепные фрески: безлюдная базилика Святой Марии над Минервой встречает ее.

Эхо разносит звук ее шагов по правому нефу. Она направляется к последнему алтарю. Самому маленькому, самому невзрачному.

Святой Раймондо из Пеньяфорта ждет ее давно. Только раньше она этого не знала. Теперь же словно бы излагает свое дело перед Иисусом Судией между двумя ангелами.

Судилище душ.

Перед фреской, как всегда, теснятся свечи, зажженные прихожанами; на пол капает воск. В отличие от других капелл базилики, только в этой, самой бедной, такое обилие свечей. Усердные огоньки при малейшем сквозняке в унисон склоняют головы, а затем выпрямляются.

Кто знает, во искупление каких грехов их ставят, прежде спрашивала себя Сандра. Теперь она знает ответ. Во искупление грехов всех людей.

Она вынимает из сумки последний снимок, сделанный «лейкой», смотрит на него. Тьма, запечатленная на этом черном снимке, – доказательство веры. Последняя подсказка Давида, самая таинственная, но и самая красноречивая.

Решение следует искать не во внешнем мире, а внутри себя.

Последние пять месяцев она задавалась вопросом, где сейчас Давид и чему послужила его гибель. Сомнения захлестнули ее, она себя чувствовала совсем потерянной. Она – криминальный фотограф, она ищет смерть в деталях, она убеждена, что только так можно все объяснить.

Я вижу вещи через объектив фотоаппарата. Я доверяюсь частностям, они раскрывают для меня ход событий. Но для пенитенциариев существует нечто за пределами того, что у нас перед глазами. Нечто столь же реальное, но недоступное для фотоаппарата, который не все способен запечатлеть. Поэтому я должна усвоить, что порой следует предаться таинству. И принять тот факт, что нам не все дано понять.

Перед великими вопросами бытия человек науки терзает себя, человек веры останавливается. И в это мгновение, в этой базилике Сандра чувствует, что подошла к границе. Не случайно ей приходят на ум слова пенитенциария: «Есть место, в котором мир света встречается с миром сумерек. Там-то и происходит главное: в краю теней, где все разрежено, смутно, нечетко».

Маркус ясно изложил это. Но Сандра поняла только теперь. Истинная опасность таится не в сумерках, а в промежуточной зоне, где свет обманчив. Где добро и зло перепутаны так, что их не различить.

Зло – не во тьме. Оно в тени.

Там-то ему и удается исказить вещи. Монстров не существует, напоминает она себе. Только обычные люди, которые совершают жуткие злодеяния. Поэтому весь секрет заключается в том, чтобы не бояться тьмы, думает Сандра. Ибо все решения – в ее глубинах.

Держа в руках темную фотографию, Сандра склоняется над зажженными свечами. Дует на них, гасит. Их десятки, это занимает какое-то время. По мере того как свечи гаснут, темнота наступает, словно прилив. Все вокруг исчезает.

Закончив, Сандра делает шаг назад. Она больше ничего не видит, она боится, но повторяет себе, что нужно только подождать, и она наконец узнает. Так и в детстве, когда она лежала в постели, перед тем как заснуть, тьма таила в себе угрозу, но стоило глазам привыкнуть, как все возникало вновь, словно по волшебству, – комнатка, игры, куклы – и можно было спать спокойно. Мало-помалу зрение Сандры приспосабливается. Смеркается память о свете, и внезапно она начинает что-то различать снова.

Фигуры вокруг нее понемногу выступают из тьмы. За алтарем новым светом сияет святой Раймондо из Пеньяфорта. Иисус Судия и два ангела тоже облекаются в иной, нестерпимый блеск. На шероховатой стене, серой от копоти, проступают контуры. Это фрески. Сцены благочестия и покаяния, но также и прощения.

Чудо свершается перед ее глазами, и Сандра не верит себе. Самая бедная капелла, где нет ни мрамора, ни украшений, становится прекрасней всех других.

Новый свет скользит по голым стенам, покрывая их бирюзовыми инкрустациями, которые, лучась, поднимаются к сводам. Искрящиеся нити вьются вдоль колонн, которые казались нагими. Всюду – синева, напоминающая о покое океанских глубин.

Сандра улыбается. Фосфоресцирующий лак.

Пусть существует логическое объяснение, шаг, который она совершила внутри себя по дороге к чуду, не диктовался разумом. Она погрузилась в самозабвение, приняла как данность свою ограниченность, радостно отдалась на волю неизмеримого, непостижимого. Не разум вел ее, но вера.

Вот последний подарок Давида. Послание любви. Прими мою смерть, не спрашивай, почему такая судьба выпала именно нам. Только так ты сможешь снова быть счастлива.

Сандра смотрит ввысь и благодарит его.

– Нет здесь никакого архива. Единственная тайна – красота.

За ее спиной слышатся шаги. Сандра оборачивается. Перед ней стоит Маркус.

– Секрет свечения относится к семнадцатому веку, его открыл сапожник из Болоньи, который растолок какие-то камешки и нагрел их, смешав с углем. Обнаружился странный феномен: побыв под воздействием дневного света, они на протяжении нескольких часов продолжали испускать сияние в темноте. – Маркус обвел рукой капеллу. – То, что ты видишь, через несколько десятков лет сотворил, применив состав сапожника, безымянный художник, расписывавший капеллу. Представь себе изумление людей той эпохи, никогда не видевших ничего подобного. Сейчас это не так удивляет нас, поскольку мы знаем причину явления. Во всяком случае, каждый волен выбирать, видит ли он перед собой очередную достопримечательность Рима или же некое подобие чуда.

– Хотела бы я увидеть чудо, серьезно, хотела бы, – с грустью призналась Сандра. – Но разум берет свое. Тот же разум, который говорит мне, что Бога нет и что Давид – не в раю, где вечная жизнь и нерушимое счастье. Но как мне хотелось бы ошибиться.

Маркуса это не смутило.

– Понимаю. Когда один человек впервые привел меня сюда, он сказал, что здесь я найду ответ на вопрос, которым я задавался с тех самых пор, как после амнезии мне поведали, что я священник. – Он дотрагивается до шрама на виске. – Я спрашивал себя: если я и правда священник, где же моя вера?

– И каков же был ответ?

– Что это – не простой дар. Веру нужно все время искать. – Он опускает глаза. – Я ищу ее среди зла.

– Что за странная судьба объединяет нас. Ты должен разобраться с пустотой в памяти, я – с обилием воспоминаний о Давиде. Я вынуждена помнить, ты приговорен к беспамятству. – Сандра умолкает, глядя на него. – И что теперь, ты будешь продолжать?

– Я еще не знаю. Но если ты спрашиваешь, не боюсь ли я, что однажды чему-то удастся совратить меня с пути, я могу только ответить: «Да, боюсь».

Сандра кивает, но чувствует, что сказала не все.

– Я должна тебе кое-что сообщить. – Она надолго умолкает, ей не найти нужных слов. – Один человек тебя ищет. Я думала, что ему нужен архив, но после того, что увидела здесь, поняла: у него другая цель.

Маркус взволнован:

– С чего ты взяла?

– Сама не знаю, но он мне лгал. Выдал себя за сотрудника Интерпола, но это неправда. Не знаю, кто он такой на самом деле, но боюсь, что он опасен.

– У него не получится меня найти.

– Нет, получится. У него есть твоя фотография.

Маркус думает.

– А если и найдет, что он может мне сделать?

– Убить тебя.

Уверенность Сандры не производит на него впечатления.

– Откуда ты знаешь?

– Если он не полицейский и не собирается арестовать тебя, остается одно.

Маркус улыбается:

– Я уже один раз умирал. Теперь мне не страшно.

Сандру убеждает безмятежность священника, он внушает ей доверие. Она до сих пор помнит, как Маркус в больнице погладил ее по волосам. Ей было приятно.

– Я согрешила и не могу простить себя.

– Можно простить все, даже смертный грех. Но просить об этом недостаточно. Нужно поделиться с кем-то своей виной, обнаружить ее – это первый шаг к избавлению.

Тогда Сандра склоняет голову, закрывает глаза и чистосердечно во всем признается. Аборт; любовь, утраченная и обретенная; наказание, какое она избрала для себя. Все происходит совершенно естественно, слова выплескиваются из самых глубин. Ей казалось, что она сбросит с себя тяжелый груз. Но ничуть не бывало: все уплотняется. Пустота, которую оставил в ней так и не рожденный ребенок, зарастает. От тоски, терзавшей ее последние месяцы, остается один только шрам. Сандра чувствует в себе перемены, она обновляется, становится другой.

– И на моей совести лежит тяжкий грех, – говорит под конец Маркус. – И я отнимал жизни, точно так же, как ты. Но разве этого достаточно, чтобы сделать нас убийцами? Иногда убиваешь потому, что так надо: чтобы защитить кого-то или из страха. В таких случаях правосудие должно воздавать иной мерой.

От этих слов Сандре стало легче.

– В тысяча триста четырнадцатом году в области Ардеш на юге Франции чума косила людей. Воспользовавшись эпидемией, банда разбойников терроризировала жителей: грабила, насиловала, убивала. Люди, и без того на грани выживания, были смертельно напуганы. Тогда священники с гор, без вооружения, без боевого опыта, объединились, чтобы оказать сопротивление злодеям. И в конце концов победили. Божьи люди, пролившие кровь: кто бы мог им простить? Когда прелаты вернулись в свои церкви, жители славили их как избавителей. Благодаря этой их защите в области Ардеш больше не совершалось преступлений. И люди стали называть тех священников изгоняющими тьму. – Маркус берет свечу, зажигает ее спичкой и протягивает Сандре. – Вот почему наши действия надлежит судить не нам… Мы можем только молить о прощении.

В свою очередь Сандра берет свечу и зажигает ее от свечи Маркуса. Потом они вдвоем зажигают все свечи, выставленные у ног Христа Судии. По мере того как возрождается к жизни единое пламя, Сандра чувствует себя освобожденной, как и предрек ей пенитенциарий. Воск снова капает на тусклый мраморный пол. Сандра умиротворена, довольна: она готова к возвращению домой. Свечение на стенах слабеет. Исчезают сияющие фрески, блистающие узоры. Мало-помалу капелла снова становится бедной, безликой. Продолжая зажигать свечи, Сандра случайно опускает глаза и замечает, что некоторые капли – красные.

Маленький венец из темных пятен. Но это не воск. Это – кровь.

Она поднимает взгляд на Маркуса: у того течет кровь из носа.

– Смотри-ка, – показывает она, потому что Маркус ничего не замечает.

Он подносит руку к лицу, глядит на испачканные пальцы:

– Такое бывает иногда. Это пройдет. Всегда проходит.

Порывшись в сумке, Сандра извлекает бумажные платочки, чтобы остановить кровь. Маркус берет платочек, прижимает к носу.

– Во мне есть много такого, чего я не знаю, – говорит он, запрокидывая голову. – Обнаруживая что-то новое, удивляюсь; раньше это внушало мне страх. Например, кровотечение из носа. Не знаю, откуда оно взялось, но это – часть меня. И я говорю себе: может быть, однажды это поможет мне вспомнить, кем я был раньше.